СССР. Жизнь после смерти. Из сборника
Книга основана на материалах конференции «СССР: жизнь после смерти» и круглого стола «Второе крушение: от распада Советского Союза к кризису неолиберализма», состоявшихся в декабре 2011 г. и январе 2012 г.
Гиляна Басангова
ПСИХОЛОГИЯ СОВЕТСКОГО ПОКУПАТЕЛЯ 1960-х ГОДОВ НА ПРИМЕРЕ ПОВЕСТИ А. РЫБАКОВА «ПРИКЛЮЧЕНИЯ КРОША»
"...Повесть Анатолия Рыбакова «Приключения Кроша», написанная в 1960 г., рассказывает о московских девятиклассниках, которые проходят производственную практику на автобазе. Это первый опыт столкновения ребят со взрослым миром.
Писатель показывает процессы социализации подростков, живущих в относительно спокойное время, когда большие исторические проблемы сменяются более частными. Однако и здесь есть свои трудности. Взаимодействие мира взрослых с миром подростков не всегда происходит гладко: отношения с рабочими, начальством автобазы оказываются сложнее, чем с родителями и учителями…
Подростки, работающие на автобазе, приобретают ценный социальный опыт, у них формируются понятия самостоятельности и ответственности. Именно на автобазе школьники получают свою первую в жизни зарплату. В книге показаны переживания, связанные с первой попыткой распорядиться собственными деньгами. Однако специфику ситуации определяют отношения и практики, характерные для Советского Союза рубежа 1950-1960-х годов, когда только начинает складываться потребительское общество. В этом плане художественный текст, описывающий не только факты, но и отношение к ним людей, становится ценным источником для изучения культуры повседневности.
Я выбрала для анализа одну главу из книги - сцену в универмаге. Здесь необычайно точно и подробно показано, как поведение ребят воспроизводит общие механизмы поведения людей в магазине и в очереди, их отношение к покупкам и деньгам. Сцена поучительна еще и потому, что здесь (не такой уж частый случай в художественной литературе), как в задачнике по арифметике, указаны цены за все товары, которые покупает или собирается купить главный герой, и из них складывается бюджет его покупок.
Покупки и траты Кроша дают возможность представить себе уровень цен, характерных для начала 1960-х годов, и отношение людей к деньгам[107]. На примере этой сцены видно, как у подростка складывается определенный тип потребительского поведения: критерий выбора товара, последовательность действий при попытке ориентироваться в магазине.
Но сначала мы получаем массу подробных сведений: по какому механизму выдают зарплату, что такое ведомость, расчет и аванс. Можно понять, какую роль играет первая получка в жизни подростков.
«Каждый раз это большое событие. Люди, привыкшие получать зарплату, и те чувствуют в этот день какой-то подъем. О нас и говорить нечего. Ведь это первая получка в нашей жизни»[108].
Так рассказывает об этом Крош. Далее мы узнаем, что зарплату на автобазе выдавали два раза в месяц: аванс - половина зарплаты, остальные деньги выдавались в конце месяца - в расчет, который зависел от того, сколько люди зарабатывали. Он может быть больше или меньше. Сначала кассир уезжал в банк за деньгами, и затем люди собирались у кассы, где через окошко выдавали зарплату. Получивший расписывался в ведомости. Для того чтобы получить зарплату, нужно, чтобы тебя «включили в ведомость». Фамилии ребят «занесли в список», по которому выдавалась зарплата.
Если даже взрослые рабочие «чувствуют какой-то подъем», то что говорить о ребятах! Первая зарплата Кроша составила 16 рублей 20 копеек. Посмотрим, как распорядился ею Крош.
Получив деньги, герой отдает 1 рубль - долг за обед - своему однокласснику Вадиму. У него остается 15 рублей 20 копеек. Крош решает сразу пойти в универмаг и купить подарки родителям. Принято было на первую получку покупать родителям подарки. Крош берет с собой своего друга Шмакова Петра, потому что одному ему было идти скучно, хотя Петр никаких подарков родителям покупать не собирался - они работали в Индии на строительстве завода.
В универмаге герой подмечает: чем нужнее отдел, тем выше он находится. Например, на первом этаже рядом с писчебумажным, спортивным и отделом игрушек находился отдел парфюмерии, нужный для Кроша отдел. А обувной - на четвертом этаже. Он делится этим наблюдением со Шмаковым, который, подумав, отвечает: «За духами на четвертый этаж никто не полезет, а за ботинками полезут. А кто идет на четвертый этаж, купит мимоходом на первом этаже какую-нибудь ерунду. Магазин выполняет план. Работники прилавка получают премию»[109].
На первом этаже ребята останавливаются у спортивного отдела. Крош решает купить спортивные штаны, которые стоят 3 рубля, но его одолевают сомнения из-за нехватки денег. Он размышляет, на что потратить оставшиеся деньги: если он потратит 2 рубля 20 копеек родителям на подарки, то у него останется ровно 10 рублей. Таким образом, если он в расчет получит 20 рублей, то у него соберется 30 рублей, на которые он сможет «сделать что-нибудь капитальное». Спортивные штаны - это первая и на самом деле ненужная покупка Кроша.
Шмаков же, пощупав штаны, решает не покупать их, заявив, что трикотаж плохой, через два дня вытянутся. Для Кроша важно, покупает ли Шмаков тот же товар, что и он. То, что несколько человек купили товар одновременно, воспринимается как доказательство правильного выбора, и наоборот. Потребительское поведение неиндивидуализированно и неконкурентно. Поскольку Шмаков штаны не купил, Крош расстраивается, что «погорел на трешку».
Крош решает «немедленно отправиться в парфюмерный отдел и купить маме духи». К сожалению, так не получается, поскольку ребята вынуждены пройти мимо писчебумажного отдела. Привлеченные самопишущими ручками и толстыми общими тетрадями в коленкоровом переплете, Крош с Петром задерживаются у прилавка. Крош решает подарить отцу ручку, которая стоит 4 рубля 50 копеек, но «тогда ему придется тронуть десятку». Снова он сожалеет о том, что купил ненужные брюки. Тем временем Петр Шмаков искушает его купить тетрадь за 35 копеек. Крош колеблется, но Шмаков спрашивает: «Ты какого цвета возьмешь?». После этого Крош решает купить тетрадь, подумав, что 35 копеек - мелочь по сравнению с истраченными тремя рублями. Тетрадь становится второй покупкой Кроша.
Но Шмаков снова отказывается покупать, на что Крош сердится еще сильнее, обозвав его «жмотом». Он злится из-за того, что сам сделал ненужные покупки. Здесь повторно фиксируется определенная норма поведения: когда кто-то из друзей приобретает такую же вещь, покупатель перестает сомневаться в ее надобности или качестве. Это служит неким доказательством того, что товар нужный и надежный.
В парфюмерном отделе Крош хочет купить духи маме. «Подарочные» стоят 5 рублей, которые к тому же продаются лишь в наборе с одеколоном. Отдельно их купить нельзя.
Кроша бросает в жар от растерянности и сомнений. Он боится, что сейчас потратит последние деньги. Поэтому он предлагает Петру купить мороженого, чтобы «охладиться». «И что такое девятнадцать копеек по сравнению с теми деньгами, которые я уже истратил?» Наверное, всем знакомо это чувство, когда кажется, что купил дорогую вещь, и все, что дешевле, не идет в сравнение с потраченной крупной суммой. Крош покупает мороженое за 19 копеек, Шмаков отказывается.
Съев мороженое, Крош покупает «Огни Москвы» за 2 рубля 60 копеек, совершая свою третью покупку. У него остается 9 рублей 6 копеек.
Теперь Крош планирует занять у мамы рубль до «круглой десятки», а со следующей получки вернуть долг и купить подарок папе. Здесь выявляется некое символическое значение конкретных купюр - например, «десятки». Сам факт разменивания десятки является серьезным событием, как и, наоборот, получение дополнительного рубля важно, чтобы восстановить «круглую десятку».
Он немного завидует Шмакову, так как у него все деньги сохранились. Крош утешает себя сознанием того, что Шмаков - «жмот», а он - нет.
Крош - падкий на покупки. Гуляя по магазину, ребята стараются воздействовать друг на друга, но Шмаков не поддается соблазнам. Он тщательнее выбирает товары и анализирует, что с ними может стать в дальнейшем; например, брюки вытянутся через два дня, значит, они некачественные.
Однако дальше события начинают развиваться неожиданным образом. Вдруг ребята увидели машущего им Вадима. «- Скорее занимайте очередь, - возбужденно прошептал Вадим. Возле прилавка уже стояла очередь. Раньше ее не было. Мы стали за Вадимом. За нами сразу стало еще несколько человек.- Привезли подводные маски и ласты, полный набор! - зашептал Вадим. - Сейчас будут продавать»[110].
Рассмотрим этот эпизод подробнее. Начнем с того, что Вадим, одноклассник Кроша и Петра, в представлении подростков что-то вроде мелкого спекулянта, дельца. Поэтому предположительно он разбирается в том, что является дефицитом, а что нет. Мальчики относятся к нему неодобрительно, но при этом доверяют. Поэтому одного лишь его призыва оказывается достаточно, чтобы они изменили свои планы. Ребята немедленно встают в очередь.
При этом люди, стоящие в очереди, толком не знают, что же такое интересное привезли. Понятно лишь, что «выкинули» какой-то товар. Вокруг царит возбуждение. Вадим говорит шепотом, чтобы не привлекать лишнего внимания. Здесь Крош задает нужный вопрос: зачем нужны маска и ласты? На что Вадим напоминает ему про книгу Жак-Ива Кусто «В мире безмолвия».
Крош понимает, что, в принципе, этот набор ему совершенно не нужен, по крайней мере, еще несколько минут назад он не думал о такой покупке. Но теперь он тешит себя мыслью о туристской поездке, где ему это может понадобиться, т. е. начинает подверстывать реальность под ненужную покупку: «Если я весной поеду в туристскую поездку, мне понадобятся маска и ласты, но если я их куплю, на какие деньги я поеду в поездку?». И снова он жалеет о покупке спортивных брюк: «И дернул меня черт купить эти дурацкие штаны!» Несмотря на то что его терзали сомнения, он продолжал стоять в очереди, которая быстро увеличивалась.
Очередь все растет. «Одни стояли потому, что им нужны были маска и ласты, другие потому, что стояли первые»[111]. «Подошли Игорь с Мишкой Тарановым и стали между мной и Шмаковым Петром. Сделали вид, будто они уже здесь стояли. Мы тоже сделали такой вид»[112]. Данный пример - обычная уловка в очереди со знакомыми. Чтобы оказаться впереди, люди использовали физическую силу, прибегали к хитрости и обману, пользовались привилегиями, подделывали льготные документы, давили на жалость.
Крош понимает, что это ему не нужно, но он все равно стоит, потому что жаль потерянного времени, а если не купит, то будет жалеть еще больше. Наконец, притащили маски и ласты. Очередь заволновалась. Задние боялись, что им не достанется. Вообще, стояние в очереди было занятием с неясным исходом: советский покупатель не мог быть уверен, что, когда подойдет его черед, ему что-нибудь достанется. Заметим, что до возникновения очереди у ребят было индивидуальное поведение, а сейчас, в очереди, - коллективное, где господствовали свои законы. Крош не знал, что делать, на что решиться. Он знает, что маска ему не нужна. Но он снова размышляет: «Если я окажусь на море, все будут нырять, а я буду сидеть на берегу, один как идиот. И я уже целый час стою в очереди. Не куплю, а потом буду жалеть»[113].
В продажу поступило всего 20 комплектов. Очередь волнуется. Вокруг ажиотаж. Некоторые чуть ли не плачут. Народ все равно стоит, несмотря на то что комплектов ограниченное количество. Все на что-то надеются, думают, что, может быть, достанется. Для очереди свойственно недоверие к ситуации. Крош не может отказаться от покупки, потому что, если ему достанется комплект, он попадет в число счастливчиков. Расплатившись, он получает маску и ласты. Это его четвертая покупка. Шмаков остается без комплекта. Крош чувствует себя виноватым, ведь ему этот товар не нужен, а Шмаков хотел купить.
«Я остановился и протянул Шмакову ласты и маску:- Знаешь что, возьми. Мне они не нужны. Шмаков отрицательно закачал головой. Не хотел лишать меня таких драгоценных вещей. - Бери, бери! - настаивал я. - Я купил просто так, на всякий случай. Мне они совершенно не нужны»[114].
Но оказалось, Петру тоже не нужны были ласты, и на вопрос Кроша, зачем же он стоял в очереди, отвечает, что «стоял, потому что все стояли». Здесь показаны механика потребительского психоза и психология очереди. Ценность товара определяется его дефицитностью, по меньшей мере, так же, как и реальной потребности в нем. Цена в условиях всеобщего интереса к товару значения не имеет.
Если после того, как Шмаков разругал брюки, Кроша бросило в жар, то теперь он просто окоченел. «Выходит, я опять зря потратил деньги». Тогда Крош пригрозил Шмакову, что сдаст товар обратно. Тот ответил, что «эта вещь ненужная, простая резинка со стеклышками! А в ластах вообще неудобно плавать… Не нужно мне такое барахло!» Крош возвращается в магазин, очереди конечно же нет. Он хочет вернуть товар, но обратно не принимают. Он стоит у прилавка в надежде продать комплект с рук, но никто не берет. Ведь только что за ним стояла огромная очередь. Но ажиотаж прошел. Теперь комплект никому не нужен - вместе с очередью исчезает и спрос. Потребительский ажиотаж имеет собственную логику, и в этих условиях желания покупателей далеко не всегда отвечают реальным потребностям.
Сердце Кроша разрывалось от огорчения. Он истратил все деньги на ненужные вещи. Из всего того, что он купил, ему нужна только тетрадь. Теперь уже все равно. Он пошел в писчебумажный отдел и купил папе на оставшиеся деньги китайскую самопишущую ручку за 4 рубля 50 копеек. Это пятая и последняя покупка Кроша. А Шмаков все свои деньги сохранил!
С помощью точных цен, приведенных в этом отрывке, можно вычислить, сколько Крош заплатил за маску и ласты: 4 рубля 56 копеек.
Эта сцена, возможно, уникальная в литературе, сочетает в себе элементы арифметической задачи и психологического анализа, демонстрирующего переживания советского покупателя при столкновении с ситуацией мучительного выбора, порожденного крайней неопределенностью открывающихся перед ним возможностей. Крош испытывает и страх, и азарт, и растерянность, и угрызения совести. Он пытается рационально мыслить и вести постоянные расчеты, но при этом то и дело попадает в ловушки, расставленные ему советской торговлей, и совершает иррациональные поступки.
В целом покупатель оказывается бессилен перед системой, которая не оставляет возможности определить и выбрать то, что он действительно хочет. Перед нами предстают два типа покупателей: расточительный и сдержанный - Крош и Петр Шмаков. Первый тратит деньги иррационально и потом страдает, а второй преодолевает все соблазны, избегает ошибок, но ценой отказа от покупок. Такой вариант поведения фиксируется и советской экономической литературой, которая со второй половины 1960-х годов регулярно жаловалась на нежелание граждан тратить деньги и создание ими «избыточных сбережений».
Елена Кужель
ТРАНСФОРМАЦИЯ СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ ПОТРЕБЛЕНИЯ В 1960-1970-е ГОДЫ В ПУБЛИКАЦИЯХ ПРЕССЫ И ПИСЬМАХ ЧИТАТЕЛЕЙ
Письма читателей в газеты - неотъемлемая часть советской культуры. С первых десятилетий существования советского государства общение через письма было для граждан важнейшим каналом диалога с властью. В своих обращениях люди высказывали одобрение и недовольство политикой страны, жаловались и просили каких-либо благ, порой предлагали решения проблем.
В 1960-1970-е годы, когда население почувствовало относительную свободу - по крайней мере, в сфере обсуждения и критики бытовых проблем, - эти письма становятся важным источником для понимания общественных настроений того времени.
Существовал отдел пропаганды ЦК КПСС, через который проходили многие письма, направлявшиеся в редакции газет и журналов. Часть вопросов, затронутых в письмах, разъясняли на своих страницах газета или журнал, другая часть направлялась для принятия мер в соответствующие учреждения, ведомства. Проблемы, затрагиваемые в письмах, и отношение к ним менялись с течением времени.
Пик количества опубликованных писем в газетах приходится на 1960-е годы, в 1970-е годы динамика резко снижается. Однако это не говорит о том, что люди стали меньше писать, просто письма стали жестче фильтроваться. Все они перепечатывались и вшивались в дела под грифом «Совершенно секретно», и для сотрудников спецотдела пропаганды начиналась серьезная аналитическая работа с письмами. Эти дела рассекретили относительно недавно - в конце 1990-х. К некоторым из них до сих пор нет доступа. Многие документы недоступны из-за того, что не завершены их научное описание и обработка.
Материал, который используется в данной статье, был собран мною во время работы в Российском государственном архиве новейшей истории в фонде № 5 «Аппарат ЦК КПСС». Дополнением к архивному материалу стали номера газеты «Известия» за 1960-1970-е годы.
Для исследования было выбрано несколько отправных точек: 1960, 1967, 1975 и 1979 гг. 1960 г. - в обществе царит весьма оптимистическая атмосфера, значительно улучшается материально-бытовое положение населения по сравнению с первым послевоенным десятилетием; 1967 г. - юбилейный год, 50-летие революции; 1975 г. - самый пик застоя; 1979 г. - итоговый год исследуемого двадцатилетия.
При чтении писем прослеживается, как менялись темы и стиль. В письмах за 1960 и 1967 гг. практически не встречались жалобы на дефицит продовольственных товаров, их пик приходится на вторую половину 1970-х годов. Появляется понятие «искусственный дефицит». Количество писем с жалобами на махинации в торговле увеличивается с осознанием проблемы искусственного дефицита, т. е. со второй половины 1970-х.
В письмах читателей в 1960 г. затрагивались такие основные проблемы: торговля с нагрузкой, разнобой в ценах, расточительность, низкое качество товара, дефицит продовольственных и непродовольственных товаров. Обозначим их как проблемы первого уровня.
Приведем выразительный пример торговли с нагрузкой.
«Два воротника к одной шубе В магазин поступили дамские шубы сорта “овчина под котик”. Фасон, отделка, качество нам понравились. Подходящей показалась и цена. Мы, две покупательницы, уплатили деньги в кассу… и не получили покупки.
- Извините, - вежливо склонился перед нами продавец, - но вы не уплатили за воротники.
- Как! Пришитые к шубам воротники расцениваются отдельно?! - удивились мы.
- Вы меня не поняли, - ответил продавец. - Заплатить нужно за запасные воротники.
Оказывается, работники одесских магазинов с разрешения Одесского горпромторга и областного управления торговли решили заработать на ходовых товарах. К каждой шубе приложили “нагрузки” в виде воротника из чернобурой лисицы стоимостью в 700-900 руб.
Шубы нам нравились, и мы пошли на жертву - купили лисьи воротники, которые нам совершенно не нужны». Е. Орлова, С. Беккерман, г. Одесса[115]
Торговля с нагрузкой позволяла сбыть не пользующийся спросом товар. Как правило, нагрузка прилагалась к ходовым товарам. Таким образом, чтобы приобрести необходимую вещь, человеку приходилось делать незапланированную покупку.
В газете «Известия», в рубрике «Удивительные истории», находим еще один пример подобной практики, пересказанный журналистом.
«Старая пластинка. Одна женщина зашла как-то в промтоварный магазин и увидела на прилавке как раз такую ночную сорочку, о которой давно мечтала. Женщина, понятно, обрадовалась и говорит продавщице:- Выпишите мне, пожалуйста, вот эту сорочку.
- Эти сорочки, - отвечает ей продавщица, - продаются только с грампластинками.
- Что? - переспрашивает женщина.
- С грампластинками, - говорит еще раз продавщица.
- Что, что? - снова переспрашивает женщина.
- Сорочки, говорю, продаются только с грампластинками, - уже раздражаясь, отвечает продавщица.
- Не слышу, - говорит женщина.
- Да вы что, глухая или издеваетесь?! - орет уже на весь магазин продавщица. - С грам-плас-тин-ка-ми!
- Вы что, не видите, что я глухая? - говорит женщина. - Если хотите, чтобы я услышала, говорите медленно и прямо в ухо.
Продавщица медленно и прямо в ухо сказала, что сорочка без пластинки не продается.
- A-а. А зачем же мне пластинка, если я глухая?
Но продавщица ей знаками объяснила, что иначе нельзя. Пришлось женщине покупать пластинку с сорочкой, вернее, сорочку с пластинкой. Принесла она свою покупку домой и говорит соседке:- Хочешь, я подарю тебе эту пластинку? Мне она все равно ни к чему.- Мне от нее не больше толку, чем тебе. Пластинка эта старая, слушать ее неинтересно.
Вот о каком случае написала нам москвичка Г-ва, которой всучили эту самую пластинку в универмаге Мосторга № 7»[116].
В такую порой анекдотическую ситуацию мог попасть советский человек.
Перейдем ко второй теме - к письмам, посвященным проблеме дефицита. «Дефицитный товар - 15-ваттная лампочка Коллективы многих предприятий и организаций страны успешно борются за экономию электроэнергии. Резервы такой экономии имеются и на производстве, и в быту.
Подсчитаю, что использование в домашнем хозяйстве для освещения подсобных помещений 15-ваттных лампочек вместо 25-ваттных может сэкономить только по Белоруссии свыше 2300 тыс. киловатт-часов электроэнергии в год.
Беда заключается в том, что промышленность не выпускает 15-ваттных лампочек. В магазине продаются только 25-ваттные лампы.
Рижский электроламповый завод и Латвийский совнархоз, преследуя сугубо коммерческие цели, упорно отказываются удовлетворять заявки “Белхозторга” на поставку ламп требующейся нам мощности. Конечно, предприятие легче и быстрее выполняет план “по валу”, выпуская 25-ваттные лампочки вместо 15-ваттных. Но государство, безусловно, проиграет на перерасходе электроэнергии. Вот об этом в Риге, к сожалению, забывают».
В. Жук, заместитель начальника сектора «Белхозторга», г. Минск[117]
Вообще, писем с жалобами на дефицит товаров публиковалось много. Но подобные письма, в которых содержался такой детальный анализ и выдвигалось конкретное предложение, практически не встречались.
