Белов Сергей Александрович. Часть 2
Так ковалась победа. Придется признать, что и ветераны советского баскетбола порой попадали в неловкие ситуации. На мюнхенскую Олимпиаду мы с Паулаускасом доставили рекордный вес икры - по десять 2-килограммовых банок на каждого. Расчет был простой - при выезде из страны большой олимпийской команды досмотр на таможне практически не проводится. Мы благополучно миновали все границы, приехали в Мюнхен и, довольные собой, заселились в олимпийскую деревню, чтобы обнаружить. что живем в одном номере с прикрепленным к команде комитетчиком.
Ситуация была трагикомическая. Нужно было срочно эвакуировать доставленный на орбиту груз. Модя, продемонстрировав чудеса изворотливости, сумел протащить на территорию деревни (до теракта это оказалось, хотя и с трудом, но возможно) своего знакомого литовца на стареньком 'Фольксвагене', который мы припарковали поблизости от нашего корпуса.
Улучив момент, мы вынесли икру из комнаты и словно две крупные нагруженные припасами мыши метнулись на 'черную' лестницу - везти наше достояние на лифте было слишком рискованно. Спуск пешком с 20 кг икры с 16-го этажа, с замиранием сердца при каждом хлопке двери, движение перебежками к 'Фольксвагену' - все это я запомнил надолго. Так начиналась наша решающая стадия подготовки к триумфальной Олимпиаде.
Кормилица. С икрой - постоянной спутницей советских загранкомандированных - вообще связано много веселых историй. В 71-м на предолимпийском турнире в Германии игроки сборной А. Сидякин и А. Болошев решили позаботиться о сохранности привезенного груза и, поскольку холодильника в номере не было, загрузили икру в ванну, чтобы залить ее холодной водой. Неизвестно доподлинно, что произошло (то ли неполадки в системе, то ли ребята просто перепутали краны), но в конечном итоге ванна оказалась заполненной не холодной водой, а кипятком. Утром ошеломленные спортсмены обнаружили, что все банки раскупорились, и 20 кг икры величественно плавают в воде хорошо, по крайней мере, что хоть не мальки осетров.
Далеко не все бизнесмены были столь добросовестными. На Сицилии, куда мы выезжали на игры практически ежегодно, из-за жаркой погоды привезенная икра часто портилась, выпирала из банок. Но нет силы, что пересилила бы русскую силу - излишек икры, не помещающийся в банку, просто удалялся, банки вновь закупоривались и успешно шли в дело.
Икру сдавали (если не прибегали к посредническим услугам главного тренера), как правило, в бары. Смешно сказать, но только за границей в возрасте под тридцать я впервые увидел, как правильно нужно открывать банку с икрой: иностранные бармены делали это, предварительно постучав по стенкам, чтобы не повредить потом прилипшие к ним драгоценные икринки.
Конечно, образ советского атлета-олимпийца, накрепко связанный с банкой икры и бутылкой водки, которые он озабоченно норовит кому-нибудь пристроить в перерывах между стартами, не мог не вызывать поначалу изумление, а затем снисходительные усмешки иностранцев. Еще раз повторюсь, это все было крайне противно.
Хорошо хоть, что ответить на этот смех мы, как правило, были в состоянии, на площадке вчистую отодрав насмешников. Думаю, что в очередные '+20' мы вкладывали еще
и свою злость - и отнюдь не 'спортивную' - на все, что нас сопровождало в нашей карьере игроков: низкие зарплаты, идиотские ограничения, безразличие и несправедливость со стороны спортивного начальства.
Игра по-крупному. К сожалению, приключения 'честных контрабандистов' далеко не всегда носили только комический характер. Были среди нас и те, кто ставил бизнес на широкую основу, при этом подчас переходя невидимую грань и совершая уже не просто выдуманные советской идеологией, а вполне настоящие, преследуемые во всем цивилизованном мире преступления.
В середине 70-х ходило много разговоров о том, что функционеры и лоббисты ЦСКА организовали травлю ленинградского 'Спартака', не брезгуя такими подлыми методами, как фабрикация дел о контрабанде. В результате якобы без вины 'спалились' выдающиеся ленинградские баскетболисты, костью в горле торчавшие у Гомельского и его окружения.
Должен разочаровать приверженцев этой версии. Как это ни прискорбно, факты свидетельствовали о том, что талантливые ленинградцы вступили в серьезную и очень нехорошую игру. В отличие от других спортсменов, промышлявших икрой, водкой, тряпьем, мохером, стереоаппаратурой, ленинградская группа, как потом выяснилось, подняла процесс на более серьезный уровень - перевозила антиквариат, драгоценные камни, валюту.
Один из представителей этого коллектива - Иван Дворный - закончил очень плохо, судом и тюрьмой. Другой питерец - Владимир Арзамасков, бронзовый призер Монреаля и чемпионата Европы-1977 - еще хуже. Он при невыясненных обстоятельствах (по официальной версии - случайно) выпал из окна гостиницы. По неофициальной версии, которой я доверяю больше, из этого окна его выбросили уголовники, с которыми он связался.
Такие истории, безусловно, бросали тень на весь советский спорт высших достижений и позорили нашу репутацию, подпитывая обывательское представление о спортсменах как о тунеядцах и зарвавшихся баловнях судьбы.
Жертвы политики. Первая громкая история на таможне случилась в 1969-м. ЦСКА возвращался домой из Испании после игр на Кубок европейских чемпионов с 'Реалом'. Советских консульских учреждений в Испании тогда не было, и визы нам открывали в Париже. Соответственно, маршрут и туда, и обратно всегда проходил через Париж.
На обратном пути мы быстро пробежали имевшиеся во французской столице 'точки'. Как это бывало много раз, меня спасла сдержанность в запросах, потому что, как вскоре выяснилось, Родина готовила нам непростую встречу.
По каким-то причинам, видимо, из-за мгновенно изменившихся погодных условий, наш самолет посадили в Ленинграде. При этом таможенные службы изменение погоды, вероятно, прогнозировали, поскольку игроков и тренеров ЦСКА сразу отделили от остальных пассажиров и начали 'шерстить'. На досмотр багажа каждого из нас тратилось не менее полутора часов. Проверяли все, вплоть до внутренностей привезенных всеми трехцветных шариковых ручек. Даже кокосовый орех, купленный кем-то в качестве экзотического сувенира, безжалостно разбили.
Досмотр, начавшийся около девяти вечера, продолжался до четырех утра. Разумеется, все это время ни у кого из членов команды не было возможности покинуть зону досмотра и тем более аэропорт. В багаже спортсменов не обнаружили ничего криминального, однако по окончании всей этой процедуры остались два бесхозяйных пакета, которые никто не признал. Всех, кто уже прошел досмотр, вновь вернули в зал, где выяснение обстоятельств совершенного преступления продолжилось. В пакетах обнаружились, ни много ни мало, аж по десять женских костюмов, привезенных явно на продажу.
В конечном счете, преступниками оказались Алжан Жармухамедов и Вовка Андреев. Видимо, в пакетах оказались также какие-то вещи, по которым их можно было идентифицировать, или они сами признались под тяжестью улик, я не уверен. Это чудовищное посягательство на основы советского строя стоило ребятам званий ЗМС.
Ходили слухи, что внезапное изменение погодных условий могло быть спланировано под Арменака Алачачяна (тренера ЦСКА), которого хотели выжить с его места многочисленные группы 'доброжелателей'. У него ничего не нашли. Кто мог быть инициатором такого принципиального подхода к армейцам, достоверно неизвестно, и обвинять никого я, разумеется, не стану. Однозначно ясно одно - если и имел место 'заказ', то, как и во многих других случаях, пострадали от него - и за сущую ерунду - совершенно не имеющие отношения к каким-либо политическим противостояниям люди. В данном случае - два наших самых талантливых 'больших'. Действительно, 'когда паны дерутся, у хлопцев чубы трещат'.
Ничто человеческое... Впрочем, нет правил без исключений. В 70-м на контрабанде попался Гомельский. Случайно или не случайно, это совпало как раз с возвращением в Москву после 'провального' для сборной СССР чемпионата мира в Любляне. Дела, конечно, не было, но от поездок за границу он был отстранен. Поработав пару лет главным тренером по баскетболу в Спорткомитете Министерства обороны, Александр Яковлевич совершил беспрецедентный подвиг - со статусом 'невыездного' умудрился стать главным тренером ЦСКА.
В 1973-м, впервые после 'отсидки' выехав за границу - на финал Кубка европейских чемпионов в Льеж - главный тренер был вынужден шарахаться от каждого куста. За ним чуть ли не официально был закреплен сопровождавший его офицер КГБ. В результате Яковлевич присматривал себе что-то в магазинах, а потом поручал мне, жившему с ним в одном номере гостиницы, по описаниям находить и приобретать то, что он выбрал.
Холодная весна 73-го... Другая таможенная история произошла с героями мюнхенских баскетбольных баталий в самом скором времени после их олимпийского триумфа. Одним из ее последствий стал фактический разгром сборной СССР, учиненный ей спортивным и политическим руководством страны, которую она представляла. Выступая в том году на чемпионате Европы половиной своего основного состава, мы с трудом заняли третье место.
Весной 73-го сборная выезжала на товарищеские игры в США. Я в Штаты из-за травмы ехать отказался и встретился с командой в Перу, где ФИБА проводила международный баскетбольный фестиваль. Кстати, именно в ходе этого турнира сборная СССР одержала последнюю победу над югославами. После этого мы проигрывали 'югам' во всех принципиальных матчах аж до 1979-го, когда их сборная приехала на чемпионат Европы в ослабленном составе. К сожалению, вскоре за этим успехом последовал самый, пожалуй, болезненный удар - проигрыш на московской Олимпиаде.
Возвращение из Перу предстояло все равно через Нью-Йорк, где мои товарищи оставили свой благоприобретенный в Америке багаж. Когда я увидел складированные в номерах советских атлетов и их тренеров коробки, я понял, что добром это не кончится. Комнаты были буквально забиты барахлом. Имущество, сложенное в номере Сашки Белова, украшала, как венец всего этого великолепия, скакавшая по коробкам маленькая обезьянка, которую наш центровой где-то по случаю приобрел.
При норме личного багажа в 20 кг у наших было на каждого, наверное, килограмм по 200. В аэропорту Нью-Йорка от переплаты за чудовищный перевес нас спасло только то, что едва введенная в строй высокотехнологичная американская система учета и транспортировки багажа не выдержала нашего натиска и немедленно сломалась.
У меня была возможность внести свой вклад в этот подвиг. Знакомый корреспондент ТАСС в Нью-Йорке сказал, что знает место, где можно выгодно затариться, и мы нацелились было туда, однако оказалось, что у приятеля ограничена возможность выезда за пределы штата, и мы отказались от коммерческих планов. Им мы предпочли 'Будвайзер' и только что вышедший на большой американский экран фильм 'Глубокое горло'. Оказалось, что эта незатейливая альтернатива спасла меня от серьезных проблем.
По прилету в 'Шереметьево' сборную сразу взяли в кольцо. Быстро стало ясно, что ловили в основном ленинградцев. Их проверяли особенно тщательно. Как выяснилось впоследствии, в серьезной разработке был Ваня Дворный, занимавшийся провозом контрабанды в промышленных объемах, а главное - по совсем небезобидному перечню наименований. Говорили, что в списке его достижений были налаженные поставки драгоценных камней и металлов.
Всем было ясно, что мы попали под серьезный 'замес'. Опять на проверку багажа каждого из членов делегации таможенники тратили по полтора-два часа. Вскоре после начала досмотра случилось непредвиденное - в пенале одного из столов, на которых досматривали багаж, нашли боевой пистолет и пачку патронов к нему. Перетрясли каждого, однако никто, разумеется, не признался в причастности к находке. Оружие осталось бесхозяйным, но обстановка резко накалилась. К нам стали относиться, как к настоящим преступникам.
Не улучшила настроение таможенникам даже обезьяна, внезапно выскочившая из Сашкиного багажа. Несчастное животное арестовали и препроводили на таможенный склад. Самому Сашке было уже не до обезьяны.
А еще чуть позже произошла уже настоящая драма. Я проходил таможенный досмотр рядом с Жармухамедовым, стоя к нему спина к спине. Все произошедшее было совсем рядом от меня, и я могу присягнуть, что реакция Жара на вскрик таможенника: 'Еще пистолет!' - при открытии его чемодана была реакцией полнейшего потрясения и прострации. До сих пор Жар уверяет, что ствол ему подбросили, какие бы саркастические аллюзии на знаменитый эпизод с подброшенной валютой во сне Никанора Ивановича из 'Мастера и Маргариты' это ни вызывало.
Честно говоря, красовавшийся поверх спортивных шмоток на самом видном в чемодане месте пистолет действительно производил странное впечатление. Впрочем, это уже были разговоры в пользу бедных. Процедура пошла своим чередом: понятые, изъятие, протокол. Сотрудники таможни были исключительно злы - и поделом: одно дело - водка, икра, мохер и автомагнитолы, другое дело - боевое оружие!
У Кондрашина, под которого гипотетически мог быть 'размещен заказ', и у любителя киноискусства С. Белова ничего не нашли. Сашка Белов и Миша Коркия были уличены в серьезных нарушениях таможенного режима, с них сняли звания ЗМС и отчислили из сборной. Помню, как Мишако со своей кавказской деликатностью пытался объяснить таможеннику, что 15 автомагнитол в его багаже предназначаются в подарок его многочисленным родственникам. Большинство ребят отделались легким испугом.
Тем не менее история немедленно обросла множеством слухов. Вся Москва говорила о разоблачении преступной группировки спортсменов, провозивших через таможню тоннами наркотики, валюту и оружие. При встрече знакомые демонстрировали искреннее удивление: 'А тебя почему отпустили?..'
В отношении Дворного и Жармухамедова было возбуждено уголовное дело. Жара, говорят, 'отмазал' от тюрьмы маршал Куликов, симпатизировавший баскетбольному ЦСКА. Дело было прекращено, не знаю по каким основаниям. Его сделали 'невыездным' и также выгнали из национальной команды, вновь сняв звание ЗМС, позволив, впрочем, остаться в ЦСКА и в дальнейшем вернуться в состав сборной.
Ваня Дворный как основной фигурант оперативной разработки был осужден к лишению свободы и полтора года провел в лагере. В большой баскетбол он уже не вернулся, лишь поиграл немного после отсидки на Дальнем Востоке. В 'колыбели трех революций' на матчах 'Спартака' в 'Юбилейном' в ту пору часто можно было видеть плакат 'Свободу Луису Корвалану и Ивану Дворному!'
До следующего грандиозного скандала на таможне с участием баскетболистов, которому суждено было стать началом конца талантливейшего игрока - Александра Белова, - оставалось чуть меньше четырех лет.
*******
... После возвращения команды в Москву с розыгрыша Кубка СССР в 1982-м было объявлено о моем увольнении с должности главного тренера в связи с внезапным объявлением органами запрета на мой выезд за границу. Для офицера Советской Армии, главного тренера ЦСКА такое решение было приговором. Формальным поводом для него, как я выяснил позднее, оказались 'контакты с подозрительными элементами'.
В 1968-м в ходе турне по Южной Америке я познакомился с Николаем, русским по происхождению, живущим в Бразилии. Он оказался человеком интереснейшей судьбы. Его родители были эмигрантами, родился он в Харбине, где прожил до 1953-го, когда китайцы в течение 48 часов вычистили всех русских из города. Так он оказался в Новом Свете. Там получил высшее образование, обустроил быт, но навсегда сохранил верность Родине, на которой никогда не бывал, и любовь к русской культуре. Он был самым преданным болельщиком сборной СССР, которая ежегодно приезжала на коммерческие турне в Южную Америку.
Несмотря на то что за границей отношение к эмигрантам, ищущим контактов с нами, у нас было очень настороженное, да и сотрудники КГБ, выезжавшие с нами в загранпоездки под видом 'заместителей руководителя делегации' или 'запасных спортсменов', не дремали, практически в каждый из таких приездов я встречался с Николаем. Меня привлекали в нем именно эта любовь к Родине, а также удивительные рассказы о неизвестной мне России, которые он собрал из своего харбинского прошлого и со слов родителей. Для меня он был истинным русским, его патриотизм был намного выше, чем у многих из тех, кто был вокруг меня.
В 1982-м Николай впервые в жизни приехал в СССР. Разумеется, мы встретились, он побывал на игре ЦСКА, потом у меня дома. В этом, собственно, и состояло мое преступление, о котором кто-то стукнул в органы, разрешив таким путем ситуацию с конкуренцией в клубе. Версия, которая озвучивалась по поводу меня во время развития всей этой мерзкой истории, была откровенно иезуитская: Белов, по имеющимся сведениям, при первом удобном случае собирается стать невозвращенцем, т. е. он подозрителен и враг СССР, но при этом Белов - наша гордость и наше достояние, он зажигал огонь московской Олимпиады, и мы не можем его терять.
Мало того, что меня бесил сам по себе этот бред (сколько раз за свою карьеру я мог бы не возвратиться в Союз, если бы действительно этого хотел), принятое органами решение на корню гробило мою спортивную карьеру и вообще ставило под угрозу мое существование. Не удивительно, что я пытался бороться за свое будущее, стал метаться по властным коридорам, дошел было до Чебрикова - председателя КГБ СССР... пока умные люди мне не подсказали: не дергайся, на пять лет забудь о карьере, лучшее, что ты можешь сделать, - это затихнуть, не высовываться и этим доказать, что возникшие в отношении тебя подозрения были ошибкой и случайностью. Так мне в итоге и пришлось поступить.
Состояние мое в ту пору было ужасным, особенно первые два года после краха. Пожалуй, главным стимулом не сломаться в этот момент был пятилетний сын Сашка, за которого я чувствовал ответственность. Благодаря этому я не опустился, не запил, вел себя достойно и рассудительно. Я стал работать начальником комплексной детской школы ЦСКА по игровым видам спорта (в частности, школа культивировала баскетбол, волейбол, гандбол и большой теннис).
Мне нравилось работать с детишками, и то время, считаю, не прошло для меня даром: я много экспериментировал, многому научился, заложил своего рода дополнительную основу для будущей работы с профессиональными коллективами. Честно говоря, если бы за работу с детьми и юношами платили поприличнее, я с большим удовольствием занимался бы с ними - заинтересовать, зажечь ребенка гораздо легче, чем так называемого 'профессионала'.
Все в жизни проходит, прошли и эти пять лет. Конечно, я предпринимал осторожные усилия, для того чтобы убедить власти в своей благонадежности, при этом, естественно, не изменяя своим жизненным принципам, никого не 'сливая' и не сдавая. Я просто честно работал и пытался задействовать какие-то связи, чтобы к моему вопросу подошли объективно и справедливо. В конце концов, ценой больших нервов, в результате многих факторов, на первый взгляд случайных (например, увольнения с должности кого-то из моих высокопоставленных недоброжелателей в связи с легендарной посадкой на Красной площади Маттиаса Руста), статус 'невыездного' был с меня
снят. "
Из книги Владимира Гомельского:
"Параллельно к своему сезону на той же базе Министерства обороны в «Кудепсте» готовились хоккеисты команды ЦСКА. Руководил ею Анатолий Владимирович Тарасов - бессменный тренер армейцев в те годы. Мой папа и Анатолий Владимирович относились друг к другу с большой симпатией. Я не помню другого случая, чтобы они встречались при подготовке к важным соревнованиям и работали совместно, как в том 1967 году. Но это не значит, что Тарасов помогал Гомельскому проводить тренировки сборной СССР по баскетболу, а Гомельский занимался с хоккеистами. Нет.
Я был на этом сборе, и было интересно посмотреть, как два великих тренера каждый день обсуждают подробности своей работы и как откровенно делятся своими профессиональными секретами. С другой стороны, мне казалось, что между ними идет какое-то негласное соревнование. Причем в некоторые моменты это спортивное соперничество шло с перехлестом. В своей требовательности к игрокам на этом сборе и Анатолий Владимирович Тарасов, и Александр Яковлевич Гомельский, с моей точки зрения, могли быть и помягче.
Такие нагрузки, которые задавались их подопечным, особенно на глазах друг друга, были совершенно сумасшедшими. Представьте себе, параллельно идет зарядка и у хоккеистов, и у баскетболистов. Так вот силовая гимнастика, которую проводят баскетболисты, по мнению папы, не должна была ни в чем уступать той силовой гимнастике, которую организует Тарасов с хоккеистами. То, что бегают баскетболисты лучше хоккеистов, - это понятно, но вот то, как наши стройные двухметровые ребята должны были ворочать те каменные глыбы на пляже, которые легко таскали хоккеисты, вызывало у них особые чувства. Потели они действительно чрезмерно. Я уж не говорю, что был какой-то ропот недовольства, но, во всяком случае, камни они старались найти себе поменьше.
Побережье Черного моря у нас достаточно обрывистое, и вот на территории базы была заасфальтирована тропинка в гору, ведущая от пляжа и до последнего корпуса. И я видел, как на зарядку иногда выходили хоккеисты с клюшками и теннисными мячами, чтобы выполнить следующее упражнение: бегом, не прерывая дриблинга, от самого низа до самого верха этот мячик провести. Кто мячик терял, начинал упражнение с самого начала.
Я помню, как тихо про себя ругались Александр Павлович Рагулин и Виктор Григорьевич Кузькин, наши великие защитники, заслуженные мастера спорта, олимпийские чемпионы и многократные чемпионы мира. И не потому, что техника у них была слабее, чем у нападающих, а просто им, таким массивным и габаритным, было очень тяжело бежать в гору. «Ну совсем, старый, сдурел», - ворчали они. Хотя не был Тарасов тогда старым. Просто все игроки, которым тяжело, поминают тренера незлым тихим словом. Так и папу вспоминали баскетболисты, когда упражнения были особенно трудными.
Папа был великий труженик, он очень любил свою работу, он очень любил баскетбол. Он был фанатиком баскетбола до конца своих дней. Он своей нервной системой чувствовал, в какую сторону будет развиваться этот вид спорта, как он будет прогрессировать, и всегда очень старался быть на этой волне. Он старался разобраться в новинках, которые для себя открывал, и каким-то образом применить их на практике со своими командами. Его трудолюбие и профессиональная этика порой просто ошеломляли. Я как игрок, которого папа тренировал, и как сын, который следил за его работой, могу сказать, что не было ни единой тренировки, на которую он явился бы неподготовленным, без конспекта. Этим папа всегда гордился.
