Ирбэ Владислав Александрович. Инженер-каротажник 02
Тяжело работать с безграмотными рабочими, которые принадлежат к правящему пролетариату, гегемону, как говорил Ленин. Кто из нас сейчас трудящийся? Буррабочий или я? А я кто? Просто ИТР? И я ничего не создаю? А пять лет в институте для чего прошли, чтобы понимать важность изучения разреза, вскрытого скважиной или просто для собственного удовольствия? И сейчас я чем занимаюсь, безграмотным или осознанным действием? А по диаграммам, которые сейчас фиксируем, будем выявлять продуктивные пласты. Мы этому учились... Так мы кто? Гнилая интеллигенция или ИТР или кто мы? ИТР. Мы инженерно- технические работники. Вот кто мы такие. Мы командиры производства. Только офицер в армии это одно, а инженер на производстве другое.
А проявить фотодиаграмму, извлеченную из кассеты непросто. Уметь надо. Хорошо, что стали в магазинах продавать пакеты с проявителем и закрепителем. Покупаю, счета сдаю в бухгалтерию, деньги вернут с зарплатой. Мне нужен и проявитель, и закрепитель. Когда-то получал химреагенты на складе Тюменьгеологии. Рабочие не понимают, какой проявитель, какой закрепитель. Белый порошок и там, и там. А еще нужно знать пропорции, а для этого необходимо или все знать самому, или иметь справочные руководства, учебники. Готовил когда-то прямо на скважине. Это все делать на скважине неудобно. Нужно в отдельных пакетиках хранить несколько разных компонентов. Да чтобы не подмокли. И все помнить трудно и ни к чему, как и иметь бесконечное количество записей.
Да, хороший фотограф и хороший специалист все или многое знает. Но зачем знать тонкости фотографии, когда у тебя лимит времени, когда все регламентировано Лучше все готовое. Здесь хоть на пакетике срок годности. А там, при рассыпных ингредиентах не знаешь, сколько и где хранили. Засыпаешь в бачок с водой, а реактив не действует или слабо действует. А нужно, чтобы быстро и хорошо. Да и вода разная. Если воду болотную, то не очень хорошо. Лучше, когда из озерка или реки. А еще лучше вода своя во фляге, то есть питьевая. Но питьевой может и не хватить, ведь еще и чай, да и иногда борщ подогреть в котелке. Поэтому вези большую флягу с чистой питьевой водой и такую же с такой же водой для обработки фотодиаграмм. А еще температура неодинаковая у реактивов. Холодная плохо и горячая тоже. А если нехорошо проявил, то потом всякие полосы цветные на фотодиаграмме. А тогда плохо копировать ее, так как копируют на светостоле. И лампа бывает или слабовата по мощности или сильно греет. Регулятора напряжения нет. Все самодельное.
А пока не проявил, не закрепил, не проверил диаграмму, отсоединять скважинный прибор от кабеля не спеши. Может ничего и не записал. И может снова все сначала. Да мало ли что. Гармошкой сжалась вся бумага или порвалась, а ты прозевал или где-то не записана кривая. Целая наука, которую осваиваешь сам и только в работе.
И красный свет в фотоотсеке должен быть неярким и никаких лучей света. Поэтому лучше проявление идет ночью. А в нашей лаборатории отсек для обработки фотодиаграмм сделан, но в стенке автомобильной будки вделано окно с обычным стеклом. И красная тряпка не защищает от света дневного фотобумагу при перекручивании ее. И нужен красный фонарь хороший, а его нет. И необходимо что-то придумать. А придумать и сделать - разные вещи. И пока то да се - время идет, иногда засветишь бумагу. Не продумали конструкторы... Потом в новых выпусках каротажных лабораторий установили отсек с темными шторами и без окна. Это потом. А посторонних не пускай в лабораторию. Много любопытных, хотят с тобой и рабочие бурбригады поговорить и что-то посмотреть в лаборатории нашей. А нам некогда. Идет работа. Дверь замыкаем на ключ изнутри. Это чтобы при регистрации никто не становился на подножку и не качнул лабораторию. Она сразу качается. А этого нам не надо. Пусть постучат. А мы скажем, чтобы ждали окончания записи, скажем, когда можно войти. Ругаются, думают, что мы их не уважаем.
...А сушить фотобумагу после закрепления тоже нужно уметь. Чтобы не очень сухая была и не влажная. Сухая переломится, а на влажной бумаге карандаш не пишет. А заголовок сразу пиши, иначе перепутаешь все и концы с концами не сведешь. А если не досушишь - слипнутся в рулоне и порвешь. А еще тряпку сухую иметь надо или полотенце чистое. Руки вытирать, прежде чем садиться за пульт лаборатории или заправлять фото кассету; в ней помещается рулон фотобумаги длиною двадцать метров. И еще многое, о чем ты должен думать, за чем должен поспевать, где и что предупредить.
А над твоей головой контроль. Что записал, есть ли нефтяной пласт, все ли нормально. А что нормального, если бензин закончился, а запаса нет, если бумага в гармошку сжата, если барабанил подъемник несколько часов, а результат нуль, все устали. Все думали, что диаграмма получилась, а ее нет. И нужно все сначала. И никому нет дела, что перекос бумаги был, когда она перемещалась из магазинной в приемную кассету. Только ты обязан принять решение о повторной записи, ибо никто кроме тебя не уполномочен. Нужна диаграмма, а не заявления и рассказы о каких-то повреждениях в протяжке.
Исправляй на ходу, для этого ты и инженер. Идеальных устройств нет. Изучай их особенности. А комплекс исследований требуется выполнить. Ведь если сам будешь составлять заключение, то понадобится эта именно диаграмма. Сначала все тянуло нормально, а затем заело в тонкой прорези для бумаги - щели. И нужно иметь опыт работы с такой кассетой, периодически всякое освещение исключать, открывать приемную кассету и проверять руками движется бумага или нет.
Еще бумага, перекрученная из запечатанного рулона и вставленная в приемную кассету, бывает некачественная. Фотоэмульсионный слой почему-то покрыл не всю, а только часть поверхности. И не твоя это вина, на заводе так получилось, а аукнулось здесь, в Сибири, на скважине, от которой километров тридцать до поселка и ночь, и грязь кругом. А поэтому всегда бери с собою резервы фотобумаги и при перекручивании вырабатывай такое осязание на пальцах и ладонях, чтобы вовремя уловить места на бумаге, не покрытые фотоэмульсионным слоем. Ну, там пропустили, так зачем пропускать и нам, если каким-либо способом можно эти осложнения предотвратить.
А бумагу получаем со склада. И заказываем ее много. С резервом. Много раз перегружать и перебрасывать ее приходится, пока в кассету поместишь. Бывает, оборвали оберточную бумагу черную так, что уже рулон не годится. А еще были случаи - рулоны положил на сидение возле пульта, а в это время техник занес эталон радиевый. И потом на бумаге отразилось гамма - излучение. Когда-то это было открытием ученого - воздействие радиационного излучения на фотобумагу и пленку. Сейчас - недопустимое действие, которое привело к тому, что испортились рулоны фотобумаги. А потом наша ругань по этому поводу.
А еще хорошо, когда отряд опытный, все друг друга понимают с полуслова, и не надо объяснять что и как. Тогда быстро все идет. И когда работа идет без запинок, то, как в песне. А когда задержки, какие-то осложнения, кабель в скважину не идет, прибор отказал - это плохо. И еще не ругай подчиненных, особенно при посторонних или при рабочих бурбригады. Команды давай, четкие. Когда ясные, уверенные команды, то отряд весь как на пружине, готов выполнять одно за другим. Все понимают, что дело серьезное и ты один в ответе и за них, и за полученный результат. И тебе доверяют. И от тебя ждут правильных решений, быстрых, разумных. И ты устаешь, и они. А ты умей держать себя и отдыхать в перерывах в нужное время. Тогда, когда они работают, чуть отдохни, потом дай им, сам весь в пружину. Внимательно. Не торопись, но уверенно. Они все понимают.
И еще оттого, что предусмотрел максимум необходимого, успех дела решен. Обдумай то и это. Ага, нужно еще бы вот то-то взять, поручи часть вопросов другим. Сам все не учтешь.
И людям доверие и ответственность тоже. И страшно хочется спать. Давно не спал. А нельзя пока. Ты один у пульта. Машинист находится в будке лебедочной, у штурвала. У него ответственная работа. Многое должен знать. Например, если появилась «ведьма», то сразу же сбавляй скорость, смотри в оба, лучше останови, зови каротажника - перфораторщика, то есть старшего рабочего, чтоб стал у ролика и сигналил. Иначе обрыв скважинного прибора. А пока отсоединяют один и подсоединяют второй прибор, машинист может и чай попить в лаборатории. Уже диаграмма есть. Дело идет.
