Токарев Лев Николаевич. Главный инженер, замдиректора по науке ЦНИИ СЭТ
"...60 с лишним лет довелось мне проработать в своей жизни. Война заставила включиться в тяжёлый труд с 8 лет отроду. 22 июня 1941-го года застало нас с матерью и 2-х годовалым братишкой на даче в приволжской деревне. Отец добровольно, «из под брони» военного завода, ушёл на фронт и погиб в водах Балтики вместе со своим кораблём. Мы остались одни. На что можно было жить? Только на средства с клочка земли. В колхозе, куда сразу же заставили вступить мать, 30-ти летнюю городскую жительницу, понятия не имевшую о сельском труде, платили исключительно сталинскими «палочками» за «трудодни» с нулевым материальным содержанием.
В деревне даже магазина не было. За всякой мелочью надо было тащиться за 20 км. Работала мать от зари до зари в полях, а после зари - на своём участке. После работы глубокой ночью укладывала в корзину помидоры, выращенные на участке, и ехала ночным пароходом продавать их в Казань. До сих пор неизгладимы в памяти ночи, когда мать будила меня, 10-летнего мальчугана, в 3 часа ночи, когда детский организм, ослабленный голодухой и тяжёлым дневным трудом, жутко хотел спать. Тащились мы 3 километра до пристани с тяжеленными корзинами на плечах, со сбитой до крови ежедневными поливками огорода плечами.
Источник: Токарев Л.Н "Главный инженер Жизнь и работа в СССР и в России Техника и политика. Радости и печали"
А там, на берегу Волги, в темноте ночи на пристани гудела у кассы толпа отчаявшихся, озлобленных людей, точно знавших, что жалкий, переполненный пароходишко всех на борт не примет, что прорвутся только те, кто сильнее. Если не прорвёшься, то с невероятным отчаянием поволокёшь корзины обратно. Через 2-3 часа «уполномоченный» уже застучит по подоконнику - на работу! А завтракать нечем. Деньги на покупку хлеба - только на базаре. Других нет - и не будет. Если прорвёшься на пароход, то по скрипящим, качающимся сходням, с врезающимся в натруженные плечи коромыслом на плечах со всей толпой вломишься на палубу.
Через 2 часа сна под скамейкой, в грязи, на которую уже не обращаешь внимания, снова штурм. На этот раз - штурм жалкого, облезлого, скрипящего трамвая. Потом - нервная очередь за обладание базарным прилавком и весами. Потом долгое стояние на дрожащих от усталости и голода ногах. И так - каждый день!, месяцами и годами, всю войну и несколько лет после войны. Так и питались семьёй с клочка земли, да ещё платили так называемый военный налог. Сколько-то яиц, сколько-то молока (мы держали одну козу), сколько-то денег в месяц. После такой жизни мне всегда смешно слышать жалобы людей на какие-то «лишения» современных дачников: нет магазина, нет электричества, нет газа и т.п.
Я был мальчуганом впечатлительным и наблюдательным, всё окружающее впитывал, как губка. Что такое жестокая сталинская власть - очень хорошо помню. Врезался в память эпизод. За деревней в придорожной канаве женщина жнёт серпом траву для своей козы. Подбегает уполномоченный, грубо толкает её, орёт матом - иди работай, а не воруй колхозное добро. Женщина рыдает, жалуется на голодную, смертельную усталость. Но всё - безнадёжно.
Когда дядя нашёл нас и в 47-м году вернул меня в Ленинград, я понял, по контрасту, какое невероятное изобилие всего было здесь по сравнению с деревней. До сих пор помню, как в 84-й школе, куда поступил учиться по приезде, военрук звал меня подкулачником за рассказы о деревенской жизни.
В 49 году понял я горький смысл настоящей сталинской крепостной неволи. Получив паспорт, я сразу же отделился от родной матери невидимой, но неразрушимой стеной. По существующему закону я мог, в принципе, жить везде, где разрешали прописку. Мать же такого права была лишена. У неё не было и не могло быть паспорта. Она стала крепостной, «беспаспортной». Значит - была навечно приписана к деревне, в которую приехала на дачу за неделю до войны. Это тошнотворное чувство зависимости преследовало меня всю жизнь. Только поступив в ЛЭТИ, и начав подрабатывать в должности лаборанта на кафедре переменных токов, смог посылать несколько десятков рублей стареющей, измотанной жизнью матери, оставшейся в крепостной неволе в деревне.
Конечно, все эти душевные страдания обостряли желание проникнуть в сущность политического и экономического устройства государства и общества в целом. И это желание не давало покоя всю жизнь.
...Надо сказать, что почти сразу же по оформлении на работу в ЦНИИ им. Крылова (по распределению после окончания ЛЭТИ) стал я играть видную роль в комсомольской организации. Очень быстро, кажется в 1957 году, был выбран заместителем секретаря комитета ВЛКСМ института по политической работе. Как и в отношениях с сотрудниками, которые работали под моим руководством, я придерживался идеи воодушевления людей задачами работы, их важности для института и общества в целом. Горя этой идеей сам, старался зажечь и других. Работая с большим воодушевлением, очень хотел видеть такое же воодушевление у других, очень переживал, видя инертность, отлынивание от работы, пассивность и в работе и в политической сфере. В политике основным девизом моим были слова В.И. Ленина, которые я и сейчас помню почти наизусть. «Государство сильно сознательностью масс. Оно сильно тогда, когда массы всё знают, всё понимают, обо всём могут судить и идут на всё сознательно»
из личного архива: Обратимся к фактам. В ноябре прошлого года райком ВЛКСМ организовывал субботники и воскресники на стройке жилых домов. … и что же? Из 15 комсомольцев отдела явились четверо, причём один из них член бюро, другой - комсорг! 9 декабря на лекции «Об особенностях построения социализма в КНР» присутствовало 5 человек из всего института. При этом двое из них - секретарь комитета и комсорг отдела. Недавно сорвана лекция « О путях построения социализма в различных странах»....
Допросы в райотделе КГБ. Партбюро в организациях - отражение КПСС Был у меня около 1970 года случай непосредственного общения с одним из чиновников репрессивного аппарата. Я тогда только что стал заместителем главного инженера ЦНИИ судовой электротехники и технологии, а заместителем директора по режиму был кадровый деятель КГБ, некто Свинарев. Поскольку он очень внешне был расположен ко мне, как молодому перспективному руководителю, я пригласил его отметить сдачу кандидатского минимума главным конструктором по электрооборудованию Ущербиным. Последнего я усиленно готовил к сдаче экзамена. Сели мы втроём за столик в ресторане на Невском 44, выпивали и разговаривали. Ну и начал я высказывать свои политические воззрения. В частности, высказал недовольство тем, что евреям запрещают уезжать в Израиль. Вспомнил доклад Хрущёва на 20-м съезде, в том числе приведённые в нём примеры издевательств осуждённых по 58-й статье героев гражданской войны. Сказал, что тех подонков, которые пытали их, ковыряясь острыми железками в застаревших ранах, я бы потребовал расстрелять.
