Байков Владимир Дмитриевич. Как правильно организовать выезд на сельхозработы.
"Студенческая колхозная страда или сельхозработы глазами доцента - завхоза
А где твой дом, гуцулочка? Карпаты! А где семья , гуцулочка? Карпаты!
Эти бодрые плавно нарастающие звуки популярной песни в половине седьмого утра оглушительно разносились в начале каждого рабочего дня по лагерю нашего студенческого сельхозотряда. На студентов это действовало не хуже трубы горниста в пионерлагерях. Но кроме этого мощные репродукторы использовались и для устрашения забредших "на огонек" местных парней. Часто бывали случаи, когда местная молодежь мужского пола, прослышав о появлении в их краях массы одиноких студенточек, приняв изрядную порцию самогона, лезла к ним и в окна, и в двери. Для предотвращения этого кроме постоянного ночного дежурства по всей территории всего лагеря мы использовали еще и привезенные с собой из города репродукторы. В случае тревоги транслировали по ним для начала завывания сирены, а затем командирским голосом возвещалось: Внимание! Всем посторонним срочно покинуть территорию лагеря! Повторяю…Это оказывало нужное действие.
Еще не так давно каждый сентябрь всех студентов первого курса отправляли на уборку урожая в колхозы и совхозы. В начале семидесятых и меня первый раз послали со студентами в качестве куратора учебной группы в совхоз "Шушары", что под Ленинградом. На следующий год, поскольку нас в совхозе наградили грамотами и выразили благодарность руководству института, то партком решил тот же состав преподавателей как хорошо зарекомендовавший себя снова послать на сельхозработы. Но часть преподавателей сказалась больными, многие аспиранты разъехались после защиты, и я оказался единственным из "старичков". В этот раз как опытного "колхозника" меня уже послали с повышением - завхозом отряда. А отряд - это целый факультет, 270 человек. Вот я и должен был обеспечивать и питание, и обмундирование, и жилище для всех студентов. Резиновые сапоги, ватники, бушлаты, накидки от дождя, койки, одеяла, простыни, матрацы, подушки - все это стало моей заботой. Кроме этого нужно было заранее подготовить и само помещение для заезда студентов: вставить разбитые стекла, поправить двери, наладить печки. Для этого еще в июне я выбрал из студентов нескольких квартирьеров. Выбирал их либо из тех, кто уже отслужил в армии или же опытных походников. Они должны были выехать в колхоз не как все, в начале сентября, а уже в середине августа. Но и возвращались домой они зато на две недели раньше остальных.
Через руководство института нам удалось добиться обеспечения нашего лагеря двухъярусными флотскими койками, находившимися на военно-морских складах. С квартирьерами мы по приезде в совхоз сразу занялись стоящими в бараках печками. Ведь в сентябре-октябре в Питере нередко по ночам бывают заморозки. Прочистили дымоходы, выгребли золу, протопили для пробы все печи. Залатали крыши будущих помещений для студентов, вставили кое-где разбитые стекла. Договорились с местной баней, чтобы один раз в неделю они отвели под помывку студентов. Затем перевезли из института три сотни ватных матрацев, кучи ватников, бушлатов и резиновых сапог. Завезли из города и огромные армейские котлы по сорок литров , большущие сковороды, другую кухонную посуду.
Для того, чтобы набраться опыта перед поездкой в совхоз я, еще начиная с мая, начал обходить преподавателей нашего вуза, которые в прошлом ездили руководителями в сельхозотряды, в студенческие стройотряды , в пионерские лагеря и подолгу беседовал с ними обо всех важных мероприятиях, необходимых для организации работы лагеря. Они подсказали мне, что нужно заранее связаться с медицинским вузом и выбрать там через их руководство не менее двух студентов старших курсов для постоянного медицинского контроля и помощи в лагере. От них я еще узнал, что в отличие от турпохода повара или поварихи, набранные из студентов, должны будут заранее пройти медицинский анализ в санэпиднадзоре. Боьльшую помощь мне оказал наш преподаватель, бывший начальник пионерского лагеря, передав журнал с полной нормой закладки продуктов на порцию для большого количества блюд. Сколько, например, надо класть соли для супа в сорокалитровый котел? Или сколько для такого же котла при варке каши нужно заложить килограммов сахарного песка? Все это было легко подсчитать с помощью этого журнала. На первых порах организации работы кухни мне это очень помогло.
Напомню, что речь идет о начале семидесятых годов, когда не было еще персональных компьютеров и Интернета, не существовало мобильных телефонов. С городом мы связывались только с помощью телефона-автомата, одиноко висевшего в центре поселка. Общаясь каждый день с сельскими конюхами, трактористами, кладовщиками, бригадирами и быстро привыкнув за это время к их раскованной речи, включающей, как правило, и ненормативную лексику, я боялся, что во время разговора по телефону с кем-нибудь из институтского начальства что-нибудь подобное у меня непроизвольно сорвется с языка.
Для каждодневной транспортировки продуктов нам в совхозе выделили телегу с лошадью. Взяв в магазине на всякий случай две бутылки водки, я пошел знакомиться с конюхом. Намекнув ему, что нуждаюсь в получении инструкций, вынул две прозрачные емкости из сумки. Он тут же достал два стакана, солидно представился: «Коляныч», и процесс моего обучения обращения с лошадью начался. После того, как мы откупорили с Колянычем вторую бутылку водки, он неожиданно меня прервал: - Ну что, давай начнем обучение? - Готов, - кивнул я. - Значит, зовут ее Майка. Иди сюда, научу, как распрягать и запрягать. Вот так я постепенно осваивал новую профессию. Команды «Но!» и «Тпру!» лошадь просто так не выполняла. Необходимо было к ним добавить привычный для ее слуха набор традиционных русских эмоциональных оборотов. Вот только тогда для лошади эти команды превращались в руководство к действию.
Как протекала жизнь в лагере? Целый день в поле - с восьми утра до пяти-шести вечера. Для перевозки обедов в поле я подрядил бригаду студентов, и они в огромных термосах доставляли всё прямо на рабочие места. Сначала сгружали и раздавали миски, ложки и кружки. Вилки никто в лагере не использовал. Потом начиналась раздача пищи. До сих пор помню одну девчушку, которая просила прямо в миску с первым загрузить и второе. - Зачем это? - удивленно спросили ее. - А вчера мне второго не хватило, - смущаясь отвечала она. Девочка была такая тихая , домашняя, ела медленно, мерно. И пока она первое доедала, все уже второе блюдо по повторному кругу принялись доедать. Всем девочкам не слишком понравились ватники , зато привлекательными для них оказались черные матросские бушлаты с блестящими золотыми пуговицами с якорьками. Они, одевшись в эти бушлаты, нередко исполняли зримую песню: "Что тебе снится, крейсер "Аврора"?" Особенно хорошо у них получались строки: Или как прежде в черных бушлатах \ В ногу шагают твои патрули"
Когда с мясом в совхозе вышли перебои, конюх посоветовал мне съездить с шофером на Ленинградский мясокомбинат, где для организаций отпускались копченые ребрышки. Я попросил замдиректора совхоза предварительно позвонить им туда, чтобы договориться. Разрешение было получено, и мы на полуторке поехали на Московский проспект, предварительно тщательно прибрав кузов машины. На территории комбината мы первым делом попали на весовую, где нашу машину взвесили, а сразу после этого нас встретил инспектор саннадзора. - Машина грязная, - сказал он, - зря приехали. Я стал убеждать его, что ведь наш товар будет упакован в ящики. Бесполезно! Тогда шофер сказал мне: - Подкинь ему десяточку. И все сразу оказалось в порядке.
На территории комбината по дороге в мясной цех нас много раз тормозили работяги: - Кореечка копченая нужна? - Колбаску зернистую возьмете? - Буженинки не надо? Я спросил шофера : - Они тут что, все торгуют? - Не торгуют, а только меняют, - объяснил мне он, вытаскивая из под сиденья бутылку водки и обменивая ее на пару батонов зернистой колбасы. Кстати, такой твердокопченой колбасы я до этого вообще не видал: мелкие-мелкие "зернышки" жира на срезе. Костя прихватил еще по ходу тоже на обмен пару "кирпичиков" буженины.
На выезде наш груз вместе с нами и машиной взвесили, но кабину осматривать не стали. И мы тронулись в обратный путь. Когда стали подъезжать к совхозу, шофер сказал мне : - Ребрышки свежие, пахнут так аппетитно. Может, продашь? - Я казенным не торгую, - гордо заявил я, - а вот подарить ящик смогу. Мы везли двадцать два ящика по двадцать килограммов в каждом. - И я смогу тебе тогда кое-что подарить, - сказал он, передавая мне "кирпичик" буженины.
В лагере мы с ребятами сгрузили все на кухню. Все кроме буженины. С закуской у нас было туговато, и я приберег это для вечернего "чая". Скажу по ходу дела, что поздно вечером, садясь с преподавателями за чай, мы для начала разливали в чайные чашечки водку. В нашу комнату преподавателей нередко забегали с какими-то вопросами студенты , и даже стаканы на столе могли вызвать у них ненужные подозрения . А вот чашечки с цветочками имели бесспорно невинный вид....
