Матильда Журнакова и Ивиковы журавли...
Несколько лет назад в романе Евгении Гинзбург "Крутой маршрут" мне встретился такой абзац (из главы о том, как ее, Евгению, выпустили из лагеря на свободу):
"Лаборантка Матильда Журнакова критически осматривала мою телогрейку, пожимала плечами, находя такой вид абсолютно невозможным для вольной жизни, и вела разговор к тому, чтобы я без всяких предрассудков взяла у нее платье и чулки. О пальто подумаем после… Гардероб Матильды славился по всему Эльгену, потому что у Матильды каким-то чудом сохранился на воле муж и она постоянно получала из дома посылки. С той же одержимостью, с какой Марфуша вещала о двунадесятом дне, Матильда твердила теперь о возвращении к научной работе. Это был ее пунктик. Все годы заключения она мучилась по своей диссертации, которая к моменту ареста была совсем готова и даже день защиты был назначен".
Стоп. Журнакова - это вообще-то девичья фамилия моей прабабушки по папиной линии. Прабабушка Лина (Аполлинария) Журнакова-Русинова до и во время войны жила в Севастополе, заведовала детским домом и по доносу попала в лагерь после того, как детский дом побывал в оккупации (не успели эвакуироваться и застряли в Краснодарском крае). Донес на нее ее же заместитель.
Я спросила папу - а Матильда Журнакова случайно не родня ли ей? Папа ответил - родня. Родная сестра.
В бабушкином архиве сохранилось несколько старых фотографий. В том числе и эта, от 1954 года.
На фото в правой части - Матильда Алексеевна крайняя в нижнем ряду, а тот самый ее "сохранившийся на воле муж" и сын - если я все правильно поняла, в верхнем ряду справа. Папа рассказывал, что сын ее после войны, когда и ее выпустили из лагеря, но домой вернуться не разрешили, добирался к матери в Магаданскую область через всю страну из Ленинграда на перекладных и чуть ли не зайцем, и все-таки добрался...
На обороте фотографии написано: "Дорогой сестре Лине и ее деткам в память о нашей встрече в совхозе Коминтерн Бахчисарайского р-на Крымской обл. после долгой разлуки. От сестры Матильды. 24.IX.1954". Фотография прислана из Магаданской области, где Матильда жила до получения ею полной реабилитации (в 1956 году)...
Об этом событии - реабилитации - в переписке Варлама Шаламова с А.З.Добровольским я нашла упоминание вскользь: "В Магадане встретил многих знакомых - Лоскутова (провел с ним добрую ночь), Яроцкого, Журнакову и других. Федор Ефимович, хотя и постарел весьма заметно, остался непоколебимо прежним. Матильда весьма преуспела (реабилитирована), в реальной перспективе докторантуры, но скорбит о прошлом. Увы! К нему возврата нет".
Что это за прошлое такое, о котором скорбела Матильда Журнакова? Украденные годы? Годы, потраченные в лагерях и тюрьмах, вместо того, чтобы быть потраченными на работу? Успешная работа до ареста? Или что-то более конкретное? Может быть, хотя бы частично ответ на этот вопрос я нашла в недавней статье (2011 года) "История одного плагиата", автор - Борис Лянда-Геллер. Не буду приводить ее всю, но вот описание того, как, вернувшись в Ленинград после реабилитации, Матильда Алексеевна обнаружила, как была использована ее готовая к защите диссертация...
"Ей удалось поступить на работу младшим научным сотрудником в тот же ленинградский НИИ ветеринарии. Директором института был профессор, доктор ветеринарных наук Николаев. В Ленинграде он являлся видной фигурой: был членом Горкома КПСС, консультантом сельскохозяйственного отдела облисполкома. Матильда Алексеевна была немного знакома с ним: в середине 30-х годов, после окончания аспирантуры и защиты кандидатской диссертации, он работал в туберкулезном отделе института в одной с ней комнате. Встреча с ним через 20 лет оказалась подчеркнуто холодной.
