Мясников Георг Васильевич. из "ДНЕВНИКА СЕКРЕТАРЯ ОБКОМА", Пенза ч1
21 февраля 1969. […]. Положение в торговле (товарно-денежные отношения, которые меня давно беспокоят! все туже и туже натягиваются) . Народ потащил макароны, крупу. Скоро очередь дойдет до хлеба. Увеличилось потребление подсолнечного масла. Не отоваривается рыба, плохо с мясом, и нет просветов. Конечно, [я] плохой пророк, но едва ли ошибусь: 1969 г. (а не 1968 г.) будет «високосным», окончится экономической «чепухой». Тяжело! Трудно сказать, насколько готов народ перенести это. Какой выход? По-моему, пора утверждать образцы и, пока не поздно, начинать печатать новые деньги. Выхода не видно […].
25 марта. Первый день на работе. Я пришел к 12-ти часам дня. Все после больничных палат как-то странно, необычно, жизнерадостно. Иной мир иных забот. Больница - свой мир, ограниченный заботами узкими о здоровье. Здесь же - размах! Приехал из Анненково председатель окружной избирательной комиссии, вручил удостоверение об избрании депутатом областного Совета. Обещал [ему] «искупить свою вину» перед избирателями - не мог встретиться!
Рассмотрели положение дел с заготовками мяса, молока и яйца. «Специализация» все больше дает себя знать. Объективно все лучше: больше кормов, выросло поголовье, особенно «рогатки», а выполнение плана идет со скрипом. Нет мяса, за яйцами сельские Советы с шапками пошли по крестьянским дворам. Позорная практика, но иного выхода нет. Много уничтожили, а комплексы жрут капиталовложения, не давая отдачи. Развращающе действует «стабильный план». Мы не привыкли и не умеем, да и смысла нет уметь работать при ненапряженных планах. Все вместе взятое туже и туже натягивает веревку, которая обязательно лопнет, если не будет урожая и в зиму сложится нередкая для нас бескормица. Народ избалован, привык к довольству и едва ли поймет «трудности», часть из которых мы сами себе придумали всякими неоправданными, а главное, экономически не подкрепленными новшествами, вроде стабильных планов, повышенных оплат и т.п. […].
30 июня. […]. Опять перераспределяем обязанности: мне дали заготовки мяса, молока, сахара и спирт. Я не очень возражал. Чем больше дела, тем интереснее. У меня это неизменный принцип. Ездил по овощным магазинам. Овощей нет никаких. Сразу выехал в Терновский совхоз. Дело пущено на самотек. Дожди выбивают из колеи, овощи гибнут в поле, а ничего этой стихии не противопоставляется. В 16.00 собрал всех заинтересованных. Общие разговоры и ничего конкретного. Все идет по спирали, каждый год скандал. Звонил в ЦК к Чураеву. Жаловался по капусте на Азербайджан. Обещали помочь. Беседовал с Н.А. Тарасовым. Решили зажать усатых [кавказцев на пензенских рынках]. […].
5 июля. Вчера звонок из ЦК КПСС. Собрал Ф.Д. Кулаков. В Москве крайне тяжело с мясом. Грузите все, что можете. Будете ежедневно докладывать об отгрузке мяса в Москву. Кажется, и там припекло. Доработались. Решение СМ СССР «производить студень и колбасу из крови», добавлять белки. Все это напоминает лето 1963 года! […].
15 июля. Клименчук, Морозов и Глущенко уехали в Кузнецк. Мы остались в г. Пензе. Назначено бюро обкома КПСС. Первым рассматривался вопрос о пожаре на Н.-Ломовском электромеханическом заводе. Сложное дело. Много случайного, но много и закономерного. Расхлябанность, неряшливость, элементарное невнимание - вот, что привело к гибели 7-ми рабочих. Внес предложение снять с работы гл. инженера, секретаря парткома и пред. завкома. Кому-то надо отвечать.
Второй вопрос - о подготовке к уборке урожая. Схема обратная: на трибуну выходят начальники и нудно перечисляют цифры. Вопросы, споры, осаживание. Бюро - это публичный партийный суд, правда, без права защиты. […]. Интересна одна деталь. Перед сессией Верховного Совета СССР группа секретарей обкомов КПСС была у Л.И. Брежнева (совещание так и не состоялось!). Он вел беседу в таком плане: «Плохо в стране с мясом. Может быть, неправильна наша политика в области сельского хозяйства? Может, мы здесь неправильно сидим и решаем? В чем дело?» Все крикнули, что «все правильно!» «Тогда, значит, все дело в том, что на местах наши решения не выполняются!» Вот и весь вывод
21 июля. […]. День сегодня, безусловно, исторический. В поколениях и веках, до тех пор, пока будет существовать мыслящее человечество, дату 21 июля 1969 года будут помнить как величайшую вершину развития творческой мысли человека и достижений техники. Сегодня около 6-ти часов утра гражданин США, а точнее, представитель планеты Земля, Армстронг вступил на планету Луна! Два часа два американских космонавта, водрузив знамя США, ощупывали поверхность нашей ближайшей спутницы. Уму не постижимо, но это факт! Конечно, обидно, что не мы, но что делать? Увлеклись гонкой [вооружений], а вернее, криком о ней. Много хвастались. Опять неразумие Никиты. Послали бесполезно болтаться «Луну-15». Они работают открыто: репортаж прямо с Луны. Мы прячем, боимся. А зачем? […]
22 июля. Опять дождь с самого утра. В былые годы посмотришь в окно, а на небе ни облака, голубизна бескрайняя, и так хочется хоть немного почувствовать живительную влагу дождя. А в это лето, что ни день, то дождь. Посмотришь в окно: небо свинцовое, осеннее. Противно на душе. Нет меры! […]. Изучал обстановку по снабжению населения мясом, хлебом, рыбой, молочными продуктами. Все больше и больше завязывается узлов. Было плохо с мясом, стало плохо с рыбой, теперь назревают обострения по белому хлебу. Не хватает сыра. Узел на узел. И самое странное, никого это серьезно не беспокоит. Из Москвы идут телеграммы с красной полосой, требующие выполнения плана товарооборота и мобилизации «внутренних ресурсов». У них, конечно, положение тоже безвыходное, но зачем создавать его неразумными мерами? Вот в чем вопрос. Мы еще каким-то чудом держимся, но, думаю, что и нашей выдержке придет конец. Так долго продолжаться не может. А от мысли такой становится противно на душе. Временами приходит плохое настроение: плюнуть на все и уйти! […].
