Виктор Пелевин. Круть. Цитаты. Часть 4.
- Подведем итоги, - сказал Ломас. - Офицер жандармерии из ветроколонии, на которую указала мать Люцилия, едет в офис корпорации и получает два трип-бокса из «Юрасика». Понимаете, чем пахнет?
- Понимаю. Мезозой стучится в нашу дверь.
- Поправлю как епископ. К нам в гости стучится не мезозой. К нам идет ад.
- Появились также первые подозреваемые, - продолжал Ломас. - Вы только что получили ответ на вопрос, кого из обитателей ветроколонии может выбрать демон Ахилла.
- Кого?
- Петуха.
Та же догадка осенила меня самого. Уже после того, как я задал вопрос, но до того, как Ломас произнес это слово вслух. Адмирал опять меня опередил.
- Именно. Петуха. С одной стороны, мужчина. С другой стороны, имплант-коррекция «Открытого Мозга» на него не действует - и дерется он не хуже фемы.
- Да, - согласился я. - Идеальный выбор.
- По данным финансовой разведки, мезозой-трип на девяносто процентов оплатил заключенный ветроколонии семьдесят два Кукер, - сказал Ломас. - Мы подняли его дело. Петух-отказник. Из последних могикан. Куры на него охотятся уже лет десять, все не могут убить. Он потому только в колонии и отсиживается. Так бы вышел давно.
- Он криминальный лидер?
- Скорее, патриарх. Петухарх, так сказать. В других ветроколониях есть более авторитетные петухи. Но Кукера уважают. Советуются. Раньше он держал общак. Связи остались, конечно. У него большие финансовые возможности.
- Коррупция, - вздохнул я. - Везде в этом мире коррупция.
- Не везде, - ответил Ломас.
- А где ее нет?
- У вас в Добросуде.
- Вы серьезно?
- Конечно. Коррупция - это язва на здоровом теле. Девиация. А когда вместо здорового тела имеется одна большая язва, это уже не отклонение от нормы. Это такой социальный строй. И сегодня он стучится в нашу дверь вместе с мезозоем. Даже не знаю, какой стук громче.
- Должен заметить, - сказал Ломас, - что на меня произвела впечатление история о возвышении петухов.
- Почему?
- Я смотрю на это как епископ. Wer sich selbst erchöhet, der soll erniedriget werden…[2] У Баха есть потрясающая кантата на эти слова. Как раз под коньячок.
В кабинете заиграла музыка. Грозно-взволнованные голоса хора казались излишне экзальтированными, но музыка была хороша.
- Возвышающее себя унижено будет, - повторил Ломас задумчиво, - униженное вознесется. При Бахе, обратите внимание, не было ни банок, ни этой инверсии высшего и низшего.
- Теперь в кантате больше смысла, - сказал я. - История ставит все по местам.
- Да, - ответил Ломас. - Low is the new high. Но этого мало. High is the new low. Про это в наше время тоже нужно помнить. Ваше здоровье!
Бревенчатый кабинет начальницы лагеря майора Тони был жарко натоплен. Из угла хитровато щурился бюст климатолога Лукина с гипсовым коком над улыбающимся лицом. На стене висел портрет генерала Шкуро в крагах с факсимильным автографом:
СИБИРСКИМ КРУТИЛЬЩИЦАМ ОТ ВЕЧНЫХ ВОЖДЕЙ.
ША
- Симуляция воссоздает самоощущение большого ящера. Крупного рептильного мозга. Мы не знаем точно, как себя чувствовал ящер. Но у корпорации «TRANSHUMANISM INC.» осталось несколько суперкомпьютеров еще с позднего карбона, когда их умели делать. И корпоративные ученые построили, э-э-э, как бы сказать, нейросетевую модель мозга древней рептилии. Приблизительную, конечно. Посчитали уровни нейротрансмиттеров, число рецепторов, нервное затухание, возбуждение, все вот это. А потом смоделировали похожие паттерны внутри человеческого мозга.
- Это как? - спросила Тоня. - Как с имплант-рекламой?
- Не совсем.
- Как с политинформацией? Сердюков улыбнулся.
