Мамяченков Владимир Николаевич, доктор исторических наук,1981-83 начальник вещевой службы в/ч 36273
"... попал я на БАМ совсем даже не по своему желанию...После окончания Свердловского института народного хозяйства мне, как окончившему военную кафедру, присвоили первое офицерское звание «лейтенант» (ВУС - интендантская служба). Воспитанный в духе абсолютного доверия к государству и правящей партии (членом которой тогда состоял), я даже во сне не допускал мысли о том, что меня в мирное время могут снова призвать в армию даже в качестве офицера - ведь до института я уже отслужил срочную 2х-летнюю службу в качестве рядового войск ПВО. Тем не менее, это случилось - в сентябре 1981 года я поехал к своему месту службы в далекий и незнакомый городок под названием Чегдомын, затерянный в глубине Хабаровского края.
Источник https://elar.urfu.ru/bitstream/10995/34061/1/mamyachenkov_2015-vvd.pdf
.. .Оглядываясь назад, я считаю это издевательством со стороны государства - заставить меня отслужить в армии дважды по два года, тогда как многие из моих сверстников не служили там ни дня (это при том, что воинская повинность декларировалась как всеобщая, а служба в армии объявлялась «почетным и священным долгом»). Советское государство как будто лишний раз напоминало мне, что я для него - всего лишь расходный материал, а мою лояльность к нему оно рассматривает просто как мою же очевидную глупость...
И дело не только в моей личной обиде. Разумно ли это было с государственной точки зрения: срывать с места людей, занимающих уже определенное нужное место в экономике страны? Именно на БАМе осенью 1981 года судьба свела нас всех вместе: меня (мастера цеха оборонного завода из Свердловска), Сережу Ершова (начальника цеха с производственного объединения «Днепрошина» из Днепропетровска), Толю Юнчица (главного агронома колхоза под Гатчиной), Леню Брайко (инженера из Ленинградской области) и Толю Пасько. Наши анкетные данные были на удивление схожи: всем по 26-27 лет, все с высшим образованием, все семейные, все члены КПСС, все уже солидные, определившиеся в жизни люди. Думается, именно за такими и охотились тогда работники военкоматов, выполняя разнарядки по призыву: ведь мы не могли как-то уклониться или куда-то убежать. И нам, начни мы артачиться, тут же можно был напомнить о партийном билете, лежащем в нагрудном кармане...
Таким образом, все мы стали жертвами своей наивности и произвола советских чиновников от армии. Нам предстояло провести два года в тяжелых условиях строительства магистрали, будучи в отрыве не только от цивилизации, но и от наших семей. Из нас пятерых только мне и Толе Пасько пришла в голову мысль привезти семью. С моей стороны это было (каюсь) большой ошибкой - в 1982 году после полугода житья в вагончике жена заболела гепатитом, и я тут же отправил ее с дочерью на «Большую землю». Остальные трое даже и не пытались привезти семьи, видя, в каких тяжелых условиях им придется жить.
... В отделе кадров корпуса мне сказали, что служить придется на одной из строящихся станций молодой магистрали в одном из многочисленных железнодорожных батальонов. Сразу неприятно резануло то, что на весь громадный корпус оказалось всего две вакантных должности начальника вещевой службы батальона - ведь из этого следовало, что никакой особой необходимости отрывать меня от гражданской жизни, от работы, от семьи, от годовалой дочери не было. Тем более, что должность начвеща, как я потом узнал, считалась в офицерской среде «блатной» и занять ее с превеликим удовольствием согласились бы многие. В общем, мне на выбор было предложено два места службы: Алонка (мехбат) и Дуссе-Алиньский тоннель (путевой батальон). Алонка мне показалась более обжитой (такую информацию я уже почерпнул в Чегдомынском краеведческом музее), и поэтому я, недолго думая, выбрал в/ч 36273 - один из батальонов 1-й ордена Александра Невского железнодорожной бригады, она же - в/ч 06430.
...утром 22 сентября 1981 года я перешагнул порог КПП в/ч 36273, на два года вперед определив свою жизнь... Первые впечатления были неутешительны: грязные, замызганные солдаты выполняли различные хозяйственные работы, готовя место дислокации батальона к зиме. Дело в том, что в своей «первой», солдатской, армии я был приучен к порядку и чистоте (спасибо нашему старшине) и знал, как должно вестись воинское хозяйство. Здесь же сразу видно было, что в части нет настоящего хозяина, а вопросы солдатского быта явно не являются первоочередной заботой командиров. Лишь много позднее я понял, что в ЖДВ главным и определяющим моментом всей повседневной жизни был производственный ПЛАН. Комбату могли простить многое, но только не невыполнение плана. «Даешь план любой ценой» - это и было, по сути, главным лозунгом всей жизни ЖДВ. И в жертву этому божку приносилось все и вся...
На складе части мне тут же выдали полный комплект обмундирования без всяких ограничений (как же - новый начальник прибыл!). Решился и жилищный вопрос: мне сразу же предоставили койку в офицерском общежитии - невзрачном бараке с удобствами на улице. Впрочем, уже в первые дни выяснилось, что мой предшественник оставляет, уезжая (он тоже был «двухгодичником»), очень даже обжитый вагончик. Это жилье я вскоре и занял. Надо сказать, что большинство семей офицеров и прапорщиков, жили в так называемых СПЗ (по-моему, это расшифровывалось как «Сборно-панельное здание») - бараках с коридорной системой, у которых было два сомнительных преимущества: наличие большого количества соседей и какое-никакое гарантированное теплоснабжение. Но холодной бамовской зимой (не зря регион относился к местностям с особо холодным климатом) нередки были случаи аварий на теплотрассах и, как следствие, замерзание бараков. Поэтому проживание в отдельном утепленном (то есть полузасыпанном землей) вагончике считалось чуть не элитным. Забегая вперед, скажу, что в этом вагончике я прожил полтора года, а затем снова вернулся в общежитие - захотелось человеческого общения.
Первое знакомство с поселком было более позитивным: в продовольственном магазине я увидел то, чего в Свердловске (не самом, кстати, отсталым в смысле снабжения городом) просто, не было. На полках стояли и свободно (свободно!) продавались тушенка, сгущенка, свежее мясо (правда, только баранина), гречневая крупа! Но, к своему великому огорчению я скоро узнал, что отсылка дефицитных видов продовольственных товаров по почте была запрещена (однажды, сколько я, ни упрашивал, так и не приняли пол кило гречки, которую я хотел отправить дочке). Мясо в свободной продажей впервые только на БАМе и увидел - у нас в Свердловске его в магазинах никогда не было, только на рынке (втрое дороже и тоже не всегда).
Лишь позже, присмотревшись, я увидел и очевидные несуразицы таежной жизни, и даже безобразия. Одним из таких безобразий были алонкинские помойки. Дело в том, что в поселке отсутствовали какие-либо коммунальные службы и, например, бытовые отходы и даже нечистоты просто выносились (выливались) на улицу. Если зимой эти горы отходов только портили ландшафт, то летом... Летом это было ужасное зловонное зрелище. И, к тому же, небезопасное - именно из-за вопиющей антисанитарии летом 1982 года на Алонке разыгралась эпидемия гепатита, жертвой которой стала и моя супруга... Помню, по этому поводу меня даже вызывал на допрос какой-то приезжий помощник районного прокурора, от которого я узнал, что тогда на Алонке заразились гепатитом около 50 человек. Когда ситуация становилась совсем уж нестерпимой, помойки существенно уменьшались в объемах и площадях с помощью экскаваторов - благо в ЖДВ они не были в дефиците. И... все начиналось снова. Другим безобразием были туалеты... Впрочем, можно об этом я не буду писать?
...Знакомство с кадровыми партполитработниками оставило противоречивые ощущения - я понял только, что мой предшественник изрядно им насолил и при этом, будучи беспартийным, был для них практически недосягаем. Надо сказать, что всего в батальоне было целых пять (!) должностей партполитработников
Раз уж я заговорил о партполитработе, то хотел бы сразу развеять миф и бамовских политработниках, которые, мол, «были всегда впереди», «воодушевляли», «вели», «направляли» и т.д. Конечно, политработники, как и все мы, грешные, были разные. Разве можно бросить какой-либо упрек, например, ротным замполитам? Да они месяцами не вылезали с трассы, выполняя и несвойственные им производственные функции, всегда были рядом с солдатами, деля с ними все тяготы и испытания службы. Именно там, на трассе строящейся БАМ они были на месте. В то же время «в тылу» пышным цветом расцветали формализм и тоска мнимой партполитработы, сводимой зачастую только к оформлению наглядной агитации. Вот, например, хорошо помню, как проходило отчетно-выборное собрание в парторганизации штаба нашего батальона (оно, кстати, было единственным за год - больше никаких собраний не было и в помине). Секретарь (не помню уж кто) просто зачитал свой отчет годичной (!) давности, даже не обновив фамилий отдельных коммунистов. Все сделали вид, что ничего крамольного не произошло... Спрашивается, а где же были замполит и секретарь парторганизации?
