Сохраняя
Пока воспоминания окончательно не затерлись, напишу о том, как мне довелось полежать в больничке на сохранении. Пост не столько беременный, сколько медицинский.
Итак, на шестой неделе своей беременности прибежала я в женскую консультацию с нерадостными симптомами. Там мне сразу без каких-либо вопросов и иных телодвижений дали бумажку с направлением в стационар и диагнозом «Угрожающий выкидыш». Сказали: «Садишься на 18ый автобус и едешь до такой-то остановки». И я поехала.
В этой больнице раньше было родильное отделение, в котором я появилась на свет. Мама потом сказала, что где я родилась, туда меня и отправили. В настоящее время родблок закрыт, думаю, по причине его полного сходства с госпиталем из Сайлент Хилла. Отделение гинекологии функционирует, оно похоже не на Сайлент Хилл, а на обычную бедную (в материальном плане) больницу.
Меня попросили снять курточку (ага, холодное уральское лето 2014). Я увидела шкаф для одежды, а рядом - крючки для одежды. Спрашиваю, мол, куда? Меня смерили презрительным взглядом и изрекли очевидную для всех, кроме меня, дурёхи, истину: «Если на аборт, то в шкаф, а если сохранять, то на крючок!» Вот, оказывается, где приходится делать выбор всем сомневающимся. Практически «Подъехал добрый молодец к камню, а на камне том написано: «Налево пойдёшь…» - только женская версия. Ну что ж. В моей «сказке» было так: «Подошла красна девица к развилке и повесила куртяшку свою на крючочек».
Кстати, про девицу. У медсестры, заполнявшей документы, зазвонил служебный телефон, и она сказала кому-то в трубку: «Да вот, сижу, женщину оформляю». Я стала озираться, чуть ли не под стол заглянула - где женщина-то? Через какое-то время до меня дошло: это я женщина. Осознание этого стало не единственным внезапным событием. Пока я сидела и смотрела, как медсестра заполняет документы, ко мне подошла ее коллега - бесшумно, надо сказать, с тыла - неожиданно взяла меня за руку, уколола палец и выдавила кровь на стекляшку. Мне кажется, я голову дольше поворачивала в ее сторону, чем она кровь из пальца брала.
Далее на особом лифте меня подняли в отделение, медсестра в процедурной вкатила пару уколов и отвела в палату. Там я познакомилась с другими беремчатыми девчонками (примерно мой возраст, плюс-минус пару лет) и просто пациентками, определенными сюда по другим гинекологическим причинам. Выяснилось, что всех моих беремчатых «коллег» с сильным кровотечением привезла скорая.
В общей сложности я провела в больнице полторы недели, но время там ощущается по-другому: день идет за неделю. Кажется, столько всего произошло за эти 10 дней. Сначала ушла И. Именно ушла - сбежала, а не выписалась. УЗИ показало, что у ее зародыша не бьется сердце, и ей в темпе вальса назначили аборт. Я видела, как по коридору прошли врач, медсестры и анестезиолог, натягивающий шапочку на практически под ноль бритую голову. А она просто не поверила, что у нее замершая беременность, и вместо операционной отправилась в платную больницу перепроверять неутешительный диагноз. К сожалению, он подтвердился.
Девочку А. привезли ночью с выкидышем на сроке 3 месяца. Ее сразу прооперировали, привезли в палату на каталке и уложили спать. Она долго не успокаивалась, плакала, звонила мужу и просила прощения за то, что «не сумела сохранить их ребенка». Потом, кстати, оказалось, что это отходил наркоз, и она ничего не помнила. Мы с Р. (еще одной девочкой) в ту ночь ушли сидеть на диване в темный больничный коридор. Видеть и слышать всё это было очень тяжело.
Девочка Р. до последнего надеялась, что у нее нормальная беременность. Однако результаты УЗИ были странные: врач не увидел зародыша ни в матке, ни за ней. Как выяснилось позже, ее внематочная беременность застряла в трубе. Ее тоже оперировали.
Когда меня навещал муж, я просто ревела. Потому что было непонятно, что происходит, страшно за себя, обидно за девочек и элементарно сдавали нервы.
Когда меня навещали родители, я появлялась перед ними с абсолютно квадратной головой и стеклянными глазами. Я рассказывала, что увидела или узнала за день, а они либо не верили, либо не хотели верить. Мама судила по себе и думала, что лежать на сохранении - это как находиться на курорте. Она представляла кучу беременных, прохаживающихся по коридору и гладящих себя за животы в мечтах о будущем ребенке. Мне казалось, мама (медсестра по профессии, между прочим) забыла, что больница вообще-то от слова «боль». В ее молодости не было УЗИ, КТГ и прочего диагностического оборудования. Она была возмущена, что кого-то направляют на операцию после результатов ультразвука. Ее пришлось долго убеждать, что в 5-6 недель беременности аппарат УЗИ уже слышит сердце эмбриона.
