Ефремов Анатолий Иванович. 5
Счастливые, беззаботные годы (партия и правительство думают за нас, и о нас) конца эпохи «развитого социализма» запомнились повальной дружбой всех, кто трудился в коллективе сплочённой общими задачами кафедры «Сопротивление материалов». Совместные выезды на воскресные работы в близлежащие колхозы, обязательные ежегодные «ленинские субботники», выходы на праздничные демонстрации по случаю очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции и Международного праздника всех трудящихся Первое Мая, а также многочисленные дни рождения, присуждения учёных степеней и званий, успешное избрание по конкурсу, и другие события, сопровождались традиционным общекафедральным застольем.
«Снимали» кафе или столовую, но, чаще, накрывали стол прямо в одной из просторных лабораторий кафедры в «цокольном» этаже Политеха, закрывали дверь от постороннего вторжения, и все как один, плечом к плечу, спаянные трудом и дружбой, усаживались, счастливые от этой близости, за стол, заваленный принесёнными домашними блюдами и разнообразными, абсолютно бездефицитными, напитками. Напряжённые ситуации почти не случались, многолетний опыт помогал заранее установить, кто будет буянить, кто прикорнёт в уголке, укрывшись за испытательной разрывной машиной, а кто и «нажрётся», и его надо будет обязательно аккуратно доставить домой и ни в коем случае не отпускать, даже если он будет настойчиво рваться «на свободу».
Научно-техническая интеллигенция: техники, инженеры, учёные-этот огромный многочисленный и самый передовой и реальный средний класс советского общества раньше других сообразил, что социализм обречён,-ведь мы по характеру своей работы неминуемо знакомились с зарубежной литературой, новинками техники и современными технологиями, иногда даже работали с приборами и испытательным оборудованием, попадавшими в наши лаборатории из-за рубежа. К этому же среднему классу примыкала и творческая интеллигенция, а также медицинские работники и учителя. Осторожная КПСС расчётливо блокировала появление людей этого класса в своих рядах, поэтому членов этой партии среди нас не было ни одного. Да и идеологическая традиционная партийная «обработка» мозгов встречала лишь наши насмешки и производила огромное количество анекдотов.
Как же мы веселились на обязательных политсеминарах, когда партия обязывала нас изучать чудовищного монстра-творение верного ленинца Л.И. Брежнева «Малая земля»! Один из анекдотов тех времен: Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев принимает делегацию из Великобритании и, едва шевеля от старости языком, читает по шпаргалке заготовленную речь: «Уважаемая госпожа Ганди», а ему тут же шёпотом подсказывают «Л.И.-это госпожа Тэтчер», но упрямый Генсек продолжает своё: «Уважаемая госпожа Ганди», а ему, уже совсем громко, «да нет, это же Тэтчер», но Генсек упрямо говорит: «Да я и сам вижу, что Тэтчер, но здесь написано « Ганди». Было такое ощущение, что кто-то разумный и дальновидный расчётливо и планомерно раздувал безумный и смехотворный культ лидера партии и его престарелых соратников, подводя неизбежную «мину» замедленного действия под весь фундамент КПСС и советской власти.
Эта «мина» и взорвалась вскоре под именем «перестройки». И этот несчастный, шепелявивший, едва двигающийся старец, но увешанный немыслимым количеством медалей и орденов, увенчанный Бриллиантовой Звездой Маршала, четырьмя (!) Золотыми Звёздами Героя Советского Союза, выставленный на посмешище всего мира, а своего народа, так в первую очередь, был самым ярким итогом прогнившей коммунистической идеи всеобщего счастья, свободы, равенства и братства.
Научно-техническая интеллигенция была способна быстро объединиться в большую политическую силу и первой была готова к изменению политического строя, но рухнувшая катастрофически промышленность, производственная и финансовая опора среднего класса, перешедшая в руки нечистоплотных дельцов, которые мгновенно растащили всё, что можно было продать, и вывезли в зарубежные банки все мыслимые российские активы, одним ударом выбила почву из под ног научно-технического среднего класса, который, практически, исчез, растворившись в финансовых, торговых и чиновничьих структурах захлёбывающейся в нищете и неразберихе беззакония страны. Многие, чтобы выжить, ударились в «челночный» бизнес, воспользовавшись падением «железного занавеса», надёжно закрывавшего когда-то границы страны «развитого» социализма от зарубежья. Теперь, можно было проехать в Турцию, Китай, арабские страны, Польшу, Германию, Чехословакию и, «отоварившись» там сравнительно дешёвым «ширпотребом» (товарами широкого потребления), продать его у себя на Родине по завышенной цене.
"Перестройка", вырвавшись на просторы Советского Союза,родила неслыханную и невиданную никогда на этих просторах "гласность". И страницы газет, радиопередачи и телепрограммы расцвели бесчисленными разоблачениями деяний великих вождей коммунистического рая, от Ленина, Сталина, и других, помельче. Однако, самые проницательные и осторожные видели в этой "гласности" и другой, глубоко упрятанный смысл, пытаясь предостеречь ретивых разоблачителей. И частенько можно было услышать:" Товарищ! Стой! Зайдёт она, звезда пленительная гласности. И Комитет Госбезопасности запомнит ваши имена".
Не нашлось в то время проницательного, толкового лидера, который бы объединил средний класс, эту мощную часть советского общества, выстроив барьер перед расхитителями бывшей общенародной социалистической собственности. Люди, рвущиеся во власть, как всегда для этого типа людей, не имели ни малейших признаков совести и пользовались предоставленной бесконтрольной возможностью обеспечить свои личные интересы в ущерб долговременным интересам развалившейся на отдельные куски и некогда великой страны, которая быстро растеряла свой научно-технический потенциал и превратилась в сырьевой придаток цивилизованного мира.
