Э.Шеклтон - Юг! Глава IХ. Путешествие на лодке (продолжение 2)
Следующей нашей задачей было достать и перенести на берег снаряжение, а также скинуть за борт балласт для того, чтобы мы смогли вытащить лодку. Мы перенесли продукты и вещи выше уровня моря и выбросили мешки с песком и валуны, которые стали нам почти родными. Затем мы попытались вытянуть пустую лодку на берег и поняли, насколько мы стали слабы. Наших совместных усилий было недостаточно, чтобы вытащить Джеймс Кэрд подальше от воды. Время от времени мы все вместе дергали его, но безрезультатно. Я видел, что прежде чем вытащить лодку, было необходимо поесть и отдохнуть. Мы быстро сделали из тяжелых валунов своеобразный отбойник и оставили дежурного, что бы следил за Джеймс Кэрд. Затем я послал Крина в левую сторону бухты, где еще на подходе приблизительно в тридцати ярдах заметил небольшую пещеру. Он не мог много разглядеть в темноте, но сообщил, что место определенно подходит в качестве какого-никакого укрытия. Мы перенесли туда спальники и вместо пещеры нашли лишь углубление в скале с галечным дном, покатым под приличным углом к морю. Там мы приготовили горячую пищу, и когда с едой была покончено, я сказал всем спать. Время было около 8 часов вечера, я взялся первым дежурить рядом с Джеймс Кэрд, который был еще на плаву в бурлящей полосе прибоя.
Удерживать в темноте Джеймс Кэрд от соударения со скалами было очень неудобно. Лодке грозили серьезные удары, если позволить ей подняться на волнах, которые проникали в бухту. Я нашел для ног, которые были в плохом состоянии из-за холода, сырости и недостатка физических упражнений, в качестве опоры плоский камень и в течение ближайших нескольких часов трудился, чтобы удержать Джеймс Кэрд у пляжа. Периодически я бросался к бурлящей воде. Затем, когда волна отступала, я позволял лодке отойти на альпийской веревке так, чтобы избежать резкого рывка. Крепкий фалинь ушел вместе с плавучим якорем. Джеймс Кэрд смутно виднелся в бухте, где высокие черные утесы делали темноту почти непроницаемой, поэтому напряжение внимания было очень сильным. По прошествии нескольких часов я обнаружил, что мое желание спать стало непреодолимым и в час ночи позвал Крина. Я слышал его стоны, когда он спотыкался об острые камни по пути вниз на пляж. Пока он брал веревку, Джеймс Кэрд немного отдрейфовал и мы пережили несколько весьма неприятных минут. К счастью, тот пошел по направлению к устью бухты и мы поймали его целым и невредимым. Потеря или разрушение лодки на данном этапе было бы очень серьезной проблемой, поскольку у нас, по всей видимости, не было возможности покинуть эту бухту кроме как морем. Скалы и ледники вокруг не предполагали легкого пути к изголовью залива. Я назначил почасовые дежурства на оставшуюся часть ночи, а затем занял место Крина среди спящих и немного поспал до рассвета.
Рано утром [11 мая] начался отлив, и после восхода солнца появилась возможность вытащить лодку на берег, но прежде мы посвятили себя выполнению другой задачи - поесть. Мы все еще были очень слабы. Затем мы сняли с лодки все верхние надстройки и вытащили все, что только было можно. Потом подождали Байроновского “девятого вала”, и когда тот приподнял Джеймс Кэрд, то с большими усилиями стали подтаскивать его к берегу. Дюйм за дюймом мы передвигали его до тех пор, пока не добрались до границы травы и не удостоверились, что лодка была выше ватерлинии. Высота прилива была около пяти футов, и весенние приливы могли дойти только до края травы. Завершив эту работу и избавившись от нашей главной головной боли, мы стали свободны, чтобы обследовать окружавшую нас местность и планировать следующий этап. День был солнечный и ясный.
Кинг Хаакон Бэй представляет собой восьмимильный залив, вдающийся в побережье Южной Джорджии в восточном направлении. Мы отметили, что его северная и южная стороны сформированы из крутых горных хребтов, прорезаемых могучими ледниками, выходами гигантского ледяного покрова внутренней части острова. Было очевидно, что эти ледники и обрывистые склоны гор преграждали нам путь вглубь суши из устья залива. Поэтому мы должны были доплыть до его изголовья. Вихревые облака и кольца тумана ограничивали видимость вглубь залива, когда мы в него входили, но отблески снежных склонов давали надежду на то, что оттуда можно будет начать сухопутное путешествие. Несколько участков грубой кочковатой, покрытой травой земли, усеянной небольшими карстовыми озерцами, лежали между ледниками у подножия гор, прорезанных глубокими шрамами осыпных кулуаров. Несколько величественных пиков и скал просматривались на фоне ледяного царства, отражаясь от сверкающих вод залива.
Наша маленькая бухта лежала внутри южного мыса залива Кинг Хаакон Бэй. Узкий разрыв в скалах, которые в этом месте были около ста футов высотой, являлся входом в бухту. Скалы продолжались внутри бухты с каждой стороны и сливались в холм, который спускался крутым склоном к каменистому пляжу. Склон покрытый плотнокустовой травой не был ровным. Он выполаживался в двух местах небольшими заболоченными террасами, усеянными замерзшими лужами и пересохшими ручейками. Наша пещера была нишей в скале в левом конце пляжа. В этом месте скалы утеса подрезались, а выброшенная волнами галька образовала крутой склон, который мы спрямили, вытащив камни изнутри наружу. Затем мы сделали черновой пол, засыпав его сухостоем травы и придав ему удобную для наших спальных мешков форму. Вода стекала вниз по поверхности скалы и образовала длинные сосульки, которые свисали перед пещерой на длину около пятнадцати футов. На этих сосульках и с помощью весел мы растянули парус, обеспечив себя жильем, которое в наших обстоятельствах могло расцениваться как достаточно комфортное. В лагере, по крайней мере, было сухо, и мы с уверенностью переместили туда наши вещи. Мы построили камин и расположили наши спальные мешки и одеяла вокруг него. Пещера была около 8 футов глубиной и 12 футов шириной у входа.
Пока обустраивался лагерь, я и Крин поднялись по травяному склону позади пляжа на вершину мыса. Там, к нашей великой радости, мы обнаружили гнезда альбатросов с птенцами. Неоперившиеся птенцы были толстыми и коренастыми, и мы без колебаний решили, что им суждено умереть в столь раннем возрасте. Нашим самым главным поводом для беспокойства на данном этапе был недостаток топлива. У нас были пайки на десять с небольшим дней и теперь мы знали, что кроме этого могли разжиться еще и птицей, но если мы хотели иметь горячее питание, то обязаны были найти и топливо. Его привезенные с собой оставшиеся запасы были очень маленькими, и казалось целесообразным сохранить их для использования в ожидавшем нас пешем путешествии. Морской слон или тюлень обеспечили бы нас как топливом, так и пищей, но мы никого в округе пока не видели. Утром мы разожгли в пещере огонь из дерева от обшивки палубы лодки и, несмотря на едкий дым от сырых палок, разъедавший наши и так воспаленные глаза, тепло и перспектива горячей пищи были достаточной компенсацией за это. Крин был за кока в тот день, и я предложил ему одеть очки, которые он случайно захватил с собой. Очки сильно помогли ему, когда он склонялся над огнем и мешал тушеное мясо. Что за мясо это было!!! Молодые альбатросы весили приблизительно по четырнадцать фунтов каждый, а после свежевания и разделки, как мы прикинули, не менее шести. На шесть человек приготовили четыре птицы вместе с бовриловским соусом для густоты. Их мякоть была белой и сочной, а не полностью сформировавшиеся кости практически таяли во ртах. Это был памятный обед. Когда мы наелись до отвала, то подсушили на углях костра табак и довольные закурили. Мы попытались подсушить нашу одежду, которая была пропитана соленой водой, но это не увенчалось успехом. Мы не могли позволить себе жечь костер кроме как для приготовления пищи до тех пор, пока не найдутся жир или плавник.
