Елочные игрушки
Василиса Степановна готовилась к Новому Году. Несколько лет после смерти мужа не отмечала. Ложилась спать, как обычно, и всё тут.
Спала она крепко с самой своей молодости, и в старости ничего не поменялось. Василису Степановну не смущали ни громкие звуки фейерверков, ни шум в квартирах соседей, ни басовитое бумканье музыкальной колонки студента Андрюшки, живущего этажом выше.
К Андрюшке ходили все: снизу, сверху. Умудрялись стучать в стену даже из соседнего подъезда. Только Василиса Степановна не ходила. А на сетование соседей усмехалась добродушно.
- Молодой ещё. Вот женится, дитём обзаведётся, враз поймёт, как оно.
А в этом году снег выпал рано. И двор сразу стал нарядным и белым. Вышла Василиса Степановна в магазин, вдохнула свежий морозный воздух и вспомнила вдруг, как радовало и будоражило её раньше ожидание праздника.
Готовиться рано начинали. Покупали баночки с горошком, майонез на "оливье", доставали дефицитную икру.
Подарки детям прятали подальше, да повыше. Но мальчишки, Васенька и Витя, с упорством книжных сыщиков отыскивали их ещё до наступления новогодней ночи. В конце концов, пришлось оставлять у соседей.
За ёлкой муж с мальчишками ходили не по одному разу. Всё никак не могли выбрать. То не слишком пушистая, то недостаточно высокая, то хвоя желтоватая. Но потом возвращались довольные, приносили ту, что нужно. И сыновья то и дело бегали на балкон, прикоснуться пальчиками к обледеневшим веткам, не в силах дождаться, когда зелёную красавицу занесут в комнату.
Доставали с антресолей коробку с игрушками, нити лампочек. Муж, царствие небесное, был человек прижимистый, хранил ещё старые гирлянды. Втыкал вилку в розетку, сопел озадаченно и, отогнав мальчишек в сторону, чтоб не запутали, да не обожглись, принимался паять. И запах канифоли тоже становился неотъемлемым запахом праздника.
Она дошла до магазина давно уже пестревшего праздничными вывесками и рекламой, бережно положила в корзинку баночку горошка, скорее, по привычке. Сейчас-то он всегда есть. Собрала свой привычный набор из хлеба, молока, гречки и кое-каких ещё необходимых повседневных продуктов.
Повертела в руках коробку с блестящими китайскими шарами. Нарядные! Отложила в сторону. Дома наверху остались ещё те, настоящие, стеклянные. Правда слегка потускневшие, но зато сейчас таких днём с огнём не сыщешь.
Может, и есть, конечно. Даже, наверняка, есть, только ведь стоят столько, что не укупишь. И всё же, не те.
Да и ёлки нынче дороги. Приценивалась она в прошлом году. Ставить не собиралась. Так, ради интереса спросила. И ахнула. В этом году, наверное, дороже будут. Вон, цены в магазинах взлетели как. Сейчас не продают ещё, рано.
Шла домой, хрустела снежком под ногами, а радостное настроение не пропадало. Вернулась, разобрала сумку, огляделась вокруг. Шторы надо бы постирать, тюль давно не снимала. Пусть тоже свежим будет. Только как самой лезть. Голова кружится.
Тут наверху забумкало. Видать, Андрюшка с занятий вернулся. Она задумчиво посмотрела на потолок.
Дверь открылась сразу. Парень бросил на соседку испуганный взгляд.
- Я сейчас выключу, баб Вась.
- Ты, Андрюшка, не суетись. Я не за этим. Бамкает, да и пусть. Скажи лучше, лестница у отца есть? Помог бы ты мне шторы снять. Постирать хочу к Новому Году.
- Почему у отца? - Улыбнулся Андрей. - У меня. Я уже сам покупал. После того, как они с мамой переехали. Отец табуреткой обходился.
И, прихватив новенькую стремянку, поспешил за Василисой Степановной.
- Вот и всё. - Он положил снятые шторы на диван. - Вы когда постираете, зовите. Обратно повешу. Даже стремянку забирать не буду.