Перфорация. Скважина Р-3. Тяжелые перфораторы, еле тащим двое. Тащим в рукавицах, чтоб не дай бог не отбить пальцы. То и дело кричу: «Осторожно, ноги, руки!» Эти резкие крики заставляют помощников быть осторожными. Заряжаем в сторонке от буровой, зарядной мастерской нет. Устроились. Вахту буровиков предупредили. Никакого включения дизелей без нашей команды. Все знают. Уходят в сторону. Тщательно соединяем аппарат с кабелем, изолируем. Если сделал плохо, хуже тебе же. Под давлением задавит перфоратор с зарядами, неизвестно что произойдет, извлекай непрострелявшие перфораторы, куда их денешь, ведь разряжать опасно.
А несем по мосткам деревянным четверо: двое впереди и двое позади на специальных металлических стержнях, продетых в отверстия. Взрывпатрон вставляем уже у самого ротора перед самым спуском. Затягиваем наконечник специальными ключами. Работают тихо, без лишних слов и криков. А ответственный то и дело смотрит вокруг и особенно на коллектор на подъемнике, чтобы никто не подошел и не подал напряжение. Подаст сам ответственный. Когда-то у перфораторных подъемников были специальные шкафы. И ключ только у тебя. А у сейсмиков - взрывмашинки. Проверенные.
А заряжай аккуратно, ставь кумулятивные заряды ровно в гнезда. Если перекос, то прожжет стенку перфоратора и тогда нужно в мастерскую, заваривать, заглаживать на токарном станке аккуратно, чтоб ни одного заусенца. Ведь работаем при зарядке голыми руками. Токарь понимает, что аппарат серьезный. И кольца резиновые поставь без перекосов и аккуратно затяни...
А при вставлении взрывпатрона в заряженный перфоратор еще раз осмотрись кругом, нет ли кого из посторонних. Посторонние - все, кто не в отряде твоем. Они здесь лишние. Взрывник смотрит на тебя, ответственного. Ты старший. Ты отвечаешь и за работу, и за безопасность. И на тебя смотрят и слушают только тебя. Отвернули хвостовик, вставляют взрывпатрон, завинчивают. А ты смотри и на них, и на подъемник, чтобы никто ни лебедку не включил, ни напряжение на коллектор без тебя не подал. Иначе - несчастный случай, перестреляют людей. В истории такие случаи бывали... И хотя дизели заглушены, нигде ничего не работает, ни сварка, ни моторы, ни двигатели, рабочие тоже на меня посматривают. Жизнь дорога. А вдруг я спятил и подам напряжение, когда перфоратор еще не в скважине?
Все. Зарядили. Опускаем. Теперь машинист немного кабель лебедкой натягивает на себя, давай задний ход, кабель натянулся, на ролике блок - баланса. А кабель заранее промеряли стальной топографической мерной лентой. И целая наука как это сделать надежно. Заранее нарезают шкимки - веревочки одинаковых размеров от пенькового каната. Пересчитывают десятками, завязывают каждый десяток. Становятся в ряд несколько человек и плотно к кабелю прижимают стальную ленту по всей длине - 20 метров. А там где риска, навязывает один веревочку. Кабель пошел в скважину, а у ротора стоит второй старший рабочий или второй машинист подъемника. Машет рукой - стоп. Аккуратно натягивают ленту. Тот, что у ротора, прикладывает риску на ленте у рукоятки к веревочке. Второй старший навязывает вторую веревочку против риски на ленте возле него. Только после того, как он навязал веревочку, первую отвязывают.
Все веревочки пересчитывают на обоих концах ленты. Через сорок (можно и чаще!) метров навязывают метку. Это в старые времена работы на оплеточном и шланговом кабеле. Потом пошли кабели геофизические бронированные. Стали наносить магнитные метки. Работа требует аккуратности. Бывает путаница. На первый взгляд все элементарно просто. Но это на первый. Все, кто когда-либо участвовал в промере кабеля, а особенно когда сам отвечал за результат, знают, что это такое. Все правильно сделали, а глубины на диаграммах не сходятся. Много тому причин. Разные натяжения в скважинах, разные веса аппаратов, неодинаковые промывочные жидкости. Нужно так работать, чтобы глубины залегания пласта одного и того же были одни и те же на разных диаграммах. Есть приемы. Даются в инструкциях и опытом работы. Нужно еще и многое записывать и соображать. Без соображения не работа. Нет безответственной работы. Все важно. Нет деталей. Прошляпил - исправляй сам.
Случалось, когда проставленные магнитные метки на металлической броне кабеля исчезали. Были и исчезли. Мистика. Но это так. И не в одной скважине и не в одной экспедиции. Пробовал говорить на всех совещаниях, где доводилось бывать и писать, в отчетах по тресту. Некоторые весьма грамотные люди над нами сначала посмеивались. Как над малограмотными. Но нужно было осознать особенность работы в условиях Крайнего Севера, в арктических условиях, на открытых пространствах, зимой, когда дует ветер. Промеряли кабель, проставили магнитные метки, опустили кабель в скважину. Подняли - меток нет. Это позже мне говорили, что, вероятно, это партии импортных бурильных и обсадных труб перегружали в нескольких местах при перевалках с кораблей на причалы и применяли магниты. Но людям, работающим на скважине от этого не легче.
А некоторым непосвященным кажется, что какая там ерунда, обеспечить верную глубину на каротажном кабеле и на диаграммах. Ан нет. Хороших систем нет и до сих пор. Созданы некоторые устройства, приезжали, например, к нам на скважину специалисты из Грозного, привозили свои разработки и устройства. Не получилось тогда. Не все продумано и решено.
Когда кабель извлекают из скважины, с него стекает промывочная жидкость. Жидкая грязь специально приготовленная. И нужно, чтобы на барабан лебедки укладывали при каждом обороте чистый кабель. И из шланга у ротора течет все время вода на кабел.ь. Иначе он будет портиться и быстрее выйдет из строя.
А при высокой скорости подъема стоять у самого блок - баланса опасно. Бывают случаи, когда кабель при спуске образует опасные жгуты - скрутки. И такие скрутки могут тебе оторвать голову или сильно ударить. Так что кругом смотри в оба, не лезь, куда не следует и лучше всего, если не участвуешь в работе, уйди.
После окончания работ составляешь акт. В нем - точные сведения: сколько зарядили зарядов, сколько израсходовали взрыв патронов, детонирующего шнура... Когда заряжаем новые перфораторы, то записываем, сколько ушло на них спецматериалов. Разные материалы в разных ящичках на замках, и ключи у тебя. Никому не доверяй. Ты в ответе. И смотри, сколько было, сколько израсходовал, сколько осталось. Ты расходовал, у тебя все должно сойтись. Лишнего не бывает. Отчет- это серьезно. Есть желающие своровать. Всякие желающие. Поэтому ты и инженер, чтобы грамотно работы выполнять в скважине. А если материалы искрошились, составим акт. Есть специальные инструкции на то, что делать с остатками. И чтобы все сошлось, держи ключи у себя и никому не давай.
...Построили города: Урай, Нефтеюганск, Нижневартовск, Надым, Новый Уренгой. Я бывал практически во всех. И вот что мне представилось после посещения... Многие поселки и города неприятны для жизни, пожилым людям там тяжело. Туда и в экспедиции направляли красивые на вид сборные вахтовые домики одно, двухэтажные. В них встроено много всяких шкафчиков, столиков, стенок из материала, выделявшего вредные испарения. Трудно понять, делали это по ошибке или специально. Но это было. Чувство неуютности, дискомфортности ощущал я и те, с которыми обсуждал такую тему. Тем, кто отдавал себя полностью работе, мотался, основную часть времени проводил на объектах, скважинах, в разъездах, это реже замечалось. Но и то чувствовали люди, оставаясь отдохнуть в помещении.
Мне рассказывали, что из плит выделялись пары ядовитого фенола. А позже наступило время, когда значительное количество людей в северных городах стали ненужными. Их требуется кормить, одевать, за ними необходим надзор милиции и так далее. Я вспоминаю годы, когда в молодой поднимающийся г. Сургут выпроводили из Москвы большое количество «тунеядцев». Московскому руководству трудно управлять таким контингентом, а сургутскому легко? В одно время часть северных городов были закрыты для свободного въезда. Демократическое перемещение всех граждан вызвало потоки большого количества бездельников. Воров, бандитов...
Прошло много лет. Я работал в нескольких местах Тюменской области, ездил по разным нефтяным районам, участвовал в работе комиссий и все время встречался с трудными задачами выявления коллекторов, продуктивных пластов. И Нарьян-Мар, и Казахстан, и север и юг Тюменской области, и Куба - везде приходилось работать и много думать, а иногда и просто гадать. Не всегда достаточно данных для получения однозначных ответов на поставленные вопросы в конкретных условиях.
...В 60-е, 70-е годы купить такие товары как телевизор, холодильник и еще кое - что, в том числе ковровые дорожки, ковры было трудно. Покупали по распределению, по записи через профсоюз, по очереди. Получали, то есть выкупали, забирали на базе склада Главтюменьгеологии. Также и автомобили. Работает, например, мастер по бурению, испытанию или иной работник где - то в Надымской НРЭ, бурит скважины в приполярье или в заполярье, по Обской губе и севернее. А в очереди стоит здесь, в Главке. И автомобиль получит здесь, в Тюмени. А потом переправляет туда, к себе. Или наоборот. Работает товарищ в далеком городе Салехарде, то есть там, где проходит полярный круг.
