Анатомия жлобства
Свобода есть непротивление сторон... Хотя нет. Свобода - это непротивление злу насилием. Нет? Ну, тогда не знаю. А вы знаете? И знает ли кто-то? Мой друг Игорь Галкин утверждает, что Бергман точно знает. И доказывает это в очередной своей рецензии.
Лето с Моникой/ Sommaren med Monika (Швеция, 1952)
.jpg)
Режиссер - Ингмар Бергман
В ролях - Харриет Андерссон, Ларс Экборг, Дагмар Эббесен, Оке Фридель, Наэми Бриссе, Оке Грёнберг, Сигге Фюрст, Джон Харрисон
На одном кинофестивале (т.е. публика была неслучайная) я мимоходом услышал обрывок вот такого сюсюкающе-интеллигентского разговора: «Как?! Вы не видзели «Лето с Моникой»?! Значит, Вы ВООБЩЕ не видзели Бергмана!» Приговор…
Я с таким утверждением вряд ли соглашусь. Хотя некую рубежность, этапность за этим фильмом признаю. Именно в нем что-то неуловимо изменилось в стандартной пасмурной атмосфере фильмов «критического реалиста» Бергмана, и затем, от фильма к фильму, стало расти, приобретать все и более и более отчетливые очертания неповторимого авторского стиля. Назовем его просто и безответственно - бергмановская метафизика.
…Надо, впрочем, пояснить, что именно я называю «метафизикой в искусстве». Это тот эффект, когда зритель или читатель видит, улавливает, чувствует на экране или странице больше, чем автор туда поместил. Благодаря ассоциативному мышлению, что ли… Сказать больше, КАК и ЧЕМ это достигается - я не в силах, слишком мало слов знаю. Поэтому не будем больше об этой стороне вопроса. Перейдем к тому, что автор «поместил в кадр».
В принципе, «Лето с Моникой» почти без изменений повторяет схему бергмановских фильмов 40-х, типа «Дождь над нашей любовью» или «Музыка во тьме». В начале - любовь вопреки всему, с гордой позой, с «Плевать мы хотели на всех!», а потом пошли серые будни, дети, долги и подтяжки… И герои меняются. Лишь концовки этих фильмов варьируют.
Можно, конечно, сказать, что этот фильм - о взрослении, о появлении (или упорном нежелании появляться) ответственности, чувства долга, об избавлении от детских капризов и юношеских иллюзий. Она (18 лет) работает у зеленщика и плачет во время всяких сиропных мелодрам в кинотеатре. Он (19 лет) работает в посудной лавке и в кинозале зевает. В один и тот же день они бросают работу, а она еще и сбегает из дому. Решают взять катер отца героя и махнуть подальше от всех, затеряться в шхерах и фиордах.
Как явствует из названия, продержались недолго. Быстро закончились деньги, припасы, терпение, свободолюбивый порыв… Начались причитания: «Я беременна, у меня нет одежды, ничего нет!..» Жрать хочется, грибы уже не лезут, пришлось даже на воровство пуститься… Но - искомая свобода!
И, главное, эта дрянь Моника (в конечном итоге фильма она, без сомнений, редкостная дрянь) все время, и «летом» и «осенью» скулит о «хорошей одежде». Хоть в фиордах, хоть с грудным младенцем на руках.
А Бергман ведь, как я уже где-то писал, садист (т.е., тончайший мастер). Он, будто с секундомером в руках, отсчитывает этапы на неприятной шкале, назовем так, духовности-бездуховности. Давая, например, барышне деньги «на жизнь», герой задает один и тот же вопрос: «Хватит?» Ответы со временем меняются. Влюбленная девушка: «Вполне». Замужняя стерва: «Не густо…»
Таких сюжетов в то время было полным-полно (а через десятилетие они пойдут косяком). В чопорной кинокритике написали бы: «…предчувствие (или «предощущение») бурных (или «взрывных») 60-х». Словом, это о «неудовлетворенном» (и недовольном буквально всем) «послевоенном поколении», требовавшем всех мыслимых и немыслимых свобод и жаждавшем быть хозяином всего, что только можно. Моника - из их числа, их жлобское начало, желающее перераспределить всё накопленное предыдущими поколениями. Не прикрываясь еще взрывающимися телевизорами Антониони - здесь пока все паскуднее и приземленнее. (Хотя Антониони, признаю, говорил уже о других материях, о следствиях вот этого первоначального, жлобского «свободолюбия» за чужой счет.)
Бог с ними, с поколением…
Мне же в этой картине потрафило совсем иное. Редкие для Бергмана (хоть раннего, хоть позднего) натурные съемки, пейзажи, природные ландшафты. (Бергман, снимающий паутину в зарослях, столь же уникален, как священник, танцующий краковяк.) Ведь, по сути, Скандинавия - красивейшее место, заповедник для пантеиста. А ни единого сколь-нибудь известного художника или поэта. Рожают сплошных зануд - Сведенборга, Ибсена, Грига, Гамсуна… И хоккеистов… И Бергмана…
Вскоре после того, как я впервые посмотрел «Монику», я просто не смог вспомнить - о чем он, что за идея, конфликт, главная мысль. Вспоминалась только чудненькая Харриет Андерссон в грязных трусах на фоне этих самых шхер, пенистых волн, валунов. В таких сценах Бергман, по-моему, «наступал на горло собственной» пленке, шел против своей рассудочности и идеализма, но эффект получался потрясающий - зрителю казалось, что здешние, например, герои действительно добирались до мифического царства свободы и красоты. (Но быстро понимали, что потом им придется возвращаться обратно - в скандинавское занудство.)
