31 июля Новости, как в детективном романе. На совещании потребовали, чтобы присутствовали при написании сочинений и проверяли сочинения разные преподаватели. Мне уже не нужно идти завтра на филфак, где будет писаться сочинение, мне нужно послезавтра явиться на проверку работ. Работы будут проверяться только под наблюдением. На юрфаке наши и не будут даже присутствовать при написании, будут сами юристы и партийные работники. Зашифруют, отдадут проверять нам. Строгости-то какие! А я рад - не нужно подличать, и нет мне дела до Т-ой и С-ой. Пусть и мои протеже карабкаются самостоятельно.
Толик встревожен: как ему выполнить поручение Юлдаша? Я посоветовал наплевать, сказать, что уже старые стали, чтобы служить мальчиками на побегушках. Он вздохнул и сказал: «Мне бы заразиться твоим настроением». Молодец ректор! Я теперь боюсь только, что хлынет к нам всякая сволочь, которая трется около секретаря приемной комиссии, и которой будут доступны шифры. Они лишат нас возможности протаскивать «наших» (от меня им только спасибо за это), но они, я знаю, постараются заменить «наших» «своими». Нам надо быть принципиальными. И вдруг произойдёт чудо, вдруг восторжествует справедливость!
2 августа Пишут юристы. Нас заводят в аудиторию, приносят работы и все вцепляются, начинают грести. Навозну кучу разгребая, петух нашел жемчужное зерно… Не у дел только я и Валька Н-ая. Роется в куче народный контроль Гуля и Муршида, роется проверяющй Лариса Ж. Спрашиваю: «В каком качестве мы Вас видим, Лариса Константиновна?». «В качестве проверяющего», - отвечает она. Валька Н-ая, с ее честностью, озлоблена: ей дали 25 работ и другие экзаменаторы их тут же растащили - ищут своих. В общем, ничего нового. Всё как всегда.
Из сочинений: Во время нападений франсуз Андрей Болконский был ранен. Наташа была в восторге. Она очень любила Андрея Болконского.
Наташа была не раз как бы просветлением в жизни Болконского.
Новая эпоха, рожденная революцией, не раз подвергалась пыткам остатков самовластия.
Человек прошел большой путь от обезьяны до человека.
Она забросила все свои очарования.
Ещё в своей молодости советская литература выступила обличителем империализма.
Дают по 40 работ. Томка Б-ми забирает у меня одну работу «полюбопытствовать». Потом Наташка З-ва отволокла в укромный уголок пачку моих работ, выбрала две из них и вцепилась в меня: «Это очень хорошие работы, как Вы думаете, с четверками пройдут? Ну, пожалуйста, но никак не меньше». Толик тоже выбрал две работы. В одной из выбранных работ - «интузиазм», «отнислась», Андрей Балконский… Ефим Шаевич, заместитель председателя предметной комиссии, взывает: «Товарищи, давайте двойки!»
-Перед нами стоит подвижная девочка-подросток, худенькая, с огромными черными глазами, смотрящими на мир и окружающих своими круглыми и удивленными глазами.
-Наташа понимала Пьера, его душу, потому что знала, из чего выходят его мысли.
-Когда речь идет о природе, то она говорит вольшиво и тошно.
-И теперь становится ясно, почему в одно и то же время, даже в одном и том же городе одни люди едят пироженые, мороженые и отдыхают на мягких диванах и подушках, одетые в парчовые халаты и говорящие о трудностях жизни, а другие грезят о черством куске хлеба, о любви, то есть о малой части того, что достается другим.
-Я уверена, что наш революционный паровоз, рванувший 63 года назад, стремительно летит к светлым далям по надежным стальным рельсам.
-Актер - бывший хороший артист, который потом ужасно запился.
-С каждым годом социализм протягивает руку помощи народом, умножая свои владения.
Завтра у меня пишут журналисты-вечерники. День благополучно заканчивается..
3 августа 8:20. У главного здания жду Петьку Ф-ва, в 8:30 - встреча с проректором. Лифт не работает, пешком поднимаемся на девятый этаж. Говорю: «Если я буду ректором, и если мне придется строить университет, то выше 3-х этажей я строить не буду». Вскрываем темы в кабинете у ректора, расходимся: Филиппов - проводить письменную у журналистов-очников, я - к себе в аудиторию.
Пыхтят, пишут. Моя напарница, строгая Дина, поймала двух шпаргалочниц-девчонок, выгоняет их. Я брожу, захожу к нашей лаборантке, та кудахчет: дочка поступает на романо-германский. «Андрей Парфентьевич, а правда темы сочинений выдает машина? Никто не знает, какие будут темы?» - «Как никто не знает? А-ов знает, и Петька Ф-ов знает. Все они сейчас у А-ва лежат в сейфе, сам видел».
