(no subject)
Я местами очень слоупок, и даже после филфака не разучилась многие книги читать медленно и очень занудно.
Вот "Хождение по мукам" то же самое. До сих пор мурыжу "Восемнадцатый год", по паре-тройке страниц за вечер конгресс, немцы, голова пухнет. Время тяжелое и страшное, и читается тяжело поэтому.
Но Толстой все-таки изумительно понимает женщин. Есть там момент, когда Даша, измученная жизнью, революцией и прочими душевными терзаниями, приезжает в Москву для выполнения задания одного очень тайного общества, встречается с какими-то анархистами-имажинистами или черт-те кем еще. И вот ее приводят, значит, на "склад" со всяким конфискованным и национализированным добром, и она, забывая про все страдания и метания в это непростое для России время, с увлечением и наслаждением выбирает себе серый соболий палантин, платье из серебристой парчи и прочие милые сердцу мелочи. Сдается мне, все женщины поступили бы именно так, не задумываясь. А те, кто скажет, что нет, лукавят и протестуют ради протеста.
Вот "Хождение по мукам" то же самое. До сих пор мурыжу "Восемнадцатый год", по паре-тройке страниц за вечер конгресс, немцы, голова пухнет. Время тяжелое и страшное, и читается тяжело поэтому.
Но Толстой все-таки изумительно понимает женщин. Есть там момент, когда Даша, измученная жизнью, революцией и прочими душевными терзаниями, приезжает в Москву для выполнения задания одного очень тайного общества, встречается с какими-то анархистами-имажинистами или черт-те кем еще. И вот ее приводят, значит, на "склад" со всяким конфискованным и национализированным добром, и она, забывая про все страдания и метания в это непростое для России время, с увлечением и наслаждением выбирает себе серый соболий палантин, платье из серебристой парчи и прочие милые сердцу мелочи. Сдается мне, все женщины поступили бы именно так, не задумываясь. А те, кто скажет, что нет, лукавят и протестуют ради протеста.