Хотя бы одно новое упражнение, но должно было быть придумано, для того чтобы эмоциональная окраска тренировки была интересна и привлекательна для игроков, чтобы на каждом занятии они делали что-то новое. Чтобы они воспринимали каждую тренировку если и не как праздник, то уж и не как серые трудовые будни. Если я не ошибаюсь, именно в 1969-м в сборной СССР появилась традиция, которая не умирала до финального матча сеульской Олимпиады 1988 года. Дежурный, а он есть в любой команде, даже в клубах НБА, в раздевалке должен был рассказать анекдот, чтобы повысить тонус команды. Сделать так, чтобы игроки перед выходом на площадку улыбнулись и вышли в хорошем настроении. Папа сам знал очень большое количество анекдотов и неплохо их рассказывал, обычно в тему добавлял что-нибудь свое. Зачастую солененькое, поскольку в мужской компании это возможно. Так что настроение, с которым работали команды, которые тренировал папа, всегда было эмоционально возвышенное и веселое.
Члены сборной СССР, став чемпионами Олимпиады-72, получили премии, а после окончания чемпионата СССР весной 1973 года команда отправилась в коммерческое турне по США и Латинской Америке. Это было что-то вроде бонуса за золотые медали на играх. Турне продолжалось около сорока дней.
По возвращении наша команда угодила в самый громкий и самый неприятный за всю свою историю таможенный скандал. В аэропорту Шереметьево на личный досмотр были отправлены все игроки, тренеры и даже руководитель делегации.
Таможенный режим в те годы был неимоверно строгим, и после этой поездки было возбуждено четыре уголовных дела и, соответственно, четыре баскетболиста получили пожизненную дисквалификацию. Под эти дела подпали Александр Белов, Алжан Жармухамедов, Михаил Коркия и Иван Дворный. Кстати, одно-единственное дело, которое дошло до суда, было дело о контрабанде Ивана Дворного. Из всей команды срок получил он один. Кроме этого еще были дисквалифицированы на год или два те игроки, которые тоже попались на таможне, но под статью Уголовного кодекса не подходили.
Как такое получилось? Алжан Жармухамедов рассказывал свою историю. Смеяться тут не над чем, но, зная Жара, человека в жизни рассеянного, можно представить, что так оно и было. Хэнк Айба пригласил нашу сборную в Техас к себе на ранчо, где всех хорошо угостили. Кроме того, оказалось, что там был тир. Ребята с удовольствием постреляли из разного вида оружия, в том числе и из пистолета. У Алжана было плохое зрение. В жизни он носил очки с толстенными стеклами, а на игру, чтобы они не падали, он выходил в очках с дужками, скрепленными на затылке. Потом, когда появились контактные линзы, он играл в линзах. Так вот он оказался худшим стрелком. Гостеприимный хозяин в качестве утешения подарил ему пистолет.
Жар бросил его в сумку, и багаж, который не нужно было брать с собой в продолжение турне, был отправлен в Москву. Таким образом, сумка Жара с пистолетом в Москву и уехала, где ее «криминальное» содержимое потом благополучно изучили на таможне. Сказать, что его вины тут нет, нельзя, но я все-таки думаю, что сделал он это по своей рассеянности. Конечно, он знал, что оружие провозить в СССР было нельзя. Ну забыл он этот пистолет выложить и отдать руководителю делегации! И потом, зная миролюбие Жара, даже трудно вообразить, в кого бы он решился стрелять.Тем не менее его наказанием стала пожизненная дисквалификация. А со всех игроков, которые были олимпийскими чемпионами, еще и сняли звание ЗМС. Справедливо? С моей точки зрения, несправедливо абсолютно.
Люди заслужили столь высокое звание исключительно за победы на спортивных площадках, и снимать его за что-то не связанное со спортом просто абсурдно.
К чему я хотел это сказать? Я на двести процентов уверен: то, что произошло со сборной СССР в 1973 году, в большой степени является виной тренера. Вот если бы тренером в тот момент был папа, такого бы не произошло ни в коем случае. Отец с его пониманием человеческой психологии, доскональным знанием людей, с которыми он работает, этого бы просто не допустил. Я не имею в виду то, что он бы устроил шмон, кто что везет в страну перед отлетом.
Но он бы не был сторонним наблюдателем и даже там, в Шереметьево, все равно что-нибудь бы придумал. А вот Владимиру Петровичу Кондрашину и Сергею Григорьевичу Башкину и в голову не пришло, что они отвечают за этих людей не только на баскетбольной площадке. В результате всех злоключений олимпийская сборная созыва 1972 года просто-напросто развалилась. На чемпионат Европы летом следующего года поехала уже совсем другая команда, в составе которой было только два олимпийских чемпиона. Следствием этого стал и результат - всего лишь третье место. Вина тренеров, что они ту команду победителей не сохранили. Ведь вне тренировочного процесса не было никакой воспитательной работы - того, чем они должны были заниматься, но или не захотели, или не смогли. Это моя личная точка зрения, я ее не навязываю, но мне кажется именно так.
....Особенно мне запомнились с того сбора какие-то совершенно невероятные нагрузки на утренней тренировке. От нашей гостиницы в Винздорфе до Круглого озера, где мы проводили зарядку, было ровно три километра пути. Подъем, построение, папа садится на велосипед и задает темп. Мы бежим три километра туда, причем последним бежит Анатолий Константинович Астахов, который никому не дает спрятаться в кусты. Прибегаем на Круглое озеро, проделываем там очень сложную зарядку на песчаном берегу, на котором бегать и прыгать было очень тяжело.
Но Александра Яковлевича это не останавливало. Комплекс упражнений, которые мы там проделывали, был предназначен явно не для того, чтобы мы приободрились и нагуляли аппетит, а для того, чтобы притомить нас до такой степени, чтобы посмотреть, кто из нас за полтора часа способен восстановиться. Я понимаю, что для тренера это, конечно, очень важно, но по отношению к игрокам выглядит по-людоедски.
В общем, к концу первого цикла мы настолько возненавидели этот папин велосипед, что идея его сломать возникла сразу не в одной голове, а в нескольких. И вот однажды мы выходим на зарядку, а велосипед стоит со спущенными колесами. Но ничего страшного, отыскался насос, два дежурных тут же накачали шины, и вскоре мы вновь двинулись вслед за нашим неутомимым тренером, восседающим на велосипеде. На следующий день колеса велосипеда были не спущены, а вспороты. То есть подкачивать было уже нечего.
Александр Яковлевич растерялся буквально на какие-то доли секунды и пропал из нашего поля зрения. Мы похихикиваем, Астахов рассказывает, кто сегодня дежурит, кто завтра... Вдруг у гостиницы останавливается военный мотоцикл с коляской, помоему отнятый у фашистов еще во Вторую мировую.
В коляске, как вы сами догадались, сидит Гомельский, и теперь мы уже бежим не за велосипедом, а за мотоциклом с коляской, отчетливо понимая, что Гомельского победить в этой войне невозможно.
Я не буду называть фамилии тех, кто выкручивал эти ниппели и вспарывал колеса, но, честно говоря, солидарны с ними были все. Ну кому же охота бегать каждое утро по семь километров, да еще в режиме гонки преследования! Велосипед можно обогнать и бежать с ним рядом метров сто. Майкл Джонсон мог пробежать так метров двести. А вот нормальный человек, даже спортсмен, не может пробежать столько времени наравне с велосипедистом, который работает в полную силу
....Кстати говоря, эти сборы в Германии тоже способствовали улучшению материального положения баскетболистов команды ЦСКА. Нам повезло, что туда и обратно мы летели на военном самолете и приземлялись в аэропорту Чкаловское, где таможенной службы отродясь не было. Поэтому если уж мы находили товары, которые можно было реализовывать на несуществующем тогда рынке в СССР, то отнять их на таможне уже никто не мог. В этом смысле я никогда не забуду свою первую поездку. У меня еще не было опыта в таких делах, и я не понимал, что из ГДР можно везти. Но старшие товарищи по команде мне сказали: «Володя, смотри, вот это сервиз «Мадонна». Сколько можешь от пола оторвать, столько и вези». «Мадонна» в ГДР стоила тридцать рублей, а у нас в комиссионный магазин сразу же ставили за сто пятьдесят."