Заключительный этап путешествия еще предстояло предпринять. Я понимал, что состояние партии в целом, а в частности Макниша и Винсента, не позволит нам выйти в море кроме разве что крайней необходимости. Наша лодка, помимо этого, была теперь без палубы, а я сомневался в стабильности погоды на острове. Мы находились в 150 милях от китобойной станции Стрёмнесс на морском побережье. Альтернативой морскому пути был вариант попытаться пересечь остров. Если мы не сможем этого сделать, то должны были обеспечить себя достаточным количеством продовольствия и топлива, чтобы продержаться зиму, но о такой перспективе нечего было и думать. На Элефанте двадцать два человека ожидали спасения, принести которое могли только мы. Их положение было еще хуже, чем наше. Мы должны были поднажать. Но несколько дней должны были пройти, прежде чем наши силы в достаточной степени восстановятся, чтобы позволить нам догрести или пройти под парусом последние девять миль до изголовья залива. За это время мы могли бы сделать кое-какие приготовления, высушить одежду, воспользовавшись каждой крупицей тепла огня, который жгли для приготовления пищи. Той ночью мы легли спать рано, и я помню, что мне снилась гигантская волна, а также проснувшихся спутников, кричащих мне что-то, когда я смотрел наполовину закрытыми глазами на возвышающуюся скалу на противоположной стороне бухты. Незадолго до полуночи внезапно начался северо-восточный шторм с дождем и мокрым снегом. Он согнал в бухту часть ледниковых обломков и в 2 часа ночи [12 мая] наша маленькая гавань была наполнена льдом, который колыхался на волнах и выталкивался на пляж. Но у нас под ногами была твердая земля и мы могли смотреть на это без особого беспокойства. На рассвете пошел дождь, температура была, пожалуй, самой высокой за последние многие месяцы. Сосульки, свисающие над нашей пещерой, таяли и ручейками стекали вниз, и мы были вынуждены быстро пересекать вход, чтобы не попасть под упавшую глыбу льда. Один такой кусок весом в пятнадцать или двадцать фунтов рухнул вниз когда мы завтракали. Еще мы обнаружили, что ночью снизу спального мешка Уорсли образовалась большая дыра. Уорсли проснулся от жжения в ногах и спросил соседей, всё ли в порядке с его спальным мешком, те посмотрели, но не увидели ничего особенного. У нас всех были поверхностно обморожены ноги, и это вызывало болезненное жжение конечностей до тех пор, пока со временем не слезала кожа. Уорсли подумал, что жар в ногах вызван обморожением и, оставшись в мешке, завалился спать дальше. Когда утром он проснулся, то обнаружил, что трава, которую мы положили на пол пещеры, затлела от уголька и прожгла большую дыру в спальном мешке под его ногами. Сами ноги, к счастью, не пострадали.
Наша команда провела спокойный день, приводя в порядок одежду и снаряжение, перебирая припасы, кушая и отдыхая. Несколько молодых альбатросов нашли свой благородный конец в нашем котелке. Птицы гнездились на небольшом плато справа от нашего пляжа. Ранее мы обнаружили, что когда высаживались с лодки в ночь на 10 мая, то потеряли руль. Джеймс Кэрд сильно ударился кормой, когда мы выбирались на берег, и, по всей видимости, тогда руль и сбило. Тщательные обыски пляжа и скал в пределах нашей досягаемости ничего не дали. Это была очень серьезная потеря, даже если путешествие к началу залива будет проходить в хорошую погоду. В сумерках лед в бухте вставал дыбом и вылезал на берег. Он дошел практически до гряды камней у края травы где лежал Джеймс Кэрд. Некоторые из кусков льда вытолкнуло практически ко входу в нашу пещеру. Его фрагменты валялись всего в двух футах от Винсента, который лежал ниже всех, и всего в четырех футах от кострища. Днем Крин и Маккарти принесли еще шесть молодых альбатросов, так что мы были хорошо обеспечены свежей пищей. Температура воздуха этой ночью, вероятно, была не ниже 38 или 40 градусов (+5С), и нам стало даже неуютно в своих тесных спальниках от столь непривычного тепла. Наши чувства по отношению к соседям в этом плане варьировались. Когда температура была ниже 20 градусов, то мы старались прижаться как можно ближе друг к другу, но стоило температуре повыситься на несколько градусов, как тепло другого человека переставало быть благом. Лед и волны угрожающе шумели всю ночь, но я слышал их только сквозь сон.
Утром в субботу 13 мая бухта все еще была полна льда, но уже во второй половине дня его отнесло отливом. А затем произошла удивительнейшая вещь. Приплыл руль, во всей огромной Атлантике среди побережий двух континентов он выбрал в качестве места для приюта нашу бухту. Не веря своим глазам, мы наблюдали за тем, как он приближался, движимый капризным влиянием ветра и волн. Он подходил все ближе и ближе, пока мы ждали на берегу с веслами в руках и, в итоге, смогли его подхватить. Это, конечно, было невероятно! Стоял солнечный и ясный день, одежда подсыхала, силы возвращались. Бегущая среди травы и камней вода ласкала слух. Мы отнесли наши одеяла на вершину холма и попытались высушить их на ветру тремястами футами выше уровня моря. Во второй половине дня мы стали готовить Джеймс Кэрд к переходу к изголовью Кинг Хаакон Бэй. Полуденные наблюдения показали широту 54,10:47° ЮШ, но если верить немецкой карте, широта должна была быть 54,12° ЮШ. Вероятно, наблюдения Уорсли были более точны. Этой ночью мы поддерживали огонь до тех пор, пока не легли спать, еще днем, лазая по скалам над бухтой, я увидел у подножья утеса выброшенный волнами разбитый шпангоут. Мы достали его, спустившись с обрыва и, таким образом, запаслись топливом и могли позволить себе жечь фрагменты палубы Джеймс Кэрда более свободно.
Утром того же дня [13 Мая] Уорсли и я отправились на северо-восток, чтобы осмотреть залив и, по возможности, собрать некоторую информацию, которая могла бы быть полезна на следующем этапе нашего путешествия. Это было нелегко, но пройдя за два часа около двух с половиной миль, мы смогли осмотреть верховья залива. Мы не смогли, к сожалению, хорошо рассмотреть местность, которую намеревались пересечь, чтобы достичь китобойной станции на другой стороне острова. Мы перешли несколько ручьев и замерзших карстовых озер, и в месте, где вышли на пляж на берегу залива, нашли несколько обломков, 18-ти футовую балку (вероятно часть стеньги), несколько кусков обшивки и маленькую модель корабля - очевидно, детскую игрушку. Мы ужаснулись трагедии, свидетелем которой стала эта бедная безделушка. Мы также встретили нескольких папуанских пингвинов и молодого морского слона, которого Уорсли убил.
Когда в три часа дня усталые, голодные, но довольные собой мы вернулись обратно к пещере, то нашли ожидавший нас великолепный обед из тушеных альбатросов. Мы принесли с собой в робах большое количество жира и печень морского слона, чем сделали сюрприз нашим товарищам. Трудности лазания на обратном пути в лагерь почти убедили нас выбросить эти сокровища, но мы донесли их, за что и были вознаграждены в лагере. Протяженный залив представлял великолепное зрелище даже для глаз, которые достаточно уже насмотрелись на окружающее величие и жаждали простых знакомых вещей из повседневной жизни. Его зелено-голубые воды были покрыты зыбью, вздымаемой яростным северо-западным ветром. Горы - “суровые вершины, как яркие светила” проглядывались сквозь туман, а между ними с великого ледяного плато, лежавшего позади, стекали вниз огромные ледники. Мы насчитали двенадцать ледников и слышали каждые несколько минут вибрирующий рев, вызванный откалывающимися от основных потоков массами льда.
