Э.Шеклтон - Юг! Глава VIII. ВЫХОД ИЗ ЛЬДОВ (продолжение)

[k0sta1974]

В сумерках мы быстро пристали к тяжелой льдине, каждая лодка своим швартовом закрепилась за отдельные торосы, чтобы избежать столкновения при волнении. Мы выгрузили жировую печь, вскипятили воду, чтобы сделать горячее молоко, и раздали сухие пайки. Я также выгрузил полубочки и снял внешний тент с обручей. Наш опыт предыдущего дня в открытом море показал нам, что палатки нужно было располагать как можно плотнее. Брызги, вырывавшиеся из-под шлюпок, превращали ткань палаток в лед, который вскоре стал опасно тяжелым. Этой ночью мы избавились от последних излишеств нашего и без того скудного снаряжения. Теперь у нас с собой были только те вещи, без которых было нельзя, мы разгрузились до предела. Мы надеялись на спокойную ночь, но были вынуждены отшвартоваться, так как куски разреженного льда начали собираться вокруг льдины. Дрейфующий лед всегда притягивается к подветренной стороне более тяжелой льдины, куда его толкает и где сжимает под воздействием течения. Я решил не рисковать повторением прошлой ночи и не вытаскивать лодок. Мы провели ночные часы, держась невдалеке от главной линии пака под прикрытием мелких кусков льдин. Постоянные порывы дождя и снега скрыли звезды и вымочили нас насквозь, мы периодически кричали друг другу чтобы держаться вместе. Никто не спал из-за пробирающего холода, а двигаться дальше, чтобы согреться, мы не рисковали, так как видели не более чем на несколько ярдов вперед. Иногда призрачными отблесками серебра рядом с нами мелькали тени глупых буревестников, и повсюду кругом раздавалось фырканье косаток, короткий резкий свист которых напоминал вырывающийся пар. Косатки были источником тревоги, лодка могла легко быть опрокинутой любой из них, если та решится на удар. Они  когда выныривают на поверхность, то с легкостью отбрасывают в стороны куски льда гораздо большие, чем наши лодки, и мы испытывали понятное беспокойство, так как белое дно лодки снизу смотрится как лед. Потерпевшие кораблекрушение моряки, дрейфующие в антарктических морях, совсем не то, о чем мечтает косатка, но в случае чего может оказаться на вкус неплохим заменителем тюленины и пингвинятины. Поэтому мы посматривали на косаток с некоторым опасением.


Рано утром 12 апреля погода улучшилась, ветер стих. Рассвет подарил ясное небо, холод и решимость. Я оглядел своих спутников в Джеймсе Кэрд и увидел измученные и невыразительные лица. Начинало сказываться перенапряжение. Уайлд сел за румпель с такой же спокойной и решительной уверенностью, с какой делал это  и в более комфортных условиях, его серо-голубые глаза смотрели в день грядущий. Все хоть и были измучены, делали все возможное, чтобы казаться веселыми, а перспектива горячего завтрака еще более воодушевляла. Я объявил всем, что сразу же, как только найдем подходящую льдину, разожжем плиту и сделаем для всех горячее молоко и боврил. Мы гребли на запад сквозь разреженный пак, льдины всех форм и размеров находились по обе стороны от нас, и каждый, кто не был занят в гребле, с нетерпением высматривал подходящее место для лагеря. Я мог оценить степень потребности в пище разных участников экспедиции по тому рвению, с которым они указывали мне на льдины, которые считали подходящими для нашей цели. Температура была около +10F и барберриевские комбинезоны гребцов трещали, когда мужики работали на веслах. Я заметил даже маленькие частички льда и измороси, падавшие с рук и тел. В восемь часов подходящая льдина появилась впереди и мы подошли к ней. Камбуз был выгружен, и вскоре веселый пар поднимался от готовящейся пищи. Никогда еще работа кока не проходила под таким тревожным и пристальным вниманием. Пока остальные могли размять свои затекшие конечности и побегать туда-сюда “по кухне”, Уорсли, Крин и я оставались в своих лодках, чтобы удерживать их, предотвращая столкновения с льдиной, так как волнение моря было довольно сильным. Величественно поднималось солнце. Барбериевские комбинезоны подсыхали, лед стал таять на наших бородах. Горячая пища наполнила нас новой энергией, и через три четверти часа мы на всех парусах снова двинулись на запад. На Стэнкомб Уиллс поставили дополнительный парус, и теперь он был способен поддерживать общую скорость. Мы видели, что находились на внешнем крае пака, сразу за его границей на север простиралось синее море. Ветровые волны разбивались о блестящие льдины, а бесчисленные тюлени грелись и вертелись на каждом достаточно большом для этого куске льда.

