Алякринский Андрей Парфентьевич 1979 ФПК, Москва. МГУ
"Он родился в 1924 году в Красноводске, в 1941 году поступил на физико-математический факультет Среднеазиатского государственного университета, откуда в декабре 1942 года был призван в Красную армию. Воевал на 3 Украинском фронте, прошел путь от города Изюм в Харьковской области Украины до Вены. Демобилизовавшись в 1947 году, он не вернулся к физике и поступил на филологический факультет университета. С 1952 года он преподаватель ТашГУ, с начала 1970-х годов работал на кафедре литературы народов СССР, преподавал узбекскую, таджикскую, украинскую, белорусскую и прибалтийские литературы; по последним он выпустил несколько учебных пособий (об одном из них идет речь в этих письмах). Уже выйдя на пенсию, отец назвал «литературу народов СССР» «горьким хлебом» - охват материала в курсе был невероятный, читать лекции помогала память и эрудиция - помню, что папа был «ходячей энциклопедией», от него можно было получить ответы на вопросы, касающиеся самых разных областей знания."
Публикатор, дочь автора писем Алякринская М.А.
https://spbspeaks.ru/2024/07/13/%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%B5%D0%B9-%D0%B0%D0%BB%D1%8F%D0%BA%D1%80%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D0%BC%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5-%D0%B7%D0%B0%D0%BF%D0%B8/
Для публикации я выбрала письма первой половины 1979 года, В те далекие времена преподаватели высшей школы (в отличие от нынешних) еще имели возможность раз в пять лет повышать квалификацию с отрывом от основной деятельности. Вот и отец с февраля по июнь 1979 года занимался на факультете повышения квалификации (ФПК) филологического факультета МГУ
***
"...Задумываюсь над своим будущим: через месяц мне ехать на 4 месяца в Москву. Четыре месяца вдали от моего дивана, какой ужас! И маму оставить одну! Ведь она устроит ремонт, она воображает, что если устроит какие-то «изолированные комнаты», то ленинградцы толпой кинутся меняться, сам Романов, наверное, пожелает оставить ей свою ленинградскую квартиру и переехать в Ташкент. Боюсь маму одну оставлять, вокруг соблазны в лице магазина ТуркВО, а ведь ещё у мамы нет дублёнки, и у тебя нет дубленки… Что змей дал Еве? Змей дал Еве дублёнку.
14 февраля Теперь мой адрес таков: Москва, Шверника, 19. ДАС, корпус 1, комната 605. Адрес может измениться: вчера мы были в гостях у Толика, его новая жена, которая ведает здесь стажерами, пытается устроить меня на Ленгоры. Там ближе к местам занятий и уютнее. Но этот перевод может не состояться, все рвутся на Ленгоры, официально же переводят только профессоров и инвалидов Отечественной войны. Жена Толика посоветовала написать заявление, указать в нём, что ранение мешает мне жить в ДАСе. Сгоряча я пообещал ей написать, но не написал.
Тоскливо в первый день в Москве, толпы народа, но никому ты не нужен. В ДАСе много разных «гитик» (помнишь, у Кассиля: наука имеет много гитик). Есть плавательный бассейн, киноконцертный зал. Но мне и в кино не хочется идти. Всё что-то нейдёт. Новые ботинки, купленные мамой, жмут, ручка с синими чернилами пишет плохо, в спину дует и т. п. Дорога была очень хорошая, всё попадались интересные люди, разговаривали, смотрели в окно, в поезде было тепло.
Впереди куча дел: ходить на лекции, записываться в библиотеку. Москвичи сами носятся, как оголтелые, и других заставляют. Комната, где раздают жилье, здесь называется «отдел поселения». Я сразу вспомнил, как при царях ссылали на поселение.
А в Москве наступила весна света, как говорил Пришвин. Так сегодня всё сверкает, так быстро тают грязные сугробы! В центре, около старого здания МГУ, всё уже сухо, а на Ленгорах по тротуарам струятся ручьи, и троллейбусы несутся как торпедные катера в бурных водах. Сегодня возобновил зарядку, вновь вылезал на улицу, скакал и размахивал руками и ногами.
Работай, Рыженький. Посмотрел я на филфак МГУ и порадовался, что тебя здесь нет. Отовсюду торчат клыки и резцы. Сожрут, как пирожок, даже не почувствуешь.
9 марта Праздники у меня проходят скучно, сама знаешь, каковы праздники на чужбине. Позвал нас с Эриком вчера Толик. Пошли с неохотой - хорошо больно работалось. Я купил бутылку коньяка за 6 руб. 32 коп., а М-в взял полкило трюфелей по 11 руб. за килограмм. Лидии Дмитриевне, жене Толика, мы обязаны своим житьем на Ленгорах. Пришли в гости и погрузились в ворох житейских проблем. В двух комнатах живет мать Лидии Дмитриевны, ее взрослый сын (жена сына обитает ещё где-то), и Толик с Лидией Дмитриевной. Все находятся между собой в состоянии холодной войны. Красота Москвы кончается, как только переступаешь порог московской квартиры - москвичи сжаты, как зёрна граната, и живут в атмосфере постоянной нехватки человечности. Есть такая категория, ею можно мерить состояние жизни в городах. Мы сидели, пировали, но это напоминало пир во время чумы. Нет, для такой «городской» жизни человек должен иметь занятие, иначе он с ума сойдёт. Стихи надо писать, заниматься лыжным спортом или грабить прохожих по ночам.
А город прекрасный! Прекрасна природа, прекрасны улицы. Вчера весь день был солнечный, слепило глаза, тепло до +8, кругом потоки. Прогуливался на Воробьёвых горах, больше никуда не хожу. Слава Богу, завтра пойду в библиотеку, соскучился за два дня.
Пишу день и ночь, но движется медленно. Сегодня проснулся в 4 часа утра, писал до 7-ми. Затем уснул на часок и снова, проснувшись, уцепился за ручку. Пишу на кровати лежа, приспособил дощечку для стола - всё как в лучших домах Филадельфии. Пишу про Межелайтиса. Как кончу - видно, это никогда не случится, конца края не видать - возьмусь за Авижюса. За стеной немецкий говор, вчера были пьяненькие с Мамедовым, хотели им спеть: «Вставай, страна огромная!»
14 марта Пишу. Написал раздел про поэму основоположника литовской литературы Донелайтиса, теперь заканчиваю раздел про Межелайтиса, попил из меня крови Межелайтис. Затем буду писать про Авижюса. Мама прислала два письма, она сильно измотана визитами, к ней не зарастает народная тропа. Написала про разные страсти: толстуха-татарка, что торговала газетами возле нас, вместе с сыном убила человека в своей квартире. Занятий у меня мало. Позавчера слушал лекцию профессора Поспелова. Такой старичок, божий одуванчик, всё толковал про Гегеля, я его окрестил про себя «младогегельянцем».
Получил сегодня новый «московский» паспорт с московской пропиской. Ни на какие культурные мероприятия не хожу, в магазины тоже (один раз только был в ГУМе, купил тетради и пачку скрепок за 21 копейку). Часто гуляю по Ленинским горам, смотрю на Москву. Такова моя суровая аскетическая жизнь.
23 марта Сегодня получил твое письмо, и день от этого был радостный. Я как-то буксую на месте, то продвинусь немного вперёд, то останавливаюсь. Заканчиваю вторую главу, я с нее и начал, первая еще впереди. Здесь у меня рассказ о трех литовских писателях: Донелайтисе, Межелайтисе, Авижюсе. О первых двух написал - где с радостью, где со скрежетом зубовным. Буксую на Авижюсе. Трудно писать о родной литературе, ещё хуже о чужой.
Занятий почти нет. В понедельник и среду читают «светила»: профессора Поспелов, Овчаренко. У Поспелова учебники теории литературы, Овчаренко ездил в Америку. Год просвещал американцев в университетах по проблемам соцреализма. На вопрос американцев, как он смотрит на перспективы развития советской сатиры, ответил, что от советской сатиры остались только рога и копыта на 16-й странице «Литературной газеты». Это он нам сказал. Думаю, соврал. Глобальных идей и откровений мы не слышим. Ещё Овчаренко любит обороты типа «когда я был у Пикассо». Только и интересен живыми деталями. Вот один из его рассказов: «Захотел я иметь рукопись Шолохова, хотя раритетов никаких не собираю. Возможность такая была, друг у меня работал в Госиздате.
Позвонил ему, он обнадежил, сказал, как наберут «Поднятую целину», рукопись отдаст мне. Отдал, слово сдержал. И что я получил? Машинопись, где два слова всего рукой Шолохова: подпись и одно исправление. Так он работает. Всё написанное жена на машинке перепечатывает, рукописи уничтожает (не знаю, кто тут врет: жена или Овчаренко). А что было исправлено? На шашке (помните, там всё Половцев с шашкой ходил) на темляке ее шесть ремешочков есть, и каждый из них свое казачье название имеет. Здесь ошибся Шолохов, один из ремешков неправильно назвал. Ошибку заметил старый казачий офицер в Латинской Америке. Письмо прислал. Переслали Шолохову, тот дал команду остановить печатание книги. Приехал в Москву, внес исправления своей рукой. Вот какой строгий реалист!» Вот такие байки у Овчаренко изредка мелькают, а глобальных идей нет.