Ситуация была трагикомическая. Нужно было срочно эвакуировать доставленный на орбиту груз. Модя, продемонстрировав чудеса изворотливости, сумел протащить на территорию деревни (до теракта это оказалось, хотя и с трудом, но возможно) своего знакомого литовца на стареньком 'Фольксвагене', который мы припарковали поблизости от нашего корпуса.
Улучив момент, мы вынесли икру из комнаты и словно две крупные нагруженные припасами мыши метнулись на 'черную' лестницу - везти наше достояние на лифте было слишком рискованно. Спуск пешком с 20 кг икры с 16-го этажа, с замиранием сердца при каждом хлопке двери, движение перебежками к 'Фольксвагену' - все это я запомнил надолго. Так начиналась наша решающая стадия подготовки к триумфальной Олимпиаде.
Кормилица. С икрой - постоянной спутницей советских загранкомандированных - вообще связано много веселых историй. В 71-м на предолимпийском турнире в Германии игроки сборной А. Сидякин и А. Болошев решили позаботиться о сохранности привезенного груза и, поскольку холодильника в номере не было, загрузили икру в ванну, чтобы залить ее холодной водой. Неизвестно доподлинно, что произошло (то ли неполадки в системе, то ли ребята просто перепутали краны), но в конечном итоге ванна оказалась заполненной не холодной водой, а кипятком. Утром ошеломленные спортсмены обнаружили, что все банки раскупорились, и 20 кг икры величественно плавают в воде хорошо, по крайней мере, что хоть не мальки осетров.
Далеко не все бизнесмены были столь добросовестными. На Сицилии, куда мы выезжали на игры практически ежегодно, из-за жаркой погоды привезенная икра часто портилась, выпирала из банок. Но нет силы, что пересилила бы русскую силу - излишек икры, не помещающийся в банку, просто удалялся, банки вновь закупоривались и успешно шли в дело.
Икру сдавали (если не прибегали к посредническим услугам главного тренера), как правило, в бары. Смешно сказать, но только за границей в возрасте под тридцать я впервые увидел, как правильно нужно открывать банку с икрой: иностранные бармены делали это, предварительно постучав по стенкам, чтобы не повредить потом прилипшие к ним драгоценные икринки.
Конечно, образ советского атлета-олимпийца, накрепко связанный с банкой икры и бутылкой водки, которые он озабоченно норовит кому-нибудь пристроить в перерывах между стартами, не мог не вызывать поначалу изумление, а затем снисходительные усмешки иностранцев. Еще раз повторюсь, это все было крайне противно.
Хорошо хоть, что ответить на этот смех мы, как правило, были в состоянии, на площадке вчистую отодрав насмешников. Думаю, что в очередные '+20' мы вкладывали еще
и свою злость - и отнюдь не 'спортивную' - на все, что нас сопровождало в нашей карьере игроков: низкие зарплаты, идиотские ограничения, безразличие и несправедливость со стороны спортивного начальства.
Игра по-крупному. К сожалению, приключения 'честных контрабандистов' далеко не всегда носили только комический характер. Были среди нас и те, кто ставил бизнес на широкую основу, при этом подчас переходя невидимую грань и совершая уже не просто выдуманные советской идеологией, а вполне настоящие, преследуемые во всем цивилизованном мире преступления.
В середине 70-х ходило много разговоров о том, что функционеры и лоббисты ЦСКА организовали травлю ленинградского 'Спартака', не брезгуя такими подлыми методами, как фабрикация дел о контрабанде. В результате якобы без вины 'спалились' выдающиеся ленинградские баскетболисты, костью в горле торчавшие у Гомельского и его окружения.
Должен разочаровать приверженцев этой версии. Как это ни прискорбно, факты свидетельствовали о том, что талантливые ленинградцы вступили в серьезную и очень нехорошую игру. В отличие от других спортсменов, промышлявших икрой, водкой, тряпьем, мохером, стереоаппаратурой, ленинградская группа, как потом выяснилось, подняла процесс на более серьезный уровень - перевозила антиквариат, драгоценные камни, валюту.
Один из представителей этого коллектива - Иван Дворный - закончил очень плохо, судом и тюрьмой. Другой питерец - Владимир Арзамасков, бронзовый призер Монреаля и чемпионата Европы-1977 - еще хуже. Он при невыясненных обстоятельствах (по официальной версии - случайно) выпал из окна гостиницы. По неофициальной версии, которой я доверяю больше, из этого окна его выбросили уголовники, с которыми он связался.
Такие истории, безусловно, бросали тень на весь советский спорт высших достижений и позорили нашу репутацию, подпитывая обывательское представление о спортсменах как о тунеядцах и зарвавшихся баловнях судьбы.
Жертвы политики. Первая громкая история на таможне случилась в 1969-м. ЦСКА возвращался домой из Испании после игр на Кубок европейских чемпионов с 'Реалом'. Советских консульских учреждений в Испании тогда не было, и визы нам открывали в Париже. Соответственно, маршрут и туда, и обратно всегда проходил через Париж.
На обратном пути мы быстро пробежали имевшиеся во французской столице 'точки'. Как это бывало много раз, меня спасла сдержанность в запросах, потому что, как вскоре выяснилось, Родина готовила нам непростую встречу.
По каким-то причинам, видимо, из-за мгновенно изменившихся погодных условий, наш самолет посадили в Ленинграде. При этом таможенные службы изменение погоды, вероятно, прогнозировали, поскольку игроков и тренеров ЦСКА сразу отделили от остальных пассажиров и начали 'шерстить'. На досмотр багажа каждого из нас тратилось не менее полутора часов. Проверяли все, вплоть до внутренностей привезенных всеми трехцветных шариковых ручек. Даже кокосовый орех, купленный кем-то в качестве экзотического сувенира, безжалостно разбили.
Досмотр, начавшийся около девяти вечера, продолжался до четырех утра. Разумеется, все это время ни у кого из членов команды не было возможности покинуть зону досмотра и тем более аэропорт. В багаже спортсменов не обнаружили ничего криминального, однако по окончании всей этой процедуры остались два бесхозяйных пакета, которые никто не признал. Всех, кто уже прошел досмотр, вновь вернули в зал, где выяснение обстоятельств совершенного преступления продолжилось. В пакетах обнаружились, ни много ни мало, аж по десять женских костюмов, привезенных явно на продажу.
В конечном счете, преступниками оказались Алжан Жармухамедов и Вовка Андреев. Видимо, в пакетах оказались также какие-то вещи, по которым их можно было идентифицировать, или они сами признались под тяжестью улик, я не уверен. Это чудовищное посягательство на основы советского строя стоило ребятам званий ЗМС.
Ходили слухи, что внезапное изменение погодных условий могло быть спланировано под Арменака Алачачяна (тренера ЦСКА), которого хотели выжить с его места многочисленные группы 'доброжелателей'. У него ничего не нашли. Кто мог быть инициатором такого принципиального подхода к армейцам, достоверно неизвестно, и обвинять никого я, разумеется, не стану. Однозначно ясно одно - если и имел место 'заказ', то, как и во многих других случаях, пострадали от него - и за сущую ерунду - совершенно не имеющие отношения к каким-либо политическим противостояниям люди. В данном случае - два наших самых талантливых 'больших'. Действительно, 'когда паны дерутся, у хлопцев чубы трещат'.