Похоже, что я затронул чувствительные струны его воспоминаний. Через несколько дней получил повестку на допрос в отдел госбезопасности Куйбышевского района. Отдел помещался тогда на Невском у Аничкова моста. Допрашивали три дня. Назначенный по делу следователь (Горелик Б.С.) показал часть доноса Свинарёва, в котором было написано чёрным по белому, что я призывал расстреливать коммунистов. Вообще коммунистов, а не тех, кто изуверски пытал героев Гражданской.
Ясно, что для Свинарёва не было разницы между теми, кто просто состоял в КПСС и теми, кто опозорил себя, нашу страну, само понятие о коммунизме такими дикими, варварскими, извращёнными методами допросов.
Интересно, что третьим в нашей застольной компании был член КПСС Ущербин. Его предварительно вызывали в КГБ для дачи показаний, но он ничего не рассказал мне ни тогда, ни позже, ни теперь о подробностях разговоров там. Это о чём-то говорит. Не представляю, чтобы я вёл себя так же, в такой же ситуации. Логика требует считать, что его мнение было похожим на мнение Свинарёва. Иначе он как честный человек должен был хоть как-то оправдаться передо мной за пережитый стресс трёхдневных допросов в такой организации, как КГБ.
Надо сказать, что возникшие у меня тогда сомнения о качестве личности г. Ущербина не могу не связать с другим случаем. В 1976 году Обком КПСС решил, наконец, расправиться с нашим директором, Александром Алексеевичем Азовцевым. Азовцев был талантливейшим руководителем, создателем нашего Центрального института судостроительной промышленности. Только благодаря ему институт был и создан и стал действительно научной организацией, за несколько лет занявшей ведущие позиции в отрасли, выросшей из мелкого ЦКБ численностью в 300 человек до могучей организации, собравшей около двух с половиной тысяч человек ведущих специалистов по всем направлениям нашей науки и техники, оснащённой исключительной лабораторной и производственной базой.
Достаточно сказать, что мы построили, кроме обычных производственных корпусов, уникальный электротехнический стенд мирового уровня, создали сеть филиалов на всей территории СССР, от Калининграда до Владивостока. Получив в подарок от ВМФ 7-й форт в Финском заливе, построили на нём уникальную опытно-экспериментальную базу для изучения и решения возникшей в те годы проблемы мирового значения, проблемы статической электризации углеводородных топлив в топливных танках танкеров. В мире тогда взорвалось несколько десятков танкеров супербольшого водоизмещения. И никто не знал, почему это происходит и как от этого защищаться. Наш результат в этой области таков - ни один! из танкеров нашей постройки не взорвался.
Кроме создания института, Азовцев создал ещё и коллектив, отличавшийся уникальной особенностью - сплочённостью вокруг директора, энтузиазмом в решении наших задач. Основами непоколебимого доверия к директору были, на мой взгляд, нравственная чистота, государственность мышления, забота о людях, преданность делу, самоотверженный труд, высокий интеллектуальный уровень.
Такой комплекс человеческих свойств, в сочетании с независимостью суждений и нежеланию кланяться партийным чиновникам с требуемой подобострастностью был как кость в горле обкомовским деятелям. Сквозившее в его поведении лёгкое, снисходительное презрение к партбюро института, наполненного выскочками, заменявшими знание и умение партийной фразеологией, вызывало и у местных так называемых партийных руководителей соответствующее неприятие.
Это обстоятельство требует пояснения. Партбюро в организациях по идее должны были контролировать деятельность директора, требовать проведения им политики КПСС. Поскольку партия осуществляла в стране жёсткую власть, её и её носителей все боялись. Основа боязни была застарелой. Боялись не так, например, как милиции. Милиция требует исполнения закона, а партия - неизвестно чего, то есть чего угодно. Выговор по партийной линии, исключение из партии ставило крест на служебной и жизненной карьере человека.
Чувствуя власть, члены парткомов вмешивались во всё, высказывали, в частности, свои технические соображения. В своём подразделении член партбюро как специалист ничего не значил, а на заседаниях в отделах был властью. Это очень привлекало тех, кто очень хотел своё незнание и неумение компенсировать значимостью партийной власти, ореолом всесильности над всеми, в том числе над директором. Какой - нибудь жалкий по своему интеллектуальному уровню, далёкий от науки и техники, но горластый и преданный партии (чаще на словах) мелкий, иногда ничтожный специалистик волей обкома становился вдруг представителем всесильной партийной власти. Причём всем было ясно, что чем мельче по человеческим и техническим качествам был этот человечек, тем больше он стремится властвовать. Яркими примерами в ЦНИИ СЭТ можно назвать секретарей партбюро Тряпичкина и Уродина. В деле они были мелкими насекомыми, а в кресле секретаря орлами, вершившими суд над всеми.
Ясно, что действительно толковые специалисты не очень - то стремились в партбюро. Тем более, что членам бюро приходилось массу времени тратить на набившую оскомину официальную пропагандистскую «деятельность». Техническим неучам подобная деятельность, скорее бездеятельность, была даже приятна, а умным, работающим специалистам - противна. Уж слишком бессмысленной и к тому же во многом лживой, надуманной она была. Понятно, когда партийный и профсоюзный контроль не дают вороватому директору пользоваться должностным положением в личных целях. Но когда партийные чинуши начинают действовать параллельно директору, главному инженеру, научно-техническому совету, руководителям крупных подразделений, изображая себя умнее всех, то это просто тошнотворно.
Зубы против Александра Алексеевича партия точила ещё и потому, что был он потомственным дворянином. Отец его был предводителем дворянства в Самарской губернии. Эти обстоятельства ему каким то образом удалось скрыть и избежать идиотских репрессий по классовому признаку. Кстати, надо отдать должное Ленину. Он ценил специалистов, независимо от происхождения. Даже на воинские должности назначал бывших дворян, «военспецам» доверял святые святых, армию со всеми штабами и государственными секретами.
На директора обком КПСС (в лице, например, тупого идиота, инструктора оборонного отдела Зойкина) науськал, другого слова не придумаешь, так называемый народный контроль, который был буквально шавкой под сапогом обкома КПСС. Этот контроль и располагался как мальчик на побегушках под боком, в 6-м подъезде Смольного.