Первое удовольствие от научной мысли получил вчера. На филфаке МГУ состоялось заседание методологического семинара, посвященное обсуждению сборника, выпущенного учеными ИМЛИ по вопросам историзма в литературоведении. Здесь выступили многие профессора: Кулешов, Аникин, Пустовойт, авторы сборника - Поляков, Борев. Был сюжет. Сравнительно молодые ученые натолкали в сборник новых идей (структурализм), на новизну кинулось старое вороньё - традиционалисты. Пикировались со страстью, остроумно. Первый и единственный раз в Москве запахло мыслью.
4 апреля Жизнь моя в последние дни стала ярче, в понедельник прекрасную лекцию нам прочитал завкафедрой теории литературы профессор Петр Алексеевич Николаев. Рассказывал о разных «еретических» идеях в литературоведении: так, один критик доказывает, что письмо Белинского Гоголю - заблуждение, что Белинский раскаивался, хотел написать об этом, но не успел - умер; другой критик говорит, что Обломов неверно понят, это здоровый естественный добрый русский тип, а из Штольца впоследствии выйдут фашисты и американцы с атомной бомбой.
Разъяснил термин «информационный роман», введённый, кажется, Эльсбергом. Информацию такой роман несёт, а художественных открытий не содержит, например, «Живые и мертвые» Симонова или «Блокада» Чаковского. По-моему, верно. У меня всё время вертелось, что «Живые и мертвые» - второго сорта, ну, можно ли роман диктовать на магнитофон, а затем править стенограмму, сделанную машинисткой? Это подслащенные сиропом псевдофилософских рассуждений мемуарчики. Не то, что у Распутина: с кровью, мясом, как корень, выдираемый из земли, трещит, рвётся, земля сыплется.
Много рассказывал Николаев о Японии, он там читал в университете в Токио. Говорил об огромном значении гуманитарного образования - в Америке и Японии гуманитарный бум. Гуманитарии, конечно, учатся не по нашим программам. В Токио более 60 университетов, некоторые очень крупные - до 80 000 человек. С Николаевым в Москву приехали два студента, японский декан просил взять юношу и девочку, им велел Николаева звать «папой». Они приходят к Николаеву обедать по воскресеньям. Девочка (а они воспитаны в духе благоговения перед СССР - страной социализма!) говорит: «Я узнала, что один студент… один студент… спит 7 часов!!!» У них больше четырех часов не спят. Самому Николаеву японцы установили облегченный рабочий день, как воспитанному в необычных условиях, - 14 часов.
В понедельник же вечером произошло братание с соседями-немцами, выпили с ними бутылку вина и шепотом пели песни. Одного немца зовут Хорст, у фюрера был партийный гимн «Хорст Вессель» по имени убитого штурмфюрера. Хорошие ребята. Один горластый, другой тихий. Горластый - Хорст, тихий - Гюнтер.
6 апреля Вчера дважды был в театре. Коля пригласил меня в театр Сатиры на премьеру, кажется, пьеса была Гельмана и называлась «Мы - нижеподписавшиеся». Всё было так скоропалительно… Мы с Колькой, сопровождаемые пижоном-администратором, буквально прорвались в тесный зал, напоминающий наш театр Свердлова, сидели близко, места были прекрасные. Главную роль играл Андрей Миронов. Видел рядом режиссёра Плучека, многих артистов. Это было в 11 часов утра. Перед спектаклем Колька таинственно спросил меня: «В Кремлевском Дворце был? Не был? Будешь. В Большом театре был? Не был? Достанем». После этого Воланд-Колька полез в свое портмоне и извлек оттуда два билета в Кремлевский Дворец съездов на открытие Дней польской культуры. Сказал: «Не стесняйся, бери, это так, служебные билеты, на цену не обращай внимания, места хорошие, с министрами будешь сидеть».
Взял я с собой приятеля, кубанского казачка из нашей группы, ещё по дороге сказал ему: министры едва ли ходят на такие штуки. Так оно и оказалось. Места вокруг были пусты, на них набежали какие-то подозрительные личности с галерки. Слева оказалась восторженная полячка, впившаяся в сцену, сзади хихикали две наших дуры-девчонки. Поляки привезли изысканный концерт: Краковский оркестр, еле поместившийся в яму Дворца, сочинения ультрамодных композиторов, какую-то «De natura sonoris» Кшиштофа Пендерецкого, про которую в программке было сказано, что она «свободна от всяких литературных программных ассоциаций и стремится воздействовать на воображение слушателей на чисто звуковой основе». И вот эта «De natura sonoris» на чисто звуковой основе обрушилась на головы москвичей, заполненные раздумьями о прекрасном буфете, набитом черной и красной икрой, апельсинами, московским пивом, какими-то жюльенами и прочее. Эффект можешь представить. Ах, поляки, поляки! Они, наверное, думали: «Москва…» Конечно, я преувеличиваю: было в зале много людей понимающих и просто воспитанных. Но было и это, и это было заметно.
12 апреля Вечер. Я только что вернулся от зубного врача. Починил одну сторону рта, затратив 24 рубля. Врача, который делал мне зубы «подпольно», поправляя свой карман, зовут Рафик. Я рад, что справился с этой задачей. У нас на этаже через двое суток дежурит хорошенькая девочка-географичка Танечка, она к нам питает слабость (сосед Эрик - географ). Через неё я достал тебе подарки: красивую полиэтиленовую сумочку и кусочек душистого мыла. Сумочек даже две: одна чисто-белая, а другая с картинкой. Венгерские.
Возвращался от зубника вечером, станция метро была оцеплена, стояли солдаты и милиционеры, колонны автомашин. Готовили салют в честь Дня космонавтики. Я решил дождаться его на площадке, откуда мы с тобой смотрели на Москву. Прождал час. Вечер был очень тихий и приятный, в воздухе пахло талым снежком, горели ясные звёзды. Москва сияла, как звездная галактика. Собрались толпы молодёжи. Мальчишки в кожаных куртках напевали под звуки гитары. Приехали вьетнамские репортеры вместе с нашими, расхаживали с биноклем и фотоаппаратурой. Салют был хорош. На небе красовалась ещё полная красноватая луна, но она оказалась лишней в этой картине.
17 апреля Последние дни тяжелые. Три дня подряд дует свирепый ветер, и, хотя мороз не так силён, в комнате стало холодно. Дует от окна, работаю в куртке и тюбетейке, даже зимой не было так холодно. Три дня не выхожу на зарядку, не хожу на прогулку на Ленинские горы. От мамы писем нет, на неё обиделся, с соседом поругался. Такая пошла невыразительная жизнь.
Книжку закончил, но ведь нужно пройтись по второму разу. Введение написано плохо, хотел переписать - не пишется. Нет заключения. И всё-таки есть свои радости. Ездил сегодня в библиотеку Горького, где журфак. Нашёл чудную книгу о борьбе Москвы с Литвой в 1462-1508 годах, выпущенную в 1867 году. В ней ругательски ругаются литовцы, поляки и прочие нерусские элементы. С наивным таким национализмом написана книжка. Такое бесхитростное мышление автора, так великолепна старинная речь, что читаю с огромным удовольствием.
Цитирую: «Наступление на Литву со стороны Москвы именно в это время (после взятия Казани) было необходимо не только как мщение за прежние ее дела и приведение в исполнение общей задачи русской истории -объединения Руси, но и для спасения свободы всей Европы от ягайловских завоеваний». В истории все вечно хвастают своими подвигами. Литовцы хвастают, что, дескать, спасали Русь от крестоносцев. А русские, оказывается, спасали Европу от литовцев. Точь-в-точь как в наши дни!
Ещё: «Иван Васильевич узнал, что ехал к нему посол от Турецкого султана через Литовские владения, но там его не пропустили. По этому он в январе 1496 года послал в Литву спросить только, по чему это там такие дела делаются. На это отвечали, что прежде через литовские владения Турецкие послы не хаживали, и этого не пропустили, чтобы он дорогою не осматривал земель». Это «По чему это там такие дела делаются?» - просто великолепно! По чему?
Оказывается, Иван Васильевич дочь свою выдал за литовского князя Александра. Посол Ромодановский говаривал Александру: «Не однажды ты говорил, что тебе не нравится, что ходят послы от нас к Перескопскому, Волошскому и Турецкому; то это послы ходят о наших делах, а не на твое лихо». Каково! Этот Перескопский, Волошский, Турецкий - это о султанах и ханах. Какая выразительность языка! Целые слова выкинуты, и хорошо звучит!
