«Московские новости» :: 31 мая 2013 г.
По-моему, очень верный текст и он не только о сегодняшней молодежи, но и о моем поколении, и обо мне.
Оригинал взят у kozatchenko в «Московские новости» :: 31 мая 2013 г.
Поколение «Б»
Размышления после последнего звонка.
Провожать выпускников всегда не слишком радостно, хотя, пожалуй, обычной учительской экзальтации по случаю последних звонков я не испытываю. Во-первых, впереди экзамены, а во-вторых, для нас-то, педагогов, эти звонки уж всяко не последние; общение с любимыми учениками не прерывается, и вообще я бы не придавал этой вехе особого значения. А вот какую считать главной - не знаю.
В этом году я выпускаю любимый, пожалуй, школьный выпуск - у меня еще не было столь быстроумных и доброжелательных старшеклассников - и прощаюсь с любимым первым курсом в МГИМО, тем самым курсом, который на протяжении года радовал меня эрудицией и самостоятельностью. Я почти уверен, что из этих детей, которым сейчас по 17-18, получилось бы блестящее поколение. Почти. Бы. Потому что в реальности - тут у меня, увы, никаких сомнений - ничего подобного не получится, вот над чем впору действительно плакать на последнем звонке.
В чем причина и когда случится перелом - не знаю. Но знаю точно по преподавательскому опыту последних пяти лет: почти все мои выпуски были отличными. Моей заслуги тут нет: это были хорошо воспитанные, читающие, самостоятельно мыслящие дети. И среди первокурсников были нестандартно мыслящие, восприимчивые, вполне самостоятельные люди. Я слежу за их трудоустройством и замечаю, что самым талантливым труднее всего. Чем талантливее студент, тем меньше вероятность, что он трудоустроится. А любимые мои школьники либо изменились до неузнаваемости, либо в конце концов уехали за границу.
Но страннее всего тот рубеж, за которым «мотивированный», как это сегодня называется, умный и перспективный студент превращается в посредственность либо уходит в себя. Девочка, писавшая удивительные рассказы и повести, мальчик, сочинявший вполне взрослые сценарии, еще один мальчик, замечательный рэпер, со всеми чертами настоящего поэта - где они и что делают?
С одной стороны, мне же легче: я не чувствую себя крысоловом, увлекшим их на опасный путь. А с другой - мне очень жаль, что вы не прочтете ни этих стихов, ни этой прозы. С ними что-то такое делается между двадцатью и двадцатью двумя - не зря это возраст зрелости, после которого можно самостоятельно покупать алкоголь.
Нечто подобное я думаю после каждого выпускного вечера в родном «Золотом сечении», где в любом выпуске бывает человек пять с настоящим талантом. Но в этом году мне особенно тошно, потому что этих-то я действительно любил, к ним шел как на праздник, из их вопросов и сочинений добывал недостающую энергию заблуждения. Мне казалось, что уж эти-то... эти обязательно...
В первый раз я испытал такое, когда вместе с матерью возил один ее выпуск - 1995 года - в «Артек», к великому педагогу Володе Вагнеру, умершему шесть лет спустя. Таким чудесным, свободным, счастливым казалось мне это новое поколение, такие они были незашоренные, и я был уверен: уж этих-то не построишь, они свою свободу не отдадут! Построили как миленьких, и почти все многообещающие стали абсолютными мышками, а кто не стал - тот за рубежом, где мы и встречаемся периодически, вспоминая тогдашний «Артек».
Ужасно грустно, а главное - ну смешно как-то хоронить себя в 35, в 45... А перспективы никакой, и на выжженной этой земле ничего уже не построишь. С какой надеждой я смотрел на этот свой класс, в котором столько было непосредственности, юмора, внезапного хулиганства, и столько они читали на разных языках, и такие самодеятельные фильмы снимали, и с кем бы я еще так поговорил про «Мастера и Маргариту» или «Тихий Дон» - у меня среди взрослых-то мало подобных собеседников! Вся учительская от них стонала, и все их обожали. И порой, ей-богу, я был уверен, что уж они-то не дадут... их-то не построят... они-то независимы (При том, что о политике мы на уроках не говорим, это лично для меня строжайшее табу: ученик должен знать материал, навязывать ему убеждения - не мое дело.) И тем не менее я почти убежден, что через три-четыре года все они будут бесповоротно заколдованы, и не в возрасте дело, а в чем-то главном, чего им недодано.
