Для неё
Никому он не говорил, что не он, другой,
нынче ходит, плывёт, летит, говорит слова.
Целый год без нее он жил, целый адский год,
целый мрачный год без нее, где был день за два.
Из последних держался сил, но еще в седле.
Задыхался, но не вопил - слабым быть нельзя.
Десять лет без нее он жил, десять жутких лет,
выходил на воздух, дышал и нырял назад.
То вытаскивал, то спасал, слушал чей-то бред.
Пил вино, видел дно, придумывал города.
Двадцать лет он мечтал ее на груди сограть,
и все время куда-то шел, да все не туда.
То дрожал, не дышал, чуть жив, но ведь жив еще.
Забывал, застывал, но знал: не наступит тьма.
Тридцать лет. Сорок лет. Всю жизнь прожил для неё.
Не сгорел, не ушел на дно, не сошел с ума.
Маша Махова.
нынче ходит, плывёт, летит, говорит слова.
Целый год без нее он жил, целый адский год,
целый мрачный год без нее, где был день за два.
Из последних держался сил, но еще в седле.
Задыхался, но не вопил - слабым быть нельзя.
Десять лет без нее он жил, десять жутких лет,
выходил на воздух, дышал и нырял назад.
То вытаскивал, то спасал, слушал чей-то бред.
Пил вино, видел дно, придумывал города.
Двадцать лет он мечтал ее на груди сограть,
и все время куда-то шел, да все не туда.
То дрожал, не дышал, чуть жив, но ведь жив еще.
Забывал, застывал, но знал: не наступит тьма.
Тридцать лет. Сорок лет. Всю жизнь прожил для неё.
Не сгорел, не ушел на дно, не сошел с ума.
Маша Махова.