И такой формализм разъедал все и вся...неустанно составлялись планы повседневной партполитработы - замполит майор Казенный как-то пожаловался мне, что у него, бедного, аж указательный палец на правой руке болит от многочасовой работы с... авторучкой. Я ему, конечно, посочувствовал. Кстати, заглянул я как-то в один такой план, а именно план проведения новогодних мероприятий с личным составом части (встречали новый, 1982-й, год). Из этого плана, расписанного на несколько страниц (умели замполиты составлять планы, умели!) следовало, что с солдатами и сержантами в праздничные дни почти ежеминутно проводились какие-либо развлекательные и общественно-политические мероприятия. Особенно, меня развеселили такие развлечения новогодней ночи, как «игры» и «аттракционы» - эти слова вызывали только горькую усмешку. В реальной жизни все эти «игры» и «аттракционы» солдаты в отсутствие замполитов и вообще офицеров придумывали себе сами, и эти развлечения веселили обычно только старослужащих...
Конечно, и среди кадровых партработников были такие, кто в глубине души видел пороки советского общества, осознавал свое бессилие что-то кардинально изменить и стремился, по мере сил, хотя бы не портить жизнь окружающим, старался быть честным перед собой и людьми, искренне переживая за них и помогая им. Именно такими остались в памяти замполит пятой роты Салават Фатхлисламов, последний (для меня) секретарь парторганизации батальона Валентин Сафронов и инструктор политотдела капитан Авдеев...
Да, надо прямо сказать, что с частью мне не повезло. Батальоном тогда командовал майор Галка. Главной отличительной чертой характера этого очень амбициозного и малообразованного (уже командуя батальоном он не имел за плечами даже законченного военного училища) человека был безудержный карьеризм - похоже, что больше всего на свете его интересовали звезды на своих погонах и деньги. Все его подчиненные для него были просто личный состав, с помощью которого он делал свою карьеру. Он никогда не снисходил до того, чтобы поприсутствовать на каком-нибудь общем празднике, никогда не общался с семьями офицеров и прапорщиков, одним словом - избегал неформальных контактов и держал максимальную дистанцию от всех своих сослуживцев. Для них (можно сказать - для нас) он оставлял только одно - беспощадную требовательность. Правда, было у Галки и одно несомненное достоинство - он практически не пил сам и терпеть не мог любителей спиртного.
Хватало в нашем батальоне и различных дисциплинарных нарушений и даже происшествий с тяжелым, как принято говорить, исходом. За два года моей службы в батальоне два военнослужащих погибли (рядовой Вахтин застрелился на посту, а рядовой Рахимов при невыясненных обстоятельствах попал под БТСку), один - рядовой Хасаншин - осужден к 4-м годам строгого режима «за дезертирство». После гибели Рахимова прямо на месте ведения работ загадочно пропал без вести рядовой Иванов. Я его немного знал, он был из Ижевска. Его так никогда и не нашли, а в батальоне долго циркулировали слухи о том, что с ним расправилось «южное» землячество - по несчастью Иванов и был водителем той злосчастной БТСки. .. Особенно мне жаль Хасаншина - я-то знаю, что бежал он от голода, издевательств и побоев старослужащих (добежал, кстати, аж до Тюмени, где был задержан нарядом комендатуры). Ему бы и на суде об этом прямо надо было сказать. Но его цинично обманули, посоветовав признаться просто в «желании дезертировать из рядов Вооруженных Сил» и пообещав незначительное наказание. В результате - сломанная жизнь. Где-то он, сердечный, сейчас?
Но все эти события никак не сказались на карьере майора Галки. По моим сведениям, он и дальше успешно продвигался по службе. Кстати, он сразу понял, что с «личным составом» план не выполнишь (а это ведь было главное в ЖДВ, разве конкретные люди и их судьбы были кому-то нужны?). Поэтому он навербовал на своей Родине - в Запорожье - гражданских специалистов - шоферов, бульдозеристов, экскаваторщиков и тщ. под началом своего родственника - некоего Бородавки (неплохой, кстати, был мужик, ничего не скажу, играли с ним в шахматы иногда). В этой бригаде было около 40 классных специалистов - в основном благодаря ним и выполнялся план. Зарплаты в бригаде, по словам рабочих, были не более 500 руб. (у большинства, по крайней мере). Правда, и текучка кадров в бригаде была высокой - не все выдерживали тяжелые условия работы и проживания. Я едва успевал выдавать со склада и списывать им рабочую одежду, что входило в мои служебные обязанности.
... в мои обязанности входило два серьезных момента: во-первых, обеспечение личного состава батальона вещевым имуществом, а во-вторых, банно-прачечное обслуживание рядового и сержантского состава. Но, надо честно сказать, что к полноценному исполнению своих должностных обязанностей начальника вещевой службы я поначалу оказался просто не готов (видимо, так нас учили в «гражданском» ВУЗе). Поэтому многому приходилось учиться на ходу. Но это еще бы ничего - учиться я, скажу не хвастаясь, умею. Хуже было то, что общая обстановка в части была, мягко сказать, не слишком доброжелательной. Я уж не говорю о том, что сколоченного воинского коллектива не было и в помине. Думаю, что эта «традиция» так и сохранилась в батальоне до его расформирования... Иначе не написал бы один из проверяющих после передислокации части на Алтай такой убийственный вывод: «Батальон полностью деморализован».
Все это усугублялось экстремальными условиями - ведь батальон не просто нес службу, он РАБОТАЛ, он создавал громадную материальную ценность - Байкало-Амурскую магистраль. Естественно, что и сроки службы вещевого имущества здесь были гораздо меньше нормативных. Например, постельное белье просто «горело», да к тому же его использовали на подворотнички, а нередко и просто разворовывали - ведь в стране уже четко обозначился в том числе и дефицит постельного белья... Правда, иногда из специального фонда УЖВ можно было получить некоторые виды имущества, но обычно это были только солдатские сапоги.
Да что там белье - нередко даже парадные мундиры солдат и сержантов приходили в негодность и утрачивались - ведь их (как и все ротное имущество) старшинам рот приходилось перевозить с одного места работ на другое. ...Ох, уж эти «парадки»! И вечно-то их не хватало! Действительно, попробуй, сохрани их два года (как и шинели, кстати). Помню, в июне 1983-го приехали дембеля с трассы. В одной роте старшина (или ротный - уже не помню) наврал им, что «парадки» ждут их на складе батальона, то есть перевел стрелки на меня. А за ротой у меня по учету этих «парадок» и так было немерено - на три года вперед. Дембеля целый вечер пытались уломать меня, чтобы выдал я им новые парадки. А я не мог... Не мог! До сих пор чувствую себя перед ними виноватым, хотя больше всего виновато было их ротное начальство. Кстати, дембеля - они на то и дембеля... Все равно где-то все раздобыли себе «парадки»...
Все это вместе - «бельевой» дефицит в стране, халатное отношение прямых начальников к быту солдат и суровые условия службы - приводили к тому, что личный состав нередко имел самый невзрачный вид, не говоря уже о какой-то молодцеватости и строевой выправке. В Интернете я нашел литературную запись, сделанную женой бывшего рядового ЖДВ (видимо, сам бывший строитель «стройки века» не в силах был литературно описать то, что он увидел на БАМе в первые дни службы...). На мой взгляд, запись эта вполне соответствует действительности. Вот эта запись: «После бани им выдали обмундирование и построили. Зрелище было далеко не похожим на то, что можно было видеть в то время в программе «Служу Советскому Союзу» - измученные, перепуганные, сопливые мальчишки в военной форме не по их размеру.
У кого-то проблемы со зрением, у кого-то со слухом, кто-то всё ещё «ходит» под себя, кто-то ростом не вышел и утонул в шинели на столько, что её рукава где-то ниже колен. Создавалось впечатление, что здесь не действуют правила призыва, исключающие негодных для службы. У некоторых была дома семья и дети, кому-то служить запрещала вера, но, тем не менее, в армию их призвали. У мужа с детства было отбито часть локтя, и он мог свободно откосить. Но программа «Служу Советскому Союзу» была его любимой и не пойти в армию в то время было позором. Поэтому он каждый раз на комиссии отжимался от пола перед докторами, чтобы доказать, что он годен к службе. Потом он не раз пожалел об этом, но об этом позже.