4 сентября. После долгих дней мотания хорошо выспался. Около 9-ти утра уехал в Мокшан. День по-прежнему солнечный, хотя утром было уже холодно поосеннему. У поворота на Мирный встретился газик с директором совхоза «Мокшанский» Городновым - осип весь, устал, воспален. Поехали через Пенькозавод на отделение «Парижская коммуна». На току много хлеба, рабочие часового завода отправились на свеклу. Комбайны молотят ячмень. Все гудит... К 11-ти в РК КПСС. Сразу совещание. «Арестовываем» все машины, даем задание на каждую - [вывезти] по 50 тонн. […].
5 сентября. Доложил обстановку в Мокшане. Кое-как удается выбить из Никольска 30 машин для поддержки хлеборобов района. Самое страшное во всей этой истории с хлебом состоит в том, что хлеб никому не нужен. Приехал Г.И. Воронов. Сказал, что хлеб большой, но ни слова [о том], чем правительство России подкрепит хлеборобов, понимая, что обстановка завязалась сложная? Больше того, Совет Министров принял постановление, которым ответственность за размещение и сохранение хлеба возложил на председателей облисполкомов персонально. Зачем тогда Министерство хлебопродуктов, его аппарат? Странно все это. […].
3 сентября. Хоть и не выспался, но пришлось в 6 утра подняться. Забот много, день решающий, не уснешь. Сразу в РК. Потом к райисполкому. Подходят машины из Пензы, мокшанские чиновники потянулись на свеклу. На хлебоприемном пункте завал. Сырая пшеница. Всю ночь и особенно утро валят и валят машины. Люди устали, приходится разгружать вручную, шофера нервничают. […].
В совхоз «Елизаветинский», центральный ток. Велозаводцы включились в дело, хлопочут на току. Побывали на свекле в с. Выглядовка. Настроение у мокшанцев хорошее. Просят вырвать до зимы. Уезжаем через поля Учхоза на совхоз «Мокшанский». Начало Мокши - у пенькозавода. Выходим на отделение «Мирное». Часовщики на свекле. Работают неплохо, но нет обеда. Поднимаем управляющего из-за стола в столовой. Доедает горох. «Сам ешь, а людей не покормил!» - «Надо хоть раз в день...» Тяжелая должность. Быстро организовал обед. На трассе после Рамзайского хлебоприемного пункта мордвин пьяный на комбайне. Сняли и отвез ли в милицию. Опять занимались хлебоприемным пунктом. В 20.00 собрал руководителей, поручил строить площадки. Разговор со Львом из Рамзая. Вечером уха в ресторане. Лег около 10-ти вечера. Устал... […]. Около 12-ти дня сделали план по хлебу. Это уже победа! Развяжет руки, создаст уверенность. Не зря нажимали
1 октября. Поехал в Мокшан. Ждал мороз, а яркое солнце впервые за эти хмурые осенние дни появилось на прозрачном небе, залило теплым светом поля и рощи. Зелень озимых ярко отливает на горизонте. На глазах сереет зябь, желтой становится щетина жнивья. Октябрь, а мы еще молотим хлеб, убираем пшеницу, просо, гречиху, косим вико-овес и кукурузу. Далеко зашли... Машин из Заречного нет. Поехал по трассе искать. Думал, что ГАИ завернуло. Нет, около Рамзая начали попадаться. Это уже помощь - 50 новых машин […]. Звоню в Пензу. Лев уехал в Колышлей. Два события: звонил Л.И. [Брежнев] Просил за два дня отгрузить Коми АССР 5 тыс. тонн картофеля. Что-то случилось... Принято решение СМ РСФСР о снятии с области тысячи машин. […].
17 ноября. […]. Висит угроза снятия военных машин с 20 ноября. Рухнут последние слабые надежды на выполнение планов по свёкле, подсолнечнику. Начал атаку по телефону. Разговор с К.Г. Пысиным. У него ничего не получается. Уже докладывали А.Н. Косыгину - он против задержки. Почему? Неясно. Шифровка у Д.С. Полянского. Звоню, его нет, на заседании президиума СМ СССР. Ф.Д. Кулакову. Со всеми помощниками сидит где-то на даче, готовит бумагу к III Всесоюзному съезду колхозников. Г.И. Воронову. Его тоже нет. На Совмине СССР. Днем позвонил сам: - Что звонил? Нас с тобой на Совмине критикуют за подсолнечник. - Скоро совсем сдавать не будем: машины отбираете.
