27.01
Здравствуй, мама.
Знаешь, иногда я думаю: если ты видишь меня оттуда, то вряд ли мной гордишься. Толку из меня не вышло особого... Институт бросила, все свои недюжинные способности засунула коту под хвост, от мужа ушла, детей не родила, курю, пью алкоголь всякий неумеренно, к мужчине пристаю. В общем, мой образ жизни нельзя назвать высокоморальным.
И чудится мне порой, что ты смотришь на меня строго, сузив глаза и поджав губы, как тогда, в моём детстве, когда я не слушалась. Тогда в детстве я очень этого взгляда боялась.
Теперь я уже не боюсь. Но прости меня, мама, за мою бестолковость.
И ты не сердись, но сегодня я опять выпью.
За тебя, за твоих подруг, за тех мальчиков, которых вы ждали, и за тех, которых так и не дождались. За тех, кто выжил в те жуткие 900 дней, и за тех, кто не выжил. За родителей твоих и брата.
За всех, кто сделал этот день победным. За всех, кто так и не узнал, что будет такой праздник - Двадцать седьмое января.
Я выпью и съем чечевичной каши.
А песня - для тебя. Твоя любимая.
Знаешь, иногда я думаю: если ты видишь меня оттуда, то вряд ли мной гордишься. Толку из меня не вышло особого... Институт бросила, все свои недюжинные способности засунула коту под хвост, от мужа ушла, детей не родила, курю, пью алкоголь всякий неумеренно, к мужчине пристаю. В общем, мой образ жизни нельзя назвать высокоморальным.
И чудится мне порой, что ты смотришь на меня строго, сузив глаза и поджав губы, как тогда, в моём детстве, когда я не слушалась. Тогда в детстве я очень этого взгляда боялась.
Теперь я уже не боюсь. Но прости меня, мама, за мою бестолковость.
И ты не сердись, но сегодня я опять выпью.
За тебя, за твоих подруг, за тех мальчиков, которых вы ждали, и за тех, которых так и не дождались. За тех, кто выжил в те жуткие 900 дней, и за тех, кто не выжил. За родителей твоих и брата.
За всех, кто сделал этот день победным. За всех, кто так и не узнал, что будет такой праздник - Двадцать седьмое января.
Я выпью и съем чечевичной каши.
А песня - для тебя. Твоя любимая.