Холодное дыхание прошлого
Нива - мертвый хутор. Он еще нанесен на карту Ракитянского района, именно по ней мы его и нашли. Но здесь давно нет ни души, дороги поросли молодыми деревцами, да и сами дома сквозь заросли проглядываются с трудом. Дорога сюда еще накатана: в Ниве осталось старое кладбище, куда родственники ранее живших здесь хуторян приезжают на Пасху.
В паре километров от Нивы расположено село Зинаидино. Не сказать чтоб цивилизация, но здесь есть ДК, магазины и начальная школа. поэтому многие из бывших хуторян не очень уж далеко ушли: живут прямо по соседству. Приезжают ли сюда? Ох, не знаю. Мне кажется, людям, видевшим хутор в годы его расцвета, на то, что от него осталось, смотреть будет непомерно больно.
Хутор располагается в невероятно живописном месте. С единственной улицы открывается вид на огромный овраг, на дне которого поблескивает прудик. А вокруг него - лесок. Это место впору печатать на открытках. Оно словно сошло с картин Шишкина или Левитана...
Мне рассказывали про Ниву. Здесь когда-то жил брат моего прадеда, и дедушка, еще ребенком, часто приходил к нему в гости.
Александр Борисенко уехал из родных мест совсем молодым. Он служил где-то на Украине. Там и остался. Дедушка не слышал о нем очень долгое время. Но вдруг, десять лет назад, дед Саша приехал. Сказал, что очень ему захотелось на закате лет увидеть родные места. Нива принесла ему мало радости: к его приезду хутор практически умер: там осталось жилыми всего пять домов. После своего визита к дому детства Александр Борисенко (оказывается, он был писателем и немножко поэтом), написал стихотворение. К моей большой радости, оно в нашей семье сохранилось (дедушка какое-то время вел со своим дядей переписку).
***
За бугром показалася Нива:
Занесенные снегом поля,
У избушек стоят горделиво
На январском ветру тополя.
Шаг ускорил, волненьем гонимый,
Крикнул ветру, слезы не тая:
"Здравствуй, край мой, до боли любимый,
Деревушка родная моя!
Здравствуй, дуб вековой у дороги,
Лес, уснувший под снегом сухим…"
Бьется сердце в груди от тревоги,
От свидания с прошлым моим.
На пригорке стою одиноком,
Устремивши на Ниву свой взгляд.
Все здесь так же, как в детстве далеком:
Тот же лес, что полвека назад,
То же хмурое зимнее небо,
Что над юностью было моей,
Когда утром с котомкою хлеба
Я ушел от семьи и друзей.
Жизнь прошел я дорогой солдата
И вот снова стою пред тобой…
Двадцать хат, как и было когда-то,
Занесенных по окна пургой.
Покосились, осели избушки,
И в безмолвной, как прежде, тиши
Здесь живут старики да старушки,
Молодых - ни единой души.
Но для тех, кто остался здесь в Ниве,
Кто любовью привязан к земле,
Ничего нет на свете счастливей,
Чем трудиться и жить на селе.
Бросить край свой? Не может быть речи!
Разве пахарь уйдет с борозды?!
Им тепла нет теплей, чем от печи,
Нет вкусней, чем в колодце, воды!
Им и вьюгой январскою снится
Влага щедрая талых снегов,
И как шепчут колосья пшеницы
И душистые травы лугов.
Дед Саша умер через пару лет после посещения родного дома. Тогда же умерли и последние жители Нивы. С тех пор хутор стоит заброшенным.
Признаться, я была удивлена, увидев это место в ТАКОМ состоянии. Создается впечатление, что жизни здесь нет не десять, а все сто лет.
Лишь у двух домов сохранилась крыша. От остальных же остались лишь стены, да и те рассыпаются в труху.
Столь любимых мною дыр в потолке там бесчисленное множество...
Некоторые дома растащены по кирпичику... Даже странно, что стены этого подвала все еще сохранились. В других дворах от них остались лишь глубокие ямы.
Следов былой жизни практически нет: ни старой техники, ни одежды, ни посуды, ни даже мусора. Мы безмерно радовались, наткнувшись на какое-нибудь старое колесо, или пуговицу, или такие вот "конфеты":
"Маргарина 4 пачки..."
В одном из домов мы нашли немного детских игрушек. Крошечный тапочек, оторванная ручка куклы, выцветший пластиковый мишка... Мой ребенок долго не хотел уходить, говорил, что хочет играть. "Игрушки, я к вам еще вернусь", - сказал он уходя. Я потом пошутила про призрака девочки в огромной пижаме, которая, как в дешевом ужастике, будет преследовать моего сына. Пошутила, а потом почему-то долго озиралась по сторонам, будто боясь увидеть засаленные черные волосы и иже с ними...
В этом безлюдье как-то даже жутковато выглядят бесчисленные плодовые деревья: яблони, вишни, абрикосы. Говорят, зинаидинцы в сезон фруктов приходят в мертвый хутор собирать урожай.
Кстати, приехали мы туда очень вовремя. И не только потому что попали как раз в сезон цветения деревьев. Но и потому что крапива, лопухи и прочая растительность еще позволяет пройти к домам. Еще пару недель, и пробраться сквозь заросли будет практически невозможно.