Приходит начальник от факультета журналистики, показывает на лысоватого узбека в верхнем ряду: «Вон тот парень 10 лет в тюрьме сидел. Нужно его зарезать». «Если он нас не опередит», - хором отвечаем мы. К концу работы появляется «народный контроль» Лариса Константиновна Ж. и сует мне бумажку с фамилией К-ва: «Это просьба Ш-р, нашей немки. Да Вы ее знаете. Мы её не можем не уважить. Я ей кандидатские экзамены сдавала… Так Вы сделаете? Ей нужно не меньше четвёрки!»
У юристов, где в качестве проверяющих присутствовали партработники, на вопрос абитуриента «А нужно ли писать об отношениях Давыдова и Лушки?» (тема: «Отношение народа к коммунистам в романе М.Шолохова «Поднятая целина»), последовал ответ: «А кто такой Лушка?».
-Где-то уже на галерке осталось жестокая Вторая мировая.
-Ленин умер, нажив ленинизм.
-Нам нужно пока держать руки в перчатках, да в таких, которые изготовлены из самого лучшего синтетического соединения. И мы пока в перчатках. Но я верю, что скоро --социалистические руки в перчатках обломают, как рога, щупальца империализма.
-В романе «Война и мир» героями являются Сергей Бондарчук и Андрей Болконский.
-Иностранная печать старался опровергнуть деятельность советских литераторов, оклеймить их идеи.
Пушкин в стихотворении «Деревня» писал: «Здесь барство тощее влачится по браздам….»
К вечеру закончили проверять сочинения филологов. Наташка З-ва, Толик В-ий и другие довольно улыбаются: лауреаты идут хорошо, опережая прочих. Принесли работы юристов, их несколько сот, где мне среди них отыскать сочинение Валерия? Перелистав несколько работ, отказался от этой мысли. «А я нашёл», - хитро улыбается Толик. Он уже трудится над работой очередного лауреата. В руке - перо с фиолетовыми чернилами, исправляет ошибки, подставляет недостающие запятые. «Буду тянуть на пять, - доверительно сообщает он мне, но, наткнувшись на слово «борются», в котором сделаны сразу две ошибки, вздыхает: «Пять не выйдет, возьмём курс на 4. Петька пятёрку с исправлениями не утвердит, я его знаю». «И хорошо, что не утвердит», - эту мысль я оставляю при себе. На том обмен опытом завершён, я беру кипу сочинений и ухожу в соседнюю аудиторию.
Кто такой Жердочкин? -«Герои нашего времени - Корчагин, Кошевой, Наташа Курченко и Жердочкин». Кто такой Жердочкин?
6 августа Все собрались. Нет аудитории для устного экзамена. Петр Петрович с заместителями в энергичных поисках. Всем совестно из-за задержки. У входа - толпы абитуриентов. Вчера они с часу дня до девяти вечера ждали объявления оценок. «Их держали на улице, на солнце, в здание, где есть буфет и столовая, их не пускали, - говорит Дина. - Мы вышли в 6 часов вечера, они стояли стройными рядами, вместе с ними были родители. Родители смотрели такими глазами: «Что же вы мучаете детей, вершители судеб?»
На устный экзамен меня бросают в подвал, сижу в подвале, до дел еще далеко. Мы их так запугали торжественной обстановкой, огромным залом, очками экзаменаторов, многочисленными предупреждениями, что поддаемся гипнозу сами: хочется произносить какие-то торжественные слова, и вообще - жить в другой умной жизни.
Как часто отделены друг от друга люди, отделены тогда, когда они вместе: любовники, супруги, экзаменатор и студент… У абитуриентов - отчаянные, отрешенные глаза. Экзамен как пирушка: завертело всё, понеслось кувырком, закружило голову… Даже пьяный становишься, пьянеешь словами.
С красной повязкой дежурный ходит и поит готовящихся девчонок из баночки из-под сметаны, наливает им воду из поллитровой бутылки. Полдня принимали с Инной Михайловной честно, потом прибежал Толик, попросил за Гр-г и Н-ву. И так неожиданно он к нам подкатился, появился как-то из-за спины, с двумя бутылками минеральной воды, со стаканами, откупорил, налил…. Сервис! Без Толика у нас был бы совершенно правдивый экзамен. Приняли 19 человек.
- Толик, твоей Н-ой больше тройки нельзя было поставить….
- Жаль, жаль, она хорошая спортсменка, гимнастка.
- Но она не смогла назвать ни одного из героев «Ревизора», кроме Городничего….
- Чёрт с ней, если кафедре физкультуры нужна, то протащат. А как с другой, с Гр-г?
