Кац Олег Владимирович. Инженер-проектировщик систем автоматики 1
Когда я оформлялся на эту должность, меня допустили к работам и документам. Для этой цели завели в специальную комнату и дали прочесть потертую брошюру «Данные высоты волны прорыва плотин ГЭС СССР» с грифом СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. Из всех данных меня впечатлила высота этой волны для Киевской ГЭС.
Я был неплохим проектировщиком систем автоматики. Довел до автоматизма выбор системных решений. Прошел своеобразную самоподготовку, изучив на досуге редкий солидный труд Черча «Введение в формальную логику». Немного радиолюбительствовал, немного конструировал. Любил шахматы.Последнее и оказалось главным.
Как-то в обед пришел командированный круглолицый парень, постоял за спиной, как водится, и попросился сыграть. Я его надрал. - А вы не хотите перейти на другую работу ? Я хотел. - А что за работа? - Проектировать атомные станции.
...Миновав два непонятных поворота, мы вошли в Аппаратный Зал.Он был огромен и ярко освещен. Он казался больше республиканского стадиона.
На дальней стене висели радужно переливающиеся сиреневые топливные сборки. В углу была запаркована гигантская перегрузочная машина, чем-то напоминающая мой старый вертикально-фрезерный станок, но много, много больше. Она была выкрашена в яркожелто-красные цвета и касалась макушкой далекого потолка. Все пространство вокруг нее было усеяно косо прикрытыми стальными нержавеющими крышками бассейнов выдержки.
В этом пространстве терялись одинокие фигурки в белом, поливающие из шлангов сверкающую нержавейку.
Справа от нас было расчерченное квадратиками круглое «футбольное» поле. Кое-где квадратики были пустые, и над ними маревом струился горячий воздух. Мы подошли к краю поля.-Вот. - сказал Евдеев. - Я привел вас всем показать, с чем предстоит работать. И чтобы вы понимали, какая ответственность на вас.
Я спросил: - Реактор на мощности? - Что, не чувствуется? Пол под ногами мелко и почти неслышно дрожал. Из машинного зала долетал рев турбин. В трубах подвывало.
Я сделал несколько шагов к центру реактора. Под ногами дрожало еще больше. Вспомнил - почти четыре миллиона киловатт. И мне показалось, что из темноты пустых квадратиков льется призрачное черенковское сияние. Как полярное, только голубее.Внизу живота сделалось щекотно, как перед прыжком с парашютной вышки на Трухановом острове. Я обернулся назад и увидел, с каким веселым ужасом смотрит на меня группа.
Потом мы по железной лестнице поднимались в пульт управления перегрузмашиной. Там возился бородатый наладчик по фамилии Шашенок. Из окна с желтым свинцовым стеклом толщиной полметра был виден весь зал. Выйти из пульта можно было только в зал, когда перегрузка заканчивалась. Позади было метров пять тяжелого бетона…
...На кресте Курской АЭС. Крестом называли нижнюю опорную конструкцию реактора. Бетонный крест в стальной облицовке.Я попросился посмотреть, как укреплены датчики температуры контроля строительных конструкций в подреакторном помещении. Почему-то в документации не было никаких данных об этом. Мы с начальником смены цеха ТАИ зашли на блочный щит, он сделал запись в амбарной книге о доступе в помещение, и мы пошли. До пуска после планового ремонта оставалось сорок минут.
Мотор загудел в глухом подвале и тяжеленая стальная гермодверь отползла, открывая проход. Было темновато, но даже в полумраке видно, что все чисто убрано. Реактор на опорах нависал над головой, из его трехсоттонной туши торчали кабели датчиков физконтроля и расходомеров «Шторм», пучками сходились к проходкам. В общем смотреть было нечего. В знакомых мне по проекту точках к облицовке креста были приварены скобы и привинчены кончики термопарного кабеля, сваренные в шарик на угольном электроде, как мне объяснили. В стены повыше уходили коллекторы нижнего подвода воды от циркнасосов.
Циркнасосы я уже видел раньше. Их было восемь, каждый высотой с трехэтажный дом. Они стояли в двух залах за десятиметровой толщины стеной, и отсюда их, конечно, не было видно. Через их помещения полагалось пробегать побыстрее, а лучше вообще не соваться. Строгий санитарный режим, даже в те кажущиеся беспечными времена. Пока мы возились у креста, за спиной раздался шум мотора, и мы увидели, как задвигается дверь, через которую мы вошли. - О, с-сука - сказал коллега.
Оператор на блочном увидел непорядок и решил закрыть дверь. Перевести в штатное предпусковое положение. В этом помещении, чуть ли не в единственном на станции, не было переговорного ящика, звонить можно было только «в рельс». Тупая шуточка. Рельса поблизости тоже не было.И выйти через такую дверь мы тоже не могли.
Коллега стал прикидывать, какие датчики над головой можно повредить так, чтобы на щите проявилась надпись типа SOS. Или вообще навредить так, чтобы сделать недопустимым пуск реактора из-за потери физического контроля.
И тут мы нашли кем-то забытый огромный разводной ключ. Под гаечку до М64. Больше я такого никогда не видел. С ним можно было отболтить гайки на креплении троса двери и попытаться сдвинуть невероятную дверь. Пока мы это все делали, послышался непередаваемый звук запуска циркнасоса. Кто не знает, реактор прогревается не божьим духом, а энергией трения воды о системы труб. И немного от внешнего накопленного тепла. Но главное делают циркнасосы. Каждый примерно по 8000 киловатт. И вода зарычала в коллекторе над головой. -Сука, сука. Сейчас нейтрон пойдет. Тогда капец.
Болт поддался, вытянулся из под него трос, и мы кряхтя таки сдвинули это долбаную дверь так, что смогли протиснуться в щель. Как раз хватило, потому что дальше гаечному ключу не было обо что опереться. И почему Архимед не придумал рычага без точки опоры…На 13-ю отметку добрались быстро, и я единственный раз в жизни увидел мордобой на блочном щите атомного энергоблока в миллион электрических киловатт.
…Спустя полтора десятилетия я приехал в Ленинград пройти трехмесячную ознакомительно-рабочую практику во вновь созданном проектном подразделении Ленгидропроекта изучить проектные решения по энергоблоку с РБМК (Реактор Большой Мощности Канальный) среди людей, находящихся почти в таком же положении, как мы, новички атомной энергетики. Просто с ними это случилось раньше, их разместили в аварийном здании бывшей школы на Васильевском острове, и они бодро штамповали рабочую документацию реакторного отделения.
Требовалось перемыть штампы и поставить свои подписи. Некоторые системы были просты, как мычание, некоторые требовали незаурядного проектного опыта, а некоторые, по моим понятиям, требовали нормального задания на проектирование, потому что ни схемы, ни названия не давали представления о их назначении и принципах работы. Столкнувшись с подобным, я закусил удила и «заржал».
Начальник отдела Беляев внезапно поддержал меня и подписал служебную записку технологам с требованием выдать проектное задание на систему СОСК. В ответ меня «пригласили» на совещание технологов и они стали внимательно рассматривать меня, словно интересное насекомое, пока я, путаясь в соплях, пытался объяснить, чего хочу, и в конце концов добыл из мешка изданный Лентеплопроектом потрепанный том (невыполненных, причем практически никем и никогда!) требований к содержанию задания.
Совещание объявило перерыв, потом все пошли в рабочую забегаловку в подворотне. За обедом мне молча налили полстакана. Под гречку с мясом и хрустящий огурец пошло замечательно. Колбаса на бутерброде называлась чесноковая. Вышли на влажно морозный воздух, я отдышался и почти трезво сказал, ни к кому не обращаясь: - О, черт… и почему они так и не говорят ни слова о задании? И тут кто-то приоткрылся. - Слушайте, а ведь он не прикидывается. Он на самом деле хочет задание! Я споткнулся и чуть не упал в грязный сугроб, пронизанный желтыми дырками мерзлой мочи.
- Послушай, инженер. НИКТО ТЕБЕ НЕ ВЫДАСТ ЗАДАНИЕ. Потому что его нет. Все задания - если были - остались в Минсредмаше и имеют недоступные грифы. Разбирайся сам, а мы тебе поможем. Есть перечни монтажных единиц. Есть технологические схемы. В Москве в одном «ящике» есть женщина, которая ведет базу данных кодирования для информационной системы. «Скала» называется. Она фанатка и все расскажет… что знает. Есть планы размещения оборудования. Есть архитектурные чертежи. Есть в Балаково подразделение, которое раскладывает кабельные журналы. В Волгограде есть контора, которая всех снабжает белужьей икрой. Поскольку по постановлению партии и правительства нам всем предстоит спроектировать ДВЕНАДЦАТЬ новых энергоблоков…Я опять чуть не упал в сугроб.
Я уже понимал, как проектировались шестнадцать пивзаводов-гигантов, и все вместе они могли поместиться в четырехкилометровом турбинном зале АЭС. Но по каждому из них, по каждой системе выдавались, выполнялись и согласовывались задания. И не было двух одинаковых пивзаводов, потому что они непрерывно совершенствовались авторами, а те точно понимали, чего хотят.