Что это?
Боюсь предположить, но, по-моему, дело в навыке сопротивления, в способности вопреки всему развиваться самостоятельно. Масса витаминов досталась этому поколению (1985-1995 годов рождения), но недодана одна спасительная способность - сопротивление материала. Помню славный документальный фильм, где программисты моделировали эволюцию и все никак у них не получался панцирь - они забыли внести в исходные условия внешнюю угрозу, а без нее панцирь был не нужен. У нынешних выпускников, сколь бы блистательны они ни были, отсутствует сопротивляемость среде: мимикрировать они обучены превосходно, это у них, вероятно, в крови, в позвоночнике, а вот настаивать на своем не умеют даже на уроке. Мы научили их спорить, да, и отстаивать свое мнение, но они понимают, что это все игра. И что в конце концов с учителем надо соглашаться, потому что статус у него такой. А про себя можно думать что угодно. Их почти нельзя убедить, да, потому что соглашаются они очень легко: для них это непринципиально. А что же для них принципиально? - думаю я.
Довольно многое: дружба, солидарность, горизонтальные связи вообще. Право выезжать за границу, отдыхать по-своему и развлекаться так, как нравится. Работа не обязана быть любимой - можно и потерпеть. Телик и прочая пропаганда не обязаны быть правдивыми - есть новостные сайты и социальные сети, там все написано. Все нужное кино лежит в интернете, все нужные эмоции есть в семье. Контакты с миром можно минимизировать, и только.
Конечно, современного школьника растлевает не только авторитаризм или государственная ложь, не только репрессии, провокации или запреты. Его растлевают любые десять минут любого шоу или сериала, любая статья в провластном издании. Но ведь всего этого можно не замечать! Выросло поколение, о котором я мечтал: люди, которые не идут на конфронтацию, а просто выстраивают себе альтернативу. Они могут спрятаться от этого мира в любой кофейне, на любой синекуре, число которых независимо от кризиса остается прежним. И вся творящаяся вокруг несправедливость будет им абсолютно по барабану - можно же отсидеться, страна у нас щелястая. Сказал же когда-то любимый прозаик: мы все норовим натыкаться на прутья, а можно же ходить между...
Но вот оказывается - нельзя. Советское время было в этом смысле далеко не так коварно. Оно требовало внешней мимикрии (об этом «Стиляги»): ходи как мы, одевайся как мы... Нынешнее, если не брать в расчет школьную форму, требует совсем иного: ходи как хочешь, оттягивайся как знаешь, вообще наслаждайся. Но только не смотри туда, туда и туда. Делай вид, что этого нет. Ну и, понятное дело, соблюдай несложные ритуалы, прежде всего церковные.
Этот гедонистический авторитаризм оказывается куда растлительнее, и сопротивляться ему почти невозможно: все же разрешено, чудак. На рожон только не лезь, а все остальное - пожалуйста. И дитя, не имея простейших навыков сопротивления, мимикрирует незаметно, по миллиметру, а к двадцати двум-трем годам это уже готовый продукт системы, способный бороться с ней, да, но лишь до первого окрика. Такое дитя привыкло к быстрым результатам. Не умеет ничем жертвовать. Искренне полагает, что если нечто не получается с первого раза, то, наверное, и не нужно.
Беда не в том, что эти прекрасные - действительно прекрасные! - дети не умеют защищать свои права. Беда, что они не умеют защищать свои индивидуальности и способности. Что они закапывают в землю свои таланты, столкнувшись с первыми редакторами, цензорами или попросту дураками. Беда в том, что они предпочитают ускользнуть от столкновения, избежать конфронтации, уйти в альтернативу - и сами не замечают, как бегство сквашивает их кровь.