14 мая мы занимались приготовлениями к раннему выходу на следующий день, если, конечно, продержится хорошая погода. Мы намеревались, если будет возможно, забрать по пути останки морского слона. К этому времени все оправились от раздражений, вызванных мокрой одеждой во время путешествия на лодке. Внутренние поверхности бедер пострадали особенно сильно, и некоторое время после высадки в бухте передвигаться было крайне неудобно. Мы нанесли наш последний визит к гнездовью альбатросов на небольшом плато над пещерой посреди кочковатой травы, снежников и небольших озерков. Каждое гнездо состояло из насыпи более фута высотой, состоящей из травы, корней и земли. Альбатросы откладывают по одному яйцу и очень редко по два. Птенцы выводятся в январе и, прежде чем отправиться в море и стать самостоятельными, выкармливаются в гнезде родителями в течение почти семи месяцев. До четырех месяцев птенцы представляют собой покрытые мягким пухом красивые белые комочки, но когда на сцене появились мы, их оперение было почти полным. Как правило, один из родителей всегда находился на страже рядом с гнездом. Нам очень не нравились атаки этих взрослых птиц, но голод был сильнее. На вкус птенцы были настолько хороши и помогали восстановиться до такой степени, что каждый раз, когда мы убивали одного из них, то ощущали глубокое чувство раскаяния.
15 мая стало великим днем. Мы позавтракали в 7.30 утра. Затем загрузили лодку и оттащили ее вниз. Ночью прошел сильный дождь и теперь дул порывистый северо-западный ветер вместе с туманной изморосью. Джеймс Кэрд направился в море с суровым видом, словно собирался на очередную битву. Мы прошли сквозь узкое жерло бухты и, поплыв мимо водорослей по обе стороны ее уродливых скал, повернули к востоку, после чего весело поплыли вверх по заливу в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь туман и в сверкающих в их свете отбрасываемых брызгах воды. В то ясное утро мы с нескрываемым любопытством взирали вокруг и испытывали чувство счастья. Мы даже напевали песню, и случайный наблюдатель, наподобие Робинзона Крузо, мог вполне принять нас за отправившуюся на пикник компанию, плывущую по норвежскому фьорду или по одному из прекрасных заливов западного побережья Новой Зеландии. Дул свежий ветер и, по мере продвижения, воды залива все сильнее бились о побережье. Прибой был достаточно сильным, чтобы подвергнуть опасности лодку, если попытаться причалить на пляже, где лежал труп морского слона, поэтому мы решили идти к верховью залива без излишнего риска, мы наверняка могли рассчитывать найти морских слонов на верхних пляжах. Столь большие создания имеют привычку выбирать спокойные лежбища, защищенные от волн. Мы надеялись также найти пингвинов. Наши ожидания насчет морских слонов оказались далеко небезосновательными. Еще по мере приближения к изголовью залива мы услышали бычий рев и вскоре увидели большие громоздкие фигуры животных, лежавших на пологом берегу. Мы обогнули заметный выступ на северной стороне залива (ныне Шеклтон Блафф, блафф (англ) - скальное образование в форме трапеции, далее по тексту встречается часто) и в 12.30 направили лодку к берегу на пологий пляж из песка и гальки с кочковатой травой выше ватерлинии. На нем лежали сотни морских слонов, и наша тревога относительно пищи исчезла. Мяса и жира было достаточно, чтобы обеспечить нашу партию на годы вперед. Место высадки находилось приблизительно в полутора милях к западу от северо-восточной оконечности залива. К востоку от нас лежал язык ледника, заканчивающийся на пляже, но проходимый в направлении изголовья бухты, кроме как, разве что, во время сильного прибоя или высокой воды. Начался холодный моросящий дождь, и мы максимально быстро, насколько это было возможно, сделали себе жилье. Мы выволокли Джеймс Кэрд выше ватерлинии и перевернули его с подветренной [восточной] стороны выступа. Место было отделено от горного склона пологой сыпухой, поднимавшейся на двадцать или тридцать футов выше уровня моря. Вскоре мы превратили лодку в очень комфортабельную лачугу а-ля Пегготи, задерновав ее по кругу травой, которую выкопали ножами. Один из бортов Джеймс Кэрд лежал на камнях, чтобы обеспечить низкий вход и, когда мы закончили, он выглядел так, как будто вырос в этом месте. Маккарти участвовал в этой работе с большим энтузиазмом. Морской слон обеспечил нас топливом и мясом, и вечер отдыха в лагере Пегготи был проведен в сытости и довольстве.
Наш лагерь, как я уже говорил, находился на северной стороне залива Кинг Хаакон Бэй недалеко от его изголовья. Путь к китобойной станции лежал мимо вдающегося в море конца ледника на восточной стороне лагеря и далее поднимался по снежному склону, который, казалось, выводил к перевалу в Хребте Эллардайса, который протянулся с северо-запада на юго-восток и формировал главный хребет Южной Джорджии. Этот хребет выполаживался напротив залива заметным понижением в направлении с востока на запад. Ледовое плато, покрывающее большую часть острова, заполняло долины и скрывало профиль земли, который проявлялся лишь высокими скальными хребтами, пиками и нунатаками. Когда мы осматривали местность из лагеря Пегготи, то еще левее от нас просматривались два сравнительно легких пути на противоположный берег острова, но мы знали, что в этом месте он был необитаем (Поссешн Бэй - Залив Владения). Нам нужно было обратить внимание далее на восток, но из лагеря было невозможно оценить все препятствия, которые встретятся нам на пути. Я планировал подняться на выполаживание, а затем действовать по обстановке в выборе маршрута на восток к Стрёмнесс Бэй, где в небольших бухточках расположились китобойные станции Лейт, Хусвик и Стрёмнесс. Горный хребет с отвесными склонами, неприступными вершинами и крупными ледниками, лежавший к югу от Кинг Хаакон Бэй, казалось, являлся продолжением главного хребта. Между этим его ответвлением и перевалом над нашим лагерем был протяженный заснеженный склон, поднимавшийся до внутреннего ледникового плато и достигавший скалистого гребня, перпендикулярного нашему пути и преграждавшему дальнейший путь. Этот хребет, по всей видимости, был боковым отрогом главного хребта. Его очертания выдавали четыре скальные вершины с перевалами между ними, которые издалека смотрелись вполне проходимыми.
Во вторник 16 мая погода была плохой и мы почти весь день провели под лодкой. Наша маленькая хижина была тесной, но предоставляла полную защиту от непогоды, и мы довольствовались ей с большим комфортом. Обильная еда из мяса и печени морского слона лишь увеличивала наше удовлетворение. Макниш рассказал, что днем видел крыс, питающихся объедками пищи, но это интересное наблюдение не подтвердилось. Вряд ли было возможно встретить крыс в таком месте, хотя и существовала мизерная возможность, что они попали на землю после кораблекрушения и им удалось выжить в столь суровых условиях.
Следующим утром [в среду 17 мая] дул свежий запад-юго-западный бриз с мокрым снегом, дождем и туманной пеленой. Я взял с собой на разведку Уорсли прогуляться к западу (ск. всего опечатка, востоку) с целью осмотреть местность, которую нужно было пересечь в начале путешествия. Мы обогнули конец впадавшего в море ледника и прошли еще около мили по камням и покрытому снегом курумнику, после чего пересекли несколько крупных осыпей и морен. Мы выяснили, что вплоть до северо-восточного угла бухты было бы неплохо идти с санями, но не смогли получить большей информации относительно дальнейших условий из-за скрывших видимость снежных зарядов. Мы прождали с четверть часа просветления погоды, но были вынуждены повернуть обратно. Я убедился, однако, что мы сможем достичь снежного склона, ведущего к ледниковому плато внутренней части острова. Уорсли вычислил по карте, что расстояние от нашего лагеря до Хусвика на восточном азимуте было около семнадцати географических миль, но мы не рассчитывали, что сможем проследовать по прямой линии. Плотник начал делать сани для путешествия. Материалы, имеющиеся в его распоряжении, были ограничены в количестве и едва ли подходили по качеству.