- Той поставили пятёрку. Она немного не дотягивала по языку, но учли твою просьбу.
Толик довольно потирает руки, втягивает голову в плечи и хитро улыбается: «Меня этот просил….. как его…. ну, борец! (Он расправляет плечи, изображая мощь борцовской фигуры). Ты знаешь, он обещал воооот такой выпивон устроить!»
История с Бр-ом разрешилось благополучно, он нашёл ход к Лидке Л-ой. Всё выглядело так: экзамен кончался, последние экзаменаторы допрашивали последних поступающих. Я пошёл в буфет и у входа, за толпой дежурных с красными повязками, вдруг наткнулся на отцовские обезумевшие глаза. Я не мог не остановиться - я же не отвечал на телефонные звонки, мне стало неловко.
- Как мой отпрыск, Андрей Парфентьевич?
- Экзамен кончился, у меня его не было….
- Но он там!
Я вернулся, и не зря, сцена была занимательная. Молодой, лохматый Бр-г сидел перед Лидкой, Валька Н-ая в стороне «добивала» какую-то кореянку. Валька едва ли сочувственно отнесется к любым просьбам.
«Поэтов? - небрежно цедил молодой Бр-г…. Назвать современных поэтов? Пожалуйста! Кирсанов, Измайлов, Коржавин… Лидка усмехнулась: «Ну, Коржавиным Вы меня окончательно убили… Садись, Андрюша, послушаем парня, как отвечает!». «Я сяду», - отвечал я, уже начиная соображать, что моё присутствие излишне, что всё уже отрепетировано и спектакль идёт гладко. А я-то бежал заступаться… «Ставь парню пятёрку, раз хорошо отвечает!». «Ну, как дела?» - всовывается тут некстати освободившаяся Низинская, отпустив с двойкой печальную кореянку. «Пятерка! - говорит Лидка и…. совершает ошибку. - Вот пока я вывожу пятёрку, пусть он ответит ещё на один вопрос (видно, перебирает в голове, что бы такое спросить, чтобы не оскандалиться): Скажем, так: какие Вы знаете поэмы Пушкина?»
Последовавшая сцена в романе могла бы быть изображена длинным рядом точек. Я бежал, стыдливо опустив занавес.
Когда уходил домой, меня поймал преподаватель-узбек, мы давно знакомы: «Вы не проверяете работы историков с вечернего отделения? Я Вас очень прошу, Андрей Парфентьевич, работы лежат у вас, среди них одна с отметкой на обложке, там, где скрепка, есть маленькая чернильная черточка, Вы заметите. Пожалуйста, проверьте эту работу!».
Вечером подписал ведомость с филологами-заочниками, в которой первый раз за неделю материализовались мои усилия в области экзаменационного спиритизма. Алешка, муж сестры моей жены, красовался в списке с четверкой, без моих усилий он в лучшем случае был бы с тройкой. Девчонка, за которую просила Лариса Ж. - дочь преподавательницы с кафедры иностранных языков - получила «отлично». Она написала прекрасное сочинение. Я чуть не заплакал над ним. Там были строки про десятиклассников, выпускников 1941 года. И сочиненное ею стихотворение, часть которого я списал. Но работа была написана синими чернилами. Знала ли она тему, писалась ли работа дома? Даже если бы это писалось дома, я бы непременно пустил девчонку на филфак. Петька Ф-ов заметил синие чернила, но пятерка осталась.
Да, имена ваши святы,
Хоть и не знаем, какие.
Вечна вам память, солдаты,
Вечна вам память, родные!
Тем и хороша наша работа. Мы всё время как бы в протоке свежей воды, молодость струится мимо - чистая, свежая. По идее, мы должны ее учить. А чему мы ее можем научить? Барахтаться в грязи, в которой барахтается сами? Мы у них учимся чистоте молодых мыслей и чувств, которая освещает наши души. Спасибо той, незнакомой мне девчонке, что вспомнила о выпускниках 1941 года.
7 августа Бегает преподавательница с кафедры иностранных языков с «делом». Вчера я и Д-ва поставили тройку девочке по фамилии Т-ко. Девочка - родственница преподавательницы, у неё недавно трагически погиб отец. Сгорел. Мать сошла с ума. Конечно, девчонка не в себе. Нас просят исправить оценку, переписать экзаменационные листы и протокол. Петя не соглашается.