Первое время они спали по четверо на двух койках, не снимая верхней одежды. Валенки (те, что им привезли вначале, позже выдали сапоги, но они почти никому не подошли по размеру, все маленькие были) тоже не снимали, не только потому, что так было теплее, но и ...кто-то начал в них шкодить, то ли деды так прикалывались, то ли кто-то из молодых так прятал своё нежелание выходить на мороз. И не только на мороз, но и вообще идти к туалету, так как там их постоянно пасли, чтобы отобрать ремни или поменять свою старую форму на новую. Не желающих меняться метелили почём попало...»
...Подобное отношение к солдатам и я наблюдал на БАМе, к сожалению, нередко. И это были не «отдельные случаи неуставных взаимоотношений между военнослужащими», как сейчас (и тогда!) многие пытаются изобразить. Во всех этих безобразиях проявлялось глубинное свойство советской системы - неуважение к Человеку, будь он в штатском костюме или военной форме. Причем неуважение не только со стороны государства к людям, но и неуважение самих людей друг к другу.
Вспоминается, как где-то весной 1983 года наш комбат Галка на утреннем разводе сообщил, что в батальоне, дислоцирующемся на Этыркене, «снова произошло самоубийство». (Впоследствии, кстати, выяснилось, что все было еще ужаснее - старослужащие насмерть забили молодого сослуживца и, чтобы скрыть следы преступления, имитировали самоубийство.) Только комбат закончил свое сообщение словами: «Смотрите же за личным составом! Нам еще этого не хватало в батальоне!», как тут же один из офицеров - капитан Кучеров - услужливо - успокоительно поддакнул: «Это, товарищ майор - я где-то читал - природа избавляется от слабых духом». По шеренгам офицеров и прапорщиков прокатился легкий смешок...
В этой связи нельзя не вспомнить о рукоприкладстве - и в солдатской среде и со стороны офицеров и прапорщиков в отношении солдат. Это омерзительное явление было (было!) достаточно широко распространено и вполне открыто считалось «воспитательной» мерой. При этом оно фактически никак не осуждалось, а, скорее, даже наоборот - негласно поощрялось. Среди офицеров и прапорщиков ходила мерзкая шутка о том, как некий командир во всеуслышание произнес, обращаясь к солдатам, такую фразу: «У нас за рукоприкладство статья есть. Так я вас, козлов, ногами бить буду - за НОГОприкладство у нас статьи нет». Однажды я прямо спросил заместителя начальника штаба нашего батальона: «Доколе в батальоне будет процветать все это скотство?» Гена Дресвянников (очень даже неплохой был парень, кстати) так вот прямо мне и ответил: «Если бы, Володя, это были отдельные проявления, то можно было бы с ними как-то бороться. Но ты сам видишь: это явление массовое».
Однажды моего сапожника (в составе вещевой службы была и сапожная мастерская) стали регулярно избивать «деды». .. Вскоре служба нас развела, но на этом история не завершилась. Уже ближе к концу срока службы я снова встретился с Дадажоном (так, помнится, звали этого парнишку-узбека) при интересных обстоятельствах - случайно зашел в столовую и увидел, как один старослужащий довольно нагловато гоняет по залу молодежь. С немалым удивлением узнал в нем Дадажона. Узнал и он меня. И когда я его спросил, что это он так «оборзел» и не забыл ли он, как над ним самим издевались «старики», то услышал в ответ: «Так я тогда был молодой, а теперь мне ПОЛОЖЕНО». Вот так бывшие жертвы порой превращаются в палачей...
Что же касается банно-прачечного обслуживания, то с ним у меня связаны особые воспоминания... Меня вызвал комбат и приказал ни много ни мало построить баню на месте проведения работ. Мои возражения типа «...я ведь не строитель, товарищ майор, а экономист по гражданской специальности» были отметены в категоричной форме. Я прекрасно понимал, почему комбат решил поручить мне такое необычное для меня задание. ..Ближе к Новому 1983-му году батальон получил двадцать с чем-то полушубков (в 1982 году они были уже дефицитом) и я распорядился ими, как мне велела совесть. А рассудил я так: у начальников эти полушубки, конечно, есть (даже если по учету они и не значились), а вот кто обеспечит молодых лейтенантов? Взял да и... обеспечил всю молодежь в батальоне в первую очередь.
Что дальше было - можете себе представить...(Свой полушубок я предварительно сдал на склад, чтобы в меня пальцем не тыкали). Комбат же орал на меня так, что стекла в штабе чуть не повылетали (это он умел). Сейчас вспоминаю этот эпизод - и сам удивляюсь своей лейтенантской смелости... Но дело-то было в том, что никаких инструкций я не нарушил (кроме одной негласной - весь дефицитный товар в батальоне распределять только по указанию командира). А поэтому в своем рапорте я так и написал: «Да, сделал то-то и то-то... Согласен нести ответственность». Чтобы как-то выместить на мне свое раздражение, комбат и дал мне заведомо провальное, как ему казалось, для меня задание.
...Никогда не забуду тот февраль 1983-го... Мороз стоял около минус 30 градусов. В вагончиках и солдатских палатках безостановочно раскалялись печи. У нас в вагончике под потолком офицеры и прапорщики спали в одних трусах (такая там была жара), а на полу стоял лед... Я приподнял свою солдатскую кровать повыше, на метр с чем-то от пола, и спал на ней, не раздеваясь, в шинели, только снимая валенки. В моем распоряжении было четверо солдат, четыре топора и две пилы... И что вы думаете - сделали мы эту чертову баню! Котел для воды сварил батальонный сварщик - гражданский специалист, а вместо воды загружали мы котел... льдом. Дело в том, что протекающая рядом речка промерзла до дна! Всю жизнь буду помнить, как я солдатами валил деревья и остругивал их, как вместе с ними грелся у костра. А сержант Шароватов из Красноярска, пожаловавшись, что у него на ноге вскочила «бамовская роза» (эта неприятная кожная болезнь называется стрептодермия - объяснил потом наш врач), добавил: «Прав был мой дядька. Когда провожал меня в армию, сказал: «Не боись, племянник. Армия - это примерно то - же, что и тюрьма. Только немножко хуже...»».
...И все-то мы преодолели, и баню построили за 10 назначенных нам суток. И помылся там весь батальон. И комбат после этого даже как-то подобрел ко мне, а комбриг Романьков даже пожал руку... ...Кстати таких парней, как сибиряк сержант Шароватов в батальоне были считанные единицы. Вот ведь тоже одна из загадок БАМа: зачем для службы в особо холодном регионе призывали ребят в основном из «теплых» азиатских и закавказских республик СССР? А ведь ребята с Урала и из Сибири работали бы в тех условиях гораздо лучше и им не надо было бы адаптироваться к холодным зимам. (Кстати, я специально уточнял: ребят с Урала - моих земляков - в батальоне служило всего 3-4 человека.)
Вот так мы служили и одновременно работали... Если саму службу уже считать работой, то воины ЖДВ работали вдвое больше представителей других родов войск. Что же они получали за свой труд? Начну с рядовых и сержантов. Подтверждаю: да, солдатам на БАМе платили, но, сколько - вот в чем вопрос. Я лично неоднократно видел ведомости солдатских зарплат (благо наш начфин лейтенант Саша Рогулин жил тут же в общежитии). Так вот, в редких случаях эти зарплаты достигали 70-80-100 рублей, а зачастую они составляли 20, 30 и 40 руб., а то и этого не было. Если хотите знать, то первым моим шоковым впечатлением от БАМа было впечатление от выдачи премий солдатам по итогам сентября месяца 1981 года. В начале октября я в первый раз приехал на трассу (батальон как раз заканчивал отсыпку насыпи на Этыркене) и сразу после завтрака присутствовал на вручении премий наличными солдатам и сержантам прямо, что называется, на месте работ.
Проводил это вручение секретарь партийной организации батальона (была, как я уже писал, такая халявная должность в батальоне - знай за все болей и ни за что не отвечай!) майор Ромин. Меня поразило явное несоответствие между торжественностью мероприятия (общее построение батальона и т.д.) и ничтожностью «премии», равнявшейся... 3 (трем!) рублям... На полном серьезе этот майор провозглашал: «Рядовой экскаваторщик такой-то награждается премией - три рубля!». Батальон
аплодировал... А мне казалось, что я попал в сумасшедший дом... (В дальнейшем это ощущение посещало меня все чаще вплоть до завершения службы.)