«Совсем другого рода были сношения Москвы с Молдавией. Это несчастная страна, вместе с Валахией, получила себе население, так сказать, из оческов от всех народов, проходивших через горы, лежащие от неё на Запад». На завтра ещё выписал другую часть этой занятной книжицы. Купил для мамы книжку, написанную ее подругой Луизой Свитич, что-то вроде «Каким должен быть журналист?» В самом деле, каким? По-моему, непьющим.
20 апреля .. У меня время проходит довольно бестолково, по инерции еще что-то делаю, но запал пропал. Последние два дня занимался делами шефа, его выдвинули в член-коры Академии Наук, и он пожелал заручиться поддержкой московских ученых. Я составил бумагу, которую подписал профессор Метченко, завкафедрой русской советской литературы. Профессор Метченко назначил мне встречу в 10 часов у дверей Комитета по Ленинским премиям, он сам член этого комитета, и сегодня у них было заседание. Церемония подписания состоялась в проходной, на столике у швейцарихи. Мне это показалось символичным: вот так, через чёрный ход, и влезет мой шеф в Академию Наук. Я остался доволен приключением. Ждал минут 20, мимо меня прошёл парадом весь комитет. Подъезжали «Чайки» и «Волги», провели под руки старичка, еле двигавшего ногами. Прошёл артист Баталов, наверное, мимо проходили и другие люди с громкими именами.
Погода всё холодная. Сегодня с утра светило солнце, но ветер дул ледяной. В середине дня нашли тучи и, как писал старик Пушкин, сделалась метель. Собираюсь на пятидневную поездку по пушкинским местам, которая состоится 15 - 20 мая. Решил обязательно съездить в Пушкинские места.
Деньги тебе на кожаный плащ коплю, но 200 рублей не получится к маю. Сейчас у меня 110 руб., на них надо ещё дожить до 26-го, отдать 20 рублей за поездку. Еще один безденежный просил заплатить за него - плюс еще 20. От 120 рублей, которые получу 26-го, 50-60 рублей нужно вычесть на жизнь до 6-7 мая.
13 мая Воскресенье. После завтрака вдруг завалился на кровать и проспал с 10 до часа. Видно, «выходит» 9 Мая и доклад, который я сделал на семинаре 11-го. Доклад, ничего не решавший, был тем не менее трудным. В нашей группе 22 человека, из них 16 доцентов, каждый должен прочитать доклад о своей научной работе, затем задают вопросы и обсуждают. С каким-то остервенением и сладострастием рвут на части, порой бедный докладчик потеет часа два, взмыленный и жалкий. Меня не тронули. Во-первых, еще не вся группа собралась после праздников; во-вторых, в моей теме, в узбекской и прибалтийских литературах, никто не искушен; в-третьих, передо мной читал лекцию доцент МГУ Зайцев, читал настолько добросовестно, что кишки повыматывал. Задали мне несколько малозначащих вопросов, затем один молодой, горластый и умный парнишка-преподаватель из Кишинева произнёс речь, суть которой сводилась примерно к следующему: «Мы давно подозревали, что Андрей Парфентьевич настоящий учёный, и сегодня эти подозрения подтвердились. Такого глубокого и интересного доклада у нас не было».
Таким образом, можно сказать, я завершил юридическую часть ФПК. Теперь мне нужно съездить в Пушкинские места, а 22-го здесь Леоновская конференция, встреча с Леоновым.
Стал смотреть телевизор. Вчера до глубокой ночи смотрел финальный бой боксёров, передачу из ФРГ. Мордобой. У нас на этаже иностранцы: венгры, немцы, семья финнов. Немцы куда-то разъехались, остались одни венгры. Вчера они укатывались во время программы «Время»: «Почему у вас всё время говорят про ипатовский метод?». А этот метод, действительно, во время последних известий фигурирует частенько.
Что у тебя за практика летом? нельзя ли наладить ее в Ташкенте? Поедем поплаваем в Юсуп-хану, а затем будем писать хором твои сочинения в «Комсомолец Узбекистана».
14 мая Вечер. Недавно вернулся с лекции профессора Волкова Ивана Петровича «Литература как система». Лекция была не глупая и не умная, так, обыкновенная профессорская. Где вы видели профессоров, которые блещут? Времена Грановских прошли, ныне профессор талдычит. Профессор, снимите очки-велосипед! За манеру менять тональность голоса - то говорить басом, а то сбиваться на эдакий хлестаковский тенорок - мы прозвали Ивана Петровича «патефоном». Ещё он начинал улыбаться в самых неожиданных местах так, что я пустил слух о его улыбке, более загадочной, чем улыбка Джоконды. Такими штучками веселит себя простой фэпэкашний люд.
Сегодня обыкновенной бандеролью, заплатив 38 копеек, отправил маме рукопись книги для перепечатывания на машинке. Отправил безо всяких предосторожностей, а сам тревожусь: вдруг пропадёт? После окончания работы наступила пустота, которую не знаешь, чем заполнить. Вчера поехал на Красную Площадь, пристал к какой-то экскурсии, которая лазила по тупичкам и закоулкам на задворках ГУМа, выискивая старые церквушки и заброшенные соборы. Очень интересно. Видела ли ты здание, в котором помещалась Синодальная типография или Никольский монастырь? Я теперь могу показать.
16 мая Получил твое письмо, обрадовался. Планов у меня никаких нет, в нашей семье только у мамы есть планы. Ещё древние индусы говорили, что тактика как сандалии, которые надевает сильный. У меня есть только обязанности и дела: 25-го у нас последнее, итоговое занятие, с 28 по 30-е состоится поездка по пушкинским местам, 1-го нам обещают дать на руки документы. Означает ли это, что мы сможем ехать домой? Не знаю. Некоторые говорят, что последнее собрание будет 8-го, а официальная командировка у меня по 14 июня.
Деньги у меня есть, не беспокойся, питаюсь хорошо. Даже купил «Хивинский поход 1839-40 годов» за 25 рублей. Вообще живу как буржуй и в последнее время почти каждый день езжу на пароходике по Москве-реке.
Вчера ходил на встречу с министром высшего образования СССР Елютиным. Встреча состоялась в актовом зале Института стали, где, как говорили, Елютин до сих пор заведует кафедрой. В основном собрали преподавателей ФПК, но были и наши московские коллеги. Начало встречи было ознаменовано событием: с галерки в партер на голову кому-то упал портфель, в зале поднялся хохот, сумятица, в эту минуту со свитой появился министр. Свита была небольшая, министр мне понравился. Говорил он с кавказским акцентом, произвел интеллигентное впечатление. Не особенно заботился о внешней стороне слова, старался передать мысли, факты. Говорил почти два часа. Когда в конце его выступления откуда-то неожиданно потянуло дымком, я сказал: «Речь министра воспламенила зал».
После министра нам прочитали лекцию о международном положении. Читал лектор ЦK КПСС и, кажется, зав каким-то сектором в отделе пропаганды того же учреждения Смирнов. Лекция была интересная, яркая, с малоизвестными фактами. И лектор проявил незаурядную осведомленность, хотя временами шутки его были плоски. Власть балует и умных людей. Как трудно человеку держаться на достойном уровне и в минуты унижения, и в минуты возвышения! Большую строгость к себе нужно иметь. Лектор говорил об академике Сахарове. Слушателя, спросившего, почему Сахарова не высылают, объявил негуманным: «Ведь Андрей Дмитриевич - отец нашего термоядерного оружия, по его формуле Курчатов создал водородную бомбу, он, можно сказать, наш защитник. Ну, больной человек, у него мания величия, но ведь больных не высылают, а лечат и т. д.» Слыхивала ли ты что-либо подобное? На вопрос, убежали ли за границу Крамаров и Броневой, ответил отрицательно и добавил: «Чего Крамарову за границей с такой физиономией делать?»
Удивляюсь, почему у тебя не происходит никаких событий: у мамы лопнул унитаз, папа идет на министра, а ты ни в папу, ни в маму.
20 мая Раннее утро воскресенья. Выбежал на улицу, поскакал под цветущими яблонями, вернулся, вымылся под душем и перед завтраком решил написать письмо любимой дочке. Пример всем папам и другим родственникам! Стал реже писать от оскудения жизни, после окончания книги съёжился, словно проколотый пузырь.
Ходил на чтение произведений Булгакова, здесь, в ДК. Читал артист МХАТа Ларионов. Читал биографию, главу из «Мастера» (где про любовь и желтые цветы), читал из «Записок врача», из «Театрального романа» (галерея портретов в Независимом театре и история генерала Эшапара Бионкура). Читал неплохо, но сама понимаешь, что за Булгаков без Воланда и Бегемота?
Вчера загорал на скамеечке возле бюстов учёных, на которых вороны оставили свои визитные карточки. Два раза ездил в магазин, куда сдают на комиссию авторучки, там бывают китайские, но оба раза неудачно. Читаю в журнале «Наш современник» новый роман Пикуля «У последней черты» про Гришку Распутина. Интересно, много всяких живых фактов. С любопытством перелистал 5-й номер журнала, который по счастливому случаю удалось купить - «здесь русский дух, здесь Русью пахнет». Не знаю, хорошо или плохо, но вдруг во мне взыграл патриотизм (всем можно быть патриотами своей нации, кроме русских, это называется шовинизмом).
