секс, наркотики и рокенрол остались за этой массивной дверью
Из всех чудовищных видов пойла, на изобретение которых хватило изобретательности у нашей славной цивилизации, наиболее чудовищным, несомненно, является джин.
Нет никаких сомнений, что тот кто его выдумал был чудовищным маньяком и каждый вечер брал длинный тупой нож, чтобы каждую ночь мелкими рывками вгонять его под рёбра себе, своей жене или своей собаке, и заканчивал с этим он только к утру, вводя в организм самый сильный и быстродействующий яд, который был под рукой. Непонятно, каким образом вся троица прожила достаточно долго, чтоб изобрести прекрасную замену этим приятным, но дьявольски утомительным процедурам, имя которой - джин. Невозможно выпить хоть глоток, не подумав: "Блядь, лучше б уж меня порезали". А с утра в голове звучит непрерывный надрывный предсмертный собачий вой и как будто кто-то бьёт тебя чем-то тяжёлым по голове и так далее.
Но Питер слишком злой город, чтобы не пить джин, если остался только он.
А вино теперь не продают после одиннадцати. А ещё немного погодя будут останавливать кровоток с заходом солнца.
А Питер охрененно злой город. Тут в два счёта устаёшь к чёртовой матери от людей. Кругом рожи кирпичом - ублюдки, - думаешь, вспоминая Хантера Томпсона, - держитесь от меня подальше, чёрт вас так! А главное, я сам такой такой же насквозь - свой в доску, такая же угрюмая рожа, йей-хэй. Появляется оголтелое желание куда-нибудь сбежать, в какую-нибудь занятость, где не надо ни с кем контачить вживую, чтоб от тебя не требовалось ничего, кроме как делать дело. Ну там текстик пописать, музычку поиграть. И я бы благодаря этому злому городу, с которым мы, конечно, оба друг другу в душу поднасрали, заканчивал бы уже вторую книгу и третий альбом, ей-ей, если бы не сволочной ВКонтакт, и если бы в магазине продавалось вино.
Ладно, надо пытаться работать.
"Заебитесь!" - спел Койот и убежал.
Нет никаких сомнений, что тот кто его выдумал был чудовищным маньяком и каждый вечер брал длинный тупой нож, чтобы каждую ночь мелкими рывками вгонять его под рёбра себе, своей жене или своей собаке, и заканчивал с этим он только к утру, вводя в организм самый сильный и быстродействующий яд, который был под рукой. Непонятно, каким образом вся троица прожила достаточно долго, чтоб изобрести прекрасную замену этим приятным, но дьявольски утомительным процедурам, имя которой - джин. Невозможно выпить хоть глоток, не подумав: "Блядь, лучше б уж меня порезали". А с утра в голове звучит непрерывный надрывный предсмертный собачий вой и как будто кто-то бьёт тебя чем-то тяжёлым по голове и так далее.
Но Питер слишком злой город, чтобы не пить джин, если остался только он.
А вино теперь не продают после одиннадцати. А ещё немного погодя будут останавливать кровоток с заходом солнца.
А Питер охрененно злой город. Тут в два счёта устаёшь к чёртовой матери от людей. Кругом рожи кирпичом - ублюдки, - думаешь, вспоминая Хантера Томпсона, - держитесь от меня подальше, чёрт вас так! А главное, я сам такой такой же насквозь - свой в доску, такая же угрюмая рожа, йей-хэй. Появляется оголтелое желание куда-нибудь сбежать, в какую-нибудь занятость, где не надо ни с кем контачить вживую, чтоб от тебя не требовалось ничего, кроме как делать дело. Ну там текстик пописать, музычку поиграть. И я бы благодаря этому злому городу, с которым мы, конечно, оба друг другу в душу поднасрали, заканчивал бы уже вторую книгу и третий альбом, ей-ей, если бы не сволочной ВКонтакт, и если бы в магазине продавалось вино.
Ладно, надо пытаться работать.
"Заебитесь!" - спел Койот и убежал.