18 мая, в четверг, мы привели в порядок наши вещи и оттащили сани к нижнему краю выступающего ледника. Сани оказались тяжелыми и неудобными. Мы вынуждены были поднимать их на незаснеженных участках скал вдоль берега, и я понял, что будет слишком тяжело управляться с ними посреди снежных равнин, ледников и пиков острова. Со мной шли Уорсли и Крин и, посовещавшись, мы решили оставить спальные мешки и идти налегке. Мы брали с собой лишь трехдневный запас еды на каждого и сухари. Еду упаковали в три мешка, так что каждый член команды тащил свое собственное питание. Кроме этого мы брали примус, заполненный топливом, небольшую плиту, плотницкое тесло [для использования в качестве ледоруба] и альпийскую веревку общей длиной пятьдесят футов вместе с узлами. Мы могли бы ей подстраховать себя на крутых склонах или при пересечении трещин на ледниках. Заполненный примус обеспечивал шесть готовок, которые заключались в подогреве сухих пайков. С собой мы также брали два коробка спичек - один целый, другой частично использованный. Мы оставляли в лагере полный коробок, взяв второй, в котором было сорок восемь спичек. Я очень сожалел о своих тяжелых барбериевских ботинках, оставленных на льдине, и теперь довольствовался сравнительно легкими, к тому же в плохом состоянии. Плотник помог мне вкрутить несколько шурупов в подошву каждого ботинка для улучшения сцепления на льду. Шурупы были от Джеймс Кэрд.
Той ночью мы легли спать рано, но сон не шел ко мне. Мои мысли были заняты задачей на следующий день. Погода стояла ясной и перспектива на ранний выход была хорошей. Мы собирались оставить слабых участников партии в лагере. Винсент находился все в том же состоянии, он не мог идти. Макниш был очень слаб. Эти двое не могли поухаживать за собой и поэтому оставались под присмотром Маккарти. На него возлагалась очень трудная задача, если мы не сможем достичь китобойной станции. Расстояние до Хусвика, судя по карте, было не более семнадцати географических миль по-прямой, но у нас были минимальные сведения о внутренней части острова. Никто никогда-либо не проникал далее чем на милю вглубь от побережья Южной Джорджии в любой ее точке, и китобои, насколько я знал, считали остров непроходимым. В тот день, когда мы ходили к выступу ледника, мы увидели трех диких уток, летящих к началу залива с востока. Я надеялся, что присутствие этих птиц указывало на травянистый покров и отсутствие снежных полей и ледников внутри острова, но надежда была не очень сильной.
Мы проснулись в 2 часа ночи в пятницу, и часом спустя хуш был готов. Полная луна сияла в практически безоблачном небе, ее лучи отражались от окружающих нас пиков и трещин ледопадов. Величественные вершины четко выделялись на фоне неба и отбрасывали темные тени на воды залива. Задерживаться не было необходимости, и мы вышли, как только поели. Макниш прошелся с нами около 200 ярдов - на большее он был не способен. Затем мы попрощались, и он повернул назад к лагерю. Первой задачей было обойти край выступающего ледника, словно пальцами вгрызавшегося в сторону моря. Волны достигали перепонок этих пальцев, и нам пришлось стремительно перебегать эти ниши от одного пальца к другому, когда вода отступала. Вскоре мы достигли восточного края ледника и заметили его большую активность в этой точке. Изменения произошли за последние двадцать четыре часа. Несколько огромных глыб отколотого льда и груды грязи и камней говорили о постоянном движении льда. Ледник был словно гигантский плуг, движимый неудержимо в сторону моря.
За ледником на пляже валялись обломки потерпевших крушение кораблей. Мы заметили стойки из тикового дерева, обильно украшенные резьбой, которые, должно быть, были с кораблей ранних типов, окованные почти проржавевшим железом тимберсы, разбитые бочки и обычный океанический хлам. У нас были свои трудности и заботы, но, проходя мимо этого морского кладбища, мы подумали о том, свидетелями скольких трагедий являются эти вынесенные волнами фрагменты разбитых судов. Мы не останавливались и вскоре поднимались по снежному склону, направляясь на восток, на последний отрезок нашего долгого пути.
Заснеженная поверхность вызвала разочарование. Еще два дня назад было возможно быстро передвигаться по жесткому плотному фирну, теперь же на каждом шагу мы проваливались по щиколотку, и продвижение было замедленным. После двух часов непрерывного восхождения мы были в 2500 футах над уровнем моря (~750 м, здесь и далее Шеклтон довольно сильно преувеличивает реальную высоту над уровнем моря, прим. пер.). Погода оставалась ясной и тихой, и по мере приближения хребтов и удаления западного побережья, раскинувшегося внизу, в ярком лунном свете было видно, что внутренняя островная часть была невероятно сложна. Высокие вершины, непролазные скалы, крутые снежные склоны и ледники были видны во всех направлениях, возвышаясь над снежной равниной, покрывающей ледяным щитом внутреннюю часть острова. Склон, по которому мы поднимались на хребет, и наш курс вел прямо вверх. Луна, которая оказалась хорошим помощником во время этого путешествия, отбрасывала в одном из мест длинные тени, и подсказала нам, что склон на нашем пути был сильно разорван. Вовремя предупрежденные, мы обошли огромный провал, способный поглотить армию. Залив был сейчас приблизительно в трех милях от нас и постоянный грохот большого ледника у его изголовья доносился до нашего слуха. Этот ледник, который мы заметили во время пребывания в лагере Пегготи, казалось, обрушался почти непрерывно.
Я надеялся оглядеться, поднявшись наверх по склону, но как только он стал выполаживаться, снизу поднялся густой туман. Луна стала мутной и создавала рассеянный свет, который был еще хуже, нежели тьма, поскольку в этом отраженном от тумана «молоке» было не понятно куда идти. Мы связались веревкой в качестве меры предосторожности от падения в провалы, трещины и с обрывов, и я начал тропить по мягкому снегу. Мы растянулись на почти полную длину веревки, чтобы была возможность идти хотя бы примерно по-прямой, ибо если я забирал вправо или влево, когда шли сквозь густую пелену тумана, то последний человек на веревке мог откорректировать направление. Таким образом, словно корабль с его “лево на борт”, “право на борт и “так держать” мы шагали в тумане следующие два часа.
Позже, когда рассвело, а туман поредел и поднялся, мы смотрели вниз с высоты около 3000 футов на то, что казалось огромным замерзшим озером с дальним берегом, все еще скрытым туманом. Мы остановились, чтобы съесть по куску сухаря, и обсудили, стоит ли спуститься вниз и пересечь плоскую поверхность «озера», или же держать на хребет, которого уже почти достигли. Я решил спуститься, поскольку озеро лежало по пути. После часа сравнительно легкого перехода по снегу мы заметили тонкие линии трещин. Вскоре они стали увеличиваться в размерах и появились разломы, означавшие, что мы шли по леднику. Как только окончательно рассвело и туман рассеялся, озеро стало видно более четко, но все еще не показался его восточный край. Чуть позже туман рассеялся окончательно, и тогда мы увидели, что наше озеро тянулось до самого горизонта, и внезапно поняли, что смотрели вниз на открытое море на восточном побережье острова. Легкие пульсации на берегу означали, что море даже не замерзло, нас обманул коварный свет. Было очевидно, что мы находились в верховьях залива Поссешн Бэй и остров в этом месте не мог быть более пяти миль в ширину от изголовья Кинг Хаакон Бэй. Наша грубая карта была неточна. Ничего не оставалось, как снова подниматься на ледник. Было около семи часов утра и к девяти часам нам удалось вернуться на исходный рубеж. Мы вернулись к гребню, а затем повернули на юго-восток - как показывала карта, еще два залива вдавались в восточное побережье перед бухтой Стрёмнесс. Было приятно осознавать, что мы будем во время нашего путешествия идти вдоль него, хотя пока видели лишь участок береговой линии, испещренный обрывами скал и ледников. Идти туда, где люди жили в домах, освещенных электрическим светом. Туда, где нас ждали новости из внешнего мира и, прежде всего, средства спасения двадцати двух человек, оставшихся на острове Элефант.