Гораздо позже, уже дома в Украине, один известный наладчик-рационализатор, когда стали анализировать пожары в кабельных помещениях АЭС на предмет развития аварий по общей причине, удрученно сказал - вот теперь я понимаю, что рационализаторов надо душить в колыбели. Он в свое время немало «нарационализировал». Потому что… потому что НЕ БЫЛО предъявлено проектного критерия и понимания задания. Он просто экономно раскладывал кабели. В конце концов задание можно изменить и пересогласовать. Но невозможно усовершенствовать то, чего нет.
Итак, я узнал что СОСК - система охлаждения строительных конструкций. КО - кондесатоочистка. УПАК - установка подавления активности контура. И так далее. (забегая вперед, отмечаю, что знание системы СОСК едва не стоило мне жизни. Когда я копал канаву вокруг ЧАЭС, позвонил с заседания аварийной Госкомиссии московский начальник отдела и спросил - ты СОСК знаешь? Можешь показать, куда термометры с креста выведены? Я осторожно ответил - На шильдиках потенциометра все написано. Но там коридор завален. И наверняка фонит… минуты на три жизни. И меня оставили жить. Наверное, цех подтвердил - помещение недоступно).
Для чего нужна СОСК, стало понятно из расшифровки названия. Почти четыре млн киловатт тепла возникало внутри станции. Горячего тепла. А бетон выдерживает… о, сколько он выдерживает? Он обшит сталью. И сколько градусов это выдержит и не отслоится? И внутри бетона море труб с водой. Как поверхности нагрева парового котла. И у всех в верхней точке надо расширитель ставить… так, стоят. О боже, в моей щитовой!!! С приборами! Что ж там блин выдержит? Ага, теплоизоляция… вентиляция… приточно-вытяжная… а зачем азот? Так там наверное, в трубах радиолитический водород накапливается. (Вот зачем водородомер). А водород надо сдувать азотом. Чтоб не рвануло.
И так, по крупицам…В конденсатоочистках я чуток понимал - Ждановское и черниговское пиво из почти морской воды научило. Но тут было нечто… Фильтры накапливали всю «грязную» грязь. И становились самым грязным местом на станции. Хуже реактора. Их надо было промывать, регенерировать. Но подойти к ним было невозможно. Подошел - и на пенсию. Недолгую. Поэтому каждый фильтр в бетонном боксе. Вокруг него с десяток приводных задвижек. Привода в коридоре, к задвижкам сложные механические передачи - валы, шестерни, карданы.
Вся трахомудия должна срабатывать в определенном порядке. (кстати в каком? Где задание?) Как по часам. Значит какое-то устройство. Командоаппарат.
И я обнаружил это доисторическое барахло КЭП16-у в старой безнадежной схеме. Я точно знал, что это невозможно наладить, потому что когда-то пробовал, еще на лабораторной работе. Настраиваешь один контакт (другой сбивается), и ждешь, пока подъедет второй. А если цикл 16 часов? А если одну паузу надо поменять… то все остальные после нее надо сдвинуть. А если привод притормозит и не уложится в паузу? А если надо возобновить цикл, начиная с середины? Так ведь существуют уже устройства для логического управления… даже релейные, не говоря уж об электронных контроллерах.
Видел как-то такую систему, придуманную Всесоюзным Теплотехническим Институтом. Хотели для силосного корпуса солодовенного завода поставить, но оказалось дорого. Слишком наукоемко (-:). И применялась она для старта космических ракет. По крайней мере команды похожи: «ключ на старт… этап продувка… шаг один… шаг два… три… зажигание… пуск».Вот тут-то я и понял, сколько и почему стоит ракетная техника.
Нелирическое отступление. Когда я летел в Москву (самолетом Министра Нескороженного) ставить на серийное производство канавокопатель для стены в грунте вокруг ЧАЭС, рядом со мной сидела симпатичная сметчица из Госплана. Считала затраты и убытки. Пользуясь молодостью и ярким чернобыльским загаром, я выспросил у нее итог на текущий день. Шёпотом она сказала мне на ухо - больше тринадцати миллиардов.
Один атомный блок тогда обходился в миллиард. Потому что батон стоил всего 12 недокраденных у крестьян и рабочих копеек. (И спирт, между прочим «себестоил» восемьдесят копеек декалитр). А ведь это было только начало конца. Конец отступления/.
Конденсатоочитстка стала первым нашим самостоятельным проектом. Среди 15 тысяч гидропроектовцев не нашлось никого, чтобы взяться за эту систему - около 200 связанных между собой громоздким алгоритмом механизмов. И мы справились стахановским темпом за три месяца, при этом минимизировав документацию примерно в 50 раз, силами 10 человек. Разместили на ташкентском заводе заказ. На УКЛУ (устройство комплектное логического управления) 1, 2, 3 уровня.
Там тоже было интересно. КБ маленького релейного завода состояло в основном из выпускников престижных вузов, не получивших распределения в престижные ящики по общей причине - «не может быть использован»..несмотря на красные бауманские аидские дипломы (термин «общая причина» применяется в анализе безопасности АЭС, но там не принимается во внимание пятая графа).
Наше явление их поразило как гром. Документация, которую мы выдали, покрывала весь их объем работы, и эти честные «инженеработяги» просто не понимали, что с нами делать. - Ха - сказал я. Так вы проверьте на наличие формальных ошибок и поставьте свою подпись. Или просто штамп - принято в производство.На том и порешили.
И мы прогремели. Нам запланировали проекты на 12 кондесатоочисток действующих энергоблоков с РБМК, два человека штамповали проекты, а все остальные изучали турбинное отделение, готовясь принять полное проектирование систем управления и защиты. Вырос штат и зарплаты. Я даже слегка перегнал директора Гипрожида. (Правда на книги все равно не хватало, а возможности купить их стали увлекательными. В пристанционных поселках свободно продавалось все, что было в смачных разделах худлита и литпамятников… я ими загружался до края… кошелька).
ВТИ выпустил алгоритмы функционально-группового управления для турбинного отделения. Мы должны были это превратить в рабочие чертежи. Новая техника, УКФГУ. Изготовитель - тот же ташкентский завод. Третий (логический) уровень уже не релейный, а микроэвм. Провели ревизию и оптимизацию алгоритмов. Выпустили сигнальный экземпляр для согласования с заказчиком. Пришлось сделать общие положения, точно определить пультовую аппаратуру. Результат - письмо в ВТИ за подписью главного инженера АЭС. Цитирую полностью: Прошу привести алгоритмы функционально-группового управления Турбинного отделения АЭС с РБМК-1000 в соответствие с разработанными Киевским ПКО ин-та «Гидропроект».
Пошла работа. Компактная документация. По сравнению с предыдущим поколением уменьшилась в 50-70 раз. Чертежи как правило форматом не больше чем А3. Удобные для наладки и эксплуатации. В каждый шкаф вложить альбомчик. Но все в огромном числе экземпляров - сигнальные на все станции, во все наладочные теруправления, головной институт, и черт знает еще куда.
Финальный скандал! В приборостроительной отрасли отсутствуют программисты. Да собственно и отечественная ЭВМ Электроника-63 не поспела за нами (и спустя много лет из-за отказа этой штуки на морском старте погибла ракета.). Еще полгода работы - обязательную часть ФГУ переделали на микрорелейную логику. Но самые сложные - деаэраторы и разгон турбины остались на операторах. Стройная концепция ФГУ так и зависла в СССР. Полная импотенция. Боже мой, во всем мире это уже стандартные алгоритмы LADDER!
...З июня 1986г. ЧАЭС. Утром завхоз мне выдал сапоги и брезентовую куртку пожарника. Смотрел на амуницию с недоумением. Куртка мне понравилась, и я упаковал ее в средний контейнер для радиоактивных отходов. Из нее потом получилась замечательная штормовка. Проплавала со мной с тысячу километров. Или больше.
Конторский пикап отвез меня на шестой причал, небольшой толпой хмурых мужиков мы погрузились на «Ракету» и понеслись против течения.
Уже к Вышгороду народ расслабился, распаковал припасы, откупорил бутылки, стало шумно и накурено, как в пивной. Я к этому времени уже бросил курить, но эти ребята были не атомщики и не вкусили безжалостных штрафов с внесением в командировочный отчет. Не пил без повода, тем более из выданной мне десятилитровой казенной канистры. Я сообразил, что показывать ее не стоило, могло плохо кончиться.
Ближе к Припяти стало тихо. Лица заострились и отвердели. В иллюминаторах плыла серая дымка, и я вспомнил, что так и не получил респиратор. На причале меня должен был встречать сменщик. Он и встретил, но респиратора не было и у него. Он снял свою маску и отдал мне, сказав - свежая. (народ вокруг захихикал, наблюдая, как торопливо я напяливал чужую маску) Передать дела он, конечно не успел, «ракета» даже не глушила двигатель. Машиной меня отвезли в гостиницу недалеко от центральной площади Чернобыля. В гостинице размещалась рабочая группа проектной поддержки аварийных работ, но я-то был командирован в Гидроспецстрой.
