воспоминания
Рано утром сквозь сон слышишь крики пастуха. Переворачиваешься на другой бок и засыпаешь еще слаще, пока не проснешься от аромата кофе из кухни и шепота болтающих мамы и бабушки. Встаешь и выходишь на кухню (вставая в дверном проеме во весь рост, чтобы упереться макушкой в косяк), вдыхаешь аромат сдобных пышечек, отвешиваешь бабушке утреннюю обнимашку и идешь в туалет, мимо бабушкиной комнаты, откуда до сих пор пахнет свежим деревом и можжевельником. Отодвигаешь занавеску, ступаешь на крыльцо босыми ногами, с воплем подпрыгиваешь, потому что крыльцо уже обжигающе горячее от солнца, на пальчиках преодолеваешь большие плоские камни у входа - они тоже горячие, шершавые; нетерпеливо шагаешь в прохладную высокую траву и идешь по ней в дальний конец огорода, на середине пути вспоминаешь, что забыла обуться, возвращаешься к раскаленным камням. Сильно пахнут петунии, в них гудят шмели и здоровые добрые черные пчелы, в высоченных зарослях конопли в чужом огороде (там никто не живет, и огород уже несколько лет развивается по естественному пути, зарастая бурьяном) чирикают борисы, а в конце нашего огорода, где мягкая трава высотой до колена, стрекочут сумасшедшие кузнечики, идешь - и они прыгают в разные стороны. Краем глаза замечаешь, как в кусты прыгает ничейный черный котище.
Жара начинается такая, что высунуться страшно, но это недолго. За эти несколько часов можно поболтать с бабушкой, почитать книгу, свисая с дивана и попить чаю с мелиссой, похомячить клубники... или успеть добежать до реки, где от солнца можно спрятаться в тени высокого берега и ив. Ивы пахнут особенным запахом. Я не очень люблю это время в ожидании, когда солнце немного перестанет так фигачить, и можно будет пойти в горы, на далекий родник или на реку подальше. В это время птицы замолкают и прячутся, только насекомые продолжают оглушительно стрекотать в полях. По полю, кстати, босиком не погуляешь - степь, как-никак: колючки да репейники всякие, в лучшем случае ковыль. Ковыль с горы - удивительное зрелище: подует ветер, и ковыль серебристо волнуется.
Скоротаешь этот мертвый час полудня - и можно идти бродить. Нами с Юлькой в этих местах исхожено вдоль и поперек уже все, но каждый раз узнаем места заново. Поле, заросшее полностью только мятой, ледяная Сулинка, раскидистая ива, на которой дико удобноо сидеть, заброшенный амбар, большой родник, поле, где много ястребов, Ик, тонкий деревянный мостик, поле бешеных огурцов, березняк, и еще много-много чего.
К вечеру, когда пройдет стадо, и станет прохладно, дядя повезет всех на рыбалку. Мама с бабушкой будут сидеть на траве у воды и болтать, вокруг будет скакать смешной рыжий Мурз, Юлька будет шлепать по воде, а я едва ли не с открытым ртом залипать на облака. Низко над землей будут танцевать парные танцы ястребы.
Потом бабушка вкусно-вкусно приготовит наловленную рыбу и посидит со мной во дворе. Мы будем вполголоса говорить о всякой ерунде, потом папа неожиданно достанет здоровущий арбуз, и мы будем дотемна болтать и хомячить эту розовую сладость. Потом все разбредутся спать, и начнется мое любимое время. Я сяду в кресло, включу бабушкин ночник, сняв с него абажур, чтобы было светлее, и буду читать. В открытое окно налетят мотыльки, много-много мотыльков, серых, красивых, ночных; они будут кружить вокруг светового круга на потолке. Перед сном я снова выйду на улицу босиком. Там холодно и стрекочут сверчки. Вдалеке ухает сова, в кустах шныряют ежики и котаны, а я торчу посреди двора, в росной траве по колено, и пялюсь в небо, которое вообще лучше всего на свете.
Короче, я просто с ума схожу, как хочу скорее отпуск.
Жара начинается такая, что высунуться страшно, но это недолго. За эти несколько часов можно поболтать с бабушкой, почитать книгу, свисая с дивана и попить чаю с мелиссой, похомячить клубники... или успеть добежать до реки, где от солнца можно спрятаться в тени высокого берега и ив. Ивы пахнут особенным запахом. Я не очень люблю это время в ожидании, когда солнце немного перестанет так фигачить, и можно будет пойти в горы, на далекий родник или на реку подальше. В это время птицы замолкают и прячутся, только насекомые продолжают оглушительно стрекотать в полях. По полю, кстати, босиком не погуляешь - степь, как-никак: колючки да репейники всякие, в лучшем случае ковыль. Ковыль с горы - удивительное зрелище: подует ветер, и ковыль серебристо волнуется.
Скоротаешь этот мертвый час полудня - и можно идти бродить. Нами с Юлькой в этих местах исхожено вдоль и поперек уже все, но каждый раз узнаем места заново. Поле, заросшее полностью только мятой, ледяная Сулинка, раскидистая ива, на которой дико удобноо сидеть, заброшенный амбар, большой родник, поле, где много ястребов, Ик, тонкий деревянный мостик, поле бешеных огурцов, березняк, и еще много-много чего.
К вечеру, когда пройдет стадо, и станет прохладно, дядя повезет всех на рыбалку. Мама с бабушкой будут сидеть на траве у воды и болтать, вокруг будет скакать смешной рыжий Мурз, Юлька будет шлепать по воде, а я едва ли не с открытым ртом залипать на облака. Низко над землей будут танцевать парные танцы ястребы.
Потом бабушка вкусно-вкусно приготовит наловленную рыбу и посидит со мной во дворе. Мы будем вполголоса говорить о всякой ерунде, потом папа неожиданно достанет здоровущий арбуз, и мы будем дотемна болтать и хомячить эту розовую сладость. Потом все разбредутся спать, и начнется мое любимое время. Я сяду в кресло, включу бабушкин ночник, сняв с него абажур, чтобы было светлее, и буду читать. В открытое окно налетят мотыльки, много-много мотыльков, серых, красивых, ночных; они будут кружить вокруг светового круга на потолке. Перед сном я снова выйду на улицу босиком. Там холодно и стрекочут сверчки. Вдалеке ухает сова, в кустах шныряют ежики и котаны, а я торчу посреди двора, в росной траве по колено, и пялюсь в небо, которое вообще лучше всего на свете.
Короче, я просто с ума схожу, как хочу скорее отпуск.