В последующие вскоре после «великой перестройки» годы, когда кафедра потеряла все хоздоговорные работы, а зарплата не выплачивалась месяцами, так, что многие преподаватели, инженеры и лаборанты вынуждены были продавать на возникших многочисленных микрорынках всё, что можно было унести из семьи, или удариться в «челночный» неустойчивый бизнес, мы вспоминали при случайных встречах, как было хорошо, и совсем недавно! Ведь мы никогда не испытывали тревогу за своё будущее и были непоколебимо уверены в завтрашнем дне. «Лишь бы не было войны»-без этого тоста не обходилось ни одно застолье, а угроза новой войны всё слабела, ведь правители наши, вроде бы, тоже это понимали и что-то предпринимали, налаживая цивилизованные отношения со вчерашними непримиримыми врагами.
И вдруг всё рухнуло! Не было, оказывается, никаких трудовых побед, ведущих к обещанному в ближайшее время коммунизму, а были ложь и обман, раздуваемые газетами, радио и телевидением, была полностью провальная экономика, ориентированная на производство никому ненужных вооружений и новых громоздких нерентабельных производств на базе отсталых технологий, были ограбленные, загаженные промышленными отходами и вредными выбросами земля и вода, и было огромное отставание от передовых стран в науке, технологиях, производительности труда и политической системе.
Сдающая свои позиции КПСС напоследок показала мне свои клыки. Бывший мой студент Бекетаев, которого я когда-то остановил несданным мне «хвостом» по сопромату и который «успешно» преодолел это препятствие, воспользовавшись моим отъездом на стажировку, изворотливо «просочился» в партийную номенклатуру, к которой принадлежал и ректор нашего института, и вскоре занял нешуточный пост проректора по учебной работе. Очень скоро я почувствовал его мстительную натуру, когда, внезапно, в ректорат «поступило письмо» от моего студента, который также, как когда-то нынешний проректор и бывший студент, не смог преодолеть учебный семестр и оказался «за бортом» института. В этом «письме» утверждалось, что я требовал от студента взятку, чтобы он получил необходимую положительную оценку его «успехов» в освоении курса сопромата. К этому «письму» Бекетаев добавил обвинения, что я намеренно «отсеивал» детей чабанов, которые хотели получить высшее техническое образование.
Действительно, у меня, верного ученика МП, требования к знаниям студентов были строго взвешенными и основывались на их семестровых успехах и прилежании, которые нетрудно было установить опытному преподавателю с большим стажем работы в ВУЗе. Однако, советская высшая школа, как и остальные ветви социалистической системы ведения хозяйства, стремительно деградировала, и от преподавателей требовали неуклонно снижать количество «отбракованных» студентов, выставляя им ничем необоснованную «туфтовую» удовлетворительную оценку знаний.
Складывающаяся вокруг меня ситуация получила традиционное «комбурское» развитие. Мгновенно, по приказу ректора, была сформирована комиссия по проверке деятельности доцента Ефремова, а его кандидатура на ближайших конкурсных выборах была «заморожена» на целый год. К чести комиссии, она не пошла «на поводу» у институтской верхушки и не нашла ничего, похожего на описанное в «письме», а автор «письма» был уличён в подделке подписей ряда преподавателей. Заключительные выводы комиссии рассматривались уже в МинВУЗе Киргизии, и референт Министерства Галина Дюшембиевна, на стол которой легли все «проверочные» материалы, приехала в институт, чтобы лично извиниться за тот моральный ущерб, который был нанесён мне ректорской задержкой в конкурсной процедуре. «Сколько времени всё это тянется, а я только сейчас узнала, что Вы муж моей коллеги Ольги Валентиновны, и это ещё больше подтвердило вашу неоспоримую порядочность и честность», сказала она напоследок.
Мой же подход к обучению и оценке знаний студентов был признан отвечающим самым высоким стандартам. Этот мой подход основывался на успехах студентов в течение семестра, которые нетрудно было установить при личных с ними контактах во время приёма обязательных индивидуальных проектов. Я заранее знал степень их подготовки, и на экзамене лучшие из них сразу получали «отлично» без лишней волокиты с традиционными экзаменационными билетами. Другим сразу же предлагалась такая же безбилетная оценка «хорошо», но они могли получить и «отлично», но только через традиционную «билетную» процедуру. Третья категория студентов уже обязательно двигалась по «билетной» системе, но если ответ колебался между «удовлетворительно» и «неудовлетворительно» неизменно выставлялась последняя оценка. Попутно комиссия отметила, что хоздоговорная тема, одним из руководителей которой является «обвиняемый», занимает первое место среди других институтских тем, отличаясь всесоюзной значимостью и весомыми результатами, укрепляющими позиции отечественной ядерной энергетики.
Через год «заморозков» Учёный Совет института подавляющим большинством голосов (против голосовала только институтская верхушка во главе с ректором) избрал меня по конкурсу доцентом на очередной срок, а я в своей заключительной традиционной речи по случаю этого избрания не преминул воспользоваться предоставленной трибуной и, как бы, «бросившись на амбразуру», высказал собравшимся на Учёный Совет преподавателям института всё, что думал о катастрофическом обвале советской экономики и высшей школы, напрямую обвинив руководство страны в создании этой ситуации.