Дела в институте шли просто блестяще. Институт постоянно рос и развивался, стал действительно ведущей научно-технической организацией в отрасли. Буквально ни один из приказов министра по созданию не выходил без упоминания ЦНИИ СЭТ. Институт стал Меккой всех, без исключения, электриков судостроительной промышленности. Ни один вид корабельного электрооборудования в Минэлектротехпроме не разрабатывался без опеки института, который либо разрабатывал ТЗ, отслеживая все этапы работ, либо финансировал новые разработки. Все сотрудники уважали и почитали директора. Со всеми предприятиями отрасли были прекрасные деловые и часто дружеские отношения.
Тем не менее, были из пальца высосаны совершенно надуманные, дурацкие претензии, не то, чтобы малозначащие, но не имеющие ни малейшего смысла, ни малейшей логики. По результатам проверки был объявлен выговор. Затем последовало увольнение.
Так кто представлял в обкомовской комиссии промышленность? Представьте себе - Ущербин. Его участие было строжайше засекречено. Истина всплыла только в последнее время.Сами понимаете, возникают разные предположения об истинной роли этого человека в судьбах института и в моей, частности.
Когда открылась вакансия директора, в борьбе за кресло победил Спасский, который посадил своего ставленника - Косенкова из группы главного конструктора «Рубина». Замена была не самая лучшая, но и не так уж плоха. Владимир Александрович Косенков не хватал с неба звёзд, но был, по крайней мере, деловым специалистом, довольно хорошо знающим электротехнику, не без недостатков, но довольно приличным человеком.
Однако он через относительно небольшое время внезапно умер. Сердце оказалось совершенно изношенным. Не жалел себя человек, очень беспокойно себя вёл, очень близко к сердцу принимал всяческие проблемы, которых очень много в жизни первого лица предприятия. И кого назначил обком КПСС вместо Косенкова. Вы, читатель, наверно, догадались - Ущербина.
По идее, по логике государственного интереса обкому КПСС надо было продвигать к руководству Центральным институтом талантливого человека, способного, хорошо знающего электротехнику, теорию электрических машин, теорию автоматического управления, силовую преобразовательную технику, вычислительные машины как основу техники расчёта процессов в судовых электроэнергетических системах, учёного, опытного исследователя, широко мыслящего организатора, способного увлечь коллектив свежими идеями, направлениями развития, наконец, просто хорошего человека, с которым приятно, душевно комфортно работать. Может быть, Ущербин и был таким талантливым руководителем?
Ничего подобного. Уж я - то знаю этого человека десятки лет и точно знаю все его характеристики, и как специалиста, и как организатора, и как человека.
Могу только предположить, чем он был привлекателен для обкома КПСС. Он был твердокаменным большевиком. Не по убеждению в гуманной сущности социализма и коммунизма, а по складу характера. Скажи человеку с таким характером - иди туда и не сворачивай, ломай, уничтожай всё на своём пути. Главное - выполнить приказ. Он не, задумываясь, так и будет делать.
..Глупость кадровой политики КПСС. Такая кадровая политика была характерной для КПСС. ...Так оно и пошло. Главным для партии стало подбирать на должности руководителей твердокаменных людей. Чем они меньше думают, тем лучше.
Такая кадровая политика доходила до анекдотизма. Действительно, как ещё Косенков говорил. Директором ЦНИИ судовой электротехники обком вполне может назначить бывшего директора мыловаренного завода. Лишь бы он был твёрдым и бездумным проводником линии КПСС. Этот директор, правда, начнёт заставлять электриков заниматься варением мыла. Но это, по мнению партии, не большая беда, это далеко не главное.
В результате в нашей стране сложилась такая система. В секретари партийных организаций стремились карьеристы, знающие, что в деле они не способны ничего путного сделать. Но с помощью партийной фразеологии, доказательства своёй преданности партийным чиновникам (не коммунистической идее, а чиновникам) они могут достичь любых командных, властных высот. Существовал такой порядок: инструкторы обкома после нескольких лет работы в партаппарате усаживались в кресла директоров. Поскольку обком партии был сильнее горкома, то из горкома вышедшие, так сказать, на пенсию партийные чиновники (лет в 30) сажались на стулья руководителей подразделений. Какие это были предприятия, какого профиля, каких требовали знаний и умений - неважно.
Конечно, не всегда глупые кадровые решения проходили через разумных людей на предприятиях и в тех же партийных органах, но система была именно такая. По крайней мере, ни один из знакомых мне инструкторов не вышел из обкома на рядовую работу или, скажем, на маловластную должность какого-нибудь начальника отдела или сектора НИИ, цеха или производственного участка завода.
..Вся промышленность СССР работала на войну. В то время, как при Сталине, так и при Маленкове, Хрущёве, Черненко, Андропове, Брежневе всё внимание и средства партийного и государственного руководства направлялось на военные вопросы. Я уже тогда и в дальнейшем очень удивлялся: куда не приедешь, везде главным производством было военное. Производство “ширпотреба”, то есть того, что нужно было человеку лично, для существования, считалось не просто второстепенным, а каким-то очень приземлённым, совершенно непрестижным. Если, например, специалист говорил, что он делает на заводе, например, кастрюли, то все окружающие стыдливо опускали глаза, человека считали неудачником, он не мог пользоваться уважением в обществе и уж, конечно, не мог даже отдалённо претендовать на какие-то правительственные награды, даже если он был семь пядей во лбу. Вот если специалист занимался вооружением, работал в области военной авиации, военного кораблестроения, танкостроения, то он пользовался уважением, его деятельность признавалась очень важной и почётной. Получал он и большую зарплату и неизмеримо чаще соответствующие награды.
Существовал такой порядок. Каждое крупное военное сооружение, например, корабль, проектировался по Постановлению ЦК КПСС и Совета Министров. К Постановлению полагалось приложение, в котором расписаны были различные подробности такого, например, характера: предприятию - участнику разработки давалось разрешение на дополнительную численность, средства на расширение производства, закупку нового современного производственного оборудования и т.п., в том числе на строительство пионерских лагерей, баз отдыха и пр. Городским властям предписывалось предоставлять сотрудникам определённое число квадратных метров жилплощади. Кроме того, заранее записывалось, сколько должны были выдать за данную разработку разных наград, от медалей до орденов и Сталинских премий. Если объект был особенно дорогостоящим, например, тяжёлый ракетный крейсер, авианосец, стратегическая атомная лодка, назначались звёзды героя социалистического труда.
Производитель кастрюль, хлебопекарного оборудования, одежды для человека не мог претендовать на такие блага, даже если бы он завалил всю страну кастрюлями, хлебом, носками и юбками. Да и физически это было бы невозможно. Из каких материалов всё это делать и какими техническими средствами? Далеко не самыми совершенными. Все лучшие материалы (обозначенные звёздочкой “военная приёмка”), все сколько-нибудь стоящие средства производства отдавались военным заводам.