Тяжёлый день. С 9 до 4 часов в подвале - словно в пыточной избе. Изнурительный непрерывный труд. Петр посадил меня с новой партнершей -Зиной Я-ой. Она мне не нравится: резкая, как говорят в народе, «настырная». В первые дни она много бегала с записками, подчищала тетради и сейчас у неё какие-то списки, из-за неё мы должны принимать экзамен у филологов-заочников и очников. Первоначально Петр хотел дать нам только заочников, но у Я-ой «интересы» и на очном. В том числе, видно, дочери А-ян и Г-на. Они историки, значит, в данном случае демонстрируется лояльность перед историками, с надеждой на ответные жесты. У нас любой бы помог дочери Наташи А-н или дочери Г-на, но она торопится: «Это я помогла! Я! А значит, и мне по истории должен быть отдан приоритет». Суетливо усаживая перед собой дочерей наших исориков и заранее зная, что не отпустят их без пятёрок, она в то же время вперяла ледяной взор в девчонку, сидевшую передо мной, и резким тоном бросала ей сбивающий с толку вопрос.
Хотя каждый из нас подписывал ведомости самостоятельно, она постоянно вмешивалась в мои дела: «А по языку он Вам ответил? А я думала, у вас двойка - молчал, молчал и вдруг - хорошо». Один раз она даже посоветовала мне быть менее либеральным. Я вспыхнул, и, сдерживая себя, ответил: «Видишь, Зина, либеральным я был всегда, такова моя натура, и тебе придётся смириться с этим. Если же тебе тягостно со мной принимать экзамен, то давай скажем Филиппову - и разделимся». Она пробормотала что-то извинительное, но я решил просить Петра, чтобы он вернул меня к Инне Михайловне: вчера мы работали честно, и ни опрошенные нами абитуриенты, ни мы сами не могли упрекнуть себя.
Очень вразумительно отвечал мальчонка-слесарь с 84 завода, один год он провел в армии, в танковом училище. Рассуждал о формировании личности (вопрос - «Формирование личности в автобиографической трилогии Горького»): «Личность порождается давлением среды, личность должна сопротивляться среде, если она личность, конечно». После почти после каждой фразы он как-то мягко, стеснительно улыбался, словно прислушиваясь к себе. Сейчас жалею, что не поставил ему пятёрку, ведь он был самый самостоятельный в суждениях.
Поставил пятерку Алёшке. Это пятёрка - на моей совести. Уже дома Алешка рассказал, что абитуриенты почуяли мою слабость и валом валили ко мне, организовалась очередь в очереди - очередь ко мне. Как к модному парикмахеру. Тот, который сидел 10 лет, отвечал В-му и получил четверку. И пусть учится. Их несколько подошло к моему столу, все тянули ко мне свои экзаменационные листы, и ближе всех стоял этот. Я поглядел в его глаза и увидел, как он стоит в очереди с котелком за баландой, заискивает перед «гражданином начальником», и такая была в его глазах звериная тоска, такой крепко и глубоко заколоченный испуг, что, право, он купил себе право на учёбу. Он чудом не получил двойки у меня, я проверял его сочинение и в последний момент перестал выискивать ошибки, поняв, что сочинение написано нерусским. И хорошо сделал.
9 августаПетр гонит меня за темами сочинений. На девятом этаже встречаюсь с проректором и комсомольским руководством. Выбираю один конверт с темами, вскрываем его, возвращаемся на машине проректора. Пишут на востфаке.
Маленький, серьёзный, в очках ждет, когда на доске появятся темы. На столе перед ним - карманные часы с цепочкой. Пришла преподаватель с востфака и показала нам В-ва, пришла Томка Б-ми и показала С-ова. Первая тема - «Гуманизм истинный и ложный в пьесе Горького «На дне». Абитуриент спрашивает: можно ли писать первую тему как обвинительный акт? Кто-то шутит: «Не туда пошел парень, надо бы на юрфак».
Вторая тема - «Я лиру посвятил народу своему». Поступает сын Ларисы Ж. Лариса садится рядом со мной, показывает мне своего сына и достает из сумки сочинение «Я лиру посвятил народу своему», написанное Наташкой З-ой. Я поразился: вот как, оказывается, наша университетская машина выдает темы! Позже Лариса сказала, что сочинение на тему, принесенное ею, случайно совпало, у неё ещё целая куча сочинений. Я понял, как это делается: она знала не отдельную тему, а круг тем. Я, видно, действительно выбирал.
Азода, когда я ей зачитал откровенные страницы моей книжечки, была встревожена. Кажется, все начинают думать, что я пишу. Вчера Петька пошутил на эту тему, сегодня Лидка Л-на за завтраком осведомилась о том же. Что делать? «Человеку, не находящему ничего вне себя для обожания, должно углубиться в себя. Вот покамест наше назначение». (Е.А. Боратынский).
Надоел мне этот котел клокочущих страстей, но, надо сказать, удовольствие от этой работы мы получаем тоже. Привлекателен напряженный трудовой ритм, всеобщее внимание, чувство коллективного труда, компанейский юмор - во время проверки сочинений постоянно звучит смех.
