Anamnesis mori Исход.
Окончательно погруженная в грезы, навеянные зловещими огоньками, героиня вспоминает свою бабушку, которая одна во всем мире любила ее. Душой, таким образом, она уже принадлежит миру мертвых. Ее «Я» начинает растворяться в бессознательном. Но остановиться она не может. И вновь вспыхивает спичка.
С четвертой спичкой она видит свою бабушку и говорит ей о том, что знает, что та исчезнет, когда договорит эта спичка, и просит взять ее с собой. Здесь Девочка внезапно адекватно оценивает реальность, но выбирает небытие. Она расходует оставшиеся ресурсы, зажигая все спички сразу. Вслед за этим следует окончательный раскол между душой и телом, что есть смерть личности. Бабушка соглашается взять внучку с собой, и здесь она действует подобно «детоубийцам из жалости» (по выражению участника группы). Уход к предкам, ушел в лучший мир - это эвфемизмы, синонимы смерти. Рассматривая сказку в таком ракурсе, мы видим отнюдь не добрую любящую старушку, а темную поглощающую Праматерь.
Коллеги часто говорят мне, что стараются не брать в психотерапию наркоманов, потому что очень больно хоронить клиентов. На похоронах зависимых часто говорят «отмучался». Нам хочется верить, что в смерти им будет лучше: уж слишком темна и беспросветна была их жизнь на фазе исхода. Чувства, которые возникают при наблюдении за тем, как зависимый все жжет и жжет спички, забившись в угол, варьируются от бессильной ярости до удушающей жалости. Мы чувствуем себя беспомощными наблюдателями и фоном перебираем, что можно было бы сделать. Ведь мы бы протянули руку помощи, если бы знали как, и что можно тут сделать. Мы знаем, как хорошо умеют зависимые отвергать или не замечать возможной помощи. Завороженные собственной реальностью, они не торопятся вернуться к холодному ветру, вредному мальчишке, чужим прохожим, суровому отцу. Большой соблазн назвать их слабыми, но это неверно. Более уместно говорить об отчужденных людях, тех, которых уже почти нет.
И в последний раз вернемся к сказке. Автор с неким вызовом нам заявляет, что наивные люди, нашедшие замерзшую Девочку, думали, что она хотела согреться, но замерзла… хотя та счастливым образом воссоединилась с бабушкой и встретила с ней Новый год. В этой покорности происходящему мы видим жертвенность Девочки, она делает Судьбу своей убийцей. В этом есть гордыня жертвы, гордыня пассивности, демонстрирующая остальных людей бездушными, невнимательными и неспособными понять истинный смысл произошедшего.
Зависимые уходят, оставляя нам вину, непоправимость, бесконечные экскурсы в прошлое и фантазии о том, что можно было что-то исправить. И мы сами в этих фантазиях становимся Девочками со спичками, с каждой новой вспышкой, все больше и больше погружаясь в затягивающий морок, теряя связи с сегодняшним днем и будущим, превращая прошлое в фантастический сюжет, в котором ушедший становится героем мифа. Это самая трудная сцена в социодраме: та, которую не описал Андерсен: когда прохожим необходимо похоронить девочку и жить дальше. Идет минута за минутой, но люди, играющие роли прохожих, никак не могут действовать дальше. Они стоят и смотрят. Ушедшая Девочка сама стала магической спичкой, парализующей стыдом и виной окружающих.
Зависимый уходит и оставляет нас со стыдом и злостью. Нам трудно шагнуть из ниши социальных представлений и принять сердцем его больную искаженную судьбу.