И так было везде. В Одноклассниках можно найти воспоминания солдат ЖДВ, касающихся и оплаты их нелегкого труда. Например, солдат-геодезист из в/ч 33007 вспоминает, что получал 20-30 руб., а другой рядовой (дежурный электрик) из в/ч 26485 получал всего 15-20 руб. При этом он замечает: «...и то деды отбирали. Не густо, если учесть, что работали сутки через сутки. Кожа на руках вместе с проводами слезала... Зимой ощущения еще те. На руках наросты - 220 вольт не пробивало. Мы были рабы».
А за что служили и работали офицеры? Они, конечно, были разные и стимулы, движущие ими - соответственно тоже. Общим у «кадровых» было то, что они клятвенно обязались служить СИСТЕМЕ, которая оказалась порочной и в конце концов бесславно развалилась... (Для кого-то это - «геополитическая катастрофа», для думающих людей - неотвратимый финал полностью дискредитировавшего себя государства). Большинство из «кадровых» тянули свою лямку, руководствуясь такими стимулами, как: смутное понятие «долга», возможность командовать другими людьми и... получение материальных благ. Причем третий стимул был очень даже, по моим наблюдениям, немаловажным. В конце 1970-х-начале 1980-х страна уже содрогалась в муках системного кризиса, а на БАМе было еще относительно неплохое снабжение. Кадровый служивый народ набивал карманы, прикупал постельное белье, ковры и хрусталь и терпеливо накапливал «целевые» вклады на автомобили. (Была такая льгота для служивших и работавших на БАМе - за 2 года можно было накопить на «Жигули» и получить право (!) купить их прямо с завода. Помнится, что ежемесячные отчисления на это вклад составляли 235 рублей). А кто-то просто уныло складывал деньги «на книжку».
Какие были деньги? Молодой лейтенант сразу после окончания училища получал 120 руб. за звание и примерно столько же - за должность. Плюс продовольственный паек и вещевое обеспечение. (Вместо пайка можно было получать деньги - 40 руб., но так поступали только двухгодичники. Ведь паек (плюс доппаек) включал в себя 6 кг мяса, 1,5 кг сливочного масла, много картошки, консервов, специй и т.д. и тл.) Плюс иногда платили премии (ЖДВ-то ведь были войсками «хозрасчетными»). Плюс подоходный налог тогда с военнослужащих не взимался. Плюс надбавки за бамовский стаж. Одним словом, будучи старшим лейтенантом по второму году службы, я в месяц на руки получал где-то 340 рублей. (Напомню, у доцента, кандидата наук в ВУЗе тогда был оклад 320 руб., то есть на руки выходило где-то до 280 руб.). Офицеры в звании майора и выше получали по 500 руб. и более.
Смею утверждать, что возможность отовариться «дефицитом» была важным (если не главным) фактором, который удерживал многих на БАМе и мирил их со всеми невзгодами и жуткими неудобствами (одно отсутствие теплых туалетов чего стоило! Даже в штабе бригады! А ведь там немало женщин служило...). Это сейчас молодежь не знает, что такое товарный дефицит, а я хорошо помню его. К примеру: 1980 год, я недавно женился и заканчиваю институт. Иду в мебельный магазин, чтобы купить хотя бы скромненький гарнитур на кухню. «Нет» - говорят мне. «Тот, что на витрине - это экспонат. Хотите что-то купить - записывайтесь в очередь... каждый первый четверг месяца. Очередь лучше занимать с вечера...». Такие вот грустные дела. Захотел я как-то, купить обычной краски для пола - пришлось двое суток отмечаться в очереди. (Купил, только сунув трояк хмырю-грузчику).
А вот офицеры-двухгодичники - это уже другая тема. Абсолютное большинство из нас рассматривали свой призыв на два года в лучшем случае как неприятное жизненное событие и тяготились этим. Желающих после службы «остаться в кадрах» мы просто не понимали. Кстати, таких в нашем батальоне было всего трое, и все «осели» в инженерной службе. Один из них - явный неудачник по жизни - в приватном разговоре со мной как-то пооткровенничал: «Знаю, что меня тут недолюбливают. Но кем бы я был на «гражданке»? А здесь (он понизил голос до полушепота) у меня на книжке уже 12 тысяч». Излишне спрашивать, что стало с его тысячами, когда началась «перестройка» и деньги обесценились...
Выше я упомянул об офицерском пайке и доппайке. А как обстояло дело с питанием солдат и сержантов? Советская пропаганда во все времена утверждала, что «... в армии кормят отлично» (лично мной услышанные слова из передачи «Служу Советскому Союзу!»). На самом деле, конечно, ничего «отличного» в питании «низших чинов» ЖДВ не наблюдалось, как, впрочем, и во всей Советской Армии. В этой связи вспоминаю свою «первую», солдатскую армию. Те два года (1974-1976) я провел в одном из зенитно-ракетных дивизионов войск ПВО страны, который дислоцировался на южном берегу Крыма близ Алушты. Там я увидел почти идеальную армию: сплоченный коллектив офицеров и прапорщиков, строгого и заботливого старшину, достаточно образованных и физически развитых солдат. Все это в сочетании с прекрасными природно-климатическими условиями создавало отличное настроение и желание служить Родине. Но питание... Честно говоря, и там оно оставляло желать лучшего, хотя (голову даю на отсечение) старшина ничего не уворовывал из солдатского котла...
На БАМе же даже в праздничные дни солдатский рацион существенно не менялся. ...в августе 1982 года я поехал на трассу с вещевым имуществом и заодно - с «праздничной» добавкой к обеду. Эта добавка состояла из томатного сока и конфет-карамелек из расчета одна кружка сока и 2-3 карамельки на человека. И это убожество называлось «праздничным обедом»! Я не помню, чтобы вопросы питания, вещевого обеспечения и быта солдат и сержантов были предметов обсуждения совещаний офицеров и прапорщиков и партийных собраний. Как почти не помню и того, чтобы командование батальона лично проверяло качество пищи, которое, мягко говоря, было не лучшим. Дежурные по части, как правило, не присутствовали при закладке продуктов в котлы и тоже ничего не контролировали. В результате старослужащие (а в столовой, естественно, верховодили они) занимались в основном обеспечением самих себя и своих сотоварищей. Молодежи оставалось то, что оставалось... Если вообще оставалось...
Да о каком контроле со стороны офицеров может идти речь, если некоторые из них и сами были не прочь поживиться за счет солдатского пайка! Например, летом 1983 года (батальон тогда вел работы на Меуне) с места работ пришло тревожное сообщение о том, что продуктов осталось на 3 дня. Сообщение меня удивило, так как, по данным продслужбы, продуктов на месте работ должно было хватить еще на 10 дней. К тому же на месте работ находился и сам начпрод - молодой (только из Вольского училища) лейтенант Бырев. Пришлось срочно «лететь» на трассу. То, что я там увидел, повергло меня в шок: склад и вправду был почти пуст. В ответ на мое возмущение и недоуменный вопрос: а где же большая часть продовольствия (прежде всего - тушенка)? лейтенант Бырев беспомощно ответил, что не знает... Быстро проведенное мной расследование установило постыдный факт: почти вся тушенка (по инициативе некоторых офицеров и при полном содействии Бырева) «ушла» гражданским рабочим в обмен на спирт...
Обычная поездка «на трассу» порой превращалась в немалое испытание и воли, и нервов, и твоего физического состояния - ведь предстояло преодолеть (нередко - в кузове автомобиля!) от 100 до 400 километров... Уже в первую свою поездку до Этиркена и обратно осенью 1981 года чего я только не увидел по дороге! И только что перевернувшийся КрАЗ, и брошенный бензовоз, и даже безнадежно, «по уши», увязший в грязи... «Ураган» (кто знает, ЧТО это за машина, тот поймет, КАКОЕ бездорожье было на БАМе)
...Заканчивая свое повествование, хотел бы сказать, что два бамовских года сыграли значительную роль в моей жизни. Наверное, только там, на этой гигантской стройке, я воочию увидел все противоречия, раздиравшие (и, в конце концов, разодравшие) Советский Союз. То, что я увидел на БАМе, не только, к сожалению, не способствовало росту уважения к своей стране - скорее, наоборот, именно там наступило горькое разочарование в СИСТЕМЕ. Святая Вера в безгрешность идеалов социализма постепенно тускнела и до этого, а БАМ уничтожил ее безжалостно и окончательно. Поэтому для меня пребывание на БАМе - это, прежде всего, мучительный процесс прощания с иллюзиями по поводу нашего «самого справедливого и гуманного на свете» государства. Это послебамовское ощущение хорошо передал одной фразой один из бывших рядовых строителей магистрали Леонид Смыковский: «До сих пор учусь любить человечество»
Источник https://elar.urfu.ru/bitstream/10995/34061/1/mamyachenkov_2015-vvd.pdf
.. .Оглядываясь назад, я считаю это издевательством со стороны государства - заставить меня отслужить в армии дважды по два года, тогда как многие из моих сверстников не служили там ни дня (это при том, что воинская повинность декларировалась как всеобщая, а служба в армии объявлялась «почетным и священным долгом»). Советское государство как будто лишний раз напоминало мне, что я для него - всего лишь расходный материал, а мою лояльность к нему оно рассматривает просто как мою же очевидную глупость...