И приобретает по распределению там, со складов объединения северного, для северян направленные комплекты мебели. Но не думайте, что мебель эту он приобрел себе для той жизни. Нет. Он грузит приобретенную мебель и отправляет оказией по железной дороге туда, куда ему надо. Чаще всего в южные районы, например в родную Башкирию, Татарию или еще куда-нибудь. То есть к родне, где такой мебели нет. И снова катит мебель туда, откуда и пришла. Но теперь она поступает точно к адресату, который ставит ее на положенное место. А тот покупатель в Салехарде работает еще несколько лет, чтобы заработать на автомобиль и угнать его назад, почти к тому же заводу, на котором его и изготовили. Много интересного.
Довелось и мне в 1970г. порадоваться первому в жизни холодильнику, приобретенному по законной очереди на складах у реки Тура, где я бывал неоднократно, приезжая из экспедиции за получением спецтехники, аппаратуры, материалов. Здесь стоят высокие краны. Грузят технику и все прочее на север, на баржи. Отсюда идут караваны и на Обь, и на Мегу, и на Пур, Таз, на Салехард, Мыс Каменный.
Вот я с документом на получение, бросаю работу, сломя голову несусь в Главк. Там нужно получить визу у начальника отдела снабжения. Это очень важный человек. Его все знают. Аксельрод Михаил Борисович. Он держит в руках все снабжение. Подпись получена. Теперь на автобус, успеть до обеда на лесобазу, к зав. базой, заплатить стоимость холодильника в бухгалтерии и успеть получить разрешение на вывоз со склада. Иначе - обед. А это час ждать, неизвестно какие команды поступят и будут ли со мною разговаривать на складе после обеда. Добрался. Все оплатил. Бегом в склад. Там у дверей рабочие - грузчики, матерщина будь здоров. Заведующий складом - бывалый человек. Здесь слабонервные не работают.
Он дает задание грузчикам грузить что - то на баржу, а те в образных выражениях ему объясняют некие неудобства в организации работы, оплате и прочем. Потрясают руками все. Я понимаю, что промедление смерти подобно и между спинами, между кулаками, головами протягиваю заведующему складом свой документ на разрешенный к выдаче по очереди и оплаченный холодильник. Несколько виз. Разными чернилами. В разных местах. Грузчики в робах, в кепках, чеплажках, шапках, в рукавицах. На меня никто не обращает внимания. Я набираю воздуха в легкие и, встав перед лицом самого заведующего, громко говорю: «Будьте любезны, подпишите этот документ, разрешите получить холодильник!»
Машинально рука протянута к документу. Опытный взгляд читает все визы сразу. Находит последнюю визу. Читает, что заплачено. Он последний в цепи контроля. Чтобы только по очереди! Черкнул свою визу и дату. Передал кладовщику: «Выдай!». Все, я могу получать! «Благодарю Вас!» Я отхожу, мне кладовщик показывает упакованные ящики с холодильниками, которых много: «Бери любой!». Я с кем - то откатываю быстро к краю помоста, на котором стоим, чтобы сразу погрузить в кузов автомобиля, который нанял здесь же за углом. Заведующий складом поднял голову к рабочему и громко спросил: «А что он сказал?». Указал на меня. Тот принял солидный вид переводчика и громко разъяснил: «Он сначала сказал, будьте любезны, подпишите документ, разрешите получить холодильник. А потом сказал - благодарю вас». Заведующий складом еще раз посмотрел на меня, по его лицу пробегали какие-то сложные мысли, отражения чего-то нового, чего до сих пор здесь не было. Вероятно, он осмысливал произошедший диалог со мною, и ему трудно было переключиться от крепких слов с грузчиками и появлению в обороте иных слов.
Это был 1970 год, год получения двухкомнатной квартиры, год получения юбилейной медали за доблестный труд, год 100-летия со дня рождения В.И.Ленина.
...с завода тогда отгружали полный набор инструмента, а также некоторое специальное снаряжение, например, кувалду. Пока подъемник прошел этап пребывания на складе, кувалду сперли. Вообще к имуществу со стороны рабочих видел неодинаковое отношение. Одни относились как к общественной собственности, никогда ничего не воровали, тогда как другие или безразлично или так, что только смотри. Когда у нас стало несколько машин и машинистов, когда возникла необходимость завоза техники на буровые заранее, а там оставлять практически без присмотра, то наши рабочие мне и ИТР предложили такой вариант: разделить все комплекты инструмента по количеству машинистов и им раздать под расписку.
Тогда каждый будет знать, что если он без инструмента, то он сам виноват. Все числилось на мне! Я не послушался их совета, настоял на том, чтобы в каждой машине лежал полный комплект. Приехали - он на месте. Мне подчинились. Через некоторое время все забили тревогу - инструмент быстро исчезает из машин. Если не принять экстренных мер, растащат все оставшееся - и нечем будет работать, Добыть инструмент трудно. Он нужен всем. Я тут же признал свою ошибку, согласился. Машинисты быстро разделили все, что осталось, и всегда возили с собой. У каждого свой комплект.
О собственности инструмента разговор особый. Мне приходилось близко общаться с кубинским техником, работавшим в нашей комнате. Он выполнял впоследствии и для меня некоторые чертежи. Их использовал при сообщении на конференции. Так вот в 1972 году я видел в его руках хорошие чертежные инструменты производства Японии, ФРГ, удобные ручки. Он оформлял хорошими шрифтами разные схемы, карты. Он никому не давал эти инструменты. Никто у него их не спрашивал. В наших организациях я таких не видел нигде. Такой инструмент продавали за рубежом за доллары. Мне рассказывали, что были случаи приобретения нашими чертежниками за рубежом (в то время именно) подобных инструментов. Как только начальство обнаружило это, оно завалило бесконечными объемами работ именно эту чертежницу, тогда как другим работы стали давать поменьше. А с оплатой вопрос не решили. И чертежница «потеряла» набор понравившегося ей инструмента...
...Что я думал, например, когда работал на скважине Р-6, где получили первый нефтяной фонтан в Сибири? Главным для меня и всего нашего отряда было как бы вовремя покушать, где бы поспать. Все остальное шло своим чередом. Вот об этом мы и думали. Работали, а думали о еде и месте для ночлега.
Позже, начальник экспедиции говорил с раздумьем о том, что вот, не очень удачно открыли мы эту нефть. Чуть попозже бы. Обустроили бы экспедицию, завезли бы дома для людей, построили бы общежития, магазин, А потом бы и пробурили скв.Р-6. А что теперь? Резко увеличили объем бурения. Продуктов мало, с жильем трудно. Мастерские еле-еле работают. Вперед, план выполнять в метраже!
...Мы с корреспондентом сидели на берегу вечерней Конды. Невероятно красивый закат. И корреспондент рассказывал некоторые истории и исполнил некоторые песни. Я запомнил часть. Вот эти слова: Партия сказала: «Надо!» Комсомол ответил: «Есть! Мы работы не боимся, только дайте нам поесть...»
Приезжали специалисты из ВНИИнефти из Москвы исследовать скв. Р-6 и другие. Среди них был один товарищ, красиво пел, играл на гитаре. Он тут же сочинил куплеты на местную тему: «Течет Конда, в тумане тает, на буровой нет ни огня. Ах, комаров у нас вполне хватает, а накомарника нет у меня. Нам Кривошеин (нач.автоколонны) обещает, дает машину на три дня, ах та машина громко так чихает, что завести ее никак нельзя...»
...Шалавин отлично понимал и свое место, и остальных работников. Он видел многие годы, что оплата инженеров и рабочих низка, что выживают только сильные духом и знаниями, которые в условиях невероятных потрясений разного рода могут выполнить поставленное задание свыше. Один из его помощников, Соболевский Владимир Владимирович, главный инженер экспедиции, как-то сказал, что мог бы написать докторскую диссертацию на тему: «Строительство временных причалов, мостов, дорог в условиях Крайнего Севера для нефтеразведочной экспедиции с помощью шабашников».
...Вспоминая большие удачи, которые сопутствовали нам в то время, я думаю, что тому было несколько причин. Мы были молодые. Шел подъем шестидесятых годов. Успехи в космосе. Мы очень хотели открыть нефть. Не только я один. Целая армия работников разных рангов, талантов, знаний и умений работала на землях от юга Тюменской области до крайнего севера. Они были сейсморазведчиками, бурили и изучали скважины, испытывали, обосновывали перспективные области.
