Юрий Комягин: Как КГБ пытался отравить писателя Владимира Войновича. Подробности. Часть 3
Начало см. http://jurikan.livejournal.com/132540.html
Письмо председателя КГБ Юрия Андропова в ЦК КПСС, которое мы тут обильно цитируем, заканчивается так:
"С учетом того, что ВОЙНОВИЧ скатился, по существу, на враждебные позиции, готовит свои произведения только для публикации на Западе, передает их по нелегальным каналам и допускает различные клеветнические заявления, мы имеем в виду вызвать ВОЙНОВИЧА в КГБ при СМ СССР и провести с ним беседу предупредительного характера. Дальнейшие меры относительно ВОЙНОВИЧА будут приняты в зависимости от его реакции на беседу в КГБ".
Писатель Владимир Войнович, молодой, и попыхкивает легким дымком. А ведь курение вредно.
Фото: Гугл.
Что это могло означать? Лукавые строчки, ох, лукавые в гэбистском исполнении. Ю. Андропов пользуется таким... слегка завуалированным языком. Что могло поменяться после беседы в КГБ в поведении Войновича? Ровным счетом ничего. Или что? Писатель внезапно переродился бы? Ю. Андропов прекрасно понимал, что ничего такого не произойдет. Но ведь в документе, который будет потом официально зарегистрирован, не напишешь, что решено литератора, как злостного врага советской власти, пришибить в темной подворотне. Арестовывать его за "клевету" не резон, потому что сразу поднимется шум на Западе. Заметим, что ни один опальный советский писатель во времена Андропова не попал за решетку. Слишком это было... нерентабельно для КГБ. Тем более, что шеф Андропова Леонид Ильич Брежнев стремился наладить с Западом нормальные отношения.
С Войновичем могло быть лишь два варианта: выслать за границу, либо пришибить. Судя по дальнейшим событиям, последнее показалось более предпочтительным. И 4 мая 1975 года в квартире писателя раздался телефонный звонок. Владимира Николаевича вежливо попросили подойти в КГБ для беседы. Движимый любопытством, Войнович согласился и подошел. В здании Комитета его встретил человек лет тридцати по фамилии Захаров, а в кабинете на девятом этаже ждал старший соратник Захарова - Николай Николаевич Петров.
Значит, встретились и побеседовали. Что самое интересное, ни о каком изменении поведения Войновича речь не шла. Беседа велась в основном около того, чтобы Войновичу вот как то бы печататься не на Западе, а в родных краях. Писатель был не против.Однако впоследствии выяснилось, что этот милый диалог был лишь маскировкой для проведения первой части спецоперации против литератора. Сотрудники госбезопасности проверяли, насколько он внимателен, как реагирует на те или иные мелочи. Поскольку Войновича в дальнейшем предполагали отравить с помощью особо начиненных сигарет, гэбешники проводили манипуляции с сигаретной пачкой Войновича, просили у него разрешения закурить, брали в руки эту самую пачку, а потом возвращали ее на стол. Писатель особо не приглядывался за этими действиями. Как потом оказалось, зря.
Первая беседа закончилась, и поступило предложение встретиться снова где-нибудь в неформальной обстановке, чтобы казенные стены не давили. "В гостинице, что ли?" - "Можно и в гостинице". Войнович, движимый все тем же любопытством, согласился. 11 мая он сам позвонил Петрову. В документальной повести "Дело № 34840" В. Войнович подробно рассказал об этой встрече. В результате второго рандеву (в гостинице "Метрополь", дамы и господа, в неофициальной обстановке, в одном из специально оборудованных нумеров) на котором присутствовали все те же Петров и Захаров, Владимиру Николаевичу сделалось плохо, лишь через некоторое время он с трудом выкарабкался из этого болезненного состояния. Войнович пришел к выводу, что его отравили, подменив сигареты. Видимо, то, что яд поступил в организм писателя не через еду или питье, способствовало тому, что отравление оказалось слабее, чем рассчитывалось. Более или менее придя в себе, Войнович написал открытое письмо Ю. Андропову, и вокруг этой темной истории поднялся определенный шум.
В КГБ вяло оправдывались, называя Войновича сумасшедшим, говоря, что ему почудилось. Но весьма любопытная вещь случилась уже после того, как рухнул коммунизм и Советский Союз перестал существовать. Войнович попытался выяснить подробности майского происшествия 1975-го, и вот что из этого вышло.
