Новый смысл франшизы....
Оригинал взят у mr_aug в Новый смысл франшизы....
Любопытная статья про современный трайбализм, спасибо Хопсеру за наводку.
Почему мы пишем об отстреле полицейских в США, где, к слову, произошла новая anticop action, но не пишем про попытку военного переворота в Турции? Казалось бы, что важнее? Казалось бы - да не так. «Переворот» в Турции вполне укладывается в голове: военное сословие всегда играло в этой стране роль балансира. Ещё янычары любили перевернуть котлы и шли свергать султана, а тот шельмовал их картечью.
Даже Кемаль Ататюрк не привнёс принципиальной новизны. Армия как была сообществом, корректирующим высшую власть, так им и осталась. Тогда как непрекращающиеся отстрелы полицейских более интересны, нежели попытка переворота в Турции, вся особенность которого в том, что он не удался. Причём полицейских отстреливают по всему миру - от Латинской Америки до США, от Алма-Аты до Европы. Да и не только полицейских. День за днём приходят сообщения, что кто-то на кого-то напал по невыясненным причинам. Но что же в этих банальных событиях необычного?
Семнадцатилетний афганец, порубивший в Германии людей, оказался симпозитантом ИГ. Дома у парня нашли самодельный флаг Халифата. Американский ветеран Гэйвин Лонг убил трёх полицейских в Батон-Руж. Морпех мстил за убийства полицией чернокожих. Стрелок из Алма-Аты, будучи сторонником радикального ислама, убил пять человек. И, конечно же, Ницца, где не состоявший на контроле спецслужб тунисец неожиданно сел за руль белого рефрижератора. Это только за пару дней и только в странах, что привлекают внимание. Бывало ли такое раньше? Разумеется, было. Но задуматься заставляет не наличие убийц-одиночек, а то, что ни Гэйвин Лонг, ни семнадцатилетний афганец, ни казахстанский стрелок, ни мясник Мохамед Булель не состояли в каких-то законспирированных тайных организациях, имеющих жёсткую иерархию, штабы, подпольные тренировочные базы и агентурную сеть в структуре власти. Террористы никому, в общем-то, не подчинялись. И вот это уже кое-что новенькое. Террор пошёл по франшизе.
Франшиза - это объект договора на право пользоваться уже разработанным брендом и бизнес-моделью, которые компания-владелец передаёт клиенту за определённую плату. Хрестоматийная франшиза - это «McDonald’s». Большинство ресторанов на местах принадлежат не американской корпорации, а только работают по её стандартам. И вот когда появилась доступная, быстрая и разветвлённая Сеть-Интернет, то аналогичный франчайзингу процесс коснулся и революционных, террористических концептов. Мы сейчас говорим не о сетевых объединениях вроде самоорганизации лондонских погромщиков в 2011 или «Facebook»-революциях, а о распространении террористических брендов, которым многим хочется подражать. Самый известный из них - это Исламское Государство.
С самого зарождения ИГ уделяло наибольшее внимание моментальным коммуникациям. Вообще ИГ отнюдь не антипрогрессисты, как их часто пытаются представить. Скорее, их можно назвать альтермодернистами. Так, сотрудник пресс-службы ИГ в городе Ракка, некий Абу Муса высказался следующим образом: «Мы не заставляем людей возвращаться ко временам голубиной почты. Наоборот, мы будем опираться на прогресс. Но таким образом, чтобы он не противоречил религии». Благодаря ряду успешных военных кампаний, но, главное, их медийному окормлению, Исламское Государство создало самый успешный террористический бренд из когда-либо существовавших. Не имея возможности постоянно наносить прямые удары по США или по европейским странам, ИГ положило начало явлению, которое можно назвать «пиф-паф франчайзинг».
Да, уже была первая половина ХХ века - террор коммунистический, террор фашистский, но он непосредственно поддерживался (деньгами, оборудованием, политической защитой и т.п.) странами-бенефициариями. Террорист был связан со сложными Системами. Тогда как пиф-паф франчайзинг отнюдь не обязательно подразумевает контакт между исполнителем и заказчиком. «Компания-владелец» может даже не знать о существовании неофита, замыслившего свою акцию. Наибольшие параллели напрашиваются с террором анархистским, но тут иная разница - у анархистов не было центра, того, кто бы плоды террора использовал. Другое дело ИГ - оно бесплатно (и чтобы никто не ушёл обиженным) передаёт право на использование своего бренда всем желающим.
