Парунов (Шустер) Александр Владимирович. Инженер-энергетик. Начальник Вычислительного центра. ч.4
Через какое-то время, уже будучи директором, Згурский пригласил меня к себе. - Хочу с тобой, Саша, посоветоваться. Видишь ли, я в дальнейшем не смогу уделять тебе столько же внимания. Должность директора вынудит меня заниматься дальнейшим развитием завода, строительством жилья, всего не перечислить. Оставить тебя в подчинении главного инженера нецелесообразно - Никифоров не станет глубоко вникать в твои проблемы. Думаю, самым разумным будет передать тебя в подчинение главного экономиста. Будешь ближе к его деньгам - не будет проблем с приобретением новой техники. А я его на это настрою.
На том и порешили. Главным экономистом у нас был Юрий Максимович Кумков. Его перетянул на наш завод с Вильнюсского радиозавода еще в прошлом году директор М.З.Котляревский. Близко я с ним еще не сталкивался, но слышал о нем неплохие отзывы. Встреча вскоре у нас состоялась. Он оказался интересным мужчиной лет пятидесяти, несколько вальяжным, но, судя по всему, деловым. Договорились, что я буду его постепенно вводить в курс дела по работам, проводимым на ВЦ, а он со своей стороны постарается решать все мои вопросы по обеспечению финансирования для приобретения необходимой техники и материалов
Вскоре я не преминул воспользоваться этим обещанием для того, чтобы преобразовать нашу ЭВМ «Минск-22» в ЭВМ «Минск-32». Для этого понадобилось договориться с Минским з-дом им. Орджоникидзе о поставке нам процессора этой более быстродействующей машины. Остальные устройства нашей машины, а главное, программное обеспечение минские разработчики предусмотрели как совместимые с «Минск-32». Мои электронщики прошли небольшой курс обучения в Минске, и наш ВЦ, можно сказать, поднялся в техническом плане еще на одну ступень.
Через год после расторжения первого брака мне удалось снова стать на заводе на квартирный учёт. Эта моя предусмотрительность сыграла значительную роль в моем будущем благоустройстве. Я уже писал, что в трёхкомнатной квартире по улице Репина, 13, в одной комнате жила моя тетя с мужем и дочерью Наташей (сын Юра уже женился и жил у жены), во второй комнате жила моя мама и я, а третью комнату занимала одинокая старушка, овдовевшая пару лет тому назад. И вот эта старушка умирает, и комната остаётся свободной. Я сразу же сообразил, что у меня появился шанс получить свою жилплощадь рядом с мамой.
Реализовать этот шанс оказалось не так-то просто. Мне удалось с большим трудом уговорить руководство и профком завода подписать гарантийное письмо на имя председателя Ленинского райисполкома, в котором завод брал на себя обязательство возвратить району однокомнатную квартиру в строящемся заводском жилом доме в обмен на выдачу мне ордера на комнату в квартире по улице Репина, 13, где жила моя мать. Пришлось ещё пару недель пооббивать пороги кабинетов руководства райисполкома и квартотдела, но заветный ордер я всё же получил и на законном основании занял комнату площадью 18 кв. м с двумя окнами с видом на каменный забор усадьбы Патриарха Киевского и Всея Руси.
Но вскоре радость моя была омрачена событием, которое семье моей тёти, наоборот, доставило радость. Мой дядя получил ордер на двухкомнатную изолированную квартиру на Симферопольской улице в районе Дарницкого вокзала. Таким образом, через 16 лет у них появилась возможность покинуть полутёмную комнату, которую руководство Юго-Западной железной дороги (ЮЗЖД) предоставило им вместо отобранного у них нормального жилья в собственном доме моего дедушки.
Однако, теперь у меня с мамой появилась проблема - в освободившуюся комнату должны были заселить какую-то семью неизвестно из скольких человек, и наша квартира снова становилась коммуналкой. За одну ночь я в поте лица разобрал фанерную перегородку, которая по задумке руководства ЮЗЖД создавала коридор для прохода в освободившуюся дальнюю комнату. Но не прошло и месяца, как о моей авантюре стало известно в Управлении ЮЗЖД и перегородку восстановили, пригрозив мне большим штрафом через суд за самоуправство. До конца года к нам присылали двух или трёх потенциальных жильцов для ознакомления с освободившейся комнатой, однако пока что ни у кого из них не появилось желания жить в этой тёмной конуре с выходом окон в глубокий колодец, образованный стенами дома.
В 1970 году наш завод получил документ, согласно которому наше Министерство предлагало нам весной 1971 года предъявить Государственной комиссии Первую очередь Автоматизированной системы управления предприятием (АСУП). С этих пор вся работа на ВЦ была сосредоточена только на подготовке к этому мероприятию, которое должно было дать оценку нашим разработкам и заводимой в ЭВМ нормативной информации.
В этом же году я, наконец-то, решился поступать в заочную аспирантуру. После небольшой подготовки сдал экзамен по вычислительной технике, иностранному языку и по непременному курсу - политэкономии социализма. На кафедре «Машинной обработки экономической информации» КИНХа мне утвердили тему диссертации - «Оперативно-производственное планирование с применением ЭВМ на приборостроительном заводе со смешанным характером производства». Дело оставалось за небольшим - в ближайших пару лет написать и защитить эту самую диссертацию. Как аспирант и руководитель крупного ВЦ я читал лекции и вел практические занятия по ЭВМ у вечерников КИНХа. Это мне во многом позволяло компенсировать алименты, которые мне удерживали из зарплаты на заводе...
жена двоюродного брата Юры знакомит меня со своей подругой. Звали знакомую Тамарой, фамилия Парунова. Фамилия не моя, потому что был я тогда ещё Шустером, а Паруновым я стал только благодаря Тамаре. Имеет высшее образование - окончила исторический факультет Киевского университета. У Тамары есть дочь Алина семи лет. Год тому назад у неё умер муж, военнослужащий, приехала откуда-то из воинской части в Киев, живет у своих родителей на улице Лагерной в районе железнодорожного пересечения.
Устроилась на работу в Министерство легкой промышленности УССР педагогом на курсы повышения квалификации руководящего персонала. Внешне очень привлекательная, но курит. Взял с неё обязательство, что бросит курить. Дала согласие. Втроем с её дочерью поехали в июне в отпуск в Прибалтику, в Юрмалу, к её каким-то дальним родственникам. Всё было нормально, только температура воды в море не поднималась выше 17 градусов. После возвращения в Киев она добилась, что ей, как вдове военнослужащего, выдали ордер на свободную комнату в моей с мамой квартире. Затем пошли с ней в ЗАГС и расписались. Таким образом, мы начали жить с моей женой и мамой в собственной отдельной квартире.
Когда расписывались, я решил изменить фамилию. Откровенно говоря, мне надоели бесконечные намеки окружающих, что я скрываю свою еврейскую национальность. Но я даже не предполагал, с какими сложностями столкнусь после этого, казалось бы, безобидного мероприятия. Предстояло менять партбилет, военный билет, допуск, постоянно таскать с собой брачное свидетельство, чтобы доказывать в различных инстанциях, что я - это я. С большими сложностями я столкнулся в командировках в Министерство, где никак не могли понять куда делся Шустер и кто такой Парунов. В общем, не раз я сожалел потом о содеянном.
Начало семидесятых годов памятно для меня прежде всего моим новым амплуа. В апреле меня назначили на вновь введенную должность начальника КВЦ - Кустового вычислительного центра. Связано это было с созданием двух филиалов завода «Радиоприбор»: Ямпольского механического и Носовского инструментального заводов, которые мне следовало учесть при планировании производства через ЭВМ. Дело в том, что в то время появилась тенденция создания производственных объединений, и наш новый директор В.А.Згурский, мысля всегда наиболее передовыми категориями, начал подготовку к этому масштабному преобразованию завода путем создания куста филиалов. К слову, к этому времени он уже успел защитить при Институте кибернетики АН УССР диссертацию на соискание звания кандидата технических наук по тематике автоматизации гальванических работ с применением электронной управляющей машины.