Это поколение «Б», от слова «бег». Я их очень ждал. И, увы, дождался.
Оригинал взят у kozatchenko в «Московские новости» :: 31 мая 2013 г.
Поколение «Б»
Размышления после последнего звонка.
Провожать выпускников всегда не слишком радостно, хотя, пожалуй, обычной учительской экзальтации по случаю последних звонков я не испытываю. Во-первых, впереди экзамены, а во-вторых, для нас-то, педагогов, эти звонки уж всяко не последние; общение с любимыми учениками не прерывается, и вообще я бы не придавал этой вехе особого значения. А вот какую считать главной - не знаю.
В этом году я выпускаю любимый, пожалуй, школьный выпуск - у меня еще не было столь быстроумных и доброжелательных старшеклассников - и прощаюсь с любимым первым курсом в МГИМО, тем самым курсом, который на протяжении года радовал меня эрудицией и самостоятельностью. Я почти уверен, что из этих детей, которым сейчас по 17-18, получилось бы блестящее поколение. Почти. Бы. Потому что в реальности - тут у меня, увы, никаких сомнений - ничего подобного не получится, вот над чем впору действительно плакать на последнем звонке.
В чем причина и когда случится перелом - не знаю. Но знаю точно по преподавательскому опыту последних пяти лет: почти все мои выпуски были отличными. Моей заслуги тут нет: это были хорошо воспитанные, читающие, самостоятельно мыслящие дети. И среди первокурсников были нестандартно мыслящие, восприимчивые, вполне самостоятельные люди. Я слежу за их трудоустройством и замечаю, что самым талантливым труднее всего. Чем талантливее студент, тем меньше вероятность, что он трудоустроится. А любимые мои школьники либо изменились до неузнаваемости, либо в конце концов уехали за границу.
Но страннее всего тот рубеж, за которым «мотивированный», как это сегодня называется, умный и перспективный студент превращается в посредственность либо уходит в себя. Девочка, писавшая удивительные рассказы и повести, мальчик, сочинявший вполне взрослые сценарии, еще один мальчик, замечательный рэпер, со всеми чертами настоящего поэта - где они и что делают?
С одной стороны, мне же легче: я не чувствую себя крысоловом, увлекшим их на опасный путь. А с другой - мне очень жаль, что вы не прочтете ни этих стихов, ни этой прозы. С ними что-то такое делается между двадцатью и двадцатью двумя - не зря это возраст зрелости, после которого можно самостоятельно покупать алкоголь.
Нечто подобное я думаю после каждого выпускного вечера в родном «Золотом сечении», где в любом выпуске бывает человек пять с настоящим талантом. Но в этом году мне особенно тошно, потому что этих-то я действительно любил, к ним шел как на праздник, из их вопросов и сочинений добывал недостающую энергию заблуждения. Мне казалось, что уж эти-то... эти обязательно...
В первый раз я испытал такое, когда вместе с матерью возил один ее выпуск - 1995 года - в «Артек», к великому педагогу Володе Вагнеру, умершему шесть лет спустя. Таким чудесным, свободным, счастливым казалось мне это новое поколение, такие они были незашоренные, и я был уверен: уж этих-то не построишь, они свою свободу не отдадут! Построили как миленьких, и почти все многообещающие стали абсолютными мышками, а кто не стал - тот за рубежом, где мы и встречаемся периодически, вспоминая тогдашний «Артек».
Ужасно грустно, а главное - ну смешно как-то хоронить себя в 35, в 45... А перспективы никакой, и на выжженной этой земле ничего уже не построишь. С какой надеждой я смотрел на этот свой класс, в котором столько было непосредственности, юмора, внезапного хулиганства, и столько они читали на разных языках, и такие самодеятельные фильмы снимали, и с кем бы я еще так поговорил про «Мастера и Маргариту» или «Тихий Дон» - у меня среди взрослых-то мало подобных собеседников! Вся учительская от них стонала, и все их обожали. И порой, ей-богу, я был уверен, что уж они-то не дадут... их-то не построят... они-то независимы (При том, что о политике мы на уроках не говорим, это лично для меня строжайшее табу: ученик должен знать материал, навязывать ему убеждения - не мое дело.) И тем не менее я почти убежден, что через три-четыре года все они будут бесповоротно заколдованы, и не в возрасте дело, а в чем-то главном, чего им недодано.