Когда меня навещали друзья и коллеги, я старалась и отвлечься сама, и развлечь их. Рассказывала смешные истории, которые происходили с кем-нибудь из пациентов или из медперсонала. Благо, таких было немало. Как-то к нам в палату подселили женщину 60 лет. Она называла себя бабушкой и вела себя соответственно. У нее не закрывался ротик, и она постоянно что-нибудь говорила или спрашивала у нас. Однажды она задала мне вопрос: «Кого ты больше хочешь: мальчика или девочку?» Я ответила, что мне всё равно. Тогда она сказала, что так рада, что у нее две дочери. Чёрт меня дернул спросить: «Почему?» Ответ был потрясающий: «Так на мужиков сейчас посмотришь - одни наркоманы».
Она несла всякую всячину: и что муж ее детей не хотел, и что она плакала всю свою беременность, и что живет она с дочерью, ее хахалем и его братом-педофилом… Когда ей дочка принесла книжку - мы все обрадовались! Каково же было наше огорчение, когда она стала читать нам эту книжку вслух! Но лично меня эта «бабушка» (для сравнения: моей маме 65, и она ведет себя нормально) просто добила историей с анализами.
В один из дней практически всем пациенткам в отделении выдали банки и бумажки с направлениями на общий анализ мочи. Это означало, что на следующее утро все туалетные комнаты на этаже будут оккупированы желающими совершить нехитрые гигиенические манипуляции и наполнить выданную стеклотару материалами для анализа. «Бабушка» проснулась первой и к моменту, когда мы (беремчатые) только продирали глаза, уже сидела на краю своей кроватки, «отстрелявшись». «Там воды горячей нет», - сказала она. «Вот засада! - подумала я. - Итак условия ниже среднего, так еще и подмываться ледяной водичкой…» Посетив туалетную комнату, я обнаружила, что с водой всё в порядке: как с горячей, так и с холодной. Далее диалог:
Я: Вода-то горячая есть. Как же Вы ее не заметили? Может, кран не тот включили?
«Бабушка»: Да я оба проверила: и красный, и синий. Не было горячей.
Я, уже подозревая что-то не то: Так там же в биде нет синего и красного. Там ручки обе белые…
Б: А я не в биде ходила.
Я: А где же Вы тогда мылись?
Б: А я в самую правую дверку зашла.
Я: Но там же только туалет: унитаз и раковина!
Б: Ну да, я знаю…
Я, уже понимая, что дальше будет смешно: Я стесняюсь спросить: из этих двух предметов, что Вы выбрали?
Б: Ну я в раковине.
Я: Но как Вы туда залезли???
Б: А я и не залазила. Я так (машет рукой) - побрызгала!
Стоит ли после таких диалогов говорить, что врачи на пациенток постоянно ругались за некачественно собранный материал (на самом деле, не только за это)? Господи! 60 лет! За 60 лет не знать, как сдается банальный анализ мочи?! Нет, не принимаются аргументы, что она, мол, никогда раньше его не сдавала.
В остальное время было скучно. Мы с девочками развлекали себя, как могли: смотрели кино на ноутбуке, разговаривали по телефону со всеми подряд, читали, я разгадала около 60 сканвордов.
У меня болела спина, потому что панцирные кровати были заменены на новые «хорошие» - с основанием в виде крупных клеточек из тонких железных прутьев. Несмотря на два (!) матраса, я чувствовала каждый прут спиной, руками и ногами. Если долго лежать на боку, прутья пережимали плечо, от этого немели пальцы, то же самое с бедром и пальцами на ногах. Но многие говорили, что это рай, т.к. панцирные кровати от старости проваливались до пола. Я решила перевернуть матрасы в надежде, что продавленные на них комья-ячейки перетасуются и будет мягче. Но оказалось, это единственный возможный вариант положения, т.к. все остальные стороны матрасов были в огромных пятнах крови.
Мы не нашли в палате батарею. «Гармошку» или что там еще бывает крупное - мы бы сразу заметили. Никаких труб в палате не было вообще. Я не знаю, как в этой больнице лежат зимой. И не хочу узнать.
Нас кормили средне, но беременным полагались всякие «бонусы» в виде кусочка сыра к хлебу, йогурт или масюсенький кусочек мяса. Медсестры каждый день подавали кухарке пофамильный список беременных и небеременных, находящихся в каждой палате. Странно, но моих соседок (еще до постановки им диагнозов) постоянно путали и причисляли к небеременным. Кухарка злилась на нас (не на медсестер!) и отказывалась выдавать честно полагающееся. Не забывали указать беременной только меня. Так и получилось: за всё время, что я там пробыла, из нашей палаты с ребенком внутри вышла только я.