Мне было предложено разработать структуру КВЦ и штатное расписание. Новая моя должность приравнивалась по окладу к должности заместителя главного инженера, но подчинение осталось непосредственно главному экономисту. Заработная плата составляла 260 рублей, а с учетом почти постоянно выплачиваемой 40-процентной прогрессивки, ежеквартальных премий по соцсоревнованию и за внедрение новой техники она достигала весьма приличной суммы. Об этом можно судить по записям сумм, с которых начислялись партвзносы, в моём сохранившемся партбилете.
КВЦ по штатному расписанию утвердили в составе трёх отделов: отдела АСУП (автоматизированных систем управления производством), отдела внедрения задач и отдела эксплуатации. Кроме того, мне переподчинили МСС (машиносчетную станцию) и СКБ ЭВМ.
В состав отдела АСУП входило два бюро: бюро алгоритмизации и бюро программирования. Руководил отделом АСУП грамотный экономист Григорий Сомин, работавший ранее заместителем начальника планового отдела завода, а до этого - начальником планово-производственного бюро производственно-диспетчерского отдела. Полученное им высшее экономическое образование и накопленный опыт работы в основном производстве давал основания рассчитывать на то, что возглавляемый им отдел не будет витать в облаках, а начнет планомерную разработку первоочередных задач для оказания действенной помощи производству.
В бюро алгоритмизации разрабатывались алгоритмы задач, формы входных и выходных документов, осуществлялось согласование всей документации с будущими потребителями машинных документов, а также с программистами бюро программирования, которым затем поручалась разработка программ и их отладка на ЭВМ.
Отделом внедрения задач руководил мой заместитель Сергей Ремез, человек очень добросовестный, порядочный, работавший на ВЦ с первых дней его основания. Он окончил мехмат Киевского госуниверситета и имел опыт работы программиста, что давало мне основания предполагать, что передаваемые ему в отдел задачи из отдела АСУП будут предварительно тщательно опробованы и проверены, прежде чем начнут практически действовать в производстве.
В отделе внедрения работало несколько бюро различного направления. Главные функции выполняло нормативное бюро, где были сосредоточены все заводские нормативы. Сюда поступали все конструкторские и технологические приказы на изменения, осуществлялась их шифровка, перенос на машинные носители и, затем, ввод в память ЭВМ с последующей проверкой качества обработки. Благодаря составленным программам у нас в машине сохранялись все изменения, и мы в любой момент могли дать справку о том, когда проведено какое-либо изменение в данной конструкторской или технологической норме. В нормативном бюро хранились также распечатки всех машинных шифраторов.
Производственное бюро отдела внедрения в том году только-только начало работать, так как мы лишь начинали внедрение задач производственного планирования. В его задачи входило своевременно получать из планового отдела планы выпуска изделий, готовить их ввод в ЭВМ, своевременно отражать изменения этого плана в случае каких-либо указаний из Министерства. В соответствии с технологической расцеховкой готовить в конце месяца распечатки подетальных планов заготовительным цехам на следующий месяц с учетом опережений запуска изготавливаемых деталей и узлов. И, естественно, вести ежедневный учет выполнения цехами подетального плана, выдавая при этом целый перечень экономических показателей хода выполнения месячного плана.
Следующее бюро отдела внедрения - бюро подготовки данных, которое возглавляла бессменно долгие годы Надежда Карпачева. В бюро стояло полтора десятка телетайпов, на которых девушки набивали перфоленты, перенося на них информацию для ввода в ЭВМ. Информация набивалась параллельно на двух телетайпах, а затем две полученные перфоленты сверялись для обнаружения при сверке возможных ошибок. Ещё Ещё на нескольких перфораторах набивались перфокарты с программами. Сейчас, в годы применения персональных компьютеров, вся эта громоздкая подготовительная работа кажется смешной, но в те далёкие времена это было неотъемлемым атрибутом использования первых ЭВМ. Именно это я хочу подчеркнуть столь подробным описанием всех функций вычислительного центра.
Отдел эксплуатации состоял из бюро обслуживания ЭВМ, бюро решения задач и механической мастерской. Возглавлял отдел Анатолий Шумановский. В бюро обслуживания работали электронщики, в задачу которых входило тестирование машины, профилактический ремонт и устранение текущих неисправностей. Бюро решения задач возглавлял программист Юрий Щинович. В состав бюро входили операторы ЭВМ, работавшие посменно. Что касается механической мастерской, то она комплектовалась механиками, которые специализировались как по обслуживанию механических устройств ЭВМ (лентопротяжных механизмов, телетайпов, перфораторов), так и перфорационного оборудования машиносчетной станции.
Что касается СКБ ЭВМ, то, откровенно говоря, подчинено оно было мне формально. Курировал его непосредственно директор В.А.Згурский. Руководили этим подразделением толковые ребята - Вильянин Кравчук, начальник СКБ, и его заместитель Игорь Марченко. У меня с обоими сложились отличные отношения и, подписывая почти не глядя им планы и отчёты, я не сомневался в их порядочности.
Наш ВЦ в ту далекую пору считался одним из ведущих среди предприятий Министерства, поэтому начальник отраслевого отдела АСУП, некто Сосенко, посчитал нужным провести именно у нас первую, так сказать, показательную приемку проделанной нами работы. Комиссия по приёмке состояла из начальников ВЦ приборостроительных заводов Минрадиопрома: Минского завода «Радиоприбор», Мытищинского радиозавода, Вильнюсского приборостроительного завода, Рижского завода им. Попова и целого ряда институтов: всего около 20 человек. Пользуясь опытом проведения Республиканской конференции по АСУП на нашем заводе в 1967 году, мы заранее подготовили жилье для членов комиссии, продумали чем занять их вечером, обеспечили билеты на обратную дорогу. Была подготовлена вся техдокументация, протоколы подкомиссий, проект акта приемки, то есть, было сделано всё, чтобы облегчить работу членов комиссии и направить работу комиссии в нужное нам русло.
Всё прошло в самом лучшем виде, поскольку работа у нас была, действительно, проделана большая и полезная. Хорошему настроению членов комиссии способствовала прекрасная майская погода и цветущие киевские каштаны. Окончание работы отметили с членами комиссии в новом экзотическом ресторане «Млин», открытом в 1968 году в Гидропарке. Деньги на это мероприятие были получены традиционным для того времени способом: на коллектив КВЦ наш шеф Кумков выделил денежную премию, которая распределялась и тут же отбиралась у премированных за вычетом взымаемого с этой суммы подоходного налога. Через неделю я съездил в Москву и забрал утвержденный у министра Акт комиссии. Одновременно я поставил перед собой задачу попытаться получить в Московском госуниверситете им. Ломоносова несколько молодых специалистов по профилю «кибернетика» и «программирование». Заранее переговорив с директором В.А.Згурским, я заручился его обещанием выделить мне для этой цели несколько мест в заводском общежитии.
Новое высотное здание МГУ произвело на меня незабываемое впечатление. Я поблуждал по бесконечным коридорам, нашел нужный отдел по распределению и выяснил, что вопрос этот может быть решен только по запросу моего министерства. Но прихваченная мною коробочка конфет сыграла свою роль - мне удалось просмотреть картотеку выпускников-иногородних, заканчивающих с отличными оценками интересующие меня факультеты.
Кроме того, я получил дельные советы от работающих в отделе девиц. Они подсказали мне, где я могу встретиться с отобранными мною кандидатурами и заручиться их согласием на работу на нашем заводе по специальности. Беседы такие состоялись в студенческом общежитии: из шести отобранных мною кандидатов дали согласие переехать в Киев четверо. Получить в Министерстве запрос на конкретных лиц теперь было уже несложно, тем более, что я предоставил заранее подготовленное гарантийное письмо с завода на общежитие.
...моё терпение окончательно оборвалось, когда я нашел открытку из Полтавы до востребования на имя Тамары от какого-то Ашота с армянской фамилией. Ашот восторгался вечером, который он провел в Полтаве с моей Тамарой, и в конце открытки её нежно целовал. Я ткнул ей открытку в нос и потребовал, чтобы она немедленно убиралась с моих глаз в свою заднюю комнату. И на этот раз безвозвратно.
Поскольку Тамара была женщиной расчетливой, то, уяснив себе, что со мной уже каши не сваришь, потребовала раздела имущества. Хотя к ранее приобретенному мною румынскому мебельному гарнитуру она никакого отношения не имела, тем не менее половину его потребовала ей «честно» выделить. Доставшийся мне тогда в результате «честного» дележа письменный стол служит мне до сих пор, оставаясь безмолвным свидетелем той нелегкой для меня годины.
