Вагончик тронется, перрон останется...
Когда я думаю о вечной жизни за порогом смерти, я в нее не верю. Как и в то, что мы однажды встретимся со своими любимыми где-то в краю с молочными реками и кисельными берегами. С этим тяжело жить, как тяжело никогда не чувствовать себя в безопасности. Но что есть, то есть, по-другому я не умею.
Правда жизни заключается в постоянных изменениях. Как бы нам ни хотелось остановить мгновение, пусть даже продав душу - никто не купит. Таких душ - пучок за пятачок и то в базарный день.
Все меняется. И мы, даже самые дорогие и любимые, друг для друга просто попутчики. Летит наш поезд сквозь бесконечную ночь, и на каждой станции кто-то сходит, кто-то подсаживается. Однажды и ты встаешь:
- Простите... Извините... - и проталкиваешься к выходу сквозь строй чьих-то коленок, баулов, грязных откидных столиков с дымящимся дошираком.
За дверью с надписью "Не прислоняться" - темно. Непроглядная туманная ночь, в которой, кажется, ничего нет. А на твоем месте уже кто-то сидит, угощая твоих близких курицей и вареными яйцами.
И они берут, благодарят, улыбаются...
Им ехать дальше.
А ты навсегда остаешься на полустанке, который поглощает тебя полностью. Ничего не остается.
Вот так год назад тихо и неожиданно сошла с поезда моя Индира. Я только на секунду отвернулась, а ее уже нет. Не попрощалась, не предупредила - просто исчезла в ледяных сумерках. Глядь, а на ее месте уже отирается Фиби, просится на коленки и чего-нибудь пожевать.
Фуся хорошая, я ее люблю по-своему. Со временем привыкну, и она станет одной из бегемотов. Но Индиру я никак не могу забыть, гляжу на ее фотографии и все думаю: ну как вот такая красота могла исчезнуть? А она смотрит синими глазами, словно хочет донести до меня что-то очень важное. Но это только мое воображение.
Ничего нет.
А я страшно скучаю.