Мы шли на запад на всех веслах и парусах начиная с 9 апреля при преобладающих восточных ветрах. Наши надежды были довольно оптимистичны, пока в полдень не определили наше положение. Оптимисты считали, что мы прошли шестьдесят миль до нашей цели, самые осторожные думали, что, по крайней мере, тридцать. Яркий солнечный свет и прекрасная картина, окружавшая нас, возможно, повлияла на наши ожидания. В полдень я увидел Уорсли, балансирующего на планшире Дадли Докера и рукой обнимающего мачту, чтобы измерить угол солнца. Он сделал необходимые измерения и мы с нетерпением ждали, пока он занимался расчетами. После этого Дадли Докер причалил к Джеймс Кэрд и я перепрыгнул в лодку Уорсли для того, чтобы посмотреть на результаты. Разочарование было полнейшим. Вместо того, чтобы хорошо продвинуться на запад, нас сильно отнесло дрейфом на юго-восток. Мы находились в тридцати милях к востоку от места, на котором были 9-го числа. Китобои, работающие в этом районе, отмечали, что в проливе Жерлаш довольно часты сильные непериодические течения на восток, и, несомненно, мы попали в одно из таких течений. Его причиной был северо-западный штормовой ветер у мыса Горн, вызвавший волнение, которое доставило нам так много неприятностей. Тихонько посоветовавшись с Уорсли и Уайлдом, я объявил, что мы не сделали столь уж большого прогресса, как ожидали, но и не стал говорить всем о нашем продвижении вспять.

Вопрос нашего дальнейшего курса требовал рассмотрения. Остров Обмана был вне нашей досягаемости. Для острова Элефант был неподходящим ветер, а так как море было чистым на юго-запад, то я обсудил с Уорсли и Уайлдом целесообразность перехода к заливу Надежды (Хоуп Бэй) материковой Антарктиды, в восьмидесяти милях от нас. Ближайшей землей был остров Элефант, но он лежал за пределами основной части пака, и даже если бы ветер был попутным, то нам бы пришлось изрядно поболтаться в открытом море. Мы взяли примерный курс на Хоуп Бэй и лодки пошли дальше. Я указал Уорсли на контур айсберга впереди и сказал ему попробовать дойти до него как можно быстрее до темноты. Было около трех часов дня. Мы поставили парус и, так как Стэнкомб Уиллс не мог идти наравне с двумя другими лодками, я взял его на буксир, не хотелось повторять опыт дня, когда мы покинули раскачивающийся айсберг. Дадли Докер ушел вперед, но в сумерках присоединился к нам. Уорсли дошел до айсберга и сообщил, что тот никуда не годился. Это был бултыхавшийся в волнах уродливый кусок припайного льда. Новости были плохие. В меркнувшем свете мы повернули к границе пакового льда, и обнаружили его настолько сотрясаемым и перемолотым морем, что не осталось ни одного достаточно большого куска льда, который дал бы нам возможность приютиться. В двух милях от нас мы увидели больший кусок льда и направились к нему. Нос шлюпки, на котором с фалинем в руке стоял готовый к прыжку Хау, был нацелен на льдину. Я стоял и прикидывал наши перспективы, пока весла держали вертикально в готовности в любой момент начать движение назад, и когда Хау совершил свой прыжок, то понял, что на неё не будет возможности установить на ночь камбуз. Хау еле удалось задержаться на краю льдины, а затем быстро закрепить фалинь за торос. Две другие шлюпки пришвартовались рядом с Джеймсом Кэрд. Они не могли находиться с кормы от нас в линию, поскольку блинчатый лед стал дрейфовать вокруг льдины и собираться с ее подветренной стороны. Следующие два часа мы провели, отталкиваясь от прибивающихся к нам дрейфующих льдин. Мы не могли использовать жировую печь и поэтому разожгли примуса. Море сильно штормило и на Дадли Докере не смогли разжечь примус, с ним что-то случилось. Мужикам в этой  лодке пришлось ждать, пока кок на Джеймсе Кэрд вскипятит первую порцию молока.

