Про поездку в Чернолучье.
Иногда мне кажется, что я была в самой настоящей ссылке, а порой, что я тупо проспала три дня и больше ничего не делала.
Папа меня довёз, довёл до корпуса «Русского Леса» и уехал в город, а я поселилась в двухместном номере одна. Номер был страшненький, маленький, со старенькой совковой мебелью и жутко скрипучими кроватями. Но зато в номере было тепло. По-доброму тепло и сухо, а не холодно и сыро, как дома.
Кормили ужасно. Безобразно кормили. Уж на что я не привередлива и знаю санаторскую кормёжку, но тут побили все рекорды по отвратительности еды. Хотя раньше кормили лучше. То ли поменяли повара, то ли просто стали воровать намного больше.
Народу в санатории была тьма-тьмущая. Что удивило - было очень много молодёжи. Молодёжь тосковала, молодёжь пила, пыталась жарить шашлыки на улице, но замерзала на морозе, поэтому громко материлась, бросала шашлыки, уезжала в город за едой и выпивкой и зачем-то возвращалась в санаторий всё выпивать и съедать. А днём им заняться было нечем. Коньков и катка нет, лыжи убитые настолько, что лучше в ластах по снегу маршировать, бассейн всего один час в сутки. Думаю, больше в санаторий «Русский Лес» они не поедут.
Я всё это время находилась как бы в анабиозе. Я что-то ела, спала, что-то смотрела в телевизоре. Я даже не читала. Потому что засыпала сразу, как брала книгу в руки.
Чтобы хоть немного перевести свой лежачий образ жизни в ходячий, я на второй день попёрлась в лес искать белок. Пошла ведь с самыми добрыми намерениями - покормить белок очищенными грецкими и кедровыми орешками. Но белки о моих намерениях не знали, и ни одна из них мне на грудь с дерева ни кинулась. Зато на меня накинулась мама по телефону, узнав, что я брожу по лесу одна без белок.
Думала мама недолго - она примчалась в санаторий в тот же день. Но веселее мне не стало. Из-за здоровья мама гулять не могла, поэтому я вернулась в состояние анабиоза, и мы уже вдвоём лежали и тупо втыкали в телевизор.
На следующий день маме тоже надоело лежать и мы уже вдвоём пошли в лес за белками, потому что вопрос «Нафига мы тащили орехи?» сильно беспокоил обеих. То ли у мамы лицо добрее, чем у меня, то ли мы вышли с ней из корпуса в беличье обеденное время, но одна из них нам встретилась. Она сидела в кормушке прямо напротив корпуса, основательно разложив широкую попу, и методично щёлкала семечки. Мы радостно рванули к белке и протянули ей руки с орешками. Белка недовольно покосилась на руки и… проигнорировала наше щедрое преподношение. Постояв чуток с протянутыми руками, мы с мамой подмёрзли, обиделись на белку и высыпали орешки в кормушку. Белка, не меняя темпа щелканья семечек, презрительно посмотрела на орехи и на нас.
Мне стало стыдно. Примерно так же мне было стыдно в Кисловодске, когда я предложила тамошней белочке семечек, она радостно было прискакала к протянутой руке, но увидела, что там семечки и ни разу не орешки, и так на меня посмотрела, что я была готова провалиться сквозь землю. Ну да, надо знать вкусы и предпочтения тех, кого собираешься осчастливить. Но я об этом не вспоминаю. Зачем? Это ж мои любимые грабли.
Белку я всё-таки сфотала. Вот эта мегера пушистой наружности.
Про нашу прогулку мы с мамой рассказали папе по телефону. Папа затосковал, что мы гуляем по лесу без него, и примчался на следующий день.
Я не раздумывала ни секунды и уехала в город на том же автобусе, на котором приехал папа. В родной мой город, где нет чистого звенящего воздуха и сверкающего белого снега, стройных сосен и тонких берёз, наглых белок и ручных всеядных синиц. Где холодно и серо. И точно такая же тоска.
Вот еще фотки.
Это просто лес:
Тут я и мама кормим синичек:
Ну, а это мои родители в момент моего бегства из санатория: