- Леха, только давай договоримся: если я опоздаю - ты меня ждешь около Ленина в здании центрального вокзала, хорошо? - бездумно вожу зажатой копейкой по стенкам кабинки.
- Хорошо. А чего ты опоздаешь?
- Ну мало ли, мне ведь ехать далеко, - вжимаю трубку в самое ухо, - тут трещит что-то, слышу плохо!
- Ладно, догооворились.
- Я еще вечером позвоню, спрошу у родителей, уехал ты или нет.
- Ладно. Ну пока. Целую.
- Ну до завтра, - поспешно бросаю я, пытаясь показать самой себе, что не расслышала.
Я вешаю трубку и выхожу из кабинки.
За кабинкой меня ждал девяносто шестой, две мои подружки-соседки по комнате в общежитии и вся жизнь. На мне были вельветовые шорты поверх страшно крутых левантовских колготок, черная водолазка и кожаная короткая курточка. На голове у меня была куча рыжих завитых волос, в самой же голове был туман из: новых друзей, новых подруг, до безобразия красивой харьковской осени, не слишком удачного начала учебы и, что самое главное, - совершенно куда-то пропавших чувств к моему первому, с таким трудом доставшемуся мне, парню Лехе. Посовещавшись с соседками по комнате Таней и Наташей, мы решили, что так жить нельзя, и надо парня Леху вызвать наложенным платежом для проверки исправности любви, потому что последняя явно давала сбои. Помидоры начинали вянуть и чахнуть, и нужно было срочно что-то решать. Я представляла, как я буду гордо водить Леху по большому городу и рассказывать, что это все мое, а дедушка спит в прихожей, на коврике, и вообще, понаехали здесь. Я представляла, как Леха будет восхищаться, что я за месяц нахождения в Харькове так быстро прибрала его к рукам, и мне казалось, что именно от этого любовь была обязана воспылать с новой силой. Мне очень хотелось быть крутой и показать Лехе, что я теперь с городом нашего с ним происхождения не имею ничего общего. Всю ночь мы с девчонками, как одержимые, резали салатики, чистили картошку и пекли тортик. Мы делали селедку под шубой и просили у соседей соленый огурчик для оливье. Мы мели и мыли комнату. Мы готовились и делали все, что было в наших силах и даже сверх того, чтоб спасти мои помидоры. Мы так устали, что попадали спать без задних ног, и позвонить Лехиным родителям я так и не успела.
Я открыла глаза. Я потянулась. Я перевернулась на другой бок, чтоб еще поспать. Я услышала, как в моей голове взорвался саундтрек к фильму Хичкока "Птицы". Мы сделали все и даже больше, но единственное, чего мы так и не сделали - это не завели будильник. Судьбу помидоров решила мелочь.
Вообще-то, я не матюкаюсь.
- *****, - заорала я, подскакивая на пружинной кровати, под сетку которой была для анти-провисания подложена ненужная дверь, которую мы с Танюхой приволокли со второго этажа, где жил факультет финансов. Из окна на меня смотрело бездушное солнце. Ему не было дела до моего горя.
- *****, - как по команде заорали проснувшиеся девчонки.
- Танюха!
- Наташка!
- Джо!
И в три голоса:
- Кевиииин Леееееееха!!!!!
- *****, *****, *****, *****, - как заведенная, повторяла я, судорожно натягивая одежду. Никогда в жизни я еще не одевалась так быстро. Если верить часам, Леха дожен был третий час стоять у памятника Ленину. Что-то подсказывало мне, что на это надеяться глупо. Где Леха, а где памятник. Вот именно, ГДЕ ЛЕХА?!
Трамвай номер двадцать дотащил нашу бледную маленькую процессию до центрального вокзала за полчаса. У памятника вождю сидели цыгане. Они ели сайки и пили "Тархун". Лехи среди них не было.
- А позолоти ручку, яхонтовая, - проскрипела старая цыганка, и я шарахнулась в сторону.
- Хехехехе, саечку за испуг, - грязный мужик протянул мне надкусанную сайку.
Мы отошли на безопасное расстояние и стали совещаться.
- А может он не дождался и в общагу поехал?
- Может.
- Тогда мы могли разминуться.
- Надо ехать в общагу.
- Надо разделиться. Чтобы кто-то искал здесь, а кто-то поехал в общагу.
- Кроме тебя никто не знает, как он выглядит
- Ну значит я буду искать здесь. Наташка, мотай в общагу.
Наташка уехала в общежитие, а мы с Таней пустились исследовать дно. На этом месте я авторитетно заявляю, что вокзал - одно из самых мерзких мест, которые мне доводилось видеть. За исключением, конечно, больницы скорой помощи. Я понимаю, что пусть он и останется самым мерзким местом, да. Но тем не менее. Излагаю по порядку. Прочесав все здание вокзала вдоль и поперек и истратив на это около часа, Леху мы, как и следовало ожидать, не нашли, зато скоротали время до приезда Наташки из общаги с докладом, что искомого не обнаружено и там. Приуныв окончательно, я, как водится, заревела. Реветь мне хотелось с самого утра, но я себя сдерживала, потому что должна была руководить поисками, но теперь, поскольку таковые все ясней пробуждали в моей голове флюоресцирующую мигающую надпись "БЕЗНАДЕГА БЛЯ!" (потому что про выпей йаду я тогда еще не знала, а то бы я так подумала, конечно), я могла не сдерживаться. Как найти человека в миллионном городе - было для меня загадкой. Мне хотелось убить себя об стену, хотя такого тогда еще тоже не было. Так велика была степень моего отчаяния. Проревевшись, я взяла себя в руки, сказала "если не я то кто же" и решила нести свое бремя до конца. Наташку снова отправили в общагу с приказом в комнату всех впускать никого не выпускать и ждать нашего приезда.
- Мам, привет, - стараюсь не хлюпать носом. - А вы вчера Леху на поезд сажали?
- ....
- Мааам? - в трубке невнятное бурчание в ответ. Вздыхаю. Значит, сажали. Снова хочется зареветь.
- Слушай, ты перезвони нам через десять минут, я у его родителей спрошу, - мама пытается взять себя в руки. - Ты что, его не встретила?
Я обреченно призналась, что проспала. В свое оправдание я сказала, что мы договорились, что он будет ждать под Лениным. А его (не Ленина) там нет. Через десять минут я узнала через маму от Лехиных родителей, что Леху на поезд сажали, что я безответственная дура, что потеряла их драгоценного сына (в этот момент у меня впервые зародились сомнения в моей вине), что впредь ничего ответственного мне доверить будет нельзя (наверное, тоже подразумевали драгоценного сына). Я повесила трубку и захотела повеситься сама.
- Ну что? - спросила меня верная Танюха, ждавшая у дверей будки.
- Сажали, - буркнула я. И помолчав, добавила:
- Пошли в милицию.
Мы пересекли часть площади и оказались в большом сером мрачном здании, линейное отделение что ли, управления чего-то, не помню, ну его. Елки там еще растут рядом. Внутри висели фотографии особо и не особо опасных, которых разыскивала милиция. Все, как один, были похожи на Бени Селу.
- Я Леху потеряла, - сказала я дежурному. Помолчав, я объяснила, как именно я его потеряла. - С ним еще должна быть большая картонная коробка. Передачка от родителей.
Почему-то дежурный начал ржать, невзирая на мою заплаканную рожу.
- Да он давно уже е**т какое-то другое Джо, дура ты, - вытирая слезы от приступа смеха по-отечески успокоил он меня.
Я впервые тогда общалась с нашей доблестной милицией, и от такого откровения у меня отвисла челюсть. Истрактовав это исключительно как проявления когнитивного диссонанса на моем лице, дежурный повторил:
- Я тебе говорю. И колбасу твою они вдвоем давно уже съели.
- Ну пожалуйста, ну проверьте, может у вас есть кто-то такой в тюрьме? - умоляющим голосом ныла я. Реплика про колбасу совершенно лишила меня остатков душевного равновесия.
- Нету, говорю тебе! Давайте, шуруйте отсюда, - и он сделал жест, показывающий, как именно и куда мы должны шуровать. - Пить меньше надо! Понаехали здесь.
Подавленные, мы вышли из здания линейного управления чего-то.
- Давай объявление дадим, - подсказала неунывающая Танюха. Хех, вздохнула я, ей хорошо, не она Леху потеряла.
Поскольку как давать объявление, мы с ней тогда еще не знали, то по моей инициативе мы пошли сразу к начальнику вокзала. По стечению обстоятельств в тот день нам никто не радовался. Начальник вокзала, понятное дело, не оказался исключением. Он сидел у себя в кабинете и, кажется, пил водку. Из набора матов я стартельно вычленила зерна информации, и мы с Танюхой направились туда, куда нас послал начальник. По счастью, это было недалеко, и чертов вокзал мы уже к тому времени знали как свои пять пальцев.
- Мне объявление дать...пожалуйста.
- Гривна двадцать один раз и три гривны два раза в минуту, - недружелюбно рявкнула в говорильник тетка, которая там была главная по объявлениям.
Мы с Танюхой переглянулись. Я вывернула карманы и нашла два пятьдесят четыре. У Танюхи нашлась гривна.
- На три гривны, пожалуйста.
- Какой текст?
- А какой обычно дают?
- Ну, по разному. Пропал мальчик, рост метр двадцать, глаза синие, зовут дядя Федор. А чаще всего: "такой-то такой-то, прибывший оттуда-то, подойдите туда, вас ожидают".
- Годится, - сказала я и надиктовала Лехины опознавательные знаки.
Тетка обещание выполнила, через несколько секунд мы уже слушали, как она монотонным голосом без тени каких-то эмоций вызывала Ктулху Леху к памятнику вождю. На какой-то момент я почувствовала, что вместо меня около Ленина стоит кто-то другой. Очень мне понравилось это ощущение. Я даже стала сомневаться, а был ли мальчик, и на мгновение мне показалось, что его таки да, не было. Это тоже было очень хорошее чувство, только оно быстро исчезло, уступив место реальности. Реальность же была такова, что Лехи все так же не было, только теперь мне хотелось, чтоб он был. Еще мне жутко хотелось жрать. Денег не было совсем. Вместо Лехи я стала думать о том, сколько еды сейчас стоит в нашем общажном холодильнике без толку. От этой мысли мне сделалось еще тоскливее.
- Ну что? - неожоданно спросила нас тетка, которая принимала объявление, когда мы проходили мимо.
- Неа, не нашли, - уныло ответила я.
- Ну давайте я еще три минуты пообъявляю, - совершенно по-царски предложила она.
Нам пришлось вернуться к Ленину и простоять еще какое-то время. Безрезультатно, конечно. Посовещавшись, мы решили отправиться в общагу поесть, потому что все совершенно ясно указывало на то, что Леху мы не найдем. А еды было много. Предварительно я решила еще раз позвонить родителям и доложить, что искомое не найдено. В процессе разговора выяснилось, что родители Лехи подняли на ноги какого-то его дядю, который работал тогда в транспортной милиции Донецкой жд, что ли. То есть, что жд - это точно, а какой - точно не помню, но раз он жил в Попасной, то я думаю, это была Донжд. Дядя дал всем пиздюлей прошерстил по своим каналам еще один вариант, а именно, не уехал ли Леха в Сумы (поезд назывался Луганск-Сумы и часть вагонов, те, которые прицепные, отцепляли в Харькове, а остальной состав ехал дальше), но оказалось, что у Лехи был билет как раз в прицепной харьковский вагон, и уехать в Сумы он никак не мог. Даже, если б спал, как сурок, его бы проводники однозначно обнаружили бы и выкинули из вагона. Есть захотелось еще сильней. Собрав волю в кулак, мы отправились в общагу пешком, потому что все деньги мы истратили на объявление про Леху. Мне подумалось, что неплохо было бы дать объявление характера "Леха, ты козел, что не ждешь меня около памятника. Я тебя больше не люблю". Все равно бы он не услышал. А если честно, то меня, конечно, посещали и грызли самые ужасные мысли. Что его в поезде убили, а труп выкинули, например. And the like.
Через час с хвостиком мы сидели и молча поглощали в общаге праздничную еду. Было очень вкусно. Я совершенно не представляла, как я буду жить дальше. Не то, что без Лехи, без Лехи, я уже была в этом уверена, я проживу, а вот как я буду жить с потерянным Лехой. Это ж я его потеряла. Было также совершенно ясно, что здравомыслящие люди, к которым я относила Леху, возьмут с собой адрес места, куда они едут в незнакомом городе. И если его не встретят, то он сам доберется как-нибудь. Конечно же, не будем забывать, что он должен ждать меня под вождем! И при любом раскладе он доберется быстрее, чем за ммммм - я посмотрела на часы - одиннадцать часов. Становилось совершенно очевидно, что Лехи уже просо нет в живых.
- Танюх, поехали к моим родичам заедем, а? - монотонно пробубнила я. - Там у дяди тож какие-то знакомые были в жд.
- Поедем, конечно, - без промедления отозвалась подруга.
Семья дяди жила неподалеку от вокзала, на той самой
Лысой горе, поэтому на всякий случай мы решили сначала заглянуть на вокзал. А вдруг. Вокзальные менты встретили нас улюлюканием. Тогда еще не говорили "киса ты с какова города", тогда просто представители доблестной милиции подходили и, хихикая, спрашивали:
- По чем, девки?
После чего всей толпой они ржали.
Это было ужасно. За окнами темнело. Снова, как и весь день, не переставая, хотелось реветь.
- Пошли наверх, - вдруг сказал кто-то из ментов. И, обращаясь с сослуживцам, - Хватит ржать, дебилы.
Это был ангел. Нифига. Это был просто нормальный мент с мегафоном. Такие бывают. У них вокруг головы нимб светится серебряным в точечку, ага, и еще у них две головы. Мент сказал, чтоб мы поднялись с ним в зал ожидания на втором этаже (потому что просто так туда нельзя зайти, только с билетом, а раз мы с мегафоном, то можно) и поискали там этого своего как его? Леху. А он если надо в мегафон покричит, что мол, Леха, тебя девчонки уже искать заманались, выходи. Как-то так. Мы поднялись. В зале ожидания, как и ожидалось, Лехи не ожидалось. Зато каким-то образом там оказалось много бомжей и проституток. Не думаю, что у них были билеты. Мегафона у них тоже не было. Наверное, у них был блат. Поблагодарив мента, мы, под "ну а все таки, девки, сколько?" покинули, наконец, наше дно.
У дяди нас угостили чаем с тортиком, послушали историю, но сказали, что знакомых, в общем, у дяди в жд нет, просто у него там какая-то льгота была на проезд и все. Предлагали нам остаться ночевать, но я сказала, что "а вдруг", и мы ушли. С нами поехал еще мой троюродный брат Миша, совершенно смешной товарищ, который, как мог, развлекал и отвлекал нас, а в особенности, меня, от грустных мыслей. Вот посмотришь, говорил он, приезжаешь, хахаха, а Леха там! Часам к одиннадцати вечера мы добрались до общаги. Открыв дверь, я удивилась, что Наташки нет в комнате, и комната незаперта. Только потом я посмотрела на свою кровать и увидела, что на ней лежит Леха. Он был совершенно здоров, цел и невредим, чем немного поверг меня в ступор, потому что мысленно я его уже похоронила. Мы зашлив комнату, Леха сел на кровати, я села рядом. Мы с Лехой посмотрели друг на друга и поняли, что это конец.
- Я привез тебе помидоров, - сказал Леха и пнул ногой картонный ящик, доверху набитый спелыми помидорами.
- Спасибо, - сказала я и толкнула его плечом в знак благодарности.
Эпилог.
Аббревиатура моего универа звучала как ХГЭУ. На слух ее было легко спутать с ХГУ. Общежитие номер четыре имелось у обоих вузов. Леха помнил адрес только на слух. Добрые люди в четверке ХГУ, куда он добрался своим ходом от пресловутой статуи вождя после того, как понял, что его кинули, подобрали-обогрели-накормили его, а также к концу дня сообразили, что универ, наверное, ХГЭУ и рассказали, как добраться до четверки такового. Леха добрался и привез мне помидоры.
На следующий день он уехал. Мы с девчонками месяц ели эти помидоры. В следующую нашу встречу Леха плакал, как ребенок, но это уже совсем другая история. Мы виделись потом еще много раз, но помидоры так и остались тяжелым картонным ящиком стоять между нами.