Ничто человеческое... Впрочем, нет правил без исключений. В 70-м на контрабанде попался Гомельский. Случайно или не случайно, это совпало как раз с возвращением в Москву после 'провального' для сборной СССР чемпионата мира в Любляне. Дела, конечно, не было, но от поездок за границу он был отстранен. Поработав пару лет главным тренером по баскетболу в Спорткомитете Министерства обороны, Александр Яковлевич совершил беспрецедентный подвиг - со статусом 'невыездного' умудрился стать главным тренером ЦСКА.
В 1973-м, впервые после 'отсидки' выехав за границу - на финал Кубка европейских чемпионов в Льеж - главный тренер был вынужден шарахаться от каждого куста. За ним чуть ли не официально был закреплен сопровождавший его офицер КГБ. В результате Яковлевич присматривал себе что-то в магазинах, а потом поручал мне, жившему с ним в одном номере гостиницы, по описаниям находить и приобретать то, что он выбрал.
Холодная весна 73-го... Другая таможенная история произошла с героями мюнхенских баскетбольных баталий в самом скором времени после их олимпийского триумфа. Одним из ее последствий стал фактический разгром сборной СССР, учиненный ей спортивным и политическим руководством страны, которую она представляла. Выступая в том году на чемпионате Европы половиной своего основного состава, мы с трудом заняли третье место.
Весной 73-го сборная выезжала на товарищеские игры в США. Я в Штаты из-за травмы ехать отказался и встретился с командой в Перу, где ФИБА проводила международный баскетбольный фестиваль. Кстати, именно в ходе этого турнира сборная СССР одержала последнюю победу над югославами. После этого мы проигрывали 'югам' во всех принципиальных матчах аж до 1979-го, когда их сборная приехала на чемпионат Европы в ослабленном составе. К сожалению, вскоре за этим успехом последовал самый, пожалуй, болезненный удар - проигрыш на московской Олимпиаде.
Возвращение из Перу предстояло все равно через Нью-Йорк, где мои товарищи оставили свой благоприобретенный в Америке багаж. Когда я увидел складированные в номерах советских атлетов и их тренеров коробки, я понял, что добром это не кончится. Комнаты были буквально забиты барахлом. Имущество, сложенное в номере Сашки Белова, украшала, как венец всего этого великолепия, скакавшая по коробкам маленькая обезьянка, которую наш центровой где-то по случаю приобрел.
При норме личного багажа в 20 кг у наших было на каждого, наверное, килограмм по 200. В аэропорту Нью-Йорка от переплаты за чудовищный перевес нас спасло только то, что едва введенная в строй высокотехнологичная американская система учета и транспортировки багажа не выдержала нашего натиска и немедленно сломалась.
У меня была возможность внести свой вклад в этот подвиг. Знакомый корреспондент ТАСС в Нью-Йорке сказал, что знает место, где можно выгодно затариться, и мы нацелились было туда, однако оказалось, что у приятеля ограничена возможность выезда за пределы штата, и мы отказались от коммерческих планов. Им мы предпочли 'Будвайзер' и только что вышедший на большой американский экран фильм 'Глубокое горло'. Оказалось, что эта незатейливая альтернатива спасла меня от серьезных проблем.
По прилету в 'Шереметьево' сборную сразу взяли в кольцо. Быстро стало ясно, что ловили в основном ленинградцев. Их проверяли особенно тщательно. Как выяснилось впоследствии, в серьезной разработке был Ваня Дворный, занимавшийся провозом контрабанды в промышленных объемах, а главное - по совсем небезобидному перечню наименований. Говорили, что в списке его достижений были налаженные поставки драгоценных камней и металлов.
Всем было ясно, что мы попали под серьезный 'замес'. Опять на проверку багажа каждого из членов делегации таможенники тратили по полтора-два часа. Вскоре после начала досмотра случилось непредвиденное - в пенале одного из столов, на которых досматривали багаж, нашли боевой пистолет и пачку патронов к нему. Перетрясли каждого, однако никто, разумеется, не признался в причастности к находке. Оружие осталось бесхозяйным, но обстановка резко накалилась. К нам стали относиться, как к настоящим преступникам.
Не улучшила настроение таможенникам даже обезьяна, внезапно выскочившая из Сашкиного багажа. Несчастное животное арестовали и препроводили на таможенный склад. Самому Сашке было уже не до обезьяны.
А еще чуть позже произошла уже настоящая драма. Я проходил таможенный досмотр рядом с Жармухамедовым, стоя к нему спина к спине. Все произошедшее было совсем рядом от меня, и я могу присягнуть, что реакция Жара на вскрик таможенника: 'Еще пистолет!' - при открытии его чемодана была реакцией полнейшего потрясения и прострации. До сих пор Жар уверяет, что ствол ему подбросили, какие бы саркастические аллюзии на знаменитый эпизод с подброшенной валютой во сне Никанора Ивановича из 'Мастера и Маргариты' это ни вызывало.
Честно говоря, красовавшийся поверх спортивных шмоток на самом видном в чемодане месте пистолет действительно производил странное впечатление. Впрочем, это уже были разговоры в пользу бедных. Процедура пошла своим чередом: понятые, изъятие, протокол. Сотрудники таможни были исключительно злы - и поделом: одно дело - водка, икра, мохер и автомагнитолы, другое дело - боевое оружие!
У Кондрашина, под которого гипотетически мог быть 'размещен заказ', и у любителя киноискусства С. Белова ничего не нашли. Сашка Белов и Миша Коркия были уличены в серьезных нарушениях таможенного режима, с них сняли звания ЗМС и отчислили из сборной. Помню, как Мишако со своей кавказской деликатностью пытался объяснить таможеннику, что 15 автомагнитол в его багаже предназначаются в подарок его многочисленным родственникам. Большинство ребят отделались легким испугом.
Тем не менее история немедленно обросла множеством слухов. Вся Москва говорила о разоблачении преступной группировки спортсменов, провозивших через таможню тоннами наркотики, валюту и оружие. При встрече знакомые демонстрировали искреннее удивление: 'А тебя почему отпустили?..'
В отношении Дворного и Жармухамедова было возбуждено уголовное дело. Жара, говорят, 'отмазал' от тюрьмы маршал Куликов, симпатизировавший баскетбольному ЦСКА. Дело было прекращено, не знаю по каким основаниям. Его сделали 'невыездным' и также выгнали из национальной команды, вновь сняв звание ЗМС, позволив, впрочем, остаться в ЦСКА и в дальнейшем вернуться в состав сборной.
Ваня Дворный как основной фигурант оперативной разработки был осужден к лишению свободы и полтора года провел в лагере. В большой баскетбол он уже не вернулся, лишь поиграл немного после отсидки на Дальнем Востоке. В 'колыбели трех революций' на матчах 'Спартака' в 'Юбилейном' в ту пору часто можно было видеть плакат 'Свободу Луису Корвалану и Ивану Дворному!'
До следующего грандиозного скандала на таможне с участием баскетболистов, которому суждено было стать началом конца талантливейшего игрока - Александра Белова, - оставалось чуть меньше четырех лет.
*******
... После возвращения команды в Москву с розыгрыша Кубка СССР в 1982-м было объявлено о моем увольнении с должности главного тренера в связи с внезапным объявлением органами запрета на мой выезд за границу. Для офицера Советской Армии, главного тренера ЦСКА такое решение было приговором. Формальным поводом для него, как я выяснил позднее, оказались 'контакты с подозрительными элементами'.
В 1968-м в ходе турне по Южной Америке я познакомился с Николаем, русским по происхождению, живущим в Бразилии. Он оказался человеком интереснейшей судьбы. Его родители были эмигрантами, родился он в Харбине, где прожил до 1953-го, когда китайцы в течение 48 часов вычистили всех русских из города. Так он оказался в Новом Свете. Там получил высшее образование, обустроил быт, но навсегда сохранил верность Родине, на которой никогда не бывал, и любовь к русской культуре. Он был самым преданным болельщиком сборной СССР, которая ежегодно приезжала на коммерческие турне в Южную Америку.
