О горечи
https://vk.com/@-63375841-o-gorechi
«Кто не сказал (не объяснил) в Песах три слова (вещи): ПЕСАХ, МАЦА и МАРОР (פסח מצה ומרור) - тот не выполнил свою обязанность…» - заявлял знаменитый еврейский раввин первой половины первого века, законоучитель Рабан Гамлиэль бен Шимон ха-Закен (Старший), который, согласно Деяниям, был учителем святых апостолов Павла и Варнавы и почитается в христианской традиции как «святой Гамалиил». Это суждение сохранила в себе еврейская Пасхальная Агада (пследование проведения праздника). Гамалиил озвучивает фундаментальный принцип совершения Пасхи, на котором держится весь ритуал, существовавший многие столетия. Песах (пасхальная жертва), маца (хлеб путника) и марор (горькая трава) имеют прямое отношение к историческим корням христианской Евхаристии. Два первых понятия мы разъяснили в предыдущих текстах, осталось последнее.
Марор сопутствует пасхальной жертве и указывает на неё, как сказано: «С опресноками (мацой) и горькими травами будете есть ее (Исх 12:8, Чис 9:11)». Ортодоксальный иудей, воспринимающий Песах как особенное национальное торжество, подчёркивающее его метафизическую и генетическую исключительность, естественным образом видит в горечи травы марор воспоминание о рабстве еврейского народа в Египте и об изгнаниях евреев из их земли обетованной. На приготовленном по всем правилам последнем Пасхальном седере Христа непременно присутствовала эта горькая трава, но Христос, исполняя весь формальный порядок и в словах и в действиях, не выделяет евреев как особую часть человечества. Он, Вождь Церкви, указывает на саму суть обряда, смысл которого до Него был затерян, не понят глубоко и не осознавался. Суть горечи травы марор - это напоминание о рабском состоянии всего человечества, об изгнании людей из Эдема и о неизбежности несения скорбей на пути покаяния, утверждение в котором должно сопровождать вкушение Пасхи. Само имя Богородицы - «Марьям» (מרים) означает - «горькая», указывая на все те покаянные усилия праведного человечества, благим плодом которого Она и явилась. Забегая вперёд, скажем, что марор это и был тот «кусок», который Христос «обмакнув» подал Иуде, призывая его «делать быстрее» своё покаяние (Ин 13:26). Всё это станет очевидно лишь, когда мы до конца разберёмся с символикой основных элементов Пасхального Седера (порядка).
В качестве традиционного марора берутся листья или стебли (но не корни) салата-латук, цикория или иного горького овоща, при употреблении которого произносится благословение: «Благословен Ты Господь Бог наш, сотворивший плоды земли!». Горький марор «обслуживает» (дополняет) любой другой негорький овощ - карпас. В современном значении карпасом может быть сельдерей, картофель, свежая редька и т.п. Перед употреблением карпас обязательно макают в солёную воду, а марор макают в пастообразную смесь харосет, приготовленную из протертых яблок, или фиников, с добавлением толченых орехов и пряностей, смешанных с вином. Харосет - это арамейское название и еврейская традиция видит в этом названии важный намек на глину и кирпичи, которые евреи были вынуждены изготавливать во время египетского рабства. Это слово перекликается со словом «харсИт» (חרסית) - глинозём и «херЕс» (חרס) - глина. Но кроме значения кирпичей фараона, из этого символа следует извлечь указание на саму природу человека.
Мистическая связь глины и человека прослеживается во множестве мест Священного Писания: сотворения Адама из праха «афАр» (עפר) - пыль, прах, сухая земля, пепел, мусор, обмазка, глина, которой обмазывали стены (Быт 2:7); мистический Левиафан простёр своё золото (חרוץ - харУц), как грязь (טיט - тит) - так штукатуры называют просеянную, или обожженную глину (Иов 41:22); вавилонские строители пытались преобразить человеческую природу через изготовление (из людей) обожжённых кирпичей, опять же, из глины «лахОмер» (לחמר) - глина, грязь, груда, волнение (Быт 11:3); однокоренное «хОмер» (חומר) - любой материал без уточнения; а для замазки использовали «хемАр» (חימר) - илистый битум, разновидность глины. Всё это частные случаи «адамА» (אדמה) - почвы, которую возделывает взятый из неё человек-почвенник «адАм» (אדם) (Быт 2:15). И именно к этой «глиняной» природе человека присоединяется горечь марор, как скорбь, вкушаемая человечеством после грехопадения.