Действительно, нелёгкой, потому что гарнитуром её притязания не ограничились - она потребовала половину БВЛ: подписной «Библиотеки всемирной литературы» из 200 томов, которая досталась мне по тем временам с колоссальными трудностями, и которую я, как истый книголюб, очень ценил. Мне было благосклонно дозволено отобрать себе, что мне захочется. Отсюда можно себе представить, как она ценила эту литературу. Её задача была одна - мне эту бесценную подписку разукомплектовать. Она грозилась мне в случае отказа написать в партком, райком и горком партии заявления о моем непартийном отношении к семье - ячейке коммунистического общества.
Я отдал ей «Песни южных славян», «Героический эпос народов СССР» в 2-х томах, «Исландские саги», «Поэзию Восточной и Юго-Восточной Азии» и тому подобное, а также то, что у меня было дубликатом в собраниях сочинений и в других изданиях: Шекспир, Сервантес, Дефо, Свифт. И, тем не менее, ей досталось довольно много книг, о потере которых я не мог с сожалением не думать даже по ночам.
Вскоре в голове зародился план. Её комната запиралась на два замка. Когда она была в ванной и неосторожно оставила ключи в замке, я в мгновение ока успел сделать оттиски на заранее приготовленной замазке. А уж на заводе я, конечно же, нашел мастеров, которые сделали мне идеальные дубликаты. В одно из воскресений, когда она ушла в гости к родителям, я, заперев на предохранитель входную дверь, зашел в заднюю комнату и отобрал из книг то, что считал для себя достаточно ценным. Всего порядка 30-40 томов. Я ничуть не сомневался, что она никогда не обнаружит эту пропажу, так как в книги она заглядывала весьма редко. Украсть книгу, а тем более собственную, я не посчитал для себя большим грехом.
Мстительность этой женщины не имела границ. В комнате Тамары Григорьевны в серванте, где в нижней его части навалом лежали мои книги, я обнаружил черновик её заявления в КГБ. В нём она утверждала, что я происхожу из семьи, которая всегда ненавидела советскую власть, что, будучи с ней в Болгарии, я постоянно вел с ней разговоры о необходимости перейти границу на Запад и просить политического убежища. В конце заявительница просила оградить её от моего на неё пагубного влияния. Если она такое заявление и отправила, то, думаю, в КГБ только посмеялись.
В это нелегкое для меня время я очень сблизился с Александром Ивановичем Оберемченко, главным инженером Отраслевого отдела по внедрению новой техники, который размещался у нас на территории завода. Это был мужчина моих лет и моего роста, умница, книголюб, большой любитель самостоятельно ремонтировать радио- и телеаппаратуру. Он тоже был в разводе. Мы встречались то у него дома на улице Якира, то у меня. Выпив по рюмочке, мы травили баланду, я с удовольствием слушал его амурные подвиги молодости, он - мои. Потом садились за шахматы, играл он, кстати, очень прилично. Его периодические посещения весьма усмиряли пыл новых знакомых моей бывшей благоверной, которые иногда порывались ворваться ко мне в комнату, якобы для защиты бедной покинутой женщины.
Возвращение домой не принесло мне радости. Продолжалось издевательство над мамой со стороны моей номинальной супруги. У неё теперь появился друг, который периодически доставлял нам «удовольствие», оставаясь у неё ночевать и пользуясь ванной и туалетом. Оказывается, мы с ним были наглядно знакомы - он торговал мясом на Бессарабском рынке. Мама настаивала, чтобы мы разменяли квартиру и избавились от ужасного соседства. Но для этого надо было оформить развод, а я этого боялся. Это сразу стало бы достоянием моей парторганизации, которая не простила бы мне, коммунисту, расторжение уже третьего брака. Я на заводе поддерживал видимость семейного благополучия. И тут я узнаю, что на развод подала она сама, моя супруга. Но при этом уведомила меня, что так просто я от неё не отделаюсь - она уже написала заявление в партком и райком партии с просьбой рассмотреть моё отношение к семье. Мне оставалось только ждать.
Третьего октября 1972 года Ленинский районный ЗАГС объявил меня холостяком. Мы с мамой начали лихорадочные поиски варианта размена. Но дело оборачивалось катастрофой - наша партнерша по размену потребовала себе изолированную
двухкомнатную квартиру. Разменять нашу хоть и полнометражную трехкомнатную квартиру на две двухкомнатных было делом нереальным. Тем более, что мама ни за что не хотела переезжать из района, в котором прожила почти всю жизнь. В конце концов после почти двухмесячных поисков мама нашла вариант, который поверг меня в уныние. «Соседка» снизошла дать согласие на двухкомнатную «хрущовку» на Нивках, а нам предлагались две большие комнаты на улице Толстого в квартире с еще одной семьей. После долгих мучительных размышлений я пришел к выводу, что если и дальше тянуть наше совместное проживание с непредсказуемой мегерой, то недалек тот день, когда попадем в газеты в раздел уголовной хроники. И размен состоялся.
Дом №-13 по улице Толстого был четырехэтажный, дореволюционной постройки, поэтому потолки в нем были высотой аж 4 метра 10 см. Квартира №-2 находилась на первом этаже: с улицы - высокий бельэтаж, со двора - окна очень высоко, так как под нами было большое подвальное помещение, в котором размещались лаборатории госуниверситета.
Вся квартира состояла из пяти комнат: двух наших и трех соседских. Все комнаты были изолированные. В большой 20-тиметровой кухне стояли две газовые плиты: одна для нас и одна - соседей. Большая ванная, даже зачем-то очень просторный туалет. У соседей - кладовка, для нас - большие антресоли. У каждой семьи свой электросчетчик, в общественных местах, как это полагалось в коммунальных квартирах - по две лампочки. Длинные высокие коридоры. В кухне дверь с выходом на «чёрный ход» для выноса мусора в дворовый контейнер.
Соседи у нас были примечательные. Глава семьи Шишловский - профессор, доктор фмн, . Жена его была домашней хозяйкой. У них было двое сыновей.Родители жили в большой 40-метровой комнате, выходившей двумя большими окнами на улицу. У старшего сына была маленькая комната также с окном на улицу. Зато у младшего были 20-тиметровые хоромы на солнечную сторону, с окном во двор и просторным балконом.
Из доставшихся нам по обмену двух комнат я предоставил маме право выбирать ту, что ей придется больше по душе. Сначала она предпочла ту, что побольше, так как привыкла к 25-тиметровой комнате, которая у неё была на улице Репина. Она всё боялась, что в комнате поменьше (площадь её была 20 кв. м) у неё не разместится вся мебель. Но потом, удостоверившись, что эта комната светлая, солнечная, она остановила свой выбор на ней. Кроме того, её покорила в этой комнате небольшая ниша, вроде алькова, в которой удобно разместилась её кровать. Вся её мебель также нашла свое место.
Мне досталась комната площадью 26 кв. м с окном на улицу. Это была северная сторона, кроме того, над окном нависал балкон второго этажа, поэтому в комнате почти всегда царил полумрак и в пасмурные дни всегда приходилось зажигать электричество. Правда, в солнечные дни в моей комнате всегда было светло, так как в ней играли солнечные зайчики, отражавшиеся от окон дома на противоположной стороне улицы.
Обе наши комнаты имели раздельные входы: их разделял небольшой коридорчик в виде тамбура. Одна из трех дверей этого коридорчика была как бы входной дверью нашей с мамой квартиры, полностью изолируя нас от соседей. Обе наши комнаты были далеко не в благополучном состоянии и, безусловно, требовали ремонта.Так что впереди была уйма домашних дел.
Но дела эти пришлось временно отложить, ибо партийные органы начали разбор заявления моей бывшей супруги по поводу якобы моего нежелания сохранить семью. Сначала мое грязное белье полоскали в партбюро экономических служб, куда относился КВЦ, затем в парткоме завода. Некоторые рьяные коммунисты вносили предложение меня из партии исключить. Это грозило мне самыми тяжелыми последствиями: отстранением от руководящей должности, перевод на должность рядового инженера, одним словом на моей дальнейшей производственной карьере в те советские времена можно было бы уже поставить крест. Но руководство завода все же, очевидно, ценило мои деловые качества, поэтому обсуждение закончилось вынесением мне строгого выговора с занесением в учетную карточку за непартийное отношение к семье и требованием все же сохранить мою третью семью.