- Все бессильны. Только Генеральный. Шли ему шифровку. Рассказал [Воронов], что отказались (с восторгом!) от Центрколхозсоюза, но
создадут какой-то Совет. Кто-то борется записать в проекте не «колхозный двор», а «колхозная семья» и на каждую по 0,5 га земли. Я заметил, что как в колесе гонимся, чтобы дать больше и больше. Он: «Кто это все вносит»? - «Тот, кто далек от земли».
Послали с Дорошенко шифровку с просьбой оставить машины до 1 декабря. Объяснили, что гибнет урожай. Звонил Александрову-Агентову, помощнику [Брежнева]. Обещал доложить, хотя [Брежнев] занимается международными вопросами. Посмотрим, что будет завтра. Был Устинов из Наровчата. Советовал [ему] готовиться к 100-летию Куприна […]. 18 ноября. […]. Сижу и жду ответа на шифровку. Только пообедал, иду в кабинет, трубка ВЧ лежит на столе. - С вами будет говорить Леонид Ильич Брежнев. - Слушаю. - Здравствуйте, Георг Васильевич! Два дня был за городом, готовился к съезду. Сколько у вас воинских машин? - Числится 3,5 тысячи, работает около 2-х. - А как дороги?
- Самое обидное, что только что установились дороги, машины пошли, а их приходится отправлять. На полях много свёклы, подсолнечника. Народ нас не поймет.
- Хорошо. Я дам приказание оставить машины. Но надо, чтобы их хорошо использовали. А то сидим в кабинетах, а шоферы пьянствуют и не работают. Я это помню по Молдавии и Казахстану. Надо на каждую машину посадить контролера.
- Если будут машины, контролеров посадим!
- Желаю успехов. До свидания.
- Спасибо. До свидания.
19 ноября. Тут же позвонил маршалу М.В. Захарову.
- Как дела, Матвей Васильевич?
- А, Георг Васильевич, здравствуй, дорогой! Ты о машинах беспокоишься? Мне только что звонил Леонид Ильич. Оставим до 30-го ноября, но только, чтоб 1-го грузились.
- Спасибо. Все ясно. Когда будет шифровка?
- Сейчас подписываю. Сегодня получите.
Приглашаю Дорошенко и Огарева. Игра ва-банк, отступать некуда, надо идти в атаку. Собираем секретарей РК КПСС, командиров батальонов и авторот. Информирую о разговоре с генеральным секретарем ЦК КПСС […]. Раз так, то 1-го надо докладывать. Сделать все, чтобы грузы вывезти. […].
20 ноября. Утром поехал в сторону Каменки и Белинска. Опять не везет. Идет мокрый снег. Дороги раскисают. Грузовики сидят на обочинах, не могут выбраться на асфальт. Около Константиновки пытаются убирать кукурузу, тянут двумя гусеничными тракторами комбайн, но дело это тяжелое и почти бесполезное. […].
22 ноября. Поднялся около 8-ми утра. Не моросил, а ночью стучал дождь по железу. Обстановка тяжелая, если не сказать больше. Может, и зря затеяли всю эту волынку, но выхода другого не было. Хоть что-то возьмем военными машинами и меньше оставим себе. Нам хватит до нового года, если позволит погода. Говорил с Гидрометбюро: ничего хорошего на ближайшие дни не обещают. Позавтракали и поехали в сторону Каменки. Дорога работает оживленно. Сказывается наличие трассы. Машины, несмотря ни на что, снуют по дороге, бегут, торопятся. Только в России-матушке есть такие люди, способные на все. Ни один шофер Европы не тронулся бы с места в такую грязь и распутицу. Поля голые.
23 ноября. Воскресенье. Около 7-ми утра поднял В.Ф. Огарев. Позвонил из Колышлея. Не хватает для военных машин бензина. Обстановка сложная. Свёкла начинает гореть в Малой Сердобе.
25 ноября. […]. Слушали по радио открытие III съезда колхозников. Вступительная речь Л.И. Брежнева. Много интересных формулировок, есть постановка практических вопросов, сжато дано международное положение. Опять дань «стихийному росту доходов» - о пенсиях колхозников вопрос можно рассмотреть! Еще одна прибавка доходов, не покрытая источниками их изъятия. Хотим быть добрыми! Вечером беседа с комбатами. Сначала у меня в кабинете. Рассказал обстановку, историю вопроса. Дело не в том, что нет организованности: невиданный урожай, объем работ, отвратительная погода. Сочетание того и другого создало неимоверные трудности. Военные в этой обстановке - герои. Мы это сказали Генеральному штабу. Потом в столовой облисполкома угощали «Юбилейной». Иногда бутылка водки действенней, чем десяток совещаний. Комбаты разошлись. Тост за тостом. Смысл: повезет с погодой, без Генерального штаба еще дней 5 прихватим. […].
