Мои Дневники.
Так вот. О ненаписанном.
Не то чтобы графомания одолела, но люблю, знаете ли, почувствовать себя эдаким Мюнхгаузеном и слегка помемуарить у камина в мягком кресле, поглядывая на висящие на стене охотничьи трофеи, на пылящиеся шпаги, треуголку с обвисшим пером...
И уж если начинать этот долгий, нудный, и чего уж греха таить, интересный только мне самой разговор о ненаписанном, то начну я, пожалуй, с дневников.
Естественно, не с тех Дневников, в которых мне ставили отметки (исключительно одни пятерки, а как же!) ну и изредка замечания о моем Примерном Поведении. А с тех, которые - о самом сокровенном, которые - прятать как самую страшную и позорную тайну. И если кто прочитает - тут же, не сходя с места наложить на себя руки, ноги, и всякие другие части тела. Потому что - Личное!!!
Как сейчас помню. Мой первый Дневник начинался с Титульного листа с крупными-крупными буквами красной пастой: "УБЕРИ РУКИ, КОЗЕЛ!" Это брату. Который, как я, видимо, подразумевала изначально, найдет и прочитает. Я не сомневалась, что свои мерзкие грязные поганые ручноки он нифига от моего дневника не уберет. Поэтому писала с оглядкой, тайники для него придумывала такие, что случись у меня в квартире обыск, нашли бы его только криминалисты-профессионалы, у которых есть четкая информация, что в этом дневнике заныкан пакетик героина. На самом деле маленьких тайничков в моей комнате было не счесть. Все они прошли мощную проверку на вшивость: в них подолгу жил мраморный слоник. Если он жил там больше недели, значит, Колян этот тайник не нашел. Иначе бы спер слона. Колян тырил его регулярно. Чем он его привлекал, трудно сказать. Обычный маленький мраморный слоник, у которого когда-то было еще штук шесть братьев мал мала меньше. Этот был один из самых маленьких. Куда делись остальные - хто ж его теперь знает. Но этот оставшийся в живых антиквариат кочевал из Колянских тайников в мои, из моих - в Колянские. Иногда из-за него разгорались небольшие войнушки с элементами партизанщины, диверсантщины и полит-дезинформации. И когда он надолго попадал в мои руки, служил мне верным показателем того, что тайник еще не вскрыт.
Дневник писался ночами, как и положено у молодых романтичных барышень (а что я была именно романтичной - так это факт, несмотря на мое неистребимое пацанство, бесконечное лазание по деревьям, оврагам, крышам гаражей, стройкам, окрестным лесам напару с Танькой и кучей других пацанов и пацанок). Романтичной я была даже не в меру - а это в моем случае означает вечную, патологическую влюбчивость, бурную фантазию, круто замешанную на приключенческих книжках и собственной тяге к авантюрам. Но до поры до времени это никак не способствовало написанию Дневников. Этому стал способствовать Лешка Щепакин. И то не сам. Помогла книжка, в которой героиня - девочка примерно моего возраста - проходя всю сложную систему девчоночье-мальчишеских отношений, таки понимает, что нравится своему главному закадычному врагу и неприятелю, и самое главное - что он тоже ей нравится. Так вот там это неприятель - тоже Лешка - один в один наш Щепакин: юркий, шустрый, остроумный и симпатишный. Ну не могла я в него не влюбиться. Не могла. И мало мне было растрезвонить все своим подружкам (я ж не могу держать все в себе!). Мне понадобилось выплескивать все это на бумагу, которая стерпит все: и мои розовые сопли-вопли, и мечты о том, как мы с Лешкой попадем в Настоящее Приключение, и я спасу ему жизнь; и подробные отчеты о том, как он во время игры в слепого жука тихонько помог мне подняться на самую вершинку беседки, где я стояла на высоте двух с половиной метров на кончике торчащего штыря на одной ноге и держалась за хлипкую ветку черемухи, в то время как остальные внизу бегали, прыгали и увертывались от подглядывающего водящего; как Лешка, когда сам "вАдил", поймал меня за руку; как он загородил меня своим телом, когда Танька целилась в меня из самодельного лука...
Все записи в этом Дневнике я начинала словами: "Здравствуй, дорогой Дневник!". А в более поздних томах: "Привет, Катя" или вроде того. Чувствуете разницу? Ну а последний десяток лет - все гораздо упростилось. Дата - и сразу текст. И чем дальше - тем суше, принимая все больше какой-то хронический характер. Ну, то есть, характер хроники: пошла туда-то, сделала то-то. Встретила того-то. И никаких тебе соплей. Ну разве что до тех пор, когда пошла новая серия влюбленностей и страданий. Записи появлялись регулярно, как будто я дала себе установку "ни дня без измаранной страницы". Писалось все в обыкновенных общих тетрадях, причем мелким почерком, в каждую клеточку. Безо всяких рисуночков и помарок: сплошной убористый текст, подавляющий своим синим буквенным однообразием всякое желание вчитываться в содержимое. Цвет шариковой ручки менялся редко, и Дневник походил на обыкновенную школьную тетрадку с какими-то лекциями, и вызывал (надеюсь) стойкое желание отбросить скорее эту нудятину без картинок и поискать лучше мраморного слона.
Отрезало, когда я уехала в Питер. Естественно, Дневник я взяла с собой, а мраморного слона оставила. Но в Питере у меня не было времени даже дату там написать. А уже после всего этого стремительного безумия, когда мы с Люськой усталые, измученные и уже битые жизнью, свалились обратно на головы наших мам, стойкий депресняк не позволил мне взять в руки ручку и описать все, что там творилось. так что я пообещала себе, что когда-нибудь напишу себе мемуар про Питер.