Омар Матин, убивший полсотни гомосексуалистов во Флориде, не получал от ИГ денег или оружия. В конце 2015 года Саид Ризван Фарук и его жена Ташфин Малик расстреляли в Калифорнии четырнадцать и ранили два десятка человек. Они были вполне добропорядочными американцами, которые не имели непосредственного контакта с террористами. Французские СМИ, исследующие жизнь Мохамеда Булеля, отмечают, что он не был религиозен и даже пил. Человек, передавивший Ниццу, вёл обыкновенную жизнь мелкого бандита из Северной Африки. Правда, послал вдруг семье в Тунис почти девяносто тысяч евро. Эту информацию распространила «Daily Mail», не самое надёжное в мире издание, проще говоря - издание жёлтое, которое, в частности, стало причиной шуточек про британских учёных. Но, в любом случае, чтобы стать сегодня террористом совсем необязательно кататься в Сирию. Не нужно получать от куратора взрывчатку. Не нужно даже ни с кем связываться. Достаточно быть участником моментальной коммуникации. Достаточно смотреть ролики агентства «Amaq», которое называет подобную тактику «войной одиноких волков».
Впрочем, ИГ лишь самый наглядный пример. Вариантов пиф-паф франчайзинга множество. Чтобы понять, почему и как террористический франчайзинг находит отклик в молодёжной среде, нужно обратиться к социологии.
До сих пор жив и творит такой культовый учёный, как Мишель Маффесоли (р. в 1944 году). Маффесоли исследует общество эпохи послемодерна, особенно то, как в нём изменяется понятие политического и повседневности. Социолог показывает, что молодёжь, отказываясь от глобальных нарративов, вроде «западных ценностей» или идеи нации, обращается к теме «здесь и сейчас». Маффесоли называет это завоеванием настоящего. Если верхушка прежних конструктов - интеллектуалы, политики, люди старые и образованные, мыслят идеями модерна с его чёткими секулярными понятиями (национальные интересы, «традиционные ценности», политические идеологии и т.п.), то молодёжь обращается к переживанию мифа. Она возвращает его в повседневность через карнавал, праздник, через новые ритуалы (например, инициации при поступлении в банду), отчего сакральное переходит на уровень микросообществ, которые со всей серьёзностью полагают, что вне группировки живут варвары, создания, не понимающие человеческого языка. Кстати, первым делом городские племена как раз изобретают свой язык, который не понимают чужак. Происходит шаг в сторону - от общества к общности. В 1988 вышла непереведённая у нас книга Маффесоли: «Время Племён: Упадок индивидуализма в обществе постмодерна». Если вкратце, то идея французского социолога такова.
Молодёжь объединяется в новые племена не только на основе территориального признака (в этом, к примеру, их отличие от группировок советской шпаны или славянских ОПГ), но и на основе одинаковых взглядов, вкусов, мировоззрения, стиля и цели. У городского племени можно выделить четыре основания: территория, стиль, идея и игра. Здесь коренится и главное отличие от субкультуры, т.е. от общности, основанной на отличающемся от большинства стиле. Денди или габберы не являются городским племенем, потому что их объединяет лишь похожий стиль, но вот панки могут быть таковым, если застолбили за собой какую-то территорию и ими движет, скажем, асоциальная идея. Но в большинстве случаев субкультуры, появившиеся после ВМВ как реакция на то, что жить стало комфортно и богато (уже не требовалось с 12 лет впахивать в поле или на заводе) от городских племён отличаются. Тем более, что в мире произошло нечто поважнее, чем рост благосостояния.