1 декабря. […]. С сообщением о совещании в ЦК КПСС выступил Дорошенко. Рассказ очень бессвязен, сбивчив. Но детали такие: после съезда колхозников состоялось совещание 1-х секретарей обкомов и предоблисполкомов, в котором приняли участие все члены Политбюро ЦК КПСС. На совещании 2,5 часа выступал Л.И. Брежнев. Произвел большое впечатление, говорил без бумажки, хотя справки ему были подготовлены. Очень остро, пожалуй, ставились четыре вопроса: о капитальном строительстве (много излишеств); положении дел в животноводстве;
сложности снабжения, связанные с тем, что рост доходов, зарплата обгоняет рост производительности труда. Если так будет, можем «прогореть»; злая постановка вопроса о дисциплине, экономике и т.д. Важно здесь: первый раз за пять лет собрали и резко поставили вопросы, которые назрели. […].
12 декабря. […]. Скандал с мясом: утром Г.И. Воронову позвонил А.П. Кириленко: «Почему нет мяса в промышленных центрах»? Следом Мазуров: «Почему Россия не отчисляет мясо в союзный фонд»? Вызвал Ф.Д. Кулаков его и Пысина: «Что случилось с мясом»? Позвонил В.В. Гришин: «Пишу записку в Политбюро и буду настаивать на ее обсуждении. Москвичи не понимают, почему нет мяса»? Таскают кругом, а толку мало. Разве не ясно, что установив «стабильные цены», мы облегчили дело на селе, но «завязли» вопросы снабжения в городе? «Дух мартовского пленума остался, мяса - не осталось»! Из ЦК требуют мяса. А как быть с поголовьем и кондицией сдаваемого скота? Их это не касается! Своеобразно! […]
1970
16 февраля. […]. Разбирался со всякими делами: завозом молока, решением ЦК о качестве молока, состоянием снабжения. Обеспеченность товарами 86%, лезем, вопреки всяким запрещениям, в будущее. Мясом не торгуем, держим колбасу.
Но требуют [продавать] с наполнителями (колбаса без мяса). Она дешевая, прогорим. Стоит завод маргарина, нет растительного масла, селедку требуют «расходовать строго по декадам», а ее еще не завезли в этом году! Кошмар какой-то. Кто же
виноват? Дело же не только в животноводстве. Все молчат и уходят от ответа перед народом, «доверяя» нам эту неблагодарную работу.
31 марта. Утром снег, после обеда - солнце и ручьи, а вечером легкий морозец. Природа пришла в столкновение. Борются времена года. Но в борьбе проходят дни. И прогнозы о ранней весне оказались ложными. Скорее, поздняя. По дороге на работу - [о Брежневе?]: пять лет никаких легенд и никаких ссылок, ни одной деловой, серьезной, вызванной жизнью, а не парадом, поездки, ни одного толком телефонного звонка. Нет вопросов. […]. Звонил Лев. В пятницу принят ряд решений по сельскому хозяйству. Их смысл конкретный: за сверхплановую продукцию
животноводства по году (т.е. годовую) - 50% надбавки; цены на мясо всем равные (колхоз, совхоз и частник); за молодняк до 2-х лет 350-400 кг - 35% надбавки, свыше 400 - 50 %. Цены за молоко поднимут на 18-20%. Оплата труда в совхозах - 125% тарифа. Пенсии колхозникам - минимум 20 руб. С 1 апреля - Госстрах. И т.д. Всего затрат дополнительных в 1970 г. 3,5-3,8 млрд. рублей. Что бросается в глаза? Идет одна и та же деляческая и добряческая линия: опять доплачиваем, повышаем зарплату, увеличиваем пенсии, но... никак не связываем это с производством, заготовками. Думают, что деньги автоматически сделают дело. Ошибка. Нужна организаторская работа, а в основе ее - планы, задания. Вероятно, боятся отступить от идеи «стабильного плана». Выбросим еще денег, а чем их взять? Где товары? Положение белки в колесе. Не можем остановиться.
3 ноября. Поднялись рано. Переговорили с руководителями хозяйств. Решили побывать в совхозе «Бояровский». Поехали, но не тут-то было. Проскочили первое тяжелое место на дороге Камешкир - Лопатино, оно называется Порт-Саид. На втором застряли и, чтобы не испытывать судьбу, вернулись. У Камешкира повернули налево. Решили посмотреть колхоз «Путь Ленина». Дорога просто кошмарная. Каким-то чудом пробиваемся в село Лапшово (бывшая Кафтыревка). Беседа в правлении колхоза, потом на фермы. Много всяких беспорядков. Телята не кормлены с утра. Одна бригада бросила работу, вторая не приступила. Условия на фермах тяжелые, грязь по колено. Только наши русские люди могут работать в таких условиях. Другие давно бы плюнули. Но эффект, конечно, невысок. А терпение не заставляет руководителей думать, как сделать лучше. Терпеливый русский характер и хорош, и плох. Хорош, т.к. позволяет делать дела при любых трудностях и невзгодах; плох, т.к. превращает трудности и невзгоды в обычную норму жизни. Отсутствие протеста не создает стимула для поиска лучших условий. Зашли в магазин в Лапшово - ничего нет, даже хлебом толком не торгуют. Народ недоволен. После обеда заехали в Старое Шаткино. Магазин. Нет шапок, резиновых сапог, хлопчатобумажных костюмов. В школе. До войны было 500 учеников теперь же - 22. Деревня вымирает. На ферме интересный разговор с конюхом: «Забыли лошадей». Зав. фермой Тамара Ветлосёмина, бывшая доярка, все знает, заботливая. Лучшая доярка - Шура Михайлова, скромная, заботливая женщина, ей 25 лет. На вопрос зав. фермой: «Что можно о ней сказать»? Ответ: «Это - забота». Беседа с
бывшим бригадиром, теперь председателем сельсовета, у которого 10 дочерей.Жить трудно, но все хотят учиться
25 марта. Первый день на работе. Я пришел к 12-ти часам дня. Все после больничных палат как-то странно, необычно, жизнерадостно. Иной мир иных забот. Больница - свой мир, ограниченный заботами узкими о здоровье. Здесь же - размах! Приехал из Анненково председатель окружной избирательной комиссии, вручил удостоверение об избрании депутатом областного Совета. Обещал [ему] «искупить свою вину» перед избирателями - не мог встретиться!