Да что там кастрюли! Сами проектные организации ранжировались по величине и важности проектируемых кораблей. ЦКБ “Алмаз”, например, проектировал малые корабли и потому был в тени, считался в какой-то степени второстепенным предприятием. Под что было «Алмазу» готовить громкое постановление ЦК и Совмина, если цикл производства корабля составлял всего несколько месяцев, а расходы на строительство были в сотни раз меньше, чем даже на эсминец? Хотя именно “Алмаз” произвёл настоящую революцию в судостроении, поставив корабль на крылья, а затем на воздушную подушку.
...Только затемнением сознания можно объяснить господствующие лозунги превосходства труда рабочих над трудом умственным. Вся идеология была основана на задабривании «простых людей», рабочих, как носителей некоей «революционности». К чему привела эта политика задабривания людей менее интеллектуального труда? К тому, что резко снизилась требовательность к качеству этого труда. Американцы, японцы, немцы, англичане, французы строили производственные отношения на стремлении всех участников производства, от руководителя до рабочего у станка, хорошо, производительно работать, и соответственно, много зарабатывать. Все разумные люди, в том числе рабочие, понимали, что для этого надо поощрять хороших работников и гнать лентяев и халтурщиков.
Наши же халтурные идеологи сделали всё для того, чтобы создать производственные отношения, в которых лентяя и бракодела выгнать с работы было практически невозможно. Оторвавшись от реальных производственных отношений людей в конкретных коллективах, наши политические руководители совершенно не могли понять, что не ущемляя ленивого, глупого, халтурного работника, они расхолаживают хорошо, умно, производительно работающих людей. Вместо того, чтобы на всех заборах рисовать лозунги типа «Лодыря и бракодела с производства вон!», везде, где только можно, болтали о рабочем классе, как «гегемоне революции». И доболтались до того, что множество этих самых гегемонов стали лентяями, халтурщиками, «несунами», то есть мелкими ворами, стремившимися унести всё, что можно пронести через охрану (будто бы охрану).
Воровство стало обычным делом и никем, практически, не осуждалось - до того дошло развращение народа идиотской внутренней политикой. Забегая вперёд, приведу пример из жизни. Что-то около 70-го года поехал я в свите зам. министра Шапошникова Евгения Николаевича в Астрахань, на завод «Красные баррикады». Там строилась первая в СССР полупогружная буровая платформа для Каспия, названная потом «Бакы». Так вот, чем вызвана была поездка? Тем, что срывался план строительства мощного нефтедобывающего комплекса, являвшегося важнейшей частью государственного плана развития нефтяной отрасли.
Приехали. Зам. министра, как водится, собрал совещание всех заинтересованных, включая, естественно, секретарей Астраханского обкома КПСС. Рассмотрели состояние дел. На критическом пути сетевого графика строительства выяснили следующее: Главное звено системы управления всеми механизмами буровой платформы - тиристорные преобразователи (несколько набитых электроникой шкафов общим объёмом в сотни кубометров) были рабочими завода разворованы. Когда начали вести следствие, обнаружили, что во множестве дачных домиков, расположенных рядом с заводом, имеются части разломанных преобразователей.
Нужны были рабочим статические преобразователи? Конечно нет. Так зачем воровали - на всякий случай, вдруг в хозяйстве пригодится какая-нибудь трубка от охладителя или провод из жгута управления. Слава богу, что тогда не было частных пунктов по приёмке цветного металлолома.Главное - воровали по привычке, по сложившейся традиции тащить всё, что возможно.
Так что же сделала комиссия под председательством заместителя министра союзного министерства, чтобы спасти план завода и отраслей промышленности Советского Союза, судостроительной и нефтяной? Арестовали воров? Нет, не арестовали. Почему? Потому, что пришлось бы посадить в тюрьму большую часть коллектива завода. Некому стало бы работать! Всё спустили на тормозах. Выпустили новое Постановление ЦК и Совмина о включении в план «Электротяжмаша» изготовления новых преобразователей. Что-то, наверно какоё-нибудь ширпотреб не стали делать, освобождая производственные мощности завода для изготовления преобразователей. Что было потом, я уже не знаю. Но по слухам, часть новых преобразователей по привычке тоже разворовали. Снова доделывали. Такое вот было отношение к «гегемону» революции.
Кстати о распределении наград. Поскольку главным звеном производства считался не мыслящий инженер или учёный, создающие новую технику, а «гегемон», стоящий у станка или верстака, то награды за развитие производства, совершенствование техники и технологии должен был получать, главным образом, рабочий. Мне пришлось, будучи главным инженером Центрального института, мучительно выбирать, кого бы из немногочисленных рабочих выбрать в качестве кавалеров государственных наград, орденов и медалей. Поэтому, если рабочий был хотя бы не горьким пъяницей, он удостаивался правительственных наград. За что его награждают, он, как правило, и не знал. «Начальству виднее».
Рабочие, естественно, делали важное дело, изготовляя образцы изделий, разработанных инженерами и учёными. Но ведь им было всё равно, что делать, макет совершенно нового важного изобретения или серийную продукцию. Большинство рабочих часто и представления не имели, что они вытачивают на станках. Тем не менее, я должен был параллельно с представлением к награде талантливого инженера, разработавшего совершенно новые, очень важные приборы, выдумывать кандидатуры рабочих, будто бы игравших в изобретении главную роль, в том же количестве, что и инженеров. Это ли не разврат производственных отношений, разрушающих идею разумного отношения к организации труда?!
Слов нет - среди рабочих тоже были талантливые люди, вносящие в дело умные мысли, рационализирующие производство. Некоторые из рабочих могли делать макеты прямо по эскизам, без обычной, нормальной документации. При экспериментальных исследованиях вносили ценные предложения. Но таких было не так уж и много. И это естественно. Ни для кого не секрет, что если молодой человек обладает способностями, он идёт учиться, кончает институт, техникум. Тому, у кого не хватает способностей, идёт к станку, слесарному верстаку.
Кроме того, в целом по институту рабочих опытного производства было во много раз меньше, чем инженеров. Такова специфика научной организации. Но несмотря на все эти элементарные соображения, обком партии и его подручные в институте оголтело, по идиотски требовали «выполнения указаний партии». Естественно, что это было одним из элементов общего разврата, насаждаемого политбюро КПСС..."
...что представляет собой техническая литература... Если исходить из простой логики, литература должна аккумулировать коллективный опыт научно-исследовательской деятельности, опыт разработки технических средств, результаты научных и технических обобщений. Но вот вопрос - кто, конкретно, должен писать технические книги? Сами разработчики? Но они не могут. Они заняты конкретным, достаточно узким по направлению делом. Кроме того, и это очень важно, для написании книги требуется определённое обобщение. Требуется умение ясно излагать свои знания и результаты разработки. В свою очередь, надо сказать, что такое умение с неба не падает. Необходим педагогический опыт. Необходимо и большое время, необходимо и длительное сосредоточение на данном предмете, необходим просто писательский навык подбора слов, расположения материала по определённым рубрикам. Где возьмёт такое время и отвлечение от основной деятельности работник разрабатывающей организации?