Признаться, я не получила того, чего хотела от заброшенного села: здесь не было старых снимков, разбитых очков, живописных жестяных банок, засаленных обеденных столов. Но ощущения после прогулки по Ниве все равно остались непередаваемые. Я потом ещё долго-долго ёжилась, словно сквозняком, обданная холодным дыханием прошлого...
В паре километров от Нивы расположено село Зинаидино. Не сказать чтоб цивилизация, но здесь есть ДК, магазины и начальная школа. поэтому многие из бывших хуторян не очень уж далеко ушли: живут прямо по соседству. Приезжают ли сюда? Ох, не знаю. Мне кажется, людям, видевшим хутор в годы его расцвета, на то, что от него осталось, смотреть будет непомерно больно.
Хутор располагается в невероятно живописном месте. С единственной улицы открывается вид на огромный овраг, на дне которого поблескивает прудик. А вокруг него - лесок. Это место впору печатать на открытках. Оно словно сошло с картин Шишкина или Левитана...
Мне рассказывали про Ниву. Здесь когда-то жил брат моего прадеда, и дедушка, еще ребенком, часто приходил к нему в гости.
Александр Борисенко уехал из родных мест совсем молодым. Он служил где-то на Украине. Там и остался. Дедушка не слышал о нем очень долгое время. Но вдруг, десять лет назад, дед Саша приехал. Сказал, что очень ему захотелось на закате лет увидеть родные места. Нива принесла ему мало радости: к его приезду хутор практически умер: там осталось жилыми всего пять домов. После своего визита к дому детства Александр Борисенко (оказывается, он был писателем и немножко поэтом), написал стихотворение. К моей большой радости, оно в нашей семье сохранилось (дедушка какое-то время вел со своим дядей переписку).
***
За бугром показалася Нива:
Занесенные снегом поля,
У избушек стоят горделиво
На январском ветру тополя.
Шаг ускорил, волненьем гонимый,
Крикнул ветру, слезы не тая:
"Здравствуй, край мой, до боли любимый,
Деревушка родная моя!
Здравствуй, дуб вековой у дороги,
Лес, уснувший под снегом сухим…"
Бьется сердце в груди от тревоги,
От свидания с прошлым моим.
На пригорке стою одиноком,
Устремивши на Ниву свой взгляд.
Все здесь так же, как в детстве далеком:
Тот же лес, что полвека назад,
То же хмурое зимнее небо,
Что над юностью было моей,
Когда утром с котомкою хлеба
Я ушел от семьи и друзей.
Жизнь прошел я дорогой солдата
И вот снова стою пред тобой…
Двадцать хат, как и было когда-то,
Занесенных по окна пургой.
Покосились, осели избушки,
И в безмолвной, как прежде, тиши
Здесь живут старики да старушки,
Молодых - ни единой души.
Но для тех, кто остался здесь в Ниве,
Кто любовью привязан к земле,
Ничего нет на свете счастливей,
Чем трудиться и жить на селе.
Бросить край свой? Не может быть речи!
Разве пахарь уйдет с борозды?!
Им тепла нет теплей, чем от печи,
Нет вкусней, чем в колодце, воды!
Им и вьюгой январскою снится
Влага щедрая талых снегов,
И как шепчут колосья пшеницы
И душистые травы лугов.
Дед Саша умер через пару лет после посещения родного дома. Тогда же умерли и последние жители Нивы. С тех пор хутор стоит заброшенным.
Признаться, я была удивлена, увидев это место в ТАКОМ состоянии. Создается впечатление, что жизни здесь нет не десять, а все сто лет.
Лишь у двух домов сохранилась крыша. От остальных же остались лишь стены, да и те рассыпаются в труху.
Столь любимых мною дыр в потолке там бесчисленное множество...
Некоторые дома растащены по кирпичику... Даже странно, что стены этого подвала все еще сохранились. В других дворах от них остались лишь глубокие ямы.
Следов былой жизни практически нет: ни старой техники, ни одежды, ни посуды, ни даже мусора. Мы безмерно радовались, наткнувшись на какое-нибудь старое колесо, или пуговицу, или такие вот "конфеты":
"Маргарина 4 пачки..."
В одном из домов мы нашли немного детских игрушек. Крошечный тапочек, оторванная ручка куклы, выцветший пластиковый мишка... Мой ребенок долго не хотел уходить, говорил, что хочет играть. "Игрушки, я к вам еще вернусь", - сказал он уходя. Я потом пошутила про призрака девочки в огромной пижаме, которая, как в дешевом ужастике, будет преследовать моего сына. Пошутила, а потом почему-то долго озиралась по сторонам, будто боясь увидеть засаленные черные волосы и иже с ними...
В этом безлюдье как-то даже жутковато выглядят бесчисленные плодовые деревья: яблони, вишни, абрикосы. Говорят, зинаидинцы в сезон фруктов приходят в мертвый хутор собирать урожай.
Кстати, приехали мы туда очень вовремя. И не только потому что попали как раз в сезон цветения деревьев. Но и потому что крапива, лопухи и прочая растительность еще позволяет пройти к домам. Еще пару недель, и пробраться сквозь заросли будет практически невозможно.
Признаться, я не получила того, чего хотела от заброшенного села: здесь не было старых снимков, разбитых очков, живописных жестяных банок, засаленных обеденных столов. Но ощущения после прогулки по Ниве все равно остались непередаваемые. Я потом ещё долго-долго ёжилась, словно сквозняком, обданная холодным дыханием прошлого...