ОСТРОВ ШПАЛИКОВА
Я встретила его сегодня дважды. Утром он был на другом берегу, на горе, возле главного причала. Место, куда пропотевшие до спинок сидений автобусы завозят туристов, ради селфи и того, чтобы полюбоваться, как скальпы богатеньких приезжих зажариваются на адском солнечном огне.
Он был среди них, но как будто не с ними. Слишком высок, слишком красив и, как я, он вообще не боялся солнца, хотя и был без шляпы. Трудно не замечать своих, особенно когда ты стоишь на мысу возле причала.
Вечером он появился перед глазами, когда было уже очень поздно. Согнув спину, он сидел на песке, разговария сам с собой, но не как сумасшедший, а как едва не утонувший в волнах призрак - открывает и закрывает рот, чтобы поблагодарить, а возможно и обвинить кого-нибудь в своем горе.
Его руки спокойно лежали на коленях. Я разглядывала пальцы, такие тонкие и длинные, как у музыканта, но очень сухие от соли и просохшего пота вперемешку с кристаллами из песка.
Кажется он любовался, однако совсем не морем, как мне хотелось бы думать. И нет, не приближающимся рассветом. Он любовался чем-то совершенно особенным, может чем-то из прошлого? Первые джинсы, любимый велосипед, который так и остался стоять в сарае у бабушки, а может быть это город, где он учился и где, не исключено, что его дразнили за пристрастия к музыке и девушке на целых три месяца старше его?..
Какое море у него внутри... Ярчайшее, цветное, с пышной узорчатой пеной, что притягивает к себе богатыми рыбными ароматами? Или, как в последнее время у всякой избалованной молодежи, море видится ему темной, богатой витаминами материей, в недрах которой можно разместить заводы, жилые кварталы, сувенирные лавки и рестораны мировых кухонь?
Волосы. Его волосы дрожали и заигрывали с песком, который поднял с берега ветер.
Вокруг него лежат гуляки, разбросанные невпопад, с лицами, искареженными усталостью или пьянством, словно над ними поработали изысканные компрачикосы, которые согласно немногим историческим фактам орудовали в Европе когда-то очень давно.
Пьяные безумные тела, выброшенные на берег, как разноцветные стекляшки, дышали и покашливали басом, словно бездомные с небритыми бородами.
На их лица и лопатки вот-вот наступит рассвет и сдерет шкуры. Надо бы перетащить бедолаг под зонтики у кафе. Каждую ночь я отлавливаю и спасаю на пляже новеньких с материка. Местные задиры спаивают белых и обворовывают до нитки, обрекая на вечную медитацию и незаконное пребывание на острове. Местных тут почти нет, а те, что есть заинтересованы с появлении рабов, тем более белых, на своих плантациях.
Я расставила кое - где большие пляжные зонтики над головами балбесов в беспамятстве. Наиболее бедных на внешний вид, подтащила в одну кучу и раскрыла несколько зонтиков. Богатеньких оставила как есть, им в любом случае на нашем острове достанется больше всего.
Разобравшись со материковыми, я вернулась с нему. Он все также, не двигаясь, улыбается и лапочет что-то еле слышное и невнятное. Рискую подойти ближе, и наклоняюсь ухом к его губам:
"Людей теряют только раз,
И след, теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.
Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернём
И праздник для него устроим."
Шпаликов