Удерживать в темноте Джеймс Кэрд от соударения со скалами было очень неудобно. Лодке грозили серьезные удары, если позволить ей подняться на волнах, которые проникали в бухту. Я нашел для ног, которые были в плохом состоянии из-за холода, сырости и недостатка физических упражнений, в качестве опоры плоский камень и в течение ближайших нескольких часов трудился, чтобы удержать Джеймс Кэрд у пляжа. Периодически я бросался к бурлящей воде. Затем, когда волна отступала, я позволял лодке отойти на альпийской веревке так, чтобы избежать резкого рывка. Крепкий фалинь ушел вместе с плавучим якорем. Джеймс Кэрд смутно виднелся в бухте, где высокие черные утесы делали темноту почти непроницаемой, поэтому напряжение внимания было очень сильным. По прошествии нескольких часов я обнаружил, что мое желание спать стало непреодолимым и в час ночи позвал Крина. Я слышал его стоны, когда он спотыкался об острые камни по пути вниз на пляж. Пока он брал веревку, Джеймс Кэрд немного отдрейфовал и мы пережили несколько весьма неприятных минут. К счастью, тот пошел по направлению к устью бухты и мы поймали его целым и невредимым. Потеря или разрушение лодки на данном этапе было бы очень серьезной проблемой, поскольку у нас, по всей видимости, не было возможности покинуть эту бухту кроме как морем. Скалы и ледники вокруг не предполагали легкого пути к изголовью залива. Я назначил почасовые дежурства на оставшуюся часть ночи, а затем занял место Крина среди спящих и немного поспал до рассвета.
Рано утром [11 мая] начался отлив, и после восхода солнца появилась возможность вытащить лодку на берег, но прежде мы посвятили себя выполнению другой задачи - поесть. Мы все еще были очень слабы. Затем мы сняли с лодки все верхние надстройки и вытащили все, что только было можно. Потом подождали Байроновского “девятого вала”, и когда тот приподнял Джеймс Кэрд, то с большими усилиями стали подтаскивать его к берегу. Дюйм за дюймом мы передвигали его до тех пор, пока не добрались до границы травы и не удостоверились, что лодка была выше ватерлинии. Высота прилива была около пяти футов, и весенние приливы могли дойти только до края травы. Завершив эту работу и избавившись от нашей главной головной боли, мы стали свободны, чтобы обследовать окружавшую нас местность и планировать следующий этап. День был солнечный и ясный.
Кинг Хаакон Бэй представляет собой восьмимильный залив, вдающийся в побережье Южной Джорджии в восточном направлении. Мы отметили, что его северная и южная стороны сформированы из крутых горных хребтов, прорезаемых могучими ледниками, выходами гигантского ледяного покрова внутренней части острова. Было очевидно, что эти ледники и обрывистые склоны гор преграждали нам путь вглубь суши из устья залива. Поэтому мы должны были доплыть до его изголовья. Вихревые облака и кольца тумана ограничивали видимость вглубь залива, когда мы в него входили, но отблески снежных склонов давали надежду на то, что оттуда можно будет начать сухопутное путешествие. Несколько участков грубой кочковатой, покрытой травой земли, усеянной небольшими карстовыми озерцами, лежали между ледниками у подножия гор, прорезанных глубокими шрамами осыпных кулуаров. Несколько величественных пиков и скал просматривались на фоне ледяного царства, отражаясь от сверкающих вод залива.
Наша маленькая бухта лежала внутри южного мыса залива Кинг Хаакон Бэй. Узкий разрыв в скалах, которые в этом месте были около ста футов высотой, являлся входом в бухту. Скалы продолжались внутри бухты с каждой стороны и сливались в холм, который спускался крутым склоном к каменистому пляжу. Склон покрытый плотнокустовой травой не был ровным. Он выполаживался в двух местах небольшими заболоченными террасами, усеянными замерзшими лужами и пересохшими ручейками. Наша пещера была нишей в скале в левом конце пляжа. В этом месте скалы утеса подрезались, а выброшенная волнами галька образовала крутой склон, который мы спрямили, вытащив камни изнутри наружу. Затем мы сделали черновой пол, засыпав его сухостоем травы и придав ему удобную для наших спальных мешков форму. Вода стекала вниз по поверхности скалы и образовала длинные сосульки, которые свисали перед пещерой на длину около пятнадцати футов. На этих сосульках и с помощью весел мы растянули парус, обеспечив себя жильем, которое в наших обстоятельствах могло расцениваться как достаточно комфортное. В лагере, по крайней мере, было сухо, и мы с уверенностью переместили туда наши вещи. Мы построили камин и расположили наши спальные мешки и одеяла вокруг него. Пещера была около 8 футов глубиной и 12 футов шириной у входа.
Пока обустраивался лагерь, я и Крин поднялись по травяному склону позади пляжа на вершину мыса. Там, к нашей великой радости, мы обнаружили гнезда альбатросов с птенцами. Неоперившиеся птенцы были толстыми и коренастыми, и мы без колебаний решили, что им суждено умереть в столь раннем возрасте. Нашим самым главным поводом для беспокойства на данном этапе был недостаток топлива. У нас были пайки на десять с небольшим дней и теперь мы знали, что кроме этого могли разжиться еще и птицей, но если мы хотели иметь горячее питание, то обязаны были найти и топливо. Его привезенные с собой оставшиеся запасы были очень маленькими, и казалось целесообразным сохранить их для использования в ожидавшем нас пешем путешествии. Морской слон или тюлень обеспечили бы нас как топливом, так и пищей, но мы никого в округе пока не видели. Утром мы разожгли в пещере огонь из дерева от обшивки палубы лодки и, несмотря на едкий дым от сырых палок, разъедавший наши и так воспаленные глаза, тепло и перспектива горячей пищи были достаточной компенсацией за это. Крин был за кока в тот день, и я предложил ему одеть очки, которые он случайно захватил с собой. Очки сильно помогли ему, когда он склонялся над огнем и мешал тушеное мясо. Что за мясо это было!!! Молодые альбатросы весили приблизительно по четырнадцать фунтов каждый, а после свежевания и разделки, как мы прикинули, не менее шести. На шесть человек приготовили четыре птицы вместе с бовриловским соусом для густоты. Их мякоть была белой и сочной, а не полностью сформировавшиеся кости практически таяли во ртах. Это был памятный обед. Когда мы наелись до отвала, то подсушили на углях костра табак и довольные закурили. Мы попытались подсушить нашу одежду, которая была пропитана соленой водой, но это не увенчалось успехом. Мы не могли позволить себе жечь костер кроме как для приготовления пищи до тех пор, пока не найдутся жир или плавник.
