Ишутин Сергей Данилович. Инженер-железнодорожник. ч1
...Новую школу начали строить весной 1949 года из деревянного бруса, который готовился на лесопильном заводе. Тогда этот завод числился, как «Лесозавод № 6». Нас - третьеклассников - не отпускали на весенние каникулы, т.е. не давали "Табель успеваемости" ("Дневников" тогда мы еще не знали), пока мы не расчистим от снега площадь, необходимую для выгрузки бруса. Дело в том, что как раз перед началом весенних каникул была сильная метель. Снега намело много. А тут время завозить строительный материал. Вот нас и использовали как рабочую силу. В то время это было нормально, потому что каждый дома в 9-ти,10-ти - летнем возрасте обязательно выполнял какие-то постоянные обязанности, связанные с физическим трудом. Это - работы на огороде. Это - заготовка дров в лесу и дома. Это - обеспечение водой, которой требовалось много, так как почти каждая семья держала хозяйство: корову, свинью, коз, кур и гусей. Собака и кошка, содержание которых сейчас связано с большими хлопотами и трудностями, тогда жили "между прочим".
Привычные к труду, мы раскидали сугробы ещё до обеда, получили табеля и отбыли на каникулы. Назавтра начали строить школу. А т.к. и строители тогда были приучены к труду, то к 1-му сентября, т.е. всего за пять месяцев новая одноэтажная деревянная школа с печным отоплением была построена. Вот в нее мы и пошли в 4-й класс.
...Долго не мог я понять, почему в то время нам запрещалось иметь огород более 15 соток (0,15 га). Так же нельзя было иметь две коровы и, тем более, лошадь. Даже одну. Причем, семьи были большие, а зарплаты маленькие. Мой отец получал 300 рублей. Этого не хватало даже на 30 булок хлеба, т. е. на одну булку в день. А семья 8-10 человек. Только хлеба требуется 3-4 булки ежедневно. Прокормиться за такие деньги было немыслимо. Но за лишние сотки огорода и за лишнюю скотину (поросенка можно было иметь тоже только одного) полагался такой налог, что выгоднее было с этим не связываться. Шкуру свиньи вместе с шерстью необходимо было снять и сдать государству - офицеры в Красной Армии должны были ходить в хромовых сапогах. Парадокс: люди хотят и могут держать больше скотины и обрабатывать больше земли, но им запрещают.
Я уже упоминал, что все дети, росшие в то время, имели постоянные домашние обязанности. Часть обязанностей я уже перечислил. Но у меня была еще одна обязанность, которой я никогда не гордился, это - пасти коров. Корову в то время держали почти в каждом дворе. Основная масса жителей "гоняла коров в стадо". Весной избирался пастух, и он с мая до октября месяца пас коров за кирпичным заводом. Но был и другой вариант содержания коров летом - это пасти их индивидуально вдоль железной дороги. Стадо там пасти было невозможно потому, что это запрещалось из-за опасности выхода коров на железнодорожную линию и наезда на них поезда. Но за одной коровой можно было уследить и выхода ее на железную дорогу не допустить. Но для этого надо быть постоянно рядом с ней. После окончания первого класса такая обязанность была возложена на меня.
Нашу корову звали Галькой. Это была смирная и послушная корова, поэтому я без особого труда освоил свои новые обязанности. Пастухов, подобных мне, набиралось до 15 человек, и, понятно, нам было нескучно. Трава вдоль железной дороги была лучше, чем, на постоянно вытаптываемом большим стадом, поле за кирпичным заводом, поэтому наши буренки давали больше молока. Но постепенно желающих пасти скотину становилось меньше. Все- таки здесь иногда коровы попадали под поезд. Вероятность потерять надежную кормилицу заставлял людей выбирать из двух зол меньшую опасность. Но мои родители мне доверяли, и мне пришлось оправдывать это доверие до 7 класса. Мало того, мне после второго класса уже пришлось пасти корову и телку. Потом соседка уговорила мою мать взять под мой надзор и ее корову, затем еще одна соседка уговорила ее в этом же. Мать не была "диктатором" и убеждала меня "экономикой". Она говорила: "Две коровы по 50 рублей в месяц - это 100 рублей. Май, июнь, июль, август и сентябрь - это пять месяцев. Значит, за лето ты заработаешь 500 рублей. Мы сможем купить тебе хороший костюм к школе". Так я и зарабатывал себе на костюм вплоть до 7 класса.
Конечно, пасти коров надо было каждый день и в любую погоду. В том числе и в период затяжных дождей. Неприятно быть в промокшей насквозь одежде, т.к. укрытием от дождя могло быть только дерево и сложенный капюшоном обычный мешок. Правда, коровы в дождь пасутся хорошо, спокойно, но тут впору самому бегать от дождя и комаров как корова от оводов в жаркую погоду. Еще неприятно было рано вставать. Ведь коров надо выгонять пасти до семи часов утра, значит, вставать надо было в шесть. Для меня это была очень большая неприятность. Дело в том, что вечером, пригнав коров к заходу солнца и быстро поужинав, надо было бежать на "тырло" (так называлось место, где собиралась молодежь с нашей и соседних улиц), откуда возвращались домой уже после 12 часов ночи. Спали мы на чердаке сарая, сделав постель на сене. Поэтому мать не могла проконтролировать, когда мы приходим домой. Да она и не ставила перед собой такой цели. Просто вечером, когда я "убегал гулять" (и такое было выражение), она говорила: "Не забывай, тебе утром рано вставать". А утром она также спокойно произносила: "Я тебя вчера предупреждала, что рано вставать". Сколько раз я, поднимаясь, думал, что возьму телогрейку, выгоню коров, и как только они начнут пастись (а рано утром они пасутся довольно спокойно), я посплю на этой телогрейке. Но пока встанешь, выпьешь кружку молока с хлебом, выгонишь коров и дойдешь с ними до пастбища, уже спать не хотелось.
После окончания 7 класса моя мать решила, что я уже "кандидат в женихи", и меня освободили от обязанности пасти коров. Но зато теперь у меня появилась обязанность вместе с отцом каждое лето заготавливать на зиму сено. Причем, заготовить столько, чтобы весной была возможность часть сена продать. Весной, как известно, цена на сено подрастает. Значит, продавать его в это время было выгодно. Таким образом, пополнялся семейный бюджет. Но и труд сенокосчика очень тяжелый. Я уже говорил про сенокос на острове. Но тот покос был мал, и сено там было далеко не самое лучшее. Поэтому отец "облюбовал" сенокос на Гальдячке. Не знаю, за что это место так прозвали, но там никто не "галдел". Это место находилось на старом русле реки Хор. Река сменила русло давно, и там уже выросли большие деревья. А между деревьями росла высокая (в рост человека) и сочная трава. Конечно, у косарей там коэффициент полезного действия был выше, чем на нашем острове. Но там были и свои "но".
Во-первых, это место от поселка находилось в двадцати километрах. Это в сторону границы с Китаем, до которой от Хора 30 км. Идти туда надо было по тропе вдоль реки. Дороги туда летом нет, поэтому сено оттуда вывозят только зимой, когда замерзнет болото. На себе несешь запас продуктов и инструмент: косы, вилы, грабли, носилки, веревки. А т. к. пройти . 20 км туда и вернуться в этот же день обратно, намахавшись вдоволь косой, невозможно, то приходилось там жить. Комаров столько, что без накомарника съедят. Накомарник тоже несешь на себе. Пока дойдешь, отдыхаешь не один раз! Тропа идет по пересеченной местности. Овраг за оврагом.
Во-вторых, там низкое, а значит, и сырое место. Для тех диких мест это означало наличие туч комаров. Кто не косил именно там сено (а больше там незачем появляться), тот не знает, что такое армада здоровых комаров, которые способны прокусывать одежду. Только покосив несколько лет подряд в тех местах сено, я понял, чего стоили В. К.. Арсеньеву его путешествия по Уссурийскому краю.