Были и неудачи. Были и ошибки. Были и провалы. После первых успехов, после первого фонтана нефти на скважине Р-6 пробурили несколько скважин, из которых притоков нефти практически не получили. А планировали. С точки зрения генеральной стратегии все равно добыты ценные сведения о геологическом строении изучаемых объектов. Но со временем процент удачи стал снижаться, несмотря на грандиозные открытия в Тюменской области. Очень много непродуктивных скважин. Такая наука. Мне самому много раз приходилось признаваться себе, что знания наши о природе чрезвычайно ограничены. Об условиях залегания нефти, о законах размещения нефти и газа в горных породах знаем очень мало. Конечно, перед рабочими мы, окончившие вузы, были грамотными.
По навигации к точке, где запланировано бурение скважины Р-3 , подошла большая груженая баржа из Тюмени. На ней все пространство и трюмы забиты. Буровая вышка, все, что с ней. Тракторы, каротажный подъемник, кабель, ящики, буровые насосы. Зам. начальника по общим вопросам Копыльцов Анатолий Иванович организовал несколько бригад для разгрузки. Баржу нужно быстро разгрузить и отправить назад. Навигация короткая. Еще им нужно успеть сделать хотя бы рейс. А это, значит, разгружать нужно днем и ночью. Ночь светлая. Оформляют договор отдельный. Повариха готовит еду. Расписан по часам подъем, работа, перекур, отдых. Время деньги. Руководят разгрузкой и специалисты, например главный механик экспедиции Ермакович Дмитрий Степанович.
Оплата - сдельно-премиальная грузчикам. Они надевают на головы мешки, в робах брезентовых. Хорошо, что тепло. Гудят бульдозеры, ходят машины. Нужно все снять, провести через склад. После разгрузки Ермакович не мог прийти в себя. Он матерился. С момента прихода баржи он заметил ящики с инструментом, в комплекте с буровой и иным оборудованием, насосами грязевыми, дизелями. Инструмент в тайге на вес золота. Ниоткуда не достанешь, а работать надо. И после разгрузки некоторые ящики исчезли. Были, и нет их. Испарились. Поиски вокруг в ложбинках, под корнями сосен, в оврагах поблизости к успеху не привели. Все. Инструмент исчез. Все бригады хорошо трудились день и ночь, он смотрел в оба, зам.начальника Копыльцов хорошо все организовал, но ящиков с инструментом нет. Тю-тю.
Конечно, утащили свои. Мертво. Никто не скажет. Инструмент нужен дизелистам, слесарям, буровикам, шоферам, трактористам. Никто не вернет. Такая жизнь. ИТР не взяли инструмент, а рабочие взяли. В момент разгрузки. Будут монтировать буровую и все хозяйство теперь с матерщиной, налаживать дизели и все прочее. Будут варить линии водяные и соединять линии для сжатого воздуха, будут бурить скважину, потом мы на ней проведем каротаж, потом проперфорируем, получат нефть с водой, потом мне дадут выговор за то, что вовремя не досмотрел и не проинтерпретировал, как следует. А там, в пласте, оказался контакт нефти и воды, и необходимо было все это вовремя заметить, сказать, задокументировать. То есть, составить письменное заключение по результатам обработки и интерпретации геофизических материалов. Это нужно было сделать. Это мы не сделали. То ли увлеклись текучкой, подготовкой к перфорации, то ли еще по какой причине, уже не помню. И тогда стреляли бы только нефтяную зону.
Первый раз в отпуск я поехал через три года работы в экспедициях. Будучи в Тюмени, ночью я включил приемник. Резкий женский голос очень четко прямо кричал: «Говорит голос Америки из Вашингтона! Советские ракеты нацелены на Вашингтон, Нью-Йорк и Чикаго!» Затем передавали сообщения ТАСС. Советские вооруженные силы приведены в боеготовность номер один. От войны были на волоске. Это был момент кризиса в Карибском бассейне.
...Работая в тресте «Тюменьнефтегеофизика», приходилось бывать в командировках в Урае, Сургуте, Нефтеюганске, Нижневартовске. Это годы 1966-1967. Нижневартовск только начали строить. Запомнил одну из поездок на катере на скважину по реке Мега. Нас трое. Идем по реке. Мимо то и дело проплывают топляки - это бревна, которые при сплаве утонули на дно, а потом поднялись, или не тонули, а плавают. Опасные бревна, того и жди, протаранят днище. И вот треск. Бревно проломило деревянный настил и выступило к нам. Хорошо никого не поранило. Вода поступает через трещины. Заполняет под ногами пространство. Соображаем, что делать. Советуемся, стоит ли прыгать в воду, когда. Или подождем, может, пронесет. Катер потихоньку погружается в воду.
Вокруг никого и ничего не видно, что взбодрило бы нас. А дело к вечеру. Если будет катер совсем тонуть, то придется вплавь добираться до берега. Мы в костюмах. Конечно, промокнем. Проверяем, что в карманах. Энергично вдвоем вычерпываем воду ведрами. Быстро устали. Вода продолжает поступать. Обдумываю возможную ситуацию. Если вплавь, то мы все вылезем на берег мокрые. Сушиться негде. Когда подойдет с вахтой дежурный катер? Удача! Днище катера село на мель. Значит, вода войдет к нам, в катер, установится на каком - то уровне, и более подниматься не будет. Прыгать в воду не нужно. Дежурный катер снял нас. Сначала поехали снова на буровую, а уж потом назад.
Как-то в Урае пришлось выехать к фонтанирующей нефтяной скважине. Фонтан горел. Это вулкан. Вокруг пожарники, разные специалисты. Бурили наклонную скважину, чтобы заглушить фонтан. Заглушили. Там погибло более десятка человек.
Примерно в те же годы нам рассказывали об истории внедрения тягачей на воздушной подушке. Привезли иностранцев. Показывают наши последние достижения - тягач на воздушной подушке для перетаскивания буровой установки в тайге. Иностранные гости - промышленники, крупные инженеры, иные специалисты смотрят. Тягач идет, разлетаются в разные стороны корни деревьев. Наши гордо смотрят. Гости нуль внимания. Им это не интересно. Когда спросили в чем дело, ведь это большое достижение техническое. Те ответили, что у них это не пойдет, так как нужно, чтобы кто-то отвечал за нарушение природы. Тогда еще не все доходило до нас по поводу охраны природы. Мы читали о варварском отношении к природе капиталистов, о том, что эти безграмотные капиталисты бурят методом дикой кошки и так далее, а вот мы по всем правилам науки. Уже было не так, уже они бережнее относились к природе, чем мы...
..Перешел работать в ЗапСибНИГНИ. Дали возможность быть ответственным исполнителем темы. Составляю программу и смету. Выполняю расчеты по зарплате, командировкам, расходам на канцелярию. Хотелось объять необъятное. В конце концов, занялся изучением разрезов скважины по гиганту - нефтяному месторождению Самотлорскому.
К Новому году институт получил хорошее новое пятиэтажное здание, куда и переехал. А после Нового года сразу же директор института Николай Никитович Ростовцев издал приказ. В нем были описаны драматические события. Оказывается, когда директор вышел поздно вечером из института, то все здание сияло в огнях. А значит все в кабинетах! Перед этим начальник первой части предупредил всех по этажу, что нужно освободить помещение, так как он опечатает часть комнат. Но о, ужас! Некоторые сотрудники отказались выполнить это распоряжение. Они не покидали своих лабораторий.
А Гольдин С.В. находился в нетрезвом состоянии и выражался нецензурными словами. (Впоследствии Гольдин Сергей Васильевич стал академиком, читал лекции где-то в Рио де Жанейро, стал директором академического института в Академгородке, Новосибирске). Бочкарев В.С. и Шинкеев Г.М. сидели в лаборатории, играли в шахматы и пили вино (?). Ставицкий Б.П. и Матусевич В.М. бесцельно шатались по коридору (?). Директор в приказе обращал серьезное внимание руководителей всех лабораторий на необходимость серьезного улучшения воспитательной работы во всех коллективах института. Но это еще не все. Секретарь этот приказ, во исполнение задания директора, довела до всех заведующих лабораториями. Они расписались. Матусевич на приказе написал, что он не согласен, поскольку он не бесцельно шатался по коридору, а со Ставицким Брониславом Петровичем обдумывал интересные варианты в области научных разработок. Матусевич Владимир Михайлович впоследствии стал доктором наук, заведующим кафедрой.
Воскресник на окраине Тюмени, в Парфеново. Теплицы. Их построили с надеждою, что будет много овощей. Но вот беда. В теплицах ничего не растет. То ли не та земля, то ли еще что. Снимают институт, специалистов, докторов наук и посылают вытащить землю из теплиц.
Молодая агроном - девчонка, окончившая техникум, командует большим количеством специалистов, работавших начальниками партий, участков, буривших и испытывавших скважины. Она дает задание - брать носилки и выносить непригодную землю из теплиц. Мы подумали над такой рабской работой и сказали, чтобы дала лошадь с телегой. Двумя ударами топора выбили стенку с торца таким образом, чтобы проехала лошадь с телегой, и каждый мог бы пройти в рост. Нам дали лошадку. Она оказалась неглупой. Не желала тянуть телегу с насыпанной на ней горой земли. Мы ее подталкивали, похлопывали, тянули под уздцы, но она не идет. Тогда кто-то догадался нарвать травы и дать поесть. Это возымело действие. Лошадка взбодрилась. Крикнул кто-то, лошадка дернулась вперед, сломалась дуга. Телега оказалась перегруженной. Потом один из наших работников решил попоить лошадку, она от него убежала, начался отлов. Землю вывезли.