-Были подписаны контракты о мире с другими государствами.
-Трудно, не сразу, но появилась в деревне его правая рука - коммунист Майданников. Коммунист - тень партии, его правая рука.
-Кондрат своим горбом создал хозяйство. С раннего утра до поздней ночи вместе с неразлучным быком он пашет, сеет, снимает урожай.
-На послание Чаадаеву Лермонтов получил ответ.
-Толстой - это глыба, которую трудно сдвинуть с места.
-Все решения партия передаёт народу через литературу.
9 августа Устный экзамен у историков-заочников. Инструкция - не убивать до смерти. Просился в паре с Инной Михайловной, Петр не позволил, дал Азоду П-ву.
У Толика трения с Петром. Он оставил вчера ему работу на пятёрку, а тот нашел в ней ошибки, не знаю уже какие, действительные или мнимые, и поставил тройку. Кроме того, сделал Толику замечание по поводу опоздания на работу. Толик мрачен. У Петьки, видно, нервы начинают сдавать: вчера утром он выгнал из аудитории во время письменной работы страшно обидевшуюся восточную даму, затем довольно резко намекнул Ларисе Ж., чтобы она поменьше совала нос в дела комиссии. Должность у него трудная.
Валерий получил двойку по сочинению. Хуршида и некоторые другие преподаватели выразили мне сочувствие. Фамилию Алёшки отдал историкам. Валерий уехал поездом, Алешка проводил его...
10 августа Устный экзамен у 250-ти юристов. Приготовления, как перед штурмом Берлина. Уже 10 часов, а мы всё возимся.
Мы с Ефимом Шаевичем сделали ошибку, усевшись в подвале, где находится кабинет секретаря приемной комиссии Ганиева, доступ нему свободен, и просители легко добирались до нас. В кабинете бушевали страсти. Шли юноши-казахи, желавшие сдавать экзамен на родном языке, издерганный папа-таджик, ратовавший за свое чадо, девчонка в красных штанах и тюбетейке, начавшая плакать, как только ступила на порог ганиевского кабинета. Мне хорошо было видно: она смотрела одним глазом, видит ли Ганиев ее или нет, а потом вновь пускалась в плач. Она проделывала такое несколько раз (Ганиев был сильно занят - в его кабинете равнодушных разговоров не бывает), пока, наконец, ее не заметили.
Неприглядная история с С-ой. Было сделано всё, чтобы сгустить атмосферу, введена система розыгрыша столов, экзаменаторам было запрещено подходить друг к другу и прочее. И всё же перед началом экзамена всем были розданы записки, в которых стояло по две фамилии. Одна из них была С-ва. И, на наше несчастье, она пошла к нам.
Вечером - столкновение с Н-ой. Она требовала переписать ведомость, в которой я поставил тройку С-ой, и повысить ей отметку до пятёрки. Я отказался. Состоялся длинный диалог, в котором каждая сторона выставляла свои аргументы, и которые я не смогу, к сожалению, воспроизвести - страшно болит рука, у меня чирий на ребре ладони, и каждое движение вызывает боль..
11 августа Устный экзамен у юристов продолжается. Сплошной блат. У аудитории стоит плотный косяк «лауреатов». Ажиотаж вокруг экзаменов достиг расцвета. Все уже вымотались, перегрызлись другс другом. Фиговые листочки первых дней отброшены. Всё обнажено, откровенно называются имена просителей, меняются ведомости, экзаменационные листы: «Сам ректор просил! Куценко (первый проректор) просила! Этот список дали сверху!». «Лауреаты сверху нам даны», - невесело шутит Ефим Шаевич. Сегодня из 12 человек, которых мы с ним экзаменовали, 8 оказались лауреатами. Соотношение - два к трем. И ведь все просят «отлично». За некоторых просят сразу два-три ходатая.
Перед моими глазами сегодня долго болтался какой-то К-ин, окончивший школу в Тамбовской области, с экзаменационным листом, в котором двойка по сочинению была грубо переделана на тройку. Кто он такой? О нём нам говорила Лариса Ж-ва, вздымая очи к небу: «Выше! Выше! этому как можно выше!». По поводу его приходила народный контроль Муршида. Его фамилия числилась в таинственном списке Ефима Шаевича. Что он нам порол, этот К-ин! Поэму Маяковского «Владимир Ильич Ленин» он упорно называл романом, в «Стихах о советском паспорте», сказал он, Маяковский «воспел момент вручения паспорта советскому человеку». Мы поставили ему четвёрку.