- Позову, конечно. Самой мне не справиться. Ты вот ещё что, Андрюш, достань сверху коробку. Да не урони, гляди.
Парень выполнил её просьбу и бережно поставил коробку на диван. Василиса Степановна открыла. Андрюшка присвистнул.
- Ого! Какие сокровища у вас тут!
- Ох и балабол ты, Андрюшка. Какие сокровища. Игрушки старые, да фонарики, которые старше, небось, чем папка твой.
- Баб Вась, вы ещё не знаете, сколько они стоят. Их коллекционеры покупают, кто временами СССР интересуется.
- Так там и немецкие игрушки есть. Ещё от родителей моих остались.
- Тем более. - Засмеялся Андрей. - Вы, баб Вась, может, миллионер. Ладно, нужна будет помощь, зовите.
И он убежал к себе наверх, откуда вскоре снова послышалось ритмичное "бум-бум".
Скажет тоже, миллионер. Она загрузила шторы в стирку. Спасибо старшему Виктору, когда-то подарил машинку. И что б она сейчас без неё делала.
Хорошие у них с мужем сыновья выросли. Без помощи, подарков не оставляют. Когда отец заболел, дружно примчались. Только не помогли ни деньги, ни забота. Сгорел, как спичка. Царствие небесное!
Василиса Степановна вздохнула и перекрестилась, отгоняя грустные мысли. Снова подошла к стоящей на диване коробке. Сосульки цветные, стеклянные, серебристым снежком присыпанные, блестящие шишки, Дед Мороз на металлической прищепке, мухомор с белыми точками на яркой шляпке. Она ещё немного полюбовалась игрушками и убрала коробку в угол рядом с комодом, чтоб не разбить случайно.
Завозилась, захлопотала, протёрла подоконники, переставила всё и в, без того чистом, кухонном шкафу. Просто хотелось навести какой-то особенный порядок к празднику.
Когда машинка закончила свою работу, бумканья наверху слышно не было. Наверное, Андрюшка, убежал куда-то по своим молодым делам.
Василисе Степановне не сиделось. Она покосилась на лестницу, что не стал забирать Андрей. Пошатала её рукой. Вроде, прочная. Зачем она будет ждать соседа, беспокоить лишний раз. Достала шторы, смело шагнула на ступеньку стремянки. Потянулась наверх, да голова закружилась. Василиса Степановна взмахнула руками, но не упала, вцепившись руками за верх лестницы.
Стремянка покачнулась, толкнув комод, на краю которого стояла тяжёлая добротная хрустальная ваза. Василиса Степановна-то чудом, но удержалась, а фундаментальный сосуд приземлился в аккурат на коробку с ёлочными игрушками. Раздался зловещий хруст, и женщина, бросив влажный кусок ткани, схватилась за сердце. Зачем, зачем она только попросила Андрюшку достать её.
Торопливо спустилась, дрожащими руками подняла вазу. Ничего ей не сталось, на совесть, видать, сделана. Только сосульки, что лежали под тонким примятым картоном, рассыпались колючим разноцветным дождём, и много ещё что...
- Баб Вась, а чего дверь не закрыта? - Всполошился вернувшийся Андрюшка, увидев её, заплаканную, сидящую на полу около коробки с разноцветным блестящим крошевом. Скользнул взглядом по влажным шторам. - Вы упали что ли? Зачем же? Я бы сам!
- Не упала, Андрюша. Только вот...
Она заплакала беззвучно, а оттого ещё более жалобно. Андрей стоял, бессильно опустив руки.
- Баб Вась, да ладно. Я ж пошутил про миллионы-то...
- Да при чём здесь миллионы, Андрюшка. Это ж память, понимаешь? О родителях наших, о Саше моём, о сыновнем детстве. В этом их ценность. Никому больше и не понять её.