И я повторяю себе это обещание.
Не то чтобы графомания одолела, но люблю, знаете ли, почувствовать себя эдаким Мюнхгаузеном и слегка помемуарить у камина в мягком кресле, поглядывая на висящие на стене охотничьи трофеи, на пылящиеся шпаги, треуголку с обвисшим пером...
И уж если начинать этот долгий, нудный, и чего уж греха таить, интересный только мне самой разговор о ненаписанном, то начну я, пожалуй, с дневников.
Естественно, не с тех Дневников, в которых мне ставили отметки (исключительно одни пятерки, а как же!) ну и изредка замечания о моем Примерном Поведении. А с тех, которые - о самом сокровенном, которые - прятать как самую страшную и позорную тайну. И если кто прочитает - тут же, не сходя с места наложить на себя руки, ноги, и всякие другие части тела. Потому что - Личное!!!
Как сейчас помню. Мой первый Дневник начинался с Титульного листа с крупными-крупными буквами красной пастой: "УБЕРИ РУКИ, КОЗЕЛ!" Это брату. Который, как я, видимо, подразумевала изначально, найдет и прочитает. Я не сомневалась, что свои мерзкие грязные поганые ручноки он нифига от моего дневника не уберет. Поэтому писала с оглядкой, тайники для него придумывала такие, что случись у меня в квартире обыск, нашли бы его только криминалисты-профессионалы, у которых есть четкая информация, что в этом дневнике заныкан пакетик героина. На самом деле маленьких тайничков в моей комнате было не счесть. Все они прошли мощную проверку на вшивость: в них подолгу жил мраморный слоник. Если он жил там больше недели, значит, Колян этот тайник не нашел. Иначе бы спер слона. Колян тырил его регулярно. Чем он его привлекал, трудно сказать. Обычный маленький мраморный слоник, у которого когда-то было еще штук шесть братьев мал мала меньше. Этот был один из самых маленьких. Куда делись остальные - хто ж его теперь знает. Но этот оставшийся в живых антиквариат кочевал из Колянских тайников в мои, из моих - в Колянские. Иногда из-за него разгорались небольшие войнушки с элементами партизанщины, диверсантщины и полит-дезинформации. И когда он надолго попадал в мои руки, служил мне верным показателем того, что тайник еще не вскрыт.
Дневник писался ночами, как и положено у молодых романтичных барышень (а что я была именно романтичной - так это факт, несмотря на мое неистребимое пацанство, бесконечное лазание по деревьям, оврагам, крышам гаражей, стройкам, окрестным лесам напару с Танькой и кучей других пацанов и пацанок). Романтичной я была даже не в меру - а это в моем случае означает вечную, патологическую влюбчивость, бурную фантазию, круто замешанную на приключенческих книжках и собственной тяге к авантюрам. Но до поры до времени это никак не способствовало написанию Дневников. Этому стал способствовать Лешка Щепакин. И то не сам. Помогла книжка, в которой героиня - девочка примерно моего возраста - проходя всю сложную систему девчоночье-мальчишеских отношений, таки понимает, что нравится своему главному закадычному врагу и неприятелю, и самое главное - что он тоже ей нравится. Так вот там это неприятель - тоже Лешка - один в один наш Щепакин: юркий, шустрый, остроумный и симпатишный. Ну не могла я в него не влюбиться. Не могла. И мало мне было растрезвонить все своим подружкам (я ж не могу держать все в себе!). Мне понадобилось выплескивать все это на бумагу, которая стерпит все: и мои розовые сопли-вопли, и мечты о том, как мы с Лешкой попадем в Настоящее Приключение, и я спасу ему жизнь; и подробные отчеты о том, как он во время игры в слепого жука тихонько помог мне подняться на самую вершинку беседки, где я стояла на высоте двух с половиной метров на кончике торчащего штыря на одной ноге и держалась за хлипкую ветку черемухи, в то время как остальные внизу бегали, прыгали и увертывались от подглядывающего водящего; как Лешка, когда сам "вАдил", поймал меня за руку; как он загородил меня своим телом, когда Танька целилась в меня из самодельного лука...
Все записи в этом Дневнике я начинала словами: "Здравствуй, дорогой Дневник!". А в более поздних томах: "Привет, Катя" или вроде того. Чувствуете разницу? Ну а последний десяток лет - все гораздо упростилось. Дата - и сразу текст. И чем дальше - тем суше, принимая все больше какой-то хронический характер. Ну, то есть, характер хроники: пошла туда-то, сделала то-то. Встретила того-то. И никаких тебе соплей. Ну разве что до тех пор, когда пошла новая серия влюбленностей и страданий. Записи появлялись регулярно, как будто я дала себе установку "ни дня без измаранной страницы". Писалось все в обыкновенных общих тетрадях, причем мелким почерком, в каждую клеточку. Безо всяких рисуночков и помарок: сплошной убористый текст, подавляющий своим синим буквенным однообразием всякое желание вчитываться в содержимое. Цвет шариковой ручки менялся редко, и Дневник походил на обыкновенную школьную тетрадку с какими-то лекциями, и вызывал (надеюсь) стойкое желание отбросить скорее эту нудятину без картинок и поискать лучше мраморного слона.
Отрезало, когда я уехала в Питер. Естественно, Дневник я взяла с собой, а мраморного слона оставила. Но в Питере у меня не было времени даже дату там написать. А уже после всего этого стремительного безумия, когда мы с Люськой усталые, измученные и уже битые жизнью, свалились обратно на головы наших мам, стойкий депресняк не позволил мне взять в руки ручку и описать все, что там творилось. так что я пообещала себе, что когда-нибудь напишу себе мемуар про Питер.
И я повторяю себе это обещание.