Вся Москва со всею культурой, театрами и музеями не может развеселить меня. Стою в ней, как в луже, по колено. Возлагаю надежды на Пушкинские места, поездка должна состояться 28-30 мая. Прислушаюсь и услышу Пушкина - надо ехать, пока ещё не всё затоптали.
22 мая В воскресенье ездил в лес, отъехали всего несколько остановок на автобусе. И, хотя когда шли по лесу, попадались какие-то строения, военный склад, пропахший тухлой селедкой, все равно было хорошо. Ветер шумел в вершинах сосен, грохотал гром приближающейся грозы, и теплые капли небольшого ливня не испугали. Видел ландыши, папоротник, лесные фиалки, землянику, жевал кислый щавель. Храм русского человека лес - всю жизнь в нем прятались и кормились.
Сегодня началась конференция по Леонову. Съехались ученые-литературоведы со всего Союза. Может быть, в начале моего пребывания здесь такое мероприятие и произвело бы на меня впечатление, сейчас - нет. Вытерпел доклады трех профессоров из семи на пленарном заседании и удрал от болгарского профессора из Софии, от ленинградских профессоров Хватова и Ершова и прочих. «Слово о Леонове» произнес профессор Метченко, затем доклад «Леонов и современная проза» прочла профессор Журавлева (дама в сиреневом, возвышалась на кафедре, как куст сирени), еще прослушал доклад профессора Овчаренко «Леонов и мировая литература».
Метченко, который три дня назад был у Леонова, сказал, что Леонов пожаловался ему на МГУ, поступал в него когда-то и его завалили на Достоевском. Метченко говорил об этом как о достойном сожаления факте. А я подумал: попробуй Леонов сейчас поступить к тому же Метченко, и Леонова засыплют на Леонове.
24 мая Напрасно, ах, напрасно, как сказал бы Булгаков, ждет папа писем от своих родных и близких! Увы, покинула его любимая жена, забыла родная сестра и вычеркнула из памяти единственная дочь! Горе, горе несчастному папе! Лежит он в своей монастырской келье, съев тарелку монастырской лапши за 35 копеек и тарелку монастырского хека за 34 копейки, и от горя даже закурил. Пустует почтовая полочка на букву «А», не несут ни простых, на заказных почтовых отправлений расторопные московские почтальоны, и аккуратный московский телеграф не выстукивает слова любви и привета. Горе, горе мне!
Вчера была встреча с писателем Леоновым. Два часа в большой аудитории филфака МГУ, наглухо зашторенной и залитой ярким светом светильников телевидения, он отвечал но вопросы публики, соединяя раздерганный мир, торя дорогу из прошлого в будущее. Великий человек! Последний из могикан советской литературы. Перед ним стлались какие-то профессора, вручали букетики, адреса от каких-то академиков - мурашки бегали у подножия пирамиды Хеопса. Что такое Леонов? С одной стороны, писатель или даже «какой-то писатель», с другой - огромная, действенная, переходящая из настоящего в будущее прямо-таки на глазах социальная величина, сила не менее реальная, чем, скажем, Курт Вальдхайм или Хуа Гофен. Конечно, Леонов не может отдать приказ ввести войска ООН в Ливан или начать наступление на Вьетнам, он вообще физически мало что может, говорят, кактусы выращивает. Хорошо, что пока на наши вопросы отвечал, два часа на ногах простоял за кафедрой, отведя услужливое предложение профессора Метченко общаться с массой сидя.
И все же, когда я смотрел на него с галерки в этой большой учебной аудитории МГУ, залитой телевизионным светом, я чувствовал, что вполне реально прикасаюсь к вечности, хотя бы на обозримом участке времени в несколько ближайших веков. Когда он произносил слова «позвольте мне не называть фамилий» или «разрешите мне не расшифровывать это высказывание», мурашки по спине пробегали, физически ощущалось, какой властью над словами и умами он обладает. Он произнес короткое вступление, а затем отвечал на записки. Вот здесь, во вступлении, и прозвучало это библейское: «Я ощущаю, что разрешающий момент очень близок. Разрешите мне не расшифровывать это высказывание». Я даже нюхнул воздух - не запахло ли серой? А кто «Русский лес» не дочитал, Пушкин?
26 мая Снова никто мне не пишет, кроме тети Тани, присылающей грустные и «прелестные» письма (Во времена Пугачева и Разина «прелестные письма» -- письма с агитацией, которыми пытались сманить на свою сторону, прельстить). Тетя Таня соскучилась среди своего духовного окружения и потому выманивает меня. Там меня ждут кафедральные колодки, а здесь все-таки каждый день приносит больше, чем в Ташкенте год.
Вчера состоялось последнее занятие, затем встреча с писателем Петром Проскуриным, завтра вся наша группа собирается в лес на пикник, а в понедельник в 7 ч. утра я уезжаю на экскурсию по пушкинским местам. Где такое в Ташкенте получишь? Утром сегодня загорал на газончике в 50 метрах от МГУ среди цветущих яблонь, сиреней и темных елей.
Хочу написать несколько слов о Проскурине. Народу на встрече было мало, у студентов сессия на носу, пришли наши «фэпэкашники» и преподаватели филфака.
Проскурин - человек малограмотный, речь его неправильная, многие выражения режут слух литературоведа, но самоуверенный, многолетняя привычка выступать выработала в нем категоричность; подкупали его смелость и искренность. В его словах я нашел объяснение моему отношению к нему. Он сказал, что считает себя «русским национальным писателем». Государство, по его словам, поднимает сейчас среднюю полосу России, а людей в ней нет. Он назвал это «необратимым процессом». Ездил сам. В селах, говорит, по три бабки - все жители. Бросаем миллиарды, а села на десятки километров пусты. Все бежали в города. Из литературы средней полосы исчез русский национальный характер. В литературе Сибири он есть, в национальных литературах созданы выразительные типы, потому что и в Сибири, и в национальных республиках жизнь кипит. Какого русского писателя ты можешь назвать сейчас из тех мест, откуда вышли Пришвин, Тургенев, Лермонтов? Вот Проскурин и пытается заполнить «вакуум». Сочувствую ему за его боль и намерения, но книжки-то его, кажется, недалеко от описанных им сел ушли.
И была в нем неправда и рисовка. Сказал, что последний роман его был «лебединой песней» родной темы. Средней полосы. Сам, выходит, сбежал в город, бросил свою полосу. После встречи с некоторыми ребятами пошли ко мне, пили чай, я им почитал свой дневник, и они сказали, что встреча с писателем все же состоялась.
2 июня Вернулся из поездки в Пушкинские места. За три дня мы наездили 2400 км. Проезжали города Ржев, Великие Луки, Псков, Новгород, Торжок, Калинин. День был в Пушкинских местах - усадьбе Ганнибала, Тригорском, Михайловском, в Святогорском монастыре. Впечатление сильное. Беспредельные дали, сини рек и озер, море зелёной травы. Крепостные стены и соборы. Хочется это назвать русской поэмой. Но всё было точно как у Некрасова: «Ты и убогая, ты и обильная…» Когда въехал в Москву, подумал, что если столицу прямо физически, всеми домами и народом, положить на весы, то она перетянет все города и веси, что мы видели. Чудовищно разрослась столица домами и людьми, высосав соки из областей и районов.
Стоят гордые соборы и крепости ветхие, ремонт ведётся какими-то феодальными методами, и денег, похоже, отпускается не так уж много. В Пушкинских местах лучше. Жили в порядочной гостинице, три ночи ночевали и оттуда делали набеги на Псков, на Новгород, на Печерский монастырь. Трепет испытал перед пейзажами пушкинских мест, ничего подобного я не видел. Подумал, что Пушкин еще недостаточно талантлив. В последнюю ночь вышли в поле, уселись на бугре - компания разного преподавательского люда - пили водку в умеренных количествах и глядели, как рдела облаков летучая гряда. Над летучей грядой сверхвысотный истребитель прочертил золотую стрелу.
У могилы многие заплакали - филологи все. Девчонки надели лучшие платья. Хорошо было. Слава Богу, что рукописи не горят, охотников сжигать было много. Жгли свои в 1918 году, жгли фашисты в 1944-м. Вернулись 31-го поздно вечером, вчера было заключительное собрание, 5-го нам должны выдать документы. Не хочется уже ехать. Прекрасная была жизнь. Уезжаю, насыщенный впечатлениями.
6 июня Вчера нам выдали документы, я могу ехать домой. ФПК кончилось, жаль. Теперь мне не хочется, я вошёл во вкус. Теперь ничего не делаю, если не считать занятием застолье. Вчера выпили по случаю окончания почти всем коллективом. Собирались в ДАСе, том самом ДАСе, о котором пламенное перо поэта начертало:
Жилье учёной дали массе
В испытанном наукой ДАСе,
Том самом ДАСе, что не раз
Свой отворяет васиздас.