Лодки сильно соударялись друг с другом, так что я должен был ослабить фалинь Стэнкомб Уиллс и выпустить его за корму. Вокруг льдины несло много льда, его приходилось отталкивать. Затем Дадли Докер, будучи наиболее тяжелой лодкой, начал угрожать Джеймсу Кэрд и его также пришлось отшвартовать. Джеймс Кэрд оставался прикованным к льдине с Дадли Докером и Стэнкомб Уиллс на хвосте. Темнота стала абсолютной, мы напрягали все наше зрение, чтобы разглядеть те фрагменты льда, которые бы угрожали нам. Спустя какое-то время мы подумали, что видим большой надвигающийся на нас айсберг, его силуэт четко вырисовывался на фоне неба, но это поразительное зрелище было вызвано низкими облаками в свете восходящей луны, которая появилась в ясном небе. Ветер сменился на юго-восточный, который вместе с улучшением видимости стал двигать лодки боком к зубчатому краю льдины. Мы были вынуждены обрезать фалинь Джеймса Кэрд и отойти от льдины, таким образом потеряв много ценной веревки. Не было времени, что бы снять его. Затем мы отошли от льдины и всю долгую ночь провели в открытом замерзающем море, Дадли Докер теперь был впереди, следом Джеймс Кэрд и третьим в ряд Стэнкомб Уиллс. Лодки были связаны друг с другом фалинями. Большую часть времени Дадли Докер удерживал Джеймс Кэрд и Стэнкомб Уиллс носом к волне, людям, которые гребли, было куда лучше чем тем, которые в других лодках в бездействии ожидали рассвета. Температура упала до 4 градусов ниже ноля (-20С), на поверхности моря образовалась пленка льда. Те, кто не был на вахте, чтобы согреться, лежали в объятиях друг друга. Наши замороженные вещи таяли там, где тела соприкасались и при малейшем движении эти сравнительно теплые места подвергались безжалостным укусам студеного воздуха, мы подсознательно прижимались друг к другу, шепча свои мысли и чаяния. Иногда с почти ясного неба налетали снежные заряды, безмолвно опускающиеся на море и покрывающие тонким белым покрывалом наши тела и лодки.

Наступило утро 13 апреля, ясное, с редкими проплывающими облаками. Большинство мужчин выглядели сильно изможденными. Губы потрескались, глаза и веки на покрытых соленой коркой лицах были красными. Бороды, даже молодых людей были сравнимы с патриаршими, мороз и соленые брызги сделали их кипельно белыми. Я крикнул Дадли Докеру подойти поближе и увидел, что состояние людей в нем было не лучше, чем в Джеймсе Кэрд. Было совершенно очевидным, что мы должны были теперь как можно быстрее достичь земли, и я решил идти к острову Элефант. Ветер сменился на попутный, чтобы идти к этому скалистому острову, лежащему примерно в ста милях впереди, кроме этого пак, который отделял нас от залива Надежды, ночью сомкнулся на юге. Еще в 6 часов вечера мы распределили наши съестные припасы между тремя лодами в связи с возможностью их разделения. О приготовлении горячего завтрака не могло быть и речи. Задувал сильный бриз и волнение моря в разреженном паке, окружающем нас, было сильным. Мы позавтракали холодной едой, помимо этого я распорядился, чтобы все съели столько, сколько пожелают, это послабление отчасти объяснялось тем, что нам, так или иначе, придется избавиться от некоторых наших запасов для облегчения лодок, когда мы войдем в открытое море. Помимо этого я надеялся, что полноценное питание сухими пайками хотя бы немного компенсирует отсутствие теплой пищи и крова. К сожалению, часть людей была неспособна воспользоваться дополнительным питанием из-за морской болезни. Этим бедолагам, запихнутым в глубоко загруженные, омываемые брызгами лодки, помороженным и полузамерзшим, было плохо и без морской болезни, добавленной в список собственных проблем. Особые ухмылки вызывало тогда тяжелое состояние одного товарища, который имел привычку собирать толику еды на голодный день, и всегда думал, что она пригодится, а теперь  был наказан беспомощным созерцанием того, как голодные товарищи с нормальными желудками уплетали сухари, сухой паек и сахар с необыкновенной скоростью.