Попробуем реально представить, как косится трава и идет уборка сена, когда с тебя течет пот (жара за 30 градусов, влажность под 100%), а раздеться нельзя. Комары и мошка загрызет. Мало того, тебе еще и отмахнуться нечем - руки заняты (косой, граблями, вилами и т. д.). Но ещё "веселей" себя чувствуешь, когда после обеда занимаешься уборкой сена. (Накошенное сено пару дней сохнет, на третий день его перевернешь и с обеда можно убирать). Уборка заключается в сгребании сена в небольшие копны, которые на носилках (это две длинные выструганные жерди) переносишь к одонку. Одонок - это сложенный из срубленных деревьев и веток высокий фундамент, на котором и вырастет стог сена. Почему высокий? Да потому, что осенью река Хор от сильных дождей разливается и топит низкие места. Поэтому стог должен находиться на такой высоте, чтобы вода прошла под ним, но сено не достала. А теперь остается только вообразить, что ты несешь носилки с копной сена, у тебя заняты обе руки и в твою спину или руку через рубаху впился овод, которых при солнечной погоде там тучи. А т.к. при малейшем ветре (а порою и без него) раздеваешься - все-таки так и прохладнее и загар появляется - то радость для насекомых бесконечная. Иногда впиваются сразу несколько оводов и комаров. Вообразили? И что делать? Бросать носилки? Нет, их надо нести и в шаг с партнером, которого тоже кусают оводы. Резких движений делать нельзя, т.к. копна развалится. Вот такие радости! Не один раз пожалеешь, что ты не корова и у тебя нет хвоста!
Но есть у сенокоса и свои плюсы. Во-первых, корова зимой ест и радуется, что сено вкусное, и, значит, даёт много молока. Во- вторых, с сенокоса возвращаешься загорелый, как негр! На Канарах такого загара не приобретешь. Девчонки тебе завидуют. Правда, основной загар приобретаешь, когда косишь сено на острове рядом с домом. Там комаров меньше.
Если повезет с погодой, т.е. за все время сенокоса не будет ни одного дождя, то с Гальдячки вернешься через десяток дней. Ну а если будут дожди, то процесс заготовки затягивается. В зависимости от продолжительности дождей ты там можешь прожить и 15, и 20 дней. Бывало не раз, что у отца уходил на это весь отпуск. Впрочем, тогда считалось нормой, что владельцы коров брали отпуск и полностью его использовали на заготовку сена. Иногда я, в порядке юмора, предлагал старшему брату Ивану (когда он женился, они тоже приобрели корову) ехать в Крым и загорать там, а не на сенокосе. И получал ответ, что лучшего отдыха, чем тот, который достался ему на сенокосе, не придумать, т.к. там и воздух чистый, и аппетит хороший, и физически развиваешься. На счет Крыма - это был действительно только юмор, т.к. отпускных денег хватило бы только на полдороги в одну сторону. Такова была тогда зарплата. И потом, - а кто накосит корове сено? Причем брат говорил эти слова очень даже серьезно, стараясь в этом убедить не столько себя, но и меня.
После сенокоса на Гальдячке косить сено на острове всегда было отдыхом. Главное - ночуешь, завтракаешь и ужинаешь дома. Ну и комаров намного меньше. Хотя и дома их бывало много. Мать вспоминала, что в первое лето жизни на Дальнем Востоке (1940 год) комаров было столько, что она пришла к убеждению - это и есть "тот самый ад"!
Почему она пришла тогда к такому убеждению, я понял, когда побывал на своей Родине, в Клинцовском районе Брянской области. Если сравнивать с Хором, то там комаров нет. Впрочем, их намного меньше и в окрестностях города Тынды, в котором я пишу эти строки.
...Окончание 7 класса еще связано и с тем, что на последнем собрании учителя прямо говорили, кому они рекомендуют учиться в 8 классе, а кому нет. Рекомендации были жесткими. И их, по-моему, никто не нарушил. Способствовало отсеиванию и то, что за 8 класс надо было платить 150 рублей: 75 - в первую половину года и 75 - во втором полугодии. Деньги в общем-то небольшие, но моей матери, которая не высказывала сомнений в необходимости моей дальнейшей учебы, выкроить эти деньги из скудного семейного бюджета было очень непросто. Подавляющее большинство учащихся и сами не изъявляли желания учиться в старших классах и из-за тяжелого материального положения семьи. Был год, в который наша, тогда единственная, средняя школа не выпустила ни одного учащегося с Аттестатом Зрелости - просто не было 10-го класса, т.к. двумя годами раньше никто не пошел учиться в 8 класс. Оставив учебу и устроившись на работу, пятнадцати- и шестнадцатилетние ученики становились финансовым подспорьем в семье.
...Падение нравственного уровня жителей страны шло постепенно последние 80 лет 20-го века. Но у учителей и врачей он особенно резко начал падать, когда зарплата рабочего стала превышать уровень оплаты людей умственного труда. А это привело к тому, что учителя и врачи (а это, в основном, женщины) стали выходить замуж за представителей рабочего класса. Сильный рабочий класс быстро "подтянул" уровень культуры выпускников ВУЗов до своего. Стоит ли удивляться, что сейчас наша интеллигенция пьет водку в больших количествах и матерится как сапожник. С сапожником и живет!
Как я стал железнодорожником. Чтобы понять причины моего становления железнодорожником, я должен буду кое в чём повториться. Нужно вернуться в первый послевоенный год - 1946. Я уже писал, что в том году Советское Правительство приняло решение начинать обучение детей в школе с 7 лет. До этого года приём производился только с восьми. Таким образом, в том первом послевоенном году в первый класс пошли дети, которым исполнилось и 7 лет, и те, кому уже было 8. И вот эта двойная “высокая волна” в течение 10 лет прошла по всем школам Советского Союза.
Средняя школа в нашем 20 - тысячном поселке была одна, а начальных - три. Кроме этого, в эту единственную среднюю школу шли учиться дети, окончившие начальные школы в трех ближайших деревнях. Поэтому наш 5 класс уже был с индексом “Е”, но он был не последний, последний был с буквой “И”.
В седьмом классе учителя открытым текстом сказали нам, кому не следует идти в восьмой класс. В то время действовало постановление Правительства об обязательном семилетнем образовании. (Почему-то так и говорили - “семилетнем”, но не “семиклассном”). В старших классах за обучение уже надо было платить деньги. А материально в те годы почти все семьи жили очень плохо. Особенно, многодетные. Тогда семьи, в которых было трое или четверо детей, считались малодетными. В нашей семье, например, детей было семеро. Я по счёту был пятым. На нашей улице жила семья, в которой было 11 детей.
По перечисленным причинам из 9 седьмых классов восьмых получилось три. Интересно вспомнить, что в прошлом 2004 году, когда в Хабаровске я в кругу своих одноклассников отмечал свой 65-летний юбилей, одна из одноклассниц показала нам квитанцию об оплате своей учёбы в восьмом классе. Сумела сохранить! Мы с любопытством рассматривали эту квитанцию, т.к. уже успели надежно подзабыть.
Наш восьмой носил литер “Б”. Так “бэшником” я и окончил школу. Надо сказать, что, когда мы учились в 8 классе (и этих классов, как я уже сказал, было три), то в это же время 9 класс был один, а 10 класса не было вообще. Война! Школа не выпустила в 1954 году ни одного десятиклассника! Отсчитывая назад, приходишь к выводу, что в 1944 году в первый класс пришло очень мало учеников, а в 1951 в 8 классе учиться никто не захотел. Пошли кто работать, кто учиться в техникум. Еще отбрасывая годы назад, приходишь к выводу, что в 1944 году в школу шел 1936 год рождения. Знаем, что эти годы отличались особо массовыми репрессиями. Повлияло на рождаемость?
Но зато в 1956 году только наша школа “выдала на гора”, говоря шахтёрским языком, три десятых класса. До этого года, в связи с малым количеством десятиклассников, почти все выпускники без всякого конкурса поступали в ВУЗы. А тут вдруг такой вал!
Обучаясь в старших классах, я твёрдо знал, что мои родители деньгами обеспечить мою учёбу в ВУЗе не смогут. (В старших классах я был единственным представителем многодетной семьи). А стипендии были тогда (и остаются до сих пор) бедными. На них проучиться было нельзя. Поэтому (и не только поэтому!) мечтал об авиационном военном училище. Тем более, что в то время авторитет военных вообще был очень высоким, а у летчиков он был выше, чем сейчас у космонавтов. На моих тетрадях всегда были нарисованы самолеты (винтовые, реактивных мы тогда ещё не видели и в кино).
Но одно “но”! В нашей стране так бывает часто. О приёме в школу с 7 лет постановление приняли, а разрешить приём в военные училища с 17 лет (т.е. соответственно, на год раньше) не сообразили. Поэтому в училище принимали по-старому, только тех, кому исполнилось 18. В нашем 10-м «б» классе училось 13 мальчишек и 14 девушек. Нас троих недорослей (рожденных в 1939 году) даже на военный учет не поставили, так как и в армию призывали тогда только с 19 лет. Девчата над нами подсмеивались, когда 10 одноклассников - парней поехали в военкомат становиться на военный учет, а мы трое остались в классе, так сказать, продолжать грызть гранит науки.
Надо добавить, что к тому времени мои два старших брата отслужили в армии в авиационных частях (один три года, а второй, самый старший, восемь). Старший был призван в 1944 году в возрасте 16 лет, поэтому он служил в начале за себя, потом - пока подрастёт смена до 19 лет, а потом их ещё надо было обучить. Он был авиамеханик.