Предстояло самое серьезное испытание - это решение должно было быть утверждено на заседании бюро Жовтневого райкома партии. Что это была за нервотрепка и какие идиотские вопросы мне задавали на заседании этого бюро трудно передать! Мне пришлось доказывать, что семью мне не удалось сохранить, поскольку бывшая жена уже успела выскочить замуж. В конце концов, после часовых дебатов, во время которых меня держали за дверьми, согласились с решением партбюро завода, хотя и здесь нашлись доброхоты, желавшие меня из партии исключить. Как говорится, еле пронесло.
В марте 1981 года я поступил на курсы водителей в клуб ДОСААФ. Дело в том, что я уже второй год стоял у себя на предприятии в очереди на покупку автомобиля. В те годы можно было приобрести только отечественную машину: «Запорожец», «Москвич», «Жигули» или, при очень хороших деньгах, - «Волгу». Желающих было немало, поэтому ждали своего звёздного часа годами. Нашему предприятию, входившему в Военно-промышленный комплекс, предоставлялись определенные преимущества: каждый год завод получал для своих работников 15-20 машин.Часть этих машин распределялась среди руководящего состава, остальные делили между цехами и отделами. Естественно, при распределении учитывались стаж работы на предприятии, производственные достижения и, конечно, общественная деятельность.
Посоветовавшись в семейном кругу, решили, что пора обзаводиться «железным конем». И вот в начале года по заводу прошел слух, что в июле месяце должны получить партию легковых машин. В повестку дня стал вопрос о получении водительских прав и лоббировании своего участия в распределении. В конце июня 1981 года я получил Свидетельство о том, что я обучался с 25 марта по 25 июня 1981 года по программе подготовки водителя транспортных средств категории «В» и успешно сдал выпускные экзамены по устройству, техническому обслуживанию и правилам технической эксплуатации автомобиля, по правилам дорожного движения и по практическому вождению.
К концу июля пришло сообщение о прибытии 18 машин для распределения на нашем предприятии. В конечном итоге мой вопрос был решен положительно: мне была выделена 1-ая модель, хотя было их всего четыре. Моя машина стоила 6400 рублей, а дома у нас было только 4000. Поэтому срочно начались поиски недостающей суммы. Часть денег получили из маминых небольших сбережений, какую-то сумму одолжил двоюродный брат Юра, какую-то сумму - родители Лиды, остальное насобирал я в своём коллективе.
Проявив власть, я мобилизовал одного из своих электронщиков, опытного автомобилиста (он периодически приезжал на завод на машине какого-то родственника, который оформил ему право на временное пользование), сделав его сопровождающим консультантом. Прихватив с работы Лиду, мы втроем поехали на базу - Киевский филиал по сбыту машин ВАЗ’а. Машин было очень много, выбор был такой, что просто разбегались глаза. После долгих мучительных поисков остановили свой выбор на светлокремовой красавице. Машина была с радиоприемником, что потребовало еще сравнительно небольшую доплату. Выписали счет-фактуру, мотнулись в ближайший банк для оплаты - и вот я уже владелец.
Не имея еще большого опыта езды по городским улицам, я посадил за руль моего электронщика, и мы поехали в ГАИ на регистрацию. В ГАИ я сдал экзамен по правилам дорожного движения и вождение на собственной машине. Вождение сдавал на специально оборудованной площадке ГАИ . Площадка была утыкана закопанными в землю старыми автомобильными покрышками и нужно было проехать между ними по заданному маршруту с разворотами и всеми видами поворотов.
Уехали мы оттуда уже с номерами и водительским удостоверением на моё имя. К водительскому удостоверению прилагался грозный «Талон предупреждений», по краям которого были напечатаны номера от 1 до 6, по три одинаковые цифры на каждый номер, символизирующие 6 видов грозных нарушений «Правил дорожного движения». В случае нарушения мною правил сотрудник ГАИ должен был сделать прокол на соответствующей цифре. После трех таких проколов талон изымался, и водитель должен был повторно сдавать в ГАИ экзамен по этим самым «Правилам». После чего он получал новый талон, без которого, кстати, водительское удостоверение было недействительно.
Начался новый этап в жизни, во многом отличавшийся от предыдущего бытия. Машину я ставил на улице под открытым окном. Для безопасности приобрел механическое противоугонное устройство, устанавливаемое на руле. Вечерами выезжал на тренировки по опустевшим улицам, добирался до Пущи-Водицы, до Кончи-Заспы, получая огромное удовольствие от приятного чувства единения с машиной.
Первая неприятность пришла 1-го августа 1981 года. Вышло Постановление Правительства о повышении цены на бензин, причём ровно вдвое. Если раньше 1 литр бензина для моей машины стоил в то время 10 копеек, то теперь этот литр уже стоил 20 копеек, и по элементарным подсчетам ездить, допустим, на работу даже вместе с женой стало совсем невыгодно, даже накладно. Но мы всё же продолжали ездить, не в силах отказать себе в удовольствии от быстрой езды под музыку радиостанции «Маяк», льющуюся из радиоприёмника
...прибыли в Ворожбу. Довелось отвечать на многочисленные вопросы родителей Лиды и всех их соседей. Ведь в то время автомашина не была такой обыденной вещью, как сейчас. По просьбе отца Лиды съездили сначала в районный центр Белополье, а затем в областной - город Сумы, где жила его сестра, Лидина тетка. Назад в Киев ехали груженные картошкой, овощами и фруктами. Всю дорогу слушали хорошую музыку. Алёна пристроилась на заднем сиденье поспать. Проблем в дороге больше не возникало, машина вела себя прекрасно. Меня только поразило, как при встрече с крупными фургонами международных перевозок возникал эффект притяжения между машинами. Очевидно, возникало некоторое разрежение и поэтому приходилось прикладывать определенное усилие, чтобы не допустить опасного сближения
Где-то в конце августа мы чуть не оказались в эпицентре крупнейшей автокатастрофы. Лида после этого случая постоянно вела разговор о том, чтобы мы продали машину. Её желание ещё более укрепилось после случившегося вскоре ночного эпизода. Часа в три ночи Лида разбудила меня из-за какой-то возни под нашим окном. Выглянув из-за занавески, я увидел интересную картину. На тротуаре стоял грузовичок, а возле моей машины двое амбалов разматывали молча трос для буксировки.
- Я уже вызвал милицию, - сообщил я в открытое окно милым незнакомцам, которым понравилась моя машина. - Думаю, вы вряд ли успеете убраться. В ответ не последовало ни слова - новоявленных автолюбителей как ветром сдуло. Теперь вопрос о продаже нашей машины стал в нашей семье ещё актуальнее.
Были еще другие аргументы в пользу такого решения. На нас давили долги - больше двух тысяч. Деньги на то время немалые. Но самой главной причиной стала потребность менять нашу квартиру. На изолированную, что, естественно, требовало доплату. Причина была прозаической - наши соседи перестали быть удобоваримыми.
... больше всего шокировало моих хозяек-чистюль, маму и Лиду, постоянно заваливала на нашей общей кухне единственную раковину грязной посудой и надолго удалялась из дому. Душеспасительные беседы с ней на эту тему помогали, но не надолго.
Еще более непрятным моментом стали взаимоотношения со старшим сыном соседки Будучи на втором курсе университета, он уже успел привести в дом жену, свою сокурсницу. Все бы ничего, но эти милые ребята приспособились ежевечерне занимать вместе ванную комнату, подолгу там плескались, хихикали, а мы с Лидой придя домой после работы не имели возможности даже просто помыть руки.
И, наконец, самое главное. Младший сын соседки заканчивал школу, однако мысли его были направлены, в основном, не на учебу. Он полным ходом развернул в нашей квртире свой бизнес, который органы правопорядка даже в наши времена свободы и демократии бизнесом не считают. Он занимался валютными операциями с иностранцами, или, попросту говоря, фарцовкой. Редко выпадал день, чтобы у нас в доме не появлялись какие-то иностранцы, в основном это были почему-то негры. Он запирался с ними в своей комнате и вел таинственные переговоры.