Фантастически отвечал каракалпак Д-ев. Ефим Шаевич ткнул в его фамилию пальцем и сказал, что это особенно важный лауреат, у него особенно влиятельные ходатаи. Мальчишка долго не решался выйти с ответом, видно, он боялся не экзамена, а других абитуриентов, а те боялись его, за них за всех просили - так они сидели, косясь друг на друга. Вопрос у него был «Образы пьесы Горького «На дне». Он стал довольно подробно рассказывать нам про какого-то Лукаша, бедного и жадного крестьянина, который жаждет богатства и старается заработать деньги.
Мы было решили, что он пересказывает горьковского «Челкаша», и, сообщив Д-ву о наших предположениях, предложили ему рассказывать дальше о герое по имени Челкаш. Но когда Лукаш вдруг разбогател, выстроил дом, стало ясно, что мы ошиблись. Теряясь в догадках, мы старались угадать произведение, о котором нам рассказывал каракалпак. Ефим Шаевич изнемогал от смеха, но ясность не приходила. «Дело Артамоновых? Вишнёвый сад?» - то и дело выкрикивал я новые гипотезы. Каракалпак так и ушёл победителем, неразгаданный, таинственный, унося в экзаменационном листе четвёрку.
Было смешно создавать, что все абитуриенты, сидевшие перед нами с билетами на столах, были лауреаты. Ефим Шаевич уходил на 20 минут, когда он вернулся, уже всё свершилось, оставался незабронированным один какой-то Х-ев, но теплилась надежда, что вот-вот появится очередной начальник, склонится над ухом - и перед нами окажутся одни избранные. Бедняга Х-ев ушёл с тройкой, так и не поняв, в каком обществе он находился. Было смешно и стыдно, защищались смехом. Я придумал классификацию лауреатов: первой, второй и третьей степени. К-ин, например, как говорили, протеже ректора, относился в первой степени, каракалпак тоже. А вот лауреаты Толика В-го не попадали даже в третью.
Маленькие радости были такие: попросил Ефима Шаевича поставить пятёрку русской девчонке, за которую никто не просил - так она выделялась на общем фоне своей старательностью, своей верой во взрослую справедливость. И отвечала она хорошо, может быть, не отлично, но компания подобралась такая, что она сияла, как звезда на темном небе.
15 августа Пишут химики. Приходят декан Шухрат Т-ов и вручает две фамилии. Пишут, стараются, сидят передо мной по ярусам до потолка: одни тихи и сосредоточены, другие возбуждены, дергаются, скрипят сиденьями, кто-то хихикает, а я - как врач у постели безнадежно больного, знающий то, о чём смутно догадывается, но во что никак не хочет поверить пациент. Только что декан сказал, что для них осталось 19 мест. А их - 60. Сказал, что нам дадут список тех, кто «проходит» на факультет, и мы будем работать в открытую. Значит, по сути дела, уже всё решено. Уже есть те, кто проходит, уже где-то пишут список. А здесь ещё надеются.
-Окружающая связь с ее грубостями, невежеством, пьянство стала его клевать в интересной жизни.
-Анна в «На дне» ушла в революцию…. А ее мужа звали Гвоздь.
-Ларра, сын Орла и женщины. Ларра был очень горд. Характер его был в отца.
Рассказ. Государство, в котором чем выше чиновник, тем меньше денег он получает, тем хуже он живёт. Признак почёта, известности и предмет зависти - плохая одежда, недорогая обувь, стесненные жилищные и другие материальные условия. Больше всех получают денег сторожа, уборщицы, учителя, медики, они вовсю стараются выдать себя за привилегированных, выбрасывают деньги по ночам в мусорные ящики, стараются ездить только на трамвае, похуже одеваться, но все знают, что они только изображают скромность, и их не считают привилегированным классом.
Смысл жизни правители и высший класс видят в любви и уважении всех слоев населения, осознании необходимости своей работы, нужности своей личности. Чиновника вызывают и говорят: «Мы очень довольны Вашей работой, мы переводим Вас на другую должность с повышением, вы будете получать не 200 рублей в месяц, а 150». И чиновник счастлив, благодарит, дома радуются его жена и дети: «Папу повысили!». Соседи завидуют, жена соседа пилит своего мужа: «А ты как начал получать 5 лет тому назад 500 рублей, так до сих пор на них сидишь. И квартира у нас в пять комнат, все порядочные люди давно трех- и даже двухкомнатные получили. Ничего ты в жизни не можешь добиться!». Нищие сидят, обложенные пачками денег, и просят: «Возьмите рублевочку!». Иногда какой-нибудь гражданин, стыдливо озираясь, возьмёт и спрячет бумажку в карман. Большинство же проходит мимо: «Работать надо!». Спекулянты-продавцы хитрят: стараются вручить покупателю товар подороже, вместо коньяка «три звездочки» - коньяк «пять звездочек», сахарный песок сушат, вино крепят, сдачу завышают. Их разоблачают: «Ишь, мерзавец, вместо двугрвивенного полтинник всунул!».
