эвтаназия: человек принадлежит сам себе
Очень понравился пост.
Оригинал взят у kmartynov в эвтаназия: человек принадлежит сам себе
В пятницу студенческий клуб Life Sciences на факультете обсуждал тему эвтаназии как комплекса юридических, этических и медицинских проблем. Сначала выступали медики и юристы, которые, отмечая сложность проблемы, выступали не против эвтаназии как таковой, но против «эвтаназии в российских условиях, с учетом российского менталитета.
Это очень знакомая линия аргументации. Например, вообще мы можем выступать против смертной казни, но в России такие бедные тюрьмы и такие зверские преступники, что для нашего менталитета лучшее смертную казнь оставить. Или еще говорят, что вообще оружие надо легализовать, но только не в России - у нас тут народ такой, ему нельзя доверять.
Я говорил последним и выступил против этих соображений. Менталитет является абстрактной конструкцией, которая создается и фиксируется задним числом. Менталитет пластичен: нельзя иметь ответственное общество, не доверяя людям никакой ответственности. Поэтому эвтаназия в России попадает в то же поле проблем, что и во всем остальном мире.
Какое это поле? В первую очередь, оно задано стандартными либеральными ценностями, в соответствии с которыми мы являемся полноправными хозяевами себя самих, включая наше тело, наши мнения и нашу жизнь. Это довольно простая идея. Либо вы принадлежите себе без остатка, либо вы принадлежите кому-то другому: президенту, государству, церкви или семье. Я выступаю за первый вариант; я не хочу, чтобы люди принадлежали кому-то другому.
Отсюда следует известная логика американской политики, например, где республиканцы выступают чаще всего ЗА смертную казнь и одновременно ПРОТИВ абортов. А демократы, соответственно, наоборот. Это может показаться парадоксом только до тех пор, пока мы не вспомним про либеральную идею человека как хозяина самого себя. Демократы рассуждают именно в этом ключе: никто не вправе лишать человека жизни, ни бог, ни царь, ни суд. Жизнь неотчуждаема. Поэтому смертная казнь недопустима. С другой стороны, человек является единственным хозяином своего тела, так что никто не может запретить беременной женщине делать аборт. Такой запрет означал бы, что мы претендуем на внешнюю власть над ее телом.
Понятно, почему эвтаназия также становится либеральной ценностью: даже если я не могу убить себя сам, я все равно должен иметь юридическое право на это, чтобы быть властителем самого себя. Проблема тут возникает с обеспечением такого права и моральной ответственности врачей и государственных чиновников.
Обычно в контексте эвтаназии всплывает и тема религии, но я хочу отметить, что она для этой дискуссии нерелевантна. Если вы по-настоящему верующий, то либеральные ценности для вас являются лишь политической конструкцией, но их буквальное прочтение довольно затруднены. Вы должны верить, что не вы, но бог владеет вашей жизнью на правах творца. И тогда бог дал, бог взял, никакой, конечно, эвтаназии. Но если вы стоите на позиции самодостаточного, свободного, ответственного индивида, хозяина своей судьбы, то ваши религиозные верования оказываются вторичными и несущественными.
Роман Гуляев, преподаватель нашего факультета, сделал яркий доклад о том, как философы изобрели эвтаназию. В этом слове два корня, и оно буквально означает добрая смерть. Та смерть, которой следует закончить добродетельное существование мудреца. В этом смысле под эвтаназией изначально понималась подготовка души к достойной смерти. Фрэнсис Бэкон впервые использует этот термин в медицинском контексте, рассуждая о «внешней эвтаназии», т.е. о современном значении термина, когда больному помогают уйти из жизни по его желанию. Роман напомнил также об Агамбене, который ставит вопрос о человеческой жизни и суверенитета государства. Если человек имеет право распорядиться своей жизнью по своему усмотрению, в частности по аналогии с тезисом Карла Шмитта объявить чрезвычайное положение и потребовать от другого человека убить его, то суверенитет государства уничтожается.
В этом контексте после обсуждения мне задали вопрос: что важнее свобода или жизнь. И я, обвинив автора вопроса в интеллектуальном ленизиме, с многочисленными оговорками все-таки признал, что важнее свобода.