Следующий период - 1967-1975 гг. Читая письма этого периода, обнаруживаешь, что по сравнению с началом 1960-х годов ситуация усугубляется, проблемы нарастают. К перечисленным претензиям добавились следующие: блат, махинации в торговле, искусственный дефицит. Обозначим их как проблемы второго уровня.
«Дефицитные товары у нас в магазины не попадают, а продаются прямо с базы. Кримплен, шелк, мохер, туфли, сапожки, плащи, хорошие мужские костюмы, кофты, тюль, мужские шапки - все продается по блату. Все забирает начальство, райком партии, райисполком… Работники РПС на базаре продают - если не сами, так через старух. А люди стоят у магазинов в очереди. Выкинут метра 3, а остальное по запискам».
«Когда же наконец кончится извращение советской торговли? Настолько стало противно смотреть на все махинации и манипуляции, и даже наглость руководства, что поймите, нет больше сил. Неужели все вышестоящие руководители слепы?».
«Поймите меня правильно, я не завистливый человек и не клеветник, но когда все делается на глазах и тебя принимают за дурака, то поверьте, прямо скажем, гадко становится на душе и до слез обидно за свое бессилие».
«Растолкуйте: каким образом создается искусственный дефицит? Ведь явно, что он создается. Учитывается ли спрос покупателей? Кто и как планирует выпуск товаров такого рода?»
«Почему дефицитные товары не поступают на прилавки магазинов, а продаются “нужным людям”, непосредственно на складах и базах, вышестоящие же торговые организации не осуществляют должного контроля за правильной реализацией товаров народного потребления?»
«Кем установлен порочный порядок, когда дефицитные товары выбрасывают только в конце месяца, и когда он будет отменен?».
«Сплошь и рядом тот или иной товар становится дефицитным по вине работников торговли, так как он отпускается “с черного хода” разного рода знакомым продавцов, а точнее сказать - перекупщикам, спекулянтам. Давно пора поставить вопрос о жестком контроле над работниками торговли, о строжайшем их наказании за злоупотребления служебным положением».
«В городах понастроили магазины, а в них пустые прилавки, на полках одна бутафория»[118].
Значительная часть товаров припрятывалась работниками торговли для нелегальной реализации через рынки, а также для своих родственников и знакомых. По сравнению с письмами 1960 г. увеличивается насыщенность текста специфической советской «торговой» лексикой. В письмах часто появляются выражения: продажа «нужным людям», «по запискам», «по блату», «из-под прилавка», «с черного хода».
Большая часть текстов, публикуемых и обсуждаемых, относилась к городской жизни. Создавалось ощущение, что деревня предоставлена сама себе, и ее нарастающий упадок никого не волнует.
В докладе 1967 г. «О пятидесятилетии газеты “Известия”»журналисты признавали серьезные недостатки в своей работе: «Мы получаем массу разнообразного, пожалуй, даже всеобъемлющего материала. В этом море верным компасом нам служат решения партии. Мы получили более широкий и оперативный фронт для действия, чем смогли занять. И в этом сказался своего рода «пережиток» в газетной психологии, когда вместо глубокого продумывания важнейших проблем мы принимаем за постановку темы повторение сказанного. Чем важнее тема - тем больше требует она от пропагандистов сил и раздумий. Нередко мы избираем более легкий путь, и это нам не к лицу. Мы невольно сужаем круг своего влияния и показа действительности: корреспонденция и очерки наши строятся чаще на городском материале. Половине населения Советского Союза мы отводим неоправданно малое место в газете»[119].
При переходе от материалов 1967 г. к материалам 1970-х обнаруживается, что жалобы на дефицит продовольственных товаров становятся более частыми. Во многих случаях этот дефицит связывается с махинациями в торговле.
Однако, несмотря на то что на прилавках магазинов часто отсутствовали необходимые товары, советский человек этого периода никогда не голодал. Но была какая-то потребность в образе заполненных прилавков. Этот образ был неким символом стабильности и благополучия. Курганский исследователь советской повседневности М. Федченко, описывая, правда, уже более поздний период, замечает: «В 1989 г. 74 % опрошенных интеллигентов сказали, что их убедят в успехе перестройки “прилавки, полные продуктов”. Аналогично ответили 52 % опрошенных лиц из различных социальных категорий населения.
В этом ответе была выражена именно потребность в образе - в витрине. Эти люди в основном неплохо питались, на столе у них имелись мясо и масло. Им нужны были знаки, даже символы. «“Прилавки, полные продуктов” являются важным символом благополучия, изобилия, свободы - в любой момент захочу и куплю. Зачастую продукты отсутствовали лишь на витрине, а не на обеденном столе граждан. Полупустые прилавки магазинов создавали устойчивый образ дефицита. Был голод на образы товаров. И сегодня множество граждан, уже реально недоедая, не хотят возвращаться в советское прошлое с его голодом на образы»[120].
1979 г. - итоговый год исследуемого периода. Обнаружился третий уровень проблем: провалы снабжения населения, коррупция, неменяемые партийные кадры.
«Почему у нас не меняются руководящие партийные кадры на местах по 20-35 лет? Находясь у руководства десятилетиями, они привыкают к недостаткам, не борются с ними, становятся полновластными хозяевами, и никто не смеет их критиковать за недостатки и упущения, так как от них зависит участь каждого».
«Почему в нашей стране руководящие деятели имеют особые права на лучшие больницы, особое обеспечение питанием, санаторно-курортным лечением, квартирами?»
«Почему органы нашей пропаганды только хвалят нашу жизнь, а о возрастающих трудностях материального характера умалчивают?»
«Некоторые должностные лица за счет государства строят себе особняки, приобретают автомашины, ремонтируют их в ведомственных гаражах. Меры, применяемые к такого рода расхитителям, слишком мягки, недейственны. Не настало ли время наказать более строго, как того требуют партийный устав и наши советские законы?»
«В системе здравоохранения все шире стали распространяться взятки. Деньги берут за операции, за госпитализацию. Почему не пресекаются такого рода служебные злоупотребления?»[121]
«Маленькие» проблемы накапливались, нарастали, становились более комплексными. В сознании населения стал складываться устойчивый образ системного кризиса, включающего застой экономического развития, неспособность руководящих кадров вести страну вперед, отсутствие у самих граждан мотивации для труда и общественной деятельности.
А что произошло с читателем и с самой практикой письма? Если в 1960 г. рубрика «Письма читателей» существовала почти в каждом номере «Известий», то в 1967 г. писем уже гораздо меньше. А в 1970-х годах письма почти не встречаются. Однако это не значит, что советский человек стал меньше писать, просто содержание писем становится все более неприятным для системы, а потому они не доходят до публикаций.
Послания трудящихся, адресованные в редакции газет, попадают в Отдел пропаганды ЦК КПСС, и там большая их часть оседает. Тем самым канал, ранее служивший для диалога власти и общества, перекрывается, превращаясь просто в источник закрытой информации для партийных кадров, которые не готовы конструктивно отвечать на критику населения. К концу 1970-х годов авторы писем стали более агрессивными, более разборчивыми, более аналитичными. От читателей газет поступало много критики в адрес печати, радио, телевидения за слабую пропаганду. Отдел пропаганды отвечал на это тем, что складировал подобные документы под грифом «Секретно».
Если в начале 1960-х годов письма трудящихся в газеты, по крайней мере, теоретически, выступали инструментом своеобразного контроля снизу по отношению к власти, которая должна была отчитываться если не за саму свою политику, то хотя бы за конкретные ее последствия, то к концу рассматриваемого периода становится очевидно, что этот канал перестает работать. Нарастание объективных проблем в экономике сопровождается не попытками их решить, а ростом противоречий между властью и обществом. Эти противоречия загоняются вглубь, чтобы потом взорваться открытым политическим кризисом в 1980-е годы."