Исторические штормы, раскачивающие полусгнившее советское государство, накатились на каждого человека, на каждую семью, и наша не была исключением. Оправдывалось древнее русское «рыба с головы гниёт»-предали безоговорочно идеи равенства, братства и социальной справедливости верховные лидеры бывшей когда-то бескорыстной ленинской большевистской партии, променяв их на своё личное благополучие. Я всегда помнил пророческие слова моего однофамильца, писателя-фантаста Ивана Ефремова о том, что только в самом начале любое социальное движение, в основе которого лежит идея социальной справедливости, может быть действительно искренним, а потом всё быстро скатывается к борьбе «жрецов» за собственную почётную, благополучную и сытую жизнь. Коммунистическая идея так и осталась красивой, далёкой от жизни утопией, как и было изложено давным-давно Мором в «Утопии» и Кампанеллой в «Городе Солнца». Совпал только крайне тоталитарный режим, так чётко описанный этими авторами и так наглядно выстроенный на просторах великого Советского Союза и его сателлитов-стран «народных демократий».
Ещё накануне всё было достаточно безоблачно, и будущее не казалось совсем безнадёжным. Дочь наша окончила свой Институт искусств, отличилась на конкурсе молодых пианистов Средней Азии и Казахстана в Ташкенте, поступила в аспирантуру в Алма-атинскую консерваторию
Через год свекровь дочери, вышедшая на пенсию после длительной работы в райкоме партии приволжского города Димитровграда, получила персональный «подарок» в виде «ордера» на приобретение автомобиля «Волга», и сразу же обратилась к нам выкупить этот «подарок», рассчитывая на то, что такую покупку мы осилим. Времена были уже другие, и необходимых 9300 «деревянных» у нас уже не было, а последние «сертификаты» были успешно украдены у моей жены из сумочки в «высокопоставленном» Министерстве народного образования, где она работала. Когда и кто это сделал, так и осталось неразгаданным, затевать «дело» совсем не хотелось.
Полузабытая шахматная практика давно прошедших дней сложилась в неочевидную комбинацию и привела меня в квартиру Стаса, соседа-корейца на втором этаже нашего подъезда, который был всем известным, практически, легальным, обладателем крупного состояния и хозяином полуподпольной торговой фирмы, занимаясь переброской и реализацией оптовых партий дефицитных свежих овощей и фруктов в отдалённые промышленные города Сибири и Дальнего Востока. Мы без проволочек договорились, что на операцию по покупке и доставке «Волги» он выкладывает 35000 «деревянных», из которых будут вычтены эти самые 9300, «гонорар» свекрови, «транспортные» расходы и расходы по перегонке автомобиля во Фрунзе, а также оплата второго водителя из числа его доверенных лиц, у которого на руках будут все финансовые ресурсы.
Разницу между всеми расходами и договорными 35 тысячами я получу сразу же, как только новая «Волга» прибудет во Фрунзе. Эта разница, по нашим прикидкам, получалась чуть меньше двадцати двух тысяч, и мы тут же приступили к реализации намеченного плана. Никаких, естественно, письменных соглашений, обычное «по рукам»-и вот мы вдвоём со вторым, а, фактически, основным, водителем уезжаем рейсовым автобусом в Алма Ату, откуда самолёт перебросил нас в Куйбышев. Моё заявление о двухнедельном отпуске «без содержания» жена отнесла на кафедру и пустила по ступеням положенной в таких случаях процедуры.
Основным водителем оказался замечательный киргизский, полностью обрусевший, молодой паренёк, в котором, однако, проглядывала крепкая житейская хватка. Но замечательным он был ещё и потому, что оказался Алмазом, младшим братом Булата Минжилкиева, всемирно известного оперного певца, исполнителя всех басовых партий оперного репертуара, особенно блиставшего, благодаря своему мощному басу, азиатской внешности и крупной монументальной фигуре, в партии хана Кончака в опере Бородина «Князь Игорь». Приволжская осень была в самом разгаре, и даже клонилась к первым заморозкам, когда мы высадились из рейсового автобуса, прибывшего из Куйбышева в Димитровград.
Мы остановились у свекрови моей дочери в прекрасной трёхкомнатной квартире, в которой она жила совершенно одна. Завершив все «нотариальные» дела, Алмаз «отоварил» в сберкассе чек на получение наличных, и на другой день мы вдвоём выехали поездом с одной пересадкой в Горький на знаменитый автозавод, где и надлежало получить новую «Волгу» по доверенности на предъявителя законного «ордера», выданной «владелицей» этого «ордера».
С саквояжем, набитым «наличкой», мы высадились глухой ночью на какой-то заштатной станции, вроде бы это был Свияжск, ожидая ближайшего поезда на трассе «Казань-Горький». В практически пустом, грязном, замусоренном маленьком станционном зале изредка возникали какие-то подозрительные, непотребного вида, мужички, присматривались к нам и исчезали молча. Видно было, что их приводит сюда неистребимая скука российского захолустья, но с нами так никто и не решился заговорить. Без приключений, утренним поездом, мы добрались до Горького и потом до отдела сбыта Горьковского автозавода (ГАЗ).
Здесь Алмаз и показал всю свою блестящую житейскую хватку-он мгновенно, только по ему одному известным признакам, установил «нужных» людей, которые тоже опытным глазом углядели, с кем имеют дело, и мы, минуя приличных размеров очередь из потенциальных претендентов на получение «Волги», сразу оказались на производственной площадке готовых автомобилей, где смогли выбрать модель нужного цвета «морской волны», которая тут же исчезла в цехе «профилактики» и часа через два вернулась совершенно готовой к «перегону». Вспоминая свою первую «Волгу», я был очень удивлён таким «предпродажным сервисом», потому, что первая такая покупка в Москве была совершенно другой, и всю эту операцию тогда пришлось проделывать «своими» силами вместе с прибывшим на помощь из Фрунзе моим тёзкой и основным водителем в том ралли тринадцатилетней давности.