Примерно за год до этого моя группа получила левое задание. В нашем отделе мы были атомными пасынками, большая часть занималась конструированием уникальных строительных машин. Был туннелепроходческий комбайн, буровые установки, фантастический канавокопатель. Он рыл канавы шириной полметра и немеряной глубины. Сколько хватало труб и тросов. И нам заказали такой для обнесения золоотвалов Йошкар-Олынской ТЭЦ стеной в грунте. То есть надо было выкопать канаву вокруг золоотвала и забить ее глинобетоном. Да просто глиной, в конце концов. Через нее кислотная дождевая вода должна была просачиваться не быстрее миллиметра в год и не травила степь вокруг.
Машину сделали по чертежам наших конструкторов на захолустном заводишке и вместо испытаний прислали на подпись акт. А мы его уверенно не подписали. Без малейших сомнений. В сознание советского человека еще не проникла идея программ обеспечения качества, а о качестве советской продукции у нас было ясное представление (смайло ехидное антисоветское). Если это не было оружие. И то его правильнее было испытать на себе, что периодически и делалось. А в быту мирная продукция легко превращалась в оружие.
Потому что обычно делалась из отходов военного производства. Как например, Чернобыльская АЭС. Кое-кому в голову пришла замечательная идея «использовать для народного хозяйства» колоссальную энергию, выделяющуюся в уран-графитных реакторах, нарабатывающих плутоний. А плутония уже было наработано слишком много. В Челябинске и Томске. Дохрена. Хватало, чтобы убить всех и каждого раз пятьдесят. Или больше. И можно было позволить себе не добывать его из отработанного топлива ЧАЭС. «Пусть будет Атом работником, а не солдатом» - эта ржавая надпись до сих пор украшает пустынную центральную площадь Припяти.
...Короче, первый экземпляр канавокопателя с таинственным названием СВД-500р, слегка разукомплектовав, вернули в Украину на площадку ЧАЭС. Чтобы обнести ее стеной в грунте и предотвратить фильтрацию радиоактивных веществ в грунтовые воды и реку Припять. Которая впадала в Днепр, а Днепр поил половину Украины и почти весь Крым. И стала бы поить страну наисильнейшим канцерогеном. Правда, потом оказалось, что это было бесполезно, добрых тонн сто из 180-тонной загрузки сразу улетело из реактора и мрачно рассеялось в воздухе Европы. И таких машин сразу заказали с запасом - 75 штук. Обошлись пятью. Копалка показала суператомную производительность на грунте Полесья.
Задача была поставлена очень кратко. Точнее, их было несколько. Партия и правительство не верили в чудо-машину, потому что она по декларированным характеристикам в несколько раз превышала самый известный простоватый итальянский аналог. Поэтому их надо было доказать.
В то же время Главный Конструктор копалки свирепо шепнул мне на ухо - ни в коем случае не показывать полную производительность. Я офигел и тупо покивал. У него был опыт, а я мог только догадываться. Я наблюдал когда-то, как фрезеровщик Беляев, мой учитель, три дня тянул с резкой пятисантиметровой нержавеющей плиты на квадратные стержни (из них надо было потом точить круглые валы), пока нормировщик не сдался и не поставил фантастическую расценку.
А старик Митилино, древний заслуженный изобретатель, сказал мне - смотри, не провались в Бучак. (Что такое Бучак, я случайно знал. В детстве увлекался геологией и читал кучу совершенно бесполезных брошюр, которые мама собирала, чтобы сделать свои уроки интересными и познавательными. Бучакско-Каневский водоносный горизонт - огромное пресное подземное море, стратегический запас Киевской области, который последние годы стремительно расхищается. И любой может убедиться, что карты горизонтов в сети практически засекречены. Нет, не государством. Оно на такое неспособно. Конкурирующими предприимчивыми ворами Большой Воды).
Мне выдали талоны на обед, и я пошел в столовую. В то время я старался питаться скромно. Поставил что-то на поднос, отдал талон и направился было к столику, но меня остановил человек в маске: «Почему не взяли все по меню?» «Как все? Это же невозможно съесть!» «Хочешь жить, сможешь». Я получил обратно талон и вернулся в конец очереди. Положил предписанный паек, с трудом уместив на двух подносах, влез на столик и долго, вдумчиво питался. Вернее, пытался. С переменным успехом. Вообще на АЭС кормят качественно и разнообразно, но тут был перебор.
После обеда я сдал ответственному наливайке опостылевшую канистру спирта, пошел в номер, где занял койку знаменитого Лени Голубкова, ГИПа ЧАЭС.
Потом меня позвали к телефону и вежливо-грозный голос Члена Правительственной Комиссии спросил: «сколько времени вам понадобится на монтаж машины?» «Ну… я не видел состояния и комплектности, но если бы все было в порядке, то смены три» Смены в первой зоне опасности была шестичасовая. Но этого мне еще никто не сказал. иначе бы я поостерёгся делать такие предположения.
...Когда я, наконец понял, как добраться на площадку, это оказалось просто. Нельзя было опаздывать на автобус, отправлявшийся с центральной площади. Он ждал не больше, чем 30 секунд. Автобус выехал в поле с непривычной стороны через пустырь, который раньше был поселком Копачи, и я увидел это. Четвертого блока не было на месте. Из хаоса обломков бетона, подобно гнилым зубам, торчали покосившиеся бетонные колонны. Над ними вился серый дымок.
На площадке перед самой проходной было пусто. Бродил скучающий мужик, в свежевырытом бассейне гудела мешалка глиняного раствора. Желтая бентонитовая глина была привезена из Армении. Из такой глины раньше делали динамит, она была расфасована в замечательные мешки. Бродила собака, шерсть с нее свисала грязными клочьями. Работяга бросил ей завернутый в газету черствый бутерброд.. - А где все? - спросил я - А вы кто? - Я принял смену. - А, это хорошо. В вашей каптерке все.
Оказалось, станция выделила нам под каптерку помещение коменданта территории. Начальника дворников, короче. Которых теперь не было.
Мне там был поставлен стол, стул и пара ящиков минеральной воды. Вдоль стен стояли еще колченогие стулья, полупустой шкаф с перекосившейся дверцей. В шкафу лежал полный комплект чертежей и схем машины. На стене надорванная инструкция по поведению в условиях радиоактивного загрязнения. Смена лениво резалась в дурака.
- О, инженер пришел. И мы начали. ..Мой предшественник успел собрать главную схему и установить на платформе все электрооборудование, которое, по акту, должно быть смонтировано еще на заводе - изготовителе. Ну хоть подготовительная стадия…
Кабели в катушках были уже на площадке. Не было ни одного инструмента, прибора, просто ножа или кусачек.Я говорил разные нецензурные слова, которые повторил табельщику, появившемуся неизвестно откуда. - Ну, с этим разберемся. - табельщик протянул руку и показал длинный ряд новеньких с виду машин в отдалении. - Надевайте рукавицы, возьмите пустые ящики и берите все, что нужно из ремнабора любой машины. Толь ко все помыть надо, в смазке! А паяльник я со склада принесу. Часть машин стояла с открытыми дверями и капотами, задранными кабинами. Я крикнул вслед табельщику - И тряпок побольше! И ведро бензина.Табельщик, уходя, отмахнулся - из баков цедите.
- Ну, кто что умеет? -я повернулся к народу. Народ умел все. Был сварщик без аппарата, пять электриков -монтажников, два буровых мастера, один из которых работал на опытном образце подобного механизма и был спокоен, как удав. Его я поставил смонтировать контроллер главной лебедки буровой вышки, остальные отмеряли и нарезали кабели, проверяли монтаж и правильность элементов шита управления. Сварщик побежал на склад за аппаратом.
Притащили инструменты, и я пошел искать дозиметр. Не дали, дали дозиметриста. Дозиметрист велел бросить инструмент в контейнер для захоронения. Народ бросил туда рукавицы, одел новые; добыли где-то цинковый тазик, ссыпали туда инструменты, промыли старым веником с двумя ведрами бензина. Сполоснули, вылили бензин в контейнер и просто за край площадки. Опять пришел дозиметрист и желтоглазая голодная сука с клочьями шерсти и свисающими до земли воспаленными сосцами. Дозиметрист дал добро, а сука улеглась в тень от катушки кабеля и тихо умерла.
Дозиметрист ее померил и убежал за помощью. Помощь пришла с длинным железным крюком и мешком для высокоактивных отходов. Солнце за это время слегка передвинулось, и после суки осталась темная влажная тень на куске асфальта Тень была видна ещё два дня, а потом ее убрали вместе с асфальтом. Там должна была пройти наша канава. Смена закончилась.
Вчерашняя ревизия показала, что парочка реле времени были не того исполнения - давали выдержку на отпускание, а надо было на срабатывание Контакторы шестой величины, на которых были собраны реверсные схемы, имели катушки на разное напряжение. Монтаж силовых 150-киловаттных цепей был выполнен смешными проводочками полтора квадрата, хотя в чертеже было указано 50. Как было мне предписано, я подал заявку, но и пошел к Евдееву, а с ним вместе мы пошли к начальнику смены электроцеха. Он пообещал одолжить с горячего резерва азотно-кислородной станции. К обеду прибежал торопливый электрик в белоснежной форме оперативного персонал и принес две катушки на 220 вольт. А заявка тоже пошла.