Вот они-то неоднократно и разубеждали меня в моём выборе. Приводили примеры по полётам, заканчивающиеся катастрофой. Это тоже повлияло на то, что я к окончанию 10 класса вместе с одним одноклассником решил поступать в Магаданский горный техникум.
....Ещё один интересный факт я “увёз” с собой из Магадана. Гости из Грузии, приезжая в столицу Колымского края, привозили с собой пару чемоданов лаврового листа для торговли. В продаже в магазинах этого листа почему-то не было. Может быть, специально по просьбе тех самых гостей. Продавали по рублю за штуку. Каждый листик стоил рубль. Как сказал рассказчик, привозили два чемодана листочков, увозили два чемодана денег. В последствие мне это помогло понять, почему в Грузии в сравнении с Россией так хорошо жили, что даже про них анекдоты рассказывали. Они свои дары природы продавали в России по рыночной цене, а покупали необходимую технику и другие блага по государственной. Вот эта разница и давала им возможность давать щедро взятки московским и другим чиновникам и жить богаче всех в СССР.....
***
...Квартиру мне дали почти в соответствии с положением “О молодых специалистах”. Через год работы, а точнее, к седьмому ноября, как в советское время было принято, сдавался на втором Хабаровске пятиэтажный 120-квартирный дом. В нём на заседании месткома (так тогда назывался руководящий профсоюзный орган депо) мне была выделена однокомнатная квартира. Я и жена были очень рады. Жена успела пожить за это время с сыном и на частной квартире (со мной, конечно), и у моих родителей в пос. Хор, и у своих родителей в городе Арсеньев, и опять на частной квартире по улице Кронштадтской.
Прошло некоторое время, дом начали уже заселять, а мне не дают ордер. Иду к председателю месткома. Тот просит меня потерпеть, т.к. есть возможность заменить мою однокомнатную квартиру на двухкомнатную. Не возражаю. И точно, дня через три предместкома Никита Селивёрстович Разгон вручил мне ордер на двухкомнатную квартиру. На машине перевозил шифоньер, взрослую и детскую кровати. И всё! Новоселье отмечали сидя на чемоданах в прямом смысле.
Одна деталь. Дом не был газифицирован. Не стояли там и электропечи. В каждой квартире на кухне стояла обычная кирпичная печь, которую надо было топить дровами или углём. Представляете, как носить дрова или уголь на пятый этаж, где мне выделили квартиру! Ванная и туалет были совмещены. Пол - деревянный. Я прожил в этой квартире 12 лет, и пол не рассохся. Признак высокого качества. А печку я потом разобрал и выбросил. Варили на электроплитке.
В этот период мне пришлось убедиться, что власть в городе принадлежит не только партийным и советским органам, но и работникам торговли. У них в руках был дефицит. А это даёт власть не слабее партийной. Только один такой пример. Чтобы жене пойти учиться после академического отпуска, надо было устроить сына в детский сад. В депо этим вопросом ведал профсоюз. Но все мои похождения к председателю месткома кончались безрезультатно. Нет мест, и очередь ещё не подошла. В моей бригаде работал слесарем по ремонту электрооборудования тепловоза Василий Иванович. Его жена работала завотделом в магазине промышленных товаров. В её руках был тот самый всем нужный дефицит. Василий Иванович работал слесарем по третьему разряду. Нужен был четвёртый. Будет больше денег для приобретения того самого дефицита. Он “сообразил” пригласить меня на свой день рождения. Там при разговоре его жена узнала о моей детсадовской проблеме. Сказала, что этот вопрос решается просто, ей надо переговорить с заведующей соседнего с нашим домом садика. Подсказала, что мне нужно будет обратиться к ней завтра в конце рабочего дня.
Обратился. Заведующая сказала, что место в садике для моего ребёнка дадут, но надо направление от месткома. Направление “ с удовольствием” (так выразился Никита Селивёрстович) мне было предоставлено. Так мой сын был устроен в садик. Кстати, а четвёртый разряд тот слесарь не получил. Вначале возразил старший слесарь, мотивируя тем, что он ни теоретически, ни практически ещё до него не дорос. А потом меня перевели работать в цех подъёмочного ремонта.
...В этот период вспоминается и такой случай. Партком должен был по своему плану заслушивать руководителей цехов о проводимой работе в коллективе. Тут и выполнение плана, тут и работа партийной организации, тут и коммунистическое воспитание своих работников. Членом парткома был и Герой социалистического труда. Он при моём отчёте задал мне такой вопрос: ”Почему мой сын до сих пор не вступил в комсомол?” Его сын на тот момент работал в одном из вверенных мне цехов и работал плохо. Но не мог я при членах парткома плохо отзываться о сыне героя, поэтому сказал, что отцу это лучше известно.
Тогда же я сказал членам парткома, что было бы лучше, если бы мне устанавливался план, отпускались на него деньги, а штат работников я набирал сам. Гарантировал, что количество рабочих было бы меньше существующего, а качество выполненного ремонта тепловозов будет выше. На что начальник депо Палихов сказал: ”Смотрите, он капитализма захотел”. Меня удивило: если хорошее делается при капитализме, то значит оно почему-то плохое.
Хочу отметить некоторые моменты из моих воспоминаний о работе с А.М. Палиховым в период его работы начальником депо. Программа подъёмочного ремонта, задаваемая управлением дороги, была одним из основных показателей депо (и дороги) в социалистическом соревновании. Было тогда такое соревнование. Не выполняя этот план, депо автоматически выбывало из всех видов соревнований. Имеется в виду соревнования среди коллективов Дальневосточной дороги и Министерства Путей Сообщения. Выполнение плана такое право дало. Другие необходимые показатели выполнялись и до этого. И нам стали привозить переходящие Красные Знамёна победителей соревнования как дорожные, так и МПС.
После присуждения депо первого места среди коллективов МПС и вручения Знамени начальник депо организовал выезд всех мастеров, причастных к производству подъёмочного ремонта, для отдыха на вечер субботы и целый день воскресенья на Петропавловское озеро. Там была база отдыха ДВЖД. Был организован праздничный ужин. На него подъехал начальник депо вместе с секретарём парткома и председателем месткома. Были тосты за прошлые и будущие успехи. Но кроме этого, Анатолий Матвеевич подходил ко многим персонально и произносил тост за его здоровье. Подходил и ко мне. Говорил, что в том Знамени есть и мой кусочек.
И второе воспоминание. Депо получало уже три квартала подряд переходящее Красное Знамя МПС. Думаю, что именно поэтому Хабаровский Горком КПСС организовал партийную проверку депо со вскрытием всех и, даже более, недостатков. Чтоб не зазнавались! Прибыли в депо инструктора горкома КПСС. Проверяли все первичные партийные организации.
Но это был и конец месяца. В это время при советской власти решалась судьба всех плановых показателей. Штурмовщина! Причём, это стало какой-то нормой, без которой немыслимо существование социалистических предприятий. Именно в конце месяца появлялись те запчасти и материалы, которые бесполезно было искать в первой половине месяца. Первую половину месяца работаем с прохладцей, вторая - штурм!
И вот в период штурма появился у нас в цехе инструктор горкома КПСС. Надо отметить, что авторитет КПСС в то время уже был невелик, поэтому руководителей цехов привязывали ещё и к руководству парторганизацией. (Вот ещё почему требовалось, чтобы руководитель цеха был обязательно членом партии). По этой причине Жуков А.И. - старший мастер поточной линии - был секретарём парторганизации цеха, а я у него - заместителем. Отвечал я за ведение партийной документации и сбор партийных взносов. Инструктору не хотелось ходить по цеху и беседовать с людьми. Тем более, что рабочие все с грязными руками, цех тоже не сиял идеальной чистотой. Короче, не паркетные условия. Сидел инструктор в комнате мастеров, рылся в бумагах, которые ему я и предоставил, и что-то писал себе в блокнот. Постоянно требовал меня для дачи пояснений.
Но конец месяца требовал от меня постоянного движения по депо для контроля хода выполнения работ. Нельзя допустить срыва хоть по одному узлу. А тут инструктор постоянно мешает. В конце концов, он обвинил меня в нежелании ему помогать, а я его - в чистоплюйстве.
Через некоторое время начальника депо вместе с секретарём парткома вызвали с отчётом в горком КПСС. Приглашены были и все члены парткома, и все старшие мастера. Там наших руководителей разнесли в пух и прах. Вопрос ставился и так: “Способны ли вы руководить таким сильным коллективом, как локомотивное депо? Если нет, так и скажите” И это после получения в течение трёх кварталов подряд Переходящих Красных Знамён МПС! Я понимал, что определённый вклад в такое издевательство над руководителями внёс своей “работой” с инструктором ГК КПСС. Ожидал такого же разгрома для себя после того разбора на Пленуме ГК КПСС.