Но этому вечернему "чаю" предшествовала обычно стандартная фраза. Хотя накануне мы всегда говорили: "Пьянству бой!", на следующий день, начиная с без четверти семь повторяли как заклинание: "Надо что-то решать…" И без десяти семь наш командир с кем-нибудь из преподавателей срывался с места на своей "Яве" и мчался к закрывавшемуся ровно в семь сельскому магазину. А там его встречала дежурной улыбкой продавщица, говоря: "Что-то опять, ребятки, заработались..." и отпускала булькающий товар в прозрачной таре. В те годы, хотя с продуктами было не ахти, но о никаких суррогатах никто и слыхом не слыхивал и водку в любом магазине можно было брать безбоязненно.
Продукты, которые я получал в совхозе, оформлялись просто по накладной. В них, конечно, проставлялись вес и цена за килограмм, но все это шло по безналичному расчету и практически по себестоимости. В магазине те же самые продукты стоили намного дороже. Но кроме этого мне еще выдавались под расписку наличными в неделю 600-700 рублей. На полученные в совхозе наличные я покупал в магазине то, чего не было в совхозе: хлеб, крупы, макароны, соль, сахар, сливочное масло, сухофрукты.
Каждый день я ездил на телеге с лошадью то за продуктами на совхозные фермы, то в магазин. Деньги и накладные клал в карманы рубашки. Мне дали несметное количество этих военных рубашек, и их носили в лагере все - и студенты, и преподаватели. И вот однажды, подбивая итоги дня и подсчитывая сумму по наличным и чекам из магазина, я обнаружил недостачу в пятьсот рублей. Я обыскал все карманы - безрезультатно. По тем временам это была для меня астрономическая сумма. Напомню, что в те годы ассистент кафедры получал 105 рублей, а оклад доцента составлял 280 рублей в месяц. Я лег спать, но в пять утра меня внезапно осенило! В углу комнаты валялась куча рубашек, которые мы не стирали, а просто скидывали и меняли на новые. Я перерыл эту кучу, залезая в карманы всех рубах и ... нашел в одной из них свои недостающие чеки. Я счастливо отделался!
Еще вспоминаю, как однажды под конец дня нужно было срочно загрузить машину ящиками с морковью. У шофера кончался рабочий день, и он нас торопил. Мы вместе со студентами лихо носились с этими ящиками и швыряли их в грузовик. Взмокли все до нитки. А баня как обычно светила только в конце недели. На улице стояли три сколоченных душевых кабинки, вода в них поступала из бочек, стоявших на высоких площадках. Это был летний душ. Когда в июле-августе светило солнышко, то оно успевало нагревать воду в бочках, но нынче шел октябрь и по ночам бывали заморозки. Но вымыться хотелось страшно. Студенты, работавшие с нами, уже начали мыться, раздевшись до пояса под умывальниками.
И тут мы вдвоем с одним из преподавателей, посмотрев на них и на душевые кабинки, не сговариваясь, побежали к себе, быстро скинули с себя абсолютно все, завернулись в полотенца и, накинув сверху ватники, побежали в душ. Успели только проорать: "Чайник поставьте!". Вдогонку нам кто-то подбросил мыло. В душевой мы одновременно включили души и, сдавленно матерясь , залезли под ледяные струи. Потом перебрасывали через загородку по очереди друг другу кусок мыла. Минут через пять уже стало невмоготу. - Ну, что, выходим? - проорал я ему. Мы вытерлись докрасна. Тело горело. Выскочили из душа под студенческие аплодисменты, успев только проорать: - Кому мыло передать? Кто следующий? Желающих не оказалось. В комнате заботливые коллеги кроме чая налили нам еще по сто грамм. Мы прямо в полотенцах опрокинули их и стали неспешно одеваться. Никто из нас не заболел.
Для работ по кухне нужно было выбрать истопника. На кухне стояли две огромных плиты, для топки которых мы завезли двухметровый горбыль. Но растопить такие плиты было непростым делом . Дверцы плит, каждая на три конфорки, находились с торцевой стороны, и доски просовывались почти на всю их длину. Нужно было, чтобы огонь равномерно принялся гореть по всей длине досок. Тут пригодился мой опыт растопки плиты на кухне ленинградской коммунальной квартиры, где мы жили еще в пятидесятых годах.
Саша, отслуживший в свое время в армии, взялся за работу истопника. Сначала мы с ним вместе растапливали плиты. Завтрак у отряда начинался в семь утра, до половины восьмого все должны были успеть поесть, а в восемь - как штык уже быть на поле. Поэтому работа истопника начиналась в пять утра. Пока он доски напилит, пока растопку наколет, растопит одну плиту, потом другую, пока котлы сорокалитровые закипят. Поварихи подходили к кухне к шести утра. И начиналась варка каши или макарон, а чаще картошки, ставился чай или кофейный напиток. Бидоны с молоком я завозил еще с вечера.
Но опыт показал, что одной миской каши и кружкой чая ребят не накормишь! И тут на первом же совещании преподавателей я сказал: - Кашу нужно усиливать яйцами! Что в этой фразе было смешного, трудно сказать, но все хором грохнули. И фраза эта стала у нас с тех пор дежурной, причем почти по любому поводу. Почти каждый день я привозил с птицефермы несколько сотен яиц. Разнообразием мы студентов не баловали - либо варили все яйца вкрутую, либо жарили порционно каждое яйцо отдельно. Но делали это уже гораздо реже, так как при этом нужно было использовать много масла. Преподаватели ели вместе со всеми и садились за стол со своей группой. На столе заранее расставлялись миски с нарезанным хлебом. Изредка к завтраку покупались батоны. Вся экономия была нацелена на то, чтобы студенты к концу срока хоть немного заработали.
О том, насколько я был затюкан в первое время работы по организации лагеря можно судить только по одному примеру. Первый банный день проводился через неделю поле приезда. Сельская баня была рассчитана на одновременную помывку семидесяти "помывочных единиц", как выражался ее заведующий. И вот вторая смена, готовящихся к "помывке" девочек выжидает снаружи, а те, что уже внутри выходить и не собираются.
- Поторопите их, пожалуйста, а то мы уже ждать замерзли! - хором затянули, обращаясь ко мне стоящие на улице девчонки. Я, позабыв о том, кто именно там моется, решительно открываю дверь в раздевалку и, входя, гаркаю во весь голос: - Ребята, а у вас совесть есть?!
В ответ - истошный женский визг и крики: - А у вас? - Что у меня? - возмущаюсь я, - у вас что, часов нет? - Да где же они у нас? - отвечают наиболее смелые, повернувшись ко мне уже не спиною, а боком.
И только тут я замечаю, что меня окружают голые и полуголые юные девичьи фигуры. Одни причесываются, другие просто стоят перед мутным банным зеркалом, третьи что-то там натягивают или застегивают. Во мне ничего даже не пошевелилось, не вздрогнуло.
Для меня они не девочки и не мальчики, а в данном случае именно "помывочные единицы". И я, правда, чуть смутившись и стараясь глядеть теперь уже поверх голов, говорю им на полтона ниже, но безо всякой улыбки:
- Давайте, давайте поскорее, пожалуйста.
Нередко нас проверяли различные комиссии. Прием институтских комиссий был самым несложным делом. Сняв пробу блюд на кухне и пройдясь по студенческим баракам, члены комиссии заходили в штаб, где мы отчитывались о ходе уборки овощей, а они обещали нам в случае успешной работы выписать премию от института, а всех студентов зачислить на стипендию. Потом плавно переходили к «чайному столу». Посиделки эти очень освежали присоединявшиеся к застолью две наших студентки-медички. Одна из них всегда вовремя вставляли довольно рискованные медицинские анекдоты, а другая неплохо пела. Командир отряда перебирал в такт песням гитарные аккорды. Но вот встречать комиссии из различных партийных органов было посложнее. Они требовательно осматривали наглядную агитацию в помещении столовой и красного уголка, проверяли наличие свежих газет. Но потом все кончалось дежурным «чаепитием», и если в составе такой комиссии оказывались дамы, то у меня на этот счет был заготовлен неплохой коньяк. Если же одна из дам, значительно захмелев, просила организовать танцы, то тут в дело вступал наш комиссар. Высокого роста яркий брюнет, он просил даму помочь ему захватить в соседнем помещении магнитофон и выбрать по ее вкусу музыкальные кассеты. Она охотно удалялась с ним. Вот такое вот дамское танго... Под утро он провожал даму из комиссии на своей машине. Зато следствием таких «музыкальных антрактов» было его выступление по радио в программе «Вести с полей». Передачу мы записали на магнитофон, а кассету переслали для ознакомления в партком института в качестве отчета о нашей ударной работе.
Одними из самых важных проблем в организации лагеря были две - мероприятия по проведению студенческого досуга и удержание в тайне до самого конца точной даты отъезда из лагеря. Организовывать труд почти всегда гораздо легче, чем обустраивать досуг. Неконтролируемый досуг автоматически превращается в неуправляемую пьянку со всеми возможными и невозможными последствиями. Для упорядочения досуга мы купили несколько шахматных досок с фигурами. Смастерили из прессованной стружки стол для настольного тенниса, приобрели ракетки с шариками. Оборудовали самодельную волейбольную площадку. За весь месяц выкроилось лишь два дня отдыха.