- Почему же не понять. Мне, баб Вась, отец родной одну единственную машинку за всю жизнь подарил. Привёз, когда приезжал однажды. Так я её тоже берегу. Мама ругалась: выбрось, не надо от него, подлеца, ничего. А я всё равно храню. И отчим, ну, другой отец, об этом знает. И тогда только по голове меня погладил и сказал: "Ты, Андрюш, не злись на отца своего. Жизнь - штука сложная. Никто не знает, как повернётся. Ты помни его". Я и помню. Хоть он больше не приезжал ни разу. Баб Вась, я шторы повешу?
Василиса Степановна махнула рукой и пошла ставить чайник.
А через неделю Васятка, младший, денег прислал. Позвонил.
- Мама, ты купи себе что-нибудь. Стол накрой на праздник. Прости, что не приедем. В отпуск улетаем, в тёплые страны. Детям обещали.
- Спасибо, Васенька. Только зачем же так далеко? Новый год он же зимой и хорош.
- Разнообразия хочется, мама. - Засмеялся Василий. - Ребята в бассейне плавать просятся, а не на коньках кататься. Летом приедем к тебе. А сейчас, прости.
Василиса Степановна деньги сняла. Продуктов на праздничный стол купила. Снова покосилась на блестящие пластмассовые шары. Махнула рукой. Обойдётся без ёлки.
А у магазина уже раскинулся стихийный ёлочный базар. Бойкий мужичонка на все лады расхваливал свой колючий товар.
- Бери, мать. Я тебе уступлю. Гляди какая. Небольшая, а пушистая. И нести не тяжело.
И взяла. Принесла и отругала сама себя. Зачем? От всей коробки игрушек едва ли штуки три - четыре уцелело.
Повесила их. Забросала ёлку блестящей мишурой. Вот и ладно. К столу курицу пожарила, достала из духовки горячие пирожки. Раздавшемуся звонку удивилась. Кто бы это?
На пороге стоял Андрюшка. Не один, с девушкой. Девушка ладная такая, светленькая, улыбчивая.
- Здрасьте, Баб Вась. Это Алинка моя. А это, Алин, Василиса Степановна. Единственная из наших соседей, кто за музыку на меня не ругается.
- Так уж. - Усмехнулась Василиса Степановна. - Вы проходите. Родители на Новый год не приедут, Андрюш?
- Да нет. Говорят, у маминой сестры будут отмечать, по-стариковски.
- По-стариковски? Вот насмешил. Они ж молодые у тебя ещё.
- Ну, так говорят. - Пожал плечами парень. - А мы с Алиной. Мы же к вам на минуту забежали. Вот, возьмите.
Только сейчас она обратила внимание на небольшую коробку в руках девушки. Алина протянула свою ношу.
Василиса Степановна открыла. Батюшки! Игрушки. Немного, правда. Но почти такие же, что она разбила по неловкости.
- Как же, Андрюша, Алина? Откуда?
- Да это у Алинки дома стояли.
- Мама выбросить хотела. - Кивнула девушка. - Говорит, старые. Сейчас уже другие. Красивее, и небьющиеся.
- Я и попросил забрать. - Улыбнулся Андрей. - Вы же так переживали.
- А как же миллионы, Андрюш?
- Да чего уж, баб Вась. - Засмеялся он. - Жили без них, и дальше проживём. Где у вас ёлка?
Они помогли Василисе Степановне развесить игрушки на ветках и заторопились к выходу.
- Стойте, стойте! - Она торопливо складывала в пакет тёплые пирожки. - Возьмите к столу.
- Спасибо! Баб Вась, если мы сильно шуметь будем, вы стучите.
- Вот ещё. Гуляйте, Андрюша, пока молодые. Жизнь она быстро проходит. С праздником вас! Счастливого Нового года.
Проводив ребят, ещё раз полюбовалась наряженной ёлкой. Погладила блестящие шишки, потрогала пальцем красную шапочку мухомора. Почти, как раньше. Даже разбитые ей игрушки, словно по волшебству, вернулись на свои места. Настоящее новогоднее чудо, сделанное добрыми человеческими руками.
"Бум-бум" привычно раздалось с потолка. Но совсем негромко, деликатно даже.