Уже под вечер того же дня мы покинули Горький и двинулись по автотрассе на Ульяновск. Плотные низкие тучи часа через два ударили густым снегопадом, и на бесконечно длинном пологом спуске с какого-то обширного холма мы оказались в темноте на полностью обледеневшей дороге. Наша «Волга» медленно, осторожно, где ехала, а где и скользила, сползая с холма, а встречная полоса была забита вытянувшимися лентой автомобилями, многие из которых практически не двигались, буксуя на одном месте. Только благодаря мастерству Алмаза нам удалось благополучно добраться до Ульяновска и ранним утром приехать в Димитровград. Здесь нас ожидал сюрприз-дочь моя приехала из Москвы с твёрдым намерением присоединиться к нашему экипажу при следовании во Фрунзе, куда мы и отправились втроём утром на следующий день.
Но вот и Караганда, и можно подзаправиться бензином и взять в дорогу запасную канистру, но отпуск бензина строго лимитирован, не разбежишься. Поздней ночью мы едва дотянули с почти пустым баком до посёлка Балхаш, но единственная автозаправка была закрыта, а безграмотно нацарапанная надпись на листке, вырванном из ученической тетради, предупреждала, что бензина нет, и не будет.
...из-за забора выросли уже три внушительного вида фигуры с канистрами в руках, и помню только леденящий страх, не за себя, за спящую безмятежно доченьку мою. Третий человек спокойно спросил, сколько нам надо литров и назвал цену, вдвое превышающую обычную государственную. Никаких, конечно же, возражений, и через ловко установленную воронку бензин из канистр начал неспешно перекочёвывать в наш пустой бензобак.
Двое наших волосатых провожатых спокойно покуривали в стороне и о чём-то негромко переговаривались. «Сейчас заправят и нам конец. Ведь «пушку» предлагал Стас в дорогу, а я, дурак, не взял», прошептал Алмаз, но, всё-таки, небрежно рассчитался за купленный бензин, а канистрами теперь заправили и вездеходик. «Следуйте за нами, господа-товарищи. Выведем вас на трассу, самим вам не справиться», сказал бородатый, «и помните услугу последних советских геологов, и доброго вам пути».
Мы обострённо чувствовали назревающие события, а многолетний советский опыт и прекрасное знание повадок «верных ленинцев», руководителей КПСС, подсказывали, что крайними в этом круговороте окажутся самые честные, инициативные, справедливые и работящие люди-комбурское племя и ближайшее окружение уже просмотрело и просчитало все выгоды, которые сулит им близкий коллапс великого СССР. А суверенный Киргизстан не внушал никакого доверия, особенно после кровавых межнациональных «разборок» между киргизами и узбеками, случившихся в южных областях в 1990 году.
Опытные, мы заранее знали, что это только начало в цепи будущих кровавых событий, которые никогда не сможет усмирить не имеющая никакого опыта государственности власть коренного населения, раздробленного трайболистскими обычаями, неожиданно, в начале века, шагнувшего из полуразвитого феодализма в жёсткие объятия «развитого» социализма и переживающего очередной кульбит в «дикий» капитализм. Каждый локальный доморощенный «манап» и окружающие его соплеменники жили по своим законам, практически, игнорируя центральную власть, а города и посёлки попали под полный контроль бандитов. Нарастающая тревога за безопасность своей семьи заставила меня запастись, на всякий случай, нелегальным «обрезом» и набором «жеканов»-патронов, снаряжённых свинцовой пулей.
Полученная от «ралли» выручка немедленно ушла традиционным путём на «покупку» капитальной постройки гаража и трёхкомнатной квартиры в новом доме в городке Энергетиков, ближайшем пригороде Фрунзе и на дальней восточной окраине села Лебединовка, а остатка хватило на приобретение подержанного «элитного» мебельного гарнитура и необходимой современной одежды для семьи дочери. Квартира с гаражом была продана ей отъезжающим в Германию с семьёй «советским немцем», а мебель-убывающей на историческую родину еврейской семьёй. Квартира была на втором этаже пятиэтажного кирпичного нового дома, с раздельными ванной и туалетом, а на лестничной площадке размещались только две квартиры.
Огромное облегчение от исчезнувших советских дензнаков вскоре оказалось не напрасным-буквально через месяц, в январе следующего, 1991 года, шустрый мордастенький «ёжик», верный сын комбурской касты министр финансов, а потом и премьер-министр, Павлов аннулировал самые крупные советские купюры достоинством 50 и 100 рублей, попутно ограничив выдачу сбережений трудового народа смехотворной суммой 500 рублей. Провести эту преступную операцию Павлов недолго уговаривал последнего лидера когда-то могучей КПСС Горбачёва, которого Съезд Советов избрал «фиговым» Президентом СССР, в надежде, что Президенты новопровозглашённых «суверенных» бывших советских республик, такие же выходцы из неистребимого комбурского племени и непременные члены высших эшелонов КПСС, покорно склонятся под власть все той же КПСС, Генеральным секретарём которой оставался новоявленный Президент СССР. Как не вспомнить народное «хрен редьки не слаще», но традиционные три дня, милостиво отпущенные комбурами народу для обмена крупных купюр на более мелкие, запомнились такими людскими вихрями у сберкасс, магазинов и на рынках, которые намного превосходили по своему накалу виденные в детстве толпы при денежной послевоенной « сталинской» реформе.
Ранней весной семья дочери перебралась из горного посёлка ИВТАН в новую квартиру, а августовский традиционный выезд на Иссык Куль в пансионат «Политехник» в посёлке Комсомол запомнился московским путчем ГКЧП, который переполошил моих институтских коллег немецкой национальности, ожидающих выезда на свою родину. Семья старого друга Андрюши Флеклера даже вынуждена была вернуться с полдороги на пути в «Политехник», чтобы ускорить выезд в Германию. Всё, однако, обошлось, и последняя попытка вернуть колесо истории на отслужившую свой век колею коммунистического диктата бесславно провалилась, открыв уже верную дорогу к развалу великого СССР.