Мы шли под ветер сквозь разорванный пак, человек на баке каждой лодки пытался отталкивать веслом куски льда, что не всегда получалось. Я оценивал нашу скорость как довольно приличную. Иногда столкновения было не предотвратить. Джеймс Кэрд находился в протоке, когда сполна ощутил всю тяжесть встречи с затаившимися фрагментами льда, получив его острым выступом пробоину выше ватерлинии, но эта неудача не остановила нас. Позже ветер стал сильнее, и мы взяли риф, чтобы не столкнуться со льдом на слишком высокой скорости. Дадли Докер шел следом за Джеймсом Кэрд, за ним следовал Стэнкомб Уиллс. Я распорядился держать дистанцию в 30 или 40 ярдов для уменьшения опасности столкновения, в случае если какая-либо лодка столкнется со льдом. Пак оставался разреженным, и мы вышли в ту часть моря, где в течение ночи образовался тонкий лед. Когда мы столкнулись с этим новым льдом, то поставили паруса, чтобы пройти этот участок до конца. Вне пака ветер, видимо, был ураганной силы. Повсюду были видны тысячи маленьких мертвых рыб, возможно убитых холодным течением и суровой погодой. Они плавали в воде и лежали на льду, на который выносились волнами. Буревестники и поморники падали вниз и подбирали их словно жареные сардины.

Мы пробирались сквозь протоки открытой воды, когда в полдень внезапно вырвались из пака в открытый океан, темно-синее изумрудное море. Паруса были установлены и с попутным ветром мы двигались по волнам, словно три корабля викингов в поисках затерянной Атлантиды. Под хорошо расправленными парусами и ярко светившем солнцем мы несколько часов наслаждались свободой и магией моря, компенсирующей нам боль и трудности прошедших дней. Наконец-то мы были свободны ото льда, в воде, где наши  лодки могли плыть. Мысли о доме приглушали тяготы последних тревожных дней и ночей, а мысли о трудностях, которые еще предстоит преодолеть, почти совсем ушли.

Во второй половине дня мы были вынуждены во второй раз взять риф, ветер крепчал и сильно загруженные лодки глубоко погружались в воду и плохо управлялись в высоких волнах. Я положил курс на остров Элефант и мы добились существенного прогресса. В сумерках ко мне подошел Дадли Докер и Уорсли предложил идти прежним курсом всю ночь, но в сгущающейся тьме среди пенных валов Стэнкомб Уиллс был уже едва различим, и я решил, что будет безопаснее лечь в дрейф и подождать рассвета. Это не позволит лодкам ночью разделиться. Вся партия должна быть вместе и, кроме этого, я подумал о том, что в темноте мы можем проскочить мимо нашей цели и не суметь вернуться обратно. Мы соорудили из вертикально установленных весел плавучий якорь и легли в дрейф, Дадли Докер был ведущим, поскольку имел теперь самый длинный фалинь. Джеймс Кэрд болтался у него за кормой, Стэнкомб Уиллс снова был третьим. Мы съели холодный ужин и сделали то немногое, что сделало бы более комфортными ночные часы. Но отдыхом это было назвать нельзя. В течение большей части ночи брызги, пролетающие над лодками, смерзались в большие массы льда, особенно на корме и баке. Этот лед необходимо было удалять, чтобы предотвратить перегруз. Температура была ниже нуля и проникавший сквозь одежду ветер доводил до исступления. Я сомневался в том, что все переживут эту ночь. Другой нашей проблемой был недостаток воды. Мы так неожиданно вышли из пака в открытое море, что у нас не было времени взять на борт лед для растопки, а безо льда нечего было и думать о горячей еде. В Дадли Докере была одна глыба льда весом примерно десять фунтов и ее разделили на всех. Мы сосали маленькие кусочки льда и получали некоторое облегчение от жажды, порожденной солеными брызгами, но в то же время, уменьшали тепло своих тел. Состояние большинства людей было ужасным. У нас всех были распухшие рты и мы едва могли притронуться к пище. Я страстно мечтал о рассвете. В течение ночи я периодически кричал другим лодкам, спрашивая о том, как у них обстоят дела. Мужчины всегда старались ответить с юмором. Один из людей на Стэнкомб Уиллс крикнул: “У нас все отлично, не хватает только пары сухих перчаток.” Эта шутка вызвала улыбку на потрескавшихся губах. С таким же успехом он мог бы попросить луну. Единственными сухими вещами на борту лодок были опухшие рты и горящие языки. Жажда одна из тех типичных проблем, с которой встречаются путешественники в полярных регионах. Льда может быть много, но его нельзя выпить, пока он не растает, а количество, которое можно растворить во рту, ограничено. Мы испытывали постоянную жажду в течение тех дней, когда с трудом пробирались сквозь паковый лед, а теперь наше положение усугублялось постоянными солеными брызгами. Наши спальные мешки могли бы дать нам немного тепла, но они были вне доступности. Они находились под палатками на баке, который скрыл панцирь льда, кроме того было настолько тесно, что мы не могли их вытащить.