- С Новым годом, ребятки. - Прошептала она. - С новым счастьем!
Йошкин Дом
Спала она крепко с самой своей молодости, и в старости ничего не поменялось. Василису Степановну не смущали ни громкие звуки фейерверков, ни шум в квартирах соседей, ни басовитое бумканье музыкальной колонки студента Андрюшки, живущего этажом выше.
К Андрюшке ходили все: снизу, сверху. Умудрялись стучать в стену даже из соседнего подъезда. Только Василиса Степановна не ходила. А на сетование соседей усмехалась добродушно.
- Молодой ещё. Вот женится, дитём обзаведётся, враз поймёт, как оно.
А в этом году снег выпал рано. И двор сразу стал нарядным и белым. Вышла Василиса Степановна в магазин, вдохнула свежий морозный воздух и вспомнила вдруг, как радовало и будоражило её раньше ожидание праздника.
Готовиться рано начинали. Покупали баночки с горошком, майонез на "оливье", доставали дефицитную икру.
Подарки детям прятали подальше, да повыше. Но мальчишки, Васенька и Витя, с упорством книжных сыщиков отыскивали их ещё до наступления новогодней ночи. В конце концов, пришлось оставлять у соседей.
За ёлкой муж с мальчишками ходили не по одному разу. Всё никак не могли выбрать. То не слишком пушистая, то недостаточно высокая, то хвоя желтоватая. Но потом возвращались довольные, приносили ту, что нужно. И сыновья то и дело бегали на балкон, прикоснуться пальчиками к обледеневшим веткам, не в силах дождаться, когда зелёную красавицу занесут в комнату.
Доставали с антресолей коробку с игрушками, нити лампочек. Муж, царствие небесное, был человек прижимистый, хранил ещё старые гирлянды. Втыкал вилку в розетку, сопел озадаченно и, отогнав мальчишек в сторону, чтоб не запутали, да не обожглись, принимался паять. И запах канифоли тоже становился неотъемлемым запахом праздника.
Она дошла до магазина давно уже пестревшего праздничными вывесками и рекламой, бережно положила в корзинку баночку горошка, скорее, по привычке. Сейчас-то он всегда есть. Собрала свой привычный набор из хлеба, молока, гречки и кое-каких ещё необходимых повседневных продуктов.
Повертела в руках коробку с блестящими китайскими шарами. Нарядные! Отложила в сторону. Дома наверху остались ещё те, настоящие, стеклянные. Правда слегка потускневшие, но зато сейчас таких днём с огнём не сыщешь.
Может, и есть, конечно. Даже, наверняка, есть, только ведь стоят столько, что не укупишь. И всё же, не те.
Да и ёлки нынче дороги. Приценивалась она в прошлом году. Ставить не собиралась. Так, ради интереса спросила. И ахнула. В этом году, наверное, дороже будут. Вон, цены в магазинах взлетели как. Сейчас не продают ещё, рано.
Шла домой, хрустела снежком под ногами, а радостное настроение не пропадало. Вернулась, разобрала сумку, огляделась вокруг. Шторы надо бы постирать, тюль давно не снимала. Пусть тоже свежим будет. Только как самой лезть. Голова кружится.
Тут наверху забумкало. Видать, Андрюшка с занятий вернулся. Она задумчиво посмотрела на потолок.
Дверь открылась сразу. Парень бросил на соседку испуганный взгляд.
- Я сейчас выключу, баб Вась.
- Ты, Андрюшка, не суетись. Я не за этим. Бамкает, да и пусть. Скажи лучше, лестница у отца есть? Помог бы ты мне шторы снять. Постирать хочу к Новому Году.
- Почему у отца? - Улыбнулся Андрей. - У меня. Я уже сам покупал. После того, как они с мамой переехали. Отец табуреткой обходился.
И, прихватив новенькую стремянку, поспешил за Василисой Степановной.
- Вот и всё. - Он положил снятые шторы на диван. - Вы когда постираете, зовите. Обратно повешу. Даже стремянку забирать не буду.