В первой главе книги Бытия читаем: «И сказал Бог (людям): вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя, - вам сие будет в пищу; А всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, дал Я всю зелень травную в пищу. И стало так» (Быт 1:29-30). Из этого текста мы видим, что от всех земных тварей человека отличает дополнительный пищевой рацион, в виде «плодов древесных», однако, в реальной природе многие животные питаются не только от «зелени травной», но и от всяких плодов, растущих на деревьях, которые оказываются им доступны и удобоваримы. Это не ошибка бытописателя, а таким иррациональным способом в библейском тексте поставлен знак «особого внимания», при котором читателю необходимо воспринимать текст не буквально, а активировать своё символическое мышление, чтобы понять - на что именно указывает этот специфический знак.
Несколькими строками ранее говорится о важнейшем отличии человека от всех животных тварей: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт 1:26). Божественная волевая свобода - «богообразность» позволяет человеку не быть всецело обусловленной частью этого мира. Именно благодаря этой надмирной личностной свободе человек может «владычествовать и господствовать» над своей собственной(!) естественной животностью, непосредственно происходящей от тех же земных жизненных начал, что и у всех живых тварей, возникших до человека. «Питаясь от всякой травы», человек «нагибается», тем самым не теряя связи с землёй, а за «плодами древесными» необходимо «тянуться», обращаясь «лицом» своим от земли к Небу. Главным же бытийным источником для человека является «Древо Жизни» - Сам Бог, путь к Которому предохраняет и одновременно открывает заповедное «древо различения». Этому древу людям необходимо уподобляться в своей рассудительной духовной направленности навстречу «Древу Жизни», растущему так же «посреди рая», но только от Небес к земле (Быт 2:9). Благодаря этому встречному движению, человек мог питаться от «плодовых деревьев» Рая, но после падения он оказался, подобно скотам, вынужден питаться «травою полевой», которую должен выращивать «в поте лица» (Бытие 3:18-19), дабы его собственная природа (земля) не осталась проклята. В этом и заключается «горечь» покаянного пути и смысл данных символических указаний, обозначенных в Писании столь специфическим иррациональным примером из растительного царства.
Такое понимание символического различия в рационе духовного питания свободного человека, в отличии от скотов, подвластных природному естеству, и отобразилось в традиционном иудейском Песах седере, в начале которого, после первой «чаши освящения» (кидУш), все присутствующие употребляют салатные растения и овощи (карпАс), обмакивая их в «солило» - блюдо с соленой водой (мелхиЯ). Это ритуальное действие указывает участникам седера на ту рабскую жизнь, в которой пребывали не только их предки до выхода из Египта, но и всё человечество в плену унаследованного от Адама первородного греха. Скудное питание от земной растительности, политое слезами невольничьего существования - это образ духовной согбенности, в которой человек, лишённый всякой свободы, уподобляется травоядному скоту. В своей символической максиме эта духовная приземлённость выражается в библейском образе «свиней» (Мф 7:6), по природе своей не способных поднять голову к небу. Поэтому иудеи на Пасхальном застолье стараются не задерживаться на этом блюде, чтобы скорее переходить к преломлению опресноков (мацОт) и поднятию второй «чаши научения» (мегИд), после чего едят мацу. В древности иудеи тогда же съедали испечёного жертвенного ягнёнка, вприкуску с горькими травами (марОр). За этим следует «чаша благословения» (брахА) - та самая, которую мы называем «евхаристической» (1Кор 10:16), пение псалмов (халЕль) и завершающая «чаша царствия» (малхУт).