И дело не только в моей личной обиде. Разумно ли это было с государственной точки зрения: срывать с места людей, занимающих уже определенное нужное место в экономике страны? Именно на БАМе осенью 1981 года судьба свела нас всех вместе: меня (мастера цеха оборонного завода из Свердловска), Сережу Ершова (начальника цеха с производственного объединения «Днепрошина» из Днепропетровска), Толю Юнчица (главного агронома колхоза под Гатчиной), Леню Брайко (инженера из Ленинградской области) и Толю Пасько. Наши анкетные данные были на удивление схожи: всем по 26-27 лет, все с высшим образованием, все семейные, все члены КПСС, все уже солидные, определившиеся в жизни люди. Думается, именно за такими и охотились тогда работники военкоматов, выполняя разнарядки по призыву: ведь мы не могли как-то уклониться или куда-то убежать. И нам, начни мы артачиться, тут же можно был напомнить о партийном билете, лежащем в нагрудном кармане...
Таким образом, все мы стали жертвами своей наивности и произвола советских чиновников от армии. Нам предстояло провести два года в тяжелых условиях строительства магистрали, будучи в отрыве не только от цивилизации, но и от наших семей. Из нас пятерых только мне и Толе Пасько пришла в голову мысль привезти семью. С моей стороны это было (каюсь) большой ошибкой - в 1982 году после полугода житья в вагончике жена заболела гепатитом, и я тут же отправил ее с дочерью на «Большую землю». Остальные трое даже и не пытались привезти семьи, видя, в каких тяжелых условиях им придется жить.
... В отделе кадров корпуса мне сказали, что служить придется на одной из строящихся станций молодой магистрали в одном из многочисленных железнодорожных батальонов. Сразу неприятно резануло то, что на весь громадный корпус оказалось всего две вакантных должности начальника вещевой службы батальона - ведь из этого следовало, что никакой особой необходимости отрывать меня от гражданской жизни, от работы, от семьи, от годовалой дочери не было. Тем более, что должность начвеща, как я потом узнал, считалась в офицерской среде «блатной» и занять ее с превеликим удовольствием согласились бы многие. В общем, мне на выбор было предложено два места службы: Алонка (мехбат) и Дуссе-Алиньский тоннель (путевой батальон). Алонка мне показалась более обжитой (такую информацию я уже почерпнул в Чегдомынском краеведческом музее), и поэтому я, недолго думая, выбрал в/ч 36273 - один из батальонов 1-й ордена Александра Невского железнодорожной бригады, она же - в/ч 06430.
...утром 22 сентября 1981 года я перешагнул порог КПП в/ч 36273, на два года вперед определив свою жизнь... Первые впечатления были неутешительны: грязные, замызганные солдаты выполняли различные хозяйственные работы, готовя место дислокации батальона к зиме. Дело в том, что в своей «первой», солдатской, армии я был приучен к порядку и чистоте (спасибо нашему старшине) и знал, как должно вестись воинское хозяйство. Здесь же сразу видно было, что в части нет настоящего хозяина, а вопросы солдатского быта явно не являются первоочередной заботой командиров. Лишь много позднее я понял, что в ЖДВ главным и определяющим моментом всей повседневной жизни был производственный ПЛАН. Комбату могли простить многое, но только не невыполнение плана. «Даешь план любой ценой» - это и было, по сути, главным лозунгом всей жизни ЖДВ. И в жертву этому божку приносилось все и вся...
На складе части мне тут же выдали полный комплект обмундирования без всяких ограничений (как же - новый начальник прибыл!). Решился и жилищный вопрос: мне сразу же предоставили койку в офицерском общежитии - невзрачном бараке с удобствами на улице. Впрочем, уже в первые дни выяснилось, что мой предшественник оставляет, уезжая (он тоже был «двухгодичником»), очень даже обжитый вагончик. Это жилье я вскоре и занял. Надо сказать, что большинство семей офицеров и прапорщиков, жили в так называемых СПЗ (по-моему, это расшифровывалось как «Сборно-панельное здание») - бараках с коридорной системой, у которых было два сомнительных преимущества: наличие большого количества соседей и какое-никакое гарантированное теплоснабжение. Но холодной бамовской зимой (не зря регион относился к местностям с особо холодным климатом) нередки были случаи аварий на теплотрассах и, как следствие, замерзание бараков. Поэтому проживание в отдельном утепленном (то есть полузасыпанном землей) вагончике считалось чуть не элитным. Забегая вперед, скажу, что в этом вагончике я прожил полтора года, а затем снова вернулся в общежитие - захотелось человеческого общения.
Первое знакомство с поселком было более позитивным: в продовольственном магазине я увидел то, чего в Свердловске (не самом, кстати, отсталым в смысле снабжения городом) просто, не было. На полках стояли и свободно (свободно!) продавались тушенка, сгущенка, свежее мясо (правда, только баранина), гречневая крупа! Но, к своему великому огорчению я скоро узнал, что отсылка дефицитных видов продовольственных товаров по почте была запрещена (однажды, сколько я, ни упрашивал, так и не приняли пол кило гречки, которую я хотел отправить дочке). Мясо в свободной продажей впервые только на БАМе и увидел - у нас в Свердловске его в магазинах никогда не было, только на рынке (втрое дороже и тоже не всегда).
Лишь позже, присмотревшись, я увидел и очевидные несуразицы таежной жизни, и даже безобразия. Одним из таких безобразий были алонкинские помойки. Дело в том, что в поселке отсутствовали какие-либо коммунальные службы и, например, бытовые отходы и даже нечистоты просто выносились (выливались) на улицу. Если зимой эти горы отходов только портили ландшафт, то летом... Летом это было ужасное зловонное зрелище. И, к тому же, небезопасное - именно из-за вопиющей антисанитарии летом 1982 года на Алонке разыгралась эпидемия гепатита, жертвой которой стала и моя супруга... Помню, по этому поводу меня даже вызывал на допрос какой-то приезжий помощник районного прокурора, от которого я узнал, что тогда на Алонке заразились гепатитом около 50 человек. Когда ситуация становилась совсем уж нестерпимой, помойки существенно уменьшались в объемах и площадях с помощью экскаваторов - благо в ЖДВ они не были в дефиците. И... все начиналось снова. Другим безобразием были туалеты... Впрочем, можно об этом я не буду писать?
...Знакомство с кадровыми партполитработниками оставило противоречивые ощущения - я понял только, что мой предшественник изрядно им насолил и при этом, будучи беспартийным, был для них практически недосягаем. Надо сказать, что всего в батальоне было целых пять (!) должностей партполитработников
Раз уж я заговорил о партполитработе, то хотел бы сразу развеять миф и бамовских политработниках, которые, мол, «были всегда впереди», «воодушевляли», «вели», «направляли» и т.д. Конечно, политработники, как и все мы, грешные, были разные. Разве можно бросить какой-либо упрек, например, ротным замполитам? Да они месяцами не вылезали с трассы, выполняя и несвойственные им производственные функции, всегда были рядом с солдатами, деля с ними все тяготы и испытания службы. Именно там, на трассе строящейся БАМ они были на месте. В то же время «в тылу» пышным цветом расцветали формализм и тоска мнимой партполитработы, сводимой зачастую только к оформлению наглядной агитации. Вот, например, хорошо помню, как проходило отчетно-выборное собрание в парторганизации штаба нашего батальона (оно, кстати, было единственным за год - больше никаких собраний не было и в помине). Секретарь (не помню уж кто) просто зачитал свой отчет годичной (!) давности, даже не обновив фамилий отдельных коммунистов. Все сделали вид, что ничего крамольного не произошло... Спрашивается, а где же были замполит и секретарь парторганизации?