А проявить фотодиаграмму, извлеченную из кассеты непросто. Уметь надо. Хорошо, что стали в магазинах продавать пакеты с проявителем и закрепителем. Покупаю, счета сдаю в бухгалтерию, деньги вернут с зарплатой. Мне нужен и проявитель, и закрепитель. Когда-то получал химреагенты на складе Тюменьгеологии. Рабочие не понимают, какой проявитель, какой закрепитель. Белый порошок и там, и там. А еще нужно знать пропорции, а для этого необходимо или все знать самому, или иметь справочные руководства, учебники. Готовил когда-то прямо на скважине. Это все делать на скважине неудобно. Нужно в отдельных пакетиках хранить несколько разных компонентов. Да чтобы не подмокли. И все помнить трудно и ни к чему, как и иметь бесконечное количество записей.
Да, хороший фотограф и хороший специалист все или многое знает. Но зачем знать тонкости фотографии, когда у тебя лимит времени, когда все регламентировано Лучше все готовое. Здесь хоть на пакетике срок годности. А там, при рассыпных ингредиентах не знаешь, сколько и где хранили. Засыпаешь в бачок с водой, а реактив не действует или слабо действует. А нужно, чтобы быстро и хорошо. Да и вода разная. Если воду болотную, то не очень хорошо. Лучше, когда из озерка или реки. А еще лучше вода своя во фляге, то есть питьевая. Но питьевой может и не хватить, ведь еще и чай, да и иногда борщ подогреть в котелке. Поэтому вези большую флягу с чистой питьевой водой и такую же с такой же водой для обработки фотодиаграмм. А еще температура неодинаковая у реактивов. Холодная плохо и горячая тоже. А если нехорошо проявил, то потом всякие полосы цветные на фотодиаграмме. А тогда плохо копировать ее, так как копируют на светостоле. И лампа бывает или слабовата по мощности или сильно греет. Регулятора напряжения нет. Все самодельное.
А пока не проявил, не закрепил, не проверил диаграмму, отсоединять скважинный прибор от кабеля не спеши. Может ничего и не записал. И может снова все сначала. Да мало ли что. Гармошкой сжалась вся бумага или порвалась, а ты прозевал или где-то не записана кривая. Целая наука, которую осваиваешь сам и только в работе.
И красный свет в фотоотсеке должен быть неярким и никаких лучей света. Поэтому лучше проявление идет ночью. А в нашей лаборатории отсек для обработки фотодиаграмм сделан, но в стенке автомобильной будки вделано окно с обычным стеклом. И красная тряпка не защищает от света дневного фотобумагу при перекручивании ее. И нужен красный фонарь хороший, а его нет. И необходимо что-то придумать. А придумать и сделать - разные вещи. И пока то да се - время идет, иногда засветишь бумагу. Не продумали конструкторы... Потом в новых выпусках каротажных лабораторий установили отсек с темными шторами и без окна. Это потом. А посторонних не пускай в лабораторию. Много любопытных, хотят с тобой и рабочие бурбригады поговорить и что-то посмотреть в лаборатории нашей. А нам некогда. Идет работа. Дверь замыкаем на ключ изнутри. Это чтобы при регистрации никто не становился на подножку и не качнул лабораторию. Она сразу качается. А этого нам не надо. Пусть постучат. А мы скажем, чтобы ждали окончания записи, скажем, когда можно войти. Ругаются, думают, что мы их не уважаем.
...А сушить фотобумагу после закрепления тоже нужно уметь. Чтобы не очень сухая была и не влажная. Сухая переломится, а на влажной бумаге карандаш не пишет. А заголовок сразу пиши, иначе перепутаешь все и концы с концами не сведешь. А если не досушишь - слипнутся в рулоне и порвешь. А еще тряпку сухую иметь надо или полотенце чистое. Руки вытирать, прежде чем садиться за пульт лаборатории или заправлять фото кассету; в ней помещается рулон фотобумаги длиною двадцать метров. И еще многое, о чем ты должен думать, за чем должен поспевать, где и что предупредить.
А над твоей головой контроль. Что записал, есть ли нефтяной пласт, все ли нормально. А что нормального, если бензин закончился, а запаса нет, если бумага в гармошку сжата, если барабанил подъемник несколько часов, а результат нуль, все устали. Все думали, что диаграмма получилась, а ее нет. И нужно все сначала. И никому нет дела, что перекос бумаги был, когда она перемещалась из магазинной в приемную кассету. Только ты обязан принять решение о повторной записи, ибо никто кроме тебя не уполномочен. Нужна диаграмма, а не заявления и рассказы о каких-то повреждениях в протяжке.
Исправляй на ходу, для этого ты и инженер. Идеальных устройств нет. Изучай их особенности. А комплекс исследований требуется выполнить. Ведь если сам будешь составлять заключение, то понадобится эта именно диаграмма. Сначала все тянуло нормально, а затем заело в тонкой прорези для бумаги - щели. И нужно иметь опыт работы с такой кассетой, периодически всякое освещение исключать, открывать приемную кассету и проверять руками движется бумага или нет.
Еще бумага, перекрученная из запечатанного рулона и вставленная в приемную кассету, бывает некачественная. Фотоэмульсионный слой почему-то покрыл не всю, а только часть поверхности. И не твоя это вина, на заводе так получилось, а аукнулось здесь, в Сибири, на скважине, от которой километров тридцать до поселка и ночь, и грязь кругом. А поэтому всегда бери с собою резервы фотобумаги и при перекручивании вырабатывай такое осязание на пальцах и ладонях, чтобы вовремя уловить места на бумаге, не покрытые фотоэмульсионным слоем. Ну, там пропустили, так зачем пропускать и нам, если каким-либо способом можно эти осложнения предотвратить.
А бумагу получаем со склада. И заказываем ее много. С резервом. Много раз перегружать и перебрасывать ее приходится, пока в кассету поместишь. Бывает, оборвали оберточную бумагу черную так, что уже рулон не годится. А еще были случаи - рулоны положил на сидение возле пульта, а в это время техник занес эталон радиевый. И потом на бумаге отразилось гамма - излучение. Когда-то это было открытием ученого - воздействие радиационного излучения на фотобумагу и пленку. Сейчас - недопустимое действие, которое привело к тому, что испортились рулоны фотобумаги. А потом наша ругань по этому поводу.
А еще хорошо, когда отряд опытный, все друг друга понимают с полуслова, и не надо объяснять что и как. Тогда быстро все идет. И когда работа идет без запинок, то, как в песне. А когда задержки, какие-то осложнения, кабель в скважину не идет, прибор отказал - это плохо. И еще не ругай подчиненных, особенно при посторонних или при рабочих бурбригады. Команды давай, четкие. Когда ясные, уверенные команды, то отряд весь как на пружине, готов выполнять одно за другим. Все понимают, что дело серьезное и ты один в ответе и за них, и за полученный результат. И тебе доверяют. И от тебя ждут правильных решений, быстрых, разумных. И ты устаешь, и они. А ты умей держать себя и отдыхать в перерывах в нужное время. Тогда, когда они работают, чуть отдохни, потом дай им, сам весь в пружину. Внимательно. Не торопись, но уверенно. Они все понимают.
И еще оттого, что предусмотрел максимум необходимого, успех дела решен. Обдумай то и это. Ага, нужно еще бы вот то-то взять, поручи часть вопросов другим. Сам все не учтешь.
И людям доверие и ответственность тоже. И страшно хочется спать. Давно не спал. А нельзя пока. Ты один у пульта. Машинист находится в будке лебедочной, у штурвала. У него ответственная работа. Многое должен знать. Например, если появилась «ведьма», то сразу же сбавляй скорость, смотри в оба, лучше останови, зови каротажника - перфораторщика, то есть старшего рабочего, чтоб стал у ролика и сигналил. Иначе обрыв скважинного прибора. А пока отсоединяют один и подсоединяют второй прибор, машинист может и чай попить в лаборатории. Уже диаграмма есть. Дело идет.
Перфорация. Скважина Р-3. Тяжелые перфораторы, еле тащим двое. Тащим в рукавицах, чтоб не дай бог не отбить пальцы. То и дело кричу: «Осторожно, ноги, руки!» Эти резкие крики заставляют помощников быть осторожными. Заряжаем в сторонке от буровой, зарядной мастерской нет. Устроились. Вахту буровиков предупредили. Никакого включения дизелей без нашей команды. Все знают. Уходят в сторону. Тщательно соединяем аппарат с кабелем, изолируем. Если сделал плохо, хуже тебе же. Под давлением задавит перфоратор с зарядами, неизвестно что произойдет, извлекай непрострелявшие перфораторы, куда их денешь, ведь разряжать опасно.