Рассмотрели положение дел с заготовками мяса, молока и яйца. «Специализация» все больше дает себя знать. Объективно все лучше: больше кормов, выросло поголовье, особенно «рогатки», а выполнение плана идет со скрипом. Нет мяса, за яйцами сельские Советы с шапками пошли по крестьянским дворам. Позорная практика, но иного выхода нет. Много уничтожили, а комплексы жрут капиталовложения, не давая отдачи. Развращающе действует «стабильный план». Мы не привыкли и не умеем, да и смысла нет уметь работать при ненапряженных планах. Все вместе взятое туже и туже натягивает веревку, которая обязательно лопнет, если не будет урожая и в зиму сложится нередкая для нас бескормица. Народ избалован, привык к довольству и едва ли поймет «трудности», часть из которых мы сами себе придумали всякими неоправданными, а главное, экономически не подкрепленными новшествами, вроде стабильных планов, повышенных оплат и т.п. […].
30 июня. […]. Опять перераспределяем обязанности: мне дали заготовки мяса, молока, сахара и спирт. Я не очень возражал. Чем больше дела, тем интереснее. У меня это неизменный принцип. Ездил по овощным магазинам. Овощей нет никаких. Сразу выехал в Терновский совхоз. Дело пущено на самотек. Дожди выбивают из колеи, овощи гибнут в поле, а ничего этой стихии не противопоставляется. В 16.00 собрал всех заинтересованных. Общие разговоры и ничего конкретного. Все идет по спирали, каждый год скандал. Звонил в ЦК к Чураеву. Жаловался по капусте на Азербайджан. Обещали помочь. Беседовал с Н.А. Тарасовым. Решили зажать усатых [кавказцев на пензенских рынках]. […].
5 июля. Вчера звонок из ЦК КПСС. Собрал Ф.Д. Кулаков. В Москве крайне тяжело с мясом. Грузите все, что можете. Будете ежедневно докладывать об отгрузке мяса в Москву. Кажется, и там припекло. Доработались. Решение СМ СССР «производить студень и колбасу из крови», добавлять белки. Все это напоминает лето 1963 года! […].
15 июля. Клименчук, Морозов и Глущенко уехали в Кузнецк. Мы остались в г. Пензе. Назначено бюро обкома КПСС. Первым рассматривался вопрос о пожаре на Н.-Ломовском электромеханическом заводе. Сложное дело. Много случайного, но много и закономерного. Расхлябанность, неряшливость, элементарное невнимание - вот, что привело к гибели 7-ми рабочих. Внес предложение снять с работы гл. инженера, секретаря парткома и пред. завкома. Кому-то надо отвечать.
Второй вопрос - о подготовке к уборке урожая. Схема обратная: на трибуну выходят начальники и нудно перечисляют цифры. Вопросы, споры, осаживание. Бюро - это публичный партийный суд, правда, без права защиты. […]. Интересна одна деталь. Перед сессией Верховного Совета СССР группа секретарей обкомов КПСС была у Л.И. Брежнева (совещание так и не состоялось!). Он вел беседу в таком плане: «Плохо в стране с мясом. Может быть, неправильна наша политика в области сельского хозяйства? Может, мы здесь неправильно сидим и решаем? В чем дело?» Все крикнули, что «все правильно!» «Тогда, значит, все дело в том, что на местах наши решения не выполняются!» Вот и весь вывод
21 июля. […]. День сегодня, безусловно, исторический. В поколениях и веках, до тех пор, пока будет существовать мыслящее человечество, дату 21 июля 1969 года будут помнить как величайшую вершину развития творческой мысли человека и достижений техники. Сегодня около 6-ти часов утра гражданин США, а точнее, представитель планеты Земля, Армстронг вступил на планету Луна! Два часа два американских космонавта, водрузив знамя США, ощупывали поверхность нашей ближайшей спутницы. Уму не постижимо, но это факт! Конечно, обидно, что не мы, но что делать? Увлеклись гонкой [вооружений], а вернее, криком о ней. Много хвастались. Опять неразумие Никиты. Послали бесполезно болтаться «Луну-15». Они работают открыто: репортаж прямо с Луны. Мы прячем, боимся. А зачем? […]
22 июля. Опять дождь с самого утра. В былые годы посмотришь в окно, а на небе ни облака, голубизна бескрайняя, и так хочется хоть немного почувствовать живительную влагу дождя. А в это лето, что ни день, то дождь. Посмотришь в окно: небо свинцовое, осеннее. Противно на душе. Нет меры! […]. Изучал обстановку по снабжению населения мясом, хлебом, рыбой, молочными продуктами. Все больше и больше завязывается узлов. Было плохо с мясом, стало плохо с рыбой, теперь назревают обострения по белому хлебу. Не хватает сыра. Узел на узел. И самое странное, никого это серьезно не беспокоит. Из Москвы идут телеграммы с красной полосой, требующие выполнения плана товарооборота и мобилизации «внутренних ресурсов». У них, конечно, положение тоже безвыходное, но зачем создавать его неразумными мерами? Вот в чем вопрос. Мы еще каким-то чудом держимся, но, думаю, что и нашей выдержке придет конец. Так долго продолжаться не может. А от мысли такой становится противно на душе. Временами приходит плохое настроение: плюнуть на все и уйти! […].