Переход от прежних форм распространения информации к моментальным сетевым коммуникациям не менее значим для человечества, нежели переход от аграрного общества к индустриальному. С помощью моментальной коммуникации, которая может связать клерка с продавцом шаурмы, а того с религиозным проповедником, границы социальных групп оказались пересмотрены и они получили новые инструменты мобилизации. В информационном или, как говорят, послеинформационном обществе люди не просто потребляют массивы информации, но и сами производят их, а также дополняют, изменяют, творят структуры, создающие знания и информацию. Почему власть смещается в пространство Сети? Потому что традиционные вертикальные структуры просто не успевают реагировать на то, как быстро циркулирует, живёт и изменяется информация. Вот хотя бы «Pokemon Go», на которые так нервно отреагировали в некоторых странах. То есть, если принять за доминанту то, что самое важное для современного мира - это потоки информации, то во главе угла стоит уже не полицая с чиновниками, а те, кто эти потоки формирует и направляет. То есть сетевые структуры. А из них, в свою очередь, возникает новая социальность.
Маффесоли говорит, что социальность не ушла, а ищёт новые формы выражения. И нет ничего удивительного в том, что в нашей мозаике (про общество говорить уже как-то трудно) она прорастает в низовых организациях, племенах, локальных сообществах, секточках, субкультурах. Все они отказываются от глобальных нарративов или оперируют ими лишь в качестве игры, инструмента. Понятно ведь, что подписка, рассказывающая про реванш национал-социализма, никогда не совершит этот реванш даже в Капотне. Но также понятно, что она может собрать группировку рыл в двадцать, о чём на миллионные аудитории будет с ужасом вещать «НТВ». И хотя Маффесоли анализировал в основном безобидные явления, вроде общества любителей тыквенных пирогов, но мы хотели бы обратить внимание на вещи иного порядка.
В 2010 году в Мексике обнаружили тела семидесяти двух человек. Мигрантов, пытавшихся проникнуть в США, убил наркокартель «Los Zetas». А что такое современный наркокартель? Это не только группировка, заточенная на получение прибыли. Это особая форма общежития, отличающегося от общепринятых норм. К примеру, есть в Мексике такой картель, как «Тамплиеры». Он декларировал приверженность правым христианским ценностям в славном штате Мичоакан. Когда «Тамплиеров» в боях серьёзно потрепали, выяснилось, что наркодельцы действительно причащались, но не кровью Христовой, а человеческой плотью. Таковы были условия инициации при вступлении в картель. Не брезговал человечиной и упомянутый «Лос-Зетас». Мексиканский журналист Иисус Лемус Барахас в ходе общения с заключёнными «зетас» в тюрьме в Пуэнте-Гранде (штат Халиско) узнал, что убитый в 2012 году лидер картеля Эриберто Ласкано превратил каннибализм в целую систему. Она включала «правильный» забой жертв, которых предварительно эпилировали, отпаивали виски и быстро убивали, дабы несчастные не успевали испугаться и тем самым испортить мясо - выброс адреналина делает его горьким и жёстким. Затем из мяса убитых и их ягодичных мышц изготовлялись стейки. Кости шли на изготовление амулетов.
А про человека, командовавшего в 2012 расстрелом людей, в «Los Zetas» сочинили геройскую песенку. Этот картель вообще очень показателен, если говорить о концепции новых племён. На «YouTube» у картеля есть канал «Frontera Pezada TM», который обновляется практически ежедневно. Так «зетас» героизируют павших собратьев - пусть им даже было всего 15 лет. Такой вот пантеон-некролог в реальном времени. Ну и песенки о Святой Смерти, куда же без неё? То есть, если бы целью картелей было лишь получение денег, то тогда бы и не было всех сопутствующих социальных практик, либо они были бы сугубо утилитарными. А так мы видим параллельную социальность, которая вполне успешно конкурирует в Мексике с государством и гражданским обществом. Наркокартель - это не криминальная группировка, а структура, колонизирующая пространство. Новое племя нового XXI века.