Итак, на шестой неделе своей беременности прибежала я в женскую консультацию с нерадостными симптомами. Там мне сразу без каких-либо вопросов и иных телодвижений дали бумажку с направлением в стационар и диагнозом «Угрожающий выкидыш». Сказали: «Садишься на 18ый автобус и едешь до такой-то остановки». И я поехала.
В этой больнице раньше было родильное отделение, в котором я появилась на свет. Мама потом сказала, что где я родилась, туда меня и отправили. В настоящее время родблок закрыт, думаю, по причине его полного сходства с госпиталем из Сайлент Хилла. Отделение гинекологии функционирует, оно похоже не на Сайлент Хилл, а на обычную бедную (в материальном плане) больницу.
Меня попросили снять курточку (ага, холодное уральское лето 2014). Я увидела шкаф для одежды, а рядом - крючки для одежды. Спрашиваю, мол, куда? Меня смерили презрительным взглядом и изрекли очевидную для всех, кроме меня, дурёхи, истину: «Если на аборт, то в шкаф, а если сохранять, то на крючок!» Вот, оказывается, где приходится делать выбор всем сомневающимся. Практически «Подъехал добрый молодец к камню, а на камне том написано: «Налево пойдёшь…» - только женская версия. Ну что ж. В моей «сказке» было так: «Подошла красна девица к развилке и повесила куртяшку свою на крючочек».
Кстати, про девицу. У медсестры, заполнявшей документы, зазвонил служебный телефон, и она сказала кому-то в трубку: «Да вот, сижу, женщину оформляю». Я стала озираться, чуть ли не под стол заглянула - где женщина-то? Через какое-то время до меня дошло: это я женщина. Осознание этого стало не единственным внезапным событием. Пока я сидела и смотрела, как медсестра заполняет документы, ко мне подошла ее коллега - бесшумно, надо сказать, с тыла - неожиданно взяла меня за руку, уколола палец и выдавила кровь на стекляшку. Мне кажется, я голову дольше поворачивала в ее сторону, чем она кровь из пальца брала.
Далее на особом лифте меня подняли в отделение, медсестра в процедурной вкатила пару уколов и отвела в палату. Там я познакомилась с другими беремчатыми девчонками (примерно мой возраст, плюс-минус пару лет) и просто пациентками, определенными сюда по другим гинекологическим причинам. Выяснилось, что всех моих беремчатых «коллег» с сильным кровотечением привезла скорая.
В общей сложности я провела в больнице полторы недели, но время там ощущается по-другому: день идет за неделю. Кажется, столько всего произошло за эти 10 дней. Сначала ушла И. Именно ушла - сбежала, а не выписалась. УЗИ показало, что у ее зародыша не бьется сердце, и ей в темпе вальса назначили аборт. Я видела, как по коридору прошли врач, медсестры и анестезиолог, натягивающий шапочку на практически под ноль бритую голову. А она просто не поверила, что у нее замершая беременность, и вместо операционной отправилась в платную больницу перепроверять неутешительный диагноз. К сожалению, он подтвердился.
Девочку А. привезли ночью с выкидышем на сроке 3 месяца. Ее сразу прооперировали, привезли в палату на каталке и уложили спать. Она долго не успокаивалась, плакала, звонила мужу и просила прощения за то, что «не сумела сохранить их ребенка». Потом, кстати, оказалось, что это отходил наркоз, и она ничего не помнила. Мы с Р. (еще одной девочкой) в ту ночь ушли сидеть на диване в темный больничный коридор. Видеть и слышать всё это было очень тяжело.
Девочка Р. до последнего надеялась, что у нее нормальная беременность. Однако результаты УЗИ были странные: врач не увидел зародыша ни в матке, ни за ней. Как выяснилось позже, ее внематочная беременность застряла в трубе. Ее тоже оперировали.
Когда меня навещал муж, я просто ревела. Потому что было непонятно, что происходит, страшно за себя, обидно за девочек и элементарно сдавали нервы.
Когда меня навещали родители, я появлялась перед ними с абсолютно квадратной головой и стеклянными глазами. Я рассказывала, что увидела или узнала за день, а они либо не верили, либо не хотели верить. Мама судила по себе и думала, что лежать на сохранении - это как находиться на курорте. Она представляла кучу беременных, прохаживающихся по коридору и гладящих себя за животы в мечтах о будущем ребенке. Мне казалось, мама (медсестра по профессии, между прочим) забыла, что больница вообще-то от слова «боль». В ее молодости не было УЗИ, КТГ и прочего диагностического оборудования. Она была возмущена, что кого-то направляют на операцию после результатов ультразвука. Ее пришлось долго убеждать, что в 5-6 недель беременности аппарат УЗИ уже слышит сердце эмбриона.