Во всяком случае, это единственный фильм классика, который запомнился мне ощущением свежести, бодрости, молодой наглой крови… Я, знаете ли, даже припомнил после одной сцены - каково целоваться на холоде…
Оценки
Общая - 7
Сценарий - 8
Зрелищность - 8
Актерская игра - 7
Лето с Моникой/ Sommaren med Monika (Швеция, 1952)
Режиссер - Ингмар Бергман
В ролях - Харриет Андерссон, Ларс Экборг, Дагмар Эббесен, Оке Фридель, Наэми Бриссе, Оке Грёнберг, Сигге Фюрст, Джон Харрисон
На одном кинофестивале (т.е. публика была неслучайная) я мимоходом услышал обрывок вот такого сюсюкающе-интеллигентского разговора: «Как?! Вы не видзели «Лето с Моникой»?! Значит, Вы ВООБЩЕ не видзели Бергмана!» Приговор…
Я с таким утверждением вряд ли соглашусь. Хотя некую рубежность, этапность за этим фильмом признаю. Именно в нем что-то неуловимо изменилось в стандартной пасмурной атмосфере фильмов «критического реалиста» Бергмана, и затем, от фильма к фильму, стало расти, приобретать все и более и более отчетливые очертания неповторимого авторского стиля. Назовем его просто и безответственно - бергмановская метафизика.
…Надо, впрочем, пояснить, что именно я называю «метафизикой в искусстве». Это тот эффект, когда зритель или читатель видит, улавливает, чувствует на экране или странице больше, чем автор туда поместил. Благодаря ассоциативному мышлению, что ли… Сказать больше, КАК и ЧЕМ это достигается - я не в силах, слишком мало слов знаю. Поэтому не будем больше об этой стороне вопроса. Перейдем к тому, что автор «поместил в кадр».
В принципе, «Лето с Моникой» почти без изменений повторяет схему бергмановских фильмов 40-х, типа «Дождь над нашей любовью» или «Музыка во тьме». В начале - любовь вопреки всему, с гордой позой, с «Плевать мы хотели на всех!», а потом пошли серые будни, дети, долги и подтяжки… И герои меняются. Лишь концовки этих фильмов варьируют.
Можно, конечно, сказать, что этот фильм - о взрослении, о появлении (или упорном нежелании появляться) ответственности, чувства долга, об избавлении от детских капризов и юношеских иллюзий. Она (18 лет) работает у зеленщика и плачет во время всяких сиропных мелодрам в кинотеатре. Он (19 лет) работает в посудной лавке и в кинозале зевает. В один и тот же день они бросают работу, а она еще и сбегает из дому. Решают взять катер отца героя и махнуть подальше от всех, затеряться в шхерах и фиордах.
Как явствует из названия, продержались недолго. Быстро закончились деньги, припасы, терпение, свободолюбивый порыв… Начались причитания: «Я беременна, у меня нет одежды, ничего нет!..» Жрать хочется, грибы уже не лезут, пришлось даже на воровство пуститься… Но - искомая свобода!
И, главное, эта дрянь Моника (в конечном итоге фильма она, без сомнений, редкостная дрянь) все время, и «летом» и «осенью» скулит о «хорошей одежде». Хоть в фиордах, хоть с грудным младенцем на руках.
А Бергман ведь, как я уже где-то писал, садист (т.е., тончайший мастер). Он, будто с секундомером в руках, отсчитывает этапы на неприятной шкале, назовем так, духовности-бездуховности. Давая, например, барышне деньги «на жизнь», герой задает один и тот же вопрос: «Хватит?» Ответы со временем меняются. Влюбленная девушка: «Вполне». Замужняя стерва: «Не густо…»
Таких сюжетов в то время было полным-полно (а через десятилетие они пойдут косяком). В чопорной кинокритике написали бы: «…предчувствие (или «предощущение») бурных (или «взрывных») 60-х». Словом, это о «неудовлетворенном» (и недовольном буквально всем) «послевоенном поколении», требовавшем всех мыслимых и немыслимых свобод и жаждавшем быть хозяином всего, что только можно. Моника - из их числа, их жлобское начало, желающее перераспределить всё накопленное предыдущими поколениями. Не прикрываясь еще взрывающимися телевизорами Антониони - здесь пока все паскуднее и приземленнее. (Хотя Антониони, признаю, говорил уже о других материях, о следствиях вот этого первоначального, жлобского «свободолюбия» за чужой счет.)
Бог с ними, с поколением…
Мне же в этой картине потрафило совсем иное. Редкие для Бергмана (хоть раннего, хоть позднего) натурные съемки, пейзажи, природные ландшафты. (Бергман, снимающий паутину в зарослях, столь же уникален, как священник, танцующий краковяк.) Ведь, по сути, Скандинавия - красивейшее место, заповедник для пантеиста. А ни единого сколь-нибудь известного художника или поэта. Рожают сплошных зануд - Сведенборга, Ибсена, Грига, Гамсуна… И хоккеистов… И Бергмана…
Вскоре после того, как я впервые посмотрел «Монику», я просто не смог вспомнить - о чем он, что за идея, конфликт, главная мысль. Вспоминалась только чудненькая Харриет Андерссон в грязных трусах на фоне этих самых шхер, пенистых волн, валунов. В таких сценах Бергман, по-моему, «наступал на горло собственной» пленке, шел против своей рассудочности и идеализма, но эффект получался потрясающий - зрителю казалось, что здешние, например, герои действительно добирались до мифического царства свободы и красоты. (Но быстро понимали, что потом им придется возвращаться обратно - в скандинавское занудство.)
Во всяком случае, это единственный фильм классика, который запомнился мне ощущением свежести, бодрости, молодой наглой крови… Я, знаете ли, даже припомнил после одной сцены - каково целоваться на холоде…
Оценки
Общая - 7
Сценарий - 8
Зрелищность - 8
Актерская игра - 7