Или бродячие муравьи из Сальвадора, т.н. «Mara Salvatrucha». В преступном синдикате состоит не менее пятидесяти тысяч человек. Есть цифры и в сто пятьдесят и, вместе с сочувствующими, даже в триста тысяч человек. Причём муравьи полиэтничны: они расползлись по всей Северной и Южной Америке. Неплохо фактуру «MS-13» показывает фильм «Без имени». Чисто ведь индейское племя - жуткие татуировки, такие же жуткие жертвоприношения, закрытая территория для проживания, собственная мифология, экономика, стиль, убеждения, цели. Воюют с государствами, мирными жителями, расширяют территорию, расселяются, кочуют по Мезоамерике на громадных грузовых поездах, которых там называют «Звери». «MS-13», пожалуй, самая известная преступная группировка из существующих на свете. У неё тоже действует франшиза, которой пытаются подражать подростки по всему миру. Даже в России она есть, где действия муравьёв смешно и неумело копируют. И уж тем более «MS-13» крепко окопались на юге США, хотя «Mara Salvatrucha» прекрасно себя чувствует даже в округе Колумбия. За четыре месяца 2016 года количество преступлений, связанных с «MS-13» выросло в США на 163%.
Кстати, вот ещё интересный момент. Важность контроля за территорию у банд США возникла в связи с тем, что на районе барыжили наркотой. Контролировать ту или иную точку было необходимо, потому что там стоял барыга. Когда развилась Сеть, то аналитики в США предположили, что теперь, когда наркотики покупают виртуально и развозятся курьерами, войны из-за территории прекратятся. Но статистика показывает, что уличные войны стали лишь ожесточённее. Как и в случае наркокартелей, дело не в одной только экономике. Дело в целом ворохе социальных отношений, которые создаёт Сеть и сетевые сообщества.
А вот племя неонацистов активно действовало в первое десятилетие ХХI века. Это было движение, за которым (если по всему миру считать) числились тысячи трупов. Наибольшего размаха деятельность бритого племени достигла в России - вплоть до убийства важных и влиятельных людей, типа известного адвоката или федерального судьи. Неонацисты тоже функционировали по системе франчайзинга (хотя и не в сравнимых с ИГ масштабах). Власть всё искала вербовщиков и злокозненные организации, забривающие молодёжь, но на самом деле школьники слушали определённую музыку, читали определённые вещи, видели определённые акции и присоединялись к сетевому племени, за которое часто отдавали и отбирали жизни. Сегодня ничего подобного уже нет. Для сравнения: в 2008 году российские праворадикалы убили 110 человек, а в 2015 только 11. Так утверждается в докладе «Ксенофобия и радикальный национализм и противодействие им в 2015 году» центра «Сова». Вдвойне показательно, что когда набрал силу мусульманский франчайзинг, то целый ряд ультраправых присоединился к ближневосточному племени. Исламская франшиза оказалась сильнее франшизы модернистской.
Безусловно, сами по себе секты или банды существовали с незапамятных времён. Но теперь возникли гигантские миллионные города и моментальная коммуникация, позволяющая жителю Лос-Анджелеса за одну секунду связаться с тем, что происходит в Торонто и теми, кто живёт в Сальвадоре. Смешались существовавшие ранее границы. Мы, производители и потребители информации, отныне вовлечены в глобальный водоворот, где террор и революция приобретают медийные значения, которым многим хочется подражать. Мы сами объединяемся в новые племена, справляющие свои культы и имеющие своих героев. Мы одновременно раздробленны, но и объединены. Происходит не смерть социального, а его изворачивание, мутация. Происходит шаг в сторону. К небольшим общностям. Они насчитывают от пары десятков человек до сотен тысяч. Их объединяет Сеть. Как вот в случае с нашумевшими террористическими актами - «центр» может даже не знать, что кто-то ради него готовит теракт. Пиф-паф франшиза может работать даже без своего работодателя.
Пока молодые люди из Европы мечтают о ренессансе национализма, который закончился ещё в ХХ веке, пока верят в модернистские идеологии, якобы могущие оспорить гегемонию западного универсализма, сама фактура кричит об обратном. Ушли «FARC», «IRA», «EТА», ушли левые и их противники. Разве что в каком-нибудь Непале ещё окопались коммунисты. Но свято место пусто не бывает. Гегемония сама по себе подразумевает то, что должно ей сопротивляться. Новый век выдвигает новые формирования и объединения. И это - городские племена.
Особая пикантность в том, что каждый из нас может попытаться их создать.