И такой формализм разъедал все и вся...неустанно составлялись планы повседневной партполитработы - замполит майор Казенный как-то пожаловался мне, что у него, бедного, аж указательный палец на правой руке болит от многочасовой работы с... авторучкой. Я ему, конечно, посочувствовал. Кстати, заглянул я как-то в один такой план, а именно план проведения новогодних мероприятий с личным составом части (встречали новый, 1982-й, год). Из этого плана, расписанного на несколько страниц (умели замполиты составлять планы, умели!) следовало, что с солдатами и сержантами в праздничные дни почти ежеминутно проводились какие-либо развлекательные и общественно-политические мероприятия. Особенно, меня развеселили такие развлечения новогодней ночи, как «игры» и «аттракционы» - эти слова вызывали только горькую усмешку. В реальной жизни все эти «игры» и «аттракционы» солдаты в отсутствие замполитов и вообще офицеров придумывали себе сами, и эти развлечения веселили обычно только старослужащих...
Конечно, и среди кадровых партработников были такие, кто в глубине души видел пороки советского общества, осознавал свое бессилие что-то кардинально изменить и стремился, по мере сил, хотя бы не портить жизнь окружающим, старался быть честным перед собой и людьми, искренне переживая за них и помогая им. Именно такими остались в памяти замполит пятой роты Салават Фатхлисламов, последний (для меня) секретарь парторганизации батальона Валентин Сафронов и инструктор политотдела капитан Авдеев...
Да, надо прямо сказать, что с частью мне не повезло. Батальоном тогда командовал майор Галка. Главной отличительной чертой характера этого очень амбициозного и малообразованного (уже командуя батальоном он не имел за плечами даже законченного военного училища) человека был безудержный карьеризм - похоже, что больше всего на свете его интересовали звезды на своих погонах и деньги. Все его подчиненные для него были просто личный состав, с помощью которого он делал свою карьеру. Он никогда не снисходил до того, чтобы поприсутствовать на каком-нибудь общем празднике, никогда не общался с семьями офицеров и прапорщиков, одним словом - избегал неформальных контактов и держал максимальную дистанцию от всех своих сослуживцев. Для них (можно сказать - для нас) он оставлял только одно - беспощадную требовательность. Правда, было у Галки и одно несомненное достоинство - он практически не пил сам и терпеть не мог любителей спиртного.
Хватало в нашем батальоне и различных дисциплинарных нарушений и даже происшествий с тяжелым, как принято говорить, исходом. За два года моей службы в батальоне два военнослужащих погибли (рядовой Вахтин застрелился на посту, а рядовой Рахимов при невыясненных обстоятельствах попал под БТСку), один - рядовой Хасаншин - осужден к 4-м годам строгого режима «за дезертирство». После гибели Рахимова прямо на месте ведения работ загадочно пропал без вести рядовой Иванов. Я его немного знал, он был из Ижевска. Его так никогда и не нашли, а в батальоне долго циркулировали слухи о том, что с ним расправилось «южное» землячество - по несчастью Иванов и был водителем той злосчастной БТСки. .. Особенно мне жаль Хасаншина - я-то знаю, что бежал он от голода, издевательств и побоев старослужащих (добежал, кстати, аж до Тюмени, где был задержан нарядом комендатуры). Ему бы и на суде об этом прямо надо было сказать. Но его цинично обманули, посоветовав признаться просто в «желании дезертировать из рядов Вооруженных Сил» и пообещав незначительное наказание. В результате - сломанная жизнь. Где-то он, сердечный, сейчас?
Но все эти события никак не сказались на карьере майора Галки. По моим сведениям, он и дальше успешно продвигался по службе. Кстати, он сразу понял, что с «личным составом» план не выполнишь (а это ведь было главное в ЖДВ, разве конкретные люди и их судьбы были кому-то нужны?). Поэтому он навербовал на своей Родине - в Запорожье - гражданских специалистов - шоферов, бульдозеристов, экскаваторщиков и тщ. под началом своего родственника - некоего Бородавки (неплохой, кстати, был мужик, ничего не скажу, играли с ним в шахматы иногда). В этой бригаде было около 40 классных специалистов - в основном благодаря ним и выполнялся план. Зарплаты в бригаде, по словам рабочих, были не более 500 руб. (у большинства, по крайней мере). Правда, и текучка кадров в бригаде была высокой - не все выдерживали тяжелые условия работы и проживания. Я едва успевал выдавать со склада и списывать им рабочую одежду, что входило в мои служебные обязанности.
... в мои обязанности входило два серьезных момента: во-первых, обеспечение личного состава батальона вещевым имуществом, а во-вторых, банно-прачечное обслуживание рядового и сержантского состава. Но, надо честно сказать, что к полноценному исполнению своих должностных обязанностей начальника вещевой службы я поначалу оказался просто не готов (видимо, так нас учили в «гражданском» ВУЗе). Поэтому многому приходилось учиться на ходу. Но это еще бы ничего - учиться я, скажу не хвастаясь, умею. Хуже было то, что общая обстановка в части была, мягко сказать, не слишком доброжелательной. Я уж не говорю о том, что сколоченного воинского коллектива не было и в помине. Думаю, что эта «традиция» так и сохранилась в батальоне до его расформирования... Иначе не написал бы один из проверяющих после передислокации части на Алтай такой убийственный вывод: «Батальон полностью деморализован».
Все это усугублялось экстремальными условиями - ведь батальон не просто нес службу, он РАБОТАЛ, он создавал громадную материальную ценность - Байкало-Амурскую магистраль. Естественно, что и сроки службы вещевого имущества здесь были гораздо меньше нормативных. Например, постельное белье просто «горело», да к тому же его использовали на подворотнички, а нередко и просто разворовывали - ведь в стране уже четко обозначился в том числе и дефицит постельного белья... Правда, иногда из специального фонда УЖВ можно было получить некоторые виды имущества, но обычно это были только солдатские сапоги.
Да что там белье - нередко даже парадные мундиры солдат и сержантов приходили в негодность и утрачивались - ведь их (как и все ротное имущество) старшинам рот приходилось перевозить с одного места работ на другое. ...Ох, уж эти «парадки»! И вечно-то их не хватало! Действительно, попробуй, сохрани их два года (как и шинели, кстати). Помню, в июне 1983-го приехали дембеля с трассы. В одной роте старшина (или ротный - уже не помню) наврал им, что «парадки» ждут их на складе батальона, то есть перевел стрелки на меня. А за ротой у меня по учету этих «парадок» и так было немерено - на три года вперед. Дембеля целый вечер пытались уломать меня, чтобы выдал я им новые парадки. А я не мог... Не мог! До сих пор чувствую себя перед ними виноватым, хотя больше всего виновато было их ротное начальство. Кстати, дембеля - они на то и дембеля... Все равно где-то все раздобыли себе «парадки»...
Все это вместе - «бельевой» дефицит в стране, халатное отношение прямых начальников к быту солдат и суровые условия службы - приводили к тому, что личный состав нередко имел самый невзрачный вид, не говоря уже о какой-то молодцеватости и строевой выправке. В Интернете я нашел литературную запись, сделанную женой бывшего рядового ЖДВ (видимо, сам бывший строитель «стройки века» не в силах был литературно описать то, что он увидел на БАМе в первые дни службы...). На мой взгляд, запись эта вполне соответствует действительности. Вот эта запись: «После бани им выдали обмундирование и построили. Зрелище было далеко не похожим на то, что можно было видеть в то время в программе «Служу Советскому Союзу» - измученные, перепуганные, сопливые мальчишки в военной форме не по их размеру.
У кого-то проблемы со зрением, у кого-то со слухом, кто-то всё ещё «ходит» под себя, кто-то ростом не вышел и утонул в шинели на столько, что её рукава где-то ниже колен. Создавалось впечатление, что здесь не действуют правила призыва, исключающие негодных для службы. У некоторых была дома семья и дети, кому-то служить запрещала вера, но, тем не менее, в армию их призвали. У мужа с детства было отбито часть локтя, и он мог свободно откосить. Но программа «Служу Советскому Союзу» была его любимой и не пойти в армию в то время было позором. Поэтому он каждый раз на комиссии отжимался от пола перед докторами, чтобы доказать, что он годен к службе. Потом он не раз пожалел об этом, но об этом позже.