А теперь расскажу, как следовало сообщать о дате отъезда. При преждевременном сообщении даты окончания работ и отъезда из лагеря всегда начиналась страшная неразбериха. Стоило только за день-два сообщить студентам: - Всё, ребята. Спасибо за труд! Послезавтра все уезжаем. Такое простодушное объявление грозило настоящей катастрофой. Сразу наступает конец дисциплине. На работу все выходят через пень-колоду. Все студенческие разговоры и дела теперь связаны только с тем, как отметить отвальную. Если бы дело шло о группе из десяти-пятнадцати человек, то ничего страшного не произошло бы. Но тут это касается трех сотен молодых ребят и девочек семнадцати-восемнадцати лет. Уже наметились влюбленные парочки, которые неизвестно как себя поведут при прощании и конце вольной жизни без родительского контроля. За всеми ведь не уследишь. К тому же наметились любители вечерних прогулок в поле со стогами сена...
Короче говоря, срок убытия необходимо было до конца сохранять в полной тайне. А студенты уже приблизительно за неделю до конца сельхозработ начинают приставать к преподавателям с вопросом: "Когда уезжаем?"
Но наш командир непреклонен. Он никому кроме меня не сообщает дату отъезда, которую и сам узнает только за два дня перед этим. А мне это нужно еще вот почему: я ведь должен знать, какое количество продуктов нужно иметь в запасе. А то либо студентов нечем будет кормить, либо я навезу и накуплю массу еды, а все разъедутся и ее некуда будет девать.
И вот наступает последний день, о котором никто не знает, что он таковым является. Все как обычно: ранний подъем, построение, и командир отряда объявляет строгим голосом: - Доброе утро, товарищи студенты! Сегодня... И тут он сам не может выдержать - рот у него растягивается в улыбке, глаза сияют, но он держит паузу. И сразу все всё понимают - конец! Шум, шевеление, радостный смех. - Шабаш!! - кричит во всю глотку командир. Спасибо вам за труд. Поработали отлично. А теперь праздничный завтрак! - А можно прямо сейчас уезжать? - раздаются голоса. Мы уже дома позавтракаем. Часть студентов все-таки идет на завтрак, другая часть сразу потянулась к баракам собирать вещи. Вот тут уже легко понять, кто живет в общежитии, а кто дома. Все ребята , живущие в общежитии, идут в столовую, в общаге для них никто ничего не приготовит. (комментарий: на хлопке в этот момент поджигаются туалеты)
Съездив в совхоз в качестве заместителя командира по хозяйственной части, я уже не мог в течение последующих пяти лет отбояриться от этой общественной нагрузки. Менялись только места дислокации отряда. Был совхоз "Шушары", потом - "Ленсоветовский", после - совхозы в Любани и Тосно. Но принцип работы руководства отряда был везде один - труд с пяти утра до двенадцати ночи, правда, с перерывами на легкий сон. А мне главное было не заснуть, управляя телегой на Московском шоссе. По нему нужно было проехать и развернуться, возя студентам обеды в поле в термосах. Каждый год в институте вставал вопрос: «Кого посылать командовать студенческо-колхозным хозяйством на этот раз? Конечно , выбор каждый раз падал на испытанных бойцов. И это же повторялось и на следующий год. Вместе с тем мне предлагали неоднократно и "повышение " - поехать командиром студенческого отряда. Но я категорически отказывался от этого. И вот почему. От командира в отряде исходит главным образом негатив: он заставляет рано утром вставать и выходить на работу, принуждает оставаться в поле почти в любую погоду, делает выговоры, раздает наряды, пишет докладные в деканат. А наказания могут быть разными - от лишения стипендии до отчисления из института.
От завхоза же исходит почти сплошной позитив: он обеспечивает студентов одеждой и обувью, обеспечивает кроватью, матрацем, одеялом и подушкой. И, конечно, питание тоже от него полностью зависит. Правда, ограниченность в финансовом отношении сдерживает фантазию, но все же даже в тесных денежных рамках можно развернуться. Например, почти бесплатно получая свежую капусту прямо с поля, я заквасил пару бочонков капусты. Для студентов это было подарком. Энергично напирал на руководство совхоза, чтобы для нас забивали "тощак". Ведь в день хоть один раз нужно было кормить чем-то мясным. Наладил обмен с местным населением: мы им кухонные отходы - они нам клюкву и грибы.
Удалось мне выпасть из хозяйственно-колхозной обоймы только в связи с рождением дочки. Родилась она у нас в середине августа, как раз в период горячей поры очередных сборов студентов в колхоз. На мои просьбы освободить меня от сельхозработ в связи с таким серьезным событием в моей семейной жизни и необходимостью личного участия в семейных хлопотах руководство института отреагировало довольно вяло, ссылаясь на то, что в нашей стране молодые матери и так безмерно окружены материнской заботой бесплатной и лучшей в мире советской медицины. Только после личного визита жены к парторгу института, который она произвела втайне от меня, руководство вуза пошло мне навстречу.
И все-таки через пару лет меня вызвали на заседание комиссии одного из вузов нашего района. Секретарь кафедры сообщила мне, что по слухам там разбирается какое- то подсудное дело, связанное с работой студентов в колхозе. Заседание проходило в помещении ректората. Меня представили парторгу вуза и прокурору района, одетому по форме.
Прокурор сразу начал с вопроса, обращенного ко мне, причем интонация была именно прокурорской: - Сколько раз вы ездили со студентами в совхоз? По тону вопроса это было похоже на то, как если бы меня спросили "Сколько раз вы отбывали наказание в местах лишения свободы?" .
Поэтому я решил отвечать в развернуто-демагогическом виде: - По решению руководства института, утвержденному райкомом партии Петроградского района города Ленинграда, мне было поручено....Прокурор внимательно взглянул на меня и задал второй вопрос: - Когда последний раз вы выезжали в совхоз? Я ответил. Последовал еще вопрос: - Можете ли вы по памяти сказать, какое количество сахара на нужды отряда было израсходовано за весь период сельхозработ?
Я, немного помолчав, начал так: - Могу ответить на этот вопрос следующим образом. В разные годы мы тратили на питание студентов за месяц от двух с половиной до трех тонн сахара на нужды всего отряда. - Вот видите! - взревел прокурор, - а ваш товарищ потратил на это целых десять тонн!! Не иначе, продал местным жителям как минимум семь тонн сахара для варки самогона. Вот и отсидит по годику за каждую лишнюю тонну! - Товарищ прокурор, - спросил я, стараясь охладить его пыл, - а могу я задать два вопроса моему, как вы выразились, "товарищу"? Хотя я вижу его сегодня первый раз в жизни.
Парторг вуза с извиняющейся улыбкой глянул на районного прокурора, пытаясь сгладить мою "дерзость". Прокурор кивнул: - Задавайте! - Первый вопрос, - сказал я. Вы приобретали для студентов сахарный песок или кусковой сахар? - Какая разница?! - поморщился прокурор, - сахар он и Африке сахар.
- И все-таки, - настаивал я.
Мой коллега, являвшийся на данном заседании подозреваемым, ответил тихим голосом: - В сельском магазине, где мы отоваривались, весь песок разбирали местные жители, поэтому нам оставался только пиленый и колотый сахар - Позвольте еще один вопрос? - снова обратился я к прокурору.
- Ну, давайте, - нехотя согласился он. - У вас в отряде кого было больше - мальчиков или девочек? - Протестую! - перебил прокурор. Вопрос не имеет отношения к делу. - Товарищ парторг, - обратился я к председателю собрания. Вопрос у меня очень важный, и вы убедитесь в этом через пару минут.
- Хорошо, задавайте, - согласно кивнул парторг. При этом прокурор неодобрительно зыркнул на него.
А вопрос свой я задал не случайно и ответ на него заранее знал. В этот вуз из-за преобладания женского состава мы, будучи еще студентами, нередко бегали на танцы, мужской конкуренции там почти не было, а выбор девушек был почти неограничен. - У нас в отряде, - ответил горе-завхоз, - было три сотни девочек и около пятидесяти мальчиков. - Все ясно! - сказал я. - Что же вам ясно? - иронически спросил прокурор. Думаете, что девочки там из сахара варенье варили? - он засмеялся и обвел взглядом окружающих. Я пропустил его реплику мимо ушей и приготовился к речи.
- Первый год, когда я работал завхозом в студенческом отряде, я поначалу допустил такую же ошибку. Купил частью сахарный песок, а частью фасованный кусковой сахар в пачках. Так вот расход кускового сахара гораздо больше. Ведь песок в карман ватника не насыпешь, а сахара несколько кусков всегда хочется в поле с собой захватить - он чувство голода отбивает. Поэтому многие студенты так и делают - и за завтраком, и за ужином кладут несколько кусков себе в карман. Вечером еще с сахаром в бараке чай пьют.