ИСТОЧНИК
Любопытная статья про современный трайбализм, спасибо Хопсеру за наводку.
Почему мы пишем об отстреле полицейских в США, где, к слову, произошла новая anticop action, но не пишем про попытку военного переворота в Турции? Казалось бы, что важнее? Казалось бы - да не так. «Переворот» в Турции вполне укладывается в голове: военное сословие всегда играло в этой стране роль балансира. Ещё янычары любили перевернуть котлы и шли свергать султана, а тот шельмовал их картечью.
Даже Кемаль Ататюрк не привнёс принципиальной новизны. Армия как была сообществом, корректирующим высшую власть, так им и осталась. Тогда как непрекращающиеся отстрелы полицейских более интересны, нежели попытка переворота в Турции, вся особенность которого в том, что он не удался. Причём полицейских отстреливают по всему миру - от Латинской Америки до США, от Алма-Аты до Европы. Да и не только полицейских. День за днём приходят сообщения, что кто-то на кого-то напал по невыясненным причинам. Но что же в этих банальных событиях необычного?
Семнадцатилетний афганец, порубивший в Германии людей, оказался симпозитантом ИГ. Дома у парня нашли самодельный флаг Халифата. Американский ветеран Гэйвин Лонг убил трёх полицейских в Батон-Руж. Морпех мстил за убийства полицией чернокожих. Стрелок из Алма-Аты, будучи сторонником радикального ислама, убил пять человек. И, конечно же, Ницца, где не состоявший на контроле спецслужб тунисец неожиданно сел за руль белого рефрижератора. Это только за пару дней и только в странах, что привлекают внимание. Бывало ли такое раньше? Разумеется, было. Но задуматься заставляет не наличие убийц-одиночек, а то, что ни Гэйвин Лонг, ни семнадцатилетний афганец, ни казахстанский стрелок, ни мясник Мохамед Булель не состояли в каких-то законспирированных тайных организациях, имеющих жёсткую иерархию, штабы, подпольные тренировочные базы и агентурную сеть в структуре власти. Террористы никому, в общем-то, не подчинялись. И вот это уже кое-что новенькое. Террор пошёл по франшизе.
Франшиза - это объект договора на право пользоваться уже разработанным брендом и бизнес-моделью, которые компания-владелец передаёт клиенту за определённую плату. Хрестоматийная франшиза - это «McDonald’s». Большинство ресторанов на местах принадлежат не американской корпорации, а только работают по её стандартам. И вот когда появилась доступная, быстрая и разветвлённая Сеть-Интернет, то аналогичный франчайзингу процесс коснулся и революционных, террористических концептов. Мы сейчас говорим не о сетевых объединениях вроде самоорганизации лондонских погромщиков в 2011 или «Facebook»-революциях, а о распространении террористических брендов, которым многим хочется подражать. Самый известный из них - это Исламское Государство.
С самого зарождения ИГ уделяло наибольшее внимание моментальным коммуникациям. Вообще ИГ отнюдь не антипрогрессисты, как их часто пытаются представить. Скорее, их можно назвать альтермодернистами. Так, сотрудник пресс-службы ИГ в городе Ракка, некий Абу Муса высказался следующим образом: «Мы не заставляем людей возвращаться ко временам голубиной почты. Наоборот, мы будем опираться на прогресс. Но таким образом, чтобы он не противоречил религии». Благодаря ряду успешных военных кампаний, но, главное, их медийному окормлению, Исламское Государство создало самый успешный террористический бренд из когда-либо существовавших. Не имея возможности постоянно наносить прямые удары по США или по европейским странам, ИГ положило начало явлению, которое можно назвать «пиф-паф франчайзинг».
Да, уже была первая половина ХХ века - террор коммунистический, террор фашистский, но он непосредственно поддерживался (деньгами, оборудованием, политической защитой и т.п.) странами-бенефициариями. Террорист был связан со сложными Системами. Тогда как пиф-паф франчайзинг отнюдь не обязательно подразумевает контакт между исполнителем и заказчиком. «Компания-владелец» может даже не знать о существовании неофита, замыслившего свою акцию. Наибольшие параллели напрашиваются с террором анархистским, но тут иная разница - у анархистов не было центра, того, кто бы плоды террора использовал. Другое дело ИГ - оно бесплатно (и чтобы никто не ушёл обиженным) передаёт право на использование своего бренда всем желающим.