Один доцент из Донецка проявил себя на наших занятиях как столп идеологии: он нашел «идеологические ошибки» в выступлениях писателя Тендрякова, лекциях профессора Николаева, а по поводу «ошибок» лектора-философа Кудрявцева, по словам доцента, он сообщил «куда следует». В день выдачи документов по рукам ходило письмо с восхвалением лекций Кудрявцева - все, как один, подписали его и послали ректору МГУ, академику Логунову. А доцента из Донецка на прощальное застолье не пригласили, все пошли в одну сторону, а он - в другую.
Публикатор, дочь автора писем Алякринская М.А.
https://spbspeaks.ru/2024/07/13/%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%B5%D0%B9-%D0%B0%D0%BB%D1%8F%D0%BA%D1%80%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D0%BC%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5-%D0%B7%D0%B0%D0%BF%D0%B8/
Для публикации я выбрала письма первой половины 1979 года, В те далекие времена преподаватели высшей школы (в отличие от нынешних) еще имели возможность раз в пять лет повышать квалификацию с отрывом от основной деятельности. Вот и отец с февраля по июнь 1979 года занимался на факультете повышения квалификации (ФПК) филологического факультета МГУ
***
"...Задумываюсь над своим будущим: через месяц мне ехать на 4 месяца в Москву. Четыре месяца вдали от моего дивана, какой ужас! И маму оставить одну! Ведь она устроит ремонт, она воображает, что если устроит какие-то «изолированные комнаты», то ленинградцы толпой кинутся меняться, сам Романов, наверное, пожелает оставить ей свою ленинградскую квартиру и переехать в Ташкент. Боюсь маму одну оставлять, вокруг соблазны в лице магазина ТуркВО, а ведь ещё у мамы нет дублёнки, и у тебя нет дубленки… Что змей дал Еве? Змей дал Еве дублёнку.
14 февраля Теперь мой адрес таков: Москва, Шверника, 19. ДАС, корпус 1, комната 605. Адрес может измениться: вчера мы были в гостях у Толика, его новая жена, которая ведает здесь стажерами, пытается устроить меня на Ленгоры. Там ближе к местам занятий и уютнее. Но этот перевод может не состояться, все рвутся на Ленгоры, официально же переводят только профессоров и инвалидов Отечественной войны. Жена Толика посоветовала написать заявление, указать в нём, что ранение мешает мне жить в ДАСе. Сгоряча я пообещал ей написать, но не написал.
Тоскливо в первый день в Москве, толпы народа, но никому ты не нужен. В ДАСе много разных «гитик» (помнишь, у Кассиля: наука имеет много гитик). Есть плавательный бассейн, киноконцертный зал. Но мне и в кино не хочется идти. Всё что-то нейдёт. Новые ботинки, купленные мамой, жмут, ручка с синими чернилами пишет плохо, в спину дует и т. п. Дорога была очень хорошая, всё попадались интересные люди, разговаривали, смотрели в окно, в поезде было тепло.
Впереди куча дел: ходить на лекции, записываться в библиотеку. Москвичи сами носятся, как оголтелые, и других заставляют. Комната, где раздают жилье, здесь называется «отдел поселения». Я сразу вспомнил, как при царях ссылали на поселение.
А в Москве наступила весна света, как говорил Пришвин. Так сегодня всё сверкает, так быстро тают грязные сугробы! В центре, около старого здания МГУ, всё уже сухо, а на Ленгорах по тротуарам струятся ручьи, и троллейбусы несутся как торпедные катера в бурных водах. Сегодня возобновил зарядку, вновь вылезал на улицу, скакал и размахивал руками и ногами.
Работай, Рыженький. Посмотрел я на филфак МГУ и порадовался, что тебя здесь нет. Отовсюду торчат клыки и резцы. Сожрут, как пирожок, даже не почувствуешь.
9 марта Праздники у меня проходят скучно, сама знаешь, каковы праздники на чужбине. Позвал нас с Эриком вчера Толик. Пошли с неохотой - хорошо больно работалось. Я купил бутылку коньяка за 6 руб. 32 коп., а М-в взял полкило трюфелей по 11 руб. за килограмм. Лидии Дмитриевне, жене Толика, мы обязаны своим житьем на Ленгорах. Пришли в гости и погрузились в ворох житейских проблем. В двух комнатах живет мать Лидии Дмитриевны, ее взрослый сын (жена сына обитает ещё где-то), и Толик с Лидией Дмитриевной. Все находятся между собой в состоянии холодной войны. Красота Москвы кончается, как только переступаешь порог московской квартиры - москвичи сжаты, как зёрна граната, и живут в атмосфере постоянной нехватки человечности. Есть такая категория, ею можно мерить состояние жизни в городах. Мы сидели, пировали, но это напоминало пир во время чумы. Нет, для такой «городской» жизни человек должен иметь занятие, иначе он с ума сойдёт. Стихи надо писать, заниматься лыжным спортом или грабить прохожих по ночам.
А город прекрасный! Прекрасна природа, прекрасны улицы. Вчера весь день был солнечный, слепило глаза, тепло до +8, кругом потоки. Прогуливался на Воробьёвых горах, больше никуда не хожу. Слава Богу, завтра пойду в библиотеку, соскучился за два дня.
Пишу день и ночь, но движется медленно. Сегодня проснулся в 4 часа утра, писал до 7-ми. Затем уснул на часок и снова, проснувшись, уцепился за ручку. Пишу на кровати лежа, приспособил дощечку для стола - всё как в лучших домах Филадельфии. Пишу про Межелайтиса. Как кончу - видно, это никогда не случится, конца края не видать - возьмусь за Авижюса. За стеной немецкий говор, вчера были пьяненькие с Мамедовым, хотели им спеть: «Вставай, страна огромная!»
14 марта Пишу. Написал раздел про поэму основоположника литовской литературы Донелайтиса, теперь заканчиваю раздел про Межелайтиса, попил из меня крови Межелайтис. Затем буду писать про Авижюса. Мама прислала два письма, она сильно измотана визитами, к ней не зарастает народная тропа. Написала про разные страсти: толстуха-татарка, что торговала газетами возле нас, вместе с сыном убила человека в своей квартире. Занятий у меня мало. Позавчера слушал лекцию профессора Поспелова. Такой старичок, божий одуванчик, всё толковал про Гегеля, я его окрестил про себя «младогегельянцем».
Получил сегодня новый «московский» паспорт с московской пропиской. Ни на какие культурные мероприятия не хожу, в магазины тоже (один раз только был в ГУМе, купил тетради и пачку скрепок за 21 копейку). Часто гуляю по Ленинским горам, смотрю на Москву. Такова моя суровая аскетическая жизнь.
23 марта Сегодня получил твое письмо, и день от этого был радостный. Я как-то буксую на месте, то продвинусь немного вперёд, то останавливаюсь. Заканчиваю вторую главу, я с нее и начал, первая еще впереди. Здесь у меня рассказ о трех литовских писателях: Донелайтисе, Межелайтисе, Авижюсе. О первых двух написал - где с радостью, где со скрежетом зубовным. Буксую на Авижюсе. Трудно писать о родной литературе, ещё хуже о чужой.
Занятий почти нет. В понедельник и среду читают «светила»: профессора Поспелов, Овчаренко. У Поспелова учебники теории литературы, Овчаренко ездил в Америку. Год просвещал американцев в университетах по проблемам соцреализма. На вопрос американцев, как он смотрит на перспективы развития советской сатиры, ответил, что от советской сатиры остались только рога и копыта на 16-й странице «Литературной газеты». Это он нам сказал. Думаю, соврал. Глобальных идей и откровений мы не слышим. Ещё Овчаренко любит обороты типа «когда я был у Пикассо». Только и интересен живыми деталями. Вот один из его рассказов: «Захотел я иметь рукопись Шолохова, хотя раритетов никаких не собираю. Возможность такая была, друг у меня работал в Госиздате.
Позвонил ему, он обнадежил, сказал, как наберут «Поднятую целину», рукопись отдаст мне. Отдал, слово сдержал. И что я получил? Машинопись, где два слова всего рукой Шолохова: подпись и одно исправление. Так он работает. Всё написанное жена на машинке перепечатывает, рукописи уничтожает (не знаю, кто тут врет: жена или Овчаренко). А что было исправлено? На шашке (помните, там всё Половцев с шашкой ходил) на темляке ее шесть ремешочков есть, и каждый из них свое казачье название имеет. Здесь ошибся Шолохов, один из ремешков неправильно назвал. Ошибку заметил старый казачий офицер в Латинской Америке. Письмо прислал. Переслали Шолохову, тот дал команду остановить печатание книги. Приехал в Москву, внес исправления своей рукой. Вот какой строгий реалист!» Вот такие байки у Овчаренко изредка мелькают, а глобальных идей нет.
