Твою мать / рецензия на фильм «Волчок»
На «Волчок», если честно, так и хочется поставить маркировку - «уральское кино». И не только потому, что режиссёр картины - Василий Сигарев - из Екатеринбурга. Просто так артикулировать слово «чё?», как это делает актриса Яна Троянова в фильме, могут разве что только на Урале, а история, рассказанная в ленте, с равным успехом будет близка как жителю Ревды (где снималась картина), так и жителю Челябинска (откуда, дабы не кидаться голословными заявлениями, автор этой заметки).
Впрочем, сужать до географических координат универсальность авторского высказывания как-то не хочется (да и, наверное, глупо, раз её оценили не только на «Кинотавре», но и на кинофестивалях в Карловых Варах, Португалии и Цюрихе). Так что остаётся только вставить свои пять копеек о художественной образности этого мрачного, аскетичного, но какого-то до боли родного (в плане мест действия и героев) произведения.
Если вкратце. Фильм рассказывает о безответной любви дочери (Полина Плучек) к матери (Яна Троянова). Мать, оставляя на попечение бабушки (а потом и сестры), дочь не желает её воспитывать, так как она «молодая и гулять хочет». Гуляет она в основном за кадром, пока дочь ждёт её, сидя на подоконнике с включённой настольной лампой…
В название фильма скрыта довольно прозрачная метафора, которую неплохо визуализирует старый советский мультфильм Натальи Орловой с таким же заголовком. В нём волчонок превращался в игрушку - крутящейся волчок. В картине Сигарева это созвучие слов обыграно ни по разу. Мать сначала дарит дочери волчок (который, по ходу дела, на символическом уровне должен показывать замкнутость их отношений, бесконечный повтор одних и тех же конфликтных ситуаций). А потом, стремясь напугать девочку, рассказывает ей, что будто бы она нашла её, покрытой волчьей шерстью, в мешке на кладбище. Позже кладбище станет для девочки родным местом, а мёртвый мальчик - единственным другом. С мертвецами общаться хорошо: они не обманывают, не перечат и вообще - благодарные слушатели. Однако за такое общения приходится платить (как пример - жизнью бабушки).
Другая же система коммуникации - уже непосредственно среди живых - строится не редко через мат. Матерится, как правило, мать («мат» и «мать» в фильме рифмуется не меньше, чем «девочка» и «смерть»). Мат, понятное дело, лишь подчеркивает неосуществимость нормального общения.
Отсутствие общения - ключ к пониманию этого фильма, заключается, кажется, не в том, что никчёмная мать и патологично влюблённая дочь говорят на разных языках, а в том, что они по-разному мыслят. Отсюда, наверное, проистекает не только их конфликт, но и конфликт между старшим и младшим поколениями российских кинематографистов, который был (с не меньшей ударностью, чем уже упомянутое междометие «чё») проартикулирован в 2009 году.
Впрочем, сужать до географических координат универсальность авторского высказывания как-то не хочется (да и, наверное, глупо, раз её оценили не только на «Кинотавре», но и на кинофестивалях в Карловых Варах, Португалии и Цюрихе). Так что остаётся только вставить свои пять копеек о художественной образности этого мрачного, аскетичного, но какого-то до боли родного (в плане мест действия и героев) произведения.
Если вкратце. Фильм рассказывает о безответной любви дочери (Полина Плучек) к матери (Яна Троянова). Мать, оставляя на попечение бабушки (а потом и сестры), дочь не желает её воспитывать, так как она «молодая и гулять хочет». Гуляет она в основном за кадром, пока дочь ждёт её, сидя на подоконнике с включённой настольной лампой…
В название фильма скрыта довольно прозрачная метафора, которую неплохо визуализирует старый советский мультфильм Натальи Орловой с таким же заголовком. В нём волчонок превращался в игрушку - крутящейся волчок. В картине Сигарева это созвучие слов обыграно ни по разу. Мать сначала дарит дочери волчок (который, по ходу дела, на символическом уровне должен показывать замкнутость их отношений, бесконечный повтор одних и тех же конфликтных ситуаций). А потом, стремясь напугать девочку, рассказывает ей, что будто бы она нашла её, покрытой волчьей шерстью, в мешке на кладбище. Позже кладбище станет для девочки родным местом, а мёртвый мальчик - единственным другом. С мертвецами общаться хорошо: они не обманывают, не перечат и вообще - благодарные слушатели. Однако за такое общения приходится платить (как пример - жизнью бабушки).
Другая же система коммуникации - уже непосредственно среди живых - строится не редко через мат. Матерится, как правило, мать («мат» и «мать» в фильме рифмуется не меньше, чем «девочка» и «смерть»). Мат, понятное дело, лишь подчеркивает неосуществимость нормального общения.
Отсутствие общения - ключ к пониманию этого фильма, заключается, кажется, не в том, что никчёмная мать и патологично влюблённая дочь говорят на разных языках, а в том, что они по-разному мыслят. Отсюда, наверное, проистекает не только их конфликт, но и конфликт между старшим и младшим поколениями российских кинематографистов, который был (с не меньшей ударностью, чем уже упомянутое междометие «чё») проартикулирован в 2009 году.