Наконец рассвело, погода прояснилась, ветер стих до мягкого юго-западного бриза. Великолепный рассвет располагал к тому, на что мы надеялись, что этот день будет последним, проведенным в лодках. В розовом свете нарождающегося дня величественный пик острова Кларенса возвестил о грядущем величии солнца. Небо над нами становилось голубым и гребни волн весело искрились. Как только стало достаточно светло, мы скололи и соскребли лед с бака и кормы. Рули были сняты на ночь во избежание запутывания фалинями. Мы подняли наш плавучий якорь и втащили весла на борт. В течении ночи из-за волнения замерзающего моря они обросли льдом до толщины телеграфных столбов и теперь должны были быть очищены от него, прежде чем их можно было использовать снова.

Всех невероятно сильно мучила жажда. Мы выяснили, что можно получить кратковременное облегчение, пожевав куски сырого тюленьего мяса, но спустя время жажда возвращалась с удвоенной силой из-за солености его плоти. Поэтому я распорядился, чтобы мясо выдавалось в установленные промежутки времени в течение дня, или тогда, когда жажда реально угрожала какому-либо конкретному человеку. При полном свете дня холодный и суровый остров Элефант показался на северо-северо-западе. Остров был в том направлении, на которое держал курс Уорсли, и я поздравил его с точностью навигации в трудных условиях после двух дней без определения нашего положения, окольного пути через паковый лед и последующего дрейфа в течение двух ночей по милости ветра и волн. Подошел Стэнкомб Уиллс и Маклрой сообщил, что у Блэкбороу очень сильно обморожены ноги. Это было досадно, но ничего нельзя было поделать. Большинство людей в какой-то степени были обморожены, и на этом фоне было интересно отметить, что у “ветеранов” - Уайлда, Крина, Хёрли и меня все было в порядке. Мы, наверное, были акклиматизированы к обычным Антарктическим температурам, хотя позднее узнали, что и мы не были неуязвимы.

Целый день под мягкий бриз с левого бейдевинда (круто в бак с левого борта) мы шли в открытом море. Мы бы отдали весь Китайский чай за кусок льда, чтобы растопить воду, но в пределах досягаемости льда не было. Три айсберга находились в поле зрения, мы подошли к ним в надежде, что какие-нибудь их обломки будут плавать в море с  подветренной стороны, но айсберги оказались крепкими, лишенные каких-либо признаков раскола, а окружавшее их волнение делало невозможным подойти ближе. Ветер постепенно задувал с бака, день тянулся в свете безжалостных лучей солнца, яростно бьющих с безоблачного неба на помутневшие от боли лица людей. Продвижение было медленным, но постепенно остров Элефант становился ближе. Всегда, когда я занимался другими лодками, сигнализируя им или давая распоряжения, Уайлд находился за рулем Джеймса Кэрд. Он, казалось, не обращал внимания на усталость и лишения. Около четырех часов дня задул сильный встречный ветер, вскоре сделав море неспокойным. В течение следующего часа упорной гребли мы, казалось, не продвинулись вовсе. Джеймс Кэрд и Дадли Докер буксировали Стэнкомб Уиллс по очереди, но теперь моя лодка тащила Стэнкомб Уиллс на буксире постоянно, так как в посвежевшем ветре Джеймс Кэрд мог нести больше парусов, нежели Дадли Докер.