«Снимали» кафе или столовую, но, чаще, накрывали стол прямо в одной из просторных лабораторий кафедры в «цокольном» этаже Политеха, закрывали дверь от постороннего вторжения, и все как один, плечом к плечу, спаянные трудом и дружбой, усаживались, счастливые от этой близости, за стол, заваленный принесёнными домашними блюдами и разнообразными, абсолютно бездефицитными, напитками. Напряжённые ситуации почти не случались, многолетний опыт помогал заранее установить, кто будет буянить, кто прикорнёт в уголке, укрывшись за испытательной разрывной машиной, а кто и «нажрётся», и его надо будет обязательно аккуратно доставить домой и ни в коем случае не отпускать, даже если он будет настойчиво рваться «на свободу».
Научно-техническая интеллигенция: техники, инженеры, учёные-этот огромный многочисленный и самый передовой и реальный средний класс советского общества раньше других сообразил, что социализм обречён,-ведь мы по характеру своей работы неминуемо знакомились с зарубежной литературой, новинками техники и современными технологиями, иногда даже работали с приборами и испытательным оборудованием, попадавшими в наши лаборатории из-за рубежа. К этому же среднему классу примыкала и творческая интеллигенция, а также медицинские работники и учителя. Осторожная КПСС расчётливо блокировала появление людей этого класса в своих рядах, поэтому членов этой партии среди нас не было ни одного. Да и идеологическая традиционная партийная «обработка» мозгов встречала лишь наши насмешки и производила огромное количество анекдотов.
Как же мы веселились на обязательных политсеминарах, когда партия обязывала нас изучать чудовищного монстра-творение верного ленинца Л.И. Брежнева «Малая земля»! Один из анекдотов тех времен: Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев принимает делегацию из Великобритании и, едва шевеля от старости языком, читает по шпаргалке заготовленную речь: «Уважаемая госпожа Ганди», а ему тут же шёпотом подсказывают «Л.И.-это госпожа Тэтчер», но упрямый Генсек продолжает своё: «Уважаемая госпожа Ганди», а ему, уже совсем громко, «да нет, это же Тэтчер», но Генсек упрямо говорит: «Да я и сам вижу, что Тэтчер, но здесь написано « Ганди». Было такое ощущение, что кто-то разумный и дальновидный расчётливо и планомерно раздувал безумный и смехотворный культ лидера партии и его престарелых соратников, подводя неизбежную «мину» замедленного действия под весь фундамент КПСС и советской власти.
Эта «мина» и взорвалась вскоре под именем «перестройки». И этот несчастный, шепелявивший, едва двигающийся старец, но увешанный немыслимым количеством медалей и орденов, увенчанный Бриллиантовой Звездой Маршала, четырьмя (!) Золотыми Звёздами Героя Советского Союза, выставленный на посмешище всего мира, а своего народа, так в первую очередь, был самым ярким итогом прогнившей коммунистической идеи всеобщего счастья, свободы, равенства и братства.
Научно-техническая интеллигенция была способна быстро объединиться в большую политическую силу и первой была готова к изменению политического строя, но рухнувшая катастрофически промышленность, производственная и финансовая опора среднего класса, перешедшая в руки нечистоплотных дельцов, которые мгновенно растащили всё, что можно было продать, и вывезли в зарубежные банки все мыслимые российские активы, одним ударом выбила почву из под ног научно-технического среднего класса, который, практически, исчез, растворившись в финансовых, торговых и чиновничьих структурах захлёбывающейся в нищете и неразберихе беззакония страны. Многие, чтобы выжить, ударились в «челночный» бизнес, воспользовавшись падением «железного занавеса», надёжно закрывавшего когда-то границы страны «развитого» социализма от зарубежья. Теперь, можно было проехать в Турцию, Китай, арабские страны, Польшу, Германию, Чехословакию и, «отоварившись» там сравнительно дешёвым «ширпотребом» (товарами широкого потребления), продать его у себя на Родине по завышенной цене.
"Перестройка", вырвавшись на просторы Советского Союза,родила неслыханную и невиданную никогда на этих просторах "гласность". И страницы газет, радиопередачи и телепрограммы расцвели бесчисленными разоблачениями деяний великих вождей коммунистического рая, от Ленина, Сталина, и других, помельче. Однако, самые проницательные и осторожные видели в этой "гласности" и другой, глубоко упрятанный смысл, пытаясь предостеречь ретивых разоблачителей. И частенько можно было услышать:" Товарищ! Стой! Зайдёт она, звезда пленительная гласности. И Комитет Госбезопасности запомнит ваши имена".
Не нашлось в то время проницательного, толкового лидера, который бы объединил средний класс, эту мощную часть советского общества, выстроив барьер перед расхитителями бывшей общенародной социалистической собственности. Люди, рвущиеся во власть, как всегда для этого типа людей, не имели ни малейших признаков совести и пользовались предоставленной бесконтрольной возможностью обеспечить свои личные интересы в ущерб долговременным интересам развалившейся на отдельные куски и некогда великой страны, которая быстро растеряла свой научно-технический потенциал и превратилась в сырьевой придаток цивилизованного мира.