- Это ближе. Но импланта оказалось мало. Целый ящик понадобился. В нем человек начинает чувствовать себя ящером. Он помнит краешком мозга, конечно, кто он на самом деле. Но это становится не слишком важно, потому что ящером быть увлекательнее. Понимаете?
- Примерно да.
- Так трип-бокс действует на нормальных пассажиров. Но наши заключенные - люди с отклонениями. Петухи, куры и так далее. Имплант-коррекция патриархальных гештальтов поменяла их поведенческие паттерны слишком сильно. Или нетипическим образом.
- Какая тут польза? Они из этого ящика опять на ту же зону вылезут. Разве нет?
- Да, - сказал Сердюков. - Но будут другими людьми.
- Почему?
- Прилив перемещает все лодки сразу. Понимаете? Лодки - это гештальты, поведенческие схемы и внутренние стереотипы. Девятый вал допамина поднимет их ввысь - и назад они лягут уже в другом порядке. Иначе, чем прежде. Моя научная гипотеза заключается в том, что таким образом можно лечить психические расстройства и патологии вроде пайкинга. Понятно?
- То есть заплатил Кукер, - сказала Тоня, - а лечить будем Дашу Троедыркину?
- Как они скидывались, я не знаю. Это ваша епархия. Но для меня главная цель, конечно, заточницы. Вернее, не они сами, а терапия пайкинга.
- Они там что, сексом с петухами будут заниматься?
- Нет, - сказал Сердюков. - Скрипт немного другой.
- Вы только их не напрягайте слишком, - попросила Тоня. - Сколько денег люди заплатили, просто в голове не укладывается. Дайте отдохнуть нормально.
- Они бумагу подписали, - сказал Сердюков. - Что станут добровольно участвовать в эксперименте.
- У нас в стране не с бумагами работают, - ответила Тоня, - а с людьми. Вам ли не знать.
Петушатник возвышался над хатой, как сады Семирамиды над ночным Вавилоном - зловеще и кощунственно.
Цветы в глиняных горшках, пластмассовые бюсты героев Добросуда (переделанные в пристанища духов - вертикальный пропил на лбу, жир и охра вокруг), старинные бумажные книги, портреты карбоновых писателей и полководцев, стеклянные бутылки с вложенными пожеланиями вечности (реальные малявы от братвы с обещанием скинуться общаком пернатому на банку) и еще множество трудноидентифицируемых, но красиво переливающихся в полутьме предметов - все это превращало трехуровневые нары в подобие огромного иконостаса, нерукотворно мерцающего в красном свете коптилок.
В центре петушатника, в открытых царских вратах, на украшенной золоченными перьями шконке сидел на трех одеялах главпетух Кукер.
Хату натопили так жарко, что он был гол по пояс - и соседи по камере могли видеть наколки, украшающие впалую грудь. Их было много, но ярче всего выделялись петух на церковном кресте и породистый профиль древнего аристократа с подписью «ИБУНИН».
Такую татуху носили многие козырные петухи, и любой подкованный арестант обязан был объяснить ее смысл без запинки, а то и прочесть само стихотворение Ибунина про поющего с креста пернатого:
Поет о том, что мы живем,
Что мы умрем, что день за дне
Идут года, текут века -
Вот как река, как облака.
Поет о том, что все обман,
Что лишь на миг судьбою дан
И отчий дом, и милый друг,
И круг детей, и внуков круг…
Под петухом краснело огромное слово:
SIN
А еще ниже - видимо, перевод или комментарий:
СИН ПОБЕДИШИ
На шее Кукера была выколота книга с ветряком на обложке и надписью «ВООК». Конвой к такой татухе докопаться не мог: книга и книга. А вот ниже, в зоне, которую обычно скрывала одежда, помещалась красная расшифровка - чтобы братва не принимала верхнюю часть надписи за призыв к англоязычному чтению:
В ОТКАЗЕ ОТ КРУТИЛОВА
Высокий гребень волос с вплетенной проволокой и петушиными перьями поднимался над черепом Кукера как плюмаж над греческим шлемом.