4 сентября. После долгих дней мотания хорошо выспался. Около 9-ти утра уехал в Мокшан. День по-прежнему солнечный, хотя утром было уже холодно поосеннему. У поворота на Мирный встретился газик с директором совхоза «Мокшанский» Городновым - осип весь, устал, воспален. Поехали через Пенькозавод на отделение «Парижская коммуна». На току много хлеба, рабочие часового завода отправились на свеклу. Комбайны молотят ячмень. Все гудит... К 11-ти в РК КПСС. Сразу совещание. «Арестовываем» все машины, даем задание на каждую - [вывезти] по 50 тонн. […].
5 сентября. Доложил обстановку в Мокшане. Кое-как удается выбить из Никольска 30 машин для поддержки хлеборобов района. Самое страшное во всей этой истории с хлебом состоит в том, что хлеб никому не нужен. Приехал Г.И. Воронов. Сказал, что хлеб большой, но ни слова [о том], чем правительство России подкрепит хлеборобов, понимая, что обстановка завязалась сложная? Больше того, Совет Министров принял постановление, которым ответственность за размещение и сохранение хлеба возложил на председателей облисполкомов персонально. Зачем тогда Министерство хлебопродуктов, его аппарат? Странно все это. […].
3 сентября. Хоть и не выспался, но пришлось в 6 утра подняться. Забот много, день решающий, не уснешь. Сразу в РК. Потом к райисполкому. Подходят машины из Пензы, мокшанские чиновники потянулись на свеклу. На хлебоприемном пункте завал. Сырая пшеница. Всю ночь и особенно утро валят и валят машины. Люди устали, приходится разгружать вручную, шофера нервничают. […].
В совхоз «Елизаветинский», центральный ток. Велозаводцы включились в дело, хлопочут на току. Побывали на свекле в с. Выглядовка. Настроение у мокшанцев хорошее. Просят вырвать до зимы. Уезжаем через поля Учхоза на совхоз «Мокшанский». Начало Мокши - у пенькозавода. Выходим на отделение «Мирное». Часовщики на свекле. Работают неплохо, но нет обеда. Поднимаем управляющего из-за стола в столовой. Доедает горох. «Сам ешь, а людей не покормил!» - «Надо хоть раз в день...» Тяжелая должность. Быстро организовал обед. На трассе после Рамзайского хлебоприемного пункта мордвин пьяный на комбайне. Сняли и отвез ли в милицию. Опять занимались хлебоприемным пунктом. В 20.00 собрал руководителей, поручил строить площадки. Разговор со Львом из Рамзая. Вечером уха в ресторане. Лег около 10-ти вечера. Устал... […]. Около 12-ти дня сделали план по хлебу. Это уже победа! Развяжет руки, создаст уверенность. Не зря нажимали
1 октября. Поехал в Мокшан. Ждал мороз, а яркое солнце впервые за эти хмурые осенние дни появилось на прозрачном небе, залило теплым светом поля и рощи. Зелень озимых ярко отливает на горизонте. На глазах сереет зябь, желтой становится щетина жнивья. Октябрь, а мы еще молотим хлеб, убираем пшеницу, просо, гречиху, косим вико-овес и кукурузу. Далеко зашли... Машин из Заречного нет. Поехал по трассе искать. Думал, что ГАИ завернуло. Нет, около Рамзая начали попадаться. Это уже помощь - 50 новых машин […]. Звоню в Пензу. Лев уехал в Колышлей. Два события: звонил Л.И. [Брежнев] Просил за два дня отгрузить Коми АССР 5 тыс. тонн картофеля. Что-то случилось... Принято решение СМ РСФСР о снятии с области тысячи машин. […].
17 ноября. […]. Висит угроза снятия военных машин с 20 ноября. Рухнут последние слабые надежды на выполнение планов по свёкле, подсолнечнику. Начал атаку по телефону. Разговор с К.Г. Пысиным. У него ничего не получается. Уже докладывали А.Н. Косыгину - он против задержки. Почему? Неясно. Шифровка у Д.С. Полянского. Звоню, его нет, на заседании президиума СМ СССР. Ф.Д. Кулакову. Со всеми помощниками сидит где-то на даче, готовит бумагу к III Всесоюзному съезду колхозников. Г.И. Воронову. Его тоже нет. На Совмине СССР. Днем позвонил сам: - Что звонил? Нас с тобой на Совмине критикуют за подсолнечник. - Скоро совсем сдавать не будем: машины отбираете.