Омар Матин, убивший полсотни гомосексуалистов во Флориде, не получал от ИГ денег или оружия. В конце 2015 года Саид Ризван Фарук и его жена Ташфин Малик расстреляли в Калифорнии четырнадцать и ранили два десятка человек. Они были вполне добропорядочными американцами, которые не имели непосредственного контакта с террористами. Французские СМИ, исследующие жизнь Мохамеда Булеля, отмечают, что он не был религиозен и даже пил. Человек, передавивший Ниццу, вёл обыкновенную жизнь мелкого бандита из Северной Африки. Правда, послал вдруг семье в Тунис почти девяносто тысяч евро. Эту информацию распространила «Daily Mail», не самое надёжное в мире издание, проще говоря - издание жёлтое, которое, в частности, стало причиной шуточек про британских учёных. Но, в любом случае, чтобы стать сегодня террористом совсем необязательно кататься в Сирию. Не нужно получать от куратора взрывчатку. Не нужно даже ни с кем связываться. Достаточно быть участником моментальной коммуникации. Достаточно смотреть ролики агентства «Amaq», которое называет подобную тактику «войной одиноких волков».
Впрочем, ИГ лишь самый наглядный пример. Вариантов пиф-паф франчайзинга множество. Чтобы понять, почему и как террористический франчайзинг находит отклик в молодёжной среде, нужно обратиться к социологии.
До сих пор жив и творит такой культовый учёный, как Мишель Маффесоли (р. в 1944 году). Маффесоли исследует общество эпохи послемодерна, особенно то, как в нём изменяется понятие политического и повседневности. Социолог показывает, что молодёжь, отказываясь от глобальных нарративов, вроде «западных ценностей» или идеи нации, обращается к теме «здесь и сейчас». Маффесоли называет это завоеванием настоящего. Если верхушка прежних конструктов - интеллектуалы, политики, люди старые и образованные, мыслят идеями модерна с его чёткими секулярными понятиями (национальные интересы, «традиционные ценности», политические идеологии и т.п.), то молодёжь обращается к переживанию мифа. Она возвращает его в повседневность через карнавал, праздник, через новые ритуалы (например, инициации при поступлении в банду), отчего сакральное переходит на уровень микросообществ, которые со всей серьёзностью полагают, что вне группировки живут варвары, создания, не понимающие человеческого языка. Кстати, первым делом городские племена как раз изобретают свой язык, который не понимают чужак. Происходит шаг в сторону - от общества к общности. В 1988 вышла непереведённая у нас книга Маффесоли: «Время Племён: Упадок индивидуализма в обществе постмодерна». Если вкратце, то идея французского социолога такова.
Молодёжь объединяется в новые племена не только на основе территориального признака (в этом, к примеру, их отличие от группировок советской шпаны или славянских ОПГ), но и на основе одинаковых взглядов, вкусов, мировоззрения, стиля и цели. У городского племени можно выделить четыре основания: территория, стиль, идея и игра. Здесь коренится и главное отличие от субкультуры, т.е. от общности, основанной на отличающемся от большинства стиле. Денди или габберы не являются городским племенем, потому что их объединяет лишь похожий стиль, но вот панки могут быть таковым, если застолбили за собой какую-то территорию и ими движет, скажем, асоциальная идея. Но в большинстве случаев субкультуры, появившиеся после ВМВ как реакция на то, что жить стало комфортно и богато (уже не требовалось с 12 лет впахивать в поле или на заводе) от городских племён отличаются. Тем более, что в мире произошло нечто поважнее, чем рост благосостояния.