- А что за странный вопрос про девочек? - немного смягчившись, задал вопрос прокурор. - Девочки, - говорю я, - известные сластены. Они сахар любят намного больше, чем мальчики. Мальчики чаще после завтрака и обеда в карман ватника хлеб засовывали. Вот поэтому лишние килограммы сахара и набежали. - Вам бы, молодой человек, в адвокаты идти, - разочарованно протянул прокурор. - А мне, товарищ, и в доцентах неплохо! - нахально улыбаясь ему, бросил я. Меня попросили подписать протокол заседания комиссии. Процесс был выигран! "
Байков В.Д.родился в 1944 г. в эвакуации, в г. Юрга Кемеровской области, С 1945 г. жил в Ленинграде-Петербурге.Доктор технических наук, профессор, преподавал в течение 30 лет в ЛЭТИ. Сейчас живёт в г. Дюссельдорфе, Германия. Источник: http://proza.ru/2014/05/22/557
Комментарий: в РСФСР была своя специфика - вывозили в обжитые места, выдавали одежду. В Узбекистане на хлопке этого не было. Все матобеспечение -одежда и матрасы свои. Плюс вычеты за еду. Для vas-s-al: ни в какой методичке или справочнике об оплате труда, нормативах
экономику сельхозработ для шефов найти нельзя. Это "серая область" про которую все знают, но по официальным документам все размазано по разным ведомствам: Минпрос или Минсвязь платит зарплату и стипендии. Кто платит за транспорт, который вывозит и привозит рабочую силу из городов итд.
Байков не написал, за чей счет экипировали студентов, из каких денег он платил наличными на мясокомбинате.
Дополнительные материалы по теме: Про хлопок 80х , часть мой личный опыт, плюс опыт сверстников из других учебных заведений и фото http://soviet-life.livejournal.com/70493.html , Через несколько лет обсуждение на ташкентском форуме http://mytashkent.uz/2009/09/10/6502-hlopo/ ; про рабов на плантациях в Америке и несколько комментариев на тему http://ru-history.livejournal.com/1851946.html ; Статья из Литературной Газеты 1982
картошка от лица студентов: http://soviet-life.livejournal.com/116122.html ; концлагерь "Глинки" http://soviet-life.livejournal.com/116389.html ; http://jlm-taurus.livejournal.com/44737.html ; из книги: Лев Самуилович Клейн. "Трудно быть Клейном"
"Студентов тогда ежегодно снимали с занятий и отправляли «на картошку» - на деле не только убирать картошку, но и капусту, морковку, свеклу и прочие овощи. Наш факультет регулярно ездил в приграничный совхоз, где всё шло, как везде в российском сельском хозяйстве, к полной разрухе, народ пил напропалую, везде всё гнило и разваливалось, наживались только председатели и некоторые бригадиры. Когда наши ребята приезжали, их подолгу не кормили, помещали в грязных бараках, заставляли трудиться на бескрайних полях и практически ничего не платили, хотя всегда обещали. Вскоре после моего появления в штате факультета произошел громкий скандал: сотня студентов нашего факультета в совхозе объявила забастовку (это при советской власти!), а часть самовольно снялась с работы и отбыла домой. Комиссии долго разбирались, выяснили, что у студентов были объективные причины, ответственные получили выговоры.
На следующий год парторганизация никак не могла найти «добровольца» на руководство очередной поездкой на совхозные поля. У каждого партийца находилась чрезвычайно важная и срочная работа в городе. В отчаянии Марк Кузьмин, историк-новист и секретарь партбюро факультета, обратился ко мне: «Ты парень молодой и привычный к экспедициям. Со студентами у тебя хорошие контакты по самодеятельности. Выручи факультет. Понимаешь, боятся наши партийцы. А с тебя в случае чего взятки гладки». - «Ну, уж и гладки! Ведь найдете средства наказать». «Ну, это как водится. А ты не давай повода!» Я согласился и стал готовиться, как к экспедиции.
Перед отъездом за несколько дней собрал ребят, наслышанных о прошлом годе. Предложил прежде всего взять с собой некоторое количество продуктов на первое время. Во-вторых, назначил ответственных за отдельные операции - квартирьеров, поваров, отвечающих вообще за провиант и кормежку, разведчиков, бригадиров. Каждому расписал его обязанности и программу. Сели в автобусы и поехали. Прибыли на место - разумеется, никто не встречает, никого и не сыскать. А мне ведь нужно людей кормить, на ночлег устраивать. Я разослал квартирьеров по окрестностям с наказом найти подходящее помещение. Часа через полтора вернулись - обнаружили один двухэтажный дом, пустой и явно подготовленный к приему гостей, но запертый. Велел немедленно всем двигаться туда и дом заселить, сбив замки. Что и выполнили. Вскоре появилось и местное начальство - само нашлось! «Что ж вы так самоуправством! Вы ж не тот дом заняли. Этот дом, где жили агрономы, мы подготовили для проверочной комиссии, которая прибывает завтра. А вам мы отвели очень подходящее помещение. Митрич, покажи городским бывшую конюшню!» «Они одного объема?» «Да, одинаковые!» «Мы отсюда никуда не поедем, уже разместились. А комиссию вы отведете в бывшую конюшню, раз она такая удобная».
К этому времени вернулись с рекогносцировки мои разведчики и принесли мне планы местности с помеченными усадьбами начальства. Я спросил начальство, как обстоит дело с кормежкой. «Да мы хотели всё подготовить к вашему приезду, но, понимаете, завскладом болен (понимаем, пьян), так что сегодня уже никак, а завтра, ну к вечеру мы, наверное, сможем обеспечить вас картошкой и чем-нибудь еще, а уж потом…». Я сказал: «Вот что, сегодня мы обойдемся своими продуктами, а если завтра к утру не будет полного обеспечения всем, что обещано при договорах месяц назад, то я посылаю свои бригады собрать урожай на вот этих помеченных моими разведчиками участках. Вот, взгляните!» - и я показал им хорошо обрисованные их начальственные личные усадьбы с пометками, сколько и чего там растет.
К утру было доставлено полное обеспечение. Когда мои бригады разошлись по местам работы, я не стал показывать личный пример ударного труда, как делали некоторые мои предшественники. Вместо этого я отправился в центр поселка к местным старикам порассуждать о житье-бытье. Расспросил их, почему так бедно живут, вот ведь агрономы, бригадиры и директор живут неплохо, значит можно. Старики, задетые за живое, порассказали мне о махинациях, которыми местное начальство обеспечивает себе неплохую жизнь при общей бедности. Зачем приглашают студентов убирать урожай, - интересовался я, - ведь работники они плохие, неопытные и незаинтересованные. Кому это выгодно? Вот мне и рассказали, кто и как получает от этого выгоду. Рассказали, что наших ребят ставят на те поля, где урожай плохой и работать невыгодно. Что нормы и расценки должны соответствовать урожайности, но никто из наших этого не проверял. Теперь я был готов к разговору с местным начальством.
Прежде всего попросил поставить наших дежурных на взвешивании собранных овощей. Затем попросил представить мне утвержденные нормы и расценки. Далее попросил карту всех полей с отметками урожайности. В результате ребята обнаружили, что у них образуется неплохой доход и увеличили усилия. А при приезде нашего партначальства с инспекцией полей местные руководители очень меня нахваливали, но просили больше меня не отрывать от моей творческой работы, как они понимают, очень важной для науки."
Александр Зиновьев: "Вот возьмите эту форму рабского труда, которая приобрела такой размах в Советском Союзе и стала необходимым элементом жизни, посылку миллионов людей из городов в деревни, на стройки, в отдаленные районы. Пропаганда рассматривает ее как начало "подлинно коммунистического отношения к труду", как признак будущего райского коммунизма. Я согласен с тем, что это признак коммунизма. Только уже наступившего. И далеко не райского. Как эта форма зародилась? Очень просто. В результате политики коллективизации и индустриализации деревни опустели. А война вообще почти полностью истребила деревенское мужское население деревенские парни и мужики погибали на фронте в первую очередь. Они были на самом низу армейской иерархии, выполняли самую опасную и самую черновую военную работу. Положение в деревне стало катастрофическим. И это угрожало катастрофой всей стране.
Выход был один: послать людей из городов в деревни. Так и сделали. Часть направили насовсем. А основную массу на сезонные работы.Обратите внимание: другого выхода не было! Либо гибель, либо делать таким то единственно доступным путем. Вот вам одна из особенностей исторического творчества: необходимость. Необходимость в смысле насущной потребности и возможности реализовать ее таким путем. История подобна реке: она течет туда, куда можно течь. Она течет в "социальные" дыры. Она течет в силу законов тяготения. А когда опыт удался, люди, от которых зависела судьба масс народа и страны, сделали определенные выводы: 1) можно без катастрофического ущерба для экономики страны посылать миллионы людей из городов туда, куда нужно; 2) можно этих людей использовать как дешевую рабочую силу там, где не хватает людей и куда люди добровольно не поедут; 3) это даже удобно, так как эти люди нужны и в городах и ими можно манипулировать в масштабах государства; 4) можно эти мероприятия использовать как мощное средство коммунистического воспитания людей"
А где твой дом, гуцулочка? Карпаты! А где семья , гуцулочка? Карпаты!