- Позову, конечно. Самой мне не справиться. Ты вот ещё что, Андрюш, достань сверху коробку. Да не урони, гляди.
Парень выполнил её просьбу и бережно поставил коробку на диван. Василиса Степановна открыла. Андрюшка присвистнул.
- Ого! Какие сокровища у вас тут!
- Ох и балабол ты, Андрюшка. Какие сокровища. Игрушки старые, да фонарики, которые старше, небось, чем папка твой.
- Баб Вась, вы ещё не знаете, сколько они стоят. Их коллекционеры покупают, кто временами СССР интересуется.
- Так там и немецкие игрушки есть. Ещё от родителей моих остались.
- Тем более. - Засмеялся Андрей. - Вы, баб Вась, может, миллионер. Ладно, нужна будет помощь, зовите.
И он убежал к себе наверх, откуда вскоре снова послышалось ритмичное "бум-бум".
Скажет тоже, миллионер. Она загрузила шторы в стирку. Спасибо старшему Виктору, когда-то подарил машинку. И что б она сейчас без неё делала.
Хорошие у них с мужем сыновья выросли. Без помощи, подарков не оставляют. Когда отец заболел, дружно примчались. Только не помогли ни деньги, ни забота. Сгорел, как спичка. Царствие небесное!
Василиса Степановна вздохнула и перекрестилась, отгоняя грустные мысли. Снова подошла к стоящей на диване коробке. Сосульки цветные, стеклянные, серебристым снежком присыпанные, блестящие шишки, Дед Мороз на металлической прищепке, мухомор с белыми точками на яркой шляпке. Она ещё немного полюбовалась игрушками и убрала коробку в угол рядом с комодом, чтоб не разбить случайно.
Завозилась, захлопотала, протёрла подоконники, переставила всё и в, без того чистом, кухонном шкафу. Просто хотелось навести какой-то особенный порядок к празднику.
Когда машинка закончила свою работу, бумканья наверху слышно не было. Наверное, Андрюшка, убежал куда-то по своим молодым делам.
Василисе Степановне не сиделось. Она покосилась на лестницу, что не стал забирать Андрей. Пошатала её рукой. Вроде, прочная. Зачем она будет ждать соседа, беспокоить лишний раз. Достала шторы, смело шагнула на ступеньку стремянки. Потянулась наверх, да голова закружилась. Василиса Степановна взмахнула руками, но не упала, вцепившись руками за верх лестницы.
Стремянка покачнулась, толкнув комод, на краю которого стояла тяжёлая добротная хрустальная ваза. Василиса Степановна-то чудом, но удержалась, а фундаментальный сосуд приземлился в аккурат на коробку с ёлочными игрушками. Раздался зловещий хруст, и женщина, бросив влажный кусок ткани, схватилась за сердце. Зачем, зачем она только попросила Андрюшку достать её.
Торопливо спустилась, дрожащими руками подняла вазу. Ничего ей не сталось, на совесть, видать, сделана. Только сосульки, что лежали под тонким примятым картоном, рассыпались колючим разноцветным дождём, и много ещё что...
- Баб Вась, а чего дверь не закрыта? - Всполошился вернувшийся Андрюшка, увидев её, заплаканную, сидящую на полу около коробки с разноцветным блестящим крошевом. Скользнул взглядом по влажным шторам. - Вы упали что ли? Зачем же? Я бы сам!
- Не упала, Андрюша. Только вот...
Она заплакала беззвучно, а оттого ещё более жалобно. Андрей стоял, бессильно опустив руки.
- Баб Вась, да ладно. Я ж пошутил про миллионы-то...
- Да при чём здесь миллионы, Андрюшка. Это ж память, понимаешь? О родителях наших, о Саше моём, о сыновнем детстве. В этом их ценность. Никому больше и не понять её.