Кукер поднял со шконки потрепанную книгу, раскрыл ее на закладке и прочел:
Цзин Син-цзы тренировал бойцового петуха для государя. Прошло десять дней, и государь спросил:
- Готов ли петух к поединку?
- Еще нет. Ходит заносчиво, то и дело впадает в ярость, - ответил Цзин Син-цзы.
Прошло еще десять дней, и государь снова задал тот же вопрос.
- Пока нет, - ответил Цзин Син-цзы. - Он все еще бросается на каждую тень и каждый звук.
Минуло еще десять дней, и царь вновь спросил о том же.
- Пока нет. Смотрит гневно и норовит показать силу.
Спустя десять дней государь снова спросил о том же.
- Почти готов, - ответил на этот раз Цзин Син-цзы. - Даже если рядом закричит другой петух, он не беспокоится. Посмотришь издали - словно из дерева вырезан. Жизненная сила в нем достигла завершенности. Другие петухи не посмеют принять его вызов: едва завидят его, как тут же повернутся и убегут прочь.
Кукер закрыл книгу.
- Пернатый, извини, что перебиваю. До нас прогон.
- От кого? - спросил Кукер, поднимая бровь.
- Да от этих… От кур.
Кукер подбоченился и презрительно повторил:
- От кур? Какой же это прогон тогда? Если петухи с других кичманов напишут, будет прогон. А от кур - это просто малява. Рамсы путаешь.
Бычара покраснел
- Попутал, - сказал он. - Твоя правда.
Короче, до нас малява от кур.
- С этапом дошла?
- Не. Через куму передали.
- Значит, с нашей женской зоны. Зачитывай, чтоб вся братва слышала.
Амбал развернул сложенную голубем бумагу, близоруко сощурился и прочел:
Привет Членомразям Позорным. Вы чего, твари залупоносные, способствовали разгулу социальной апатии и бытового насилия, формируя потребительское отношение к женщине и потакая ее восприятию в качестве социального трофея? Отвечайте, козлы, за объективацию и сексуализацию женского тела, за сведение к объекту желания и нежелания, усиление стереотипов и подрыв автономии, товаризацию женщины и контроль над ее репродуктивными правами. А за маргинализацию интерсекциональных идентичностей кровью умоетесь. За все за это спросим с вас по женскому обычаю…
Браток замолчал.
- Кукер, ты понял? - спросил кто-то из братков.
- Это у них стандартная шняга, - усмехнулся Кукер. - «Символ веры» называется. Копипаста. Из малявы в маляву кочует уже лет двести. Куры сами давно не догоняют, какой там смысл. Но звучит серьезно, не спорю. Если кто не в курсах, от такого базара не по себе станет.
- А почему нас козлами назвали?
- Да фуфлогонки, - сказал Кукер. - Последний козел сорок лет назад помер. Вернее, не помер - откинулся на пересылке и в банку отчалил. Звали Гогеном. Он и посейчас братву из банки греет, уважаемый мозг. Других козлов среди деловых нет, все перемерли - одни петухи остались. Кали-Юга. Я же говорю, куры брешут, что с них взять. Мававы, они мававы и есть. Читай дальше.
Прошло всего несколько минут, а мне уже понадобилась справка.
Дошло до нас, честных отказниц, что чалится у вас посол патриархии пернатый петух Кукер. Мы передаем петуху Кукеру от сестерзаточниц кровавый привет и заточный страпон. Долетел до нас слух про твою мизогинию, и вот что мы тебе прокудахчем. Мы патриархию берем на цугундер, и ты на него своей жопой сядешь очень плотно в первых рядах. Слышь, пернатый Кукер, будет тебе скоро женский пол, женский кол и полная рыба. Недолго тебе, петушара позорный, кукарекать над сибирской равниной. Простер крыла, да не твоя была. Был при крылах, стал ни при делах. Куд-кудах-тах-тах. Цугундером в пах. Слово наше верное, мохнатое и мокрое. Забодаем, пернатый. Жди. Аминь. Сестры-заточницы Куры.
- Вообще ни слова по делу, - сказал Кукер. - В начале копипаста и в конце.
- А в конце откуда?