Утром, когда шел на работу, около самого здания химфака, где экзамен, из-под бетонной плиты над арыком раздавалось звонкое пение сверчка. Видно, где-то ещё существуют реки и камыши, и поплавки качаются на воде
Перед отъездом в Болгарию со мной ведутся деликатные разговоры о богатствах, которые я смогу вывезти из зарубежной страны. Мне было рассказано, как Лариса Константиновна, ездившая в Чехословакию, положила в чемодан четыре бутылки водки, и «ей даже никуда не нужно было ходить», тут же, в коридоре отеля, у неё купили водку, и «она привезла чудесный хрусталь». Или как Игорь Борисович положил на дно чемодана под газету 200 рублей советских денег, и как потом он… и т.д. и т.п. Знаток Болгарии Рита спросила, какая у меня путевка: сначала по стране, а затем море, или сначала море, а затем по стране.- Это имеет значение? - спросил я.
-Имеет, имеет… - заверили меня.
Маргарита Павловна, кажется, едет в составе этой же группы, она по телефону обрадовала мою жену, сказав ей, что уже сообщила обо мне пятерым своим подругам, и они возликовали, узнав, что у них «свой мужчина», с которым можно ходить в рестораны и ночные бары.
Что там говорить! Даже книжка, страницы которой должны заполняться описанием болгарских красот, уже начала покрываться записями. Болгария началась! Есть и ракия, и турки, и янычары с двумястами рублями в чемодане…Рубли для поездки Андрея Парфентьевича в Болгарию лежат в книге «Андрей Рублев».
Тулкуной взяла у меня паспорт и 101 руб. 50 копеек; в гостинице «Узбекистан», куда она меня отослала, взяли 195 рублей 49 копеек. От мужичка, вошедшего в комнату Тулкуной вслед за мной также по путевочным делам, пахло водкой, и Тулкуной пригрозила ему «поднять вопрос». Мужичок быстро ретировался.Болгария в Энциклопедии. Писатели: Христо Ботев, Иван Вазов. У Вазова стихотворение «Здравствуйте, братушки!» и первый болгарский роман «Под игом».
День Инструктажа. Отбываем 21 июля, в 15:40, поезд №5, вагон №2. Сбор у памятника комиссарам. Лишние деньги надо перевести на аккредитив, для себя оставить лишь 30-35 рублей. Билет из Москвы в Ташкент взять заранее.
«Там» нас будут окружать представители разных стран. Надо не ходить «всей толпой». Главное внимание инструктирующий заострил на том, чтобы мы не кидались толпой в магазин и не купались в море в кальсонах. Затем он попросил нас не подписывать никаких бумаг «если что-нибудь случится», а требовать вызова советского консула (я мысленно проиграл эту великолепную сцену, где я, стиснув зубы, отказываюсь ставить свою подпись на сомнительной бумаге, которую подсовывают мне некие официальные лица). А также призвал нас служить примером для представителей разных стран. Чтобы мы не брали с собой водку, чтобы мы… В общем, чтобы от нас было поменьше хлопот. Речь шла больше об обязанностях. Впрочем, было и о правах: сказал, что если кто не хочет есть свинину, тот пусть заявит руководителю группы, болгары могут пойти навстречу. Не всегда, но иногда способствуют по части замены свинины бараниной.
Инструктаж проходил в раскалённом солнцем зале, на столах и стульях лежал толстый слой пыли. После него мне расхотелось в Болгарию - уехал бы я в Юсуп-хану и купался там в одиночестве. Под конец была выбрана партгруппа, один из членов которой взялся собирать по три рубля на сувениры, а другой был объявлен ответственным «за водку». Одним словом - всё, как в хорошем анекдоте. Санин размер - 48.
23 июля Эстафету из рук организаторов нашей поездки приняли железнодорожники. Кондиционеры в трёх вагонах, в том числе и нашем, оказались сломанными. Девчонки-проводницы с тупыми, озлобленными лицами вчера упорно отбивали натиск пассажиров. «Вагоны старые», - равнодушно повторяли они. Они горой стояли за механика поезда, который так и не смог справиться с подведомственными ему агрегатами.
7 часов утра. За окном солончаки. Приземистые с плоскими крышами домики, верблюды. Длинные тени от вагонов на розовой утренней степи. Казахстан. На станции Туркестан казашки бегали с ведрами превосходных юсуповских помидор. Видно, это хорошо и давно налаженный промысел. Проект телеграммы: «Трубы паровоза валит дым тчк. Настроение бодрое».