Пока мы пытались достигнуть юго-восточной оконечности острова Элефант ветер был от северо-западного к западному. Лодки, сдерживаемые практически встречным ветром, двигались крайне медленно, и когда наступила тьма, наша цель была все еще в нескольких милях впереди. И без того неспокойное море еще более разволновалось. Мы вскоре потеряли из виду Стэнкомб Уиллс, идущий за Джеймсом Кэрд на длинном фалине, но изредка белый блеск разбиваемой о его борта воды говорил о его присутствии. Когда тьма стала полной, я сел на корму, положив руку на фалинь, по натяжению которого мог определить, отделилась лодка или нет, я провел в таком положении всю ночь. Веревка стала очень тяжелой за счет льда, пока невидимое море бросало наши суденышки по воле волн. Еще в сумерках я сказал людям на Стэнкомб Уиллс, что если ночью их лодка оторвется и они не смогут идти против ветра, то они должны направиться к восточной стороне острова Кларенса и ждать нашего прибытия там. Даже если мы не сможем высадиться на Элефанте, это не значило, что это нужно было делать всем.

Это была на редкость суровая ночь. Мужики, за исключением вахтенного, скрючились и прижались друг к другу на дне лодки под промокшими спальными мешками, полагая, что это хоть немного позволит им согреться. Все сильнее и сильнее дул ветер и ожесточеннее и ожесточеннее становилось море. Лодка все тяжелее погружалась в тяжелые волны и разворачивалась к ветру, ее паруса трепало жестокими порывами. В течение ночи время от времени сквозь разрывы облаков пробивался лунный свет и в его всполохах я видел призрачные лица людей, сидящих в покачивающейся под ветер лодке. Когда луна скрывалась, ее присутствие проявлялось отражением  света от сползающих ледников острова. Температура упала очень низко, и казалось, что весь кошмар положения, в котором мы находились, едва ли можно было усугубить, но земля впереди была словно маяк безопасности, и я думаю, что всех нас поддерживала надежда, что день грядущий положит конец нашим страданиям. Как минимум мы получим твердую землю под ногами. В то время, как в очередной раз фалинь Стэнкомб Уиллс напрягся и провис под моей рукой, мои мысли были уже заняты планами на будущее.

К полуночи ветер сменился на юго-западный и это позволило нам подойти ближе к острову. Несколько позже к Джеймсу Кэрд подошел Дадли Докер и Уорсли прокричал, что пойдет вперед и поищет место высадки. Я сказал ему, что он может попробовать, но не должен терять из виду сигнал с Джеймс Кэрд. Как только он отчалил, зарядил сильный снежный шквал и в темноте лодки разошлись. Больше я Дадли Докера не видел. Это разделение в течение остальных ночных часов вызывало во мне некоторое беспокойство. Перекрестное волнение было очень сильным, и я не чувствовал уверенности, что с исчезнувшей лодкой все хорошо. В темноте не было видно волн, хотя их направление и силу ветра можно было почувствовать, а в таких условиях в открытой лодке бедствие может настигнуть даже самого опытного штурмана. Я посигналил нашим компасным фонарем на парус, в надежде, что сигнал будет видно с борта Дадли Докера, но ответного сигнала так и не увидел. Мы всматривались сквозь  ветер во тьму с надеждой уловить ответный сигнал, а затем повторить наш.

Мое беспокойство, по сути, оказалось безосновательным. Я процитирую собственноручную запись Уорсли о том, что случилось с Дадли Докером:

“Около полуночи мы потеряли из виду Джеймс Кэрд со Стэнкомб Уиллс на буксире, но некоторое время спустя увидели свет компасного фонаря, которым Сэр Эрнест сигналил нам для ориентира. Мы ответили светом нашей свечи, зажженной под тентом светопроницаемой палатки. Мы направились к подветренной стороне острова и шли по моему маленькому карманному компасу, поскольку шлюпочный компас был разбит. От этой свечи мои бедные парни закурили трубки, это было их единственным утешением, так как нестерпимая жажда мешали нам съесть хоть что-то. Тем временем мы попали в сильное отливное течение (течение против ветра, rip current), которое в сочетании с сильным волнением моря делало почти невозможным удержать Дадли Докер от подтопления. Вода хлестала с кормы, бака и бортов одинаково хорошо, хотя мы были в крутом бейдевинде. Лиз, который показал себя неважным гребцом, хорошо проявил себя в напряженной откачке, в которой ему хорошо помог Читам. Гринстрит, славный малый, помогал мне на румпеле и в целом. Он и Маклин были моей правой и левой рукой во всем, словно загребные. Маклеод и Читам два хороших матроса и гребца, типичные старые морские волки и ворчуны, последние пираты до самых кончиков пальцев. Этой ночью в самый разгар шторма Читам проспорил мне бутылку шампанского (слишком мало, я должен был брать с него как минимум две). Шампанское должно быть отдано, когда он откроет свой паб в Халле, и я смогу выбрать какое именно... Мы уже сто восемь часов занимались изнурительной работой, промокая и промерзая до нитки и совсем или вообще без сна. Я думаю, что Сэр Эрнест, Уайлд, Гринстрит и я могли бы сказать, что мы не спали вовсе. Хотя прошло шестнадцать месяцев, когда мы последний раз были в штормящем море, только четверо на самом деле страдают от морской болезни, еще несколько человек выглядят болезненными.”