- Из «Моления Марфы-Заточницы». Где «женский пол, женский кол» и дальше.
- Точно, - подтвердил зэк с выколотой на лбу короной. - Есть там такое.
- Зачем тогда маляву было посылать? - спросил браток. - Тем более через кумчасть?
Кукер задумался. Он размышлял долго, и под конец его лицо разгладилось - и на нем даже появилась ироничная улыбка.
- Кажется, понял.
- Чего?
- Да у нас тут с кумой уговор один был… Не, братва, все по распоняткам. Без крутилова. Аттракцион с динозаврами. Но с другого боку это кур касалось. Типа у меня с кумой стрелка, и у кур. Видно, куры нам привет передают. О себе напоминают, чтобы я в страхе дрожал. А поскольку мозги у мавав кривые и маленькие, ничего умнее придумать не могут.
- Что за уговор?
- После расскажу, - махнул рукой Кукер. - Примета плохая. Но если я правильно въехал, скоро меня к куме дернут.
Когда над Кукером закрылась крышка симуляционного бокса, я отвлекся от его сенсорного потока и позволил себе минуту рефлексии.
В карбоновых играх встречалась такая фишка - увешанный оружием герой входит в три-дэ-комнату, а там у стены стоит игровая установка с каким-нибудь низкополигональным бильярдом или стрелялкой. Как бы игра в игре.
Происходило нечто похожее. Меня подключили к Кукеру через его имплант, я нырнул вместе с ним в симуляцию - и увидел то, что приготовила для него корпорация.
В подобной многослойности был перебор. Какой-то трансмодерн (не знаю, что это, но так постоянно выражаются системные пушеры голливудского фуфла, выдающие себя за кинокритиков).
Свет померк, и пошла нейротрансмиттерная прокачка.
Секунда, две, три - и мне стало казаться, что я гигантская счастливая птица, проснувшаяся в темной пещере.
Моя сила была безмерной. Моя радость - огромной. Я ощущал всесилие. Возможно, я был зародышем новой вселенной в древнем яйце… Меня подхватила волна восторга, и я расколол невидимую скорлупу.
Симуляция началась. Я открыл глаза, поднялся на задние лапы - и оглядел солнечный жаркий мир вокруг.
Я ощущал в точности то же, что Кукер, только с крохотной задержкой. Мало того, я мог следить за его реакцией на происходящее. Для этого достаточно было перестать с ней отождествляться. То же касалось и мускульной моторики - сперва я думал, что движения огромного тела направляются моей собственной волей, но скоро сообразил, что это интенции Кукера, просто я воспринимаю их в качестве своих.
Это не влияло на непосредственность опыта, как болтовня кучера в бричке не мешает смотреть по сторонам. Не знаю, что в этом коктейле оказалось страннее - быть криминальным боссом из Добросуда или динозавром из мезозоя.
Я косолапо запрыгал вдоль опушки хвойного леса, похожего на офигенную укропную грядку. Именно так - разве что несколько более эксплицитно - сформулировал про себя Кукер. Я бы назвал такое сравнение вульгарным, но как только эта мысль посетила Кукера, мне тоже стало казаться, что древние деревья напоминают зонтики укропа.
За лесом начиналось поле, над которым торчали огромные секвойи. Трава вокруг была высокой и сильной - в зелени присутствовала какая-то сочная чрезмерность, тоскующая по не родившемуся еще косарю.
Больше всего меня поразили растущие на опушке леса розовые кусты. Это были натуральные розы, только чуть мельче наших. Почему-то я думал, что они появились после динозавров.
Конечно, карты и маршруты в «Юрасике» могли быть какими угодно. Я знал, что на некоторых встречались даже люди и человеческая инфраструктура (например, для богатых эстетов, желающих сперва пообедать молочницей у керосиновой лавки, а потом закусить станционным смотрителем, проломив мордой крышу конторы). Слишком доверять точности декораций не стоило. Но я не удержался и заказал контекстную справку.
Розы в мезозое действительно были. Во всяком случае, нечто близкое.
Затем я увидел воду. Не знаю, что это было - озеро, болото, или очень медленная и широкая река. На водной глади плавала густая как икра ряска, и проплешины в ней казались оставшимися после дождя лужами.