Время, педагогический опыт, возможность сосредоточиться на длительное время чаще всего имеет один класс технических работников - преподаватели вузов. Но вот проблема. Можно ли сформулировать в книге информацию об опыте исследовательской и опытно-конструкторской работы, не занимаясь лично этой работой?! Я - то точно знаю - нельзя. Можно изобразить схему разработанного устройства, переписать содержание технического отчёта, инструкции по эксплуатации и технического описания. Но понять физическую сущность решённых проблем, познать путь решения, который всегда представляет собой последовательность попыток попробовать одну, вторую, третью идею, чаще всего практически невозможно. Сам исполнитель этого не помнит. Но у него в результате складывается достоверное представление о том, что и почему в системе происходит, а что-то принято на веру, какое-то решение принято интуитивно.
Тем не менее, книги написаны, в подавляющем большинстве случаев, преподавателями вузов. И здесь снова проблема. Автор, преподаватель, нередко пишет не столько для читателя, сколько для себя. Так или иначе, он хочет в результате показать свою значимость в той области науки и техники, в которой преподаёт. А как показать значимость? Личным участием в разработках он похвастать не может (в условиях промышленной сферы и Советского Союза и России, где ВУЗы, в большинстве случаев, не работают с промышленными предприятиями). Значит, надо заполнить текст математическими выкладками. Это выгодно, так как, с одной стороны, свидетельствует, по общепринятым понятиям, о будто бы высоком научном уровне автора, с другой стороны, о якобы научном и методическом обобщении описываемого материала.
Интересный пример из моего личного опыта. Лет через 15! после моих разработок систем и устройств автоматического управления судовыми электростанциями и их внедрения на десятках серий кораблей читаю новую книгу украинских авторов на тему об автоматизации электростанций. И что вижу? Оказывается, процессы в системах, да и сама разработка происходили с применением аппарата теории автоматического регулирования. Приведены передаточные функции отдельных звеньев и систем в целом, например, системы автоматического распределения активной нагрузки. С помощью методов теории построены частотные характеристики, проведена оценка устойчивости и качества регулирования.
О чём думает студент, изучая книгу, по материалам которой ему надо сдавать экзамен? Наверно, о том, что я сначала разработал структуру системы, затем составил передаточные функции отдельных устройств, затем составил передаточную функцию системы, по частотным характеристикам определил устойчивость, вычислил передаточные функции корректирующих звеньев. На этом основании рассчитал параметры устройств, заказал конструкторам чертежи, опытному производству - изготовление образцов.
На самом деле я абсолютно ничего, ничего, даже близкого к описанному не делал! Да и не было нужды в разработке передаточных функций элементов судовых и корабельных электростанций, в расчёте устойчивости. Всё это абсолюно надуманные измышления, ничего не имеющие с практикой, с реальными процессами разработки, в данном случае, систем автоматического управления электростанциями. Кстати, в то время и дифференциальных уравнений дизель и турбогенеаторов с регуляторами напряжения и частоты практически не было. Но ведь передаточные функции составляются исключительно на основе дифференциальных уравнений. Не было в то время и компьютеров и соответствующих программ для расчёта и переходных процессов и частотных характеристик. И сейчас не существуют передаточные функции основного оборудования электростанций. Хотя бы потому, что любые энергетические объекты имеют на выходе мощность, которая записана в уравнениях в виде произведения переменных. Относительно отклонений переменных потокосцеплений и токов передаточную функцию можно использовать только в единственной точке равновесия системы.
Другой аспект оценки литературы, написанной педагогами, это совершенно определённое многолетнее отставание содержания книг от сегодняшнего уровня техники. Я как-то достаточно быстро понял эти истины и не тратил много времени на чтение литературы. В основном, просматривал “по диагонали” периодические издания и сборники докладов на конференциях. Тех, кто эту истину не постиг, мне просто было жаль. Довольно многие книги заполнены такой научной ерундой, что уши вянут. Ерундой я называю их содержание не потому, что там есть, например, ошибки, а потому, что их материал ничего не даёт читателю, не объясняет существо физических явлений, не даёт способов решения задач, которые могут встретиться разработчику. Это просто математическая эквилибристика, перекачка из пустого в порожнее.
Вы спросите, почему редакторы пропускают ненужные вещи? Ответ простой, вытекающий из простых реалий жизни. Мало кому из учёных, получивших поручение или просто просьбу отрецензировать книгу, недобросовестно запутанную ненужными математическими выкладками, интересно разбираться в хитросплетениях математических выкладок. Тем более, что у добросовестного и достаточно скромного человека всегда могут быть сомнения в своей компетентности жёстко оценивать рецензируемые материалы...
...Самой большой наградой, ни с чем не сравнимой, было ощущение своей значимости, сопричастности к большому делу создания не просто корабля, а нового типа корабля. Получилось так, что без моего относительно маленького ящичка с регулятором буквально не было бы корабля. Нет регулятора напряжения - нет генератора. Нет генератора - нет электростанции. Нет электростанции - весь корабль, всё его насыщение - мёртвая груда металла.
В деревне даже магазина не было. За всякой мелочью надо было тащиться за 20 км. Работала мать от зари до зари в полях, а после зари - на своём участке. После работы глубокой ночью укладывала в корзину помидоры, выращенные на участке, и ехала ночным пароходом продавать их в Казань. До сих пор неизгладимы в памяти ночи, когда мать будила меня, 10-летнего мальчугана, в 3 часа ночи, когда детский организм, ослабленный голодухой и тяжёлым дневным трудом, жутко хотел спать. Тащились мы 3 километра до пристани с тяжеленными корзинами на плечах, со сбитой до крови ежедневными поливками огорода плечами.
Источник: Токарев Л.Н "Главный инженер Жизнь и работа в СССР и в России Техника и политика. Радости и печали"
А там, на берегу Волги, в темноте ночи на пристани гудела у кассы толпа отчаявшихся, озлобленных людей, точно знавших, что жалкий, переполненный пароходишко всех на борт не примет, что прорвутся только те, кто сильнее. Если не прорвёшься, то с невероятным отчаянием поволокёшь корзины обратно. Через 2-3 часа «уполномоченный» уже застучит по подоконнику - на работу! А завтракать нечем. Деньги на покупку хлеба - только на базаре. Других нет - и не будет. Если прорвёшься на пароход, то по скрипящим, качающимся сходням, с врезающимся в натруженные плечи коромыслом на плечах со всей толпой вломишься на палубу.