Эти бодрые плавно нарастающие звуки популярной песни в половине седьмого утра оглушительно разносились в начале каждого рабочего дня по лагерю нашего студенческого сельхозотряда. На студентов это действовало не хуже трубы горниста в пионерлагерях. Но кроме этого мощные репродукторы использовались и для устрашения забредших "на огонек" местных парней. Часто бывали случаи, когда местная молодежь мужского пола, прослышав о появлении в их краях массы одиноких студенточек, приняв изрядную порцию самогона, лезла к ним и в окна, и в двери. Для предотвращения этого кроме постоянного ночного дежурства по всей территории всего лагеря мы использовали еще и привезенные с собой из города репродукторы. В случае тревоги транслировали по ним для начала завывания сирены, а затем командирским голосом возвещалось: Внимание! Всем посторонним срочно покинуть территорию лагеря! Повторяю…Это оказывало нужное действие.
Еще не так давно каждый сентябрь всех студентов первого курса отправляли на уборку урожая в колхозы и совхозы. В начале семидесятых и меня первый раз послали со студентами в качестве куратора учебной группы в совхоз "Шушары", что под Ленинградом. На следующий год, поскольку нас в совхозе наградили грамотами и выразили благодарность руководству института, то партком решил тот же состав преподавателей как хорошо зарекомендовавший себя снова послать на сельхозработы. Но часть преподавателей сказалась больными, многие аспиранты разъехались после защиты, и я оказался единственным из "старичков". В этот раз как опытного "колхозника" меня уже послали с повышением - завхозом отряда. А отряд - это целый факультет, 270 человек. Вот я и должен был обеспечивать и питание, и обмундирование, и жилище для всех студентов. Резиновые сапоги, ватники, бушлаты, накидки от дождя, койки, одеяла, простыни, матрацы, подушки - все это стало моей заботой. Кроме этого нужно было заранее подготовить и само помещение для заезда студентов: вставить разбитые стекла, поправить двери, наладить печки. Для этого еще в июне я выбрал из студентов нескольких квартирьеров. Выбирал их либо из тех, кто уже отслужил в армии или же опытных походников. Они должны были выехать в колхоз не как все, в начале сентября, а уже в середине августа. Но и возвращались домой они зато на две недели раньше остальных.
Через руководство института нам удалось добиться обеспечения нашего лагеря двухъярусными флотскими койками, находившимися на военно-морских складах. С квартирьерами мы по приезде в совхоз сразу занялись стоящими в бараках печками. Ведь в сентябре-октябре в Питере нередко по ночам бывают заморозки. Прочистили дымоходы, выгребли золу, протопили для пробы все печи. Залатали крыши будущих помещений для студентов, вставили кое-где разбитые стекла. Договорились с местной баней, чтобы один раз в неделю они отвели под помывку студентов. Затем перевезли из института три сотни ватных матрацев, кучи ватников, бушлатов и резиновых сапог. Завезли из города и огромные армейские котлы по сорок литров , большущие сковороды, другую кухонную посуду.
Для того, чтобы набраться опыта перед поездкой в совхоз я, еще начиная с мая, начал обходить преподавателей нашего вуза, которые в прошлом ездили руководителями в сельхозотряды, в студенческие стройотряды , в пионерские лагеря и подолгу беседовал с ними обо всех важных мероприятиях, необходимых для организации работы лагеря. Они подсказали мне, что нужно заранее связаться с медицинским вузом и выбрать там через их руководство не менее двух студентов старших курсов для постоянного медицинского контроля и помощи в лагере. От них я еще узнал, что в отличие от турпохода повара или поварихи, набранные из студентов, должны будут заранее пройти медицинский анализ в санэпиднадзоре. Боьльшую помощь мне оказал наш преподаватель, бывший начальник пионерского лагеря, передав журнал с полной нормой закладки продуктов на порцию для большого количества блюд. Сколько, например, надо класть соли для супа в сорокалитровый котел? Или сколько для такого же котла при варке каши нужно заложить килограммов сахарного песка? Все это было легко подсчитать с помощью этого журнала. На первых порах организации работы кухни мне это очень помогло.
Напомню, что речь идет о начале семидесятых годов, когда не было еще персональных компьютеров и Интернета, не существовало мобильных телефонов. С городом мы связывались только с помощью телефона-автомата, одиноко висевшего в центре поселка. Общаясь каждый день с сельскими конюхами, трактористами, кладовщиками, бригадирами и быстро привыкнув за это время к их раскованной речи, включающей, как правило, и ненормативную лексику, я боялся, что во время разговора по телефону с кем-нибудь из институтского начальства что-нибудь подобное у меня непроизвольно сорвется с языка.
Для каждодневной транспортировки продуктов нам в совхозе выделили телегу с лошадью. Взяв в магазине на всякий случай две бутылки водки, я пошел знакомиться с конюхом. Намекнув ему, что нуждаюсь в получении инструкций, вынул две прозрачные емкости из сумки. Он тут же достал два стакана, солидно представился: «Коляныч», и процесс моего обучения обращения с лошадью начался. После того, как мы откупорили с Колянычем вторую бутылку водки, он неожиданно меня прервал: - Ну что, давай начнем обучение? - Готов, - кивнул я. - Значит, зовут ее Майка. Иди сюда, научу, как распрягать и запрягать. Вот так я постепенно осваивал новую профессию. Команды «Но!» и «Тпру!» лошадь просто так не выполняла. Необходимо было к ним добавить привычный для ее слуха набор традиционных русских эмоциональных оборотов. Вот только тогда для лошади эти команды превращались в руководство к действию.
Как протекала жизнь в лагере? Целый день в поле - с восьми утра до пяти-шести вечера. Для перевозки обедов в поле я подрядил бригаду студентов, и они в огромных термосах доставляли всё прямо на рабочие места. Сначала сгружали и раздавали миски, ложки и кружки. Вилки никто в лагере не использовал. Потом начиналась раздача пищи. До сих пор помню одну девчушку, которая просила прямо в миску с первым загрузить и второе. - Зачем это? - удивленно спросили ее. - А вчера мне второго не хватило, - смущаясь отвечала она. Девочка была такая тихая , домашняя, ела медленно, мерно. И пока она первое доедала, все уже второе блюдо по повторному кругу принялись доедать. Всем девочкам не слишком понравились ватники , зато привлекательными для них оказались черные матросские бушлаты с блестящими золотыми пуговицами с якорьками. Они, одевшись в эти бушлаты, нередко исполняли зримую песню: "Что тебе снится, крейсер "Аврора"?" Особенно хорошо у них получались строки: Или как прежде в черных бушлатах \ В ногу шагают твои патрули"
Когда с мясом в совхозе вышли перебои, конюх посоветовал мне съездить с шофером на Ленинградский мясокомбинат, где для организаций отпускались копченые ребрышки. Я попросил замдиректора совхоза предварительно позвонить им туда, чтобы договориться. Разрешение было получено, и мы на полуторке поехали на Московский проспект, предварительно тщательно прибрав кузов машины. На территории комбината мы первым делом попали на весовую, где нашу машину взвесили, а сразу после этого нас встретил инспектор саннадзора. - Машина грязная, - сказал он, - зря приехали. Я стал убеждать его, что ведь наш товар будет упакован в ящики. Бесполезно! Тогда шофер сказал мне: - Подкинь ему десяточку. И все сразу оказалось в порядке.
На территории комбината по дороге в мясной цех нас много раз тормозили работяги: - Кореечка копченая нужна? - Колбаску зернистую возьмете? - Буженинки не надо? Я спросил шофера : - Они тут что, все торгуют? - Не торгуют, а только меняют, - объяснил мне он, вытаскивая из под сиденья бутылку водки и обменивая ее на пару батонов зернистой колбасы. Кстати, такой твердокопченой колбасы я до этого вообще не видал: мелкие-мелкие "зернышки" жира на срезе. Костя прихватил еще по ходу тоже на обмен пару "кирпичиков" буженины.
На выезде наш груз вместе с нами и машиной взвесили, но кабину осматривать не стали. И мы тронулись в обратный путь. Когда стали подъезжать к совхозу, шофер сказал мне : - Ребрышки свежие, пахнут так аппетитно. Может, продашь? - Я казенным не торгую, - гордо заявил я, - а вот подарить ящик смогу. Мы везли двадцать два ящика по двадцать килограммов в каждом. - И я смогу тебе тогда кое-что подарить, - сказал он, передавая мне "кирпичик" буженины.
В лагере мы с ребятами сгрузили все на кухню. Все кроме буженины. С закуской у нас было туговато, и я приберег это для вечернего "чая". Скажу по ходу дела, что поздно вечером, садясь с преподавателями за чай, мы для начала разливали в чайные чашечки водку. В нашу комнату преподавателей нередко забегали с какими-то вопросами студенты , и даже стаканы на столе могли вызвать у них ненужные подозрения . А вот чашечки с цветочками имели бесспорно невинный вид....