Когда меня навещали друзья и коллеги, я старалась и отвлечься сама, и развлечь их. Рассказывала смешные истории, которые происходили с кем-нибудь из пациентов или из медперсонала. Благо, таких было немало. Как-то к нам в палату подселили женщину 60 лет. Она называла себя бабушкой и вела себя соответственно. У нее не закрывался ротик, и она постоянно что-нибудь говорила или спрашивала у нас. Однажды она задала мне вопрос: «Кого ты больше хочешь: мальчика или девочку?» Я ответила, что мне всё равно. Тогда она сказала, что так рада, что у нее две дочери. Чёрт меня дернул спросить: «Почему?» Ответ был потрясающий: «Так на мужиков сейчас посмотришь - одни наркоманы».
Она несла всякую всячину: и что муж ее детей не хотел, и что она плакала всю свою беременность, и что живет она с дочерью, ее хахалем и его братом-педофилом… Когда ей дочка принесла книжку - мы все обрадовались! Каково же было наше огорчение, когда она стала читать нам эту книжку вслух! Но лично меня эта «бабушка» (для сравнения: моей маме 65, и она ведет себя нормально) просто добила историей с анализами.
В один из дней практически всем пациенткам в отделении выдали банки и бумажки с направлениями на общий анализ мочи. Это означало, что на следующее утро все туалетные комнаты на этаже будут оккупированы желающими совершить нехитрые гигиенические манипуляции и наполнить выданную стеклотару материалами для анализа. «Бабушка» проснулась первой и к моменту, когда мы (беремчатые) только продирали глаза, уже сидела на краю своей кроватки, «отстрелявшись». «Там воды горячей нет», - сказала она. «Вот засада! - подумала я. - Итак условия ниже среднего, так еще и подмываться ледяной водичкой…» Посетив туалетную комнату, я обнаружила, что с водой всё в порядке: как с горячей, так и с холодной. Далее диалог:
Я: Вода-то горячая есть. Как же Вы ее не заметили? Может, кран не тот включили?
«Бабушка»: Да я оба проверила: и красный, и синий. Не было горячей.
Я, уже подозревая что-то не то: Так там же в биде нет синего и красного. Там ручки обе белые…
Б: А я не в биде ходила.
Я: А где же Вы тогда мылись?
Б: А я в самую правую дверку зашла.
Я: Но там же только туалет: унитаз и раковина!
Б: Ну да, я знаю…
Я, уже понимая, что дальше будет смешно: Я стесняюсь спросить: из этих двух предметов, что Вы выбрали?
Б: Ну я в раковине.
Я: Но как Вы туда залезли???
Б: А я и не залазила. Я так (машет рукой) - побрызгала!
Стоит ли после таких диалогов говорить, что врачи на пациенток постоянно ругались за некачественно собранный материал (на самом деле, не только за это)? Господи! 60 лет! За 60 лет не знать, как сдается банальный анализ мочи?! Нет, не принимаются аргументы, что она, мол, никогда раньше его не сдавала.
В остальное время было скучно. Мы с девочками развлекали себя, как могли: смотрели кино на ноутбуке, разговаривали по телефону со всеми подряд, читали, я разгадала около 60 сканвордов.
У меня болела спина, потому что панцирные кровати были заменены на новые «хорошие» - с основанием в виде крупных клеточек из тонких железных прутьев. Несмотря на два (!) матраса, я чувствовала каждый прут спиной, руками и ногами. Если долго лежать на боку, прутья пережимали плечо, от этого немели пальцы, то же самое с бедром и пальцами на ногах. Но многие говорили, что это рай, т.к. панцирные кровати от старости проваливались до пола. Я решила перевернуть матрасы в надежде, что продавленные на них комья-ячейки перетасуются и будет мягче. Но оказалось, это единственный возможный вариант положения, т.к. все остальные стороны матрасов были в огромных пятнах крови.
Мы не нашли в палате батарею. «Гармошку» или что там еще бывает крупное - мы бы сразу заметили. Никаких труб в палате не было вообще. Я не знаю, как в этой больнице лежат зимой. И не хочу узнать.
Нас кормили средне, но беременным полагались всякие «бонусы» в виде кусочка сыра к хлебу, йогурт или масюсенький кусочек мяса. Медсестры каждый день подавали кухарке пофамильный список беременных и небеременных, находящихся в каждой палате. Странно, но моих соседок (еще до постановки им диагнозов) постоянно путали и причисляли к небеременным. Кухарка злилась на нас (не на медсестер!) и отказывалась выдавать честно полагающееся. Не забывали указать беременной только меня. Так и получилось: за всё время, что я там пробыла, из нашей палаты с ребенком внутри вышла только я.