- Все бессильны. Только Генеральный. Шли ему шифровку. Рассказал [Воронов], что отказались (с восторгом!) от Центрколхозсоюза, но
создадут какой-то Совет. Кто-то борется записать в проекте не «колхозный двор», а «колхозная семья» и на каждую по 0,5 га земли. Я заметил, что как в колесе гонимся, чтобы дать больше и больше. Он: «Кто это все вносит»? - «Тот, кто далек от земли».
Послали с Дорошенко шифровку с просьбой оставить машины до 1 декабря. Объяснили, что гибнет урожай. Звонил Александрову-Агентову, помощнику [Брежнева]. Обещал доложить, хотя [Брежнев] занимается международными вопросами. Посмотрим, что будет завтра. Был Устинов из Наровчата. Советовал [ему] готовиться к 100-летию Куприна […]. 18 ноября. […]. Сижу и жду ответа на шифровку. Только пообедал, иду в кабинет, трубка ВЧ лежит на столе. - С вами будет говорить Леонид Ильич Брежнев. - Слушаю. - Здравствуйте, Георг Васильевич! Два дня был за городом, готовился к съезду. Сколько у вас воинских машин? - Числится 3,5 тысячи, работает около 2-х. - А как дороги?
- Самое обидное, что только что установились дороги, машины пошли, а их приходится отправлять. На полях много свёклы, подсолнечника. Народ нас не поймет.
- Хорошо. Я дам приказание оставить машины. Но надо, чтобы их хорошо использовали. А то сидим в кабинетах, а шоферы пьянствуют и не работают. Я это помню по Молдавии и Казахстану. Надо на каждую машину посадить контролера.
- Если будут машины, контролеров посадим!
- Желаю успехов. До свидания.
- Спасибо. До свидания.
19 ноября. Тут же позвонил маршалу М.В. Захарову.
- Как дела, Матвей Васильевич?
- А, Георг Васильевич, здравствуй, дорогой! Ты о машинах беспокоишься? Мне только что звонил Леонид Ильич. Оставим до 30-го ноября, но только, чтоб 1-го грузились.
- Спасибо. Все ясно. Когда будет шифровка?
- Сейчас подписываю. Сегодня получите.
Приглашаю Дорошенко и Огарева. Игра ва-банк, отступать некуда, надо идти в атаку. Собираем секретарей РК КПСС, командиров батальонов и авторот. Информирую о разговоре с генеральным секретарем ЦК КПСС […]. Раз так, то 1-го надо докладывать. Сделать все, чтобы грузы вывезти. […].
20 ноября. Утром поехал в сторону Каменки и Белинска. Опять не везет. Идет мокрый снег. Дороги раскисают. Грузовики сидят на обочинах, не могут выбраться на асфальт. Около Константиновки пытаются убирать кукурузу, тянут двумя гусеничными тракторами комбайн, но дело это тяжелое и почти бесполезное. […].
22 ноября. Поднялся около 8-ми утра. Не моросил, а ночью стучал дождь по железу. Обстановка тяжелая, если не сказать больше. Может, и зря затеяли всю эту волынку, но выхода другого не было. Хоть что-то возьмем военными машинами и меньше оставим себе. Нам хватит до нового года, если позволит погода. Говорил с Гидрометбюро: ничего хорошего на ближайшие дни не обещают. Позавтракали и поехали в сторону Каменки. Дорога работает оживленно. Сказывается наличие трассы. Машины, несмотря ни на что, снуют по дороге, бегут, торопятся. Только в России-матушке есть такие люди, способные на все. Ни один шофер Европы не тронулся бы с места в такую грязь и распутицу. Поля голые.
23 ноября. Воскресенье. Около 7-ми утра поднял В.Ф. Огарев. Позвонил из Колышлея. Не хватает для военных машин бензина. Обстановка сложная. Свёкла начинает гореть в Малой Сердобе.
25 ноября. […]. Слушали по радио открытие III съезда колхозников. Вступительная речь Л.И. Брежнева. Много интересных формулировок, есть постановка практических вопросов, сжато дано международное положение. Опять дань «стихийному росту доходов» - о пенсиях колхозников вопрос можно рассмотреть! Еще одна прибавка доходов, не покрытая источниками их изъятия. Хотим быть добрыми! Вечером беседа с комбатами. Сначала у меня в кабинете. Рассказал обстановку, историю вопроса. Дело не в том, что нет организованности: невиданный урожай, объем работ, отвратительная погода. Сочетание того и другого создало неимоверные трудности. Военные в этой обстановке - герои. Мы это сказали Генеральному штабу. Потом в столовой облисполкома угощали «Юбилейной». Иногда бутылка водки действенней, чем десяток совещаний. Комбаты разошлись. Тост за тостом. Смысл: повезет с погодой, без Генерального штаба еще дней 5 прихватим. […].
1 декабря. […]. С сообщением о совещании в ЦК КПСС выступил Дорошенко. Рассказ очень бессвязен, сбивчив. Но детали такие: после съезда колхозников состоялось совещание 1-х секретарей обкомов и предоблисполкомов, в котором приняли участие все члены Политбюро ЦК КПСС. На совещании 2,5 часа выступал Л.И. Брежнев. Произвел большое впечатление, говорил без бумажки, хотя справки ему были подготовлены. Очень остро, пожалуй, ставились четыре вопроса: о капитальном строительстве (много излишеств); положении дел в животноводстве;
сложности снабжения, связанные с тем, что рост доходов, зарплата обгоняет рост производительности труда. Если так будет, можем «прогореть»; злая постановка вопроса о дисциплине, экономике и т.д. Важно здесь: первый раз за пять лет собрали и резко поставили вопросы, которые назрели. […].