Снова прервемся. И, замечу, мы все ближе к сенсации, которую мне удалось раскопать.
Письмо председателя КГБ Юрия Андропова в ЦК КПСС, которое мы тут обильно цитируем, заканчивается так:
"С учетом того, что ВОЙНОВИЧ скатился, по существу, на враждебные позиции, готовит свои произведения только для публикации на Западе, передает их по нелегальным каналам и допускает различные клеветнические заявления, мы имеем в виду вызвать ВОЙНОВИЧА в КГБ при СМ СССР и провести с ним беседу предупредительного характера. Дальнейшие меры относительно ВОЙНОВИЧА будут приняты в зависимости от его реакции на беседу в КГБ".
Писатель Владимир Войнович, молодой, и попыхкивает легким дымком. А ведь курение вредно.
Фото: Гугл.
Что это могло означать? Лукавые строчки, ох, лукавые в гэбистском исполнении. Ю. Андропов пользуется таким... слегка завуалированным языком. Что могло поменяться после беседы в КГБ в поведении Войновича? Ровным счетом ничего. Или что? Писатель внезапно переродился бы? Ю. Андропов прекрасно понимал, что ничего такого не произойдет. Но ведь в документе, который будет потом официально зарегистрирован, не напишешь, что решено литератора, как злостного врага советской власти, пришибить в темной подворотне. Арестовывать его за "клевету" не резон, потому что сразу поднимется шум на Западе. Заметим, что ни один опальный советский писатель во времена Андропова не попал за решетку. Слишком это было... нерентабельно для КГБ. Тем более, что шеф Андропова Леонид Ильич Брежнев стремился наладить с Западом нормальные отношения.
С Войновичем могло быть лишь два варианта: выслать за границу, либо пришибить. Судя по дальнейшим событиям, последнее показалось более предпочтительным. И 4 мая 1975 года в квартире писателя раздался телефонный звонок. Владимира Николаевича вежливо попросили подойти в КГБ для беседы. Движимый любопытством, Войнович согласился и подошел. В здании Комитета его встретил человек лет тридцати по фамилии Захаров, а в кабинете на девятом этаже ждал старший соратник Захарова - Николай Николаевич Петров.
Значит, встретились и побеседовали. Что самое интересное, ни о каком изменении поведения Войновича речь не шла. Беседа велась в основном около того, чтобы Войновичу вот как то бы печататься не на Западе, а в родных краях. Писатель был не против.Однако впоследствии выяснилось, что этот милый диалог был лишь маскировкой для проведения первой части спецоперации против литератора. Сотрудники госбезопасности проверяли, насколько он внимателен, как реагирует на те или иные мелочи. Поскольку Войновича в дальнейшем предполагали отравить с помощью особо начиненных сигарет, гэбешники проводили манипуляции с сигаретной пачкой Войновича, просили у него разрешения закурить, брали в руки эту самую пачку, а потом возвращали ее на стол. Писатель особо не приглядывался за этими действиями. Как потом оказалось, зря.
Первая беседа закончилась, и поступило предложение встретиться снова где-нибудь в неформальной обстановке, чтобы казенные стены не давили. "В гостинице, что ли?" - "Можно и в гостинице". Войнович, движимый все тем же любопытством, согласился. 11 мая он сам позвонил Петрову. В документальной повести "Дело № 34840" В. Войнович подробно рассказал об этой встрече. В результате второго рандеву (в гостинице "Метрополь", дамы и господа, в неофициальной обстановке, в одном из специально оборудованных нумеров) на котором присутствовали все те же Петров и Захаров, Владимиру Николаевичу сделалось плохо, лишь через некоторое время он с трудом выкарабкался из этого болезненного состояния. Войнович пришел к выводу, что его отравили, подменив сигареты. Видимо, то, что яд поступил в организм писателя не через еду или питье, способствовало тому, что отравление оказалось слабее, чем рассчитывалось. Более или менее придя в себе, Войнович написал открытое письмо Ю. Андропову, и вокруг этой темной истории поднялся определенный шум.
В КГБ вяло оправдывались, называя Войновича сумасшедшим, говоря, что ему почудилось. Но весьма любопытная вещь случилась уже после того, как рухнул коммунизм и Советский Союз перестал существовать. Войнович попытался выяснить подробности майского происшествия 1975-го, и вот что из этого вышло.
Снова прервемся. И, замечу, мы все ближе к сенсации, которую мне удалось раскопать.