Но этому вечернему "чаю" предшествовала обычно стандартная фраза. Хотя накануне мы всегда говорили: "Пьянству бой!", на следующий день, начиная с без четверти семь повторяли как заклинание: "Надо что-то решать…" И без десяти семь наш командир с кем-нибудь из преподавателей срывался с места на своей "Яве" и мчался к закрывавшемуся ровно в семь сельскому магазину. А там его встречала дежурной улыбкой продавщица, говоря: "Что-то опять, ребятки, заработались..." и отпускала булькающий товар в прозрачной таре. В те годы, хотя с продуктами было не ахти, но о никаких суррогатах никто и слыхом не слыхивал и водку в любом магазине можно было брать безбоязненно.
Продукты, которые я получал в совхозе, оформлялись просто по накладной. В них, конечно, проставлялись вес и цена за килограмм, но все это шло по безналичному расчету и практически по себестоимости. В магазине те же самые продукты стоили намного дороже. Но кроме этого мне еще выдавались под расписку наличными в неделю 600-700 рублей. На полученные в совхозе наличные я покупал в магазине то, чего не было в совхозе: хлеб, крупы, макароны, соль, сахар, сливочное масло, сухофрукты.
Каждый день я ездил на телеге с лошадью то за продуктами на совхозные фермы, то в магазин. Деньги и накладные клал в карманы рубашки. Мне дали несметное количество этих военных рубашек, и их носили в лагере все - и студенты, и преподаватели. И вот однажды, подбивая итоги дня и подсчитывая сумму по наличным и чекам из магазина, я обнаружил недостачу в пятьсот рублей. Я обыскал все карманы - безрезультатно. По тем временам это была для меня астрономическая сумма. Напомню, что в те годы ассистент кафедры получал 105 рублей, а оклад доцента составлял 280 рублей в месяц. Я лег спать, но в пять утра меня внезапно осенило! В углу комнаты валялась куча рубашек, которые мы не стирали, а просто скидывали и меняли на новые. Я перерыл эту кучу, залезая в карманы всех рубах и ... нашел в одной из них свои недостающие чеки. Я счастливо отделался!
Еще вспоминаю, как однажды под конец дня нужно было срочно загрузить машину ящиками с морковью. У шофера кончался рабочий день, и он нас торопил. Мы вместе со студентами лихо носились с этими ящиками и швыряли их в грузовик. Взмокли все до нитки. А баня как обычно светила только в конце недели. На улице стояли три сколоченных душевых кабинки, вода в них поступала из бочек, стоявших на высоких площадках. Это был летний душ. Когда в июле-августе светило солнышко, то оно успевало нагревать воду в бочках, но нынче шел октябрь и по ночам бывали заморозки. Но вымыться хотелось страшно. Студенты, работавшие с нами, уже начали мыться, раздевшись до пояса под умывальниками.
И тут мы вдвоем с одним из преподавателей, посмотрев на них и на душевые кабинки, не сговариваясь, побежали к себе, быстро скинули с себя абсолютно все, завернулись в полотенца и, накинув сверху ватники, побежали в душ. Успели только проорать: "Чайник поставьте!". Вдогонку нам кто-то подбросил мыло. В душевой мы одновременно включили души и, сдавленно матерясь , залезли под ледяные струи. Потом перебрасывали через загородку по очереди друг другу кусок мыла. Минут через пять уже стало невмоготу. - Ну, что, выходим? - проорал я ему. Мы вытерлись докрасна. Тело горело. Выскочили из душа под студенческие аплодисменты, успев только проорать: - Кому мыло передать? Кто следующий? Желающих не оказалось. В комнате заботливые коллеги кроме чая налили нам еще по сто грамм. Мы прямо в полотенцах опрокинули их и стали неспешно одеваться. Никто из нас не заболел.
Для работ по кухне нужно было выбрать истопника. На кухне стояли две огромных плиты, для топки которых мы завезли двухметровый горбыль. Но растопить такие плиты было непростым делом . Дверцы плит, каждая на три конфорки, находились с торцевой стороны, и доски просовывались почти на всю их длину. Нужно было, чтобы огонь равномерно принялся гореть по всей длине досок. Тут пригодился мой опыт растопки плиты на кухне ленинградской коммунальной квартиры, где мы жили еще в пятидесятых годах.
Саша, отслуживший в свое время в армии, взялся за работу истопника. Сначала мы с ним вместе растапливали плиты. Завтрак у отряда начинался в семь утра, до половины восьмого все должны были успеть поесть, а в восемь - как штык уже быть на поле. Поэтому работа истопника начиналась в пять утра. Пока он доски напилит, пока растопку наколет, растопит одну плиту, потом другую, пока котлы сорокалитровые закипят. Поварихи подходили к кухне к шести утра. И начиналась варка каши или макарон, а чаще картошки, ставился чай или кофейный напиток. Бидоны с молоком я завозил еще с вечера.
Но опыт показал, что одной миской каши и кружкой чая ребят не накормишь! И тут на первом же совещании преподавателей я сказал: - Кашу нужно усиливать яйцами! Что в этой фразе было смешного, трудно сказать, но все хором грохнули. И фраза эта стала у нас с тех пор дежурной, причем почти по любому поводу. Почти каждый день я привозил с птицефермы несколько сотен яиц. Разнообразием мы студентов не баловали - либо варили все яйца вкрутую, либо жарили порционно каждое яйцо отдельно. Но делали это уже гораздо реже, так как при этом нужно было использовать много масла. Преподаватели ели вместе со всеми и садились за стол со своей группой. На столе заранее расставлялись миски с нарезанным хлебом. Изредка к завтраку покупались батоны. Вся экономия была нацелена на то, чтобы студенты к концу срока хоть немного заработали.
О том, насколько я был затюкан в первое время работы по организации лагеря можно судить только по одному примеру. Первый банный день проводился через неделю поле приезда. Сельская баня была рассчитана на одновременную помывку семидесяти "помывочных единиц", как выражался ее заведующий. И вот вторая смена, готовящихся к "помывке" девочек выжидает снаружи, а те, что уже внутри выходить и не собираются.
- Поторопите их, пожалуйста, а то мы уже ждать замерзли! - хором затянули, обращаясь ко мне стоящие на улице девчонки. Я, позабыв о том, кто именно там моется, решительно открываю дверь в раздевалку и, входя, гаркаю во весь голос: - Ребята, а у вас совесть есть?!
В ответ - истошный женский визг и крики: - А у вас? - Что у меня? - возмущаюсь я, - у вас что, часов нет? - Да где же они у нас? - отвечают наиболее смелые, повернувшись ко мне уже не спиною, а боком.
И только тут я замечаю, что меня окружают голые и полуголые юные девичьи фигуры. Одни причесываются, другие просто стоят перед мутным банным зеркалом, третьи что-то там натягивают или застегивают. Во мне ничего даже не пошевелилось, не вздрогнуло.
Для меня они не девочки и не мальчики, а в данном случае именно "помывочные единицы". И я, правда, чуть смутившись и стараясь глядеть теперь уже поверх голов, говорю им на полтона ниже, но безо всякой улыбки:
- Давайте, давайте поскорее, пожалуйста.
Нередко нас проверяли различные комиссии. Прием институтских комиссий был самым несложным делом. Сняв пробу блюд на кухне и пройдясь по студенческим баракам, члены комиссии заходили в штаб, где мы отчитывались о ходе уборки овощей, а они обещали нам в случае успешной работы выписать премию от института, а всех студентов зачислить на стипендию. Потом плавно переходили к «чайному столу». Посиделки эти очень освежали присоединявшиеся к застолью две наших студентки-медички. Одна из них всегда вовремя вставляли довольно рискованные медицинские анекдоты, а другая неплохо пела. Командир отряда перебирал в такт песням гитарные аккорды. Но вот встречать комиссии из различных партийных органов было посложнее. Они требовательно осматривали наглядную агитацию в помещении столовой и красного уголка, проверяли наличие свежих газет. Но потом все кончалось дежурным «чаепитием», и если в составе такой комиссии оказывались дамы, то у меня на этот счет был заготовлен неплохой коньяк. Если же одна из дам, значительно захмелев, просила организовать танцы, то тут в дело вступал наш комиссар. Высокого роста яркий брюнет, он просил даму помочь ему захватить в соседнем помещении магнитофон и выбрать по ее вкусу музыкальные кассеты. Она охотно удалялась с ним. Вот такое вот дамское танго... Под утро он провожал даму из комиссии на своей машине. Зато следствием таких «музыкальных антрактов» было его выступление по радио в программе «Вести с полей». Передачу мы записали на магнитофон, а кассету переслали для ознакомления в партком института в качестве отчета о нашей ударной работе.
Одними из самых важных проблем в организации лагеря были две - мероприятия по проведению студенческого досуга и удержание в тайне до самого конца точной даты отъезда из лагеря. Организовывать труд почти всегда гораздо легче, чем обустраивать досуг. Неконтролируемый досуг автоматически превращается в неуправляемую пьянку со всеми возможными и невозможными последствиями. Для упорядочения досуга мы купили несколько шахматных досок с фигурами. Смастерили из прессованной стружки стол для настольного тенниса, приобрели ракетки с шариками. Оборудовали самодельную волейбольную площадку. За весь месяц выкроилось лишь два дня отдыха.