Первое время они спали по четверо на двух койках, не снимая верхней одежды. Валенки (те, что им привезли вначале, позже выдали сапоги, но они почти никому не подошли по размеру, все маленькие были) тоже не снимали, не только потому, что так было теплее, но и ...кто-то начал в них шкодить, то ли деды так прикалывались, то ли кто-то из молодых так прятал своё нежелание выходить на мороз. И не только на мороз, но и вообще идти к туалету, так как там их постоянно пасли, чтобы отобрать ремни или поменять свою старую форму на новую. Не желающих меняться метелили почём попало...»
...Подобное отношение к солдатам и я наблюдал на БАМе, к сожалению, нередко. И это были не «отдельные случаи неуставных взаимоотношений между военнослужащими», как сейчас (и тогда!) многие пытаются изобразить. Во всех этих безобразиях проявлялось глубинное свойство советской системы - неуважение к Человеку, будь он в штатском костюме или военной форме. Причем неуважение не только со стороны государства к людям, но и неуважение самих людей друг к другу.
Вспоминается, как где-то весной 1983 года наш комбат Галка на утреннем разводе сообщил, что в батальоне, дислоцирующемся на Этыркене, «снова произошло самоубийство». (Впоследствии, кстати, выяснилось, что все было еще ужаснее - старослужащие насмерть забили молодого сослуживца и, чтобы скрыть следы преступления, имитировали самоубийство.) Только комбат закончил свое сообщение словами: «Смотрите же за личным составом! Нам еще этого не хватало в батальоне!», как тут же один из офицеров - капитан Кучеров - услужливо - успокоительно поддакнул: «Это, товарищ майор - я где-то читал - природа избавляется от слабых духом». По шеренгам офицеров и прапорщиков прокатился легкий смешок...
В этой связи нельзя не вспомнить о рукоприкладстве - и в солдатской среде и со стороны офицеров и прапорщиков в отношении солдат. Это омерзительное явление было (было!) достаточно широко распространено и вполне открыто считалось «воспитательной» мерой. При этом оно фактически никак не осуждалось, а, скорее, даже наоборот - негласно поощрялось. Среди офицеров и прапорщиков ходила мерзкая шутка о том, как некий командир во всеуслышание произнес, обращаясь к солдатам, такую фразу: «У нас за рукоприкладство статья есть. Так я вас, козлов, ногами бить буду - за НОГОприкладство у нас статьи нет». Однажды я прямо спросил заместителя начальника штаба нашего батальона: «Доколе в батальоне будет процветать все это скотство?» Гена Дресвянников (очень даже неплохой был парень, кстати) так вот прямо мне и ответил: «Если бы, Володя, это были отдельные проявления, то можно было бы с ними как-то бороться. Но ты сам видишь: это явление массовое».
Однажды моего сапожника (в составе вещевой службы была и сапожная мастерская) стали регулярно избивать «деды». .. Вскоре служба нас развела, но на этом история не завершилась. Уже ближе к концу срока службы я снова встретился с Дадажоном (так, помнится, звали этого парнишку-узбека) при интересных обстоятельствах - случайно зашел в столовую и увидел, как один старослужащий довольно нагловато гоняет по залу молодежь. С немалым удивлением узнал в нем Дадажона. Узнал и он меня. И когда я его спросил, что это он так «оборзел» и не забыл ли он, как над ним самим издевались «старики», то услышал в ответ: «Так я тогда был молодой, а теперь мне ПОЛОЖЕНО». Вот так бывшие жертвы порой превращаются в палачей...
Что же касается банно-прачечного обслуживания, то с ним у меня связаны особые воспоминания... Меня вызвал комбат и приказал ни много ни мало построить баню на месте проведения работ. Мои возражения типа «...я ведь не строитель, товарищ майор, а экономист по гражданской специальности» были отметены в категоричной форме. Я прекрасно понимал, почему комбат решил поручить мне такое необычное для меня задание. ..Ближе к Новому 1983-му году батальон получил двадцать с чем-то полушубков (в 1982 году они были уже дефицитом) и я распорядился ими, как мне велела совесть. А рассудил я так: у начальников эти полушубки, конечно, есть (даже если по учету они и не значились), а вот кто обеспечит молодых лейтенантов? Взял да и... обеспечил всю молодежь в батальоне в первую очередь.
Что дальше было - можете себе представить...(Свой полушубок я предварительно сдал на склад, чтобы в меня пальцем не тыкали). Комбат же орал на меня так, что стекла в штабе чуть не повылетали (это он умел). Сейчас вспоминаю этот эпизод - и сам удивляюсь своей лейтенантской смелости... Но дело-то было в том, что никаких инструкций я не нарушил (кроме одной негласной - весь дефицитный товар в батальоне распределять только по указанию командира). А поэтому в своем рапорте я так и написал: «Да, сделал то-то и то-то... Согласен нести ответственность». Чтобы как-то выместить на мне свое раздражение, комбат и дал мне заведомо провальное, как ему казалось, для меня задание.
...Никогда не забуду тот февраль 1983-го... Мороз стоял около минус 30 градусов. В вагончиках и солдатских палатках безостановочно раскалялись печи. У нас в вагончике под потолком офицеры и прапорщики спали в одних трусах (такая там была жара), а на полу стоял лед... Я приподнял свою солдатскую кровать повыше, на метр с чем-то от пола, и спал на ней, не раздеваясь, в шинели, только снимая валенки. В моем распоряжении было четверо солдат, четыре топора и две пилы... И что вы думаете - сделали мы эту чертову баню! Котел для воды сварил батальонный сварщик - гражданский специалист, а вместо воды загружали мы котел... льдом. Дело в том, что протекающая рядом речка промерзла до дна! Всю жизнь буду помнить, как я солдатами валил деревья и остругивал их, как вместе с ними грелся у костра. А сержант Шароватов из Красноярска, пожаловавшись, что у него на ноге вскочила «бамовская роза» (эта неприятная кожная болезнь называется стрептодермия - объяснил потом наш врач), добавил: «Прав был мой дядька. Когда провожал меня в армию, сказал: «Не боись, племянник. Армия - это примерно то - же, что и тюрьма. Только немножко хуже...»».
...И все-то мы преодолели, и баню построили за 10 назначенных нам суток. И помылся там весь батальон. И комбат после этого даже как-то подобрел ко мне, а комбриг Романьков даже пожал руку... ...Кстати таких парней, как сибиряк сержант Шароватов в батальоне были считанные единицы. Вот ведь тоже одна из загадок БАМа: зачем для службы в особо холодном регионе призывали ребят в основном из «теплых» азиатских и закавказских республик СССР? А ведь ребята с Урала и из Сибири работали бы в тех условиях гораздо лучше и им не надо было бы адаптироваться к холодным зимам. (Кстати, я специально уточнял: ребят с Урала - моих земляков - в батальоне служило всего 3-4 человека.)
Вот так мы служили и одновременно работали... Если саму службу уже считать работой, то воины ЖДВ работали вдвое больше представителей других родов войск. Что же они получали за свой труд? Начну с рядовых и сержантов. Подтверждаю: да, солдатам на БАМе платили, но, сколько - вот в чем вопрос. Я лично неоднократно видел ведомости солдатских зарплат (благо наш начфин лейтенант Саша Рогулин жил тут же в общежитии). Так вот, в редких случаях эти зарплаты достигали 70-80-100 рублей, а зачастую они составляли 20, 30 и 40 руб., а то и этого не было. Если хотите знать, то первым моим шоковым впечатлением от БАМа было впечатление от выдачи премий солдатам по итогам сентября месяца 1981 года. В начале октября я в первый раз приехал на трассу (батальон как раз заканчивал отсыпку насыпи на Этыркене) и сразу после завтрака присутствовал на вручении премий наличными солдатам и сержантам прямо, что называется, на месте работ.
Проводил это вручение секретарь партийной организации батальона (была, как я уже писал, такая халявная должность в батальоне - знай за все болей и ни за что не отвечай!) майор Ромин. Меня поразило явное несоответствие между торжественностью мероприятия (общее построение батальона и т.д.) и ничтожностью «премии», равнявшейся... 3 (трем!) рублям... На полном серьезе этот майор провозглашал: «Рядовой экскаваторщик такой-то награждается премией - три рубля!». Батальон
аплодировал... А мне казалось, что я попал в сумасшедший дом... (В дальнейшем это ощущение посещало меня все чаще вплоть до завершения службы.)