Я напомнил об истории Андрэ Горца и его жены Дорин, которые совершили двойное самоубийство в 2007 году, когда им было 84 и 83 года. В предсмертных письмах они говорили о том, что их здоровье ухудшается, и что они намерены окончить жизнь также, как прожили ее: по своему собственному решению, как свободные разумные люди. За год до самоубийства Горц опубликовал свою последнюю книгу «Письма к Д.: история любви».
Горц пишет:
Я так же остро ощущаю твое присутствие сегодня, как в наши ранние дни, и я хотел бы, чтобы ты чувствовала это. Ты давала мне всю свою жизнь и всю себя; я бы хотел иметь возможность ответить тебе тем же в течение того времени, что у нас осталось. Тебе только что исполнилось 82 года. Ты все еще прекрасна, стройна и желанна. Мы вместе уже 58 лет, и я люблю тебя больше, чем когда-либо. Я все чаще влюбляюсь в тебя снова и снова, и несу в себе гложущую пустоту, которая может быть наполнена только твоим телом, прильнувшим к моему.
Во сне я иногда вижу фигуру человека на дороге посреди пустынного пейзажа, идущего вслед за похоронной повозкой. Тот человек - это я. И это твой гроб везут на повозке. Я не хочу оказаться на твоей кремации; не хочу, чтобы мне дали урну с твоим прахом. Я слышу голос Кэтлинн Ферриер, поющий «Die Welt ist leer, Ich will nicht leben mehr», и просыпаюсь. Я проверяю твое дыхание, мои руки прикасаются к тебе.
Каждый из нас не хотел бы пережить смерть другого. Мы часто говорим друг другу, что, если бы благодаря какому-то чуду у нас появилась вторая жизнь, мы хотели бы провести ее друг с другом.
Представим себе, что супруги Горц уже потеряли возможность контролировать свое тело из-за старости и болезней, но еще сохранили разум. Можем ли мы, и на каких основаниях, отказывать им в добровольном уходе из жизни? Представим себе, что с Горцами было бы в нынешней России.
Есть пять критериев, при которых можно говорить о моральной допустимости эвтаназии:
1. Человек страдает от неизлечимой болезни.
2. Лекарство от этой болезни, скорее всего, не будет найдено за то время, пока человек будет жить.
3. Следствием болезни становится либо невыносимая боль, либо неприемлемо низкое качество жизни (зависимость от медикаментов, персонала больницы, медицинской техники, болезненные или унизительные процедуры).
4. Человек добровольно, последовательно и в течение продолжительного времени настаивает на своем желании умереть, либо настаивал на этом до тех пор, пока из-за болезни не потерял такую способность.
5. Человек не имеет физической возможности совершить самоубийство.
Мой тезис состоял в том, что легализация эвтаназии и распространение представлений о ее моральной допустимости в случае соблюдения указанных выше критериев, является неизбежным процессом.
Во-первых, такой вывод связан с тем, что общество в целом постепенно избавляется от жестокости и становится более гуманным. Стивен Пинкер в Better Angels of Our Nature связывает это с развитием грамотности и с тем, что читатели учились сопереживать своим героям. Мы научились испытывать эмпатию, так что на площадах наших городов больше нет публичных казней. И мы не сможем спокойно наблюдать за умирающими тяжелобольными, которые требуют облегчить их участь.
Во-вторых, современная медицина несет человечеству продление жизни, но не предлагает при этом панацеи, и не в состоянии контролировать возрастные изменения, в первую очередь в мозге. Поэтому тяжелобольных умирающих стариков будет становится все больше, несмотря - а точнее благодаря прогрессу технологий. Раньше люди просто почти никогда не доживали до вопроса об эвтаназии. Соответственно, социальная группа защитников легализации эвтаназии будет увеличиваться.
В ходе дискуссия также предположил, что моральная ответственность третьих лиц за совершение эвтаназии может быть преодолена за счет создания медицинских технологий вроде искусственной руки, которые могут управляться непосредственно больным, требующим эвтаназии, и фактически реализующим сценарий самоубийства. (Самоубийства тоже когда-то в долиберальную эпоху считалось уголовным преступлением, кстати).
Существует, впрочем, несколько стандартных аргументов против моральной допустимости эвтаназии, вокруг которых ведется многолетняя и очень запутанная дискуссия в сотнях публикаций.