В последующие вскоре после «великой перестройки» годы, когда кафедра потеряла все хоздоговорные работы, а зарплата не выплачивалась месяцами, так, что многие преподаватели, инженеры и лаборанты вынуждены были продавать на возникших многочисленных микрорынках всё, что можно было унести из семьи, или удариться в «челночный» неустойчивый бизнес, мы вспоминали при случайных встречах, как было хорошо, и совсем недавно! Ведь мы никогда не испытывали тревогу за своё будущее и были непоколебимо уверены в завтрашнем дне. «Лишь бы не было войны»-без этого тоста не обходилось ни одно застолье, а угроза новой войны всё слабела, ведь правители наши, вроде бы, тоже это понимали и что-то предпринимали, налаживая цивилизованные отношения со вчерашними непримиримыми врагами.
И вдруг всё рухнуло! Не было, оказывается, никаких трудовых побед, ведущих к обещанному в ближайшее время коммунизму, а были ложь и обман, раздуваемые газетами, радио и телевидением, была полностью провальная экономика, ориентированная на производство никому ненужных вооружений и новых громоздких нерентабельных производств на базе отсталых технологий, были ограбленные, загаженные промышленными отходами и вредными выбросами земля и вода, и было огромное отставание от передовых стран в науке, технологиях, производительности труда и политической системе.
Сдающая свои позиции КПСС напоследок показала мне свои клыки. Бывший мой студент Бекетаев, которого я когда-то остановил несданным мне «хвостом» по сопромату и который «успешно» преодолел это препятствие, воспользовавшись моим отъездом на стажировку, изворотливо «просочился» в партийную номенклатуру, к которой принадлежал и ректор нашего института, и вскоре занял нешуточный пост проректора по учебной работе. Очень скоро я почувствовал его мстительную натуру, когда, внезапно, в ректорат «поступило письмо» от моего студента, который также, как когда-то нынешний проректор и бывший студент, не смог преодолеть учебный семестр и оказался «за бортом» института. В этом «письме» утверждалось, что я требовал от студента взятку, чтобы он получил необходимую положительную оценку его «успехов» в освоении курса сопромата. К этому «письму» Бекетаев добавил обвинения, что я намеренно «отсеивал» детей чабанов, которые хотели получить высшее техническое образование.
Действительно, у меня, верного ученика МП, требования к знаниям студентов были строго взвешенными и основывались на их семестровых успехах и прилежании, которые нетрудно было установить опытному преподавателю с большим стажем работы в ВУЗе. Однако, советская высшая школа, как и остальные ветви социалистической системы ведения хозяйства, стремительно деградировала, и от преподавателей требовали неуклонно снижать количество «отбракованных» студентов, выставляя им ничем необоснованную «туфтовую» удовлетворительную оценку знаний.
Складывающаяся вокруг меня ситуация получила традиционное «комбурское» развитие. Мгновенно, по приказу ректора, была сформирована комиссия по проверке деятельности доцента Ефремова, а его кандидатура на ближайших конкурсных выборах была «заморожена» на целый год. К чести комиссии, она не пошла «на поводу» у институтской верхушки и не нашла ничего, похожего на описанное в «письме», а автор «письма» был уличён в подделке подписей ряда преподавателей. Заключительные выводы комиссии рассматривались уже в МинВУЗе Киргизии, и референт Министерства Галина Дюшембиевна, на стол которой легли все «проверочные» материалы, приехала в институт, чтобы лично извиниться за тот моральный ущерб, который был нанесён мне ректорской задержкой в конкурсной процедуре. «Сколько времени всё это тянется, а я только сейчас узнала, что Вы муж моей коллеги Ольги Валентиновны, и это ещё больше подтвердило вашу неоспоримую порядочность и честность», сказала она напоследок.
Мой же подход к обучению и оценке знаний студентов был признан отвечающим самым высоким стандартам. Этот мой подход основывался на успехах студентов в течение семестра, которые нетрудно было установить при личных с ними контактах во время приёма обязательных индивидуальных проектов. Я заранее знал степень их подготовки, и на экзамене лучшие из них сразу получали «отлично» без лишней волокиты с традиционными экзаменационными билетами. Другим сразу же предлагалась такая же безбилетная оценка «хорошо», но они могли получить и «отлично», но только через традиционную «билетную» процедуру. Третья категория студентов уже обязательно двигалась по «билетной» системе, но если ответ колебался между «удовлетворительно» и «неудовлетворительно» неизменно выставлялась последняя оценка. Попутно комиссия отметила, что хоздоговорная тема, одним из руководителей которой является «обвиняемый», занимает первое место среди других институтских тем, отличаясь всесоюзной значимостью и весомыми результатами, укрепляющими позиции отечественной ядерной энергетики.
Через год «заморозков» Учёный Совет института подавляющим большинством голосов (против голосовала только институтская верхушка во главе с ректором) избрал меня по конкурсу доцентом на очередной срок, а я в своей заключительной традиционной речи по случаю этого избрания не преминул воспользоваться предоставленной трибуной и, как бы, «бросившись на амбразуру», высказал собравшимся на Учёный Совет преподавателям института всё, что думал о катастрофическом обвале советской экономики и высшей школы, напрямую обвинив руководство страны в создании этой ситуации.
Исторические штормы, раскачивающие полусгнившее советское государство, накатились на каждого человека, на каждую семью, и наша не была исключением. Оправдывалось древнее русское «рыба с головы гниёт»-предали безоговорочно идеи равенства, братства и социальной справедливости верховные лидеры бывшей когда-то бескорыстной ленинской большевистской партии, променяв их на своё личное благополучие. Я всегда помнил пророческие слова моего однофамильца, писателя-фантаста Ивана Ефремова о том, что только в самом начале любое социальное движение, в основе которого лежит идея социальной справедливости, может быть действительно искренним, а потом всё быстро скатывается к борьбе «жрецов» за собственную почётную, благополучную и сытую жизнь. Коммунистическая идея так и осталась красивой, далёкой от жизни утопией, как и было изложено давным-давно Мором в «Утопии» и Кампанеллой в «Городе Солнца». Совпал только крайне тоталитарный режим, так чётко описанный этими авторами и так наглядно выстроенный на просторах великого Советского Союза и его сателлитов-стран «народных демократий».