Но начальник уже в депо подошёл ко мне и спросил, всё ли я слышал на том Пленуме. Я сказал, что и многое понял. “Делай правильные выводы”, - спокойно сказал он.
Ещё один пример из его стиля работы. Когда мы стали выполнять план ремонта тепловозов, нам стали начислять и премию. А чтобы получать премию, надо было иметь экономию по фонду заработной платы и по материалам. Разрешалось перерасход по материалам перекрывать экономией фонда зарплаты. Но не наоборот! А при подъёмочном ремонте требуется столько материалов и дорогих запасных частей (они тоже входили в материалы), что если там допустить перерасход даже на пять процентов, перекрыть экономией зарплаты невозможно. Да и увлекаться экономией зарплаты глупо, ведь это семейный доход работников цехов.
Бывало, что при выполнении плана мастера премию не получали, т.к. был тот самый перерасход. Нормировщики ежегодно нормы подрезали. Но мы перерасход допускали редко и не более чем за один месяц. Учёт вели сами и строгий. Но однажды перерасход фондов получился два месяца подряд. Я пошёл разбираться в бухгалтерию. Главный бухгалтер Татьяна Николаевна Зубова, предоставляя мне требования за прошлый месяц, сказала: “Вы стали много брать деталей в заготовительном цехе”. Заготовительный цех делал для нас единичные простейшие прокладки и детали, которые почему-либо отсутствовали в кладовой. Я знаю, что мы там не могли взять более обычного. Поэтому главному бухгалтеру я возразил. Но она посоветовала присмотреться именно к требованиям, выданным агрегатному цеху.
Оказалось, что мастер этого цеха тоже хотел получать премию, и получал. Но как! Он на наших требованиях, где стояло количество затребованных деталей, к примеру, два, ставил по одной цифре спереди и сзади. Получалось, что я затребовал и получил в цех не две детали, а 123. В то время только вошли в продажу японские 4-х цветные шариковые ручки, поэтому мастеру подобрать цвет пасты было просто.
По моему совету такие же проверки сделали и мастера других цехов. Оказалось, что мы не были исключением. Доложили об этом Палихову. Тот собрал всех мастеров депо (а их было около трёх десятков) и спросил у нас, что будем делать с этим мастером. Назвал он это офицерским судом чести. “Офицеры” все как один потребовали изгнать того мастера из депо. “Слышал, - спросил он у виновника торжества,- иди в кадры и пиши заявление“.
Не помню такого ни до этого, ни после. Этот пример, уверен, ещё долго передавался в депо нашим последователям. Желающих так опозориться больше не было. Кстати, после этого случая я стал более внимательно присматриваться ко всем документам на предмет подделки. И однажды выявил, что техник-дефектоскопист сдала мне подделанный больничный лист. Чтобы убедиться в этом, я пошёл в поликлинику к выдавшему этот лист врачу. Когда она увидела больничный лист, с удивлением произнесла: “Как же я могла его выдать на такой срок и без второй подписи”. Я попросил её присмотреться, она ли так всё написала. Тут она и обнаружила подделку. Исправленный документ стал основанием для увольнения прогульщика.
После перевода на тепловозную тягу Хабаровского отделения дороги и в связи с ростом грузопотока на восток и, особенно, в дальневосточные порты участок дороги Архара - Владивосток перевели на автоблокировку. Рос грузопоток. Это значило, что теперь на перегоне между двумя станциями могло находиться много поездов. Столько, сколько там блокировочных участков. Повысилась пропускная способность дороги. Но и появилось “НО”. Если при полуавтоматической блокировке на всём перегоне был только один поезд, то и вес поезда устанавливался такой, какой машинист мог провести по всем подъёмам, в том числе и максимальным (критическим), используя инерцию от максимально допустимой скорости перед подъёмом. С появлением автоматической блокировки и ростом количества поездов станции стали не успевать их пропускать и перерабатывать. Особенно это относилось к станции Хабаровск-2. Поезда стали останавливаться перед станциями. В том числе и на подъёмах, и перед ними. Инерцию использовать машинист в этом случае не мог. Тот вес, который был установлен для полуавтоматической блокировки, стал непосильным при автоматической блокировке.
Тепловоз серии ТЭ-3 по подъёмам должен проходить со скоростью не ниже 21 км/час. Но теперь вынужден был идти со скоростью в два раза ниже. Росла сила тока в тяговых электродвигателях (ТЭД), а в квадрате от него росло количество выделяемого тепла в обмотках двигателя. Короче, двигатели начали перегреваться, изоляция обмоток от перегрева разрушалась, и ТЭД досрочно выходили из строя. Их приходилось менять и ремонтировать. И то и другое требовали больших трудозатрат и материалов для ремонта. Удовольствие очень дорогое. Выход был один - снизить вес поезда. Но это и сейчас невыполнимая задача, а тогда!? От достигнутого только выше! Принцип социалистической экономики. А если учесть, что к тому времени власть во всех управлениях дорог и на их отделениях принадлежала стопроцентно движенцам, которые знали локомотивы, грубо говоря, как кусок металла, то говорить о снижении веса и даже заикаться об этом, было смерти подобно. А как это поймут руководители Крайкома КПСС? Не поймут!!!
К сожалению, даже руководители службы не все это понимали. Машинистов тепловозов, обучая вождению поездов, предупреждали об обязательном выполнении минимально допустимой скорости на подъёмах. Говорили им, что если это невозможно сделать, надо остановиться и затребовать вспомогательный локомотив. Несколько машинистов из депо Облучье так и сделали. Тогда в это депо приехал начальник службы Коц А.М. сел за пульт тепловоза и провёл поезд на участке Архара - Облучье по всем подъёмам. Скорость он не выполнил, но поезд провёл. А на планёрном совещании с локомотивными бригадами в этом депо заявил, что поезда вести без требования резервного локомотива можно. Предупредил, что если ещё кто-нибудь затребует помощь на перегоне, он его снимет с должности. И машинисты повели поезда, не требуя вспомогательного локомотива. Это мы хорошо почувствовали в своём цехе, выдавая тяговые электродвигатели на внеплановые ремонты тепловозов в ущерб своим плановым.
Для меня так и осталось тайной, почему начальник службы пошёл на такой шаг? То ли потому, что не понимал о постепенном пересыхании изоляции обмоток двигателя, т.к. был паровозник, а тепловозный диплом получал, обучаясь на заочном факультете, то ли очень боялся начальника дороги (были и такие начальники служб) и хотел ему угодить такой ценой. А следствием такой работы стал факт ежегодной 100% смены двигателей на всех поездных тепловозах, а на некоторых и более того. Я позже это проанализировал сам.
Когда начали брать двигатели и из числа тех, что готовились под тепловозы, проходящие подъёмочный ремонт, а это срыв плана, снижение премий, зарплаты и т.д., тогда я стал перебирать документы на двигатели с тепловозов, зашедших на наш ремонт. Там были и такие, которые недавно прошли подъёмочный ремонт, но отданы были на тепловозы, стоящие во внеплановом ремонте. Имели малый пробег от ТР-3. Их я после проверки изоляции и обкатки дал команду отдавать на внеплановый ремонт тепловозов.
Нашёлся “бдительный” инженер в службе локомотивного хозяйства, который ранее работал в нашем депо мастером электромашинного цеха. Он поставил вопрос перед руководством службы о моём вредительстве. По его докладу, двигатели выходили из строя не потому, что были перегружены весом поезда, а потому, что я подкатываю неполноценные, не прошедшие подъёмочный ремонт. Меня, но не начальника депо или его зама, вызвали в службу с объяснением. Хорошо, что в службе были не все уровня того инженера, я доказал, что вреда от этого не было. На том и разошлись. Хорошо ещё, что это был не 37 год! Кстати, тот “бдительный” инженер службы локомотивного хозяйства кончал вечерний факультет в институте, а не очный.
А вследствие неудовлетворительного снабжения запасными частями тепловозов пришлось однажды идти на эксперимент. Правилами деповского ремонта такого допускать было нельзя. А суть его в том, что слесари дизельного цеха насосной группы подошли ко мне с шестерёнкой, у которой был износ зубьев такой, что зазор между шестернями привода водяного насоса был выше допустимого. Жалуются, что на складе такой шестерни нет. Главный снабженец депо заявил, что такой шестерёнки нет и на Главном материальном складе дороги. Что делать? Держать дизель в ожидании пока появится та злополучная шестерня? А это ведёт к срыву плана, к снижению зарплат исполнителей многосотенного коллектива цеха по снижению размеров премии, а мастеров - вообще к лишению её. Покрутил я ту шестерню, вижу, что она симметричная. Говорю слесарям: «Разверните её обратной стороной и замерте зазор в зубьях. Замерили - зазор нормальный. Крепите и отправляйте дизель на тепловоз. Никому об этом не рассказывать. Этот дизель и тепловоз я занёс в свою записную книжку в чёрный список. Время покажет: риск был обоснованным. Тепловоз работал по этому насосу без претензий.