Вот эти аргументы:
1) Наука развивается и уже сейчас никто не должен требовать смерти, потому что существуют высокоэффективные обезболивающие. Контрвозражение: панацеи нет, обезболивающие не всегда доступны в нужном количестве, и кроме того, желание уйти из жизни может быть связано не только с болью, но и с соображениями личного достоинства как в примере с Горцами.
2) Никто не может быть уверенным в том, что у больного есть действительно веские основания для требования эвтаназии. Никто из врачей, принимающих соответствующее решение, не знает, каково это - быть смертельно больным.
3) Проблема «двойного эффекта», когда зло в какой-то момент начинает перевешивать положительные последствия действий. Морфин вводится больным, несмотря на его вредные последствия, т.к. снижате боль, и положительных последствий тут больше. Но смертельная доза морфина оказывается злом.
4) Самый стандартный аргумент: проблема не вполне добровольной эвтаназии.
Как известно, именно с эвтаназии неизлечимо больных нацисты начали свои программы «очищения общества», которые затем превратились в лагеря смерти. В России легко себе представить недобросовестных врачей, фальсифицирующих эвтаназию ради недвижимости одиноких пациентов. И так далее.
И все же нынешняя ситуация еще более тяжелая. Сейчас в России эвтаназия в любом случае считается убийством, и человек, совершивший ее оказывается осужденным по соответствующей статье. Врачи этим не занимаются, и тяжелобольных умирающих по сложившейся практике принято отправлять умирать домой. Там такие больные зачастую страдают от невыноснимых болей и ежедневно умоляют родственников убить их.
Если посмотреть на судебную практику, то убийцами из сострадания часто оказываются образованные люди, с развитой эмпатией. В Саратове преподаватель вуза из Москвы задушил свою мать, страдающую последней стадией рака горла. Получил за это 9 лет лишения свободы. За аналогичный случай суд в Кирове приговорил еще одного преподавателя вуза к 9,5 годам заключения.
Здесь как с легализацией оружия получается: богатый человек сможет получить эвтаназию в России, так чтобы ни у кого не было проблем. Бедняки будут убивать на дому своих стариков и получать десять лет тюрьмы.
Originally published at kmartynov.com. You can comment here or there.
Оригинал взят у kmartynov в эвтаназия: человек принадлежит сам себе
В пятницу студенческий клуб Life Sciences на факультете обсуждал тему эвтаназии как комплекса юридических, этических и медицинских проблем. Сначала выступали медики и юристы, которые, отмечая сложность проблемы, выступали не против эвтаназии как таковой, но против «эвтаназии в российских условиях, с учетом российского менталитета.
Это очень знакомая линия аргументации. Например, вообще мы можем выступать против смертной казни, но в России такие бедные тюрьмы и такие зверские преступники, что для нашего менталитета лучшее смертную казнь оставить. Или еще говорят, что вообще оружие надо легализовать, но только не в России - у нас тут народ такой, ему нельзя доверять.
Я говорил последним и выступил против этих соображений. Менталитет является абстрактной конструкцией, которая создается и фиксируется задним числом. Менталитет пластичен: нельзя иметь ответственное общество, не доверяя людям никакой ответственности. Поэтому эвтаназия в России попадает в то же поле проблем, что и во всем остальном мире.
Какое это поле? В первую очередь, оно задано стандартными либеральными ценностями, в соответствии с которыми мы являемся полноправными хозяевами себя самих, включая наше тело, наши мнения и нашу жизнь. Это довольно простая идея. Либо вы принадлежите себе без остатка, либо вы принадлежите кому-то другому: президенту, государству, церкви или семье. Я выступаю за первый вариант; я не хочу, чтобы люди принадлежали кому-то другому.
Отсюда следует известная логика американской политики, например, где республиканцы выступают чаще всего ЗА смертную казнь и одновременно ПРОТИВ абортов. А демократы, соответственно, наоборот. Это может показаться парадоксом только до тех пор, пока мы не вспомним про либеральную идею человека как хозяина самого себя. Демократы рассуждают именно в этом ключе: никто не вправе лишать человека жизни, ни бог, ни царь, ни суд. Жизнь неотчуждаема. Поэтому смертная казнь недопустима. С другой стороны, человек является единственным хозяином своего тела, так что никто не может запретить беременной женщине делать аборт. Такой запрет означал бы, что мы претендуем на внешнюю власть над ее телом.