Был у него ещё второй своеобразный бизнес: он предоставлял изредка по вечерам свою комнату студентам близлежащих вузов для интимных встреч. У нас на повестке дня встал вопрос, что юного соседа в любой момент могут посадить, после чего в его комнату ЖЭК вселит семью, скажем, из трех человек. Какова перспектива?! На наше предложение соседям начать заниматься разменом квартиры на две изолированные последовала довольно вялая реакция.
На том и порешили. Главным экономистом у нас был Юрий Максимович Кумков. Его перетянул на наш завод с Вильнюсского радиозавода еще в прошлом году директор М.З.Котляревский. Близко я с ним еще не сталкивался, но слышал о нем неплохие отзывы. Встреча вскоре у нас состоялась. Он оказался интересным мужчиной лет пятидесяти, несколько вальяжным, но, судя по всему, деловым. Договорились, что я буду его постепенно вводить в курс дела по работам, проводимым на ВЦ, а он со своей стороны постарается решать все мои вопросы по обеспечению финансирования для приобретения необходимой техники и материалов
Вскоре я не преминул воспользоваться этим обещанием для того, чтобы преобразовать нашу ЭВМ «Минск-22» в ЭВМ «Минск-32». Для этого понадобилось договориться с Минским з-дом им. Орджоникидзе о поставке нам процессора этой более быстродействующей машины. Остальные устройства нашей машины, а главное, программное обеспечение минские разработчики предусмотрели как совместимые с «Минск-32». Мои электронщики прошли небольшой курс обучения в Минске, и наш ВЦ, можно сказать, поднялся в техническом плане еще на одну ступень.
Через год после расторжения первого брака мне удалось снова стать на заводе на квартирный учёт. Эта моя предусмотрительность сыграла значительную роль в моем будущем благоустройстве. Я уже писал, что в трёхкомнатной квартире по улице Репина, 13, в одной комнате жила моя тетя с мужем и дочерью Наташей (сын Юра уже женился и жил у жены), во второй комнате жила моя мама и я, а третью комнату занимала одинокая старушка, овдовевшая пару лет тому назад. И вот эта старушка умирает, и комната остаётся свободной. Я сразу же сообразил, что у меня появился шанс получить свою жилплощадь рядом с мамой.
Реализовать этот шанс оказалось не так-то просто. Мне удалось с большим трудом уговорить руководство и профком завода подписать гарантийное письмо на имя председателя Ленинского райисполкома, в котором завод брал на себя обязательство возвратить району однокомнатную квартиру в строящемся заводском жилом доме в обмен на выдачу мне ордера на комнату в квартире по улице Репина, 13, где жила моя мать. Пришлось ещё пару недель пооббивать пороги кабинетов руководства райисполкома и квартотдела, но заветный ордер я всё же получил и на законном основании занял комнату площадью 18 кв. м с двумя окнами с видом на каменный забор усадьбы Патриарха Киевского и Всея Руси.
Но вскоре радость моя была омрачена событием, которое семье моей тёти, наоборот, доставило радость. Мой дядя получил ордер на двухкомнатную изолированную квартиру на Симферопольской улице в районе Дарницкого вокзала. Таким образом, через 16 лет у них появилась возможность покинуть полутёмную комнату, которую руководство Юго-Западной железной дороги (ЮЗЖД) предоставило им вместо отобранного у них нормального жилья в собственном доме моего дедушки.
Однако, теперь у меня с мамой появилась проблема - в освободившуюся комнату должны были заселить какую-то семью неизвестно из скольких человек, и наша квартира снова становилась коммуналкой. За одну ночь я в поте лица разобрал фанерную перегородку, которая по задумке руководства ЮЗЖД создавала коридор для прохода в освободившуюся дальнюю комнату. Но не прошло и месяца, как о моей авантюре стало известно в Управлении ЮЗЖД и перегородку восстановили, пригрозив мне большим штрафом через суд за самоуправство. До конца года к нам присылали двух или трёх потенциальных жильцов для ознакомления с освободившейся комнатой, однако пока что ни у кого из них не появилось желания жить в этой тёмной конуре с выходом окон в глубокий колодец, образованный стенами дома.
В 1970 году наш завод получил документ, согласно которому наше Министерство предлагало нам весной 1971 года предъявить Государственной комиссии Первую очередь Автоматизированной системы управления предприятием (АСУП). С этих пор вся работа на ВЦ была сосредоточена только на подготовке к этому мероприятию, которое должно было дать оценку нашим разработкам и заводимой в ЭВМ нормативной информации.
В этом же году я, наконец-то, решился поступать в заочную аспирантуру. После небольшой подготовки сдал экзамен по вычислительной технике, иностранному языку и по непременному курсу - политэкономии социализма. На кафедре «Машинной обработки экономической информации» КИНХа мне утвердили тему диссертации - «Оперативно-производственное планирование с применением ЭВМ на приборостроительном заводе со смешанным характером производства». Дело оставалось за небольшим - в ближайших пару лет написать и защитить эту самую диссертацию. Как аспирант и руководитель крупного ВЦ я читал лекции и вел практические занятия по ЭВМ у вечерников КИНХа. Это мне во многом позволяло компенсировать алименты, которые мне удерживали из зарплаты на заводе...
жена двоюродного брата Юры знакомит меня со своей подругой. Звали знакомую Тамарой, фамилия Парунова. Фамилия не моя, потому что был я тогда ещё Шустером, а Паруновым я стал только благодаря Тамаре. Имеет высшее образование - окончила исторический факультет Киевского университета. У Тамары есть дочь Алина семи лет. Год тому назад у неё умер муж, военнослужащий, приехала откуда-то из воинской части в Киев, живет у своих родителей на улице Лагерной в районе железнодорожного пересечения.
Устроилась на работу в Министерство легкой промышленности УССР педагогом на курсы повышения квалификации руководящего персонала. Внешне очень привлекательная, но курит. Взял с неё обязательство, что бросит курить. Дала согласие. Втроем с её дочерью поехали в июне в отпуск в Прибалтику, в Юрмалу, к её каким-то дальним родственникам. Всё было нормально, только температура воды в море не поднималась выше 17 градусов. После возвращения в Киев она добилась, что ей, как вдове военнослужащего, выдали ордер на свободную комнату в моей с мамой квартире. Затем пошли с ней в ЗАГС и расписались. Таким образом, мы начали жить с моей женой и мамой в собственной отдельной квартире.
Когда расписывались, я решил изменить фамилию. Откровенно говоря, мне надоели бесконечные намеки окружающих, что я скрываю свою еврейскую национальность. Но я даже не предполагал, с какими сложностями столкнусь после этого, казалось бы, безобидного мероприятия. Предстояло менять партбилет, военный билет, допуск, постоянно таскать с собой брачное свидетельство, чтобы доказывать в различных инстанциях, что я - это я. С большими сложностями я столкнулся в командировках в Министерство, где никак не могли понять куда делся Шустер и кто такой Парунов. В общем, не раз я сожалел потом о содеянном.
Начало семидесятых годов памятно для меня прежде всего моим новым амплуа. В апреле меня назначили на вновь введенную должность начальника КВЦ - Кустового вычислительного центра. Связано это было с созданием двух филиалов завода «Радиоприбор»: Ямпольского механического и Носовского инструментального заводов, которые мне следовало учесть при планировании производства через ЭВМ. Дело в том, что в то время появилась тенденция создания производственных объединений, и наш новый директор В.А.Згурский, мысля всегда наиболее передовыми категориями, начал подготовку к этому масштабному преобразованию завода путем создания куста филиалов. К слову, к этому времени он уже успел защитить при Институте кибернетики АН УССР диссертацию на соискание звания кандидата технических наук по тематике автоматизации гальванических работ с применением электронной управляющей машины.
Мне было предложено разработать структуру КВЦ и штатное расписание. Новая моя должность приравнивалась по окладу к должности заместителя главного инженера, но подчинение осталось непосредственно главному экономисту. Заработная плата составляла 260 рублей, а с учетом почти постоянно выплачиваемой 40-процентной прогрессивки, ежеквартальных премий по соцсоревнованию и за внедрение новой техники она достигала весьма приличной суммы. Об этом можно судить по записям сумм, с которых начислялись партвзносы, в моём сохранившемся партбилете.