Ещё накануне всё было достаточно безоблачно, и будущее не казалось совсем безнадёжным. Дочь наша окончила свой Институт искусств, отличилась на конкурсе молодых пианистов Средней Азии и Казахстана в Ташкенте, поступила в аспирантуру в Алма-атинскую консерваторию
Через год свекровь дочери, вышедшая на пенсию после длительной работы в райкоме партии приволжского города Димитровграда, получила персональный «подарок» в виде «ордера» на приобретение автомобиля «Волга», и сразу же обратилась к нам выкупить этот «подарок», рассчитывая на то, что такую покупку мы осилим. Времена были уже другие, и необходимых 9300 «деревянных» у нас уже не было, а последние «сертификаты» были успешно украдены у моей жены из сумочки в «высокопоставленном» Министерстве народного образования, где она работала. Когда и кто это сделал, так и осталось неразгаданным, затевать «дело» совсем не хотелось.
Полузабытая шахматная практика давно прошедших дней сложилась в неочевидную комбинацию и привела меня в квартиру Стаса, соседа-корейца на втором этаже нашего подъезда, который был всем известным, практически, легальным, обладателем крупного состояния и хозяином полуподпольной торговой фирмы, занимаясь переброской и реализацией оптовых партий дефицитных свежих овощей и фруктов в отдалённые промышленные города Сибири и Дальнего Востока. Мы без проволочек договорились, что на операцию по покупке и доставке «Волги» он выкладывает 35000 «деревянных», из которых будут вычтены эти самые 9300, «гонорар» свекрови, «транспортные» расходы и расходы по перегонке автомобиля во Фрунзе, а также оплата второго водителя из числа его доверенных лиц, у которого на руках будут все финансовые ресурсы.
Разницу между всеми расходами и договорными 35 тысячами я получу сразу же, как только новая «Волга» прибудет во Фрунзе. Эта разница, по нашим прикидкам, получалась чуть меньше двадцати двух тысяч, и мы тут же приступили к реализации намеченного плана. Никаких, естественно, письменных соглашений, обычное «по рукам»-и вот мы вдвоём со вторым, а, фактически, основным, водителем уезжаем рейсовым автобусом в Алма Ату, откуда самолёт перебросил нас в Куйбышев. Моё заявление о двухнедельном отпуске «без содержания» жена отнесла на кафедру и пустила по ступеням положенной в таких случаях процедуры.
Основным водителем оказался замечательный киргизский, полностью обрусевший, молодой паренёк, в котором, однако, проглядывала крепкая житейская хватка. Но замечательным он был ещё и потому, что оказался Алмазом, младшим братом Булата Минжилкиева, всемирно известного оперного певца, исполнителя всех басовых партий оперного репертуара, особенно блиставшего, благодаря своему мощному басу, азиатской внешности и крупной монументальной фигуре, в партии хана Кончака в опере Бородина «Князь Игорь». Приволжская осень была в самом разгаре, и даже клонилась к первым заморозкам, когда мы высадились из рейсового автобуса, прибывшего из Куйбышева в Димитровград.
Мы остановились у свекрови моей дочери в прекрасной трёхкомнатной квартире, в которой она жила совершенно одна. Завершив все «нотариальные» дела, Алмаз «отоварил» в сберкассе чек на получение наличных, и на другой день мы вдвоём выехали поездом с одной пересадкой в Горький на знаменитый автозавод, где и надлежало получить новую «Волгу» по доверенности на предъявителя законного «ордера», выданной «владелицей» этого «ордера».
С саквояжем, набитым «наличкой», мы высадились глухой ночью на какой-то заштатной станции, вроде бы это был Свияжск, ожидая ближайшего поезда на трассе «Казань-Горький». В практически пустом, грязном, замусоренном маленьком станционном зале изредка возникали какие-то подозрительные, непотребного вида, мужички, присматривались к нам и исчезали молча. Видно было, что их приводит сюда неистребимая скука российского захолустья, но с нами так никто и не решился заговорить. Без приключений, утренним поездом, мы добрались до Горького и потом до отдела сбыта Горьковского автозавода (ГАЗ).
Здесь Алмаз и показал всю свою блестящую житейскую хватку-он мгновенно, только по ему одному известным признакам, установил «нужных» людей, которые тоже опытным глазом углядели, с кем имеют дело, и мы, минуя приличных размеров очередь из потенциальных претендентов на получение «Волги», сразу оказались на производственной площадке готовых автомобилей, где смогли выбрать модель нужного цвета «морской волны», которая тут же исчезла в цехе «профилактики» и часа через два вернулась совершенно готовой к «перегону». Вспоминая свою первую «Волгу», я был очень удивлён таким «предпродажным сервисом», потому, что первая такая покупка в Москве была совершенно другой, и всю эту операцию тогда пришлось проделывать «своими» силами вместе с прибывшим на помощь из Фрунзе моим тёзкой и основным водителем в том ралли тринадцатилетней давности.