Первое удовольствие от научной мысли получил вчера. На филфаке МГУ состоялось заседание методологического семинара, посвященное обсуждению сборника, выпущенного учеными ИМЛИ по вопросам историзма в литературоведении. Здесь выступили многие профессора: Кулешов, Аникин, Пустовойт, авторы сборника - Поляков, Борев. Был сюжет. Сравнительно молодые ученые натолкали в сборник новых идей (структурализм), на новизну кинулось старое вороньё - традиционалисты. Пикировались со страстью, остроумно. Первый и единственный раз в Москве запахло мыслью.
4 апреля Жизнь моя в последние дни стала ярче, в понедельник прекрасную лекцию нам прочитал завкафедрой теории литературы профессор Петр Алексеевич Николаев. Рассказывал о разных «еретических» идеях в литературоведении: так, один критик доказывает, что письмо Белинского Гоголю - заблуждение, что Белинский раскаивался, хотел написать об этом, но не успел - умер; другой критик говорит, что Обломов неверно понят, это здоровый естественный добрый русский тип, а из Штольца впоследствии выйдут фашисты и американцы с атомной бомбой.
Разъяснил термин «информационный роман», введённый, кажется, Эльсбергом. Информацию такой роман несёт, а художественных открытий не содержит, например, «Живые и мертвые» Симонова или «Блокада» Чаковского. По-моему, верно. У меня всё время вертелось, что «Живые и мертвые» - второго сорта, ну, можно ли роман диктовать на магнитофон, а затем править стенограмму, сделанную машинисткой? Это подслащенные сиропом псевдофилософских рассуждений мемуарчики. Не то, что у Распутина: с кровью, мясом, как корень, выдираемый из земли, трещит, рвётся, земля сыплется.
Много рассказывал Николаев о Японии, он там читал в университете в Токио. Говорил об огромном значении гуманитарного образования - в Америке и Японии гуманитарный бум. Гуманитарии, конечно, учатся не по нашим программам. В Токио более 60 университетов, некоторые очень крупные - до 80 000 человек. С Николаевым в Москву приехали два студента, японский декан просил взять юношу и девочку, им велел Николаева звать «папой». Они приходят к Николаеву обедать по воскресеньям. Девочка (а они воспитаны в духе благоговения перед СССР - страной социализма!) говорит: «Я узнала, что один студент… один студент… спит 7 часов!!!» У них больше четырех часов не спят. Самому Николаеву японцы установили облегченный рабочий день, как воспитанному в необычных условиях, - 14 часов.
В понедельник же вечером произошло братание с соседями-немцами, выпили с ними бутылку вина и шепотом пели песни. Одного немца зовут Хорст, у фюрера был партийный гимн «Хорст Вессель» по имени убитого штурмфюрера. Хорошие ребята. Один горластый, другой тихий. Горластый - Хорст, тихий - Гюнтер.
6 апреля Вчера дважды был в театре. Коля пригласил меня в театр Сатиры на премьеру, кажется, пьеса была Гельмана и называлась «Мы - нижеподписавшиеся». Всё было так скоропалительно… Мы с Колькой, сопровождаемые пижоном-администратором, буквально прорвались в тесный зал, напоминающий наш театр Свердлова, сидели близко, места были прекрасные. Главную роль играл Андрей Миронов. Видел рядом режиссёра Плучека, многих артистов. Это было в 11 часов утра. Перед спектаклем Колька таинственно спросил меня: «В Кремлевском Дворце был? Не был? Будешь. В Большом театре был? Не был? Достанем». После этого Воланд-Колька полез в свое портмоне и извлек оттуда два билета в Кремлевский Дворец съездов на открытие Дней польской культуры. Сказал: «Не стесняйся, бери, это так, служебные билеты, на цену не обращай внимания, места хорошие, с министрами будешь сидеть».
Взял я с собой приятеля, кубанского казачка из нашей группы, ещё по дороге сказал ему: министры едва ли ходят на такие штуки. Так оно и оказалось. Места вокруг были пусты, на них набежали какие-то подозрительные личности с галерки. Слева оказалась восторженная полячка, впившаяся в сцену, сзади хихикали две наших дуры-девчонки. Поляки привезли изысканный концерт: Краковский оркестр, еле поместившийся в яму Дворца, сочинения ультрамодных композиторов, какую-то «De natura sonoris» Кшиштофа Пендерецкого, про которую в программке было сказано, что она «свободна от всяких литературных программных ассоциаций и стремится воздействовать на воображение слушателей на чисто звуковой основе». И вот эта «De natura sonoris» на чисто звуковой основе обрушилась на головы москвичей, заполненные раздумьями о прекрасном буфете, набитом черной и красной икрой, апельсинами, московским пивом, какими-то жюльенами и прочее. Эффект можешь представить. Ах, поляки, поляки! Они, наверное, думали: «Москва…» Конечно, я преувеличиваю: было в зале много людей понимающих и просто воспитанных. Но было и это, и это было заметно.
12 апреля Вечер. Я только что вернулся от зубного врача. Починил одну сторону рта, затратив 24 рубля. Врача, который делал мне зубы «подпольно», поправляя свой карман, зовут Рафик. Я рад, что справился с этой задачей. У нас на этаже через двое суток дежурит хорошенькая девочка-географичка Танечка, она к нам питает слабость (сосед Эрик - географ). Через неё я достал тебе подарки: красивую полиэтиленовую сумочку и кусочек душистого мыла. Сумочек даже две: одна чисто-белая, а другая с картинкой. Венгерские.
Возвращался от зубника вечером, станция метро была оцеплена, стояли солдаты и милиционеры, колонны автомашин. Готовили салют в честь Дня космонавтики. Я решил дождаться его на площадке, откуда мы с тобой смотрели на Москву. Прождал час. Вечер был очень тихий и приятный, в воздухе пахло талым снежком, горели ясные звёзды. Москва сияла, как звездная галактика. Собрались толпы молодёжи. Мальчишки в кожаных куртках напевали под звуки гитары. Приехали вьетнамские репортеры вместе с нашими, расхаживали с биноклем и фотоаппаратурой. Салют был хорош. На небе красовалась ещё полная красноватая луна, но она оказалась лишней в этой картине.
17 апреля Последние дни тяжелые. Три дня подряд дует свирепый ветер, и, хотя мороз не так силён, в комнате стало холодно. Дует от окна, работаю в куртке и тюбетейке, даже зимой не было так холодно. Три дня не выхожу на зарядку, не хожу на прогулку на Ленинские горы. От мамы писем нет, на неё обиделся, с соседом поругался. Такая пошла невыразительная жизнь.
Книжку закончил, но ведь нужно пройтись по второму разу. Введение написано плохо, хотел переписать - не пишется. Нет заключения. И всё-таки есть свои радости. Ездил сегодня в библиотеку Горького, где журфак. Нашёл чудную книгу о борьбе Москвы с Литвой в 1462-1508 годах, выпущенную в 1867 году. В ней ругательски ругаются литовцы, поляки и прочие нерусские элементы. С наивным таким национализмом написана книжка. Такое бесхитростное мышление автора, так великолепна старинная речь, что читаю с огромным удовольствием.
Цитирую: «Наступление на Литву со стороны Москвы именно в это время (после взятия Казани) было необходимо не только как мщение за прежние ее дела и приведение в исполнение общей задачи русской истории -объединения Руси, но и для спасения свободы всей Европы от ягайловских завоеваний». В истории все вечно хвастают своими подвигами. Литовцы хвастают, что, дескать, спасали Русь от крестоносцев. А русские, оказывается, спасали Европу от литовцев. Точь-в-точь как в наши дни!
Ещё: «Иван Васильевич узнал, что ехал к нему посол от Турецкого султана через Литовские владения, но там его не пропустили. По этому он в январе 1496 года послал в Литву спросить только, по чему это там такие дела делаются. На это отвечали, что прежде через литовские владения Турецкие послы не хаживали, и этого не пропустили, чтобы он дорогою не осматривал земель». Это «По чему это там такие дела делаются?» - просто великолепно! По чему?
Оказывается, Иван Васильевич дочь свою выдал за литовского князя Александра. Посол Ромодановский говаривал Александру: «Не однажды ты говорил, что тебе не нравится, что ходят послы от нас к Перескопскому, Волошскому и Турецкому; то это послы ходят о наших делах, а не на твое лихо». Каково! Этот Перескопский, Волошский, Турецкий - это о султанах и ханах. Какая выразительность языка! Целые слова выкинуты, и хорошо звучит!
«Совсем другого рода были сношения Москвы с Молдавией. Это несчастная страна, вместе с Валахией, получила себе население, так сказать, из оческов от всех народов, проходивших через горы, лежащие от неё на Запад». На завтра ещё выписал другую часть этой занятной книжицы. Купил для мамы книжку, написанную ее подругой Луизой Свитич, что-то вроде «Каким должен быть журналист?» В самом деле, каким? По-моему, непьющим.