Несмотря на то что за границей отношение к эмигрантам, ищущим контактов с нами, у нас было очень настороженное, да и сотрудники КГБ, выезжавшие с нами в загранпоездки под видом 'заместителей руководителя делегации' или 'запасных спортсменов', не дремали, практически в каждый из таких приездов я встречался с Николаем. Меня привлекали в нем именно эта любовь к Родине, а также удивительные рассказы о неизвестной мне России, которые он собрал из своего харбинского прошлого и со слов родителей. Для меня он был истинным русским, его патриотизм был намного выше, чем у многих из тех, кто был вокруг меня.
В 1982-м Николай впервые в жизни приехал в СССР. Разумеется, мы встретились, он побывал на игре ЦСКА, потом у меня дома. В этом, собственно, и состояло мое преступление, о котором кто-то стукнул в органы, разрешив таким путем ситуацию с конкуренцией в клубе. Версия, которая озвучивалась по поводу меня во время развития всей этой мерзкой истории, была откровенно иезуитская: Белов, по имеющимся сведениям, при первом удобном случае собирается стать невозвращенцем, т. е. он подозрителен и враг СССР, но при этом Белов - наша гордость и наше достояние, он зажигал огонь московской Олимпиады, и мы не можем его терять.
Мало того, что меня бесил сам по себе этот бред (сколько раз за свою карьеру я мог бы не возвратиться в Союз, если бы действительно этого хотел), принятое органами решение на корню гробило мою спортивную карьеру и вообще ставило под угрозу мое существование. Не удивительно, что я пытался бороться за свое будущее, стал метаться по властным коридорам, дошел было до Чебрикова - председателя КГБ СССР... пока умные люди мне не подсказали: не дергайся, на пять лет забудь о карьере, лучшее, что ты можешь сделать, - это затихнуть, не высовываться и этим доказать, что возникшие в отношении тебя подозрения были ошибкой и случайностью. Так мне в итоге и пришлось поступить.
Состояние мое в ту пору было ужасным, особенно первые два года после краха. Пожалуй, главным стимулом не сломаться в этот момент был пятилетний сын Сашка, за которого я чувствовал ответственность. Благодаря этому я не опустился, не запил, вел себя достойно и рассудительно. Я стал работать начальником комплексной детской школы ЦСКА по игровым видам спорта (в частности, школа культивировала баскетбол, волейбол, гандбол и большой теннис).
Мне нравилось работать с детишками, и то время, считаю, не прошло для меня даром: я много экспериментировал, многому научился, заложил своего рода дополнительную основу для будущей работы с профессиональными коллективами. Честно говоря, если бы за работу с детьми и юношами платили поприличнее, я с большим удовольствием занимался бы с ними - заинтересовать, зажечь ребенка гораздо легче, чем так называемого 'профессионала'.
Все в жизни проходит, прошли и эти пять лет. Конечно, я предпринимал осторожные усилия, для того чтобы убедить власти в своей благонадежности, при этом, естественно, не изменяя своим жизненным принципам, никого не 'сливая' и не сдавая. Я просто честно работал и пытался задействовать какие-то связи, чтобы к моему вопросу подошли объективно и справедливо. В конце концов, ценой больших нервов, в результате многих факторов, на первый взгляд случайных (например, увольнения с должности кого-то из моих высокопоставленных недоброжелателей в связи с легендарной посадкой на Красной площади Маттиаса Руста), статус 'невыездного' был с меня
снят. "
Из книги Владимира Гомельского:
"Параллельно к своему сезону на той же базе Министерства обороны в «Кудепсте» готовились хоккеисты команды ЦСКА. Руководил ею Анатолий Владимирович Тарасов - бессменный тренер армейцев в те годы. Мой папа и Анатолий Владимирович относились друг к другу с большой симпатией. Я не помню другого случая, чтобы они встречались при подготовке к важным соревнованиям и работали совместно, как в том 1967 году. Но это не значит, что Тарасов помогал Гомельскому проводить тренировки сборной СССР по баскетболу, а Гомельский занимался с хоккеистами. Нет.
Я был на этом сборе, и было интересно посмотреть, как два великих тренера каждый день обсуждают подробности своей работы и как откровенно делятся своими профессиональными секретами. С другой стороны, мне казалось, что между ними идет какое-то негласное соревнование. Причем в некоторые моменты это спортивное соперничество шло с перехлестом. В своей требовательности к игрокам на этом сборе и Анатолий Владимирович Тарасов, и Александр Яковлевич Гомельский, с моей точки зрения, могли быть и помягче.
Такие нагрузки, которые задавались их подопечным, особенно на глазах друг друга, были совершенно сумасшедшими. Представьте себе, параллельно идет зарядка и у хоккеистов, и у баскетболистов. Так вот силовая гимнастика, которую проводят баскетболисты, по мнению папы, не должна была ни в чем уступать той силовой гимнастике, которую организует Тарасов с хоккеистами. То, что бегают баскетболисты лучше хоккеистов, - это понятно, но вот то, как наши стройные двухметровые ребята должны были ворочать те каменные глыбы на пляже, которые легко таскали хоккеисты, вызывало у них особые чувства. Потели они действительно чрезмерно. Я уж не говорю, что был какой-то ропот недовольства, но, во всяком случае, камни они старались найти себе поменьше.
Побережье Черного моря у нас достаточно обрывистое, и вот на территории базы была заасфальтирована тропинка в гору, ведущая от пляжа и до последнего корпуса. И я видел, как на зарядку иногда выходили хоккеисты с клюшками и теннисными мячами, чтобы выполнить следующее упражнение: бегом, не прерывая дриблинга, от самого низа до самого верха этот мячик провести. Кто мячик терял, начинал упражнение с самого начала.
Я помню, как тихо про себя ругались Александр Павлович Рагулин и Виктор Григорьевич Кузькин, наши великие защитники, заслуженные мастера спорта, олимпийские чемпионы и многократные чемпионы мира. И не потому, что техника у них была слабее, чем у нападающих, а просто им, таким массивным и габаритным, было очень тяжело бежать в гору. «Ну совсем, старый, сдурел», - ворчали они. Хотя не был Тарасов тогда старым. Просто все игроки, которым тяжело, поминают тренера незлым тихим словом. Так и папу вспоминали баскетболисты, когда упражнения были особенно трудными.
Папа был великий труженик, он очень любил свою работу, он очень любил баскетбол. Он был фанатиком баскетбола до конца своих дней. Он своей нервной системой чувствовал, в какую сторону будет развиваться этот вид спорта, как он будет прогрессировать, и всегда очень старался быть на этой волне. Он старался разобраться в новинках, которые для себя открывал, и каким-то образом применить их на практике со своими командами. Его трудолюбие и профессиональная этика порой просто ошеломляли. Я как игрок, которого папа тренировал, и как сын, который следил за его работой, могу сказать, что не было ни единой тренировки, на которую он явился бы неподготовленным, без конспекта. Этим папа всегда гордился.
Хотя бы одно новое упражнение, но должно было быть придумано, для того чтобы эмоциональная окраска тренировки была интересна и привлекательна для игроков, чтобы на каждом занятии они делали что-то новое. Чтобы они воспринимали каждую тренировку если и не как праздник, то уж и не как серые трудовые будни. Если я не ошибаюсь, именно в 1969-м в сборной СССР появилась традиция, которая не умирала до финального матча сеульской Олимпиады 1988 года. Дежурный, а он есть в любой команде, даже в клубах НБА, в раздевалке должен был рассказать анекдот, чтобы повысить тонус команды. Сделать так, чтобы игроки перед выходом на площадку улыбнулись и вышли в хорошем настроении. Папа сам знал очень большое количество анекдотов и неплохо их рассказывал, обычно в тему добавлял что-нибудь свое. Зачастую солененькое, поскольку в мужской компании это возможно. Так что настроение, с которым работали команды, которые тренировал папа, всегда было эмоционально возвышенное и веселое.