Привычные к труду, мы раскидали сугробы ещё до обеда, получили табеля и отбыли на каникулы. Назавтра начали строить школу. А т.к. и строители тогда были приучены к труду, то к 1-му сентября, т.е. всего за пять месяцев новая одноэтажная деревянная школа с печным отоплением была построена. Вот в нее мы и пошли в 4-й класс.
...Долго не мог я понять, почему в то время нам запрещалось иметь огород более 15 соток (0,15 га). Так же нельзя было иметь две коровы и, тем более, лошадь. Даже одну. Причем, семьи были большие, а зарплаты маленькие. Мой отец получал 300 рублей. Этого не хватало даже на 30 булок хлеба, т. е. на одну булку в день. А семья 8-10 человек. Только хлеба требуется 3-4 булки ежедневно. Прокормиться за такие деньги было немыслимо. Но за лишние сотки огорода и за лишнюю скотину (поросенка можно было иметь тоже только одного) полагался такой налог, что выгоднее было с этим не связываться. Шкуру свиньи вместе с шерстью необходимо было снять и сдать государству - офицеры в Красной Армии должны были ходить в хромовых сапогах. Парадокс: люди хотят и могут держать больше скотины и обрабатывать больше земли, но им запрещают.
Я уже упоминал, что все дети, росшие в то время, имели постоянные домашние обязанности. Часть обязанностей я уже перечислил. Но у меня была еще одна обязанность, которой я никогда не гордился, это - пасти коров. Корову в то время держали почти в каждом дворе. Основная масса жителей "гоняла коров в стадо". Весной избирался пастух, и он с мая до октября месяца пас коров за кирпичным заводом. Но был и другой вариант содержания коров летом - это пасти их индивидуально вдоль железной дороги. Стадо там пасти было невозможно потому, что это запрещалось из-за опасности выхода коров на железнодорожную линию и наезда на них поезда. Но за одной коровой можно было уследить и выхода ее на железную дорогу не допустить. Но для этого надо быть постоянно рядом с ней. После окончания первого класса такая обязанность была возложена на меня.
Нашу корову звали Галькой. Это была смирная и послушная корова, поэтому я без особого труда освоил свои новые обязанности. Пастухов, подобных мне, набиралось до 15 человек, и, понятно, нам было нескучно. Трава вдоль железной дороги была лучше, чем, на постоянно вытаптываемом большим стадом, поле за кирпичным заводом, поэтому наши буренки давали больше молока. Но постепенно желающих пасти скотину становилось меньше. Все- таки здесь иногда коровы попадали под поезд. Вероятность потерять надежную кормилицу заставлял людей выбирать из двух зол меньшую опасность. Но мои родители мне доверяли, и мне пришлось оправдывать это доверие до 7 класса. Мало того, мне после второго класса уже пришлось пасти корову и телку. Потом соседка уговорила мою мать взять под мой надзор и ее корову, затем еще одна соседка уговорила ее в этом же. Мать не была "диктатором" и убеждала меня "экономикой". Она говорила: "Две коровы по 50 рублей в месяц - это 100 рублей. Май, июнь, июль, август и сентябрь - это пять месяцев. Значит, за лето ты заработаешь 500 рублей. Мы сможем купить тебе хороший костюм к школе". Так я и зарабатывал себе на костюм вплоть до 7 класса.
Конечно, пасти коров надо было каждый день и в любую погоду. В том числе и в период затяжных дождей. Неприятно быть в промокшей насквозь одежде, т.к. укрытием от дождя могло быть только дерево и сложенный капюшоном обычный мешок. Правда, коровы в дождь пасутся хорошо, спокойно, но тут впору самому бегать от дождя и комаров как корова от оводов в жаркую погоду. Еще неприятно было рано вставать. Ведь коров надо выгонять пасти до семи часов утра, значит, вставать надо было в шесть. Для меня это была очень большая неприятность. Дело в том, что вечером, пригнав коров к заходу солнца и быстро поужинав, надо было бежать на "тырло" (так называлось место, где собиралась молодежь с нашей и соседних улиц), откуда возвращались домой уже после 12 часов ночи. Спали мы на чердаке сарая, сделав постель на сене. Поэтому мать не могла проконтролировать, когда мы приходим домой. Да она и не ставила перед собой такой цели. Просто вечером, когда я "убегал гулять" (и такое было выражение), она говорила: "Не забывай, тебе утром рано вставать". А утром она также спокойно произносила: "Я тебя вчера предупреждала, что рано вставать". Сколько раз я, поднимаясь, думал, что возьму телогрейку, выгоню коров, и как только они начнут пастись (а рано утром они пасутся довольно спокойно), я посплю на этой телогрейке. Но пока встанешь, выпьешь кружку молока с хлебом, выгонишь коров и дойдешь с ними до пастбища, уже спать не хотелось.
После окончания 7 класса моя мать решила, что я уже "кандидат в женихи", и меня освободили от обязанности пасти коров. Но зато теперь у меня появилась обязанность вместе с отцом каждое лето заготавливать на зиму сено. Причем, заготовить столько, чтобы весной была возможность часть сена продать. Весной, как известно, цена на сено подрастает. Значит, продавать его в это время было выгодно. Таким образом, пополнялся семейный бюджет. Но и труд сенокосчика очень тяжелый. Я уже говорил про сенокос на острове. Но тот покос был мал, и сено там было далеко не самое лучшее. Поэтому отец "облюбовал" сенокос на Гальдячке. Не знаю, за что это место так прозвали, но там никто не "галдел". Это место находилось на старом русле реки Хор. Река сменила русло давно, и там уже выросли большие деревья. А между деревьями росла высокая (в рост человека) и сочная трава. Конечно, у косарей там коэффициент полезного действия был выше, чем на нашем острове. Но там были и свои "но".
Во-первых, это место от поселка находилось в двадцати километрах. Это в сторону границы с Китаем, до которой от Хора 30 км. Идти туда надо было по тропе вдоль реки. Дороги туда летом нет, поэтому сено оттуда вывозят только зимой, когда замерзнет болото. На себе несешь запас продуктов и инструмент: косы, вилы, грабли, носилки, веревки. А т. к. пройти . 20 км туда и вернуться в этот же день обратно, намахавшись вдоволь косой, невозможно, то приходилось там жить. Комаров столько, что без накомарника съедят. Накомарник тоже несешь на себе. Пока дойдешь, отдыхаешь не один раз! Тропа идет по пересеченной местности. Овраг за оврагом.
Во-вторых, там низкое, а значит, и сырое место. Для тех диких мест это означало наличие туч комаров. Кто не косил именно там сено (а больше там незачем появляться), тот не знает, что такое армада здоровых комаров, которые способны прокусывать одежду. Только покосив несколько лет подряд в тех местах сено, я понял, чего стоили В. К.. Арсеньеву его путешествия по Уссурийскому краю.
Попробуем реально представить, как косится трава и идет уборка сена, когда с тебя течет пот (жара за 30 градусов, влажность под 100%), а раздеться нельзя. Комары и мошка загрызет. Мало того, тебе еще и отмахнуться нечем - руки заняты (косой, граблями, вилами и т. д.). Но ещё "веселей" себя чувствуешь, когда после обеда занимаешься уборкой сена. (Накошенное сено пару дней сохнет, на третий день его перевернешь и с обеда можно убирать). Уборка заключается в сгребании сена в небольшие копны, которые на носилках (это две длинные выструганные жерди) переносишь к одонку. Одонок - это сложенный из срубленных деревьев и веток высокий фундамент, на котором и вырастет стог сена. Почему высокий? Да потому, что осенью река Хор от сильных дождей разливается и топит низкие места. Поэтому стог должен находиться на такой высоте, чтобы вода прошла под ним, но сено не достала. А теперь остается только вообразить, что ты несешь носилки с копной сена, у тебя заняты обе руки и в твою спину или руку через рубаху впился овод, которых при солнечной погоде там тучи. А т.к. при малейшем ветре (а порою и без него) раздеваешься - все-таки так и прохладнее и загар появляется - то радость для насекомых бесконечная. Иногда впиваются сразу несколько оводов и комаров. Вообразили? И что делать? Бросать носилки? Нет, их надо нести и в шаг с партнером, которого тоже кусают оводы. Резких движений делать нельзя, т.к. копна развалится. Вот такие радости! Не один раз пожалеешь, что ты не корова и у тебя нет хвоста!