КВЦ по штатному расписанию утвердили в составе трёх отделов: отдела АСУП (автоматизированных систем управления производством), отдела внедрения задач и отдела эксплуатации. Кроме того, мне переподчинили МСС (машиносчетную станцию) и СКБ ЭВМ.
В состав отдела АСУП входило два бюро: бюро алгоритмизации и бюро программирования. Руководил отделом АСУП грамотный экономист Григорий Сомин, работавший ранее заместителем начальника планового отдела завода, а до этого - начальником планово-производственного бюро производственно-диспетчерского отдела. Полученное им высшее экономическое образование и накопленный опыт работы в основном производстве давал основания рассчитывать на то, что возглавляемый им отдел не будет витать в облаках, а начнет планомерную разработку первоочередных задач для оказания действенной помощи производству.
В бюро алгоритмизации разрабатывались алгоритмы задач, формы входных и выходных документов, осуществлялось согласование всей документации с будущими потребителями машинных документов, а также с программистами бюро программирования, которым затем поручалась разработка программ и их отладка на ЭВМ.
Отделом внедрения задач руководил мой заместитель Сергей Ремез, человек очень добросовестный, порядочный, работавший на ВЦ с первых дней его основания. Он окончил мехмат Киевского госуниверситета и имел опыт работы программиста, что давало мне основания предполагать, что передаваемые ему в отдел задачи из отдела АСУП будут предварительно тщательно опробованы и проверены, прежде чем начнут практически действовать в производстве.
В отделе внедрения работало несколько бюро различного направления. Главные функции выполняло нормативное бюро, где были сосредоточены все заводские нормативы. Сюда поступали все конструкторские и технологические приказы на изменения, осуществлялась их шифровка, перенос на машинные носители и, затем, ввод в память ЭВМ с последующей проверкой качества обработки. Благодаря составленным программам у нас в машине сохранялись все изменения, и мы в любой момент могли дать справку о том, когда проведено какое-либо изменение в данной конструкторской или технологической норме. В нормативном бюро хранились также распечатки всех машинных шифраторов.
Производственное бюро отдела внедрения в том году только-только начало работать, так как мы лишь начинали внедрение задач производственного планирования. В его задачи входило своевременно получать из планового отдела планы выпуска изделий, готовить их ввод в ЭВМ, своевременно отражать изменения этого плана в случае каких-либо указаний из Министерства. В соответствии с технологической расцеховкой готовить в конце месяца распечатки подетальных планов заготовительным цехам на следующий месяц с учетом опережений запуска изготавливаемых деталей и узлов. И, естественно, вести ежедневный учет выполнения цехами подетального плана, выдавая при этом целый перечень экономических показателей хода выполнения месячного плана.
Следующее бюро отдела внедрения - бюро подготовки данных, которое возглавляла бессменно долгие годы Надежда Карпачева. В бюро стояло полтора десятка телетайпов, на которых девушки набивали перфоленты, перенося на них информацию для ввода в ЭВМ. Информация набивалась параллельно на двух телетайпах, а затем две полученные перфоленты сверялись для обнаружения при сверке возможных ошибок. Ещё Ещё на нескольких перфораторах набивались перфокарты с программами. Сейчас, в годы применения персональных компьютеров, вся эта громоздкая подготовительная работа кажется смешной, но в те далёкие времена это было неотъемлемым атрибутом использования первых ЭВМ. Именно это я хочу подчеркнуть столь подробным описанием всех функций вычислительного центра.
Отдел эксплуатации состоял из бюро обслуживания ЭВМ, бюро решения задач и механической мастерской. Возглавлял отдел Анатолий Шумановский. В бюро обслуживания работали электронщики, в задачу которых входило тестирование машины, профилактический ремонт и устранение текущих неисправностей. Бюро решения задач возглавлял программист Юрий Щинович. В состав бюро входили операторы ЭВМ, работавшие посменно. Что касается механической мастерской, то она комплектовалась механиками, которые специализировались как по обслуживанию механических устройств ЭВМ (лентопротяжных механизмов, телетайпов, перфораторов), так и перфорационного оборудования машиносчетной станции.
Что касается СКБ ЭВМ, то, откровенно говоря, подчинено оно было мне формально. Курировал его непосредственно директор В.А.Згурский. Руководили этим подразделением толковые ребята - Вильянин Кравчук, начальник СКБ, и его заместитель Игорь Марченко. У меня с обоими сложились отличные отношения и, подписывая почти не глядя им планы и отчёты, я не сомневался в их порядочности.
Наш ВЦ в ту далекую пору считался одним из ведущих среди предприятий Министерства, поэтому начальник отраслевого отдела АСУП, некто Сосенко, посчитал нужным провести именно у нас первую, так сказать, показательную приемку проделанной нами работы. Комиссия по приёмке состояла из начальников ВЦ приборостроительных заводов Минрадиопрома: Минского завода «Радиоприбор», Мытищинского радиозавода, Вильнюсского приборостроительного завода, Рижского завода им. Попова и целого ряда институтов: всего около 20 человек. Пользуясь опытом проведения Республиканской конференции по АСУП на нашем заводе в 1967 году, мы заранее подготовили жилье для членов комиссии, продумали чем занять их вечером, обеспечили билеты на обратную дорогу. Была подготовлена вся техдокументация, протоколы подкомиссий, проект акта приемки, то есть, было сделано всё, чтобы облегчить работу членов комиссии и направить работу комиссии в нужное нам русло.
Всё прошло в самом лучшем виде, поскольку работа у нас была, действительно, проделана большая и полезная. Хорошему настроению членов комиссии способствовала прекрасная майская погода и цветущие киевские каштаны. Окончание работы отметили с членами комиссии в новом экзотическом ресторане «Млин», открытом в 1968 году в Гидропарке. Деньги на это мероприятие были получены традиционным для того времени способом: на коллектив КВЦ наш шеф Кумков выделил денежную премию, которая распределялась и тут же отбиралась у премированных за вычетом взымаемого с этой суммы подоходного налога. Через неделю я съездил в Москву и забрал утвержденный у министра Акт комиссии. Одновременно я поставил перед собой задачу попытаться получить в Московском госуниверситете им. Ломоносова несколько молодых специалистов по профилю «кибернетика» и «программирование». Заранее переговорив с директором В.А.Згурским, я заручился его обещанием выделить мне для этой цели несколько мест в заводском общежитии.
Новое высотное здание МГУ произвело на меня незабываемое впечатление. Я поблуждал по бесконечным коридорам, нашел нужный отдел по распределению и выяснил, что вопрос этот может быть решен только по запросу моего министерства. Но прихваченная мною коробочка конфет сыграла свою роль - мне удалось просмотреть картотеку выпускников-иногородних, заканчивающих с отличными оценками интересующие меня факультеты.
Кроме того, я получил дельные советы от работающих в отделе девиц. Они подсказали мне, где я могу встретиться с отобранными мною кандидатурами и заручиться их согласием на работу на нашем заводе по специальности. Беседы такие состоялись в студенческом общежитии: из шести отобранных мною кандидатов дали согласие переехать в Киев четверо. Получить в Министерстве запрос на конкретных лиц теперь было уже несложно, тем более, что я предоставил заранее подготовленное гарантийное письмо с завода на общежитие.
...моё терпение окончательно оборвалось, когда я нашел открытку из Полтавы до востребования на имя Тамары от какого-то Ашота с армянской фамилией. Ашот восторгался вечером, который он провел в Полтаве с моей Тамарой, и в конце открытки её нежно целовал. Я ткнул ей открытку в нос и потребовал, чтобы она немедленно убиралась с моих глаз в свою заднюю комнату. И на этот раз безвозвратно.
Поскольку Тамара была женщиной расчетливой, то, уяснив себе, что со мной уже каши не сваришь, потребовала раздела имущества. Хотя к ранее приобретенному мною румынскому мебельному гарнитуру она никакого отношения не имела, тем не менее половину его потребовала ей «честно» выделить. Доставшийся мне тогда в результате «честного» дележа письменный стол служит мне до сих пор, оставаясь безмолвным свидетелем той нелегкой для меня годины.