20 апреля .. У меня время проходит довольно бестолково, по инерции еще что-то делаю, но запал пропал. Последние два дня занимался делами шефа, его выдвинули в член-коры Академии Наук, и он пожелал заручиться поддержкой московских ученых. Я составил бумагу, которую подписал профессор Метченко, завкафедрой русской советской литературы. Профессор Метченко назначил мне встречу в 10 часов у дверей Комитета по Ленинским премиям, он сам член этого комитета, и сегодня у них было заседание. Церемония подписания состоялась в проходной, на столике у швейцарихи. Мне это показалось символичным: вот так, через чёрный ход, и влезет мой шеф в Академию Наук. Я остался доволен приключением. Ждал минут 20, мимо меня прошёл парадом весь комитет. Подъезжали «Чайки» и «Волги», провели под руки старичка, еле двигавшего ногами. Прошёл артист Баталов, наверное, мимо проходили и другие люди с громкими именами.
Погода всё холодная. Сегодня с утра светило солнце, но ветер дул ледяной. В середине дня нашли тучи и, как писал старик Пушкин, сделалась метель. Собираюсь на пятидневную поездку по пушкинским местам, которая состоится 15 - 20 мая. Решил обязательно съездить в Пушкинские места.
Деньги тебе на кожаный плащ коплю, но 200 рублей не получится к маю. Сейчас у меня 110 руб., на них надо ещё дожить до 26-го, отдать 20 рублей за поездку. Еще один безденежный просил заплатить за него - плюс еще 20. От 120 рублей, которые получу 26-го, 50-60 рублей нужно вычесть на жизнь до 6-7 мая.
13 мая Воскресенье. После завтрака вдруг завалился на кровать и проспал с 10 до часа. Видно, «выходит» 9 Мая и доклад, который я сделал на семинаре 11-го. Доклад, ничего не решавший, был тем не менее трудным. В нашей группе 22 человека, из них 16 доцентов, каждый должен прочитать доклад о своей научной работе, затем задают вопросы и обсуждают. С каким-то остервенением и сладострастием рвут на части, порой бедный докладчик потеет часа два, взмыленный и жалкий. Меня не тронули. Во-первых, еще не вся группа собралась после праздников; во-вторых, в моей теме, в узбекской и прибалтийских литературах, никто не искушен; в-третьих, передо мной читал лекцию доцент МГУ Зайцев, читал настолько добросовестно, что кишки повыматывал. Задали мне несколько малозначащих вопросов, затем один молодой, горластый и умный парнишка-преподаватель из Кишинева произнёс речь, суть которой сводилась примерно к следующему: «Мы давно подозревали, что Андрей Парфентьевич настоящий учёный, и сегодня эти подозрения подтвердились. Такого глубокого и интересного доклада у нас не было».
Таким образом, можно сказать, я завершил юридическую часть ФПК. Теперь мне нужно съездить в Пушкинские места, а 22-го здесь Леоновская конференция, встреча с Леоновым.
Стал смотреть телевизор. Вчера до глубокой ночи смотрел финальный бой боксёров, передачу из ФРГ. Мордобой. У нас на этаже иностранцы: венгры, немцы, семья финнов. Немцы куда-то разъехались, остались одни венгры. Вчера они укатывались во время программы «Время»: «Почему у вас всё время говорят про ипатовский метод?». А этот метод, действительно, во время последних известий фигурирует частенько.
Что у тебя за практика летом? нельзя ли наладить ее в Ташкенте? Поедем поплаваем в Юсуп-хану, а затем будем писать хором твои сочинения в «Комсомолец Узбекистана».
14 мая Вечер. Недавно вернулся с лекции профессора Волкова Ивана Петровича «Литература как система». Лекция была не глупая и не умная, так, обыкновенная профессорская. Где вы видели профессоров, которые блещут? Времена Грановских прошли, ныне профессор талдычит. Профессор, снимите очки-велосипед! За манеру менять тональность голоса - то говорить басом, а то сбиваться на эдакий хлестаковский тенорок - мы прозвали Ивана Петровича «патефоном». Ещё он начинал улыбаться в самых неожиданных местах так, что я пустил слух о его улыбке, более загадочной, чем улыбка Джоконды. Такими штучками веселит себя простой фэпэкашний люд.
Сегодня обыкновенной бандеролью, заплатив 38 копеек, отправил маме рукопись книги для перепечатывания на машинке. Отправил безо всяких предосторожностей, а сам тревожусь: вдруг пропадёт? После окончания работы наступила пустота, которую не знаешь, чем заполнить. Вчера поехал на Красную Площадь, пристал к какой-то экскурсии, которая лазила по тупичкам и закоулкам на задворках ГУМа, выискивая старые церквушки и заброшенные соборы. Очень интересно. Видела ли ты здание, в котором помещалась Синодальная типография или Никольский монастырь? Я теперь могу показать.
16 мая Получил твое письмо, обрадовался. Планов у меня никаких нет, в нашей семье только у мамы есть планы. Ещё древние индусы говорили, что тактика как сандалии, которые надевает сильный. У меня есть только обязанности и дела: 25-го у нас последнее, итоговое занятие, с 28 по 30-е состоится поездка по пушкинским местам, 1-го нам обещают дать на руки документы. Означает ли это, что мы сможем ехать домой? Не знаю. Некоторые говорят, что последнее собрание будет 8-го, а официальная командировка у меня по 14 июня.
Деньги у меня есть, не беспокойся, питаюсь хорошо. Даже купил «Хивинский поход 1839-40 годов» за 25 рублей. Вообще живу как буржуй и в последнее время почти каждый день езжу на пароходике по Москве-реке.
Вчера ходил на встречу с министром высшего образования СССР Елютиным. Встреча состоялась в актовом зале Института стали, где, как говорили, Елютин до сих пор заведует кафедрой. В основном собрали преподавателей ФПК, но были и наши московские коллеги. Начало встречи было ознаменовано событием: с галерки в партер на голову кому-то упал портфель, в зале поднялся хохот, сумятица, в эту минуту со свитой появился министр. Свита была небольшая, министр мне понравился. Говорил он с кавказским акцентом, произвел интеллигентное впечатление. Не особенно заботился о внешней стороне слова, старался передать мысли, факты. Говорил почти два часа. Когда в конце его выступления откуда-то неожиданно потянуло дымком, я сказал: «Речь министра воспламенила зал».
После министра нам прочитали лекцию о международном положении. Читал лектор ЦK КПСС и, кажется, зав каким-то сектором в отделе пропаганды того же учреждения Смирнов. Лекция была интересная, яркая, с малоизвестными фактами. И лектор проявил незаурядную осведомленность, хотя временами шутки его были плоски. Власть балует и умных людей. Как трудно человеку держаться на достойном уровне и в минуты унижения, и в минуты возвышения! Большую строгость к себе нужно иметь. Лектор говорил об академике Сахарове. Слушателя, спросившего, почему Сахарова не высылают, объявил негуманным: «Ведь Андрей Дмитриевич - отец нашего термоядерного оружия, по его формуле Курчатов создал водородную бомбу, он, можно сказать, наш защитник. Ну, больной человек, у него мания величия, но ведь больных не высылают, а лечат и т. д.» Слыхивала ли ты что-либо подобное? На вопрос, убежали ли за границу Крамаров и Броневой, ответил отрицательно и добавил: «Чего Крамарову за границей с такой физиономией делать?»
Удивляюсь, почему у тебя не происходит никаких событий: у мамы лопнул унитаз, папа идет на министра, а ты ни в папу, ни в маму.
20 мая Раннее утро воскресенья. Выбежал на улицу, поскакал под цветущими яблонями, вернулся, вымылся под душем и перед завтраком решил написать письмо любимой дочке. Пример всем папам и другим родственникам! Стал реже писать от оскудения жизни, после окончания книги съёжился, словно проколотый пузырь.
Ходил на чтение произведений Булгакова, здесь, в ДК. Читал артист МХАТа Ларионов. Читал биографию, главу из «Мастера» (где про любовь и желтые цветы), читал из «Записок врача», из «Театрального романа» (галерея портретов в Независимом театре и история генерала Эшапара Бионкура). Читал неплохо, но сама понимаешь, что за Булгаков без Воланда и Бегемота?
Вчера загорал на скамеечке возле бюстов учёных, на которых вороны оставили свои визитные карточки. Два раза ездил в магазин, куда сдают на комиссию авторучки, там бывают китайские, но оба раза неудачно. Читаю в журнале «Наш современник» новый роман Пикуля «У последней черты» про Гришку Распутина. Интересно, много всяких живых фактов. С любопытством перелистал 5-й номер журнала, который по счастливому случаю удалось купить - «здесь русский дух, здесь Русью пахнет». Не знаю, хорошо или плохо, но вдруг во мне взыграл патриотизм (всем можно быть патриотами своей нации, кроме русских, это называется шовинизмом).
Вся Москва со всею культурой, театрами и музеями не может развеселить меня. Стою в ней, как в луже, по колено. Возлагаю надежды на Пушкинские места, поездка должна состояться 28-30 мая. Прислушаюсь и услышу Пушкина - надо ехать, пока ещё не всё затоптали.