Вся эта подробная предыстория призвана раскрыть истинный смысл слов и действий Христа, обращённых к Иуде-предателю на Тайной Вечери. Ведь без всех этих символических нюансов ритуального ужина, хорошо понятных всякому традиционному иудею, у стороннего читателя складывается ошибочное впечатление, что Иисус гневно укоряет негодного ученика, а в конце вообще направляет его на то дело, которое он замыслил. Однако же, на самом деле всё обстоит совершенно иначе. Для начала надо ясно понимать, что Иуда не был каким-то меркантильным негодяем, банально продавшим своего Учителя за деньги, тем более, что он бросил их в Храме, как мусор, пытаясь этим расторгнуть договорённость с первосвященниками, когда понял, что всё пошло не так, как он ожидал. Как и все приближённые ученики Иисуса, Иуда «оставил всё, чтобы следовать за Ним» (Мф 19:27, Мк 10:28, Лк 18:28). Иуда был самым близким и доверенным из числа всех апостолов из-за чего он и носил их коллективную кассу - «денежный ящик» (Ин 13:29), распоряжаясь обо всём, как самый старший после Учителя. По поводу ошибочного представления о вороватости Иуды, необходимо пояснить, что евангелист Иоанн называет его «вором (Ин 12:6)» не потому, что он якобы таскал для себя деньги из ящика, а потому что в Иуде была не обуздана та самая низменная, животная рефлексия, толкающая человека на хищнические выпады. Ведь настоящий вор крадёт не тогда, когда реально в чём-то нуждается, а именно потому что не может(!) не украсть. Этот чисто животный инстинкт, настоящий вор не способен объяснить даже самому себе, ибо он не властвует над своей природой, а наоборот. Иуда не крал денег, но он присвоил себе то самое сокровенное, что ему оказалось доступно - искреннее доверие Иисуса и возможность «властного влияния» на Него. Через это Иуда посягнул на саму свободу Бога, пытаясь заставить(!) Христа проявить свою божественную силу, когда Он окажется в руках у настоящих злодеев.
В церковном предании существует «житие Иуды Искариота», в котором повествуется о недобрых знамениях до его рождения и о его жизни до апостольства. Этот текст является точной калькой начала трагедии Софокла «Царь Эдип», что говорит нам не о плагиате, а об указании на то, что до встречи со Христом Иуда успел в жизни очень сильно настрадаться, что он был человеком честным и сострадательным, всей душой искренне искавшим правды, от чего он и был принят в число самых близких учеников Иисуса. К сожалению, в итоге, Иуда выбирает не высшую милостивую Правду, а низшую - справедливость без милости. Подобно Шекспировскому «Гамлету», он совершает свой волевой бытийный выбор - «Не быть!» Он пытается добиться жизненной справедливости даже ценой собственной погибели. Именно об этом говорит ему Иисус на Тайной Вечери: «Горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться (Мк 14:21)». И Иуда это хорошо понимает и всё равно не сворачивает с пути героического, оборотнического самопожертвования.
Не насилуя личную волю Иуды, Иисус кротко предлагает ему возможность исхода на свободу из под гнёта довлеющих над ним естественных принципов жизненной справедливости. Именно поэтому Иисус после сообщения, что Он знает, кто собирается Его предать, делает действие, ясно указывающее Иуде на его духовную несвободу от низменных стремлений, плодами которых будут слёзы тяжкого разочарования. На вопрос учеников о предателе «Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту» (Ин 13:26). В русском переводе ошибочно добавлено: «кусок ХЛЕБА», но в греческом тексте стоит только «ψωμίον» - кусочек, ведь до преломления хлеба (опресноков) дело ещё не дошло. Иисус подаёт Иуде именно кусочек овоща с травами(!), которые традиционно обмакивались в жидкое солило (милхиЯ). Это мог быть и кусок горького марора, который обмакивают в харосет, ведь погружать хлеб (мацу) в солило не полагается. Пока Иуда жуёт эти низшие «плоды земли», Иисус даёт ему последний шанс «распрямится», чтобы потянуться ввысь, к своему любящему Учителю, Который и есть истинное «Древо Жизни», сходящее с Небес. О необходимости скорейшего исхода на свободу из духовного рабства, которое символизирует эта подсолёная травянистая пища, и говорит Иисус Иуде: «Что делаешь, делай скорее (τάχιον)».