Матильда Алексеевна попыталась найти оставшиеся в институте после ее ареста черновые экземпляры ее докторской диссертации и материалы к ней, но никаких следов ее прошлой работы не сохранилось. Ее научный руководитель погиб во время блокады Ленинграда. Она снова занялась исследованиями в области туберкулеза и начала знакомиться с литературными материалами, опубликованными за время ее отсутствия, а также диссертациями. В списке последних она обнаружила упоминание о докторской диссертации Николаева, защищенной через несколько месяцев после окончания войны. В библиотеке института ее не оказалось (позже выяснилось, что Николаев вскоре после зачисления Матильды Алексеевны в институт затребовал ее и не вернул). С трудом, при содействии Ленинградской Публичной Библиотеки, ее удалось выписать по межбиблиотечному абонементу из Ветеринарной Академии в Москве (где хранились экземпляры всех диссертаций). При чтении она с первых страниц с ужасом обнаружила, что это ее пропавшая после ареста докторская диссертация, слово в слово переписана Николаевым вместе со всеми таблицами, экспериментальными и статистическими материалами. Она была в шоке; было понятно, что Николаев присвоил и защитил диссертацию под своим именем. Что делать? Как доказать, что диссертация Николаева - это ее диссертация? У нее не осталось никаких доказательств!
Тут она вспомнила об экземпляре диссертации, отвезенном в Москву для рецензирования профессору Скрябину. К шестидесяти годам он был уже действительным членом Академии Наук СССР, широко известным ученым, не только в стране, но и далеко за ее рубежами. У нее возникли сомнения, помнит ли он ее, сохранился ли у него почти через четверть века экземпляр ее диссертации. Она поехала к нему в Москву. Он узнал ее, упрекнул за столь долгое отсутствие. Когда академик узнал причину отсутствия, он еще с большим вниманием и сочувствием отнесся к ней. Экземпляр диссертации у него сохранился. Он нашел его, со своими пометками, замечаниями на полях. Академик Скрябин высоко оценил содержание ее научного труда, рекомендовал частично переработать, дополнить в соответствии с последними научными достижениями и представить к защите. Тогда она рассказала ему о плагиате, фактически краже ее диссертации Николаевым. Академик Скрябин пришел в неописуемую ярость, долго не мог успокоиться. Он обещал Матильде Алексеевне принять все меры для восстановления справедливости. Вскоре он подал документированное представление в ВАК - Высшую Аттестационную Комиссию при Совете министров СССР, была образована специальная комиссия по проверке этого дела. По результатам расследования президиум ВАКа принял постановление о лишении Николаева ученой степени доктора ветеринарных наук и звания профессора. После этого приказом министра сельского хозяйства СССР Николаев был освобожден от обязанности директора Ленинградского НИИ Ветеринарии.
Следует отметить, что ни правление президиума ВАКа, ни приказ министра сельского хозяйства не стали достоянием гласности, не были опубликованы в печати. О причинах смещения Николаева неофициально узнал лишь узкий круг сотрудников института. Это была обычная практика администрации в то время. Тем не менее, справедливость восторжествовала. Авторство Матильды Алексеевны было восстановлено."
О дальнейшей судьбе плагиатора - Николаева - в статье рассказано кратко, да и не вижу надобности пересказывать ее. Скажу только, что в итоге сел Николаев в тюрьму на 6 лет за махинации и жульничество в Ленинградском Зоосаде, директором которого его поставили, несмотря на скандал с плагиатом.
В журнале "Ветеринария" от 2006 года я нашла небольшую юбилейную статью, опубликованную к 100-летию Матильды Журнаковой (она родилась 28 ноября 1905 года). Конечно, там не было таких подробностей, все более гладко и благополучно, по-юбилейному: "Коллективом лаборатории, возглавляемой М.А.Журнаковой в 1965-1975 гг., оздоровлены от пастереллеза десятки птицехозяйств бывшего Советского Союза. Под руководством Матильды Алексеевны защищено 13 кандидатских диссертаций. Ее ученики работают на Дальнем Востоке, в Узбекистане, Украине и, конечно, в родном институте, поддерживая и развивая школу отечественных микробиологов. С благодарностью и любовью они вспоминают своего учителя Матильду Алексеевну Журнакову".
До статьи о плагиате для меня эта история была просто выдающейся историей моей родственницы (как-никак, двоюродная прабабушка) - человека сильного и по-настоящему (не то что я) преданного науке, историей того, как такая преданность помогает выжить и остаться человеком... и так далее, и так далее, что тратить громкие слова. Все понятно.
А после статьи вспомнилась мне баллада Шиллера "Ивиковы журавли". Вот это - те же самые Ивиковы журавли, только не в легенде, не в стихах и не о поэте, а о совсем других материях, и не в литературе, а в жизни. И раз так, то, наверное, какая-то справедливость до сих пор есть. А значит - будем жить...