Слухи: - группа шахтеров получили офигенную премию, а на помывке она осталась в грязной раздевалке. Пока искали, как вернуться, мешок с премией увезли на захоронение. Слабоактивные просто временно бросали в пустой бассейн под новой градирней пятого блока. Шахтеры ночью с фонарями на касках пошли пешком через Копачи и рылись там до утра;
- кого-то де расстреляли без суда за мародерство;
- реактор периодически выбрасывает радиоактивное облако, как вулкан…
Дождя не было, облака разгоняли еще на подходе к Зоне. Зато ночами вертолеты начали поливать территорию чем-то липким и коричневым. Чтобы никуда не улетала пыль. По запаху я опознал вторичную барду со спиртзавода. А до этого дороги поливали дорогим раствором ПВА.
Я так и не понял, где жила моя бригада. Они заезжали за мной на площадь, я садился и ехал на работу. С работы возвращался после обеда. Вечером все шли в клуб, где выступали Кобзоны и Пугачевы, а я искал партнера поиграть в шахматы. Потом, смущаясь, партнер.мне пояснил, что ему неловко играть в вестибюле, где был шахматный столик - он работал в третьей зоне, и рабочий день у него был 12 часов. На меня тоже косились, пока я не стал приходить в ослепительной форме оперперсонала. Это была понятная индульгенция.
Примерно на пятый день я решил позвонить домой. Обычно из командировки я звонил чаще, но связи для населения просто не было. Ввиду отсутствия оного. Мне посоветовали сходить в райком и попроситься. Я подошел к райкому, куда входа не было, вышел пожилой мужик с выражением на лице типа чё надо. Я объяснил и добавил - и хорошо попросить телефонистку сказать, что звонок из Никополя, чтоб не волновались. Он засмеялся и повел меня в закрытый почтамт. Соединили сразу, поговорили.
- Тебя там ждут - сказал коллега - технолог. - Где? - В каптерке. Войдя в каптерку, я увидел на моем рабочем месте человека в маске.
- Садитесь - сказал он. Посреди комнаты был поставлен хромой стул. Я пожал плечами и сел. - Когда вы приехали, сообщили комиссии, что понадобится для монтажа три смены. - Не совсем так. Если будет нормальная комплектация. - А что было не так? - Я перечислил. - Запишите на листе. - Не понял, в каком виде?
- Пишите пояснительную записку.
Я подробно записал, потом он достал из папки рукописный листок и черкая карандашом стал сравнивать записи. - А собственно кто вы такой? Меня там люди ждут.
Жестким голосом маска сказала: - Я представляю комитет государственной безопасности СССР.
Меня куда-то понесло: - И с чего это такая серьезная контора интересуется техническими вопросами? - (все-таки голос у меня слегка просел) - Вы обвиняетесь в попытке подрыва экономической мощи государства. Я уже был достаточно грамотен, чтобы понимать, что и кто именно подрывает эту мощь, но довольно жалко сказал - обычная рабочая халтура, вам тут ловить нечего. - Ну-ну. Ваша записка совпадает по всем пунктам. Идите на рабочее место.
Я не стал спрашивать, с чем совпадает, и так было ясно - в бригаде грамотный стукач. Хорошо хоть, что грамотный. И нахально сказал - Вы на нем сидите. Мне чертеж надо взять. Вечером я повторил свою записку сначала по телефону начальнику, потом приехавшему специально директору Харьковского Гидропроекта, с которым был знаком.
- Вы все правильно сделали - сказал директор.
И я по привычке ответил - правду говорить легко и приятно. Потом поднялся к наливайке и попросил сто грамм. Получил безоговорочно, неразбавленного. Но выпил только пятьдесят, пошло с трудом…
...Утром на площадке появились несколько нежданных гостей. Первым в служебной волге приехал директор завода-изготовителя. Привез в багажнике два контактора с катушками на 220. Монтажник их прозвонил и поставил. Заимствованные на станции я пошел вернуть в электроцех, но теперь меня не пустили. Приехал новый главный инженер, Штейнберг, и немедленно навел порядок с допуском на территорию. Наверное, у кого-то пропала дорогая сувенирная авторучка, предположил я.
- Нет, ничего не пропало - сказал Евдеев. - Захожу в кабинет, а у меня там органы устроили оперативку. Посмеялись, я отдал катушки и вернулся на площадку.
Бурмастер сказал: - Подайте заявку на воздушный компрессор. - Зачем? - Бур сушить будем. - Так он же герметичный. И у нас их два.Бурмастер флегматично сказал:
- Герметичных не буваеть. Вот по очереди и будем сушить. (И сушили. Меряли сопротивление изоляции и сушили горячим воздухом. Вода под колокол не проникала, но в подводном буре постепенно конденсировался водяной пар). Приехал наладчик. По незнанию шофер провез его мимо четвертого блока. Обоих подташнивало.Он быстро переделал реле времени на нужный вариант, и я отправил его в медслужбу.
С утра снова появился увядший директор завода. У него реквизировали грязную по самое не могу волгу. Просто не выпустили и оттащили в ряды брошенных машин.
Приехал к пуску Главный Конструктор Шейнблюм в сияющем оперативном наряде. С ним главный инженер Гидроспецстроя из самой Москвы. Мы уже прокрутили оборудование. Шнек выгрузки был кривой и так скрежетал о желоб, что краска дымилась.
Главный Конструктор вальяжно сказал - Вот поэтому мы не подписали акт приемки. - Заткнись - прошипел главный инженер. -Тут уши.Я оглянулся, за спиной стоял кандидат в стукачи и вертел ненужный болт в ненужной дырке.
Теперь у нас был свой дозиметр, а я стал еще и дозиметристом. Я поднялся в неостекленную кабину и сел в пыльное кресло. Почему-то считалось, что чем дальше от земли, тем меньше фон. Стрелка заметно поползла вправо. Я озадаченно поднял руку, в которой был датчик - просто почесать затылок - и прибор зашкалило. Оказалось, чем выше, тем больше облучение. А у земли фон был чуть выше нормы. Над землей, на высоте метра два, висел как бы невидимый ионизированный слой. Или это был прострел с крыши первого блока? Потом был пуск.
Бур подвели к подготовленному стартовому колодцу и бурмастер ждал команды. И тут зашкалило главного инженера Гидроспецстроя. У него началась истерика. Полагаю, он никогда не верил в чудо-машины советских изобретателей. Он сел на ступени кабины и кричал - не сметь! не дам! Вот в стукачей он точно верил. Работяги стояли кругом и молчали. Я чуть наклонился и полушепотом сказал - Прекратите, пожалуйста, истерику. Люди смотрят, стыдно. Уши слушают. Постепенно его перестало трясти, я зажег ему ненужную сигарету.
Давай, - махнул бурмастеру. Бур завертелся и стал ломать стартовый колодец. Сто киловатт и редуктор - кое-что значит. Обломки бетона полетели, засыпая платформу. Брызнула грязь. Труба колотилась, не находя опоры в широких стенках колодца, и ее держали только рельсы. Но все закончилось просто и быстро. Бур дошел до грунта и мощно загудел, пошел буровой раствор, потянув грязный песок. В первый день машина показала восемь погонных метров траншеи и заглубилась на пятнадцать метров.
Пришел знаменитый кинодокументалист, которому уже сообщили о старте «главного проекта защиты грунтовых вод». Он посмотрел на гудящую буровую, на льющуюся в отстойник жидкую грязь и сказал - нет, это снимать не будем. Не киногенично.
Академик Александров, отказавшись от сопровождения, молча обошел всю станцию и уехал.
...У бригады прорезались дембельские инстинкты. Где-то на 11 день я отметил необычную торопливость. К 10 часам дневные задачи были выполнены, и народ ринулся в санпропускник. Уходя, бурмастер меня позвал - идемте, сегодня выброс. Я не понял, но пошел. А, понял. Стукач раскололся. Странными петлями мы прошли санобработку, народ уехал, а я пошел в столовую. Там было малолюдно.
Потом мы с технологом Коростышевским съездили за табелем и сдали в дозконтроль накопители на проявку. Вечером институтский радиометрист, заглянув в распечатку, озадаченно сказал: - Ё… где ты столько набрал? - Сколько? Он молча показал мне строку в распечатке: 1,44. - В каких это единицах? - Так, иди, я тебе ничего не говорил. Так я и не узнал. То ли греи, то ли бэры… как вариант.
Я снял намордник и увидел в зеркале загорелое крымское лицо с белым, как витилиго, пятном вокруг носа и рта. А загривок был сделан из темного красного дерева, как мамин шкаф. Сходил в городскую баню-санпропускник помыться и одеть чистое. Когда вышел из душа, сидящий на лавке голый мужик лениво направил на меня шикарный дозиметр-телескоп и сказал - на спине грязный треугольник остался. Я вернулся, нашел брошенную мочалку и снова помыл спину.
...Обратная ракета доезжала только до Вышгородской промзоны. Дальше ее не пускали, поставили на дезактивацию.Пришлось добираться городским транспортом.