Что это?
Боюсь предположить, но, по-моему, дело в навыке сопротивления, в способности вопреки всему развиваться самостоятельно. Масса витаминов досталась этому поколению (1985-1995 годов рождения), но недодана одна спасительная способность - сопротивление материала. Помню славный документальный фильм, где программисты моделировали эволюцию и все никак у них не получался панцирь - они забыли внести в исходные условия внешнюю угрозу, а без нее панцирь был не нужен. У нынешних выпускников, сколь бы блистательны они ни были, отсутствует сопротивляемость среде: мимикрировать они обучены превосходно, это у них, вероятно, в крови, в позвоночнике, а вот настаивать на своем не умеют даже на уроке. Мы научили их спорить, да, и отстаивать свое мнение, но они понимают, что это все игра. И что в конце концов с учителем надо соглашаться, потому что статус у него такой. А про себя можно думать что угодно. Их почти нельзя убедить, да, потому что соглашаются они очень легко: для них это непринципиально. А что же для них принципиально? - думаю я.
Довольно многое: дружба, солидарность, горизонтальные связи вообще. Право выезжать за границу, отдыхать по-своему и развлекаться так, как нравится. Работа не обязана быть любимой - можно и потерпеть. Телик и прочая пропаганда не обязаны быть правдивыми - есть новостные сайты и социальные сети, там все написано. Все нужное кино лежит в интернете, все нужные эмоции есть в семье. Контакты с миром можно минимизировать, и только.
Конечно, современного школьника растлевает не только авторитаризм или государственная ложь, не только репрессии, провокации или запреты. Его растлевают любые десять минут любого шоу или сериала, любая статья в провластном издании. Но ведь всего этого можно не замечать! Выросло поколение, о котором я мечтал: люди, которые не идут на конфронтацию, а просто выстраивают себе альтернативу. Они могут спрятаться от этого мира в любой кофейне, на любой синекуре, число которых независимо от кризиса остается прежним. И вся творящаяся вокруг несправедливость будет им абсолютно по барабану - можно же отсидеться, страна у нас щелястая. Сказал же когда-то любимый прозаик: мы все норовим натыкаться на прутья, а можно же ходить между...
Но вот оказывается - нельзя. Советское время было в этом смысле далеко не так коварно. Оно требовало внешней мимикрии (об этом «Стиляги»): ходи как мы, одевайся как мы... Нынешнее, если не брать в расчет школьную форму, требует совсем иного: ходи как хочешь, оттягивайся как знаешь, вообще наслаждайся. Но только не смотри туда, туда и туда. Делай вид, что этого нет. Ну и, понятное дело, соблюдай несложные ритуалы, прежде всего церковные.
Этот гедонистический авторитаризм оказывается куда растлительнее, и сопротивляться ему почти невозможно: все же разрешено, чудак. На рожон только не лезь, а все остальное - пожалуйста. И дитя, не имея простейших навыков сопротивления, мимикрирует незаметно, по миллиметру, а к двадцати двум-трем годам это уже готовый продукт системы, способный бороться с ней, да, но лишь до первого окрика. Такое дитя привыкло к быстрым результатам. Не умеет ничем жертвовать. Искренне полагает, что если нечто не получается с первого раза, то, наверное, и не нужно.
Беда не в том, что эти прекрасные - действительно прекрасные! - дети не умеют защищать свои права. Беда, что они не умеют защищать свои индивидуальности и способности. Что они закапывают в землю свои таланты, столкнувшись с первыми редакторами, цензорами или попросту дураками. Беда в том, что они предпочитают ускользнуть от столкновения, избежать конфронтации, уйти в альтернативу - и сами не замечают, как бегство сквашивает их кровь.
Это поколение «Б», от слова «бег». Я их очень ждал. И, увы, дождался.