Уже под вечер того же дня мы покинули Горький и двинулись по автотрассе на Ульяновск. Плотные низкие тучи часа через два ударили густым снегопадом, и на бесконечно длинном пологом спуске с какого-то обширного холма мы оказались в темноте на полностью обледеневшей дороге. Наша «Волга» медленно, осторожно, где ехала, а где и скользила, сползая с холма, а встречная полоса была забита вытянувшимися лентой автомобилями, многие из которых практически не двигались, буксуя на одном месте. Только благодаря мастерству Алмаза нам удалось благополучно добраться до Ульяновска и ранним утром приехать в Димитровград. Здесь нас ожидал сюрприз-дочь моя приехала из Москвы с твёрдым намерением присоединиться к нашему экипажу при следовании во Фрунзе, куда мы и отправились втроём утром на следующий день.
Но вот и Караганда, и можно подзаправиться бензином и взять в дорогу запасную канистру, но отпуск бензина строго лимитирован, не разбежишься. Поздней ночью мы едва дотянули с почти пустым баком до посёлка Балхаш, но единственная автозаправка была закрыта, а безграмотно нацарапанная надпись на листке, вырванном из ученической тетради, предупреждала, что бензина нет, и не будет.
...из-за забора выросли уже три внушительного вида фигуры с канистрами в руках, и помню только леденящий страх, не за себя, за спящую безмятежно доченьку мою. Третий человек спокойно спросил, сколько нам надо литров и назвал цену, вдвое превышающую обычную государственную. Никаких, конечно же, возражений, и через ловко установленную воронку бензин из канистр начал неспешно перекочёвывать в наш пустой бензобак.
Двое наших волосатых провожатых спокойно покуривали в стороне и о чём-то негромко переговаривались. «Сейчас заправят и нам конец. Ведь «пушку» предлагал Стас в дорогу, а я, дурак, не взял», прошептал Алмаз, но, всё-таки, небрежно рассчитался за купленный бензин, а канистрами теперь заправили и вездеходик. «Следуйте за нами, господа-товарищи. Выведем вас на трассу, самим вам не справиться», сказал бородатый, «и помните услугу последних советских геологов, и доброго вам пути».
Мы обострённо чувствовали назревающие события, а многолетний советский опыт и прекрасное знание повадок «верных ленинцев», руководителей КПСС, подсказывали, что крайними в этом круговороте окажутся самые честные, инициативные, справедливые и работящие люди-комбурское племя и ближайшее окружение уже просмотрело и просчитало все выгоды, которые сулит им близкий коллапс великого СССР. А суверенный Киргизстан не внушал никакого доверия, особенно после кровавых межнациональных «разборок» между киргизами и узбеками, случившихся в южных областях в 1990 году.
Опытные, мы заранее знали, что это только начало в цепи будущих кровавых событий, которые никогда не сможет усмирить не имеющая никакого опыта государственности власть коренного населения, раздробленного трайболистскими обычаями, неожиданно, в начале века, шагнувшего из полуразвитого феодализма в жёсткие объятия «развитого» социализма и переживающего очередной кульбит в «дикий» капитализм. Каждый локальный доморощенный «манап» и окружающие его соплеменники жили по своим законам, практически, игнорируя центральную власть, а города и посёлки попали под полный контроль бандитов. Нарастающая тревога за безопасность своей семьи заставила меня запастись, на всякий случай, нелегальным «обрезом» и набором «жеканов»-патронов, снаряжённых свинцовой пулей.
Полученная от «ралли» выручка немедленно ушла традиционным путём на «покупку» капитальной постройки гаража и трёхкомнатной квартиры в новом доме в городке Энергетиков, ближайшем пригороде Фрунзе и на дальней восточной окраине села Лебединовка, а остатка хватило на приобретение подержанного «элитного» мебельного гарнитура и необходимой современной одежды для семьи дочери. Квартира с гаражом была продана ей отъезжающим в Германию с семьёй «советским немцем», а мебель-убывающей на историческую родину еврейской семьёй. Квартира была на втором этаже пятиэтажного кирпичного нового дома, с раздельными ванной и туалетом, а на лестничной площадке размещались только две квартиры.
Огромное облегчение от исчезнувших советских дензнаков вскоре оказалось не напрасным-буквально через месяц, в январе следующего, 1991 года, шустрый мордастенький «ёжик», верный сын комбурской касты министр финансов, а потом и премьер-министр, Павлов аннулировал самые крупные советские купюры достоинством 50 и 100 рублей, попутно ограничив выдачу сбережений трудового народа смехотворной суммой 500 рублей. Провести эту преступную операцию Павлов недолго уговаривал последнего лидера когда-то могучей КПСС Горбачёва, которого Съезд Советов избрал «фиговым» Президентом СССР, в надежде, что Президенты новопровозглашённых «суверенных» бывших советских республик, такие же выходцы из неистребимого комбурского племени и непременные члены высших эшелонов КПСС, покорно склонятся под власть все той же КПСС, Генеральным секретарём которой оставался новоявленный Президент СССР. Как не вспомнить народное «хрен редьки не слаще», но традиционные три дня, милостиво отпущенные комбурами народу для обмена крупных купюр на более мелкие, запомнились такими людскими вихрями у сберкасс, магазинов и на рынках, которые намного превосходили по своему накалу виденные в детстве толпы при денежной послевоенной « сталинской» реформе.
Ранней весной семья дочери перебралась из горного посёлка ИВТАН в новую квартиру, а августовский традиционный выезд на Иссык Куль в пансионат «Политехник» в посёлке Комсомол запомнился московским путчем ГКЧП, который переполошил моих институтских коллег немецкой национальности, ожидающих выезда на свою родину. Семья старого друга Андрюши Флеклера даже вынуждена была вернуться с полдороги на пути в «Политехник», чтобы ускорить выезд в Германию. Всё, однако, обошлось, и последняя попытка вернуть колесо истории на отслужившую свой век колею коммунистического диктата бесславно провалилась, открыв уже верную дорогу к развалу великого СССР.