В негустой толпе кое-где мелькали белые пилотки и комбинезоны. Смешиваясь с выгоревшими афганками, становились народом, который перестал бояться.
https://z.berkovich-zametki.com/avtory/okac/
Я был неплохим проектировщиком систем автоматики. Довел до автоматизма выбор системных решений. Прошел своеобразную самоподготовку, изучив на досуге редкий солидный труд Черча «Введение в формальную логику». Немного радиолюбительствовал, немного конструировал. Любил шахматы.Последнее и оказалось главным.
Как-то в обед пришел командированный круглолицый парень, постоял за спиной, как водится, и попросился сыграть. Я его надрал. - А вы не хотите перейти на другую работу ? Я хотел. - А что за работа? - Проектировать атомные станции.
...Миновав два непонятных поворота, мы вошли в Аппаратный Зал.Он был огромен и ярко освещен. Он казался больше республиканского стадиона.
На дальней стене висели радужно переливающиеся сиреневые топливные сборки. В углу была запаркована гигантская перегрузочная машина, чем-то напоминающая мой старый вертикально-фрезерный станок, но много, много больше. Она была выкрашена в яркожелто-красные цвета и касалась макушкой далекого потолка. Все пространство вокруг нее было усеяно косо прикрытыми стальными нержавеющими крышками бассейнов выдержки.
В этом пространстве терялись одинокие фигурки в белом, поливающие из шлангов сверкающую нержавейку.
Справа от нас было расчерченное квадратиками круглое «футбольное» поле. Кое-где квадратики были пустые, и над ними маревом струился горячий воздух. Мы подошли к краю поля.-Вот. - сказал Евдеев. - Я привел вас всем показать, с чем предстоит работать. И чтобы вы понимали, какая ответственность на вас.
Я спросил: - Реактор на мощности? - Что, не чувствуется? Пол под ногами мелко и почти неслышно дрожал. Из машинного зала долетал рев турбин. В трубах подвывало.
Я сделал несколько шагов к центру реактора. Под ногами дрожало еще больше. Вспомнил - почти четыре миллиона киловатт. И мне показалось, что из темноты пустых квадратиков льется призрачное черенковское сияние. Как полярное, только голубее.Внизу живота сделалось щекотно, как перед прыжком с парашютной вышки на Трухановом острове. Я обернулся назад и увидел, с каким веселым ужасом смотрит на меня группа.
Потом мы по железной лестнице поднимались в пульт управления перегрузмашиной. Там возился бородатый наладчик по фамилии Шашенок. Из окна с желтым свинцовым стеклом толщиной полметра был виден весь зал. Выйти из пульта можно было только в зал, когда перегрузка заканчивалась. Позади было метров пять тяжелого бетона…
...На кресте Курской АЭС. Крестом называли нижнюю опорную конструкцию реактора. Бетонный крест в стальной облицовке.Я попросился посмотреть, как укреплены датчики температуры контроля строительных конструкций в подреакторном помещении. Почему-то в документации не было никаких данных об этом. Мы с начальником смены цеха ТАИ зашли на блочный щит, он сделал запись в амбарной книге о доступе в помещение, и мы пошли. До пуска после планового ремонта оставалось сорок минут.
Мотор загудел в глухом подвале и тяжеленая стальная гермодверь отползла, открывая проход. Было темновато, но даже в полумраке видно, что все чисто убрано. Реактор на опорах нависал над головой, из его трехсоттонной туши торчали кабели датчиков физконтроля и расходомеров «Шторм», пучками сходились к проходкам. В общем смотреть было нечего. В знакомых мне по проекту точках к облицовке креста были приварены скобы и привинчены кончики термопарного кабеля, сваренные в шарик на угольном электроде, как мне объяснили. В стены повыше уходили коллекторы нижнего подвода воды от циркнасосов.
Циркнасосы я уже видел раньше. Их было восемь, каждый высотой с трехэтажный дом. Они стояли в двух залах за десятиметровой толщины стеной, и отсюда их, конечно, не было видно. Через их помещения полагалось пробегать побыстрее, а лучше вообще не соваться. Строгий санитарный режим, даже в те кажущиеся беспечными времена. Пока мы возились у креста, за спиной раздался шум мотора, и мы увидели, как задвигается дверь, через которую мы вошли. - О, с-сука - сказал коллега.
Оператор на блочном увидел непорядок и решил закрыть дверь. Перевести в штатное предпусковое положение. В этом помещении, чуть ли не в единственном на станции, не было переговорного ящика, звонить можно было только «в рельс». Тупая шуточка. Рельса поблизости тоже не было.И выйти через такую дверь мы тоже не могли.
Коллега стал прикидывать, какие датчики над головой можно повредить так, чтобы на щите проявилась надпись типа SOS. Или вообще навредить так, чтобы сделать недопустимым пуск реактора из-за потери физического контроля.
И тут мы нашли кем-то забытый огромный разводной ключ. Под гаечку до М64. Больше я такого никогда не видел. С ним можно было отболтить гайки на креплении троса двери и попытаться сдвинуть невероятную дверь. Пока мы это все делали, послышался непередаваемый звук запуска циркнасоса. Кто не знает, реактор прогревается не божьим духом, а энергией трения воды о системы труб. И немного от внешнего накопленного тепла. Но главное делают циркнасосы. Каждый примерно по 8000 киловатт. И вода зарычала в коллекторе над головой. -Сука, сука. Сейчас нейтрон пойдет. Тогда капец.
Болт поддался, вытянулся из под него трос, и мы кряхтя таки сдвинули это долбаную дверь так, что смогли протиснуться в щель. Как раз хватило, потому что дальше гаечному ключу не было обо что опереться. И почему Архимед не придумал рычага без точки опоры…На 13-ю отметку добрались быстро, и я единственный раз в жизни увидел мордобой на блочном щите атомного энергоблока в миллион электрических киловатт.
…Спустя полтора десятилетия я приехал в Ленинград пройти трехмесячную ознакомительно-рабочую практику во вновь созданном проектном подразделении Ленгидропроекта изучить проектные решения по энергоблоку с РБМК (Реактор Большой Мощности Канальный) среди людей, находящихся почти в таком же положении, как мы, новички атомной энергетики. Просто с ними это случилось раньше, их разместили в аварийном здании бывшей школы на Васильевском острове, и они бодро штамповали рабочую документацию реакторного отделения.
Требовалось перемыть штампы и поставить свои подписи. Некоторые системы были просты, как мычание, некоторые требовали незаурядного проектного опыта, а некоторые, по моим понятиям, требовали нормального задания на проектирование, потому что ни схемы, ни названия не давали представления о их назначении и принципах работы. Столкнувшись с подобным, я закусил удила и «заржал».
Начальник отдела Беляев внезапно поддержал меня и подписал служебную записку технологам с требованием выдать проектное задание на систему СОСК. В ответ меня «пригласили» на совещание технологов и они стали внимательно рассматривать меня, словно интересное насекомое, пока я, путаясь в соплях, пытался объяснить, чего хочу, и в конце концов добыл из мешка изданный Лентеплопроектом потрепанный том (невыполненных, причем практически никем и никогда!) требований к содержанию задания.
Совещание объявило перерыв, потом все пошли в рабочую забегаловку в подворотне. За обедом мне молча налили полстакана. Под гречку с мясом и хрустящий огурец пошло замечательно. Колбаса на бутерброде называлась чесноковая. Вышли на влажно морозный воздух, я отдышался и почти трезво сказал, ни к кому не обращаясь: - О, черт… и почему они так и не говорят ни слова о задании? И тут кто-то приоткрылся. - Слушайте, а ведь он не прикидывается. Он на самом деле хочет задание! Я споткнулся и чуть не упал в грязный сугроб, пронизанный желтыми дырками мерзлой мочи.
- Послушай, инженер. НИКТО ТЕБЕ НЕ ВЫДАСТ ЗАДАНИЕ. Потому что его нет. Все задания - если были - остались в Минсредмаше и имеют недоступные грифы. Разбирайся сам, а мы тебе поможем. Есть перечни монтажных единиц. Есть технологические схемы. В Москве в одном «ящике» есть женщина, которая ведет базу данных кодирования для информационной системы. «Скала» называется. Она фанатка и все расскажет… что знает. Есть планы размещения оборудования. Есть архитектурные чертежи. Есть в Балаково подразделение, которое раскладывает кабельные журналы. В Волгограде есть контора, которая всех снабжает белужьей икрой. Поскольку по постановлению партии и правительства нам всем предстоит спроектировать ДВЕНАДЦАТЬ новых энергоблоков…Я опять чуть не упал в сугроб.
Я уже понимал, как проектировались шестнадцать пивзаводов-гигантов, и все вместе они могли поместиться в четырехкилометровом турбинном зале АЭС. Но по каждому из них, по каждой системе выдавались, выполнялись и согласовывались задания. И не было двух одинаковых пивзаводов, потому что они непрерывно совершенствовались авторами, а те точно понимали, чего хотят.