12 декабря. […]. Скандал с мясом: утром Г.И. Воронову позвонил А.П. Кириленко: «Почему нет мяса в промышленных центрах»? Следом Мазуров: «Почему Россия не отчисляет мясо в союзный фонд»? Вызвал Ф.Д. Кулаков его и Пысина: «Что случилось с мясом»? Позвонил В.В. Гришин: «Пишу записку в Политбюро и буду настаивать на ее обсуждении. Москвичи не понимают, почему нет мяса»? Таскают кругом, а толку мало. Разве не ясно, что установив «стабильные цены», мы облегчили дело на селе, но «завязли» вопросы снабжения в городе? «Дух мартовского пленума остался, мяса - не осталось»! Из ЦК требуют мяса. А как быть с поголовьем и кондицией сдаваемого скота? Их это не касается! Своеобразно! […]
1970
16 февраля. […]. Разбирался со всякими делами: завозом молока, решением ЦК о качестве молока, состоянием снабжения. Обеспеченность товарами 86%, лезем, вопреки всяким запрещениям, в будущее. Мясом не торгуем, держим колбасу.
Но требуют [продавать] с наполнителями (колбаса без мяса). Она дешевая, прогорим. Стоит завод маргарина, нет растительного масла, селедку требуют «расходовать строго по декадам», а ее еще не завезли в этом году! Кошмар какой-то. Кто же
виноват? Дело же не только в животноводстве. Все молчат и уходят от ответа перед народом, «доверяя» нам эту неблагодарную работу.
31 марта. Утром снег, после обеда - солнце и ручьи, а вечером легкий морозец. Природа пришла в столкновение. Борются времена года. Но в борьбе проходят дни. И прогнозы о ранней весне оказались ложными. Скорее, поздняя. По дороге на работу - [о Брежневе?]: пять лет никаких легенд и никаких ссылок, ни одной деловой, серьезной, вызванной жизнью, а не парадом, поездки, ни одного толком телефонного звонка. Нет вопросов. […]. Звонил Лев. В пятницу принят ряд решений по сельскому хозяйству. Их смысл конкретный: за сверхплановую продукцию
животноводства по году (т.е. годовую) - 50% надбавки; цены на мясо всем равные (колхоз, совхоз и частник); за молодняк до 2-х лет 350-400 кг - 35% надбавки, свыше 400 - 50 %. Цены за молоко поднимут на 18-20%. Оплата труда в совхозах - 125% тарифа. Пенсии колхозникам - минимум 20 руб. С 1 апреля - Госстрах. И т.д. Всего затрат дополнительных в 1970 г. 3,5-3,8 млрд. рублей. Что бросается в глаза? Идет одна и та же деляческая и добряческая линия: опять доплачиваем, повышаем зарплату, увеличиваем пенсии, но... никак не связываем это с производством, заготовками. Думают, что деньги автоматически сделают дело. Ошибка. Нужна организаторская работа, а в основе ее - планы, задания. Вероятно, боятся отступить от идеи «стабильного плана». Выбросим еще денег, а чем их взять? Где товары? Положение белки в колесе. Не можем остановиться.
3 ноября. Поднялись рано. Переговорили с руководителями хозяйств. Решили побывать в совхозе «Бояровский». Поехали, но не тут-то было. Проскочили первое тяжелое место на дороге Камешкир - Лопатино, оно называется Порт-Саид. На втором застряли и, чтобы не испытывать судьбу, вернулись. У Камешкира повернули налево. Решили посмотреть колхоз «Путь Ленина». Дорога просто кошмарная. Каким-то чудом пробиваемся в село Лапшово (бывшая Кафтыревка). Беседа в правлении колхоза, потом на фермы. Много всяких беспорядков. Телята не кормлены с утра. Одна бригада бросила работу, вторая не приступила. Условия на фермах тяжелые, грязь по колено. Только наши русские люди могут работать в таких условиях. Другие давно бы плюнули. Но эффект, конечно, невысок. А терпение не заставляет руководителей думать, как сделать лучше. Терпеливый русский характер и хорош, и плох. Хорош, т.к. позволяет делать дела при любых трудностях и невзгодах; плох, т.к. превращает трудности и невзгоды в обычную норму жизни. Отсутствие протеста не создает стимула для поиска лучших условий. Зашли в магазин в Лапшово - ничего нет, даже хлебом толком не торгуют. Народ недоволен. После обеда заехали в Старое Шаткино. Магазин. Нет шапок, резиновых сапог, хлопчатобумажных костюмов. В школе. До войны было 500 учеников теперь же - 22. Деревня вымирает. На ферме интересный разговор с конюхом: «Забыли лошадей». Зав. фермой Тамара Ветлосёмина, бывшая доярка, все знает, заботливая. Лучшая доярка - Шура Михайлова, скромная, заботливая женщина, ей 25 лет. На вопрос зав. фермой: «Что можно о ней сказать»? Ответ: «Это - забота». Беседа с
бывшим бригадиром, теперь председателем сельсовета, у которого 10 дочерей.Жить трудно, но все хотят учиться