Переход от прежних форм распространения информации к моментальным сетевым коммуникациям не менее значим для человечества, нежели переход от аграрного общества к индустриальному. С помощью моментальной коммуникации, которая может связать клерка с продавцом шаурмы, а того с религиозным проповедником, границы социальных групп оказались пересмотрены и они получили новые инструменты мобилизации. В информационном или, как говорят, послеинформационном обществе люди не просто потребляют массивы информации, но и сами производят их, а также дополняют, изменяют, творят структуры, создающие знания и информацию. Почему власть смещается в пространство Сети? Потому что традиционные вертикальные структуры просто не успевают реагировать на то, как быстро циркулирует, живёт и изменяется информация. Вот хотя бы «Pokemon Go», на которые так нервно отреагировали в некоторых странах. То есть, если принять за доминанту то, что самое важное для современного мира - это потоки информации, то во главе угла стоит уже не полицая с чиновниками, а те, кто эти потоки формирует и направляет. То есть сетевые структуры. А из них, в свою очередь, возникает новая социальность.
Маффесоли говорит, что социальность не ушла, а ищёт новые формы выражения. И нет ничего удивительного в том, что в нашей мозаике (про общество говорить уже как-то трудно) она прорастает в низовых организациях, племенах, локальных сообществах, секточках, субкультурах. Все они отказываются от глобальных нарративов или оперируют ими лишь в качестве игры, инструмента. Понятно ведь, что подписка, рассказывающая про реванш национал-социализма, никогда не совершит этот реванш даже в Капотне. Но также понятно, что она может собрать группировку рыл в двадцать, о чём на миллионные аудитории будет с ужасом вещать «НТВ». И хотя Маффесоли анализировал в основном безобидные явления, вроде общества любителей тыквенных пирогов, но мы хотели бы обратить внимание на вещи иного порядка.
В 2010 году в Мексике обнаружили тела семидесяти двух человек. Мигрантов, пытавшихся проникнуть в США, убил наркокартель «Los Zetas». А что такое современный наркокартель? Это не только группировка, заточенная на получение прибыли. Это особая форма общежития, отличающегося от общепринятых норм. К примеру, есть в Мексике такой картель, как «Тамплиеры». Он декларировал приверженность правым христианским ценностям в славном штате Мичоакан. Когда «Тамплиеров» в боях серьёзно потрепали, выяснилось, что наркодельцы действительно причащались, но не кровью Христовой, а человеческой плотью. Таковы были условия инициации при вступлении в картель. Не брезговал человечиной и упомянутый «Лос-Зетас». Мексиканский журналист Иисус Лемус Барахас в ходе общения с заключёнными «зетас» в тюрьме в Пуэнте-Гранде (штат Халиско) узнал, что убитый в 2012 году лидер картеля Эриберто Ласкано превратил каннибализм в целую систему. Она включала «правильный» забой жертв, которых предварительно эпилировали, отпаивали виски и быстро убивали, дабы несчастные не успевали испугаться и тем самым испортить мясо - выброс адреналина делает его горьким и жёстким. Затем из мяса убитых и их ягодичных мышц изготовлялись стейки. Кости шли на изготовление амулетов.
А про человека, командовавшего в 2012 расстрелом людей, в «Los Zetas» сочинили геройскую песенку. Этот картель вообще очень показателен, если говорить о концепции новых племён. На «YouTube» у картеля есть канал «Frontera Pezada TM», который обновляется практически ежедневно. Так «зетас» героизируют павших собратьев - пусть им даже было всего 15 лет. Такой вот пантеон-некролог в реальном времени. Ну и песенки о Святой Смерти, куда же без неё? То есть, если бы целью картелей было лишь получение денег, то тогда бы и не было всех сопутствующих социальных практик, либо они были бы сугубо утилитарными. А так мы видим параллельную социальность, которая вполне успешно конкурирует в Мексике с государством и гражданским обществом. Наркокартель - это не криминальная группировка, а структура, колонизирующая пространство. Новое племя нового XXI века.