Гораздо позже, уже дома в Украине, один известный наладчик-рационализатор, когда стали анализировать пожары в кабельных помещениях АЭС на предмет развития аварий по общей причине, удрученно сказал - вот теперь я понимаю, что рационализаторов надо душить в колыбели. Он в свое время немало «нарационализировал». Потому что… потому что НЕ БЫЛО предъявлено проектного критерия и понимания задания. Он просто экономно раскладывал кабели. В конце концов задание можно изменить и пересогласовать. Но невозможно усовершенствовать то, чего нет.
Итак, я узнал что СОСК - система охлаждения строительных конструкций. КО - кондесатоочистка. УПАК - установка подавления активности контура. И так далее. (забегая вперед, отмечаю, что знание системы СОСК едва не стоило мне жизни. Когда я копал канаву вокруг ЧАЭС, позвонил с заседания аварийной Госкомиссии московский начальник отдела и спросил - ты СОСК знаешь? Можешь показать, куда термометры с креста выведены? Я осторожно ответил - На шильдиках потенциометра все написано. Но там коридор завален. И наверняка фонит… минуты на три жизни. И меня оставили жить. Наверное, цех подтвердил - помещение недоступно).
Для чего нужна СОСК, стало понятно из расшифровки названия. Почти четыре млн киловатт тепла возникало внутри станции. Горячего тепла. А бетон выдерживает… о, сколько он выдерживает? Он обшит сталью. И сколько градусов это выдержит и не отслоится? И внутри бетона море труб с водой. Как поверхности нагрева парового котла. И у всех в верхней точке надо расширитель ставить… так, стоят. О боже, в моей щитовой!!! С приборами! Что ж там блин выдержит? Ага, теплоизоляция… вентиляция… приточно-вытяжная… а зачем азот? Так там наверное, в трубах радиолитический водород накапливается. (Вот зачем водородомер). А водород надо сдувать азотом. Чтоб не рвануло.
И так, по крупицам…В конденсатоочистках я чуток понимал - Ждановское и черниговское пиво из почти морской воды научило. Но тут было нечто… Фильтры накапливали всю «грязную» грязь. И становились самым грязным местом на станции. Хуже реактора. Их надо было промывать, регенерировать. Но подойти к ним было невозможно. Подошел - и на пенсию. Недолгую. Поэтому каждый фильтр в бетонном боксе. Вокруг него с десяток приводных задвижек. Привода в коридоре, к задвижкам сложные механические передачи - валы, шестерни, карданы.
Вся трахомудия должна срабатывать в определенном порядке. (кстати в каком? Где задание?) Как по часам. Значит какое-то устройство. Командоаппарат.
И я обнаружил это доисторическое барахло КЭП16-у в старой безнадежной схеме. Я точно знал, что это невозможно наладить, потому что когда-то пробовал, еще на лабораторной работе. Настраиваешь один контакт (другой сбивается), и ждешь, пока подъедет второй. А если цикл 16 часов? А если одну паузу надо поменять… то все остальные после нее надо сдвинуть. А если привод притормозит и не уложится в паузу? А если надо возобновить цикл, начиная с середины? Так ведь существуют уже устройства для логического управления… даже релейные, не говоря уж об электронных контроллерах.
Видел как-то такую систему, придуманную Всесоюзным Теплотехническим Институтом. Хотели для силосного корпуса солодовенного завода поставить, но оказалось дорого. Слишком наукоемко (-:). И применялась она для старта космических ракет. По крайней мере команды похожи: «ключ на старт… этап продувка… шаг один… шаг два… три… зажигание… пуск».Вот тут-то я и понял, сколько и почему стоит ракетная техника.
Нелирическое отступление. Когда я летел в Москву (самолетом Министра Нескороженного) ставить на серийное производство канавокопатель для стены в грунте вокруг ЧАЭС, рядом со мной сидела симпатичная сметчица из Госплана. Считала затраты и убытки. Пользуясь молодостью и ярким чернобыльским загаром, я выспросил у нее итог на текущий день. Шёпотом она сказала мне на ухо - больше тринадцати миллиардов.
Один атомный блок тогда обходился в миллиард. Потому что батон стоил всего 12 недокраденных у крестьян и рабочих копеек. (И спирт, между прочим «себестоил» восемьдесят копеек декалитр). А ведь это было только начало конца. Конец отступления/.
Конденсатоочитстка стала первым нашим самостоятельным проектом. Среди 15 тысяч гидропроектовцев не нашлось никого, чтобы взяться за эту систему - около 200 связанных между собой громоздким алгоритмом механизмов. И мы справились стахановским темпом за три месяца, при этом минимизировав документацию примерно в 50 раз, силами 10 человек. Разместили на ташкентском заводе заказ. На УКЛУ (устройство комплектное логического управления) 1, 2, 3 уровня.
Там тоже было интересно. КБ маленького релейного завода состояло в основном из выпускников престижных вузов, не получивших распределения в престижные ящики по общей причине - «не может быть использован»..несмотря на красные бауманские аидские дипломы (термин «общая причина» применяется в анализе безопасности АЭС, но там не принимается во внимание пятая графа).
Наше явление их поразило как гром. Документация, которую мы выдали, покрывала весь их объем работы, и эти честные «инженеработяги» просто не понимали, что с нами делать. - Ха - сказал я. Так вы проверьте на наличие формальных ошибок и поставьте свою подпись. Или просто штамп - принято в производство.На том и порешили.
И мы прогремели. Нам запланировали проекты на 12 кондесатоочисток действующих энергоблоков с РБМК, два человека штамповали проекты, а все остальные изучали турбинное отделение, готовясь принять полное проектирование систем управления и защиты. Вырос штат и зарплаты. Я даже слегка перегнал директора Гипрожида. (Правда на книги все равно не хватало, а возможности купить их стали увлекательными. В пристанционных поселках свободно продавалось все, что было в смачных разделах худлита и литпамятников… я ими загружался до края… кошелька).
ВТИ выпустил алгоритмы функционально-группового управления для турбинного отделения. Мы должны были это превратить в рабочие чертежи. Новая техника, УКФГУ. Изготовитель - тот же ташкентский завод. Третий (логический) уровень уже не релейный, а микроэвм. Провели ревизию и оптимизацию алгоритмов. Выпустили сигнальный экземпляр для согласования с заказчиком. Пришлось сделать общие положения, точно определить пультовую аппаратуру. Результат - письмо в ВТИ за подписью главного инженера АЭС. Цитирую полностью: Прошу привести алгоритмы функционально-группового управления Турбинного отделения АЭС с РБМК-1000 в соответствие с разработанными Киевским ПКО ин-та «Гидропроект».
Пошла работа. Компактная документация. По сравнению с предыдущим поколением уменьшилась в 50-70 раз. Чертежи как правило форматом не больше чем А3. Удобные для наладки и эксплуатации. В каждый шкаф вложить альбомчик. Но все в огромном числе экземпляров - сигнальные на все станции, во все наладочные теруправления, головной институт, и черт знает еще куда.
Финальный скандал! В приборостроительной отрасли отсутствуют программисты. Да собственно и отечественная ЭВМ Электроника-63 не поспела за нами (и спустя много лет из-за отказа этой штуки на морском старте погибла ракета.). Еще полгода работы - обязательную часть ФГУ переделали на микрорелейную логику. Но самые сложные - деаэраторы и разгон турбины остались на операторах. Стройная концепция ФГУ так и зависла в СССР. Полная импотенция. Боже мой, во всем мире это уже стандартные алгоритмы LADDER!
...З июня 1986г. ЧАЭС. Утром завхоз мне выдал сапоги и брезентовую куртку пожарника. Смотрел на амуницию с недоумением. Куртка мне понравилась, и я упаковал ее в средний контейнер для радиоактивных отходов. Из нее потом получилась замечательная штормовка. Проплавала со мной с тысячу километров. Или больше.
Конторский пикап отвез меня на шестой причал, небольшой толпой хмурых мужиков мы погрузились на «Ракету» и понеслись против течения.
Уже к Вышгороду народ расслабился, распаковал припасы, откупорил бутылки, стало шумно и накурено, как в пивной. Я к этому времени уже бросил курить, но эти ребята были не атомщики и не вкусили безжалостных штрафов с внесением в командировочный отчет. Не пил без повода, тем более из выданной мне десятилитровой казенной канистры. Я сообразил, что показывать ее не стоило, могло плохо кончиться.
Ближе к Припяти стало тихо. Лица заострились и отвердели. В иллюминаторах плыла серая дымка, и я вспомнил, что так и не получил респиратор. На причале меня должен был встречать сменщик. Он и встретил, но респиратора не было и у него. Он снял свою маску и отдал мне, сказав - свежая. (народ вокруг захихикал, наблюдая, как торопливо я напяливал чужую маску) Передать дела он, конечно не успел, «ракета» даже не глушила двигатель. Машиной меня отвезли в гостиницу недалеко от центральной площади Чернобыля. В гостинице размещалась рабочая группа проектной поддержки аварийных работ, но я-то был командирован в Гидроспецстрой.