- Почему же не понять. Мне, баб Вась, отец родной одну единственную машинку за всю жизнь подарил. Привёз, когда приезжал однажды. Так я её тоже берегу. Мама ругалась: выбрось, не надо от него, подлеца, ничего. А я всё равно храню. И отчим, ну, другой отец, об этом знает. И тогда только по голове меня погладил и сказал: "Ты, Андрюш, не злись на отца своего. Жизнь - штука сложная. Никто не знает, как повернётся. Ты помни его". Я и помню. Хоть он больше не приезжал ни разу. Баб Вась, я шторы повешу?
Василиса Степановна махнула рукой и пошла ставить чайник.
А через неделю Васятка, младший, денег прислал. Позвонил.
- Мама, ты купи себе что-нибудь. Стол накрой на праздник. Прости, что не приедем. В отпуск улетаем, в тёплые страны. Детям обещали.
- Спасибо, Васенька. Только зачем же так далеко? Новый год он же зимой и хорош.
- Разнообразия хочется, мама. - Засмеялся Василий. - Ребята в бассейне плавать просятся, а не на коньках кататься. Летом приедем к тебе. А сейчас, прости.
Василиса Степановна деньги сняла. Продуктов на праздничный стол купила. Снова покосилась на блестящие пластмассовые шары. Махнула рукой. Обойдётся без ёлки.
А у магазина уже раскинулся стихийный ёлочный базар. Бойкий мужичонка на все лады расхваливал свой колючий товар.
- Бери, мать. Я тебе уступлю. Гляди какая. Небольшая, а пушистая. И нести не тяжело.
И взяла. Принесла и отругала сама себя. Зачем? От всей коробки игрушек едва ли штуки три - четыре уцелело.
Повесила их. Забросала ёлку блестящей мишурой. Вот и ладно. К столу курицу пожарила, достала из духовки горячие пирожки. Раздавшемуся звонку удивилась. Кто бы это?
На пороге стоял Андрюшка. Не один, с девушкой. Девушка ладная такая, светленькая, улыбчивая.
- Здрасьте, Баб Вась. Это Алинка моя. А это, Алин, Василиса Степановна. Единственная из наших соседей, кто за музыку на меня не ругается.
- Так уж. - Усмехнулась Василиса Степановна. - Вы проходите. Родители на Новый год не приедут, Андрюш?
- Да нет. Говорят, у маминой сестры будут отмечать, по-стариковски.
- По-стариковски? Вот насмешил. Они ж молодые у тебя ещё.
- Ну, так говорят. - Пожал плечами парень. - А мы с Алиной. Мы же к вам на минуту забежали. Вот, возьмите.
Только сейчас она обратила внимание на небольшую коробку в руках девушки. Алина протянула свою ношу.
Василиса Степановна открыла. Батюшки! Игрушки. Немного, правда. Но почти такие же, что она разбила по неловкости.
- Как же, Андрюша, Алина? Откуда?
- Да это у Алинки дома стояли.
- Мама выбросить хотела. - Кивнула девушка. - Говорит, старые. Сейчас уже другие. Красивее, и небьющиеся.
- Я и попросил забрать. - Улыбнулся Андрей. - Вы же так переживали.
- А как же миллионы, Андрюш?
- Да чего уж, баб Вась. - Засмеялся он. - Жили без них, и дальше проживём. Где у вас ёлка?
Они помогли Василисе Степановне развесить игрушки на ветках и заторопились к выходу.
- Стойте, стойте! - Она торопливо складывала в пакет тёплые пирожки. - Возьмите к столу.
- Спасибо! Баб Вась, если мы сильно шуметь будем, вы стучите.
- Вот ещё. Гуляйте, Андрюша, пока молодые. Жизнь она быстро проходит. С праздником вас! Счастливого Нового года.
Проводив ребят, ещё раз полюбовалась наряженной ёлкой. Погладила блестящие шишки, потрогала пальцем красную шапочку мухомора. Почти, как раньше. Даже разбитые ей игрушки, словно по волшебству, вернулись на свои места. Настоящее новогоднее чудо, сделанное добрыми человеческими руками.
"Бум-бум" привычно раздалось с потолка. Но совсем негромко, деликатно даже.
- С Новым годом, ребятки. - Прошептала она. - С новым счастьем!
Йошкин Дом