“Температура была 20 градусов ниже точки замерзания (-30C), к счастью мы были избавлены от столь низкой температуры предыдущей ночью. Гринстрит сильно поморозил правую ногу, но Лиз восстановил кровообращение, держа ее в свитере на животе. Другие были поморожены незначительно, главным образом за счет того, что их одежда была насквозь пропитана соленой водой… К утру мы были около земли, но ничего не могли разглядеть сквозь снег и брызги волн. Мои глаза стали подводить меня. Постоянное выруливание к ветру, наблюдение за морем, казалось, застило мои глаза пеленой. В какой-то момент я не смог видеть или правильно судить о расстояниях и обнаружил себя падающим, мгновенно уснув у румпеля. В 3 часа утра Гринстрит сменил меня на нем. Я был так скован долгими часами холода и влажности в одном положении, что был вынужден завалиться поверх вещей и снаряжения у румпеля, пока остальные стащили меня в среднюю часть лодки и распрямляли словно складной нож, растирая мои бедра, пах и живот.

“С рассветом мы были вблизи земли, но туман был настолько густым, что мы не видели  где сделать высадку. Снова взявшись за румпель после нескольких часов отдыха под укрытием (если это можно так назвать!) из капающего тента, я стал уводить Дадли Докер от шторма, следуя вдоль побережья к северу. Этот курс в первый час был довольно рискованным, сильное волнение, от которого мы уходили, угрожало утопить лодку, но к 8 утра мы оказались с подветренной стороны земли. Тогда я был в состоянии держаться очень близко к оконечностям ледников, подбирая, пока плыли мимо них, отколотые куски льда для воды. Наша жажда была невыносимой. Вскоре немного льда оказалось на борту, и в течение последующих полутора часов мы с остервенением сосали и жевали осколки льда.”

“Мы плыли вдоль возвышающихся скальных утесов и отвесных ледников, которые не давали ни малейшей возможности где-либо высадиться. В 9.30 утра мы заметили узкий каменистый пляж у основания нескольких очень высоких утесов и скал, и направились к нему. К нашей радости, мы увидели Джеймс Кэрд и Стэнкомб Уиллс, плывущих туда же немного впереди. Мы были так рады, что трижды прокричали "ура", которое не было слышно на других шлюпках из-за шума прибоя. Однако, вскоре мы присоединились к ним и смогли обменяться своими впечатлениями на пляже”.

Наши приключения на Джеймсе Кэрд были схожими, хотя нам и не удалось идти против ветра также хорошо, как это сделал Дадли Докер. Но, как оказалось, это было даже к лучшему для Джеймс Кэрд и Стэнкомб Уиллс, которым пришлось идти по ветру, огибая большую бухту, в которую вошел Дадли Докер, и из которой ему потом пришлось выбираться при сильной кормовой волне. Мы, таким образом, избежали риска подтопления Стэнкомб Уиллс попутными волнами. Утром стоял очень густой туман. В 7 утра мы оказались у отвесно падающих в море скал. Мы пошли вдоль побережья на север и лишь обрывистые утесы и ледники открывались нашему ищущему кров взору. Море с грохотом обрушивалось на эти стены, высадка была невозможна ни при каких условиях. Мы поднимали из воды обломки льда и с остервенением их сосали. В 9 часов утра на северо-западной (ск. всего опечатка, мыс Валентин, северо-восточная оконечность острова) оконечности острова мы увидели узкий пляж у подножья утесов. На подступах к нему лежали сильно изъеденные прибоем выступы скал с узким проходом между ними. Я решил, что мы должны рискнуть высадиться в этом, не самом привлекательном месте. Два дня и две ночи без питья и горячей пищи опустошили большинство людей настолько, что мы не могли ждать, пока какое-либо еще безопасное место появится в пределах нашей досягаемости. Стэнкомб Уиллс  был легче и наиболее управляемым, поэтому я приказал ему подойти ближе, чтобы первым пройти на нем через узкий проход и определить возможность высадки, прежде чем это рискнет сделать Джеймс Кэрд. Как только я собирался пересесть в Стэнкомб Уиллс, то увидел за кормой идущий под парусом Дадли Докер. Увиденное сняло огромный груз с моей души.