А несем по мосткам деревянным четверо: двое впереди и двое позади на специальных металлических стержнях, продетых в отверстия. Взрывпатрон вставляем уже у самого ротора перед самым спуском. Затягиваем наконечник специальными ключами. Работают тихо, без лишних слов и криков. А ответственный то и дело смотрит вокруг и особенно на коллектор на подъемнике, чтобы никто не подошел и не подал напряжение. Подаст сам ответственный. Когда-то у перфораторных подъемников были специальные шкафы. И ключ только у тебя. А у сейсмиков - взрывмашинки. Проверенные.
А заряжай аккуратно, ставь кумулятивные заряды ровно в гнезда. Если перекос, то прожжет стенку перфоратора и тогда нужно в мастерскую, заваривать, заглаживать на токарном станке аккуратно, чтоб ни одного заусенца. Ведь работаем при зарядке голыми руками. Токарь понимает, что аппарат серьезный. И кольца резиновые поставь без перекосов и аккуратно затяни...
А при вставлении взрывпатрона в заряженный перфоратор еще раз осмотрись кругом, нет ли кого из посторонних. Посторонние - все, кто не в отряде твоем. Они здесь лишние. Взрывник смотрит на тебя, ответственного. Ты старший. Ты отвечаешь и за работу, и за безопасность. И на тебя смотрят и слушают только тебя. Отвернули хвостовик, вставляют взрывпатрон, завинчивают. А ты смотри и на них, и на подъемник, чтобы никто ни лебедку не включил, ни напряжение на коллектор без тебя не подал. Иначе - несчастный случай, перестреляют людей. В истории такие случаи бывали... И хотя дизели заглушены, нигде ничего не работает, ни сварка, ни моторы, ни двигатели, рабочие тоже на меня посматривают. Жизнь дорога. А вдруг я спятил и подам напряжение, когда перфоратор еще не в скважине?
Все. Зарядили. Опускаем. Теперь машинист немного кабель лебедкой натягивает на себя, давай задний ход, кабель натянулся, на ролике блок - баланса. А кабель заранее промеряли стальной топографической мерной лентой. И целая наука как это сделать надежно. Заранее нарезают шкимки - веревочки одинаковых размеров от пенькового каната. Пересчитывают десятками, завязывают каждый десяток. Становятся в ряд несколько человек и плотно к кабелю прижимают стальную ленту по всей длине - 20 метров. А там где риска, навязывает один веревочку. Кабель пошел в скважину, а у ротора стоит второй старший рабочий или второй машинист подъемника. Машет рукой - стоп. Аккуратно натягивают ленту. Тот, что у ротора, прикладывает риску на ленте у рукоятки к веревочке. Второй старший навязывает вторую веревочку против риски на ленте возле него. Только после того, как он навязал веревочку, первую отвязывают.
Все веревочки пересчитывают на обоих концах ленты. Через сорок (можно и чаще!) метров навязывают метку. Это в старые времена работы на оплеточном и шланговом кабеле. Потом пошли кабели геофизические бронированные. Стали наносить магнитные метки. Работа требует аккуратности. Бывает путаница. На первый взгляд все элементарно просто. Но это на первый. Все, кто когда-либо участвовал в промере кабеля, а особенно когда сам отвечал за результат, знают, что это такое. Все правильно сделали, а глубины на диаграммах не сходятся. Много тому причин. Разные натяжения в скважинах, разные веса аппаратов, неодинаковые промывочные жидкости. Нужно так работать, чтобы глубины залегания пласта одного и того же были одни и те же на разных диаграммах. Есть приемы. Даются в инструкциях и опытом работы. Нужно еще и многое записывать и соображать. Без соображения не работа. Нет безответственной работы. Все важно. Нет деталей. Прошляпил - исправляй сам.
Случалось, когда проставленные магнитные метки на металлической броне кабеля исчезали. Были и исчезли. Мистика. Но это так. И не в одной скважине и не в одной экспедиции. Пробовал говорить на всех совещаниях, где доводилось бывать и писать, в отчетах по тресту. Некоторые весьма грамотные люди над нами сначала посмеивались. Как над малограмотными. Но нужно было осознать особенность работы в условиях Крайнего Севера, в арктических условиях, на открытых пространствах, зимой, когда дует ветер. Промеряли кабель, проставили магнитные метки, опустили кабель в скважину. Подняли - меток нет. Это позже мне говорили, что, вероятно, это партии импортных бурильных и обсадных труб перегружали в нескольких местах при перевалках с кораблей на причалы и применяли магниты. Но людям, работающим на скважине от этого не легче.
А некоторым непосвященным кажется, что какая там ерунда, обеспечить верную глубину на каротажном кабеле и на диаграммах. Ан нет. Хороших систем нет и до сих пор. Созданы некоторые устройства, приезжали, например, к нам на скважину специалисты из Грозного, привозили свои разработки и устройства. Не получилось тогда. Не все продумано и решено.
Когда кабель извлекают из скважины, с него стекает промывочная жидкость. Жидкая грязь специально приготовленная. И нужно, чтобы на барабан лебедки укладывали при каждом обороте чистый кабель. И из шланга у ротора течет все время вода на кабел.ь. Иначе он будет портиться и быстрее выйдет из строя.
А при высокой скорости подъема стоять у самого блок - баланса опасно. Бывают случаи, когда кабель при спуске образует опасные жгуты - скрутки. И такие скрутки могут тебе оторвать голову или сильно ударить. Так что кругом смотри в оба, не лезь, куда не следует и лучше всего, если не участвуешь в работе, уйди.
После окончания работ составляешь акт. В нем - точные сведения: сколько зарядили зарядов, сколько израсходовали взрыв патронов, детонирующего шнура... Когда заряжаем новые перфораторы, то записываем, сколько ушло на них спецматериалов. Разные материалы в разных ящичках на замках, и ключи у тебя. Никому не доверяй. Ты в ответе. И смотри, сколько было, сколько израсходовал, сколько осталось. Ты расходовал, у тебя все должно сойтись. Лишнего не бывает. Отчет- это серьезно. Есть желающие своровать. Всякие желающие. Поэтому ты и инженер, чтобы грамотно работы выполнять в скважине. А если материалы искрошились, составим акт. Есть специальные инструкции на то, что делать с остатками. И чтобы все сошлось, держи ключи у себя и никому не давай.
...Построили города: Урай, Нефтеюганск, Нижневартовск, Надым, Новый Уренгой. Я бывал практически во всех. И вот что мне представилось после посещения... Многие поселки и города неприятны для жизни, пожилым людям там тяжело. Туда и в экспедиции направляли красивые на вид сборные вахтовые домики одно, двухэтажные. В них встроено много всяких шкафчиков, столиков, стенок из материала, выделявшего вредные испарения. Трудно понять, делали это по ошибке или специально. Но это было. Чувство неуютности, дискомфортности ощущал я и те, с которыми обсуждал такую тему. Тем, кто отдавал себя полностью работе, мотался, основную часть времени проводил на объектах, скважинах, в разъездах, это реже замечалось. Но и то чувствовали люди, оставаясь отдохнуть в помещении.
Мне рассказывали, что из плит выделялись пары ядовитого фенола. А позже наступило время, когда значительное количество людей в северных городах стали ненужными. Их требуется кормить, одевать, за ними необходим надзор милиции и так далее. Я вспоминаю годы, когда в молодой поднимающийся г. Сургут выпроводили из Москвы большое количество «тунеядцев». Московскому руководству трудно управлять таким контингентом, а сургутскому легко? В одно время часть северных городов были закрыты для свободного въезда. Демократическое перемещение всех граждан вызвало потоки большого количества бездельников. Воров, бандитов...
Прошло много лет. Я работал в нескольких местах Тюменской области, ездил по разным нефтяным районам, участвовал в работе комиссий и все время встречался с трудными задачами выявления коллекторов, продуктивных пластов. И Нарьян-Мар, и Казахстан, и север и юг Тюменской области, и Куба - везде приходилось работать и много думать, а иногда и просто гадать. Не всегда достаточно данных для получения однозначных ответов на поставленные вопросы в конкретных условиях.
...В 60-е, 70-е годы купить такие товары как телевизор, холодильник и еще кое - что, в том числе ковровые дорожки, ковры было трудно. Покупали по распределению, по записи через профсоюз, по очереди. Получали, то есть выкупали, забирали на базе склада Главтюменьгеологии. Также и автомобили. Работает, например, мастер по бурению, испытанию или иной работник где - то в Надымской НРЭ, бурит скважины в приполярье или в заполярье, по Обской губе и севернее. А в очереди стоит здесь, в Главке. И автомобиль получит здесь, в Тюмени. А потом переправляет туда, к себе. Или наоборот. Работает товарищ в далеком городе Салехарде, то есть там, где проходит полярный круг.