Примерно за год до этого моя группа получила левое задание. В нашем отделе мы были атомными пасынками, большая часть занималась конструированием уникальных строительных машин. Был туннелепроходческий комбайн, буровые установки, фантастический канавокопатель. Он рыл канавы шириной полметра и немеряной глубины. Сколько хватало труб и тросов. И нам заказали такой для обнесения золоотвалов Йошкар-Олынской ТЭЦ стеной в грунте. То есть надо было выкопать канаву вокруг золоотвала и забить ее глинобетоном. Да просто глиной, в конце концов. Через нее кислотная дождевая вода должна была просачиваться не быстрее миллиметра в год и не травила степь вокруг.
Машину сделали по чертежам наших конструкторов на захолустном заводишке и вместо испытаний прислали на подпись акт. А мы его уверенно не подписали. Без малейших сомнений. В сознание советского человека еще не проникла идея программ обеспечения качества, а о качестве советской продукции у нас было ясное представление (смайло ехидное антисоветское). Если это не было оружие. И то его правильнее было испытать на себе, что периодически и делалось. А в быту мирная продукция легко превращалась в оружие.
Потому что обычно делалась из отходов военного производства. Как например, Чернобыльская АЭС. Кое-кому в голову пришла замечательная идея «использовать для народного хозяйства» колоссальную энергию, выделяющуюся в уран-графитных реакторах, нарабатывающих плутоний. А плутония уже было наработано слишком много. В Челябинске и Томске. Дохрена. Хватало, чтобы убить всех и каждого раз пятьдесят. Или больше. И можно было позволить себе не добывать его из отработанного топлива ЧАЭС. «Пусть будет Атом работником, а не солдатом» - эта ржавая надпись до сих пор украшает пустынную центральную площадь Припяти.
...Короче, первый экземпляр канавокопателя с таинственным названием СВД-500р, слегка разукомплектовав, вернули в Украину на площадку ЧАЭС. Чтобы обнести ее стеной в грунте и предотвратить фильтрацию радиоактивных веществ в грунтовые воды и реку Припять. Которая впадала в Днепр, а Днепр поил половину Украины и почти весь Крым. И стала бы поить страну наисильнейшим канцерогеном. Правда, потом оказалось, что это было бесполезно, добрых тонн сто из 180-тонной загрузки сразу улетело из реактора и мрачно рассеялось в воздухе Европы. И таких машин сразу заказали с запасом - 75 штук. Обошлись пятью. Копалка показала суператомную производительность на грунте Полесья.
Задача была поставлена очень кратко. Точнее, их было несколько. Партия и правительство не верили в чудо-машину, потому что она по декларированным характеристикам в несколько раз превышала самый известный простоватый итальянский аналог. Поэтому их надо было доказать.
В то же время Главный Конструктор копалки свирепо шепнул мне на ухо - ни в коем случае не показывать полную производительность. Я офигел и тупо покивал. У него был опыт, а я мог только догадываться. Я наблюдал когда-то, как фрезеровщик Беляев, мой учитель, три дня тянул с резкой пятисантиметровой нержавеющей плиты на квадратные стержни (из них надо было потом точить круглые валы), пока нормировщик не сдался и не поставил фантастическую расценку.
А старик Митилино, древний заслуженный изобретатель, сказал мне - смотри, не провались в Бучак. (Что такое Бучак, я случайно знал. В детстве увлекался геологией и читал кучу совершенно бесполезных брошюр, которые мама собирала, чтобы сделать свои уроки интересными и познавательными. Бучакско-Каневский водоносный горизонт - огромное пресное подземное море, стратегический запас Киевской области, который последние годы стремительно расхищается. И любой может убедиться, что карты горизонтов в сети практически засекречены. Нет, не государством. Оно на такое неспособно. Конкурирующими предприимчивыми ворами Большой Воды).
Мне выдали талоны на обед, и я пошел в столовую. В то время я старался питаться скромно. Поставил что-то на поднос, отдал талон и направился было к столику, но меня остановил человек в маске: «Почему не взяли все по меню?» «Как все? Это же невозможно съесть!» «Хочешь жить, сможешь». Я получил обратно талон и вернулся в конец очереди. Положил предписанный паек, с трудом уместив на двух подносах, влез на столик и долго, вдумчиво питался. Вернее, пытался. С переменным успехом. Вообще на АЭС кормят качественно и разнообразно, но тут был перебор.
После обеда я сдал ответственному наливайке опостылевшую канистру спирта, пошел в номер, где занял койку знаменитого Лени Голубкова, ГИПа ЧАЭС.
Потом меня позвали к телефону и вежливо-грозный голос Члена Правительственной Комиссии спросил: «сколько времени вам понадобится на монтаж машины?» «Ну… я не видел состояния и комплектности, но если бы все было в порядке, то смены три» Смены в первой зоне опасности была шестичасовая. Но этого мне еще никто не сказал. иначе бы я поостерёгся делать такие предположения.
...Когда я, наконец понял, как добраться на площадку, это оказалось просто. Нельзя было опаздывать на автобус, отправлявшийся с центральной площади. Он ждал не больше, чем 30 секунд. Автобус выехал в поле с непривычной стороны через пустырь, который раньше был поселком Копачи, и я увидел это. Четвертого блока не было на месте. Из хаоса обломков бетона, подобно гнилым зубам, торчали покосившиеся бетонные колонны. Над ними вился серый дымок.
На площадке перед самой проходной было пусто. Бродил скучающий мужик, в свежевырытом бассейне гудела мешалка глиняного раствора. Желтая бентонитовая глина была привезена из Армении. Из такой глины раньше делали динамит, она была расфасована в замечательные мешки. Бродила собака, шерсть с нее свисала грязными клочьями. Работяга бросил ей завернутый в газету черствый бутерброд.. - А где все? - спросил я - А вы кто? - Я принял смену. - А, это хорошо. В вашей каптерке все.
Оказалось, станция выделила нам под каптерку помещение коменданта территории. Начальника дворников, короче. Которых теперь не было.
Мне там был поставлен стол, стул и пара ящиков минеральной воды. Вдоль стен стояли еще колченогие стулья, полупустой шкаф с перекосившейся дверцей. В шкафу лежал полный комплект чертежей и схем машины. На стене надорванная инструкция по поведению в условиях радиоактивного загрязнения. Смена лениво резалась в дурака.
- О, инженер пришел. И мы начали. ..Мой предшественник успел собрать главную схему и установить на платформе все электрооборудование, которое, по акту, должно быть смонтировано еще на заводе - изготовителе. Ну хоть подготовительная стадия…
Кабели в катушках были уже на площадке. Не было ни одного инструмента, прибора, просто ножа или кусачек.Я говорил разные нецензурные слова, которые повторил табельщику, появившемуся неизвестно откуда. - Ну, с этим разберемся. - табельщик протянул руку и показал длинный ряд новеньких с виду машин в отдалении. - Надевайте рукавицы, возьмите пустые ящики и берите все, что нужно из ремнабора любой машины. Толь ко все помыть надо, в смазке! А паяльник я со склада принесу. Часть машин стояла с открытыми дверями и капотами, задранными кабинами. Я крикнул вслед табельщику - И тряпок побольше! И ведро бензина.Табельщик, уходя, отмахнулся - из баков цедите.
- Ну, кто что умеет? -я повернулся к народу. Народ умел все. Был сварщик без аппарата, пять электриков -монтажников, два буровых мастера, один из которых работал на опытном образце подобного механизма и был спокоен, как удав. Его я поставил смонтировать контроллер главной лебедки буровой вышки, остальные отмеряли и нарезали кабели, проверяли монтаж и правильность элементов шита управления. Сварщик побежал на склад за аппаратом.
Притащили инструменты, и я пошел искать дозиметр. Не дали, дали дозиметриста. Дозиметрист велел бросить инструмент в контейнер для захоронения. Народ бросил туда рукавицы, одел новые; добыли где-то цинковый тазик, ссыпали туда инструменты, промыли старым веником с двумя ведрами бензина. Сполоснули, вылили бензин в контейнер и просто за край площадки. Опять пришел дозиметрист и желтоглазая голодная сука с клочьями шерсти и свисающими до земли воспаленными сосцами. Дозиметрист дал добро, а сука улеглась в тень от катушки кабеля и тихо умерла.
Дозиметрист ее померил и убежал за помощью. Помощь пришла с длинным железным крюком и мешком для высокоактивных отходов. Солнце за это время слегка передвинулось, и после суки осталась темная влажная тень на куске асфальта Тень была видна ещё два дня, а потом ее убрали вместе с асфальтом. Там должна была пройти наша канава. Смена закончилась.
Вчерашняя ревизия показала, что парочка реле времени были не того исполнения - давали выдержку на отпускание, а надо было на срабатывание Контакторы шестой величины, на которых были собраны реверсные схемы, имели катушки на разное напряжение. Монтаж силовых 150-киловаттных цепей был выполнен смешными проводочками полтора квадрата, хотя в чертеже было указано 50. Как было мне предписано, я подал заявку, но и пошел к Евдееву, а с ним вместе мы пошли к начальнику смены электроцеха. Он пообещал одолжить с горячего резерва азотно-кислородной станции. К обеду прибежал торопливый электрик в белоснежной форме оперативного персонал и принес две катушки на 220 вольт. А заявка тоже пошла.