Понятно, почему эвтаназия также становится либеральной ценностью: даже если я не могу убить себя сам, я все равно должен иметь юридическое право на это, чтобы быть властителем самого себя. Проблема тут возникает с обеспечением такого права и моральной ответственности врачей и государственных чиновников.
Обычно в контексте эвтаназии всплывает и тема религии, но я хочу отметить, что она для этой дискуссии нерелевантна. Если вы по-настоящему верующий, то либеральные ценности для вас являются лишь политической конструкцией, но их буквальное прочтение довольно затруднены. Вы должны верить, что не вы, но бог владеет вашей жизнью на правах творца. И тогда бог дал, бог взял, никакой, конечно, эвтаназии. Но если вы стоите на позиции самодостаточного, свободного, ответственного индивида, хозяина своей судьбы, то ваши религиозные верования оказываются вторичными и несущественными.
Роман Гуляев, преподаватель нашего факультета, сделал яркий доклад о том, как философы изобрели эвтаназию. В этом слове два корня, и оно буквально означает добрая смерть. Та смерть, которой следует закончить добродетельное существование мудреца. В этом смысле под эвтаназией изначально понималась подготовка души к достойной смерти. Фрэнсис Бэкон впервые использует этот термин в медицинском контексте, рассуждая о «внешней эвтаназии», т.е. о современном значении термина, когда больному помогают уйти из жизни по его желанию. Роман напомнил также об Агамбене, который ставит вопрос о человеческой жизни и суверенитета государства. Если человек имеет право распорядиться своей жизнью по своему усмотрению, в частности по аналогии с тезисом Карла Шмитта объявить чрезвычайное положение и потребовать от другого человека убить его, то суверенитет государства уничтожается.
В этом контексте после обсуждения мне задали вопрос: что важнее свобода или жизнь. И я, обвинив автора вопроса в интеллектуальном ленизиме, с многочисленными оговорками все-таки признал, что важнее свобода.
Я напомнил об истории Андрэ Горца и его жены Дорин, которые совершили двойное самоубийство в 2007 году, когда им было 84 и 83 года. В предсмертных письмах они говорили о том, что их здоровье ухудшается, и что они намерены окончить жизнь также, как прожили ее: по своему собственному решению, как свободные разумные люди. За год до самоубийства Горц опубликовал свою последнюю книгу «Письма к Д.: история любви».
Горц пишет:
Я так же остро ощущаю твое присутствие сегодня, как в наши ранние дни, и я хотел бы, чтобы ты чувствовала это. Ты давала мне всю свою жизнь и всю себя; я бы хотел иметь возможность ответить тебе тем же в течение того времени, что у нас осталось. Тебе только что исполнилось 82 года. Ты все еще прекрасна, стройна и желанна. Мы вместе уже 58 лет, и я люблю тебя больше, чем когда-либо. Я все чаще влюбляюсь в тебя снова и снова, и несу в себе гложущую пустоту, которая может быть наполнена только твоим телом, прильнувшим к моему.
Во сне я иногда вижу фигуру человека на дороге посреди пустынного пейзажа, идущего вслед за похоронной повозкой. Тот человек - это я. И это твой гроб везут на повозке. Я не хочу оказаться на твоей кремации; не хочу, чтобы мне дали урну с твоим прахом. Я слышу голос Кэтлинн Ферриер, поющий «Die Welt ist leer, Ich will nicht leben mehr», и просыпаюсь. Я проверяю твое дыхание, мои руки прикасаются к тебе.
Каждый из нас не хотел бы пережить смерть другого. Мы часто говорим друг другу, что, если бы благодаря какому-то чуду у нас появилась вторая жизнь, мы хотели бы провести ее друг с другом.
Представим себе, что супруги Горц уже потеряли возможность контролировать свое тело из-за старости и болезней, но еще сохранили разум. Можем ли мы, и на каких основаниях, отказывать им в добровольном уходе из жизни? Представим себе, что с Горцами было бы в нынешней России.
Есть пять критериев, при которых можно говорить о моральной допустимости эвтаназии:
1. Человек страдает от неизлечимой болезни.
2. Лекарство от этой болезни, скорее всего, не будет найдено за то время, пока человек будет жить.