Но есть у сенокоса и свои плюсы. Во-первых, корова зимой ест и радуется, что сено вкусное, и, значит, даёт много молока. Во- вторых, с сенокоса возвращаешься загорелый, как негр! На Канарах такого загара не приобретешь. Девчонки тебе завидуют. Правда, основной загар приобретаешь, когда косишь сено на острове рядом с домом. Там комаров меньше.
Если повезет с погодой, т.е. за все время сенокоса не будет ни одного дождя, то с Гальдячки вернешься через десяток дней. Ну а если будут дожди, то процесс заготовки затягивается. В зависимости от продолжительности дождей ты там можешь прожить и 15, и 20 дней. Бывало не раз, что у отца уходил на это весь отпуск. Впрочем, тогда считалось нормой, что владельцы коров брали отпуск и полностью его использовали на заготовку сена. Иногда я, в порядке юмора, предлагал старшему брату Ивану (когда он женился, они тоже приобрели корову) ехать в Крым и загорать там, а не на сенокосе. И получал ответ, что лучшего отдыха, чем тот, который достался ему на сенокосе, не придумать, т.к. там и воздух чистый, и аппетит хороший, и физически развиваешься. На счет Крыма - это был действительно только юмор, т.к. отпускных денег хватило бы только на полдороги в одну сторону. Такова была тогда зарплата. И потом, - а кто накосит корове сено? Причем брат говорил эти слова очень даже серьезно, стараясь в этом убедить не столько себя, но и меня.
После сенокоса на Гальдячке косить сено на острове всегда было отдыхом. Главное - ночуешь, завтракаешь и ужинаешь дома. Ну и комаров намного меньше. Хотя и дома их бывало много. Мать вспоминала, что в первое лето жизни на Дальнем Востоке (1940 год) комаров было столько, что она пришла к убеждению - это и есть "тот самый ад"!
Почему она пришла тогда к такому убеждению, я понял, когда побывал на своей Родине, в Клинцовском районе Брянской области. Если сравнивать с Хором, то там комаров нет. Впрочем, их намного меньше и в окрестностях города Тынды, в котором я пишу эти строки.
...Окончание 7 класса еще связано и с тем, что на последнем собрании учителя прямо говорили, кому они рекомендуют учиться в 8 классе, а кому нет. Рекомендации были жесткими. И их, по-моему, никто не нарушил. Способствовало отсеиванию и то, что за 8 класс надо было платить 150 рублей: 75 - в первую половину года и 75 - во втором полугодии. Деньги в общем-то небольшие, но моей матери, которая не высказывала сомнений в необходимости моей дальнейшей учебы, выкроить эти деньги из скудного семейного бюджета было очень непросто. Подавляющее большинство учащихся и сами не изъявляли желания учиться в старших классах и из-за тяжелого материального положения семьи. Был год, в который наша, тогда единственная, средняя школа не выпустила ни одного учащегося с Аттестатом Зрелости - просто не было 10-го класса, т.к. двумя годами раньше никто не пошел учиться в 8 класс. Оставив учебу и устроившись на работу, пятнадцати- и шестнадцатилетние ученики становились финансовым подспорьем в семье.
...Падение нравственного уровня жителей страны шло постепенно последние 80 лет 20-го века. Но у учителей и врачей он особенно резко начал падать, когда зарплата рабочего стала превышать уровень оплаты людей умственного труда. А это привело к тому, что учителя и врачи (а это, в основном, женщины) стали выходить замуж за представителей рабочего класса. Сильный рабочий класс быстро "подтянул" уровень культуры выпускников ВУЗов до своего. Стоит ли удивляться, что сейчас наша интеллигенция пьет водку в больших количествах и матерится как сапожник. С сапожником и живет!
Как я стал железнодорожником. Чтобы понять причины моего становления железнодорожником, я должен буду кое в чём повториться. Нужно вернуться в первый послевоенный год - 1946. Я уже писал, что в том году Советское Правительство приняло решение начинать обучение детей в школе с 7 лет. До этого года приём производился только с восьми. Таким образом, в том первом послевоенном году в первый класс пошли дети, которым исполнилось и 7 лет, и те, кому уже было 8. И вот эта двойная “высокая волна” в течение 10 лет прошла по всем школам Советского Союза.
Средняя школа в нашем 20 - тысячном поселке была одна, а начальных - три. Кроме этого, в эту единственную среднюю школу шли учиться дети, окончившие начальные школы в трех ближайших деревнях. Поэтому наш 5 класс уже был с индексом “Е”, но он был не последний, последний был с буквой “И”.
В седьмом классе учителя открытым текстом сказали нам, кому не следует идти в восьмой класс. В то время действовало постановление Правительства об обязательном семилетнем образовании. (Почему-то так и говорили - “семилетнем”, но не “семиклассном”). В старших классах за обучение уже надо было платить деньги. А материально в те годы почти все семьи жили очень плохо. Особенно, многодетные. Тогда семьи, в которых было трое или четверо детей, считались малодетными. В нашей семье, например, детей было семеро. Я по счёту был пятым. На нашей улице жила семья, в которой было 11 детей.
По перечисленным причинам из 9 седьмых классов восьмых получилось три. Интересно вспомнить, что в прошлом 2004 году, когда в Хабаровске я в кругу своих одноклассников отмечал свой 65-летний юбилей, одна из одноклассниц показала нам квитанцию об оплате своей учёбы в восьмом классе. Сумела сохранить! Мы с любопытством рассматривали эту квитанцию, т.к. уже успели надежно подзабыть.
Наш восьмой носил литер “Б”. Так “бэшником” я и окончил школу. Надо сказать, что, когда мы учились в 8 классе (и этих классов, как я уже сказал, было три), то в это же время 9 класс был один, а 10 класса не было вообще. Война! Школа не выпустила в 1954 году ни одного десятиклассника! Отсчитывая назад, приходишь к выводу, что в 1944 году в первый класс пришло очень мало учеников, а в 1951 в 8 классе учиться никто не захотел. Пошли кто работать, кто учиться в техникум. Еще отбрасывая годы назад, приходишь к выводу, что в 1944 году в школу шел 1936 год рождения. Знаем, что эти годы отличались особо массовыми репрессиями. Повлияло на рождаемость?
Но зато в 1956 году только наша школа “выдала на гора”, говоря шахтёрским языком, три десятых класса. До этого года, в связи с малым количеством десятиклассников, почти все выпускники без всякого конкурса поступали в ВУЗы. А тут вдруг такой вал!
Обучаясь в старших классах, я твёрдо знал, что мои родители деньгами обеспечить мою учёбу в ВУЗе не смогут. (В старших классах я был единственным представителем многодетной семьи). А стипендии были тогда (и остаются до сих пор) бедными. На них проучиться было нельзя. Поэтому (и не только поэтому!) мечтал об авиационном военном училище. Тем более, что в то время авторитет военных вообще был очень высоким, а у летчиков он был выше, чем сейчас у космонавтов. На моих тетрадях всегда были нарисованы самолеты (винтовые, реактивных мы тогда ещё не видели и в кино).
Но одно “но”! В нашей стране так бывает часто. О приёме в школу с 7 лет постановление приняли, а разрешить приём в военные училища с 17 лет (т.е. соответственно, на год раньше) не сообразили. Поэтому в училище принимали по-старому, только тех, кому исполнилось 18. В нашем 10-м «б» классе училось 13 мальчишек и 14 девушек. Нас троих недорослей (рожденных в 1939 году) даже на военный учет не поставили, так как и в армию призывали тогда только с 19 лет. Девчата над нами подсмеивались, когда 10 одноклассников - парней поехали в военкомат становиться на военный учет, а мы трое остались в классе, так сказать, продолжать грызть гранит науки.
Надо добавить, что к тому времени мои два старших брата отслужили в армии в авиационных частях (один три года, а второй, самый старший, восемь). Старший был призван в 1944 году в возрасте 16 лет, поэтому он служил в начале за себя, потом - пока подрастёт смена до 19 лет, а потом их ещё надо было обучить. Он был авиамеханик.
Вот они-то неоднократно и разубеждали меня в моём выборе. Приводили примеры по полётам, заканчивающиеся катастрофой. Это тоже повлияло на то, что я к окончанию 10 класса вместе с одним одноклассником решил поступать в Магаданский горный техникум.