Члены сборной СССР, став чемпионами Олимпиады-72, получили премии, а после окончания чемпионата СССР весной 1973 года команда отправилась в коммерческое турне по США и Латинской Америке. Это было что-то вроде бонуса за золотые медали на играх. Турне продолжалось около сорока дней.
По возвращении наша команда угодила в самый громкий и самый неприятный за всю свою историю таможенный скандал. В аэропорту Шереметьево на личный досмотр были отправлены все игроки, тренеры и даже руководитель делегации.
Таможенный режим в те годы был неимоверно строгим, и после этой поездки было возбуждено четыре уголовных дела и, соответственно, четыре баскетболиста получили пожизненную дисквалификацию. Под эти дела подпали Александр Белов, Алжан Жармухамедов, Михаил Коркия и Иван Дворный. Кстати, одно-единственное дело, которое дошло до суда, было дело о контрабанде Ивана Дворного. Из всей команды срок получил он один. Кроме этого еще были дисквалифицированы на год или два те игроки, которые тоже попались на таможне, но под статью Уголовного кодекса не подходили.
Как такое получилось? Алжан Жармухамедов рассказывал свою историю. Смеяться тут не над чем, но, зная Жара, человека в жизни рассеянного, можно представить, что так оно и было. Хэнк Айба пригласил нашу сборную в Техас к себе на ранчо, где всех хорошо угостили. Кроме того, оказалось, что там был тир. Ребята с удовольствием постреляли из разного вида оружия, в том числе и из пистолета. У Алжана было плохое зрение. В жизни он носил очки с толстенными стеклами, а на игру, чтобы они не падали, он выходил в очках с дужками, скрепленными на затылке. Потом, когда появились контактные линзы, он играл в линзах. Так вот он оказался худшим стрелком. Гостеприимный хозяин в качестве утешения подарил ему пистолет.
Жар бросил его в сумку, и багаж, который не нужно было брать с собой в продолжение турне, был отправлен в Москву. Таким образом, сумка Жара с пистолетом в Москву и уехала, где ее «криминальное» содержимое потом благополучно изучили на таможне. Сказать, что его вины тут нет, нельзя, но я все-таки думаю, что сделал он это по своей рассеянности. Конечно, он знал, что оружие провозить в СССР было нельзя. Ну забыл он этот пистолет выложить и отдать руководителю делегации! И потом, зная миролюбие Жара, даже трудно вообразить, в кого бы он решился стрелять.Тем не менее его наказанием стала пожизненная дисквалификация. А со всех игроков, которые были олимпийскими чемпионами, еще и сняли звание ЗМС. Справедливо? С моей точки зрения, несправедливо абсолютно.
Люди заслужили столь высокое звание исключительно за победы на спортивных площадках, и снимать его за что-то не связанное со спортом просто абсурдно.
К чему я хотел это сказать? Я на двести процентов уверен: то, что произошло со сборной СССР в 1973 году, в большой степени является виной тренера. Вот если бы тренером в тот момент был папа, такого бы не произошло ни в коем случае. Отец с его пониманием человеческой психологии, доскональным знанием людей, с которыми он работает, этого бы просто не допустил. Я не имею в виду то, что он бы устроил шмон, кто что везет в страну перед отлетом.
Но он бы не был сторонним наблюдателем и даже там, в Шереметьево, все равно что-нибудь бы придумал. А вот Владимиру Петровичу Кондрашину и Сергею Григорьевичу Башкину и в голову не пришло, что они отвечают за этих людей не только на баскетбольной площадке. В результате всех злоключений олимпийская сборная созыва 1972 года просто-напросто развалилась. На чемпионат Европы летом следующего года поехала уже совсем другая команда, в составе которой было только два олимпийских чемпиона. Следствием этого стал и результат - всего лишь третье место. Вина тренеров, что они ту команду победителей не сохранили. Ведь вне тренировочного процесса не было никакой воспитательной работы - того, чем они должны были заниматься, но или не захотели, или не смогли. Это моя личная точка зрения, я ее не навязываю, но мне кажется именно так.
....Особенно мне запомнились с того сбора какие-то совершенно невероятные нагрузки на утренней тренировке. От нашей гостиницы в Винздорфе до Круглого озера, где мы проводили зарядку, было ровно три километра пути. Подъем, построение, папа садится на велосипед и задает темп. Мы бежим три километра туда, причем последним бежит Анатолий Константинович Астахов, который никому не дает спрятаться в кусты. Прибегаем на Круглое озеро, проделываем там очень сложную зарядку на песчаном берегу, на котором бегать и прыгать было очень тяжело.
Но Александра Яковлевича это не останавливало. Комплекс упражнений, которые мы там проделывали, был предназначен явно не для того, чтобы мы приободрились и нагуляли аппетит, а для того, чтобы притомить нас до такой степени, чтобы посмотреть, кто из нас за полтора часа способен восстановиться. Я понимаю, что для тренера это, конечно, очень важно, но по отношению к игрокам выглядит по-людоедски.
В общем, к концу первого цикла мы настолько возненавидели этот папин велосипед, что идея его сломать возникла сразу не в одной голове, а в нескольких. И вот однажды мы выходим на зарядку, а велосипед стоит со спущенными колесами. Но ничего страшного, отыскался насос, два дежурных тут же накачали шины, и вскоре мы вновь двинулись вслед за нашим неутомимым тренером, восседающим на велосипеде. На следующий день колеса велосипеда были не спущены, а вспороты. То есть подкачивать было уже нечего.
Александр Яковлевич растерялся буквально на какие-то доли секунды и пропал из нашего поля зрения. Мы похихикиваем, Астахов рассказывает, кто сегодня дежурит, кто завтра... Вдруг у гостиницы останавливается военный мотоцикл с коляской, помоему отнятый у фашистов еще во Вторую мировую.
В коляске, как вы сами догадались, сидит Гомельский, и теперь мы уже бежим не за велосипедом, а за мотоциклом с коляской, отчетливо понимая, что Гомельского победить в этой войне невозможно.
Я не буду называть фамилии тех, кто выкручивал эти ниппели и вспарывал колеса, но, честно говоря, солидарны с ними были все. Ну кому же охота бегать каждое утро по семь километров, да еще в режиме гонки преследования! Велосипед можно обогнать и бежать с ним рядом метров сто. Майкл Джонсон мог пробежать так метров двести. А вот нормальный человек, даже спортсмен, не может пробежать столько времени наравне с велосипедистом, который работает в полную силу
....Кстати говоря, эти сборы в Германии тоже способствовали улучшению материального положения баскетболистов команды ЦСКА. Нам повезло, что туда и обратно мы летели на военном самолете и приземлялись в аэропорту Чкаловское, где таможенной службы отродясь не было. Поэтому если уж мы находили товары, которые можно было реализовывать на несуществующем тогда рынке в СССР, то отнять их на таможне уже никто не мог. В этом смысле я никогда не забуду свою первую поездку. У меня еще не было опыта в таких делах, и я не понимал, что из ГДР можно везти. Но старшие товарищи по команде мне сказали: «Володя, смотри, вот это сервиз «Мадонна». Сколько можешь от пола оторвать, столько и вези». «Мадонна» в ГДР стоила тридцать рублей, а у нас в комиссионный магазин сразу же ставили за сто пятьдесят."