3. Следствием болезни становится либо невыносимая боль, либо неприемлемо низкое качество жизни (зависимость от медикаментов, персонала больницы, медицинской техники, болезненные или унизительные процедуры).
4. Человек добровольно, последовательно и в течение продолжительного времени настаивает на своем желании умереть, либо настаивал на этом до тех пор, пока из-за болезни не потерял такую способность.
5. Человек не имеет физической возможности совершить самоубийство.
Мой тезис состоял в том, что легализация эвтаназии и распространение представлений о ее моральной допустимости в случае соблюдения указанных выше критериев, является неизбежным процессом.
Во-первых, такой вывод связан с тем, что общество в целом постепенно избавляется от жестокости и становится более гуманным. Стивен Пинкер в Better Angels of Our Nature связывает это с развитием грамотности и с тем, что читатели учились сопереживать своим героям. Мы научились испытывать эмпатию, так что на площадах наших городов больше нет публичных казней. И мы не сможем спокойно наблюдать за умирающими тяжелобольными, которые требуют облегчить их участь.
Во-вторых, современная медицина несет человечеству продление жизни, но не предлагает при этом панацеи, и не в состоянии контролировать возрастные изменения, в первую очередь в мозге. Поэтому тяжелобольных умирающих стариков будет становится все больше, несмотря - а точнее благодаря прогрессу технологий. Раньше люди просто почти никогда не доживали до вопроса об эвтаназии. Соответственно, социальная группа защитников легализации эвтаназии будет увеличиваться.
В ходе дискуссия также предположил, что моральная ответственность третьих лиц за совершение эвтаназии может быть преодолена за счет создания медицинских технологий вроде искусственной руки, которые могут управляться непосредственно больным, требующим эвтаназии, и фактически реализующим сценарий самоубийства. (Самоубийства тоже когда-то в долиберальную эпоху считалось уголовным преступлением, кстати).
Существует, впрочем, несколько стандартных аргументов против моральной допустимости эвтаназии, вокруг которых ведется многолетняя и очень запутанная дискуссия в сотнях публикаций.
Вот эти аргументы:
1) Наука развивается и уже сейчас никто не должен требовать смерти, потому что существуют высокоэффективные обезболивающие. Контрвозражение: панацеи нет, обезболивающие не всегда доступны в нужном количестве, и кроме того, желание уйти из жизни может быть связано не только с болью, но и с соображениями личного достоинства как в примере с Горцами.
2) Никто не может быть уверенным в том, что у больного есть действительно веские основания для требования эвтаназии. Никто из врачей, принимающих соответствующее решение, не знает, каково это - быть смертельно больным.
3) Проблема «двойного эффекта», когда зло в какой-то момент начинает перевешивать положительные последствия действий. Морфин вводится больным, несмотря на его вредные последствия, т.к. снижате боль, и положительных последствий тут больше. Но смертельная доза морфина оказывается злом.
4) Самый стандартный аргумент: проблема не вполне добровольной эвтаназии.
Как известно, именно с эвтаназии неизлечимо больных нацисты начали свои программы «очищения общества», которые затем превратились в лагеря смерти. В России легко себе представить недобросовестных врачей, фальсифицирующих эвтаназию ради недвижимости одиноких пациентов. И так далее.
И все же нынешняя ситуация еще более тяжелая. Сейчас в России эвтаназия в любом случае считается убийством, и человек, совершивший ее оказывается осужденным по соответствующей статье. Врачи этим не занимаются, и тяжелобольных умирающих по сложившейся практике принято отправлять умирать домой. Там такие больные зачастую страдают от невыноснимых болей и ежедневно умоляют родственников убить их.
Если посмотреть на судебную практику, то убийцами из сострадания часто оказываются образованные люди, с развитой эмпатией. В Саратове преподаватель вуза из Москвы задушил свою мать, страдающую последней стадией рака горла. Получил за это 9 лет лишения свободы. За аналогичный случай суд в Кирове приговорил еще одного преподавателя вуза к 9,5 годам заключения.
Здесь как с легализацией оружия получается: богатый человек сможет получить эвтаназию в России, так чтобы ни у кого не было проблем. Бедняки будут убивать на дому своих стариков и получать десять лет тюрьмы.
Originally published at kmartynov.com. You can comment here or there.