Среда обитания
Хочу все-таки рассказать еще о Гольяново - примкадном микрорайоне, где расположено мое гнездо.
Однозначно и категорически - это заповедник. Он начинается, мне кажется, «за лесом», то есть за Измайловским парком, мимо которого проезжаешь на метро, а кажется, будто бы давно уже выехал за пределы Москвы куда-нибудь в сторону Стрельны или хотя бы Бологого.
В Гольяново законсервированы 70-е и 80-е, такими, как я их знаю по фильмам и насколько могу помнить сама. Стекляшки «Мебель» - напротив родительского дома была такая, мы ходили туда с бабушкой, она у меня боевая тогда была, всё какие-то очереди занимала, с кем-то там знакомилась в очередях, потом перезванивались, вели разговоры о внуках и о продуктах, по-ленинградски чинно обращаясь друг к другу по имени-отчеству. В «Мебели» были тесно наставлены тумбочки, полочки, столы и кухни из ДСП, и запах такой был от них, знаете, - ну вот в Гольяново точь-в-точь такой же. И такие же старушки.
Спускаюсь на лифте со своего восьмого этажа, на пятом заходит соседка, которую вижу первый раз в жизни. Смотрит на меня строго: «А зонт где?». Я здесь, кажется, дочь полка. :-) Все жильцы дома знают друг друга, и взрослые тетеньки называют пожилого консьержа «дядя Слава» - то есть понятно, что они его так называли, когда им было лет по 10 и надо было накачать мячик или достать котенка из подвала - ну вот как раз тогда, лет 30-40 назад.
Другая соседка, с которой сталкиваемся в дверях, говорит мне: «Здравствуй, милая», - она тоже впервые видит меня. Улыбаются и здороваются дворники. Продавщицы в магазине «Все для дома» завиты в «шестимесячную» и одеты в синие ситцевые халаты, стоят за прилавком с большой тяжелой кассой, ну, как в детстве; они тоже улыбаются, тоже здороваются, узнают покупателей, спрашивают, подошло ли купленное в прошлый раз. У Тэффи в одном рассказе было: «Вот мы женаты уже четыре года, а он всегда милый, вежливый, внимательный, точно чужой!». А у меня получается: «Продавщицы в хозяйственном доброжелательные, будто тут не Москва».
Заворачивая за угол дома, вижу на земле что-то яркое, странное, явно находящееся не на месте. Первая мысль: «Что это такое?». Вторая: «Юль, это брошенная бумажка. С каких пор тебя так шокирует мусор на улице?». Похоже, как раз с тех пор, как я живу в Гольяново. Вокруг нашего дома не бывает брошенных бумажек.
Скажите, а вас удивляет, что меня это удивляет? Или вы удивляетесь так же, как и я?
На прошлой неделе, в самый мороз, в подземном переходе, где вход в метро, греются несколько бомжей. К ним приближаются менты, и бомжи, естественно, спешно устремляются на улицу, а мент кричит им: «Да куда ты? Ты что, там же холодно! Кури здесь, там же холодно, замерзнешь, дурак, кури здесь, главное не мешай никому». То есть вы понимаете: как будто бы те и другие - люди.
А в магазине по соседству, я аж остановилась, ей-же-ей, продаются человечки - я не знаю, зачем они нужны, но точно такого один мой друг подарил моей сестре лет уже д_в_а_д_ц_а_т_ь п_я_т_ь назад.
Однозначно и категорически - это заповедник. Он начинается, мне кажется, «за лесом», то есть за Измайловским парком, мимо которого проезжаешь на метро, а кажется, будто бы давно уже выехал за пределы Москвы куда-нибудь в сторону Стрельны или хотя бы Бологого.
В Гольяново законсервированы 70-е и 80-е, такими, как я их знаю по фильмам и насколько могу помнить сама. Стекляшки «Мебель» - напротив родительского дома была такая, мы ходили туда с бабушкой, она у меня боевая тогда была, всё какие-то очереди занимала, с кем-то там знакомилась в очередях, потом перезванивались, вели разговоры о внуках и о продуктах, по-ленинградски чинно обращаясь друг к другу по имени-отчеству. В «Мебели» были тесно наставлены тумбочки, полочки, столы и кухни из ДСП, и запах такой был от них, знаете, - ну вот в Гольяново точь-в-точь такой же. И такие же старушки.
Спускаюсь на лифте со своего восьмого этажа, на пятом заходит соседка, которую вижу первый раз в жизни. Смотрит на меня строго: «А зонт где?». Я здесь, кажется, дочь полка. :-) Все жильцы дома знают друг друга, и взрослые тетеньки называют пожилого консьержа «дядя Слава» - то есть понятно, что они его так называли, когда им было лет по 10 и надо было накачать мячик или достать котенка из подвала - ну вот как раз тогда, лет 30-40 назад.
Другая соседка, с которой сталкиваемся в дверях, говорит мне: «Здравствуй, милая», - она тоже впервые видит меня. Улыбаются и здороваются дворники. Продавщицы в магазине «Все для дома» завиты в «шестимесячную» и одеты в синие ситцевые халаты, стоят за прилавком с большой тяжелой кассой, ну, как в детстве; они тоже улыбаются, тоже здороваются, узнают покупателей, спрашивают, подошло ли купленное в прошлый раз. У Тэффи в одном рассказе было: «Вот мы женаты уже четыре года, а он всегда милый, вежливый, внимательный, точно чужой!». А у меня получается: «Продавщицы в хозяйственном доброжелательные, будто тут не Москва».
Заворачивая за угол дома, вижу на земле что-то яркое, странное, явно находящееся не на месте. Первая мысль: «Что это такое?». Вторая: «Юль, это брошенная бумажка. С каких пор тебя так шокирует мусор на улице?». Похоже, как раз с тех пор, как я живу в Гольяново. Вокруг нашего дома не бывает брошенных бумажек.
Скажите, а вас удивляет, что меня это удивляет? Или вы удивляетесь так же, как и я?
На прошлой неделе, в самый мороз, в подземном переходе, где вход в метро, греются несколько бомжей. К ним приближаются менты, и бомжи, естественно, спешно устремляются на улицу, а мент кричит им: «Да куда ты? Ты что, там же холодно! Кури здесь, там же холодно, замерзнешь, дурак, кури здесь, главное не мешай никому». То есть вы понимаете: как будто бы те и другие - люди.
А в магазине по соседству, я аж остановилась, ей-же-ей, продаются человечки - я не знаю, зачем они нужны, но точно такого один мой друг подарил моей сестре лет уже д_в_а_д_ц_а_т_ь п_я_т_ь назад.