А теперь расскажу, как следовало сообщать о дате отъезда. При преждевременном сообщении даты окончания работ и отъезда из лагеря всегда начиналась страшная неразбериха. Стоило только за день-два сообщить студентам: - Всё, ребята. Спасибо за труд! Послезавтра все уезжаем. Такое простодушное объявление грозило настоящей катастрофой. Сразу наступает конец дисциплине. На работу все выходят через пень-колоду. Все студенческие разговоры и дела теперь связаны только с тем, как отметить отвальную. Если бы дело шло о группе из десяти-пятнадцати человек, то ничего страшного не произошло бы. Но тут это касается трех сотен молодых ребят и девочек семнадцати-восемнадцати лет. Уже наметились влюбленные парочки, которые неизвестно как себя поведут при прощании и конце вольной жизни без родительского контроля. За всеми ведь не уследишь. К тому же наметились любители вечерних прогулок в поле со стогами сена...
Короче говоря, срок убытия необходимо было до конца сохранять в полной тайне. А студенты уже приблизительно за неделю до конца сельхозработ начинают приставать к преподавателям с вопросом: "Когда уезжаем?"
Но наш командир непреклонен. Он никому кроме меня не сообщает дату отъезда, которую и сам узнает только за два дня перед этим. А мне это нужно еще вот почему: я ведь должен знать, какое количество продуктов нужно иметь в запасе. А то либо студентов нечем будет кормить, либо я навезу и накуплю массу еды, а все разъедутся и ее некуда будет девать.
И вот наступает последний день, о котором никто не знает, что он таковым является. Все как обычно: ранний подъем, построение, и командир отряда объявляет строгим голосом: - Доброе утро, товарищи студенты! Сегодня... И тут он сам не может выдержать - рот у него растягивается в улыбке, глаза сияют, но он держит паузу. И сразу все всё понимают - конец! Шум, шевеление, радостный смех. - Шабаш!! - кричит во всю глотку командир. Спасибо вам за труд. Поработали отлично. А теперь праздничный завтрак! - А можно прямо сейчас уезжать? - раздаются голоса. Мы уже дома позавтракаем. Часть студентов все-таки идет на завтрак, другая часть сразу потянулась к баракам собирать вещи. Вот тут уже легко понять, кто живет в общежитии, а кто дома. Все ребята , живущие в общежитии, идут в столовую, в общаге для них никто ничего не приготовит. (комментарий: на хлопке в этот момент поджигаются туалеты)
Съездив в совхоз в качестве заместителя командира по хозяйственной части, я уже не мог в течение последующих пяти лет отбояриться от этой общественной нагрузки. Менялись только места дислокации отряда. Был совхоз "Шушары", потом - "Ленсоветовский", после - совхозы в Любани и Тосно. Но принцип работы руководства отряда был везде один - труд с пяти утра до двенадцати ночи, правда, с перерывами на легкий сон. А мне главное было не заснуть, управляя телегой на Московском шоссе. По нему нужно было проехать и развернуться, возя студентам обеды в поле в термосах. Каждый год в институте вставал вопрос: «Кого посылать командовать студенческо-колхозным хозяйством на этот раз? Конечно , выбор каждый раз падал на испытанных бойцов. И это же повторялось и на следующий год. Вместе с тем мне предлагали неоднократно и "повышение " - поехать командиром студенческого отряда. Но я категорически отказывался от этого. И вот почему. От командира в отряде исходит главным образом негатив: он заставляет рано утром вставать и выходить на работу, принуждает оставаться в поле почти в любую погоду, делает выговоры, раздает наряды, пишет докладные в деканат. А наказания могут быть разными - от лишения стипендии до отчисления из института.
От завхоза же исходит почти сплошной позитив: он обеспечивает студентов одеждой и обувью, обеспечивает кроватью, матрацем, одеялом и подушкой. И, конечно, питание тоже от него полностью зависит. Правда, ограниченность в финансовом отношении сдерживает фантазию, но все же даже в тесных денежных рамках можно развернуться. Например, почти бесплатно получая свежую капусту прямо с поля, я заквасил пару бочонков капусты. Для студентов это было подарком. Энергично напирал на руководство совхоза, чтобы для нас забивали "тощак". Ведь в день хоть один раз нужно было кормить чем-то мясным. Наладил обмен с местным населением: мы им кухонные отходы - они нам клюкву и грибы.
Удалось мне выпасть из хозяйственно-колхозной обоймы только в связи с рождением дочки. Родилась она у нас в середине августа, как раз в период горячей поры очередных сборов студентов в колхоз. На мои просьбы освободить меня от сельхозработ в связи с таким серьезным событием в моей семейной жизни и необходимостью личного участия в семейных хлопотах руководство института отреагировало довольно вяло, ссылаясь на то, что в нашей стране молодые матери и так безмерно окружены материнской заботой бесплатной и лучшей в мире советской медицины. Только после личного визита жены к парторгу института, который она произвела втайне от меня, руководство вуза пошло мне навстречу.
И все-таки через пару лет меня вызвали на заседание комиссии одного из вузов нашего района. Секретарь кафедры сообщила мне, что по слухам там разбирается какое- то подсудное дело, связанное с работой студентов в колхозе. Заседание проходило в помещении ректората. Меня представили парторгу вуза и прокурору района, одетому по форме.
Прокурор сразу начал с вопроса, обращенного ко мне, причем интонация была именно прокурорской: - Сколько раз вы ездили со студентами в совхоз? По тону вопроса это было похоже на то, как если бы меня спросили "Сколько раз вы отбывали наказание в местах лишения свободы?" .
Поэтому я решил отвечать в развернуто-демагогическом виде: - По решению руководства института, утвержденному райкомом партии Петроградского района города Ленинграда, мне было поручено....Прокурор внимательно взглянул на меня и задал второй вопрос: - Когда последний раз вы выезжали в совхоз? Я ответил. Последовал еще вопрос: - Можете ли вы по памяти сказать, какое количество сахара на нужды отряда было израсходовано за весь период сельхозработ?
Я, немного помолчав, начал так: - Могу ответить на этот вопрос следующим образом. В разные годы мы тратили на питание студентов за месяц от двух с половиной до трех тонн сахара на нужды всего отряда. - Вот видите! - взревел прокурор, - а ваш товарищ потратил на это целых десять тонн!! Не иначе, продал местным жителям как минимум семь тонн сахара для варки самогона. Вот и отсидит по годику за каждую лишнюю тонну! - Товарищ прокурор, - спросил я, стараясь охладить его пыл, - а могу я задать два вопроса моему, как вы выразились, "товарищу"? Хотя я вижу его сегодня первый раз в жизни.
Парторг вуза с извиняющейся улыбкой глянул на районного прокурора, пытаясь сгладить мою "дерзость". Прокурор кивнул: - Задавайте! - Первый вопрос, - сказал я. Вы приобретали для студентов сахарный песок или кусковой сахар? - Какая разница?! - поморщился прокурор, - сахар он и Африке сахар.
- И все-таки, - настаивал я.
Мой коллега, являвшийся на данном заседании подозреваемым, ответил тихим голосом: - В сельском магазине, где мы отоваривались, весь песок разбирали местные жители, поэтому нам оставался только пиленый и колотый сахар - Позвольте еще один вопрос? - снова обратился я к прокурору.
- Ну, давайте, - нехотя согласился он. - У вас в отряде кого было больше - мальчиков или девочек? - Протестую! - перебил прокурор. Вопрос не имеет отношения к делу. - Товарищ парторг, - обратился я к председателю собрания. Вопрос у меня очень важный, и вы убедитесь в этом через пару минут.
- Хорошо, задавайте, - согласно кивнул парторг. При этом прокурор неодобрительно зыркнул на него.
А вопрос свой я задал не случайно и ответ на него заранее знал. В этот вуз из-за преобладания женского состава мы, будучи еще студентами, нередко бегали на танцы, мужской конкуренции там почти не было, а выбор девушек был почти неограничен. - У нас в отряде, - ответил горе-завхоз, - было три сотни девочек и около пятидесяти мальчиков. - Все ясно! - сказал я. - Что же вам ясно? - иронически спросил прокурор. Думаете, что девочки там из сахара варенье варили? - он засмеялся и обвел взглядом окружающих. Я пропустил его реплику мимо ушей и приготовился к речи.
- Первый год, когда я работал завхозом в студенческом отряде, я поначалу допустил такую же ошибку. Купил частью сахарный песок, а частью фасованный кусковой сахар в пачках. Так вот расход кускового сахара гораздо больше. Ведь песок в карман ватника не насыпешь, а сахара несколько кусков всегда хочется в поле с собой захватить - он чувство голода отбивает. Поэтому многие студенты так и делают - и за завтраком, и за ужином кладут несколько кусков себе в карман. Вечером еще с сахаром в бараке чай пьют.