Через 2 часа сна под скамейкой, в грязи, на которую уже не обращаешь внимания, снова штурм. На этот раз - штурм жалкого, облезлого, скрипящего трамвая. Потом - нервная очередь за обладание базарным прилавком и весами. Потом долгое стояние на дрожащих от усталости и голода ногах. И так - каждый день!, месяцами и годами, всю войну и несколько лет после войны. Так и питались семьёй с клочка земли, да ещё платили так называемый военный налог. Сколько-то яиц, сколько-то молока (мы держали одну козу), сколько-то денег в месяц. После такой жизни мне всегда смешно слышать жалобы людей на какие-то «лишения» современных дачников: нет магазина, нет электричества, нет газа и т.п.
Я был мальчуганом впечатлительным и наблюдательным, всё окружающее впитывал, как губка. Что такое жестокая сталинская власть - очень хорошо помню. Врезался в память эпизод. За деревней в придорожной канаве женщина жнёт серпом траву для своей козы. Подбегает уполномоченный, грубо толкает её, орёт матом - иди работай, а не воруй колхозное добро. Женщина рыдает, жалуется на голодную, смертельную усталость. Но всё - безнадёжно.
Когда дядя нашёл нас и в 47-м году вернул меня в Ленинград, я понял, по контрасту, какое невероятное изобилие всего было здесь по сравнению с деревней. До сих пор помню, как в 84-й школе, куда поступил учиться по приезде, военрук звал меня подкулачником за рассказы о деревенской жизни.
В 49 году понял я горький смысл настоящей сталинской крепостной неволи. Получив паспорт, я сразу же отделился от родной матери невидимой, но неразрушимой стеной. По существующему закону я мог, в принципе, жить везде, где разрешали прописку. Мать же такого права была лишена. У неё не было и не могло быть паспорта. Она стала крепостной, «беспаспортной». Значит - была навечно приписана к деревне, в которую приехала на дачу за неделю до войны. Это тошнотворное чувство зависимости преследовало меня всю жизнь. Только поступив в ЛЭТИ, и начав подрабатывать в должности лаборанта на кафедре переменных токов, смог посылать несколько десятков рублей стареющей, измотанной жизнью матери, оставшейся в крепостной неволе в деревне.
Конечно, все эти душевные страдания обостряли желание проникнуть в сущность политического и экономического устройства государства и общества в целом. И это желание не давало покоя всю жизнь.
...Надо сказать, что почти сразу же по оформлении на работу в ЦНИИ им. Крылова (по распределению после окончания ЛЭТИ) стал я играть видную роль в комсомольской организации. Очень быстро, кажется в 1957 году, был выбран заместителем секретаря комитета ВЛКСМ института по политической работе. Как и в отношениях с сотрудниками, которые работали под моим руководством, я придерживался идеи воодушевления людей задачами работы, их важности для института и общества в целом. Горя этой идеей сам, старался зажечь и других. Работая с большим воодушевлением, очень хотел видеть такое же воодушевление у других, очень переживал, видя инертность, отлынивание от работы, пассивность и в работе и в политической сфере. В политике основным девизом моим были слова В.И. Ленина, которые я и сейчас помню почти наизусть. «Государство сильно сознательностью масс. Оно сильно тогда, когда массы всё знают, всё понимают, обо всём могут судить и идут на всё сознательно»
из личного архива: Обратимся к фактам. В ноябре прошлого года райком ВЛКСМ организовывал субботники и воскресники на стройке жилых домов. … и что же? Из 15 комсомольцев отдела явились четверо, причём один из них член бюро, другой - комсорг! 9 декабря на лекции «Об особенностях построения социализма в КНР» присутствовало 5 человек из всего института. При этом двое из них - секретарь комитета и комсорг отдела. Недавно сорвана лекция « О путях построения социализма в различных странах»....
Допросы в райотделе КГБ. Партбюро в организациях - отражение КПСС Был у меня около 1970 года случай непосредственного общения с одним из чиновников репрессивного аппарата. Я тогда только что стал заместителем главного инженера ЦНИИ судовой электротехники и технологии, а заместителем директора по режиму был кадровый деятель КГБ, некто Свинарев. Поскольку он очень внешне был расположен ко мне, как молодому перспективному руководителю, я пригласил его отметить сдачу кандидатского минимума главным конструктором по электрооборудованию Ущербиным. Последнего я усиленно готовил к сдаче экзамена. Сели мы втроём за столик в ресторане на Невском 44, выпивали и разговаривали. Ну и начал я высказывать свои политические воззрения. В частности, высказал недовольство тем, что евреям запрещают уезжать в Израиль. Вспомнил доклад Хрущёва на 20-м съезде, в том числе приведённые в нём примеры издевательств осуждённых по 58-й статье героев гражданской войны. Сказал, что тех подонков, которые пытали их, ковыряясь острыми железками в застаревших ранах, я бы потребовал расстрелять.
Похоже, что я затронул чувствительные струны его воспоминаний. Через несколько дней получил повестку на допрос в отдел госбезопасности Куйбышевского района. Отдел помещался тогда на Невском у Аничкова моста. Допрашивали три дня. Назначенный по делу следователь (Горелик Б.С.) показал часть доноса Свинарёва, в котором было написано чёрным по белому, что я призывал расстреливать коммунистов. Вообще коммунистов, а не тех, кто изуверски пытал героев Гражданской.
Ясно, что для Свинарёва не было разницы между теми, кто просто состоял в КПСС и теми, кто опозорил себя, нашу страну, само понятие о коммунизме такими дикими, варварскими, извращёнными методами допросов.
Интересно, что третьим в нашей застольной компании был член КПСС Ущербин. Его предварительно вызывали в КГБ для дачи показаний, но он ничего не рассказал мне ни тогда, ни позже, ни теперь о подробностях разговоров там. Это о чём-то говорит. Не представляю, чтобы я вёл себя так же, в такой же ситуации. Логика требует считать, что его мнение было похожим на мнение Свинарёва. Иначе он как честный человек должен был хоть как-то оправдаться передо мной за пережитый стресс трёхдневных допросов в такой организации, как КГБ.
Надо сказать, что возникшие у меня тогда сомнения о качестве личности г. Ущербина не могу не связать с другим случаем. В 1976 году Обком КПСС решил, наконец, расправиться с нашим директором, Александром Алексеевичем Азовцевым. Азовцев был талантливейшим руководителем, создателем нашего Центрального института судостроительной промышленности. Только благодаря ему институт был и создан и стал действительно научной организацией, за несколько лет занявшей ведущие позиции в отрасли, выросшей из мелкого ЦКБ численностью в 300 человек до могучей организации, собравшей около двух с половиной тысяч человек ведущих специалистов по всем направлениям нашей науки и техники, оснащённой исключительной лабораторной и производственной базой.