....Ещё один интересный факт я “увёз” с собой из Магадана. Гости из Грузии, приезжая в столицу Колымского края, привозили с собой пару чемоданов лаврового листа для торговли. В продаже в магазинах этого листа почему-то не было. Может быть, специально по просьбе тех самых гостей. Продавали по рублю за штуку. Каждый листик стоил рубль. Как сказал рассказчик, привозили два чемодана листочков, увозили два чемодана денег. В последствие мне это помогло понять, почему в Грузии в сравнении с Россией так хорошо жили, что даже про них анекдоты рассказывали. Они свои дары природы продавали в России по рыночной цене, а покупали необходимую технику и другие блага по государственной. Вот эта разница и давала им возможность давать щедро взятки московским и другим чиновникам и жить богаче всех в СССР.....
***
...Квартиру мне дали почти в соответствии с положением “О молодых специалистах”. Через год работы, а точнее, к седьмому ноября, как в советское время было принято, сдавался на втором Хабаровске пятиэтажный 120-квартирный дом. В нём на заседании месткома (так тогда назывался руководящий профсоюзный орган депо) мне была выделена однокомнатная квартира. Я и жена были очень рады. Жена успела пожить за это время с сыном и на частной квартире (со мной, конечно), и у моих родителей в пос. Хор, и у своих родителей в городе Арсеньев, и опять на частной квартире по улице Кронштадтской.
Прошло некоторое время, дом начали уже заселять, а мне не дают ордер. Иду к председателю месткома. Тот просит меня потерпеть, т.к. есть возможность заменить мою однокомнатную квартиру на двухкомнатную. Не возражаю. И точно, дня через три предместкома Никита Селивёрстович Разгон вручил мне ордер на двухкомнатную квартиру. На машине перевозил шифоньер, взрослую и детскую кровати. И всё! Новоселье отмечали сидя на чемоданах в прямом смысле.
Одна деталь. Дом не был газифицирован. Не стояли там и электропечи. В каждой квартире на кухне стояла обычная кирпичная печь, которую надо было топить дровами или углём. Представляете, как носить дрова или уголь на пятый этаж, где мне выделили квартиру! Ванная и туалет были совмещены. Пол - деревянный. Я прожил в этой квартире 12 лет, и пол не рассохся. Признак высокого качества. А печку я потом разобрал и выбросил. Варили на электроплитке.
В этот период мне пришлось убедиться, что власть в городе принадлежит не только партийным и советским органам, но и работникам торговли. У них в руках был дефицит. А это даёт власть не слабее партийной. Только один такой пример. Чтобы жене пойти учиться после академического отпуска, надо было устроить сына в детский сад. В депо этим вопросом ведал профсоюз. Но все мои похождения к председателю месткома кончались безрезультатно. Нет мест, и очередь ещё не подошла. В моей бригаде работал слесарем по ремонту электрооборудования тепловоза Василий Иванович. Его жена работала завотделом в магазине промышленных товаров. В её руках был тот самый всем нужный дефицит. Василий Иванович работал слесарем по третьему разряду. Нужен был четвёртый. Будет больше денег для приобретения того самого дефицита. Он “сообразил” пригласить меня на свой день рождения. Там при разговоре его жена узнала о моей детсадовской проблеме. Сказала, что этот вопрос решается просто, ей надо переговорить с заведующей соседнего с нашим домом садика. Подсказала, что мне нужно будет обратиться к ней завтра в конце рабочего дня.
Обратился. Заведующая сказала, что место в садике для моего ребёнка дадут, но надо направление от месткома. Направление “ с удовольствием” (так выразился Никита Селивёрстович) мне было предоставлено. Так мой сын был устроен в садик. Кстати, а четвёртый разряд тот слесарь не получил. Вначале возразил старший слесарь, мотивируя тем, что он ни теоретически, ни практически ещё до него не дорос. А потом меня перевели работать в цех подъёмочного ремонта.
...В этот период вспоминается и такой случай. Партком должен был по своему плану заслушивать руководителей цехов о проводимой работе в коллективе. Тут и выполнение плана, тут и работа партийной организации, тут и коммунистическое воспитание своих работников. Членом парткома был и Герой социалистического труда. Он при моём отчёте задал мне такой вопрос: ”Почему мой сын до сих пор не вступил в комсомол?” Его сын на тот момент работал в одном из вверенных мне цехов и работал плохо. Но не мог я при членах парткома плохо отзываться о сыне героя, поэтому сказал, что отцу это лучше известно.
Тогда же я сказал членам парткома, что было бы лучше, если бы мне устанавливался план, отпускались на него деньги, а штат работников я набирал сам. Гарантировал, что количество рабочих было бы меньше существующего, а качество выполненного ремонта тепловозов будет выше. На что начальник депо Палихов сказал: ”Смотрите, он капитализма захотел”. Меня удивило: если хорошее делается при капитализме, то значит оно почему-то плохое.
Хочу отметить некоторые моменты из моих воспоминаний о работе с А.М. Палиховым в период его работы начальником депо. Программа подъёмочного ремонта, задаваемая управлением дороги, была одним из основных показателей депо (и дороги) в социалистическом соревновании. Было тогда такое соревнование. Не выполняя этот план, депо автоматически выбывало из всех видов соревнований. Имеется в виду соревнования среди коллективов Дальневосточной дороги и Министерства Путей Сообщения. Выполнение плана такое право дало. Другие необходимые показатели выполнялись и до этого. И нам стали привозить переходящие Красные Знамёна победителей соревнования как дорожные, так и МПС.
После присуждения депо первого места среди коллективов МПС и вручения Знамени начальник депо организовал выезд всех мастеров, причастных к производству подъёмочного ремонта, для отдыха на вечер субботы и целый день воскресенья на Петропавловское озеро. Там была база отдыха ДВЖД. Был организован праздничный ужин. На него подъехал начальник депо вместе с секретарём парткома и председателем месткома. Были тосты за прошлые и будущие успехи. Но кроме этого, Анатолий Матвеевич подходил ко многим персонально и произносил тост за его здоровье. Подходил и ко мне. Говорил, что в том Знамени есть и мой кусочек.
И второе воспоминание. Депо получало уже три квартала подряд переходящее Красное Знамя МПС. Думаю, что именно поэтому Хабаровский Горком КПСС организовал партийную проверку депо со вскрытием всех и, даже более, недостатков. Чтоб не зазнавались! Прибыли в депо инструктора горкома КПСС. Проверяли все первичные партийные организации.
Но это был и конец месяца. В это время при советской власти решалась судьба всех плановых показателей. Штурмовщина! Причём, это стало какой-то нормой, без которой немыслимо существование социалистических предприятий. Именно в конце месяца появлялись те запчасти и материалы, которые бесполезно было искать в первой половине месяца. Первую половину месяца работаем с прохладцей, вторая - штурм!
И вот в период штурма появился у нас в цехе инструктор горкома КПСС. Надо отметить, что авторитет КПСС в то время уже был невелик, поэтому руководителей цехов привязывали ещё и к руководству парторганизацией. (Вот ещё почему требовалось, чтобы руководитель цеха был обязательно членом партии). По этой причине Жуков А.И. - старший мастер поточной линии - был секретарём парторганизации цеха, а я у него - заместителем. Отвечал я за ведение партийной документации и сбор партийных взносов. Инструктору не хотелось ходить по цеху и беседовать с людьми. Тем более, что рабочие все с грязными руками, цех тоже не сиял идеальной чистотой. Короче, не паркетные условия. Сидел инструктор в комнате мастеров, рылся в бумагах, которые ему я и предоставил, и что-то писал себе в блокнот. Постоянно требовал меня для дачи пояснений.
Но конец месяца требовал от меня постоянного движения по депо для контроля хода выполнения работ. Нельзя допустить срыва хоть по одному узлу. А тут инструктор постоянно мешает. В конце концов, он обвинил меня в нежелании ему помогать, а я его - в чистоплюйстве.
Через некоторое время начальника депо вместе с секретарём парткома вызвали с отчётом в горком КПСС. Приглашены были и все члены парткома, и все старшие мастера. Там наших руководителей разнесли в пух и прах. Вопрос ставился и так: “Способны ли вы руководить таким сильным коллективом, как локомотивное депо? Если нет, так и скажите” И это после получения в течение трёх кварталов подряд Переходящих Красных Знамён МПС! Я понимал, что определённый вклад в такое издевательство над руководителями внёс своей “работой” с инструктором ГК КПСС. Ожидал такого же разгрома для себя после того разбора на Пленуме ГК КПСС.
Но начальник уже в депо подошёл ко мне и спросил, всё ли я слышал на том Пленуме. Я сказал, что и многое понял. “Делай правильные выводы”, - спокойно сказал он.