Осторожно подгребая и избегая затемненных бурунов, которые указывали на притопленные камни, мы подвели Стэнкомб Уиллс к бреши в рифе. Затем в несколько сильных гребков мы проскочили через него на вершине волны и подвели лодку к каменистому пляжу. Следующей волной лодку отнесло еще немного дальше. Это была первая высадка, сделанная на острове Элефант, и мне в голову пришла мысль, что эта честь должна принадлежать самому молодому участнику экспедиции, поэтому я приказал Блэкбороу прыгать первым. Он, казалось, пребывал в состоянии комы, и для того, чтобы избежать ненужной никому задержки, я помог ему, быть может немного грубо, покинуть борт лодки. Он плюхнулся в прибой и не двигался. Потом я вдруг вспомнил, что его обе ноги были сильно обморожены. Следом спрыгнули другие и вытащили его на сухое место. Для Блэкбороу это было может не самым ярким впечатлением, но, во всяком случае, после этого он мог сказать, что был первым человеком, высадившемся на Элефанте. Хотя тогда ему вряд ли было до этого дело. Мы выгрузили кока и его жировую печь, топливо, несколько пакетов сухого молока, а также несколько человек. Затем через проход прошел Дадли Докер. Джеймс Кэрд был слишком тяжел, чтобы сходу пройти риф, поэтому после высадки большинства мужчин из Дадли Докера и Стэнкомб Уиллс я взялся перегрузить часть вещей с Джеймса Кэрда за пределами рифа. Затем и мы прошли через узкую горловину и спустя несколько минут все три лодки были на мели. Удивительное зрелище предстало перед моими глазами, когда я высадился во второй раз. Некоторые из мужчин шатались по пляжу в состоянии, словно они нашли на пустынном берегу неограниченный запас алкоголя. Они оглушительно смеялись, поднимая гальку и струйками пропуская ее сквозь пальцы, словно чахнущие над златом скупцы. Улыбки и смех, который вновь заставлял кровоточить потрескавшиеся губы, крики ликования при виде двух живых тюленей на пляже, заставили меня вспомнить на мгновение чарующее мгновенье детства, когда наконец в створе отворившейся двери загоралась волшебная Рождественская елка. Я помню, что пока смотрел на людей, ко мне подошел Уайлд, которому все тяготы и лишения, казалось, были по боку, и встал рядом так же легко и беззаботно, словно только что вышел из своего автомобиля на прогулку в парке.

Вскоре полдюжины из нас сгружали на берег вещи. Силы были почти на исходе, это была очень тяжелая работа, перенести их по грубой гальке и камням к подножию утеса, но нельзя было ничего оставить в пределах досягаемости прилива. Нам пришлось пробираться по колени в ледяной воде, чтобы вытащить их из лодок. Когда эта работа была закончена, мы втащили все три лодки немного выше на пляж и с величайшим удовольствием наслаждались горячим напитком, который нам приготовил кок. Тем из нас, кто был сравнительно здоров, пришлось правда немного подождать, пока наиболее слабые участники поедят, но, в итоге, каждый получил порцию горячего молока, и никогда не пил ничего более вкусного. Потом были стейк с салом из тюленей, которые повсюду беззаботно валялись на пляже, словно в ожидании нашего прибытия. Для кока отдыха не было. Жировая печь горела и неистово трещала, он готовил вновь и вновь, превратив этот день в один сплошной день обжорства. Мы пили воду и ели тюленину до тех пор, пока каждый не насытился до предела.
Читать далее...