(no subject)
Финик порезался.
очень крепко порезался о стекло - мы гуляли по берегу сраного моря и он купался, ловил и кусал воду, радовался собачьей жизни, я была рядом и смотрела за ним, внутри у меня было так радостно и спокойно оттого, что я вывела собаку на настоящую прогулку, среди всех дней, которые он проводит дома один, пока я играю во взрослую жизнь и ухожу от него на работу. он слишком раззадорился, побежал кругом почёта то по воде, то по земле и споткнулся - прямо мордой на стекло упал и бежит ко мне растерянный, виноватый, такой маленький мокрый пёсик и кровь вся такая алая по его беленькой шерсти и это так страшно!
и это такая тяжесть, такая вина и этот намордник, который я сегодня на него надела, потому что устала объяснять людям вокруг о том, что это самый добрый и милый пёс во всём мире и он на меня так смотрел печально, а потом это стекло.
Фиником горжусь за его спокойствие и смиренное послушание в ветеринарных клиниках, за его выдержку, за то, что он понимает, что надо, надо Финик, надо промывать, закапывать, промывать, мазать, прикладывать повязки, ставить уколы, еще один и еще один - всё, всё, последний.
когда я нашла его такого маленького и испуганного, я понимала, что могу спасти его и могу принять на себя его спасение, постоянно его спасать и помогать ему жить хорошо. когда он простудился и кашлял забитым и старым аккордеоном, я знала, что его нужно и можно спасать и спасала.
мой маленький пёс, всё будет хорошо, сейчас я сварю для тебя кашу с мясом и накормлю, а ты лежи под вентилятором, на своём месте и помахивай хвостом, а я тебя вылечу.
«-Беда в том, - продолжал никем не останавливаемый связанный, - что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, - и тут говорящий позволил себе улыбнуться.»