И приобретает по распределению там, со складов объединения северного, для северян направленные комплекты мебели. Но не думайте, что мебель эту он приобрел себе для той жизни. Нет. Он грузит приобретенную мебель и отправляет оказией по железной дороге туда, куда ему надо. Чаще всего в южные районы, например в родную Башкирию, Татарию или еще куда-нибудь. То есть к родне, где такой мебели нет. И снова катит мебель туда, откуда и пришла. Но теперь она поступает точно к адресату, который ставит ее на положенное место. А тот покупатель в Салехарде работает еще несколько лет, чтобы заработать на автомобиль и угнать его назад, почти к тому же заводу, на котором его и изготовили. Много интересного.
Довелось и мне в 1970г. порадоваться первому в жизни холодильнику, приобретенному по законной очереди на складах у реки Тура, где я бывал неоднократно, приезжая из экспедиции за получением спецтехники, аппаратуры, материалов. Здесь стоят высокие краны. Грузят технику и все прочее на север, на баржи. Отсюда идут караваны и на Обь, и на Мегу, и на Пур, Таз, на Салехард, Мыс Каменный.
Вот я с документом на получение, бросаю работу, сломя голову несусь в Главк. Там нужно получить визу у начальника отдела снабжения. Это очень важный человек. Его все знают. Аксельрод Михаил Борисович. Он держит в руках все снабжение. Подпись получена. Теперь на автобус, успеть до обеда на лесобазу, к зав. базой, заплатить стоимость холодильника в бухгалтерии и успеть получить разрешение на вывоз со склада. Иначе - обед. А это час ждать, неизвестно какие команды поступят и будут ли со мною разговаривать на складе после обеда. Добрался. Все оплатил. Бегом в склад. Там у дверей рабочие - грузчики, матерщина будь здоров. Заведующий складом - бывалый человек. Здесь слабонервные не работают.
Он дает задание грузчикам грузить что - то на баржу, а те в образных выражениях ему объясняют некие неудобства в организации работы, оплате и прочем. Потрясают руками все. Я понимаю, что промедление смерти подобно и между спинами, между кулаками, головами протягиваю заведующему складом свой документ на разрешенный к выдаче по очереди и оплаченный холодильник. Несколько виз. Разными чернилами. В разных местах. Грузчики в робах, в кепках, чеплажках, шапках, в рукавицах. На меня никто не обращает внимания. Я набираю воздуха в легкие и, встав перед лицом самого заведующего, громко говорю: «Будьте любезны, подпишите этот документ, разрешите получить холодильник!»
Машинально рука протянута к документу. Опытный взгляд читает все визы сразу. Находит последнюю визу. Читает, что заплачено. Он последний в цепи контроля. Чтобы только по очереди! Черкнул свою визу и дату. Передал кладовщику: «Выдай!». Все, я могу получать! «Благодарю Вас!» Я отхожу, мне кладовщик показывает упакованные ящики с холодильниками, которых много: «Бери любой!». Я с кем - то откатываю быстро к краю помоста, на котором стоим, чтобы сразу погрузить в кузов автомобиля, который нанял здесь же за углом. Заведующий складом поднял голову к рабочему и громко спросил: «А что он сказал?». Указал на меня. Тот принял солидный вид переводчика и громко разъяснил: «Он сначала сказал, будьте любезны, подпишите документ, разрешите получить холодильник. А потом сказал - благодарю вас». Заведующий складом еще раз посмотрел на меня, по его лицу пробегали какие-то сложные мысли, отражения чего-то нового, чего до сих пор здесь не было. Вероятно, он осмысливал произошедший диалог со мною, и ему трудно было переключиться от крепких слов с грузчиками и появлению в обороте иных слов.
Это был 1970 год, год получения двухкомнатной квартиры, год получения юбилейной медали за доблестный труд, год 100-летия со дня рождения В.И.Ленина.
...с завода тогда отгружали полный набор инструмента, а также некоторое специальное снаряжение, например, кувалду. Пока подъемник прошел этап пребывания на складе, кувалду сперли. Вообще к имуществу со стороны рабочих видел неодинаковое отношение. Одни относились как к общественной собственности, никогда ничего не воровали, тогда как другие или безразлично или так, что только смотри. Когда у нас стало несколько машин и машинистов, когда возникла необходимость завоза техники на буровые заранее, а там оставлять практически без присмотра, то наши рабочие мне и ИТР предложили такой вариант: разделить все комплекты инструмента по количеству машинистов и им раздать под расписку.
Тогда каждый будет знать, что если он без инструмента, то он сам виноват. Все числилось на мне! Я не послушался их совета, настоял на том, чтобы в каждой машине лежал полный комплект. Приехали - он на месте. Мне подчинились. Через некоторое время все забили тревогу - инструмент быстро исчезает из машин. Если не принять экстренных мер, растащат все оставшееся - и нечем будет работать, Добыть инструмент трудно. Он нужен всем. Я тут же признал свою ошибку, согласился. Машинисты быстро разделили все, что осталось, и всегда возили с собой. У каждого свой комплект.
О собственности инструмента разговор особый. Мне приходилось близко общаться с кубинским техником, работавшим в нашей комнате. Он выполнял впоследствии и для меня некоторые чертежи. Их использовал при сообщении на конференции. Так вот в 1972 году я видел в его руках хорошие чертежные инструменты производства Японии, ФРГ, удобные ручки. Он оформлял хорошими шрифтами разные схемы, карты. Он никому не давал эти инструменты. Никто у него их не спрашивал. В наших организациях я таких не видел нигде. Такой инструмент продавали за рубежом за доллары. Мне рассказывали, что были случаи приобретения нашими чертежниками за рубежом (в то время именно) подобных инструментов. Как только начальство обнаружило это, оно завалило бесконечными объемами работ именно эту чертежницу, тогда как другим работы стали давать поменьше. А с оплатой вопрос не решили. И чертежница «потеряла» набор понравившегося ей инструмента...
...Что я думал, например, когда работал на скважине Р-6, где получили первый нефтяной фонтан в Сибири? Главным для меня и всего нашего отряда было как бы вовремя покушать, где бы поспать. Все остальное шло своим чередом. Вот об этом мы и думали. Работали, а думали о еде и месте для ночлега.
Позже, начальник экспедиции говорил с раздумьем о том, что вот, не очень удачно открыли мы эту нефть. Чуть попозже бы. Обустроили бы экспедицию, завезли бы дома для людей, построили бы общежития, магазин, А потом бы и пробурили скв.Р-6. А что теперь? Резко увеличили объем бурения. Продуктов мало, с жильем трудно. Мастерские еле-еле работают. Вперед, план выполнять в метраже!
...Мы с корреспондентом сидели на берегу вечерней Конды. Невероятно красивый закат. И корреспондент рассказывал некоторые истории и исполнил некоторые песни. Я запомнил часть. Вот эти слова: Партия сказала: «Надо!» Комсомол ответил: «Есть! Мы работы не боимся, только дайте нам поесть...»
Приезжали специалисты из ВНИИнефти из Москвы исследовать скв. Р-6 и другие. Среди них был один товарищ, красиво пел, играл на гитаре. Он тут же сочинил куплеты на местную тему: «Течет Конда, в тумане тает, на буровой нет ни огня. Ах, комаров у нас вполне хватает, а накомарника нет у меня. Нам Кривошеин (нач.автоколонны) обещает, дает машину на три дня, ах та машина громко так чихает, что завести ее никак нельзя...»
...Шалавин отлично понимал и свое место, и остальных работников. Он видел многие годы, что оплата инженеров и рабочих низка, что выживают только сильные духом и знаниями, которые в условиях невероятных потрясений разного рода могут выполнить поставленное задание свыше. Один из его помощников, Соболевский Владимир Владимирович, главный инженер экспедиции, как-то сказал, что мог бы написать докторскую диссертацию на тему: «Строительство временных причалов, мостов, дорог в условиях Крайнего Севера для нефтеразведочной экспедиции с помощью шабашников».
...Вспоминая большие удачи, которые сопутствовали нам в то время, я думаю, что тому было несколько причин. Мы были молодые. Шел подъем шестидесятых годов. Успехи в космосе. Мы очень хотели открыть нефть. Не только я один. Целая армия работников разных рангов, талантов, знаний и умений работала на землях от юга Тюменской области до крайнего севера. Они были сейсморазведчиками, бурили и изучали скважины, испытывали, обосновывали перспективные области.
Были и неудачи. Были и ошибки. Были и провалы. После первых успехов, после первого фонтана нефти на скважине Р-6 пробурили несколько скважин, из которых притоков нефти практически не получили. А планировали. С точки зрения генеральной стратегии все равно добыты ценные сведения о геологическом строении изучаемых объектов. Но со временем процент удачи стал снижаться, несмотря на грандиозные открытия в Тюменской области. Очень много непродуктивных скважин. Такая наука. Мне самому много раз приходилось признаваться себе, что знания наши о природе чрезвычайно ограничены. Об условиях залегания нефти, о законах размещения нефти и газа в горных породах знаем очень мало. Конечно, перед рабочими мы, окончившие вузы, были грамотными.