- А что за странный вопрос про девочек? - немного смягчившись, задал вопрос прокурор. - Девочки, - говорю я, - известные сластены. Они сахар любят намного больше, чем мальчики. Мальчики чаще после завтрака и обеда в карман ватника хлеб засовывали. Вот поэтому лишние килограммы сахара и набежали. - Вам бы, молодой человек, в адвокаты идти, - разочарованно протянул прокурор. - А мне, товарищ, и в доцентах неплохо! - нахально улыбаясь ему, бросил я. Меня попросили подписать протокол заседания комиссии. Процесс был выигран! "
Байков В.Д.родился в 1944 г. в эвакуации, в г. Юрга Кемеровской области, С 1945 г. жил в Ленинграде-Петербурге.Доктор технических наук, профессор, преподавал в течение 30 лет в ЛЭТИ. Сейчас живёт в г. Дюссельдорфе, Германия. Источник: http://proza.ru/2014/05/22/557
Комментарий: в РСФСР была своя специфика - вывозили в обжитые места, выдавали одежду. В Узбекистане на хлопке этого не было. Все матобеспечение -одежда и матрасы свои. Плюс вычеты за еду. Для vas-s-al: ни в какой методичке или справочнике об оплате труда, нормативах
экономику сельхозработ для шефов найти нельзя. Это "серая область" про которую все знают, но по официальным документам все размазано по разным ведомствам: Минпрос или Минсвязь платит зарплату и стипендии. Кто платит за транспорт, который вывозит и привозит рабочую силу из городов итд.
Байков не написал, за чей счет экипировали студентов, из каких денег он платил наличными на мясокомбинате.
Дополнительные материалы по теме: Про хлопок 80х , часть мой личный опыт, плюс опыт сверстников из других учебных заведений и фото http://soviet-life.livejournal.com/70493.html , Через несколько лет обсуждение на ташкентском форуме http://mytashkent.uz/2009/09/10/6502-hlopo/ ; про рабов на плантациях в Америке и несколько комментариев на тему http://ru-history.livejournal.com/1851946.html ; Статья из Литературной Газеты 1982
картошка от лица студентов: http://soviet-life.livejournal.com/116122.html ; концлагерь "Глинки" http://soviet-life.livejournal.com/116389.html ; http://jlm-taurus.livejournal.com/44737.html ; из книги: Лев Самуилович Клейн. "Трудно быть Клейном"
"Студентов тогда ежегодно снимали с занятий и отправляли «на картошку» - на деле не только убирать картошку, но и капусту, морковку, свеклу и прочие овощи. Наш факультет регулярно ездил в приграничный совхоз, где всё шло, как везде в российском сельском хозяйстве, к полной разрухе, народ пил напропалую, везде всё гнило и разваливалось, наживались только председатели и некоторые бригадиры. Когда наши ребята приезжали, их подолгу не кормили, помещали в грязных бараках, заставляли трудиться на бескрайних полях и практически ничего не платили, хотя всегда обещали. Вскоре после моего появления в штате факультета произошел громкий скандал: сотня студентов нашего факультета в совхозе объявила забастовку (это при советской власти!), а часть самовольно снялась с работы и отбыла домой. Комиссии долго разбирались, выяснили, что у студентов были объективные причины, ответственные получили выговоры.
На следующий год парторганизация никак не могла найти «добровольца» на руководство очередной поездкой на совхозные поля. У каждого партийца находилась чрезвычайно важная и срочная работа в городе. В отчаянии Марк Кузьмин, историк-новист и секретарь партбюро факультета, обратился ко мне: «Ты парень молодой и привычный к экспедициям. Со студентами у тебя хорошие контакты по самодеятельности. Выручи факультет. Понимаешь, боятся наши партийцы. А с тебя в случае чего взятки гладки». - «Ну, уж и гладки! Ведь найдете средства наказать». «Ну, это как водится. А ты не давай повода!» Я согласился и стал готовиться, как к экспедиции.
Перед отъездом за несколько дней собрал ребят, наслышанных о прошлом годе. Предложил прежде всего взять с собой некоторое количество продуктов на первое время. Во-вторых, назначил ответственных за отдельные операции - квартирьеров, поваров, отвечающих вообще за провиант и кормежку, разведчиков, бригадиров. Каждому расписал его обязанности и программу. Сели в автобусы и поехали. Прибыли на место - разумеется, никто не встречает, никого и не сыскать. А мне ведь нужно людей кормить, на ночлег устраивать. Я разослал квартирьеров по окрестностям с наказом найти подходящее помещение. Часа через полтора вернулись - обнаружили один двухэтажный дом, пустой и явно подготовленный к приему гостей, но запертый. Велел немедленно всем двигаться туда и дом заселить, сбив замки. Что и выполнили. Вскоре появилось и местное начальство - само нашлось! «Что ж вы так самоуправством! Вы ж не тот дом заняли. Этот дом, где жили агрономы, мы подготовили для проверочной комиссии, которая прибывает завтра. А вам мы отвели очень подходящее помещение. Митрич, покажи городским бывшую конюшню!» «Они одного объема?» «Да, одинаковые!» «Мы отсюда никуда не поедем, уже разместились. А комиссию вы отведете в бывшую конюшню, раз она такая удобная».
К этому времени вернулись с рекогносцировки мои разведчики и принесли мне планы местности с помеченными усадьбами начальства. Я спросил начальство, как обстоит дело с кормежкой. «Да мы хотели всё подготовить к вашему приезду, но, понимаете, завскладом болен (понимаем, пьян), так что сегодня уже никак, а завтра, ну к вечеру мы, наверное, сможем обеспечить вас картошкой и чем-нибудь еще, а уж потом…». Я сказал: «Вот что, сегодня мы обойдемся своими продуктами, а если завтра к утру не будет полного обеспечения всем, что обещано при договорах месяц назад, то я посылаю свои бригады собрать урожай на вот этих помеченных моими разведчиками участках. Вот, взгляните!» - и я показал им хорошо обрисованные их начальственные личные усадьбы с пометками, сколько и чего там растет.
К утру было доставлено полное обеспечение. Когда мои бригады разошлись по местам работы, я не стал показывать личный пример ударного труда, как делали некоторые мои предшественники. Вместо этого я отправился в центр поселка к местным старикам порассуждать о житье-бытье. Расспросил их, почему так бедно живут, вот ведь агрономы, бригадиры и директор живут неплохо, значит можно. Старики, задетые за живое, порассказали мне о махинациях, которыми местное начальство обеспечивает себе неплохую жизнь при общей бедности. Зачем приглашают студентов убирать урожай, - интересовался я, - ведь работники они плохие, неопытные и незаинтересованные. Кому это выгодно? Вот мне и рассказали, кто и как получает от этого выгоду. Рассказали, что наших ребят ставят на те поля, где урожай плохой и работать невыгодно. Что нормы и расценки должны соответствовать урожайности, но никто из наших этого не проверял. Теперь я был готов к разговору с местным начальством.
Прежде всего попросил поставить наших дежурных на взвешивании собранных овощей. Затем попросил представить мне утвержденные нормы и расценки. Далее попросил карту всех полей с отметками урожайности. В результате ребята обнаружили, что у них образуется неплохой доход и увеличили усилия. А при приезде нашего партначальства с инспекцией полей местные руководители очень меня нахваливали, но просили больше меня не отрывать от моей творческой работы, как они понимают, очень важной для науки."
Александр Зиновьев: "Вот возьмите эту форму рабского труда, которая приобрела такой размах в Советском Союзе и стала необходимым элементом жизни, посылку миллионов людей из городов в деревни, на стройки, в отдаленные районы. Пропаганда рассматривает ее как начало "подлинно коммунистического отношения к труду", как признак будущего райского коммунизма. Я согласен с тем, что это признак коммунизма. Только уже наступившего. И далеко не райского. Как эта форма зародилась? Очень просто. В результате политики коллективизации и индустриализации деревни опустели. А война вообще почти полностью истребила деревенское мужское население деревенские парни и мужики погибали на фронте в первую очередь. Они были на самом низу армейской иерархии, выполняли самую опасную и самую черновую военную работу. Положение в деревне стало катастрофическим. И это угрожало катастрофой всей стране.
Выход был один: послать людей из городов в деревни. Так и сделали. Часть направили насовсем. А основную массу на сезонные работы.Обратите внимание: другого выхода не было! Либо гибель, либо делать таким то единственно доступным путем. Вот вам одна из особенностей исторического творчества: необходимость. Необходимость в смысле насущной потребности и возможности реализовать ее таким путем. История подобна реке: она течет туда, куда можно течь. Она течет в "социальные" дыры. Она течет в силу законов тяготения. А когда опыт удался, люди, от которых зависела судьба масс народа и страны, сделали определенные выводы: 1) можно без катастрофического ущерба для экономики страны посылать миллионы людей из городов туда, куда нужно; 2) можно этих людей использовать как дешевую рабочую силу там, где не хватает людей и куда люди добровольно не поедут; 3) это даже удобно, так как эти люди нужны и в городах и ими можно манипулировать в масштабах государства; 4) можно эти мероприятия использовать как мощное средство коммунистического воспитания людей"