Достаточно сказать, что мы построили, кроме обычных производственных корпусов, уникальный электротехнический стенд мирового уровня, создали сеть филиалов на всей территории СССР, от Калининграда до Владивостока. Получив в подарок от ВМФ 7-й форт в Финском заливе, построили на нём уникальную опытно-экспериментальную базу для изучения и решения возникшей в те годы проблемы мирового значения, проблемы статической электризации углеводородных топлив в топливных танках танкеров. В мире тогда взорвалось несколько десятков танкеров супербольшого водоизмещения. И никто не знал, почему это происходит и как от этого защищаться. Наш результат в этой области таков - ни один! из танкеров нашей постройки не взорвался.
Кроме создания института, Азовцев создал ещё и коллектив, отличавшийся уникальной особенностью - сплочённостью вокруг директора, энтузиазмом в решении наших задач. Основами непоколебимого доверия к директору были, на мой взгляд, нравственная чистота, государственность мышления, забота о людях, преданность делу, самоотверженный труд, высокий интеллектуальный уровень.
Такой комплекс человеческих свойств, в сочетании с независимостью суждений и нежеланию кланяться партийным чиновникам с требуемой подобострастностью был как кость в горле обкомовским деятелям. Сквозившее в его поведении лёгкое, снисходительное презрение к партбюро института, наполненного выскочками, заменявшими знание и умение партийной фразеологией, вызывало и у местных так называемых партийных руководителей соответствующее неприятие.
Это обстоятельство требует пояснения. Партбюро в организациях по идее должны были контролировать деятельность директора, требовать проведения им политики КПСС. Поскольку партия осуществляла в стране жёсткую власть, её и её носителей все боялись. Основа боязни была застарелой. Боялись не так, например, как милиции. Милиция требует исполнения закона, а партия - неизвестно чего, то есть чего угодно. Выговор по партийной линии, исключение из партии ставило крест на служебной и жизненной карьере человека.
Чувствуя власть, члены парткомов вмешивались во всё, высказывали, в частности, свои технические соображения. В своём подразделении член партбюро как специалист ничего не значил, а на заседаниях в отделах был властью. Это очень привлекало тех, кто очень хотел своё незнание и неумение компенсировать значимостью партийной власти, ореолом всесильности над всеми, в том числе над директором. Какой - нибудь жалкий по своему интеллектуальному уровню, далёкий от науки и техники, но горластый и преданный партии (чаще на словах) мелкий, иногда ничтожный специалистик волей обкома становился вдруг представителем всесильной партийной власти. Причём всем было ясно, что чем мельче по человеческим и техническим качествам был этот человечек, тем больше он стремится властвовать. Яркими примерами в ЦНИИ СЭТ можно назвать секретарей партбюро Тряпичкина и Уродина. В деле они были мелкими насекомыми, а в кресле секретаря орлами, вершившими суд над всеми.
Ясно, что действительно толковые специалисты не очень - то стремились в партбюро. Тем более, что членам бюро приходилось массу времени тратить на набившую оскомину официальную пропагандистскую «деятельность». Техническим неучам подобная деятельность, скорее бездеятельность, была даже приятна, а умным, работающим специалистам - противна. Уж слишком бессмысленной и к тому же во многом лживой, надуманной она была. Понятно, когда партийный и профсоюзный контроль не дают вороватому директору пользоваться должностным положением в личных целях. Но когда партийные чинуши начинают действовать параллельно директору, главному инженеру, научно-техническому совету, руководителям крупных подразделений, изображая себя умнее всех, то это просто тошнотворно.
Зубы против Александра Алексеевича партия точила ещё и потому, что был он потомственным дворянином. Отец его был предводителем дворянства в Самарской губернии. Эти обстоятельства ему каким то образом удалось скрыть и избежать идиотских репрессий по классовому признаку. Кстати, надо отдать должное Ленину. Он ценил специалистов, независимо от происхождения. Даже на воинские должности назначал бывших дворян, «военспецам» доверял святые святых, армию со всеми штабами и государственными секретами.
На директора обком КПСС (в лице, например, тупого идиота, инструктора оборонного отдела Зойкина) науськал, другого слова не придумаешь, так называемый народный контроль, который был буквально шавкой под сапогом обкома КПСС. Этот контроль и располагался как мальчик на побегушках под боком, в 6-м подъезде Смольного.
Дела в институте шли просто блестяще. Институт постоянно рос и развивался, стал действительно ведущей научно-технической организацией в отрасли. Буквально ни один из приказов министра по созданию не выходил без упоминания ЦНИИ СЭТ. Институт стал Меккой всех, без исключения, электриков судостроительной промышленности. Ни один вид корабельного электрооборудования в Минэлектротехпроме не разрабатывался без опеки института, который либо разрабатывал ТЗ, отслеживая все этапы работ, либо финансировал новые разработки. Все сотрудники уважали и почитали директора. Со всеми предприятиями отрасли были прекрасные деловые и часто дружеские отношения.
Тем не менее, были из пальца высосаны совершенно надуманные, дурацкие претензии, не то, чтобы малозначащие, но не имеющие ни малейшего смысла, ни малейшей логики. По результатам проверки был объявлен выговор. Затем последовало увольнение.
Так кто представлял в обкомовской комиссии промышленность? Представьте себе - Ущербин. Его участие было строжайше засекречено. Истина всплыла только в последнее время.Сами понимаете, возникают разные предположения об истинной роли этого человека в судьбах института и в моей, частности.
Когда открылась вакансия директора, в борьбе за кресло победил Спасский, который посадил своего ставленника - Косенкова из группы главного конструктора «Рубина». Замена была не самая лучшая, но и не так уж плоха. Владимир Александрович Косенков не хватал с неба звёзд, но был, по крайней мере, деловым специалистом, довольно хорошо знающим электротехнику, не без недостатков, но довольно приличным человеком.
Однако он через относительно небольшое время внезапно умер. Сердце оказалось совершенно изношенным. Не жалел себя человек, очень беспокойно себя вёл, очень близко к сердцу принимал всяческие проблемы, которых очень много в жизни первого лица предприятия. И кого назначил обком КПСС вместо Косенкова. Вы, читатель, наверно, догадались - Ущербина.
По идее, по логике государственного интереса обкому КПСС надо было продвигать к руководству Центральным институтом талантливого человека, способного, хорошо знающего электротехнику, теорию электрических машин, теорию автоматического управления, силовую преобразовательную технику, вычислительные машины как основу техники расчёта процессов в судовых электроэнергетических системах, учёного, опытного исследователя, широко мыслящего организатора, способного увлечь коллектив свежими идеями, направлениями развития, наконец, просто хорошего человека, с которым приятно, душевно комфортно работать. Может быть, Ущербин и был таким талантливым руководителем?
Ничего подобного. Уж я - то знаю этого человека десятки лет и точно знаю все его характеристики, и как специалиста, и как организатора, и как человека.