22 мая В воскресенье ездил в лес, отъехали всего несколько остановок на автобусе. И, хотя когда шли по лесу, попадались какие-то строения, военный склад, пропахший тухлой селедкой, все равно было хорошо. Ветер шумел в вершинах сосен, грохотал гром приближающейся грозы, и теплые капли небольшого ливня не испугали. Видел ландыши, папоротник, лесные фиалки, землянику, жевал кислый щавель. Храм русского человека лес - всю жизнь в нем прятались и кормились.
Сегодня началась конференция по Леонову. Съехались ученые-литературоведы со всего Союза. Может быть, в начале моего пребывания здесь такое мероприятие и произвело бы на меня впечатление, сейчас - нет. Вытерпел доклады трех профессоров из семи на пленарном заседании и удрал от болгарского профессора из Софии, от ленинградских профессоров Хватова и Ершова и прочих. «Слово о Леонове» произнес профессор Метченко, затем доклад «Леонов и современная проза» прочла профессор Журавлева (дама в сиреневом, возвышалась на кафедре, как куст сирени), еще прослушал доклад профессора Овчаренко «Леонов и мировая литература».
Метченко, который три дня назад был у Леонова, сказал, что Леонов пожаловался ему на МГУ, поступал в него когда-то и его завалили на Достоевском. Метченко говорил об этом как о достойном сожаления факте. А я подумал: попробуй Леонов сейчас поступить к тому же Метченко, и Леонова засыплют на Леонове.
24 мая Напрасно, ах, напрасно, как сказал бы Булгаков, ждет папа писем от своих родных и близких! Увы, покинула его любимая жена, забыла родная сестра и вычеркнула из памяти единственная дочь! Горе, горе несчастному папе! Лежит он в своей монастырской келье, съев тарелку монастырской лапши за 35 копеек и тарелку монастырского хека за 34 копейки, и от горя даже закурил. Пустует почтовая полочка на букву «А», не несут ни простых, на заказных почтовых отправлений расторопные московские почтальоны, и аккуратный московский телеграф не выстукивает слова любви и привета. Горе, горе мне!
Вчера была встреча с писателем Леоновым. Два часа в большой аудитории филфака МГУ, наглухо зашторенной и залитой ярким светом светильников телевидения, он отвечал но вопросы публики, соединяя раздерганный мир, торя дорогу из прошлого в будущее. Великий человек! Последний из могикан советской литературы. Перед ним стлались какие-то профессора, вручали букетики, адреса от каких-то академиков - мурашки бегали у подножия пирамиды Хеопса. Что такое Леонов? С одной стороны, писатель или даже «какой-то писатель», с другой - огромная, действенная, переходящая из настоящего в будущее прямо-таки на глазах социальная величина, сила не менее реальная, чем, скажем, Курт Вальдхайм или Хуа Гофен. Конечно, Леонов не может отдать приказ ввести войска ООН в Ливан или начать наступление на Вьетнам, он вообще физически мало что может, говорят, кактусы выращивает. Хорошо, что пока на наши вопросы отвечал, два часа на ногах простоял за кафедрой, отведя услужливое предложение профессора Метченко общаться с массой сидя.
И все же, когда я смотрел на него с галерки в этой большой учебной аудитории МГУ, залитой телевизионным светом, я чувствовал, что вполне реально прикасаюсь к вечности, хотя бы на обозримом участке времени в несколько ближайших веков. Когда он произносил слова «позвольте мне не называть фамилий» или «разрешите мне не расшифровывать это высказывание», мурашки по спине пробегали, физически ощущалось, какой властью над словами и умами он обладает. Он произнес короткое вступление, а затем отвечал на записки. Вот здесь, во вступлении, и прозвучало это библейское: «Я ощущаю, что разрешающий момент очень близок. Разрешите мне не расшифровывать это высказывание». Я даже нюхнул воздух - не запахло ли серой? А кто «Русский лес» не дочитал, Пушкин?
26 мая Снова никто мне не пишет, кроме тети Тани, присылающей грустные и «прелестные» письма (Во времена Пугачева и Разина «прелестные письма» -- письма с агитацией, которыми пытались сманить на свою сторону, прельстить). Тетя Таня соскучилась среди своего духовного окружения и потому выманивает меня. Там меня ждут кафедральные колодки, а здесь все-таки каждый день приносит больше, чем в Ташкенте год.
Вчера состоялось последнее занятие, затем встреча с писателем Петром Проскуриным, завтра вся наша группа собирается в лес на пикник, а в понедельник в 7 ч. утра я уезжаю на экскурсию по пушкинским местам. Где такое в Ташкенте получишь? Утром сегодня загорал на газончике в 50 метрах от МГУ среди цветущих яблонь, сиреней и темных елей.
Хочу написать несколько слов о Проскурине. Народу на встрече было мало, у студентов сессия на носу, пришли наши «фэпэкашники» и преподаватели филфака.
Проскурин - человек малограмотный, речь его неправильная, многие выражения режут слух литературоведа, но самоуверенный, многолетняя привычка выступать выработала в нем категоричность; подкупали его смелость и искренность. В его словах я нашел объяснение моему отношению к нему. Он сказал, что считает себя «русским национальным писателем». Государство, по его словам, поднимает сейчас среднюю полосу России, а людей в ней нет. Он назвал это «необратимым процессом». Ездил сам. В селах, говорит, по три бабки - все жители. Бросаем миллиарды, а села на десятки километров пусты. Все бежали в города. Из литературы средней полосы исчез русский национальный характер. В литературе Сибири он есть, в национальных литературах созданы выразительные типы, потому что и в Сибири, и в национальных республиках жизнь кипит. Какого русского писателя ты можешь назвать сейчас из тех мест, откуда вышли Пришвин, Тургенев, Лермонтов? Вот Проскурин и пытается заполнить «вакуум». Сочувствую ему за его боль и намерения, но книжки-то его, кажется, недалеко от описанных им сел ушли.
И была в нем неправда и рисовка. Сказал, что последний роман его был «лебединой песней» родной темы. Средней полосы. Сам, выходит, сбежал в город, бросил свою полосу. После встречи с некоторыми ребятами пошли ко мне, пили чай, я им почитал свой дневник, и они сказали, что встреча с писателем все же состоялась.
2 июня Вернулся из поездки в Пушкинские места. За три дня мы наездили 2400 км. Проезжали города Ржев, Великие Луки, Псков, Новгород, Торжок, Калинин. День был в Пушкинских местах - усадьбе Ганнибала, Тригорском, Михайловском, в Святогорском монастыре. Впечатление сильное. Беспредельные дали, сини рек и озер, море зелёной травы. Крепостные стены и соборы. Хочется это назвать русской поэмой. Но всё было точно как у Некрасова: «Ты и убогая, ты и обильная…» Когда въехал в Москву, подумал, что если столицу прямо физически, всеми домами и народом, положить на весы, то она перетянет все города и веси, что мы видели. Чудовищно разрослась столица домами и людьми, высосав соки из областей и районов.
Стоят гордые соборы и крепости ветхие, ремонт ведётся какими-то феодальными методами, и денег, похоже, отпускается не так уж много. В Пушкинских местах лучше. Жили в порядочной гостинице, три ночи ночевали и оттуда делали набеги на Псков, на Новгород, на Печерский монастырь. Трепет испытал перед пейзажами пушкинских мест, ничего подобного я не видел. Подумал, что Пушкин еще недостаточно талантлив. В последнюю ночь вышли в поле, уселись на бугре - компания разного преподавательского люда - пили водку в умеренных количествах и глядели, как рдела облаков летучая гряда. Над летучей грядой сверхвысотный истребитель прочертил золотую стрелу.
У могилы многие заплакали - филологи все. Девчонки надели лучшие платья. Хорошо было. Слава Богу, что рукописи не горят, охотников сжигать было много. Жгли свои в 1918 году, жгли фашисты в 1944-м. Вернулись 31-го поздно вечером, вчера было заключительное собрание, 5-го нам должны выдать документы. Не хочется уже ехать. Прекрасная была жизнь. Уезжаю, насыщенный впечатлениями.
6 июня Вчера нам выдали документы, я могу ехать домой. ФПК кончилось, жаль. Теперь мне не хочется, я вошёл во вкус. Теперь ничего не делаю, если не считать занятием застолье. Вчера выпили по случаю окончания почти всем коллективом. Собирались в ДАСе, том самом ДАСе, о котором пламенное перо поэта начертало:
Жилье учёной дали массе
В испытанном наукой ДАСе,
Том самом ДАСе, что не раз
Свой отворяет васиздас.
Один доцент из Донецка проявил себя на наших занятиях как столп идеологии: он нашел «идеологические ошибки» в выступлениях писателя Тендрякова, лекциях профессора Николаева, а по поводу «ошибок» лектора-философа Кудрявцева, по словам доцента, он сообщил «куда следует». В день выдачи документов по рукам ходило письмо с восхвалением лекций Кудрявцева - все, как один, подписали его и послали ректору МГУ, академику Логунову. А доцента из Донецка на прощальное застолье не пригласили, все пошли в одну сторону, а он - в другую.