Кромка воды заросла папоротниками, но в одном месте они были вытоптаны - и там собралось на водопой целое стадо рептилий с разноцветными узорами на спине и костяными булавами на хвостах (как кистень на елде, подумал Кукер).
Я пошел к воде, и стегозавры (я уже знал, что это за звери) побежали прочь, кося наглыми желтыми глазами. Не могу сказать, что они бежали слишком быстро или выглядели испуганными. Отчего-то их неторопливость раздражала. Я почувствовал, как в глубинах моего хищного естества закипает злоба, не похожая ни на что из известного мне прежде.
Как только меня посетило это темное недоброе чувство, стегозавры побежали прочь гораздо проворнее, словно ощутив мой настрой.
Переживание было таким могучим и странным, что я остановился, а Кукер даже тихонько матюкнулся - то ли от ужаса, то ли от восторга.
Мне приходилось слышать, будто все крупные звери - телепаты. Было занятно, что корпорация воспроизвела эту теорию в симуляции. Я вызвал контекстную справку, но она оказалась слишком длинной и замысловатой. Суть, кажется, сводилась к тому, что дело не в телепатии, а в летучих телесных выделениях, мимике и нюансах принимаемой позы. В общем, все как у людей.
Стегозавры убежали зря - есть я не хотел.
Мне хотелось пить.
Я разлаписто подошел к воде, опустил к ней морду, балансируя хвостом - и увидел свое отражение.
Мое тело покрывали перья разных оттенков зеленого и серого. Нельзя сказать, чтобы они росли очень густо - их было больше на шее и плечах, а хвост и живот оставались голыми. Но перья делали меня почти невидимкой среди мясистых папоротников.
Почти, потому что с моей головы свисал мягкий, роскошный, похожий на французский берет пурпурный гребень - совершенно петушиный, только огромный и яркий. Понятно. Индивидуальный дизайн.
Несколько длинных рептильных секунд (мне казалось, что время для ящера текло медленнее, чем для человека) я изучал отражение тиранозавра в воде: брюхо значительно светлее остальной шкуры, могучие надбровные дуги, мрачный блеск небольших глаз…
Да, у меня была страшная зубастая пасть - но вместе с плюшевым гребнем она выглядела не столько хищно, сколько… Я почему-то вспомнил драг-квинз, рыскавших по бетонным джунглям Северной Америки в среднем и позднем карбоне, наводя ужас на последних христиан.
Изучив свое отражение, Кукер взмахнул головой, перекинул гребень на другую ее сторону, поднял пасть к небу и издал…
Скажу честно, на «кукареку» его хриплый рев походил очень отдаленно. Но все же походил.
Я, возможно, даже не заметил бы сходства, если бы не промчавшаяся через душу Кукера эмоциональная буря: он выпевал себя в этом крике, словно пытаясь перейти в иерихонский рев полностью - и кончиться вместе с ним.
- Рре-ххрра-рухххуууу! Рре-ххрра-рухххуууу! Множество мелких ящеров и ящериц, не заметных до этого в папоротниках, кинулись во все стороны прочь. Некоторые на ходу меняли окраску с зеленой на коричневую, переходя из прибрежных зарослей на выжженную солнцем пустошь. А Кукер все иерихонил:
- Рре-ххрра-рухххуууу!
Я подумал, что его клич может привлечь хищников из хвойного леса. И тут же отбросил эту мысль - тиранозавр был вершиной местной пищевой цепи. Существовали разве что звери, способные от него отбиться.
Впрочем, поправила меня система, самки были сильнее и крупнее самцов. Но самка услышала бы в кличе Кукера просто любовный зов, так что бояться, наверно, не стоило.
Кукер погрузил передние лапки в воду и, балансируя, поднял могучий хвост высоко в воздух. Затем повел им вправо, влево, и аккуратно покрутил. Это движение было в высшей степени сексуальным - во всяком случае, для Кукера, чьи интенции я различал.
Но Кукер искал себе не рептилию в джунглях.