Заключительный этап путешествия еще предстояло предпринять. Я понимал, что состояние партии в целом, а в частности Макниша и Винсента, не позволит нам выйти в море кроме разве что крайней необходимости. Наша лодка, помимо этого, была теперь без палубы, а я сомневался в стабильности погоды на острове. Мы находились в 150 милях от китобойной станции Стрёмнесс на морском побережье. Альтернативой морскому пути был вариант попытаться пересечь остров. Если мы не сможем этого сделать, то должны были обеспечить себя достаточным количеством продовольствия и топлива, чтобы продержаться зиму, но о такой перспективе нечего было и думать. На Элефанте двадцать два человека ожидали спасения, принести которое могли только мы. Их положение было еще хуже, чем наше. Мы должны были поднажать. Но несколько дней должны были пройти, прежде чем наши силы в достаточной степени восстановятся, чтобы позволить нам догрести или пройти под парусом последние девять миль до изголовья залива. За это время мы могли бы сделать кое-какие приготовления, высушить одежду, воспользовавшись каждой крупицей тепла огня, который жгли для приготовления пищи. Той ночью мы легли спать рано, и я помню, что мне снилась гигантская волна, а также проснувшихся спутников, кричащих мне что-то, когда я смотрел наполовину закрытыми глазами на возвышающуюся скалу на противоположной стороне бухты. Незадолго до полуночи внезапно начался северо-восточный шторм с дождем и мокрым снегом. Он согнал в бухту часть ледниковых обломков и в 2 часа ночи [12 мая] наша маленькая гавань была наполнена льдом, который колыхался на волнах и выталкивался на пляж. Но у нас под ногами была твердая земля и мы могли смотреть на это без особого беспокойства. На рассвете пошел дождь, температура была, пожалуй, самой высокой за последние многие месяцы. Сосульки, свисающие над нашей пещерой, таяли и ручейками стекали вниз, и мы были вынуждены быстро пересекать вход, чтобы не попасть под упавшую глыбу льда. Один такой кусок весом в пятнадцать или двадцать фунтов рухнул вниз когда мы завтракали. Еще мы обнаружили, что ночью снизу спального мешка Уорсли образовалась большая дыра. Уорсли проснулся от жжения в ногах и спросил соседей, всё ли в порядке с его спальным мешком, те посмотрели, но не увидели ничего особенного. У нас всех были поверхностно обморожены ноги, и это вызывало болезненное жжение конечностей до тех пор, пока со временем не слезала кожа. Уорсли подумал, что жар в ногах вызван обморожением и, оставшись в мешке, завалился спать дальше. Когда утром он проснулся, то обнаружил, что трава, которую мы положили на пол пещеры, затлела от уголька и прожгла большую дыру в спальном мешке под его ногами. Сами ноги, к счастью, не пострадали.
Наша команда провела спокойный день, приводя в порядок одежду и снаряжение, перебирая припасы, кушая и отдыхая. Несколько молодых альбатросов нашли свой благородный конец в нашем котелке. Птицы гнездились на небольшом плато справа от нашего пляжа. Ранее мы обнаружили, что когда высаживались с лодки в ночь на 10 мая, то потеряли руль. Джеймс Кэрд сильно ударился кормой, когда мы выбирались на берег, и, по всей видимости, тогда руль и сбило. Тщательные обыски пляжа и скал в пределах нашей досягаемости ничего не дали. Это была очень серьезная потеря, даже если путешествие к началу залива будет проходить в хорошую погоду. В сумерках лед в бухте вставал дыбом и вылезал на берег. Он дошел практически до гряды камней у края травы где лежал Джеймс Кэрд. Некоторые из кусков льда вытолкнуло практически ко входу в нашу пещеру. Его фрагменты валялись всего в двух футах от Винсента, который лежал ниже всех, и всего в четырех футах от кострища. Днем Крин и Маккарти принесли еще шесть молодых альбатросов, так что мы были хорошо обеспечены свежей пищей. Температура воздуха этой ночью, вероятно, была не ниже 38 или 40 градусов (+5С), и нам стало даже неуютно в своих тесных спальниках от столь непривычного тепла. Наши чувства по отношению к соседям в этом плане варьировались. Когда температура была ниже 20 градусов, то мы старались прижаться как можно ближе друг к другу, но стоило температуре повыситься на несколько градусов, как тепло другого человека переставало быть благом. Лед и волны угрожающе шумели всю ночь, но я слышал их только сквозь сон.
Утром в субботу 13 мая бухта все еще была полна льда, но уже во второй половине дня его отнесло отливом. А затем произошла удивительнейшая вещь. Приплыл руль, во всей огромной Атлантике среди побережий двух континентов он выбрал в качестве места для приюта нашу бухту. Не веря своим глазам, мы наблюдали за тем, как он приближался, движимый капризным влиянием ветра и волн. Он подходил все ближе и ближе, пока мы ждали на берегу с веслами в руках и, в итоге, смогли его подхватить. Это, конечно, было невероятно! Стоял солнечный и ясный день, одежда подсыхала, силы возвращались. Бегущая среди травы и камней вода ласкала слух. Мы отнесли наши одеяла на вершину холма и попытались высушить их на ветру тремястами футами выше уровня моря. Во второй половине дня мы стали готовить Джеймс Кэрд к переходу к изголовью Кинг Хаакон Бэй. Полуденные наблюдения показали широту 54,10:47° ЮШ, но если верить немецкой карте, широта должна была быть 54,12° ЮШ. Вероятно, наблюдения Уорсли были более точны. Этой ночью мы поддерживали огонь до тех пор, пока не легли спать, еще днем, лазая по скалам над бухтой, я увидел у подножья утеса выброшенный волнами разбитый шпангоут. Мы достали его, спустившись с обрыва и, таким образом, запаслись топливом и могли позволить себе жечь фрагменты палубы Джеймс Кэрда более свободно.
Утром того же дня [13 Мая] Уорсли и я отправились на северо-восток, чтобы осмотреть залив и, по возможности, собрать некоторую информацию, которая могла бы быть полезна на следующем этапе нашего путешествия. Это было нелегко, но пройдя за два часа около двух с половиной миль, мы смогли осмотреть верховья залива. Мы не смогли, к сожалению, хорошо рассмотреть местность, которую намеревались пересечь, чтобы достичь китобойной станции на другой стороне острова. Мы перешли несколько ручьев и замерзших карстовых озер, и в месте, где вышли на пляж на берегу залива, нашли несколько обломков, 18-ти футовую балку (вероятно часть стеньги), несколько кусков обшивки и маленькую модель корабля - очевидно, детскую игрушку. Мы ужаснулись трагедии, свидетелем которой стала эта бедная безделушка. Мы также встретили нескольких папуанских пингвинов и молодого морского слона, которого Уорсли убил.
Когда в три часа дня усталые, голодные, но довольные собой мы вернулись обратно к пещере, то нашли ожидавший нас великолепный обед из тушеных альбатросов. Мы принесли с собой в робах большое количество жира и печень морского слона, чем сделали сюрприз нашим товарищам. Трудности лазания на обратном пути в лагерь почти убедили нас выбросить эти сокровища, но мы донесли их, за что и были вознаграждены в лагере. Протяженный залив представлял великолепное зрелище даже для глаз, которые достаточно уже насмотрелись на окружающее величие и жаждали простых знакомых вещей из повседневной жизни. Его зелено-голубые воды были покрыты зыбью, вздымаемой яростным северо-западным ветром. Горы - “суровые вершины, как яркие светила” проглядывались сквозь туман, а между ними с великого ледяного плато, лежавшего позади, стекали вниз огромные ледники. Мы насчитали двенадцать ледников и слышали каждые несколько минут вибрирующий рев, вызванный откалывающимися от основных потоков массами льда.