Слухи: - группа шахтеров получили офигенную премию, а на помывке она осталась в грязной раздевалке. Пока искали, как вернуться, мешок с премией увезли на захоронение. Слабоактивные просто временно бросали в пустой бассейн под новой градирней пятого блока. Шахтеры ночью с фонарями на касках пошли пешком через Копачи и рылись там до утра;
- кого-то де расстреляли без суда за мародерство;
- реактор периодически выбрасывает радиоактивное облако, как вулкан…
Дождя не было, облака разгоняли еще на подходе к Зоне. Зато ночами вертолеты начали поливать территорию чем-то липким и коричневым. Чтобы никуда не улетала пыль. По запаху я опознал вторичную барду со спиртзавода. А до этого дороги поливали дорогим раствором ПВА.
Я так и не понял, где жила моя бригада. Они заезжали за мной на площадь, я садился и ехал на работу. С работы возвращался после обеда. Вечером все шли в клуб, где выступали Кобзоны и Пугачевы, а я искал партнера поиграть в шахматы. Потом, смущаясь, партнер.мне пояснил, что ему неловко играть в вестибюле, где был шахматный столик - он работал в третьей зоне, и рабочий день у него был 12 часов. На меня тоже косились, пока я не стал приходить в ослепительной форме оперперсонала. Это была понятная индульгенция.
Примерно на пятый день я решил позвонить домой. Обычно из командировки я звонил чаще, но связи для населения просто не было. Ввиду отсутствия оного. Мне посоветовали сходить в райком и попроситься. Я подошел к райкому, куда входа не было, вышел пожилой мужик с выражением на лице типа чё надо. Я объяснил и добавил - и хорошо попросить телефонистку сказать, что звонок из Никополя, чтоб не волновались. Он засмеялся и повел меня в закрытый почтамт. Соединили сразу, поговорили.
- Тебя там ждут - сказал коллега - технолог. - Где? - В каптерке. Войдя в каптерку, я увидел на моем рабочем месте человека в маске.
- Садитесь - сказал он. Посреди комнаты был поставлен хромой стул. Я пожал плечами и сел. - Когда вы приехали, сообщили комиссии, что понадобится для монтажа три смены. - Не совсем так. Если будет нормальная комплектация. - А что было не так? - Я перечислил. - Запишите на листе. - Не понял, в каком виде?
- Пишите пояснительную записку.
Я подробно записал, потом он достал из папки рукописный листок и черкая карандашом стал сравнивать записи. - А собственно кто вы такой? Меня там люди ждут.
Жестким голосом маска сказала: - Я представляю комитет государственной безопасности СССР.
Меня куда-то понесло: - И с чего это такая серьезная контора интересуется техническими вопросами? - (все-таки голос у меня слегка просел) - Вы обвиняетесь в попытке подрыва экономической мощи государства. Я уже был достаточно грамотен, чтобы понимать, что и кто именно подрывает эту мощь, но довольно жалко сказал - обычная рабочая халтура, вам тут ловить нечего. - Ну-ну. Ваша записка совпадает по всем пунктам. Идите на рабочее место.
Я не стал спрашивать, с чем совпадает, и так было ясно - в бригаде грамотный стукач. Хорошо хоть, что грамотный. И нахально сказал - Вы на нем сидите. Мне чертеж надо взять. Вечером я повторил свою записку сначала по телефону начальнику, потом приехавшему специально директору Харьковского Гидропроекта, с которым был знаком.
- Вы все правильно сделали - сказал директор.
И я по привычке ответил - правду говорить легко и приятно. Потом поднялся к наливайке и попросил сто грамм. Получил безоговорочно, неразбавленного. Но выпил только пятьдесят, пошло с трудом…
...Утром на площадке появились несколько нежданных гостей. Первым в служебной волге приехал директор завода-изготовителя. Привез в багажнике два контактора с катушками на 220. Монтажник их прозвонил и поставил. Заимствованные на станции я пошел вернуть в электроцех, но теперь меня не пустили. Приехал новый главный инженер, Штейнберг, и немедленно навел порядок с допуском на территорию. Наверное, у кого-то пропала дорогая сувенирная авторучка, предположил я.
- Нет, ничего не пропало - сказал Евдеев. - Захожу в кабинет, а у меня там органы устроили оперативку. Посмеялись, я отдал катушки и вернулся на площадку.
Бурмастер сказал: - Подайте заявку на воздушный компрессор. - Зачем? - Бур сушить будем. - Так он же герметичный. И у нас их два.Бурмастер флегматично сказал:
- Герметичных не буваеть. Вот по очереди и будем сушить. (И сушили. Меряли сопротивление изоляции и сушили горячим воздухом. Вода под колокол не проникала, но в подводном буре постепенно конденсировался водяной пар). Приехал наладчик. По незнанию шофер провез его мимо четвертого блока. Обоих подташнивало.Он быстро переделал реле времени на нужный вариант, и я отправил его в медслужбу.
С утра снова появился увядший директор завода. У него реквизировали грязную по самое не могу волгу. Просто не выпустили и оттащили в ряды брошенных машин.
Приехал к пуску Главный Конструктор Шейнблюм в сияющем оперативном наряде. С ним главный инженер Гидроспецстроя из самой Москвы. Мы уже прокрутили оборудование. Шнек выгрузки был кривой и так скрежетал о желоб, что краска дымилась.
Главный Конструктор вальяжно сказал - Вот поэтому мы не подписали акт приемки. - Заткнись - прошипел главный инженер. -Тут уши.Я оглянулся, за спиной стоял кандидат в стукачи и вертел ненужный болт в ненужной дырке.
Теперь у нас был свой дозиметр, а я стал еще и дозиметристом. Я поднялся в неостекленную кабину и сел в пыльное кресло. Почему-то считалось, что чем дальше от земли, тем меньше фон. Стрелка заметно поползла вправо. Я озадаченно поднял руку, в которой был датчик - просто почесать затылок - и прибор зашкалило. Оказалось, чем выше, тем больше облучение. А у земли фон был чуть выше нормы. Над землей, на высоте метра два, висел как бы невидимый ионизированный слой. Или это был прострел с крыши первого блока? Потом был пуск.
Бур подвели к подготовленному стартовому колодцу и бурмастер ждал команды. И тут зашкалило главного инженера Гидроспецстроя. У него началась истерика. Полагаю, он никогда не верил в чудо-машины советских изобретателей. Он сел на ступени кабины и кричал - не сметь! не дам! Вот в стукачей он точно верил. Работяги стояли кругом и молчали. Я чуть наклонился и полушепотом сказал - Прекратите, пожалуйста, истерику. Люди смотрят, стыдно. Уши слушают. Постепенно его перестало трясти, я зажег ему ненужную сигарету.
Давай, - махнул бурмастеру. Бур завертелся и стал ломать стартовый колодец. Сто киловатт и редуктор - кое-что значит. Обломки бетона полетели, засыпая платформу. Брызнула грязь. Труба колотилась, не находя опоры в широких стенках колодца, и ее держали только рельсы. Но все закончилось просто и быстро. Бур дошел до грунта и мощно загудел, пошел буровой раствор, потянув грязный песок. В первый день машина показала восемь погонных метров траншеи и заглубилась на пятнадцать метров.
Пришел знаменитый кинодокументалист, которому уже сообщили о старте «главного проекта защиты грунтовых вод». Он посмотрел на гудящую буровую, на льющуюся в отстойник жидкую грязь и сказал - нет, это снимать не будем. Не киногенично.
Академик Александров, отказавшись от сопровождения, молча обошел всю станцию и уехал.
...У бригады прорезались дембельские инстинкты. Где-то на 11 день я отметил необычную торопливость. К 10 часам дневные задачи были выполнены, и народ ринулся в санпропускник. Уходя, бурмастер меня позвал - идемте, сегодня выброс. Я не понял, но пошел. А, понял. Стукач раскололся. Странными петлями мы прошли санобработку, народ уехал, а я пошел в столовую. Там было малолюдно.
Потом мы с технологом Коростышевским съездили за табелем и сдали в дозконтроль накопители на проявку. Вечером институтский радиометрист, заглянув в распечатку, озадаченно сказал: - Ё… где ты столько набрал? - Сколько? Он молча показал мне строку в распечатке: 1,44. - В каких это единицах? - Так, иди, я тебе ничего не говорил. Так я и не узнал. То ли греи, то ли бэры… как вариант.
Я снял намордник и увидел в зеркале загорелое крымское лицо с белым, как витилиго, пятном вокруг носа и рта. А загривок был сделан из темного красного дерева, как мамин шкаф. Сходил в городскую баню-санпропускник помыться и одеть чистое. Когда вышел из душа, сидящий на лавке голый мужик лениво направил на меня шикарный дозиметр-телескоп и сказал - на спине грязный треугольник остался. Я вернулся, нашел брошенную мочалку и снова помыл спину.
...Обратная ракета доезжала только до Вышгородской промзоны. Дальше ее не пускали, поставили на дезактивацию.Пришлось добираться городским транспортом.
В негустой толпе кое-где мелькали белые пилотки и комбинезоны. Смешиваясь с выгоревшими афганками, становились народом, который перестал бояться.
https://z.berkovich-zametki.com/avtory/okac/