Что же в тот момент делает Иуда? Он жуёт символическую траву, политую слезами, подобно безвольному скоту, а Христос непосредственно обращается к нему: «Иуда, заканчивай это скотство быстрее (τάχιον), ибо враг уже на самом пороге!» И тогда Иуда совершает свой окончательный выбор и вместо выхода на свободу, к Свету того Евангельского учения, которое Иисус раскрывает Своим ученикам на вечери между второй «чашей научения» и третьей «чашей благословения» (желания), Иуда «переступает спасительную черту» и сам выходит во «тьму внешнюю (Мф 8:12, 22:13, 25:30)»: «Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь», ибо «после сего куска вошел в него сатана» (Ин 13:26-30). Об этой же духовной тьме говорит Иисус начальникам храма и старейшинам в момент Его ареста в Гефсимании: «Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук, но теперь ваше время и власть тьмы» (Лк 22:52-53). И даже находящемуся уже в глубоком помрачении Иуде, Иисус протягивает Свою спасительную руку, опять же, не укоряя его, а пытаясь направить его к той изначальной благой цели, ради которой Иуда и последовал за Ним: «Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел? (Мф 26:50)» То есть вспомни, очнись и обратись от тьмы к Свету, от земного к Небесному.
После смерти Иисуса, Иуда лишается всякой надежды на утоление своей нестерпимой жажды воцарения справедливости в этом мире, а с этим он теряет и всякий смысл собственного существования. Но Иуда убивает себя не из-за отчаяния, или какой-то злости на себя, в нём нет даже оттенка стыда, или страха - ему становится отвратительна сама эта жизнь, в которой для него не остаётся ничего, кроме мучительного, «горького» бессилия. Иуда буквально «изблёвывает» свою жизнь, как ад «изблёвывает» невместимую жизненную свободу Христа: «Когда (Иуда) распростёрся (πρηνής), он треснул (ἐλάκησεν) посреди (μέσος), и вылились (ἐξεχύθη) все внутренности (σπλάγχνα) его. (Деян 1:18)» Греческое слово «сплАнхнон» (σπλάγχνον) означает то же самое, что и еврейское слово «рехЕм» (רחם), одновременно переводящееся, как «утроба» (женская матка) и как «милость». Апостол Пётр говорит не о распаде трупа Иуды, а о его ниспадении с пути к высшей милостивой Истине, котрорая вылилась из него, как из сосуда, разбитого собственной же рукой. В духовном смысле, Иуда «низринулся и распростёрся» (пал плашмя на землю) так же, как пал с Небес вдохновивший его дьявол (Лк 10:18). «Жующий» свои низменные надежды, со слезами пожинает их горькие плоды, по которым познаётся истинная внутреность (рехЕм) человека: «По плодам их узнаете их» (Мф 7:16). Именно такую порочную жертву «от плодов земли» (Быт 4:3) приносит Богу Каин, как и всякий неокрепший в свободе нести в себе высшую Правду, жертвуя со Христом собственной кровью, ради милости к тем, кто по справедливости её совершенно не заслуживает. А «треснувший и разливший» своё благоутробие, неизбежно проливает и кровь брата своего, ради своих мнимых «благих намерений» (Быт 4:8-11).
Нам необходимо постоянно и очень тщательно рассматривать самих себя через этот пример вольной погибели человека религиозного, сострадательного, честного, смелого и решительного, который преуспел почти во всём, но так и не смог устоять в самом сложном - испытании доверием, когда свобода и жизнь ближнего оказывается доступна для нашего посягательства. Ведь именно доверие является жизненным основанием Любви, без которой все жертвы и всесожжения идут прахом.