И так было везде. В Одноклассниках можно найти воспоминания солдат ЖДВ, касающихся и оплаты их нелегкого труда. Например, солдат-геодезист из в/ч 33007 вспоминает, что получал 20-30 руб., а другой рядовой (дежурный электрик) из в/ч 26485 получал всего 15-20 руб. При этом он замечает: «...и то деды отбирали. Не густо, если учесть, что работали сутки через сутки. Кожа на руках вместе с проводами слезала... Зимой ощущения еще те. На руках наросты - 220 вольт не пробивало. Мы были рабы».
А за что служили и работали офицеры? Они, конечно, были разные и стимулы, движущие ими - соответственно тоже. Общим у «кадровых» было то, что они клятвенно обязались служить СИСТЕМЕ, которая оказалась порочной и в конце концов бесславно развалилась... (Для кого-то это - «геополитическая катастрофа», для думающих людей - неотвратимый финал полностью дискредитировавшего себя государства). Большинство из «кадровых» тянули свою лямку, руководствуясь такими стимулами, как: смутное понятие «долга», возможность командовать другими людьми и... получение материальных благ. Причем третий стимул был очень даже, по моим наблюдениям, немаловажным. В конце 1970-х-начале 1980-х страна уже содрогалась в муках системного кризиса, а на БАМе было еще относительно неплохое снабжение. Кадровый служивый народ набивал карманы, прикупал постельное белье, ковры и хрусталь и терпеливо накапливал «целевые» вклады на автомобили. (Была такая льгота для служивших и работавших на БАМе - за 2 года можно было накопить на «Жигули» и получить право (!) купить их прямо с завода. Помнится, что ежемесячные отчисления на это вклад составляли 235 рублей). А кто-то просто уныло складывал деньги «на книжку».
Какие были деньги? Молодой лейтенант сразу после окончания училища получал 120 руб. за звание и примерно столько же - за должность. Плюс продовольственный паек и вещевое обеспечение. (Вместо пайка можно было получать деньги - 40 руб., но так поступали только двухгодичники. Ведь паек (плюс доппаек) включал в себя 6 кг мяса, 1,5 кг сливочного масла, много картошки, консервов, специй и т.д. и тл.) Плюс иногда платили премии (ЖДВ-то ведь были войсками «хозрасчетными»). Плюс подоходный налог тогда с военнослужащих не взимался. Плюс надбавки за бамовский стаж. Одним словом, будучи старшим лейтенантом по второму году службы, я в месяц на руки получал где-то 340 рублей. (Напомню, у доцента, кандидата наук в ВУЗе тогда был оклад 320 руб., то есть на руки выходило где-то до 280 руб.). Офицеры в звании майора и выше получали по 500 руб. и более.
Смею утверждать, что возможность отовариться «дефицитом» была важным (если не главным) фактором, который удерживал многих на БАМе и мирил их со всеми невзгодами и жуткими неудобствами (одно отсутствие теплых туалетов чего стоило! Даже в штабе бригады! А ведь там немало женщин служило...). Это сейчас молодежь не знает, что такое товарный дефицит, а я хорошо помню его. К примеру: 1980 год, я недавно женился и заканчиваю институт. Иду в мебельный магазин, чтобы купить хотя бы скромненький гарнитур на кухню. «Нет» - говорят мне. «Тот, что на витрине - это экспонат. Хотите что-то купить - записывайтесь в очередь... каждый первый четверг месяца. Очередь лучше занимать с вечера...». Такие вот грустные дела. Захотел я как-то, купить обычной краски для пола - пришлось двое суток отмечаться в очереди. (Купил, только сунув трояк хмырю-грузчику).
А вот офицеры-двухгодичники - это уже другая тема. Абсолютное большинство из нас рассматривали свой призыв на два года в лучшем случае как неприятное жизненное событие и тяготились этим. Желающих после службы «остаться в кадрах» мы просто не понимали. Кстати, таких в нашем батальоне было всего трое, и все «осели» в инженерной службе. Один из них - явный неудачник по жизни - в приватном разговоре со мной как-то пооткровенничал: «Знаю, что меня тут недолюбливают. Но кем бы я был на «гражданке»? А здесь (он понизил голос до полушепота) у меня на книжке уже 12 тысяч». Излишне спрашивать, что стало с его тысячами, когда началась «перестройка» и деньги обесценились...
Выше я упомянул об офицерском пайке и доппайке. А как обстояло дело с питанием солдат и сержантов? Советская пропаганда во все времена утверждала, что «... в армии кормят отлично» (лично мной услышанные слова из передачи «Служу Советскому Союзу!»). На самом деле, конечно, ничего «отличного» в питании «низших чинов» ЖДВ не наблюдалось, как, впрочем, и во всей Советской Армии. В этой связи вспоминаю свою «первую», солдатскую армию. Те два года (1974-1976) я провел в одном из зенитно-ракетных дивизионов войск ПВО страны, который дислоцировался на южном берегу Крыма близ Алушты. Там я увидел почти идеальную армию: сплоченный коллектив офицеров и прапорщиков, строгого и заботливого старшину, достаточно образованных и физически развитых солдат. Все это в сочетании с прекрасными природно-климатическими условиями создавало отличное настроение и желание служить Родине. Но питание... Честно говоря, и там оно оставляло желать лучшего, хотя (голову даю на отсечение) старшина ничего не уворовывал из солдатского котла...
На БАМе же даже в праздничные дни солдатский рацион существенно не менялся. ...в августе 1982 года я поехал на трассу с вещевым имуществом и заодно - с «праздничной» добавкой к обеду. Эта добавка состояла из томатного сока и конфет-карамелек из расчета одна кружка сока и 2-3 карамельки на человека. И это убожество называлось «праздничным обедом»! Я не помню, чтобы вопросы питания, вещевого обеспечения и быта солдат и сержантов были предметов обсуждения совещаний офицеров и прапорщиков и партийных собраний. Как почти не помню и того, чтобы командование батальона лично проверяло качество пищи, которое, мягко говоря, было не лучшим. Дежурные по части, как правило, не присутствовали при закладке продуктов в котлы и тоже ничего не контролировали. В результате старослужащие (а в столовой, естественно, верховодили они) занимались в основном обеспечением самих себя и своих сотоварищей. Молодежи оставалось то, что оставалось... Если вообще оставалось...
Да о каком контроле со стороны офицеров может идти речь, если некоторые из них и сами были не прочь поживиться за счет солдатского пайка! Например, летом 1983 года (батальон тогда вел работы на Меуне) с места работ пришло тревожное сообщение о том, что продуктов осталось на 3 дня. Сообщение меня удивило, так как, по данным продслужбы, продуктов на месте работ должно было хватить еще на 10 дней. К тому же на месте работ находился и сам начпрод - молодой (только из Вольского училища) лейтенант Бырев. Пришлось срочно «лететь» на трассу. То, что я там увидел, повергло меня в шок: склад и вправду был почти пуст. В ответ на мое возмущение и недоуменный вопрос: а где же большая часть продовольствия (прежде всего - тушенка)? лейтенант Бырев беспомощно ответил, что не знает... Быстро проведенное мной расследование установило постыдный факт: почти вся тушенка (по инициативе некоторых офицеров и при полном содействии Бырева) «ушла» гражданским рабочим в обмен на спирт...
Обычная поездка «на трассу» порой превращалась в немалое испытание и воли, и нервов, и твоего физического состояния - ведь предстояло преодолеть (нередко - в кузове автомобиля!) от 100 до 400 километров... Уже в первую свою поездку до Этиркена и обратно осенью 1981 года чего я только не увидел по дороге! И только что перевернувшийся КрАЗ, и брошенный бензовоз, и даже безнадежно, «по уши», увязший в грязи... «Ураган» (кто знает, ЧТО это за машина, тот поймет, КАКОЕ бездорожье было на БАМе)
...Заканчивая свое повествование, хотел бы сказать, что два бамовских года сыграли значительную роль в моей жизни. Наверное, только там, на этой гигантской стройке, я воочию увидел все противоречия, раздиравшие (и, в конце концов, разодравшие) Советский Союз. То, что я увидел на БАМе, не только, к сожалению, не способствовало росту уважения к своей стране - скорее, наоборот, именно там наступило горькое разочарование в СИСТЕМЕ. Святая Вера в безгрешность идеалов социализма постепенно тускнела и до этого, а БАМ уничтожил ее безжалостно и окончательно. Поэтому для меня пребывание на БАМе - это, прежде всего, мучительный процесс прощания с иллюзиями по поводу нашего «самого справедливого и гуманного на свете» государства. Это послебамовское ощущение хорошо передал одной фразой один из бывших рядовых строителей магистрали Леонид Смыковский: «До сих пор учусь любить человечество»