По навигации к точке, где запланировано бурение скважины Р-3 , подошла большая груженая баржа из Тюмени. На ней все пространство и трюмы забиты. Буровая вышка, все, что с ней. Тракторы, каротажный подъемник, кабель, ящики, буровые насосы. Зам. начальника по общим вопросам Копыльцов Анатолий Иванович организовал несколько бригад для разгрузки. Баржу нужно быстро разгрузить и отправить назад. Навигация короткая. Еще им нужно успеть сделать хотя бы рейс. А это, значит, разгружать нужно днем и ночью. Ночь светлая. Оформляют договор отдельный. Повариха готовит еду. Расписан по часам подъем, работа, перекур, отдых. Время деньги. Руководят разгрузкой и специалисты, например главный механик экспедиции Ермакович Дмитрий Степанович.
Оплата - сдельно-премиальная грузчикам. Они надевают на головы мешки, в робах брезентовых. Хорошо, что тепло. Гудят бульдозеры, ходят машины. Нужно все снять, провести через склад. После разгрузки Ермакович не мог прийти в себя. Он матерился. С момента прихода баржи он заметил ящики с инструментом, в комплекте с буровой и иным оборудованием, насосами грязевыми, дизелями. Инструмент в тайге на вес золота. Ниоткуда не достанешь, а работать надо. И после разгрузки некоторые ящики исчезли. Были, и нет их. Испарились. Поиски вокруг в ложбинках, под корнями сосен, в оврагах поблизости к успеху не привели. Все. Инструмент исчез. Все бригады хорошо трудились день и ночь, он смотрел в оба, зам.начальника Копыльцов хорошо все организовал, но ящиков с инструментом нет. Тю-тю.
Конечно, утащили свои. Мертво. Никто не скажет. Инструмент нужен дизелистам, слесарям, буровикам, шоферам, трактористам. Никто не вернет. Такая жизнь. ИТР не взяли инструмент, а рабочие взяли. В момент разгрузки. Будут монтировать буровую и все хозяйство теперь с матерщиной, налаживать дизели и все прочее. Будут варить линии водяные и соединять линии для сжатого воздуха, будут бурить скважину, потом мы на ней проведем каротаж, потом проперфорируем, получат нефть с водой, потом мне дадут выговор за то, что вовремя не досмотрел и не проинтерпретировал, как следует. А там, в пласте, оказался контакт нефти и воды, и необходимо было все это вовремя заметить, сказать, задокументировать. То есть, составить письменное заключение по результатам обработки и интерпретации геофизических материалов. Это нужно было сделать. Это мы не сделали. То ли увлеклись текучкой, подготовкой к перфорации, то ли еще по какой причине, уже не помню. И тогда стреляли бы только нефтяную зону.
Первый раз в отпуск я поехал через три года работы в экспедициях. Будучи в Тюмени, ночью я включил приемник. Резкий женский голос очень четко прямо кричал: «Говорит голос Америки из Вашингтона! Советские ракеты нацелены на Вашингтон, Нью-Йорк и Чикаго!» Затем передавали сообщения ТАСС. Советские вооруженные силы приведены в боеготовность номер один. От войны были на волоске. Это был момент кризиса в Карибском бассейне.
...Работая в тресте «Тюменьнефтегеофизика», приходилось бывать в командировках в Урае, Сургуте, Нефтеюганске, Нижневартовске. Это годы 1966-1967. Нижневартовск только начали строить. Запомнил одну из поездок на катере на скважину по реке Мега. Нас трое. Идем по реке. Мимо то и дело проплывают топляки - это бревна, которые при сплаве утонули на дно, а потом поднялись, или не тонули, а плавают. Опасные бревна, того и жди, протаранят днище. И вот треск. Бревно проломило деревянный настил и выступило к нам. Хорошо никого не поранило. Вода поступает через трещины. Заполняет под ногами пространство. Соображаем, что делать. Советуемся, стоит ли прыгать в воду, когда. Или подождем, может, пронесет. Катер потихоньку погружается в воду.
Вокруг никого и ничего не видно, что взбодрило бы нас. А дело к вечеру. Если будет катер совсем тонуть, то придется вплавь добираться до берега. Мы в костюмах. Конечно, промокнем. Проверяем, что в карманах. Энергично вдвоем вычерпываем воду ведрами. Быстро устали. Вода продолжает поступать. Обдумываю возможную ситуацию. Если вплавь, то мы все вылезем на берег мокрые. Сушиться негде. Когда подойдет с вахтой дежурный катер? Удача! Днище катера село на мель. Значит, вода войдет к нам, в катер, установится на каком - то уровне, и более подниматься не будет. Прыгать в воду не нужно. Дежурный катер снял нас. Сначала поехали снова на буровую, а уж потом назад.
Как-то в Урае пришлось выехать к фонтанирующей нефтяной скважине. Фонтан горел. Это вулкан. Вокруг пожарники, разные специалисты. Бурили наклонную скважину, чтобы заглушить фонтан. Заглушили. Там погибло более десятка человек.
Примерно в те же годы нам рассказывали об истории внедрения тягачей на воздушной подушке. Привезли иностранцев. Показывают наши последние достижения - тягач на воздушной подушке для перетаскивания буровой установки в тайге. Иностранные гости - промышленники, крупные инженеры, иные специалисты смотрят. Тягач идет, разлетаются в разные стороны корни деревьев. Наши гордо смотрят. Гости нуль внимания. Им это не интересно. Когда спросили в чем дело, ведь это большое достижение техническое. Те ответили, что у них это не пойдет, так как нужно, чтобы кто-то отвечал за нарушение природы. Тогда еще не все доходило до нас по поводу охраны природы. Мы читали о варварском отношении к природе капиталистов, о том, что эти безграмотные капиталисты бурят методом дикой кошки и так далее, а вот мы по всем правилам науки. Уже было не так, уже они бережнее относились к природе, чем мы...
..Перешел работать в ЗапСибНИГНИ. Дали возможность быть ответственным исполнителем темы. Составляю программу и смету. Выполняю расчеты по зарплате, командировкам, расходам на канцелярию. Хотелось объять необъятное. В конце концов, занялся изучением разрезов скважины по гиганту - нефтяному месторождению Самотлорскому.
К Новому году институт получил хорошее новое пятиэтажное здание, куда и переехал. А после Нового года сразу же директор института Николай Никитович Ростовцев издал приказ. В нем были описаны драматические события. Оказывается, когда директор вышел поздно вечером из института, то все здание сияло в огнях. А значит все в кабинетах! Перед этим начальник первой части предупредил всех по этажу, что нужно освободить помещение, так как он опечатает часть комнат. Но о, ужас! Некоторые сотрудники отказались выполнить это распоряжение. Они не покидали своих лабораторий.
А Гольдин С.В. находился в нетрезвом состоянии и выражался нецензурными словами. (Впоследствии Гольдин Сергей Васильевич стал академиком, читал лекции где-то в Рио де Жанейро, стал директором академического института в Академгородке, Новосибирске). Бочкарев В.С. и Шинкеев Г.М. сидели в лаборатории, играли в шахматы и пили вино (?). Ставицкий Б.П. и Матусевич В.М. бесцельно шатались по коридору (?). Директор в приказе обращал серьезное внимание руководителей всех лабораторий на необходимость серьезного улучшения воспитательной работы во всех коллективах института. Но это еще не все. Секретарь этот приказ, во исполнение задания директора, довела до всех заведующих лабораториями. Они расписались. Матусевич на приказе написал, что он не согласен, поскольку он не бесцельно шатался по коридору, а со Ставицким Брониславом Петровичем обдумывал интересные варианты в области научных разработок. Матусевич Владимир Михайлович впоследствии стал доктором наук, заведующим кафедрой.
Воскресник на окраине Тюмени, в Парфеново. Теплицы. Их построили с надеждою, что будет много овощей. Но вот беда. В теплицах ничего не растет. То ли не та земля, то ли еще что. Снимают институт, специалистов, докторов наук и посылают вытащить землю из теплиц.
Молодая агроном - девчонка, окончившая техникум, командует большим количеством специалистов, работавших начальниками партий, участков, буривших и испытывавших скважины. Она дает задание - брать носилки и выносить непригодную землю из теплиц. Мы подумали над такой рабской работой и сказали, чтобы дала лошадь с телегой. Двумя ударами топора выбили стенку с торца таким образом, чтобы проехала лошадь с телегой, и каждый мог бы пройти в рост. Нам дали лошадку. Она оказалась неглупой. Не желала тянуть телегу с насыпанной на ней горой земли. Мы ее подталкивали, похлопывали, тянули под уздцы, но она не идет. Тогда кто-то догадался нарвать травы и дать поесть. Это возымело действие. Лошадка взбодрилась. Крикнул кто-то, лошадка дернулась вперед, сломалась дуга. Телега оказалась перегруженной. Потом один из наших работников решил попоить лошадку, она от него убежала, начался отлов. Землю вывезли.