Вчера узнала, что один мой хороший знакомый попал в психиатрию. Пару лет назад, он ушел на пенсию, но, видимо, так и не смог смириться с вынужденным бездельем, потому что он был прирожденным Мастером Своего Дела. Недавно он снова повадился каждый день заглядывать в свою контору в полной уверенности, что ходит на работу. А потом стал громить кабинеты и разматывать пожарные шланги… Что ему там почудилось? Или действительно нужно было заливать пожар, ведь новости вечно «горят» в отличие от рукописей…
Вспомнилось, как однажды мы шли по улице, залитой солнечным светом, и болтали. Он щедро делился своими профессиональными секретами и упивался собственным голосом, который становился то интригующе вкрадчивым, то торжествующим, то наполненным внутренней силой. В его профессии очень был важен голос.
Сейчас я почти перестала думать о той грани,
где кончается реальность и начинается безумие. Вернее, я поняла, что внутренний мир человека - и есть реальность, в которой он живет. И безумная с точки зрения моих соседей Люда из 16-ой квартиры, которая обходила все окрестные помойки и разводила дома армию кошек, уже не казалась мне такой уж безумной. С ее точки зрения, нормальной была она, а все остальные - безумными. Все зависит от того, с какой стороны грани ты находишься. По другую сторону этой линии и есть не-реальность.
Когда мне было шесть лет, мои родители отвезли меня к бабушке в деревню. Буквально через пару дней после приезда двоюродный брат показал мне флакончик с маленькими белыми таблетками сладкими на вкус. Где он его взял, я не знаю. Таблетки приятно таяли на языке, и я не заметила, как флакончик опустел. Потом я не могла заснуть всю ночь: ворочалась на сундуке под пологом от комаров, слушала лай деревенских собак, и забылась только под утро, когда запели первые петухи. Очнулась я в бабушкиной постели, утопая в перинах и огромных подушках. С потолка падал синий снег, а по одеялу прыгали два маленьких человечка - зеленый и коричневый… Как мне потом рассказывали, взрослые вызвали фельдшерицу, и она вколола мне какой-то укол барбитуры, что только усилило галлюцинации. Самое ужасное, что никто не знал, в чем причина моего безумия. В город папа вез меня на попутках, я была уже довольно тяжелой девочкой, к тому же абсолютно деревянной от неимоверной дозы наркотических средств, поэтому ему все время приходилось поудобнее перехватывать тельце, а я при каждом подбрасывании на ухабах извинялась перед ним. Потом была больница, палата на двадцать человек, уколы в вену, таблетки, от которых хотелось спать, овсянка, мама под окнами… Дети там лечились в основном постарше меня, но были они какими-то странными - заторможенными и туповатыми. На мои вопросы о том, чем же они болеют, никто не мог мне ничего внятно ответить. Детки внешне производили впечатление совершенно здоровых, так что я все время недоумевала: зачем же их лечат? Одна девочка сказала, что она плохо училась в школе, и поэтому ее положили в больницу. Когда через месяц мы с мамой полетели на самолете домой, она хотела мне дать лекарство от морской болезни. И я, увидев знакомый флакончик, сказала: «Я знаю эти таблеточки!». Так выяснялась причина моей ужасной болезни.
Недавно родители признались, что я лежала в детской психиатрической больнице. Очень мило было с их стороны все эти годы скрывать от меня правду! Нетрудно догадаться, что на самом деле я была вполне нормальным ребенком, в чем их заверил и психиатр, которому я на консультации рассказывала, что хочу стать биологом, чтобы изучать жизнь насекомых. После посещения врача счастливая мама купила мне книжку с картинками.
Но, если честно, я до сих пор не могу понять некоторых своих поступков. Как будто их совершал кто-то другой, стоящий по другую сторону грани.