В Москве, похоже, началась мода на шекспировские хроники...
Спектакль Юрия Любимова так и называется 'Хроники', что вызывает у части публики не только исторические, но и медицинские ассоциации.
Похожее отношение к диагнозу 'власть' сложилось и у молодого руководителя еще более молодого Театра эмоциональной драмы Леонида Краснова, который уже выпустил своего 'Ричарда 33' (по 'Ричарду III') и сыграл там заглавную роль. Здесь царским троном становится инвалидная коляска. Здесь убийство сведено даже не до уровня обыденности, а до уровня клоунады, развлечения, перформанса. Здесь идет тошнотворный футбол отрубленными головами. И что-то очень напоминает ситуацию, когда дряхлеющий монарх, которого больше всего занимает, как построились его подчиненные, постепенно выпускает власть из рук, и та оказывается в руках молодого, предприимчивого, обаятельного (даже жены убитых им мужей и матери убитых им детей подпадают под власть его гипноза). А порядковый номер монарха говорит о повторяемости истории. Несмотря на неоригинальность вывода (власть страшна, заразна и фактически неизлечима - стоит только где-нибудь ее подцепить), этот жесткий экспрессионистский спектакль, балансирующий между фарсом и натурализмом, держит зрителей в постоянном напряжении.
Похожее отношение к диагнозу 'власть' сложилось и у молодого руководителя еще более молодого Театра эмоциональной драмы Леонида Краснова, который уже выпустил своего 'Ричарда 33' (по 'Ричарду III') и сыграл там заглавную роль. Здесь царским троном становится инвалидная коляска. Здесь убийство сведено даже не до уровня обыденности, а до уровня клоунады, развлечения, перформанса. Здесь идет тошнотворный футбол отрубленными головами. И что-то очень напоминает ситуацию, когда дряхлеющий монарх, которого больше всего занимает, как построились его подчиненные, постепенно выпускает власть из рук, и та оказывается в руках молодого, предприимчивого, обаятельного (даже жены убитых им мужей и матери убитых им детей подпадают под власть его гипноза). А порядковый номер монарха говорит о повторяемости истории. Несмотря на неоригинальность вывода (власть страшна, заразна и фактически неизлечима - стоит только где-нибудь ее подцепить), этот жесткий экспрессионистский спектакль, балансирующий между фарсом и натурализмом, держит зрителей в постоянном напряжении.