Поезд идёт по России. Роберт напевает что-то вроде «Волга-волга…», заговаривает со мной о березе и рябине. Березу он посадил на могиле своей мамы. У него твёрдый характер, арийские - голубые со льдинкой - глаза, но сейчас он явно размягчен. Россия трогает его.
На станции Налейка покупаю 3 пакета черники на рубль и 3 кулька земляники тоже на рубль. Бабкам, которые продали мне ягоды, я готов был заплатить ещё по 3 рубля за их речь. Все мы советские, но у каждого своя Родина.
На станции Рузаевка узбекский советский турист выволок чемодан помидор и продал по спекулятивной цене местной женщине вместе с чемоданом. Явил, так сказать, лицо советского туриста.
25 июля Утро в гостинице «Заря». Корпус 14, комната 62. Здание сталинских времён из красного кирпича и с архитектурными излишествами: мрамор, барельеф по карнизу и такие же наличники на некоторых окнах. Фрукты под карнизом изображают изобилие эпохи. Говорят, было строено к фестивалю.
Грохот железнодорожных составов и карканье ворон за окном, запах цветущих лип у гостиничного подъезда. Мы с Робертом в четырехместном номере. Третий жилец пришёл вчера поздно, в темноте мне показалось, что у него на голове морская офицерская фуражка, утром оказалось - соломенная шляпа.
Вымылись в душе в подвале. Душ отличный, уборная чистая с туалетной бумагой.
В 12:45 подан автобус, едем в Шереметьево. День солнечный, жаркий. Кто вызвал наибольшее подозрение у таможенной стражи Шереметьевского аэропорта? Ответ: Маргарита Павловна. Когда индикаторы включили тревогу, таможенники вместо бомб обнаружили у неё банки шпрот и сгущенного молока.
15:40. Все в самолете, руководительницы нет. Никто не знает, вся ли группа села.
Двоих парней узбеков, которые всю дорогу спекулировали помидорами, в Шереметьевском аэропорту раздели донага. Заставили снять носки, приподнимали подкладки туфель. Парни наивные, вышли из таможни, охотно обо всём рассказали. Пожилого узбека-интеллигента с дородной женой, также замеченных в торговле дынями, выпотрошили и нашли деньги. Вот отчего задержалась руководительница перед посадкой в Шереметьеве.
Ленинград 1977 24 сентября Мамин звонок. Теперь мы знаем, как нам жить дальше! Знакомство с Леной. Лена рассказала, что поступала в Текстильный. Провалилась. Устроилась на вечерний туда же, на химико-технологический факультет на специальность красильщицы. Чтобы получить лимитную прописку, работает на ватной фабрике. Работа тяжелая, в респираторах - много пыли, платят 70 рублей. Папа у нее военный
1 октября Рыжему к 11.00. Немного отсыпаемся, убираем в комнате. На площади, где гостиница «Астория», столпотворение машин и милиции - приехал французский премьер-министр. Ленинградский милиционер охотно сказал мне об этом, показал бывшее немецкое посольство. Вернулся в час. Вместе с Нимфой боролись с наводнением, устроенном ею же. Если бы я не вернулся в час, было бы дело. Нимфа просила меня никому не говорить об этом. Александру Яковлевну она зовет «Шурка».
Удачный поход в букинистический магазин на Литейном. Вовка гордо провел меня мимо толпы ожидающих в кабинет директора магазина, и там продавщица вывалила на стол кучу таких сокровищ, которые мне и во сне не снились. Была среди них чуть ли не петровской эпохи, 1740 года издания, стоимость в 150 рублей; военные флоты за 1909 год, два тома Мэхена за 35 рублей, еще что-то про паруса, кажется, 1843 года и т.д. Схватил три книжки на 30 рублей.
Вечером у Дины пили чай с крыжовником.
5 октября Предпоследний день в Ленинграде. Утром проводил Рыженького. Сам прошелся вдоль задумчивого канала. Все вокруг несутся, торопятся, а я был самый петербургский петербуржец. К 12 часам вышел на Неву. Разъяснило, показалось небо в разрывах облаков. Засинела Нева, и сразу повеселело.
Синяя река, белый бурун у носа катера, белые чайки. Золотой блеск шпиля Петропавловского собора. И свежий ветер. Можно понять, как такому здоровому человеку, как Петр, нравился этот веселый город. Посетил колхозный рынок. Бедный. Грибы сушеные - 40 рублей, клюква - 3 рубля. Принес 400 грамм любительской колбасы и полкило жареной трески за 65 копеек, очень вкусной. Рыжий из Гостиного Двора приволок шапку за 18 рублей.