"Лаборантка Матильда Журнакова критически осматривала мою телогрейку, пожимала плечами, находя такой вид абсолютно невозможным для вольной жизни, и вела разговор к тому, чтобы я без всяких предрассудков взяла у нее платье и чулки. О пальто подумаем после… Гардероб Матильды славился по всему Эльгену, потому что у Матильды каким-то чудом сохранился на воле муж и она постоянно получала из дома посылки. С той же одержимостью, с какой Марфуша вещала о двунадесятом дне, Матильда твердила теперь о возвращении к научной работе. Это был ее пунктик. Все годы заключения она мучилась по своей диссертации, которая к моменту ареста была совсем готова и даже день защиты был назначен".
Стоп. Журнакова - это вообще-то девичья фамилия моей прабабушки по папиной линии. Прабабушка Лина (Аполлинария) Журнакова-Русинова до и во время войны жила в Севастополе, заведовала детским домом и по доносу попала в лагерь после того, как детский дом побывал в оккупации (не успели эвакуироваться и застряли в Краснодарском крае). Донес на нее ее же заместитель.
Я спросила папу - а Матильда Журнакова случайно не родня ли ей? Папа ответил - родня. Родная сестра.
В бабушкином архиве сохранилось несколько старых фотографий. В том числе и эта, от 1954 года.
На фото в правой части - Матильда Алексеевна крайняя в нижнем ряду, а тот самый ее "сохранившийся на воле муж" и сын - если я все правильно поняла, в верхнем ряду справа. Папа рассказывал, что сын ее после войны, когда и ее выпустили из лагеря, но домой вернуться не разрешили, добирался к матери в Магаданскую область через всю страну из Ленинграда на перекладных и чуть ли не зайцем, и все-таки добрался...
На обороте фотографии написано: "Дорогой сестре Лине и ее деткам в память о нашей встрече в совхозе Коминтерн Бахчисарайского р-на Крымской обл. после долгой разлуки. От сестры Матильды. 24.IX.1954". Фотография прислана из Магаданской области, где Матильда жила до получения ею полной реабилитации (в 1956 году)...
Об этом событии - реабилитации - в переписке Варлама Шаламова с А.З.Добровольским я нашла упоминание вскользь: "В Магадане встретил многих знакомых - Лоскутова (провел с ним добрую ночь), Яроцкого, Журнакову и других. Федор Ефимович, хотя и постарел весьма заметно, остался непоколебимо прежним. Матильда весьма преуспела (реабилитирована), в реальной перспективе докторантуры, но скорбит о прошлом. Увы! К нему возврата нет".
Что это за прошлое такое, о котором скорбела Матильда Журнакова? Украденные годы? Годы, потраченные в лагерях и тюрьмах, вместо того, чтобы быть потраченными на работу? Успешная работа до ареста? Или что-то более конкретное? Может быть, хотя бы частично ответ на этот вопрос я нашла в недавней статье (2011 года) "История одного плагиата", автор - Борис Лянда-Геллер. Не буду приводить ее всю, но вот описание того, как, вернувшись в Ленинград после реабилитации, Матильда Алексеевна обнаружила, как была использована ее готовая к защите диссертация...
"Ей удалось поступить на работу младшим научным сотрудником в тот же ленинградский НИИ ветеринарии. Директором института был профессор, доктор ветеринарных наук Николаев. В Ленинграде он являлся видной фигурой: был членом Горкома КПСС, консультантом сельскохозяйственного отдела облисполкома. Матильда Алексеевна была немного знакома с ним: в середине 30-х годов, после окончания аспирантуры и защиты кандидатской диссертации, он работал в туберкулезном отделе института в одной с ней комнате. Встреча с ним через 20 лет оказалась подчеркнуто холодной.