Или бродячие муравьи из Сальвадора, т.н. «Mara Salvatrucha». В преступном синдикате состоит не менее пятидесяти тысяч человек. Есть цифры и в сто пятьдесят и, вместе с сочувствующими, даже в триста тысяч человек. Причём муравьи полиэтничны: они расползлись по всей Северной и Южной Америке. Неплохо фактуру «MS-13» показывает фильм «Без имени». Чисто ведь индейское племя - жуткие татуировки, такие же жуткие жертвоприношения, закрытая территория для проживания, собственная мифология, экономика, стиль, убеждения, цели. Воюют с государствами, мирными жителями, расширяют территорию, расселяются, кочуют по Мезоамерике на громадных грузовых поездах, которых там называют «Звери». «MS-13», пожалуй, самая известная преступная группировка из существующих на свете. У неё тоже действует франшиза, которой пытаются подражать подростки по всему миру. Даже в России она есть, где действия муравьёв смешно и неумело копируют. И уж тем более «MS-13» крепко окопались на юге США, хотя «Mara Salvatrucha» прекрасно себя чувствует даже в округе Колумбия. За четыре месяца 2016 года количество преступлений, связанных с «MS-13» выросло в США на 163%.
Кстати, вот ещё интересный момент. Важность контроля за территорию у банд США возникла в связи с тем, что на районе барыжили наркотой. Контролировать ту или иную точку было необходимо, потому что там стоял барыга. Когда развилась Сеть, то аналитики в США предположили, что теперь, когда наркотики покупают виртуально и развозятся курьерами, войны из-за территории прекратятся. Но статистика показывает, что уличные войны стали лишь ожесточённее. Как и в случае наркокартелей, дело не в одной только экономике. Дело в целом ворохе социальных отношений, которые создаёт Сеть и сетевые сообщества.
А вот племя неонацистов активно действовало в первое десятилетие ХХI века. Это было движение, за которым (если по всему миру считать) числились тысячи трупов. Наибольшего размаха деятельность бритого племени достигла в России - вплоть до убийства важных и влиятельных людей, типа известного адвоката или федерального судьи. Неонацисты тоже функционировали по системе франчайзинга (хотя и не в сравнимых с ИГ масштабах). Власть всё искала вербовщиков и злокозненные организации, забривающие молодёжь, но на самом деле школьники слушали определённую музыку, читали определённые вещи, видели определённые акции и присоединялись к сетевому племени, за которое часто отдавали и отбирали жизни. Сегодня ничего подобного уже нет. Для сравнения: в 2008 году российские праворадикалы убили 110 человек, а в 2015 только 11. Так утверждается в докладе «Ксенофобия и радикальный национализм и противодействие им в 2015 году» центра «Сова». Вдвойне показательно, что когда набрал силу мусульманский франчайзинг, то целый ряд ультраправых присоединился к ближневосточному племени. Исламская франшиза оказалась сильнее франшизы модернистской.
Безусловно, сами по себе секты или банды существовали с незапамятных времён. Но теперь возникли гигантские миллионные города и моментальная коммуникация, позволяющая жителю Лос-Анджелеса за одну секунду связаться с тем, что происходит в Торонто и теми, кто живёт в Сальвадоре. Смешались существовавшие ранее границы. Мы, производители и потребители информации, отныне вовлечены в глобальный водоворот, где террор и революция приобретают медийные значения, которым многим хочется подражать. Мы сами объединяемся в новые племена, справляющие свои культы и имеющие своих героев. Мы одновременно раздробленны, но и объединены. Происходит не смерть социального, а его изворачивание, мутация. Происходит шаг в сторону. К небольшим общностям. Они насчитывают от пары десятков человек до сотен тысяч. Их объединяет Сеть. Как вот в случае с нашумевшими террористическими актами - «центр» может даже не знать, что кто-то ради него готовит теракт. Пиф-паф франшиза может работать даже без своего работодателя.
Пока молодые люди из Европы мечтают о ренессансе национализма, который закончился ещё в ХХ веке, пока верят в модернистские идеологии, якобы могущие оспорить гегемонию западного универсализма, сама фактура кричит об обратном. Ушли «FARC», «IRA», «EТА», ушли левые и их противники. Разве что в каком-нибудь Непале ещё окопались коммунисты. Но свято место пусто не бывает. Гегемония сама по себе подразумевает то, что должно ей сопротивляться. Новый век выдвигает новые формирования и объединения. И это - городские племена.
Особая пикантность в том, что каждый из нас может попытаться их создать.
ИСТОЧНИК