Действительно, нелёгкой, потому что гарнитуром её притязания не ограничились - она потребовала половину БВЛ: подписной «Библиотеки всемирной литературы» из 200 томов, которая досталась мне по тем временам с колоссальными трудностями, и которую я, как истый книголюб, очень ценил. Мне было благосклонно дозволено отобрать себе, что мне захочется. Отсюда можно себе представить, как она ценила эту литературу. Её задача была одна - мне эту бесценную подписку разукомплектовать. Она грозилась мне в случае отказа написать в партком, райком и горком партии заявления о моем непартийном отношении к семье - ячейке коммунистического общества.
Я отдал ей «Песни южных славян», «Героический эпос народов СССР» в 2-х томах, «Исландские саги», «Поэзию Восточной и Юго-Восточной Азии» и тому подобное, а также то, что у меня было дубликатом в собраниях сочинений и в других изданиях: Шекспир, Сервантес, Дефо, Свифт. И, тем не менее, ей досталось довольно много книг, о потере которых я не мог с сожалением не думать даже по ночам.
Вскоре в голове зародился план. Её комната запиралась на два замка. Когда она была в ванной и неосторожно оставила ключи в замке, я в мгновение ока успел сделать оттиски на заранее приготовленной замазке. А уж на заводе я, конечно же, нашел мастеров, которые сделали мне идеальные дубликаты. В одно из воскресений, когда она ушла в гости к родителям, я, заперев на предохранитель входную дверь, зашел в заднюю комнату и отобрал из книг то, что считал для себя достаточно ценным. Всего порядка 30-40 томов. Я ничуть не сомневался, что она никогда не обнаружит эту пропажу, так как в книги она заглядывала весьма редко. Украсть книгу, а тем более собственную, я не посчитал для себя большим грехом.
Мстительность этой женщины не имела границ. В комнате Тамары Григорьевны в серванте, где в нижней его части навалом лежали мои книги, я обнаружил черновик её заявления в КГБ. В нём она утверждала, что я происхожу из семьи, которая всегда ненавидела советскую власть, что, будучи с ней в Болгарии, я постоянно вел с ней разговоры о необходимости перейти границу на Запад и просить политического убежища. В конце заявительница просила оградить её от моего на неё пагубного влияния. Если она такое заявление и отправила, то, думаю, в КГБ только посмеялись.
В это нелегкое для меня время я очень сблизился с Александром Ивановичем Оберемченко, главным инженером Отраслевого отдела по внедрению новой техники, который размещался у нас на территории завода. Это был мужчина моих лет и моего роста, умница, книголюб, большой любитель самостоятельно ремонтировать радио- и телеаппаратуру. Он тоже был в разводе. Мы встречались то у него дома на улице Якира, то у меня. Выпив по рюмочке, мы травили баланду, я с удовольствием слушал его амурные подвиги молодости, он - мои. Потом садились за шахматы, играл он, кстати, очень прилично. Его периодические посещения весьма усмиряли пыл новых знакомых моей бывшей благоверной, которые иногда порывались ворваться ко мне в комнату, якобы для защиты бедной покинутой женщины.
Возвращение домой не принесло мне радости. Продолжалось издевательство над мамой со стороны моей номинальной супруги. У неё теперь появился друг, который периодически доставлял нам «удовольствие», оставаясь у неё ночевать и пользуясь ванной и туалетом. Оказывается, мы с ним были наглядно знакомы - он торговал мясом на Бессарабском рынке. Мама настаивала, чтобы мы разменяли квартиру и избавились от ужасного соседства. Но для этого надо было оформить развод, а я этого боялся. Это сразу стало бы достоянием моей парторганизации, которая не простила бы мне, коммунисту, расторжение уже третьего брака. Я на заводе поддерживал видимость семейного благополучия. И тут я узнаю, что на развод подала она сама, моя супруга. Но при этом уведомила меня, что так просто я от неё не отделаюсь - она уже написала заявление в партком и райком партии с просьбой рассмотреть моё отношение к семье. Мне оставалось только ждать.
Третьего октября 1972 года Ленинский районный ЗАГС объявил меня холостяком. Мы с мамой начали лихорадочные поиски варианта размена. Но дело оборачивалось катастрофой - наша партнерша по размену потребовала себе изолированную
двухкомнатную квартиру. Разменять нашу хоть и полнометражную трехкомнатную квартиру на две двухкомнатных было делом нереальным. Тем более, что мама ни за что не хотела переезжать из района, в котором прожила почти всю жизнь. В конце концов после почти двухмесячных поисков мама нашла вариант, который поверг меня в уныние. «Соседка» снизошла дать согласие на двухкомнатную «хрущовку» на Нивках, а нам предлагались две большие комнаты на улице Толстого в квартире с еще одной семьей. После долгих мучительных размышлений я пришел к выводу, что если и дальше тянуть наше совместное проживание с непредсказуемой мегерой, то недалек тот день, когда попадем в газеты в раздел уголовной хроники. И размен состоялся.
Дом №-13 по улице Толстого был четырехэтажный, дореволюционной постройки, поэтому потолки в нем были высотой аж 4 метра 10 см. Квартира №-2 находилась на первом этаже: с улицы - высокий бельэтаж, со двора - окна очень высоко, так как под нами было большое подвальное помещение, в котором размещались лаборатории госуниверситета.
Вся квартира состояла из пяти комнат: двух наших и трех соседских. Все комнаты были изолированные. В большой 20-тиметровой кухне стояли две газовые плиты: одна для нас и одна - соседей. Большая ванная, даже зачем-то очень просторный туалет. У соседей - кладовка, для нас - большие антресоли. У каждой семьи свой электросчетчик, в общественных местах, как это полагалось в коммунальных квартирах - по две лампочки. Длинные высокие коридоры. В кухне дверь с выходом на «чёрный ход» для выноса мусора в дворовый контейнер.
Соседи у нас были примечательные. Глава семьи Шишловский - профессор, доктор фмн, . Жена его была домашней хозяйкой. У них было двое сыновей.Родители жили в большой 40-метровой комнате, выходившей двумя большими окнами на улицу. У старшего сына была маленькая комната также с окном на улицу. Зато у младшего были 20-тиметровые хоромы на солнечную сторону, с окном во двор и просторным балконом.
Из доставшихся нам по обмену двух комнат я предоставил маме право выбирать ту, что ей придется больше по душе. Сначала она предпочла ту, что побольше, так как привыкла к 25-тиметровой комнате, которая у неё была на улице Репина. Она всё боялась, что в комнате поменьше (площадь её была 20 кв. м) у неё не разместится вся мебель. Но потом, удостоверившись, что эта комната светлая, солнечная, она остановила свой выбор на ней. Кроме того, её покорила в этой комнате небольшая ниша, вроде алькова, в которой удобно разместилась её кровать. Вся её мебель также нашла свое место.
Мне досталась комната площадью 26 кв. м с окном на улицу. Это была северная сторона, кроме того, над окном нависал балкон второго этажа, поэтому в комнате почти всегда царил полумрак и в пасмурные дни всегда приходилось зажигать электричество. Правда, в солнечные дни в моей комнате всегда было светло, так как в ней играли солнечные зайчики, отражавшиеся от окон дома на противоположной стороне улицы.
Обе наши комнаты имели раздельные входы: их разделял небольшой коридорчик в виде тамбура. Одна из трех дверей этого коридорчика была как бы входной дверью нашей с мамой квартиры, полностью изолируя нас от соседей. Обе наши комнаты были далеко не в благополучном состоянии и, безусловно, требовали ремонта.Так что впереди была уйма домашних дел.
Но дела эти пришлось временно отложить, ибо партийные органы начали разбор заявления моей бывшей супруги по поводу якобы моего нежелания сохранить семью. Сначала мое грязное белье полоскали в партбюро экономических служб, куда относился КВЦ, затем в парткоме завода. Некоторые рьяные коммунисты вносили предложение меня из партии исключить. Это грозило мне самыми тяжелыми последствиями: отстранением от руководящей должности, перевод на должность рядового инженера, одним словом на моей дальнейшей производственной карьере в те советские времена можно было бы уже поставить крест. Но руководство завода все же, очевидно, ценило мои деловые качества, поэтому обсуждение закончилось вынесением мне строгого выговора с занесением в учетную карточку за непартийное отношение к семье и требованием все же сохранить мою третью семью.