Источник http://flibusta.is/b/377720/read
Гиляна Басангова
ПСИХОЛОГИЯ СОВЕТСКОГО ПОКУПАТЕЛЯ 1960-х ГОДОВ НА ПРИМЕРЕ ПОВЕСТИ А. РЫБАКОВА «ПРИКЛЮЧЕНИЯ КРОША»
"...Повесть Анатолия Рыбакова «Приключения Кроша», написанная в 1960 г., рассказывает о московских девятиклассниках, которые проходят производственную практику на автобазе. Это первый опыт столкновения ребят со взрослым миром.
Писатель показывает процессы социализации подростков, живущих в относительно спокойное время, когда большие исторические проблемы сменяются более частными. Однако и здесь есть свои трудности. Взаимодействие мира взрослых с миром подростков не всегда происходит гладко: отношения с рабочими, начальством автобазы оказываются сложнее, чем с родителями и учителями…
Подростки, работающие на автобазе, приобретают ценный социальный опыт, у них формируются понятия самостоятельности и ответственности. Именно на автобазе школьники получают свою первую в жизни зарплату. В книге показаны переживания, связанные с первой попыткой распорядиться собственными деньгами. Однако специфику ситуации определяют отношения и практики, характерные для Советского Союза рубежа 1950-1960-х годов, когда только начинает складываться потребительское общество. В этом плане художественный текст, описывающий не только факты, но и отношение к ним людей, становится ценным источником для изучения культуры повседневности.
Я выбрала для анализа одну главу из книги - сцену в универмаге. Здесь необычайно точно и подробно показано, как поведение ребят воспроизводит общие механизмы поведения людей в магазине и в очереди, их отношение к покупкам и деньгам. Сцена поучительна еще и потому, что здесь (не такой уж частый случай в художественной литературе), как в задачнике по арифметике, указаны цены за все товары, которые покупает или собирается купить главный герой, и из них складывается бюджет его покупок.
Покупки и траты Кроша дают возможность представить себе уровень цен, характерных для начала 1960-х годов, и отношение людей к деньгам[107]. На примере этой сцены видно, как у подростка складывается определенный тип потребительского поведения: критерий выбора товара, последовательность действий при попытке ориентироваться в магазине.
Но сначала мы получаем массу подробных сведений: по какому механизму выдают зарплату, что такое ведомость, расчет и аванс. Можно понять, какую роль играет первая получка в жизни подростков.
«Каждый раз это большое событие. Люди, привыкшие получать зарплату, и те чувствуют в этот день какой-то подъем. О нас и говорить нечего. Ведь это первая получка в нашей жизни»[108].
Так рассказывает об этом Крош. Далее мы узнаем, что зарплату на автобазе выдавали два раза в месяц: аванс - половина зарплаты, остальные деньги выдавались в конце месяца - в расчет, который зависел от того, сколько люди зарабатывали. Он может быть больше или меньше. Сначала кассир уезжал в банк за деньгами, и затем люди собирались у кассы, где через окошко выдавали зарплату. Получивший расписывался в ведомости. Для того чтобы получить зарплату, нужно, чтобы тебя «включили в ведомость». Фамилии ребят «занесли в список», по которому выдавалась зарплата.
Если даже взрослые рабочие «чувствуют какой-то подъем», то что говорить о ребятах! Первая зарплата Кроша составила 16 рублей 20 копеек. Посмотрим, как распорядился ею Крош.
Получив деньги, герой отдает 1 рубль - долг за обед - своему однокласснику Вадиму. У него остается 15 рублей 20 копеек. Крош решает сразу пойти в универмаг и купить подарки родителям. Принято было на первую получку покупать родителям подарки. Крош берет с собой своего друга Шмакова Петра, потому что одному ему было идти скучно, хотя Петр никаких подарков родителям покупать не собирался - они работали в Индии на строительстве завода.
В универмаге герой подмечает: чем нужнее отдел, тем выше он находится. Например, на первом этаже рядом с писчебумажным, спортивным и отделом игрушек находился отдел парфюмерии, нужный для Кроша отдел. А обувной - на четвертом этаже. Он делится этим наблюдением со Шмаковым, который, подумав, отвечает: «За духами на четвертый этаж никто не полезет, а за ботинками полезут. А кто идет на четвертый этаж, купит мимоходом на первом этаже какую-нибудь ерунду. Магазин выполняет план. Работники прилавка получают премию»[109].
На первом этаже ребята останавливаются у спортивного отдела. Крош решает купить спортивные штаны, которые стоят 3 рубля, но его одолевают сомнения из-за нехватки денег. Он размышляет, на что потратить оставшиеся деньги: если он потратит 2 рубля 20 копеек родителям на подарки, то у него останется ровно 10 рублей. Таким образом, если он в расчет получит 20 рублей, то у него соберется 30 рублей, на которые он сможет «сделать что-нибудь капитальное». Спортивные штаны - это первая и на самом деле ненужная покупка Кроша.
Шмаков же, пощупав штаны, решает не покупать их, заявив, что трикотаж плохой, через два дня вытянутся. Для Кроша важно, покупает ли Шмаков тот же товар, что и он. То, что несколько человек купили товар одновременно, воспринимается как доказательство правильного выбора, и наоборот. Потребительское поведение неиндивидуализированно и неконкурентно. Поскольку Шмаков штаны не купил, Крош расстраивается, что «погорел на трешку».
Крош решает «немедленно отправиться в парфюмерный отдел и купить маме духи». К сожалению, так не получается, поскольку ребята вынуждены пройти мимо писчебумажного отдела. Привлеченные самопишущими ручками и толстыми общими тетрадями в коленкоровом переплете, Крош с Петром задерживаются у прилавка. Крош решает подарить отцу ручку, которая стоит 4 рубля 50 копеек, но «тогда ему придется тронуть десятку». Снова он сожалеет о том, что купил ненужные брюки. Тем временем Петр Шмаков искушает его купить тетрадь за 35 копеек. Крош колеблется, но Шмаков спрашивает: «Ты какого цвета возьмешь?». После этого Крош решает купить тетрадь, подумав, что 35 копеек - мелочь по сравнению с истраченными тремя рублями. Тетрадь становится второй покупкой Кроша.
Но Шмаков снова отказывается покупать, на что Крош сердится еще сильнее, обозвав его «жмотом». Он злится из-за того, что сам сделал ненужные покупки. Здесь повторно фиксируется определенная норма поведения: когда кто-то из друзей приобретает такую же вещь, покупатель перестает сомневаться в ее надобности или качестве. Это служит неким доказательством того, что товар нужный и надежный.
В парфюмерном отделе Крош хочет купить духи маме. «Подарочные» стоят 5 рублей, которые к тому же продаются лишь в наборе с одеколоном. Отдельно их купить нельзя.
Кроша бросает в жар от растерянности и сомнений. Он боится, что сейчас потратит последние деньги. Поэтому он предлагает Петру купить мороженого, чтобы «охладиться». «И что такое девятнадцать копеек по сравнению с теми деньгами, которые я уже истратил?» Наверное, всем знакомо это чувство, когда кажется, что купил дорогую вещь, и все, что дешевле, не идет в сравнение с потраченной крупной суммой. Крош покупает мороженое за 19 копеек, Шмаков отказывается.
Съев мороженое, Крош покупает «Огни Москвы» за 2 рубля 60 копеек, совершая свою третью покупку. У него остается 9 рублей 6 копеек.
Теперь Крош планирует занять у мамы рубль до «круглой десятки», а со следующей получки вернуть долг и купить подарок папе. Здесь выявляется некое символическое значение конкретных купюр - например, «десятки». Сам факт разменивания десятки является серьезным событием, как и, наоборот, получение дополнительного рубля важно, чтобы восстановить «круглую десятку».
Он немного завидует Шмакову, так как у него все деньги сохранились. Крош утешает себя сознанием того, что Шмаков - «жмот», а он - нет.
Крош - падкий на покупки. Гуляя по магазину, ребята стараются воздействовать друг на друга, но Шмаков не поддается соблазнам. Он тщательнее выбирает товары и анализирует, что с ними может стать в дальнейшем; например, брюки вытянутся через два дня, значит, они некачественные.
Однако дальше события начинают развиваться неожиданным образом. Вдруг ребята увидели машущего им Вадима. «- Скорее занимайте очередь, - возбужденно прошептал Вадим. Возле прилавка уже стояла очередь. Раньше ее не было. Мы стали за Вадимом. За нами сразу стало еще несколько человек.- Привезли подводные маски и ласты, полный набор! - зашептал Вадим. - Сейчас будут продавать»[110].
Рассмотрим этот эпизод подробнее. Начнем с того, что Вадим, одноклассник Кроша и Петра, в представлении подростков что-то вроде мелкого спекулянта, дельца. Поэтому предположительно он разбирается в том, что является дефицитом, а что нет. Мальчики относятся к нему неодобрительно, но при этом доверяют. Поэтому одного лишь его призыва оказывается достаточно, чтобы они изменили свои планы. Ребята немедленно встают в очередь.
При этом люди, стоящие в очереди, толком не знают, что же такое интересное привезли. Понятно лишь, что «выкинули» какой-то товар. Вокруг царит возбуждение. Вадим говорит шепотом, чтобы не привлекать лишнего внимания. Здесь Крош задает нужный вопрос: зачем нужны маска и ласты? На что Вадим напоминает ему про книгу Жак-Ива Кусто «В мире безмолвия».
Крош понимает, что, в принципе, этот набор ему совершенно не нужен, по крайней мере, еще несколько минут назад он не думал о такой покупке. Но теперь он тешит себя мыслью о туристской поездке, где ему это может понадобиться, т. е. начинает подверстывать реальность под ненужную покупку: «Если я весной поеду в туристскую поездку, мне понадобятся маска и ласты, но если я их куплю, на какие деньги я поеду в поездку?». И снова он жалеет о покупке спортивных брюк: «И дернул меня черт купить эти дурацкие штаны!» Несмотря на то что его терзали сомнения, он продолжал стоять в очереди, которая быстро увеличивалась.
Очередь все растет. «Одни стояли потому, что им нужны были маска и ласты, другие потому, что стояли первые»[111]. «Подошли Игорь с Мишкой Тарановым и стали между мной и Шмаковым Петром. Сделали вид, будто они уже здесь стояли. Мы тоже сделали такой вид»[112]. Данный пример - обычная уловка в очереди со знакомыми. Чтобы оказаться впереди, люди использовали физическую силу, прибегали к хитрости и обману, пользовались привилегиями, подделывали льготные документы, давили на жалость.
Крош понимает, что это ему не нужно, но он все равно стоит, потому что жаль потерянного времени, а если не купит, то будет жалеть еще больше. Наконец, притащили маски и ласты. Очередь заволновалась. Задние боялись, что им не достанется. Вообще, стояние в очереди было занятием с неясным исходом: советский покупатель не мог быть уверен, что, когда подойдет его черед, ему что-нибудь достанется. Заметим, что до возникновения очереди у ребят было индивидуальное поведение, а сейчас, в очереди, - коллективное, где господствовали свои законы. Крош не знал, что делать, на что решиться. Он знает, что маска ему не нужна. Но он снова размышляет: «Если я окажусь на море, все будут нырять, а я буду сидеть на берегу, один как идиот. И я уже целый час стою в очереди. Не куплю, а потом буду жалеть»[113].
В продажу поступило всего 20 комплектов. Очередь волнуется. Вокруг ажиотаж. Некоторые чуть ли не плачут. Народ все равно стоит, несмотря на то что комплектов ограниченное количество. Все на что-то надеются, думают, что, может быть, достанется. Для очереди свойственно недоверие к ситуации. Крош не может отказаться от покупки, потому что, если ему достанется комплект, он попадет в число счастливчиков. Расплатившись, он получает маску и ласты. Это его четвертая покупка. Шмаков остается без комплекта. Крош чувствует себя виноватым, ведь ему этот товар не нужен, а Шмаков хотел купить.
«Я остановился и протянул Шмакову ласты и маску:- Знаешь что, возьми. Мне они не нужны. Шмаков отрицательно закачал головой. Не хотел лишать меня таких драгоценных вещей. - Бери, бери! - настаивал я. - Я купил просто так, на всякий случай. Мне они совершенно не нужны»[114].
Но оказалось, Петру тоже не нужны были ласты, и на вопрос Кроша, зачем же он стоял в очереди, отвечает, что «стоял, потому что все стояли». Здесь показаны механика потребительского психоза и психология очереди. Ценность товара определяется его дефицитностью, по меньшей мере, так же, как и реальной потребности в нем. Цена в условиях всеобщего интереса к товару значения не имеет.
Если после того, как Шмаков разругал брюки, Кроша бросило в жар, то теперь он просто окоченел. «Выходит, я опять зря потратил деньги». Тогда Крош пригрозил Шмакову, что сдаст товар обратно. Тот ответил, что «эта вещь ненужная, простая резинка со стеклышками! А в ластах вообще неудобно плавать… Не нужно мне такое барахло!» Крош возвращается в магазин, очереди конечно же нет. Он хочет вернуть товар, но обратно не принимают. Он стоит у прилавка в надежде продать комплект с рук, но никто не берет. Ведь только что за ним стояла огромная очередь. Но ажиотаж прошел. Теперь комплект никому не нужен - вместе с очередью исчезает и спрос. Потребительский ажиотаж имеет собственную логику, и в этих условиях желания покупателей далеко не всегда отвечают реальным потребностям.
Сердце Кроша разрывалось от огорчения. Он истратил все деньги на ненужные вещи. Из всего того, что он купил, ему нужна только тетрадь. Теперь уже все равно. Он пошел в писчебумажный отдел и купил папе на оставшиеся деньги китайскую самопишущую ручку за 4 рубля 50 копеек. Это пятая и последняя покупка Кроша. А Шмаков все свои деньги сохранил!
С помощью точных цен, приведенных в этом отрывке, можно вычислить, сколько Крош заплатил за маску и ласты: 4 рубля 56 копеек.
Эта сцена, возможно, уникальная в литературе, сочетает в себе элементы арифметической задачи и психологического анализа, демонстрирующего переживания советского покупателя при столкновении с ситуацией мучительного выбора, порожденного крайней неопределенностью открывающихся перед ним возможностей. Крош испытывает и страх, и азарт, и растерянность, и угрызения совести. Он пытается рационально мыслить и вести постоянные расчеты, но при этом то и дело попадает в ловушки, расставленные ему советской торговлей, и совершает иррациональные поступки.
В целом покупатель оказывается бессилен перед системой, которая не оставляет возможности определить и выбрать то, что он действительно хочет. Перед нами предстают два типа покупателей: расточительный и сдержанный - Крош и Петр Шмаков. Первый тратит деньги иррационально и потом страдает, а второй преодолевает все соблазны, избегает ошибок, но ценой отказа от покупок. Такой вариант поведения фиксируется и советской экономической литературой, которая со второй половины 1960-х годов регулярно жаловалась на нежелание граждан тратить деньги и создание ими «избыточных сбережений».
Елена Кужель
ТРАНСФОРМАЦИЯ СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ ПОТРЕБЛЕНИЯ В 1960-1970-е ГОДЫ В ПУБЛИКАЦИЯХ ПРЕССЫ И ПИСЬМАХ ЧИТАТЕЛЕЙ
Письма читателей в газеты - неотъемлемая часть советской культуры. С первых десятилетий существования советского государства общение через письма было для граждан важнейшим каналом диалога с властью. В своих обращениях люди высказывали одобрение и недовольство политикой страны, жаловались и просили каких-либо благ, порой предлагали решения проблем.
В 1960-1970-е годы, когда население почувствовало относительную свободу - по крайней мере, в сфере обсуждения и критики бытовых проблем, - эти письма становятся важным источником для понимания общественных настроений того времени.
Существовал отдел пропаганды ЦК КПСС, через который проходили многие письма, направлявшиеся в редакции газет и журналов. Часть вопросов, затронутых в письмах, разъясняли на своих страницах газета или журнал, другая часть направлялась для принятия мер в соответствующие учреждения, ведомства. Проблемы, затрагиваемые в письмах, и отношение к ним менялись с течением времени.
Пик количества опубликованных писем в газетах приходится на 1960-е годы, в 1970-е годы динамика резко снижается. Однако это не говорит о том, что люди стали меньше писать, просто письма стали жестче фильтроваться. Все они перепечатывались и вшивались в дела под грифом «Совершенно секретно», и для сотрудников спецотдела пропаганды начиналась серьезная аналитическая работа с письмами. Эти дела рассекретили относительно недавно - в конце 1990-х. К некоторым из них до сих пор нет доступа. Многие документы недоступны из-за того, что не завершены их научное описание и обработка.
Материал, который используется в данной статье, был собран мною во время работы в Российском государственном архиве новейшей истории в фонде № 5 «Аппарат ЦК КПСС». Дополнением к архивному материалу стали номера газеты «Известия» за 1960-1970-е годы.
Для исследования было выбрано несколько отправных точек: 1960, 1967, 1975 и 1979 гг. 1960 г. - в обществе царит весьма оптимистическая атмосфера, значительно улучшается материально-бытовое положение населения по сравнению с первым послевоенным десятилетием; 1967 г. - юбилейный год, 50-летие революции; 1975 г. - самый пик застоя; 1979 г. - итоговый год исследуемого двадцатилетия.
При чтении писем прослеживается, как менялись темы и стиль. В письмах за 1960 и 1967 гг. практически не встречались жалобы на дефицит продовольственных товаров, их пик приходится на вторую половину 1970-х годов. Появляется понятие «искусственный дефицит». Количество писем с жалобами на махинации в торговле увеличивается с осознанием проблемы искусственного дефицита, т. е. со второй половины 1970-х.
В письмах читателей в 1960 г. затрагивались такие основные проблемы: торговля с нагрузкой, разнобой в ценах, расточительность, низкое качество товара, дефицит продовольственных и непродовольственных товаров. Обозначим их как проблемы первого уровня.
Приведем выразительный пример торговли с нагрузкой.
«Два воротника к одной шубе В магазин поступили дамские шубы сорта “овчина под котик”. Фасон, отделка, качество нам понравились. Подходящей показалась и цена. Мы, две покупательницы, уплатили деньги в кассу… и не получили покупки.
- Извините, - вежливо склонился перед нами продавец, - но вы не уплатили за воротники.
- Как! Пришитые к шубам воротники расцениваются отдельно?! - удивились мы.
- Вы меня не поняли, - ответил продавец. - Заплатить нужно за запасные воротники.
Оказывается, работники одесских магазинов с разрешения Одесского горпромторга и областного управления торговли решили заработать на ходовых товарах. К каждой шубе приложили “нагрузки” в виде воротника из чернобурой лисицы стоимостью в 700-900 руб.
Шубы нам нравились, и мы пошли на жертву - купили лисьи воротники, которые нам совершенно не нужны». Е. Орлова, С. Беккерман, г. Одесса[115]
Торговля с нагрузкой позволяла сбыть не пользующийся спросом товар. Как правило, нагрузка прилагалась к ходовым товарам. Таким образом, чтобы приобрести необходимую вещь, человеку приходилось делать незапланированную покупку.
В газете «Известия», в рубрике «Удивительные истории», находим еще один пример подобной практики, пересказанный журналистом.
«Старая пластинка. Одна женщина зашла как-то в промтоварный магазин и увидела на прилавке как раз такую ночную сорочку, о которой давно мечтала. Женщина, понятно, обрадовалась и говорит продавщице:- Выпишите мне, пожалуйста, вот эту сорочку.
- Эти сорочки, - отвечает ей продавщица, - продаются только с грампластинками.
- Что? - переспрашивает женщина.
- С грампластинками, - говорит еще раз продавщица.
- Что, что? - снова переспрашивает женщина.
- Сорочки, говорю, продаются только с грампластинками, - уже раздражаясь, отвечает продавщица.
- Не слышу, - говорит женщина.
- Да вы что, глухая или издеваетесь?! - орет уже на весь магазин продавщица. - С грам-плас-тин-ка-ми!
- Вы что, не видите, что я глухая? - говорит женщина. - Если хотите, чтобы я услышала, говорите медленно и прямо в ухо.
Продавщица медленно и прямо в ухо сказала, что сорочка без пластинки не продается.
- A-а. А зачем же мне пластинка, если я глухая?
Но продавщица ей знаками объяснила, что иначе нельзя. Пришлось женщине покупать пластинку с сорочкой, вернее, сорочку с пластинкой. Принесла она свою покупку домой и говорит соседке:- Хочешь, я подарю тебе эту пластинку? Мне она все равно ни к чему.- Мне от нее не больше толку, чем тебе. Пластинка эта старая, слушать ее неинтересно.
Вот о каком случае написала нам москвичка Г-ва, которой всучили эту самую пластинку в универмаге Мосторга № 7»[116].
В такую порой анекдотическую ситуацию мог попасть советский человек.
Перейдем ко второй теме - к письмам, посвященным проблеме дефицита. «Дефицитный товар - 15-ваттная лампочка Коллективы многих предприятий и организаций страны успешно борются за экономию электроэнергии. Резервы такой экономии имеются и на производстве, и в быту.
Подсчитаю, что использование в домашнем хозяйстве для освещения подсобных помещений 15-ваттных лампочек вместо 25-ваттных может сэкономить только по Белоруссии свыше 2300 тыс. киловатт-часов электроэнергии в год.
Беда заключается в том, что промышленность не выпускает 15-ваттных лампочек. В магазине продаются только 25-ваттные лампы.
Рижский электроламповый завод и Латвийский совнархоз, преследуя сугубо коммерческие цели, упорно отказываются удовлетворять заявки “Белхозторга” на поставку ламп требующейся нам мощности. Конечно, предприятие легче и быстрее выполняет план “по валу”, выпуская 25-ваттные лампочки вместо 15-ваттных. Но государство, безусловно, проиграет на перерасходе электроэнергии. Вот об этом в Риге, к сожалению, забывают».
В. Жук, заместитель начальника сектора «Белхозторга», г. Минск[117]
Вообще, писем с жалобами на дефицит товаров публиковалось много. Но подобные письма, в которых содержался такой детальный анализ и выдвигалось конкретное предложение, практически не встречались.
Следующий период - 1967-1975 гг. Читая письма этого периода, обнаруживаешь, что по сравнению с началом 1960-х годов ситуация усугубляется, проблемы нарастают. К перечисленным претензиям добавились следующие: блат, махинации в торговле, искусственный дефицит. Обозначим их как проблемы второго уровня.
«Дефицитные товары у нас в магазины не попадают, а продаются прямо с базы. Кримплен, шелк, мохер, туфли, сапожки, плащи, хорошие мужские костюмы, кофты, тюль, мужские шапки - все продается по блату. Все забирает начальство, райком партии, райисполком… Работники РПС на базаре продают - если не сами, так через старух. А люди стоят у магазинов в очереди. Выкинут метра 3, а остальное по запискам».
«Когда же наконец кончится извращение советской торговли? Настолько стало противно смотреть на все махинации и манипуляции, и даже наглость руководства, что поймите, нет больше сил. Неужели все вышестоящие руководители слепы?».
«Поймите меня правильно, я не завистливый человек и не клеветник, но когда все делается на глазах и тебя принимают за дурака, то поверьте, прямо скажем, гадко становится на душе и до слез обидно за свое бессилие».
«Растолкуйте: каким образом создается искусственный дефицит? Ведь явно, что он создается. Учитывается ли спрос покупателей? Кто и как планирует выпуск товаров такого рода?»
«Почему дефицитные товары не поступают на прилавки магазинов, а продаются “нужным людям”, непосредственно на складах и базах, вышестоящие же торговые организации не осуществляют должного контроля за правильной реализацией товаров народного потребления?»
«Кем установлен порочный порядок, когда дефицитные товары выбрасывают только в конце месяца, и когда он будет отменен?».
«Сплошь и рядом тот или иной товар становится дефицитным по вине работников торговли, так как он отпускается “с черного хода” разного рода знакомым продавцов, а точнее сказать - перекупщикам, спекулянтам. Давно пора поставить вопрос о жестком контроле над работниками торговли, о строжайшем их наказании за злоупотребления служебным положением».
«В городах понастроили магазины, а в них пустые прилавки, на полках одна бутафория»[118].
Значительная часть товаров припрятывалась работниками торговли для нелегальной реализации через рынки, а также для своих родственников и знакомых. По сравнению с письмами 1960 г. увеличивается насыщенность текста специфической советской «торговой» лексикой. В письмах часто появляются выражения: продажа «нужным людям», «по запискам», «по блату», «из-под прилавка», «с черного хода».
Большая часть текстов, публикуемых и обсуждаемых, относилась к городской жизни. Создавалось ощущение, что деревня предоставлена сама себе, и ее нарастающий упадок никого не волнует.
В докладе 1967 г. «О пятидесятилетии газеты “Известия”»журналисты признавали серьезные недостатки в своей работе: «Мы получаем массу разнообразного, пожалуй, даже всеобъемлющего материала. В этом море верным компасом нам служат решения партии. Мы получили более широкий и оперативный фронт для действия, чем смогли занять. И в этом сказался своего рода «пережиток» в газетной психологии, когда вместо глубокого продумывания важнейших проблем мы принимаем за постановку темы повторение сказанного. Чем важнее тема - тем больше требует она от пропагандистов сил и раздумий. Нередко мы избираем более легкий путь, и это нам не к лицу. Мы невольно сужаем круг своего влияния и показа действительности: корреспонденция и очерки наши строятся чаще на городском материале. Половине населения Советского Союза мы отводим неоправданно малое место в газете»[119].
При переходе от материалов 1967 г. к материалам 1970-х обнаруживается, что жалобы на дефицит продовольственных товаров становятся более частыми. Во многих случаях этот дефицит связывается с махинациями в торговле.
Однако, несмотря на то что на прилавках магазинов часто отсутствовали необходимые товары, советский человек этого периода никогда не голодал. Но была какая-то потребность в образе заполненных прилавков. Этот образ был неким символом стабильности и благополучия. Курганский исследователь советской повседневности М. Федченко, описывая, правда, уже более поздний период, замечает: «В 1989 г. 74 % опрошенных интеллигентов сказали, что их убедят в успехе перестройки “прилавки, полные продуктов”. Аналогично ответили 52 % опрошенных лиц из различных социальных категорий населения.
В этом ответе была выражена именно потребность в образе - в витрине. Эти люди в основном неплохо питались, на столе у них имелись мясо и масло. Им нужны были знаки, даже символы. «“Прилавки, полные продуктов” являются важным символом благополучия, изобилия, свободы - в любой момент захочу и куплю. Зачастую продукты отсутствовали лишь на витрине, а не на обеденном столе граждан. Полупустые прилавки магазинов создавали устойчивый образ дефицита. Был голод на образы товаров. И сегодня множество граждан, уже реально недоедая, не хотят возвращаться в советское прошлое с его голодом на образы»[120].
1979 г. - итоговый год исследуемого периода. Обнаружился третий уровень проблем: провалы снабжения населения, коррупция, неменяемые партийные кадры.
«Почему у нас не меняются руководящие партийные кадры на местах по 20-35 лет? Находясь у руководства десятилетиями, они привыкают к недостаткам, не борются с ними, становятся полновластными хозяевами, и никто не смеет их критиковать за недостатки и упущения, так как от них зависит участь каждого».
«Почему в нашей стране руководящие деятели имеют особые права на лучшие больницы, особое обеспечение питанием, санаторно-курортным лечением, квартирами?»
«Почему органы нашей пропаганды только хвалят нашу жизнь, а о возрастающих трудностях материального характера умалчивают?»
«Некоторые должностные лица за счет государства строят себе особняки, приобретают автомашины, ремонтируют их в ведомственных гаражах. Меры, применяемые к такого рода расхитителям, слишком мягки, недейственны. Не настало ли время наказать более строго, как того требуют партийный устав и наши советские законы?»
«В системе здравоохранения все шире стали распространяться взятки. Деньги берут за операции, за госпитализацию. Почему не пресекаются такого рода служебные злоупотребления?»[121]
«Маленькие» проблемы накапливались, нарастали, становились более комплексными. В сознании населения стал складываться устойчивый образ системного кризиса, включающего застой экономического развития, неспособность руководящих кадров вести страну вперед, отсутствие у самих граждан мотивации для труда и общественной деятельности.
А что произошло с читателем и с самой практикой письма? Если в 1960 г. рубрика «Письма читателей» существовала почти в каждом номере «Известий», то в 1967 г. писем уже гораздо меньше. А в 1970-х годах письма почти не встречаются. Однако это не значит, что советский человек стал меньше писать, просто содержание писем становится все более неприятным для системы, а потому они не доходят до публикаций.
Послания трудящихся, адресованные в редакции газет, попадают в Отдел пропаганды ЦК КПСС, и там большая их часть оседает. Тем самым канал, ранее служивший для диалога власти и общества, перекрывается, превращаясь просто в источник закрытой информации для партийных кадров, которые не готовы конструктивно отвечать на критику населения. К концу 1970-х годов авторы писем стали более агрессивными, более разборчивыми, более аналитичными. От читателей газет поступало много критики в адрес печати, радио, телевидения за слабую пропаганду. Отдел пропаганды отвечал на это тем, что складировал подобные документы под грифом «Секретно».
Если в начале 1960-х годов письма трудящихся в газеты, по крайней мере, теоретически, выступали инструментом своеобразного контроля снизу по отношению к власти, которая должна была отчитываться если не за саму свою политику, то хотя бы за конкретные ее последствия, то к концу рассматриваемого периода становится очевидно, что этот канал перестает работать. Нарастание объективных проблем в экономике сопровождается не попытками их решить, а ростом противоречий между властью и обществом. Эти противоречия загоняются вглубь, чтобы потом взорваться открытым политическим кризисом в 1980-е годы."
Источник http://flibusta.is/b/377720/read