14 мая мы занимались приготовлениями к раннему выходу на следующий день, если, конечно, продержится хорошая погода. Мы намеревались, если будет возможно, забрать по пути останки морского слона. К этому времени все оправились от раздражений, вызванных мокрой одеждой во время путешествия на лодке. Внутренние поверхности бедер пострадали особенно сильно, и некоторое время после высадки в бухте передвигаться было крайне неудобно. Мы нанесли наш последний визит к гнездовью альбатросов на небольшом плато над пещерой посреди кочковатой травы, снежников и небольших озерков. Каждое гнездо состояло из насыпи более фута высотой, состоящей из травы, корней и земли. Альбатросы откладывают по одному яйцу и очень редко по два. Птенцы выводятся в январе и, прежде чем отправиться в море и стать самостоятельными, выкармливаются в гнезде родителями в течение почти семи месяцев. До четырех месяцев птенцы представляют собой покрытые мягким пухом красивые белые комочки, но когда на сцене появились мы, их оперение было почти полным. Как правило, один из родителей всегда находился на страже рядом с гнездом. Нам очень не нравились атаки этих взрослых птиц, но голод был сильнее. На вкус птенцы были настолько хороши и помогали восстановиться до такой степени, что каждый раз, когда мы убивали одного из них, то ощущали глубокое чувство раскаяния.
15 мая стало великим днем. Мы позавтракали в 7.30 утра. Затем загрузили лодку и оттащили ее вниз. Ночью прошел сильный дождь и теперь дул порывистый северо-западный ветер вместе с туманной изморосью. Джеймс Кэрд направился в море с суровым видом, словно собирался на очередную битву. Мы прошли сквозь узкое жерло бухты и, поплыв мимо водорослей по обе стороны ее уродливых скал, повернули к востоку, после чего весело поплыли вверх по заливу в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь туман и в сверкающих в их свете отбрасываемых брызгах воды. В то ясное утро мы с нескрываемым любопытством взирали вокруг и испытывали чувство счастья. Мы даже напевали песню, и случайный наблюдатель, наподобие Робинзона Крузо, мог вполне принять нас за отправившуюся на пикник компанию, плывущую по норвежскому фьорду или по одному из прекрасных заливов западного побережья Новой Зеландии. Дул свежий ветер и, по мере продвижения, воды залива все сильнее бились о побережье. Прибой был достаточно сильным, чтобы подвергнуть опасности лодку, если попытаться причалить на пляже, где лежал труп морского слона, поэтому мы решили идти к верховью залива без излишнего риска, мы наверняка могли рассчитывать найти морских слонов на верхних пляжах. Столь большие создания имеют привычку выбирать спокойные лежбища, защищенные от волн. Мы надеялись также найти пингвинов. Наши ожидания насчет морских слонов оказались далеко небезосновательными. Еще по мере приближения к изголовью залива мы услышали бычий рев и вскоре увидели большие громоздкие фигуры животных, лежавших на пологом берегу. Мы обогнули заметный выступ на северной стороне залива (ныне Шеклтон Блафф, блафф (англ) - скальное образование в форме трапеции, далее по тексту встречается часто) и в 12.30 направили лодку к берегу на пологий пляж из песка и гальки с кочковатой травой выше ватерлинии. На нем лежали сотни морских слонов, и наша тревога относительно пищи исчезла. Мяса и жира было достаточно, чтобы обеспечить нашу партию на годы вперед. Место высадки находилось приблизительно в полутора милях к западу от северо-восточной оконечности залива. К востоку от нас лежал язык ледника, заканчивающийся на пляже, но проходимый в направлении изголовья бухты, кроме как, разве что, во время сильного прибоя или высокой воды. Начался холодный моросящий дождь, и мы максимально быстро, насколько это было возможно, сделали себе жилье. Мы выволокли Джеймс Кэрд выше ватерлинии и перевернули его с подветренной [восточной] стороны выступа. Место было отделено от горного склона пологой сыпухой, поднимавшейся на двадцать или тридцать футов выше уровня моря. Вскоре мы превратили лодку в очень комфортабельную лачугу а-ля Пегготи, задерновав ее по кругу травой, которую выкопали ножами. Один из бортов Джеймс Кэрд лежал на камнях, чтобы обеспечить низкий вход и, когда мы закончили, он выглядел так, как будто вырос в этом месте. Маккарти участвовал в этой работе с большим энтузиазмом. Морской слон обеспечил нас топливом и мясом, и вечер отдыха в лагере Пегготи был проведен в сытости и довольстве.
Наш лагерь, как я уже говорил, находился на северной стороне залива Кинг Хаакон Бэй недалеко от его изголовья. Путь к китобойной станции лежал мимо вдающегося в море конца ледника на восточной стороне лагеря и далее поднимался по снежному склону, который, казалось, выводил к перевалу в Хребте Эллардайса, который протянулся с северо-запада на юго-восток и формировал главный хребет Южной Джорджии. Этот хребет выполаживался напротив залива заметным понижением в направлении с востока на запад. Ледовое плато, покрывающее большую часть острова, заполняло долины и скрывало профиль земли, который проявлялся лишь высокими скальными хребтами, пиками и нунатаками. Когда мы осматривали местность из лагеря Пегготи, то еще левее от нас просматривались два сравнительно легких пути на противоположный берег острова, но мы знали, что в этом месте он был необитаем (Поссешн Бэй - Залив Владения). Нам нужно было обратить внимание далее на восток, но из лагеря было невозможно оценить все препятствия, которые встретятся нам на пути. Я планировал подняться на выполаживание, а затем действовать по обстановке в выборе маршрута на восток к Стрёмнесс Бэй, где в небольших бухточках расположились китобойные станции Лейт, Хусвик и Стрёмнесс. Горный хребет с отвесными склонами, неприступными вершинами и крупными ледниками, лежавший к югу от Кинг Хаакон Бэй, казалось, являлся продолжением главного хребта. Между этим его ответвлением и перевалом над нашим лагерем был протяженный заснеженный склон, поднимавшийся до внутреннего ледникового плато и достигавший скалистого гребня, перпендикулярного нашему пути и преграждавшему дальнейший путь. Этот хребет, по всей видимости, был боковым отрогом главного хребта. Его очертания выдавали четыре скальные вершины с перевалами между ними, которые издалека смотрелись вполне проходимыми.
Во вторник 16 мая погода была плохой и мы почти весь день провели под лодкой. Наша маленькая хижина была тесной, но предоставляла полную защиту от непогоды, и мы довольствовались ей с большим комфортом. Обильная еда из мяса и печени морского слона лишь увеличивала наше удовлетворение. Макниш рассказал, что днем видел крыс, питающихся объедками пищи, но это интересное наблюдение не подтвердилось. Вряд ли было возможно встретить крыс в таком месте, хотя и существовала мизерная возможность, что они попали на землю после кораблекрушения и им удалось выжить в столь суровых условиях.
Следующим утром [в среду 17 мая] дул свежий запад-юго-западный бриз с мокрым снегом, дождем и туманной пеленой. Я взял с собой на разведку Уорсли прогуляться к западу (ск. всего опечатка, востоку) с целью осмотреть местность, которую нужно было пересечь в начале путешествия. Мы обогнули конец впадавшего в море ледника и прошли еще около мили по камням и покрытому снегом курумнику, после чего пересекли несколько крупных осыпей и морен. Мы выяснили, что вплоть до северо-восточного угла бухты было бы неплохо идти с санями, но не смогли получить большей информации относительно дальнейших условий из-за скрывших видимость снежных зарядов. Мы прождали с четверть часа просветления погоды, но были вынуждены повернуть обратно. Я убедился, однако, что мы сможем достичь снежного склона, ведущего к ледниковому плато внутренней части острова. Уорсли вычислил по карте, что расстояние от нашего лагеря до Хусвика на восточном азимуте было около семнадцати географических миль, но мы не рассчитывали, что сможем проследовать по прямой линии. Плотник начал делать сани для путешествия. Материалы, имеющиеся в его распоряжении, были ограничены в количестве и едва ли подходили по качеству.