Предстояло самое серьезное испытание - это решение должно было быть утверждено на заседании бюро Жовтневого райкома партии. Что это была за нервотрепка и какие идиотские вопросы мне задавали на заседании этого бюро трудно передать! Мне пришлось доказывать, что семью мне не удалось сохранить, поскольку бывшая жена уже успела выскочить замуж. В конце концов, после часовых дебатов, во время которых меня держали за дверьми, согласились с решением партбюро завода, хотя и здесь нашлись доброхоты, желавшие меня из партии исключить. Как говорится, еле пронесло.
В марте 1981 года я поступил на курсы водителей в клуб ДОСААФ. Дело в том, что я уже второй год стоял у себя на предприятии в очереди на покупку автомобиля. В те годы можно было приобрести только отечественную машину: «Запорожец», «Москвич», «Жигули» или, при очень хороших деньгах, - «Волгу». Желающих было немало, поэтому ждали своего звёздного часа годами. Нашему предприятию, входившему в Военно-промышленный комплекс, предоставлялись определенные преимущества: каждый год завод получал для своих работников 15-20 машин.Часть этих машин распределялась среди руководящего состава, остальные делили между цехами и отделами. Естественно, при распределении учитывались стаж работы на предприятии, производственные достижения и, конечно, общественная деятельность.
Посоветовавшись в семейном кругу, решили, что пора обзаводиться «железным конем». И вот в начале года по заводу прошел слух, что в июле месяце должны получить партию легковых машин. В повестку дня стал вопрос о получении водительских прав и лоббировании своего участия в распределении. В конце июня 1981 года я получил Свидетельство о том, что я обучался с 25 марта по 25 июня 1981 года по программе подготовки водителя транспортных средств категории «В» и успешно сдал выпускные экзамены по устройству, техническому обслуживанию и правилам технической эксплуатации автомобиля, по правилам дорожного движения и по практическому вождению.
К концу июля пришло сообщение о прибытии 18 машин для распределения на нашем предприятии. В конечном итоге мой вопрос был решен положительно: мне была выделена 1-ая модель, хотя было их всего четыре. Моя машина стоила 6400 рублей, а дома у нас было только 4000. Поэтому срочно начались поиски недостающей суммы. Часть денег получили из маминых небольших сбережений, какую-то сумму одолжил двоюродный брат Юра, какую-то сумму - родители Лиды, остальное насобирал я в своём коллективе.
Проявив власть, я мобилизовал одного из своих электронщиков, опытного автомобилиста (он периодически приезжал на завод на машине какого-то родственника, который оформил ему право на временное пользование), сделав его сопровождающим консультантом. Прихватив с работы Лиду, мы втроем поехали на базу - Киевский филиал по сбыту машин ВАЗ’а. Машин было очень много, выбор был такой, что просто разбегались глаза. После долгих мучительных поисков остановили свой выбор на светлокремовой красавице. Машина была с радиоприемником, что потребовало еще сравнительно небольшую доплату. Выписали счет-фактуру, мотнулись в ближайший банк для оплаты - и вот я уже владелец.
Не имея еще большого опыта езды по городским улицам, я посадил за руль моего электронщика, и мы поехали в ГАИ на регистрацию. В ГАИ я сдал экзамен по правилам дорожного движения и вождение на собственной машине. Вождение сдавал на специально оборудованной площадке ГАИ . Площадка была утыкана закопанными в землю старыми автомобильными покрышками и нужно было проехать между ними по заданному маршруту с разворотами и всеми видами поворотов.
Уехали мы оттуда уже с номерами и водительским удостоверением на моё имя. К водительскому удостоверению прилагался грозный «Талон предупреждений», по краям которого были напечатаны номера от 1 до 6, по три одинаковые цифры на каждый номер, символизирующие 6 видов грозных нарушений «Правил дорожного движения». В случае нарушения мною правил сотрудник ГАИ должен был сделать прокол на соответствующей цифре. После трех таких проколов талон изымался, и водитель должен был повторно сдавать в ГАИ экзамен по этим самым «Правилам». После чего он получал новый талон, без которого, кстати, водительское удостоверение было недействительно.
Начался новый этап в жизни, во многом отличавшийся от предыдущего бытия. Машину я ставил на улице под открытым окном. Для безопасности приобрел механическое противоугонное устройство, устанавливаемое на руле. Вечерами выезжал на тренировки по опустевшим улицам, добирался до Пущи-Водицы, до Кончи-Заспы, получая огромное удовольствие от приятного чувства единения с машиной.
Первая неприятность пришла 1-го августа 1981 года. Вышло Постановление Правительства о повышении цены на бензин, причём ровно вдвое. Если раньше 1 литр бензина для моей машины стоил в то время 10 копеек, то теперь этот литр уже стоил 20 копеек, и по элементарным подсчетам ездить, допустим, на работу даже вместе с женой стало совсем невыгодно, даже накладно. Но мы всё же продолжали ездить, не в силах отказать себе в удовольствии от быстрой езды под музыку радиостанции «Маяк», льющуюся из радиоприёмника
...прибыли в Ворожбу. Довелось отвечать на многочисленные вопросы родителей Лиды и всех их соседей. Ведь в то время автомашина не была такой обыденной вещью, как сейчас. По просьбе отца Лиды съездили сначала в районный центр Белополье, а затем в областной - город Сумы, где жила его сестра, Лидина тетка. Назад в Киев ехали груженные картошкой, овощами и фруктами. Всю дорогу слушали хорошую музыку. Алёна пристроилась на заднем сиденье поспать. Проблем в дороге больше не возникало, машина вела себя прекрасно. Меня только поразило, как при встрече с крупными фургонами международных перевозок возникал эффект притяжения между машинами. Очевидно, возникало некоторое разрежение и поэтому приходилось прикладывать определенное усилие, чтобы не допустить опасного сближения
Где-то в конце августа мы чуть не оказались в эпицентре крупнейшей автокатастрофы. Лида после этого случая постоянно вела разговор о том, чтобы мы продали машину. Её желание ещё более укрепилось после случившегося вскоре ночного эпизода. Часа в три ночи Лида разбудила меня из-за какой-то возни под нашим окном. Выглянув из-за занавески, я увидел интересную картину. На тротуаре стоял грузовичок, а возле моей машины двое амбалов разматывали молча трос для буксировки.
- Я уже вызвал милицию, - сообщил я в открытое окно милым незнакомцам, которым понравилась моя машина. - Думаю, вы вряд ли успеете убраться. В ответ не последовало ни слова - новоявленных автолюбителей как ветром сдуло. Теперь вопрос о продаже нашей машины стал в нашей семье ещё актуальнее.
Были еще другие аргументы в пользу такого решения. На нас давили долги - больше двух тысяч. Деньги на то время немалые. Но самой главной причиной стала потребность менять нашу квартиру. На изолированную, что, естественно, требовало доплату. Причина была прозаической - наши соседи перестали быть удобоваримыми.
... больше всего шокировало моих хозяек-чистюль, маму и Лиду, постоянно заваливала на нашей общей кухне единственную раковину грязной посудой и надолго удалялась из дому. Душеспасительные беседы с ней на эту тему помогали, но не надолго.
Еще более непрятным моментом стали взаимоотношения со старшим сыном соседки Будучи на втором курсе университета, он уже успел привести в дом жену, свою сокурсницу. Все бы ничего, но эти милые ребята приспособились ежевечерне занимать вместе ванную комнату, подолгу там плескались, хихикали, а мы с Лидой придя домой после работы не имели возможности даже просто помыть руки.
И, наконец, самое главное. Младший сын соседки заканчивал школу, однако мысли его были направлены, в основном, не на учебу. Он полным ходом развернул в нашей квртире свой бизнес, который органы правопорядка даже в наши времена свободы и демократии бизнесом не считают. Он занимался валютными операциями с иностранцами, или, попросту говоря, фарцовкой. Редко выпадал день, чтобы у нас в доме не появлялись какие-то иностранцы, в основном это были почему-то негры. Он запирался с ними в своей комнате и вел таинственные переговоры.
Был у него ещё второй своеобразный бизнес: он предоставлял изредка по вечерам свою комнату студентам близлежащих вузов для интимных встреч. У нас на повестке дня встал вопрос, что юного соседа в любой момент могут посадить, после чего в его комнату ЖЭК вселит семью, скажем, из трех человек. Какова перспектива?! На наше предложение соседям начать заниматься разменом квартиры на две изолированные последовала довольно вялая реакция.