Ещё один пример из его стиля работы. Когда мы стали выполнять план ремонта тепловозов, нам стали начислять и премию. А чтобы получать премию, надо было иметь экономию по фонду заработной платы и по материалам. Разрешалось перерасход по материалам перекрывать экономией фонда зарплаты. Но не наоборот! А при подъёмочном ремонте требуется столько материалов и дорогих запасных частей (они тоже входили в материалы), что если там допустить перерасход даже на пять процентов, перекрыть экономией зарплаты невозможно. Да и увлекаться экономией зарплаты глупо, ведь это семейный доход работников цехов.
Бывало, что при выполнении плана мастера премию не получали, т.к. был тот самый перерасход. Нормировщики ежегодно нормы подрезали. Но мы перерасход допускали редко и не более чем за один месяц. Учёт вели сами и строгий. Но однажды перерасход фондов получился два месяца подряд. Я пошёл разбираться в бухгалтерию. Главный бухгалтер Татьяна Николаевна Зубова, предоставляя мне требования за прошлый месяц, сказала: “Вы стали много брать деталей в заготовительном цехе”. Заготовительный цех делал для нас единичные простейшие прокладки и детали, которые почему-либо отсутствовали в кладовой. Я знаю, что мы там не могли взять более обычного. Поэтому главному бухгалтеру я возразил. Но она посоветовала присмотреться именно к требованиям, выданным агрегатному цеху.
Оказалось, что мастер этого цеха тоже хотел получать премию, и получал. Но как! Он на наших требованиях, где стояло количество затребованных деталей, к примеру, два, ставил по одной цифре спереди и сзади. Получалось, что я затребовал и получил в цех не две детали, а 123. В то время только вошли в продажу японские 4-х цветные шариковые ручки, поэтому мастеру подобрать цвет пасты было просто.
По моему совету такие же проверки сделали и мастера других цехов. Оказалось, что мы не были исключением. Доложили об этом Палихову. Тот собрал всех мастеров депо (а их было около трёх десятков) и спросил у нас, что будем делать с этим мастером. Назвал он это офицерским судом чести. “Офицеры” все как один потребовали изгнать того мастера из депо. “Слышал, - спросил он у виновника торжества,- иди в кадры и пиши заявление“.
Не помню такого ни до этого, ни после. Этот пример, уверен, ещё долго передавался в депо нашим последователям. Желающих так опозориться больше не было. Кстати, после этого случая я стал более внимательно присматриваться ко всем документам на предмет подделки. И однажды выявил, что техник-дефектоскопист сдала мне подделанный больничный лист. Чтобы убедиться в этом, я пошёл в поликлинику к выдавшему этот лист врачу. Когда она увидела больничный лист, с удивлением произнесла: “Как же я могла его выдать на такой срок и без второй подписи”. Я попросил её присмотреться, она ли так всё написала. Тут она и обнаружила подделку. Исправленный документ стал основанием для увольнения прогульщика.
После перевода на тепловозную тягу Хабаровского отделения дороги и в связи с ростом грузопотока на восток и, особенно, в дальневосточные порты участок дороги Архара - Владивосток перевели на автоблокировку. Рос грузопоток. Это значило, что теперь на перегоне между двумя станциями могло находиться много поездов. Столько, сколько там блокировочных участков. Повысилась пропускная способность дороги. Но и появилось “НО”. Если при полуавтоматической блокировке на всём перегоне был только один поезд, то и вес поезда устанавливался такой, какой машинист мог провести по всем подъёмам, в том числе и максимальным (критическим), используя инерцию от максимально допустимой скорости перед подъёмом. С появлением автоматической блокировки и ростом количества поездов станции стали не успевать их пропускать и перерабатывать. Особенно это относилось к станции Хабаровск-2. Поезда стали останавливаться перед станциями. В том числе и на подъёмах, и перед ними. Инерцию использовать машинист в этом случае не мог. Тот вес, который был установлен для полуавтоматической блокировки, стал непосильным при автоматической блокировке.
Тепловоз серии ТЭ-3 по подъёмам должен проходить со скоростью не ниже 21 км/час. Но теперь вынужден был идти со скоростью в два раза ниже. Росла сила тока в тяговых электродвигателях (ТЭД), а в квадрате от него росло количество выделяемого тепла в обмотках двигателя. Короче, двигатели начали перегреваться, изоляция обмоток от перегрева разрушалась, и ТЭД досрочно выходили из строя. Их приходилось менять и ремонтировать. И то и другое требовали больших трудозатрат и материалов для ремонта. Удовольствие очень дорогое. Выход был один - снизить вес поезда. Но это и сейчас невыполнимая задача, а тогда!? От достигнутого только выше! Принцип социалистической экономики. А если учесть, что к тому времени власть во всех управлениях дорог и на их отделениях принадлежала стопроцентно движенцам, которые знали локомотивы, грубо говоря, как кусок металла, то говорить о снижении веса и даже заикаться об этом, было смерти подобно. А как это поймут руководители Крайкома КПСС? Не поймут!!!
К сожалению, даже руководители службы не все это понимали. Машинистов тепловозов, обучая вождению поездов, предупреждали об обязательном выполнении минимально допустимой скорости на подъёмах. Говорили им, что если это невозможно сделать, надо остановиться и затребовать вспомогательный локомотив. Несколько машинистов из депо Облучье так и сделали. Тогда в это депо приехал начальник службы Коц А.М. сел за пульт тепловоза и провёл поезд на участке Архара - Облучье по всем подъёмам. Скорость он не выполнил, но поезд провёл. А на планёрном совещании с локомотивными бригадами в этом депо заявил, что поезда вести без требования резервного локомотива можно. Предупредил, что если ещё кто-нибудь затребует помощь на перегоне, он его снимет с должности. И машинисты повели поезда, не требуя вспомогательного локомотива. Это мы хорошо почувствовали в своём цехе, выдавая тяговые электродвигатели на внеплановые ремонты тепловозов в ущерб своим плановым.
Для меня так и осталось тайной, почему начальник службы пошёл на такой шаг? То ли потому, что не понимал о постепенном пересыхании изоляции обмоток двигателя, т.к. был паровозник, а тепловозный диплом получал, обучаясь на заочном факультете, то ли очень боялся начальника дороги (были и такие начальники служб) и хотел ему угодить такой ценой. А следствием такой работы стал факт ежегодной 100% смены двигателей на всех поездных тепловозах, а на некоторых и более того. Я позже это проанализировал сам.
Когда начали брать двигатели и из числа тех, что готовились под тепловозы, проходящие подъёмочный ремонт, а это срыв плана, снижение премий, зарплаты и т.д., тогда я стал перебирать документы на двигатели с тепловозов, зашедших на наш ремонт. Там были и такие, которые недавно прошли подъёмочный ремонт, но отданы были на тепловозы, стоящие во внеплановом ремонте. Имели малый пробег от ТР-3. Их я после проверки изоляции и обкатки дал команду отдавать на внеплановый ремонт тепловозов.
Нашёлся “бдительный” инженер в службе локомотивного хозяйства, который ранее работал в нашем депо мастером электромашинного цеха. Он поставил вопрос перед руководством службы о моём вредительстве. По его докладу, двигатели выходили из строя не потому, что были перегружены весом поезда, а потому, что я подкатываю неполноценные, не прошедшие подъёмочный ремонт. Меня, но не начальника депо или его зама, вызвали в службу с объяснением. Хорошо, что в службе были не все уровня того инженера, я доказал, что вреда от этого не было. На том и разошлись. Хорошо ещё, что это был не 37 год! Кстати, тот “бдительный” инженер службы локомотивного хозяйства кончал вечерний факультет в институте, а не очный.
А вследствие неудовлетворительного снабжения запасными частями тепловозов пришлось однажды идти на эксперимент. Правилами деповского ремонта такого допускать было нельзя. А суть его в том, что слесари дизельного цеха насосной группы подошли ко мне с шестерёнкой, у которой был износ зубьев такой, что зазор между шестернями привода водяного насоса был выше допустимого. Жалуются, что на складе такой шестерни нет. Главный снабженец депо заявил, что такой шестерёнки нет и на Главном материальном складе дороги. Что делать? Держать дизель в ожидании пока появится та злополучная шестерня? А это ведёт к срыву плана, к снижению зарплат исполнителей многосотенного коллектива цеха по снижению размеров премии, а мастеров - вообще к лишению её. Покрутил я ту шестерню, вижу, что она симметричная. Говорю слесарям: «Разверните её обратной стороной и замерте зазор в зубьях. Замерили - зазор нормальный. Крепите и отправляйте дизель на тепловоз. Никому об этом не рассказывать. Этот дизель и тепловоз я занёс в свою записную книжку в чёрный список. Время покажет: риск был обоснованным. Тепловоз работал по этому насосу без претензий.