18 мая, в четверг, мы привели в порядок наши вещи и оттащили сани к нижнему краю выступающего ледника. Сани оказались тяжелыми и неудобными. Мы вынуждены были поднимать их на незаснеженных участках скал вдоль берега, и я понял, что будет слишком тяжело управляться с ними посреди снежных равнин, ледников и пиков острова. Со мной шли Уорсли и Крин и, посовещавшись, мы решили оставить спальные мешки и идти налегке. Мы брали с собой лишь трехдневный запас еды на каждого и сухари. Еду упаковали в три мешка, так что каждый член команды тащил свое собственное питание. Кроме этого мы брали примус, заполненный топливом, небольшую плиту, плотницкое тесло [для использования в качестве ледоруба] и альпийскую веревку общей длиной пятьдесят футов вместе с узлами. Мы могли бы ей подстраховать себя на крутых склонах или при пересечении трещин на ледниках. Заполненный примус обеспечивал шесть готовок, которые заключались в подогреве сухих пайков. С собой мы также брали два коробка спичек - один целый, другой частично использованный. Мы оставляли в лагере полный коробок, взяв второй, в котором было сорок восемь спичек. Я очень сожалел о своих тяжелых барбериевских ботинках, оставленных на льдине, и теперь довольствовался сравнительно легкими, к тому же в плохом состоянии. Плотник помог мне вкрутить несколько шурупов в подошву каждого ботинка для улучшения сцепления на льду. Шурупы были от Джеймс Кэрд.
Той ночью мы легли спать рано, но сон не шел ко мне. Мои мысли были заняты задачей на следующий день. Погода стояла ясной и перспектива на ранний выход была хорошей. Мы собирались оставить слабых участников партии в лагере. Винсент находился все в том же состоянии, он не мог идти. Макниш был очень слаб. Эти двое не могли поухаживать за собой и поэтому оставались под присмотром Маккарти. На него возлагалась очень трудная задача, если мы не сможем достичь китобойной станции. Расстояние до Хусвика, судя по карте, было не более семнадцати географических миль по-прямой, но у нас были минимальные сведения о внутренней части острова. Никто никогда-либо не проникал далее чем на милю вглубь от побережья Южной Джорджии в любой ее точке, и китобои, насколько я знал, считали остров непроходимым. В тот день, когда мы ходили к выступу ледника, мы увидели трех диких уток, летящих к началу залива с востока. Я надеялся, что присутствие этих птиц указывало на травянистый покров и отсутствие снежных полей и ледников внутри острова, но надежда была не очень сильной.
Мы проснулись в 2 часа ночи в пятницу, и часом спустя хуш был готов. Полная луна сияла в практически безоблачном небе, ее лучи отражались от окружающих нас пиков и трещин ледопадов. Величественные вершины четко выделялись на фоне неба и отбрасывали темные тени на воды залива. Задерживаться не было необходимости, и мы вышли, как только поели. Макниш прошелся с нами около 200 ярдов - на большее он был не способен. Затем мы попрощались, и он повернул назад к лагерю. Первой задачей было обойти край выступающего ледника, словно пальцами вгрызавшегося в сторону моря. Волны достигали перепонок этих пальцев, и нам пришлось стремительно перебегать эти ниши от одного пальца к другому, когда вода отступала. Вскоре мы достигли восточного края ледника и заметили его большую активность в этой точке. Изменения произошли за последние двадцать четыре часа. Несколько огромных глыб отколотого льда и груды грязи и камней говорили о постоянном движении льда. Ледник был словно гигантский плуг, движимый неудержимо в сторону моря.
За ледником на пляже валялись обломки потерпевших крушение кораблей. Мы заметили стойки из тикового дерева, обильно украшенные резьбой, которые, должно быть, были с кораблей ранних типов, окованные почти проржавевшим железом тимберсы, разбитые бочки и обычный океанический хлам. У нас были свои трудности и заботы, но, проходя мимо этого морского кладбища, мы подумали о том, свидетелями скольких трагедий являются эти вынесенные волнами фрагменты разбитых судов. Мы не останавливались и вскоре поднимались по снежному склону, направляясь на восток, на последний отрезок нашего долгого пути.
Заснеженная поверхность вызвала разочарование. Еще два дня назад было возможно быстро передвигаться по жесткому плотному фирну, теперь же на каждом шагу мы проваливались по щиколотку, и продвижение было замедленным. После двух часов непрерывного восхождения мы были в 2500 футах над уровнем моря (~750 м, здесь и далее Шеклтон довольно сильно преувеличивает реальную высоту над уровнем моря, прим. пер.). Погода оставалась ясной и тихой, и по мере приближения хребтов и удаления западного побережья, раскинувшегося внизу, в ярком лунном свете было видно, что внутренняя островная часть была невероятно сложна. Высокие вершины, непролазные скалы, крутые снежные склоны и ледники были видны во всех направлениях, возвышаясь над снежной равниной, покрывающей ледяным щитом внутреннюю часть острова. Склон, по которому мы поднимались на хребет, и наш курс вел прямо вверх. Луна, которая оказалась хорошим помощником во время этого путешествия, отбрасывала в одном из мест длинные тени, и подсказала нам, что склон на нашем пути был сильно разорван. Вовремя предупрежденные, мы обошли огромный провал, способный поглотить армию. Залив был сейчас приблизительно в трех милях от нас и постоянный грохот большого ледника у его изголовья доносился до нашего слуха. Этот ледник, который мы заметили во время пребывания в лагере Пегготи, казалось, обрушался почти непрерывно.
Я надеялся оглядеться, поднявшись наверх по склону, но как только он стал выполаживаться, снизу поднялся густой туман. Луна стала мутной и создавала рассеянный свет, который был еще хуже, нежели тьма, поскольку в этом отраженном от тумана «молоке» было не понятно куда идти. Мы связались веревкой в качестве меры предосторожности от падения в провалы, трещины и с обрывов, и я начал тропить по мягкому снегу. Мы растянулись на почти полную длину веревки, чтобы была возможность идти хотя бы примерно по-прямой, ибо если я забирал вправо или влево, когда шли сквозь густую пелену тумана, то последний человек на веревке мог откорректировать направление. Таким образом, словно корабль с его “лево на борт”, “право на борт и “так держать” мы шагали в тумане следующие два часа.
Позже, когда рассвело, а туман поредел и поднялся, мы смотрели вниз с высоты около 3000 футов на то, что казалось огромным замерзшим озером с дальним берегом, все еще скрытым туманом. Мы остановились, чтобы съесть по куску сухаря, и обсудили, стоит ли спуститься вниз и пересечь плоскую поверхность «озера», или же держать на хребет, которого уже почти достигли. Я решил спуститься, поскольку озеро лежало по пути. После часа сравнительно легкого перехода по снегу мы заметили тонкие линии трещин. Вскоре они стали увеличиваться в размерах и появились разломы, означавшие, что мы шли по леднику. Как только окончательно рассвело и туман рассеялся, озеро стало видно более четко, но все еще не показался его восточный край. Чуть позже туман рассеялся окончательно, и тогда мы увидели, что наше озеро тянулось до самого горизонта, и внезапно поняли, что смотрели вниз на открытое море на восточном побережье острова. Легкие пульсации на берегу означали, что море даже не замерзло, нас обманул коварный свет. Было очевидно, что мы находились в верховьях залива Поссешн Бэй и остров в этом месте не мог быть более пяти миль в ширину от изголовья Кинг Хаакон Бэй. Наша грубая карта была неточна. Ничего не оставалось, как снова подниматься на ледник. Было около семи часов утра и к девяти часам нам удалось вернуться на исходный рубеж. Мы вернулись к гребню, а затем повернули на юго-восток - как показывала карта, еще два залива вдавались в восточное побережье перед бухтой Стрёмнесс. Было приятно осознавать, что мы будем во время нашего путешествия идти вдоль него, хотя пока видели лишь участок береговой линии, испещренный обрывами скал и ледников. Идти туда, где люди жили в домах, освещенных электрическим светом. Туда, где нас ждали новости из внешнего мира и, прежде всего, средства спасения двадцати двух человек, оставшихся на острове Элефант.