Матильда Алексеевна попыталась найти оставшиеся в институте после ее ареста черновые экземпляры ее докторской диссертации и материалы к ней, но никаких следов ее прошлой работы не сохранилось. Ее научный руководитель погиб во время блокады Ленинграда. Она снова занялась исследованиями в области туберкулеза и начала знакомиться с литературными материалами, опубликованными за время ее отсутствия, а также диссертациями. В списке последних она обнаружила упоминание о докторской диссертации Николаева, защищенной через несколько месяцев после окончания войны. В библиотеке института ее не оказалось (позже выяснилось, что Николаев вскоре после зачисления Матильды Алексеевны в институт затребовал ее и не вернул). С трудом, при содействии Ленинградской Публичной Библиотеки, ее удалось выписать по межбиблиотечному абонементу из Ветеринарной Академии в Москве (где хранились экземпляры всех диссертаций). При чтении она с первых страниц с ужасом обнаружила, что это ее пропавшая после ареста докторская диссертация, слово в слово переписана Николаевым вместе со всеми таблицами, экспериментальными и статистическими материалами. Она была в шоке; было понятно, что Николаев присвоил и защитил диссертацию под своим именем. Что делать? Как доказать, что диссертация Николаева - это ее диссертация? У нее не осталось никаких доказательств!
Тут она вспомнила об экземпляре диссертации, отвезенном в Москву для рецензирования профессору Скрябину. К шестидесяти годам он был уже действительным членом Академии Наук СССР, широко известным ученым, не только в стране, но и далеко за ее рубежами. У нее возникли сомнения, помнит ли он ее, сохранился ли у него почти через четверть века экземпляр ее диссертации. Она поехала к нему в Москву. Он узнал ее, упрекнул за столь долгое отсутствие. Когда академик узнал причину отсутствия, он еще с большим вниманием и сочувствием отнесся к ней. Экземпляр диссертации у него сохранился. Он нашел его, со своими пометками, замечаниями на полях. Академик Скрябин высоко оценил содержание ее научного труда, рекомендовал частично переработать, дополнить в соответствии с последними научными достижениями и представить к защите. Тогда она рассказала ему о плагиате, фактически краже ее диссертации Николаевым. Академик Скрябин пришел в неописуемую ярость, долго не мог успокоиться. Он обещал Матильде Алексеевне принять все меры для восстановления справедливости. Вскоре он подал документированное представление в ВАК - Высшую Аттестационную Комиссию при Совете министров СССР, была образована специальная комиссия по проверке этого дела. По результатам расследования президиум ВАКа принял постановление о лишении Николаева ученой степени доктора ветеринарных наук и звания профессора. После этого приказом министра сельского хозяйства СССР Николаев был освобожден от обязанности директора Ленинградского НИИ Ветеринарии.
Следует отметить, что ни правление президиума ВАКа, ни приказ министра сельского хозяйства не стали достоянием гласности, не были опубликованы в печати. О причинах смещения Николаева неофициально узнал лишь узкий круг сотрудников института. Это была обычная практика администрации в то время. Тем не менее, справедливость восторжествовала. Авторство Матильды Алексеевны было восстановлено."
О дальнейшей судьбе плагиатора - Николаева - в статье рассказано кратко, да и не вижу надобности пересказывать ее. Скажу только, что в итоге сел Николаев в тюрьму на 6 лет за махинации и жульничество в Ленинградском Зоосаде, директором которого его поставили, несмотря на скандал с плагиатом.
В журнале "Ветеринария" от 2006 года я нашла небольшую юбилейную статью, опубликованную к 100-летию Матильды Журнаковой (она родилась 28 ноября 1905 года). Конечно, там не было таких подробностей, все более гладко и благополучно, по-юбилейному: "Коллективом лаборатории, возглавляемой М.А.Журнаковой в 1965-1975 гг., оздоровлены от пастереллеза десятки птицехозяйств бывшего Советского Союза. Под руководством Матильды Алексеевны защищено 13 кандидатских диссертаций. Ее ученики работают на Дальнем Востоке, в Узбекистане, Украине и, конечно, в родном институте, поддерживая и развивая школу отечественных микробиологов. С благодарностью и любовью они вспоминают своего учителя Матильду Алексеевну Журнакову".
До статьи о плагиате для меня эта история была просто выдающейся историей моей родственницы (как-никак, двоюродная прабабушка) - человека сильного и по-настоящему (не то что я) преданного науке, историей того, как такая преданность помогает выжить и остаться человеком... и так далее, и так далее, что тратить громкие слова. Все понятно.
А после статьи вспомнилась мне баллада Шиллера "Ивиковы журавли". Вот это - те же самые Ивиковы журавли, только не в легенде, не в стихах и не о поэте, а о совсем других материях, и не в литературе, а в жизни. И раз так, то, наверное, какая-то справедливость до сих пор есть. А значит - будем жить...