О прочитанном.Франсуаза Саган. «Смутная улыбка».
Нет, всё-таки копание в чисто человеческих эмоциях и взаимоотношениях - не то, что я ищу в книгах. И не потому, что я настолько уж холодный скептик. Скорее напротив, эмоциональное состояние, артикулированное авторским словом, становится обезжизненным. По кранйей мере, если оно достаточно тонкое. Поэтому выкрутасы вроде
Я хорошо понимала, что эта необходимость была одновременно и связана с моей любовью и отдалена от нее. Я еще могла разделить его на составные части:человеческое существо-соучастник, объект страсти-враг. И хуже всего было то,что я никак не могла принизить его, как, в общем-то, мы всегда принижаем людей, отвечающих нам равнодушием. Были даже моменты, когда думала: "Бедный Люк, как я устала бы с ним, соскучилась! " Я презирала себя за неумение быть легкой, тем более что, возможно, обида привязала бы его ко мне.
- мне кажутся крайне неубедительными, и парадоксально лишёнными психологической достоверности. Саган пытается выдать самоанализ персонажа за переживание. Но самоанализ, по определению дискурсивен, строг и логичен, тогда как переживание цельно и неразделимо.
Текст оставил у меня странное впечатление полного цинизма автора. Я знаю, это жёсткое обвинение, тем более, по отношению к Саган и её литературной репутации. Но иногда сквозь сентиментальное слово героини и повествователя проскальзывает холодная улыбка автора,
Очень любопытно наблюдать, как жизнь ставит свою подпись под параграфами романтических соглашений. Я поняла, что решительно не способна быть веселой подружкой женатого мужчины.
Цинизм не в констатации холодности жизни, а в набрасывании сентиментального флёра, который дезориентирует читателя, подменяет реальную сущность текста его желаемой сущностью. За притчей о счастливо-несчастной любви проскальзывает подлинная тема кризиса человеческой идентичности. Она естественна для Франции XX века с её экзистенциалистскими метаниями и выросшим на их почвы театром абсурда. И женщины, мне кажется воспринимают этот кризис особенно чётко. По крайней мере, текст Симоны де Бовуар о симулятивном мире, расчерченном с точки зрения социальной желательности, как реклама гламурного журнала, по художественной ёмкости значительно превосходит творения любого писателя-мужчины. Но Франсуаза, в отличие от Симоны, ставит эту тему, пытаясь избежать жёсткости и прямоты, и, в результате, сама вязнет в с обственных эмоциональных наслоениях и втягивает в это болото читателя. Именно это противоречия изначально жёсткой и циничной посылки и попытки показаться белой, пушистой и лиричной, меня в ней (Франсуазе) и коробит.
Я хорошо понимала, что эта необходимость была одновременно и связана с моей любовью и отдалена от нее. Я еще могла разделить его на составные части:человеческое существо-соучастник, объект страсти-враг. И хуже всего было то,что я никак не могла принизить его, как, в общем-то, мы всегда принижаем людей, отвечающих нам равнодушием. Были даже моменты, когда думала: "Бедный Люк, как я устала бы с ним, соскучилась! " Я презирала себя за неумение быть легкой, тем более что, возможно, обида привязала бы его ко мне.
- мне кажутся крайне неубедительными, и парадоксально лишёнными психологической достоверности. Саган пытается выдать самоанализ персонажа за переживание. Но самоанализ, по определению дискурсивен, строг и логичен, тогда как переживание цельно и неразделимо.
Текст оставил у меня странное впечатление полного цинизма автора. Я знаю, это жёсткое обвинение, тем более, по отношению к Саган и её литературной репутации. Но иногда сквозь сентиментальное слово героини и повествователя проскальзывает холодная улыбка автора,
Очень любопытно наблюдать, как жизнь ставит свою подпись под параграфами романтических соглашений. Я поняла, что решительно не способна быть веселой подружкой женатого мужчины.
Цинизм не в констатации холодности жизни, а в набрасывании сентиментального флёра, который дезориентирует читателя, подменяет реальную сущность текста его желаемой сущностью. За притчей о счастливо-несчастной любви проскальзывает подлинная тема кризиса человеческой идентичности. Она естественна для Франции XX века с её экзистенциалистскими метаниями и выросшим на их почвы театром абсурда. И женщины, мне кажется воспринимают этот кризис особенно чётко. По крайней мере, текст Симоны де Бовуар о симулятивном мире, расчерченном с точки зрения социальной желательности, как реклама гламурного журнала, по художественной ёмкости значительно превосходит творения любого писателя-мужчины. Но Франсуаза, в отличие от Симоны, ставит эту тему, пытаясь избежать жёсткости и прямоты, и, в результате, сама вязнет в с обственных эмоциональных наслоениях и втягивает в это болото читателя. Именно это противоречия изначально жёсткой и циничной посылки и попытки показаться белой, пушистой и лиричной, меня в ней (Франсуазе) и коробит.