Ему хотелось слиться с великим могуществом, которое он ощутил, сделавшись частью мезозойского мира. Он встал перед бытием не раком, а динозавром, и в этом импровизированном ритуале, как в танце фиванского гоплита, сливались огненные зовы эроса и ледяное дыхание смерти.
И космос ответил.
Я ощутил себя в фокусе внимания какой-то силы - невероятно древней и невообразимо жестокой.
Это было похоже на расхожее клише из ужастиков: только что изумлявший зрителя своей мощью ящер вдруг оказывается карликом по сравнению с рептилией, поднявшейся из океанских глубин. Но пространством, откуда вынырнула эта рептилия, была не вода перед Кукером, а мое собственное сознание.
Я ощутил Зло. Несомненное. Очень старое. Настолько могущественное, что перед ним хотелось немедленно склониться - даже не из страха, а из какого-то щенячьего восторга перед его мощью…
Это было непередаваемое ощущение. Словно бы гора на горизонте открыла желтый глаз - и стало видно, что там никакая не гора, а морда спавшего дракона.
Кукер перестал крутить хвостом. В его уме промелькнуло что-то сложное и жуткое - но это произошло слишком быстро, и я не успел ничего понять. Я лишь ощутил наполнивший его ужас. Он покачнулся и чуть не потерял равновесие.
Наверно, подумал я, таким было самоощущение гигантского ящера. Животные, уверяет наука, живут по ту сторону добра и зла. Но правда ли это? Что, интересно, сказал бы Сердюков со своим злобром-доблом?
Увы, жизнь не дала Кукеру сосредоточиться на происходящем - его переживания были прерваны внешними обстоятельствами.
Раздался шорох веток, и я понял, что сквозь папоротники к нам приближается массивное тело. Сперва оно двигалось осторожно и медленно, а потом - видимо, унюхав Кукера - понеслось с нарастающей скоростью. Только не прочь, как следовало бы ожидать.
Оно мчалось прямо в нашу сторону.
Кукер не повернулся и не поменял позы - он был слишком загипнотизирован своим могуществом. Он лишь покосился назад. И вместе с ним я отчетливо и резко, как в замедленной съемке, увидел лицо смерти.
Огромный пустоглазый череп, вынырнувший из стены папоротников, трудно было назвать как-то иначе. Зверь, способный нести такую голову, оказался бы выше тиранозавра в два, а то и в три раза. Мало того, череп покрывали красные и желтые зигзаги, словно над ним трудились лучшие декораторы ада…
Я понял, что вижу не череп, а костяной воротник с двумя здоровенными дырами, обрамляющий голову куда меньших размеров.
Но к этому моменту я успел испугаться всем существом - и Кукер тоже. Видение гигантского черепа поразительным образом совпало с переживанием бесконечного зла - будто оно появилось перед нами само.
Действительность, конечно, оказалась прозаичней. Фальшивый череп был просто разновидностью агрессивной маскировки, которую так любят природа и фемы.
У бабочек на крыльях бывают пятна, имитирующие чей-то пристальный взгляд. Дыры на костяном воротнике торозавра (я уже получил от системы HEV название чудища) тоже походили на глаза. Но создаваемая ими иллюзия была чрезмерна даже для мезозоя: зверей с таким огромным черепом на суше не водилось.
Тем не менее ящера стоило опасаться за длинные пики-рога, торчавшие из его костяного шлема - и я убедился в этом лично.
Наклонив морду к земле, зверь рванулся к Кукеру и вонзил три своих рога в его беззащитный зад. Я ощутил страшную боль в области таза.
Торозавр попятился, и, как только его рога вышли из туловища Кукера, вонзил их опять… Действуя с ледяной яростью, неожиданной в травоядном ящере, он не защищался, как было положено ему природой. Он нападал.
Вернее, она.
Кукер стал разворачиваться к самке торозавра, чтобы схватить ее зубами. Влажная почва берега мешала двигаться быстро, и самка успела еще раз погрузить три своих рога ему в бок. В этот раз она зацепила сердце.
У Кукера потемнело в глазах, и я увидел летящее навстречу отражение перьев и гребня. Раздался всплеск, и наступила тьма.
Экскурсия кончилась.