Могу только предположить, чем он был привлекателен для обкома КПСС. Он был твердокаменным большевиком. Не по убеждению в гуманной сущности социализма и коммунизма, а по складу характера. Скажи человеку с таким характером - иди туда и не сворачивай, ломай, уничтожай всё на своём пути. Главное - выполнить приказ. Он не, задумываясь, так и будет делать.
..Глупость кадровой политики КПСС. Такая кадровая политика была характерной для КПСС. ...Так оно и пошло. Главным для партии стало подбирать на должности руководителей твердокаменных людей. Чем они меньше думают, тем лучше.
Такая кадровая политика доходила до анекдотизма. Действительно, как ещё Косенков говорил. Директором ЦНИИ судовой электротехники обком вполне может назначить бывшего директора мыловаренного завода. Лишь бы он был твёрдым и бездумным проводником линии КПСС. Этот директор, правда, начнёт заставлять электриков заниматься варением мыла. Но это, по мнению партии, не большая беда, это далеко не главное.
В результате в нашей стране сложилась такая система. В секретари партийных организаций стремились карьеристы, знающие, что в деле они не способны ничего путного сделать. Но с помощью партийной фразеологии, доказательства своёй преданности партийным чиновникам (не коммунистической идее, а чиновникам) они могут достичь любых командных, властных высот. Существовал такой порядок: инструкторы обкома после нескольких лет работы в партаппарате усаживались в кресла директоров. Поскольку обком партии был сильнее горкома, то из горкома вышедшие, так сказать, на пенсию партийные чиновники (лет в 30) сажались на стулья руководителей подразделений. Какие это были предприятия, какого профиля, каких требовали знаний и умений - неважно.
Конечно, не всегда глупые кадровые решения проходили через разумных людей на предприятиях и в тех же партийных органах, но система была именно такая. По крайней мере, ни один из знакомых мне инструкторов не вышел из обкома на рядовую работу или, скажем, на маловластную должность какого-нибудь начальника отдела или сектора НИИ, цеха или производственного участка завода.
..Вся промышленность СССР работала на войну. В то время, как при Сталине, так и при Маленкове, Хрущёве, Черненко, Андропове, Брежневе всё внимание и средства партийного и государственного руководства направлялось на военные вопросы. Я уже тогда и в дальнейшем очень удивлялся: куда не приедешь, везде главным производством было военное. Производство “ширпотреба”, то есть того, что нужно было человеку лично, для существования, считалось не просто второстепенным, а каким-то очень приземлённым, совершенно непрестижным. Если, например, специалист говорил, что он делает на заводе, например, кастрюли, то все окружающие стыдливо опускали глаза, человека считали неудачником, он не мог пользоваться уважением в обществе и уж, конечно, не мог даже отдалённо претендовать на какие-то правительственные награды, даже если он был семь пядей во лбу. Вот если специалист занимался вооружением, работал в области военной авиации, военного кораблестроения, танкостроения, то он пользовался уважением, его деятельность признавалась очень важной и почётной. Получал он и большую зарплату и неизмеримо чаще соответствующие награды.
Существовал такой порядок. Каждое крупное военное сооружение, например, корабль, проектировался по Постановлению ЦК КПСС и Совета Министров. К Постановлению полагалось приложение, в котором расписаны были различные подробности такого, например, характера: предприятию - участнику разработки давалось разрешение на дополнительную численность, средства на расширение производства, закупку нового современного производственного оборудования и т.п., в том числе на строительство пионерских лагерей, баз отдыха и пр. Городским властям предписывалось предоставлять сотрудникам определённое число квадратных метров жилплощади. Кроме того, заранее записывалось, сколько должны были выдать за данную разработку разных наград, от медалей до орденов и Сталинских премий. Если объект был особенно дорогостоящим, например, тяжёлый ракетный крейсер, авианосец, стратегическая атомная лодка, назначались звёзды героя социалистического труда.
Производитель кастрюль, хлебопекарного оборудования, одежды для человека не мог претендовать на такие блага, даже если бы он завалил всю страну кастрюлями, хлебом, носками и юбками. Да и физически это было бы невозможно. Из каких материалов всё это делать и какими техническими средствами? Далеко не самыми совершенными. Все лучшие материалы (обозначенные звёздочкой “военная приёмка”), все сколько-нибудь стоящие средства производства отдавались военным заводам.
Да что там кастрюли! Сами проектные организации ранжировались по величине и важности проектируемых кораблей. ЦКБ “Алмаз”, например, проектировал малые корабли и потому был в тени, считался в какой-то степени второстепенным предприятием. Под что было «Алмазу» готовить громкое постановление ЦК и Совмина, если цикл производства корабля составлял всего несколько месяцев, а расходы на строительство были в сотни раз меньше, чем даже на эсминец? Хотя именно “Алмаз” произвёл настоящую революцию в судостроении, поставив корабль на крылья, а затем на воздушную подушку.
...Только затемнением сознания можно объяснить господствующие лозунги превосходства труда рабочих над трудом умственным. Вся идеология была основана на задабривании «простых людей», рабочих, как носителей некоей «революционности». К чему привела эта политика задабривания людей менее интеллектуального труда? К тому, что резко снизилась требовательность к качеству этого труда. Американцы, японцы, немцы, англичане, французы строили производственные отношения на стремлении всех участников производства, от руководителя до рабочего у станка, хорошо, производительно работать, и соответственно, много зарабатывать. Все разумные люди, в том числе рабочие, понимали, что для этого надо поощрять хороших работников и гнать лентяев и халтурщиков.
Наши же халтурные идеологи сделали всё для того, чтобы создать производственные отношения, в которых лентяя и бракодела выгнать с работы было практически невозможно. Оторвавшись от реальных производственных отношений людей в конкретных коллективах, наши политические руководители совершенно не могли понять, что не ущемляя ленивого, глупого, халтурного работника, они расхолаживают хорошо, умно, производительно работающих людей. Вместо того, чтобы на всех заборах рисовать лозунги типа «Лодыря и бракодела с производства вон!», везде, где только можно, болтали о рабочем классе, как «гегемоне революции». И доболтались до того, что множество этих самых гегемонов стали лентяями, халтурщиками, «несунами», то есть мелкими ворами, стремившимися унести всё, что можно пронести через охрану (будто бы охрану).
Воровство стало обычным делом и никем, практически, не осуждалось - до того дошло развращение народа идиотской внутренней политикой. Забегая вперёд, приведу пример из жизни. Что-то около 70-го года поехал я в свите зам. министра Шапошникова Евгения Николаевича в Астрахань, на завод «Красные баррикады». Там строилась первая в СССР полупогружная буровая платформа для Каспия, названная потом «Бакы». Так вот, чем вызвана была поездка? Тем, что срывался план строительства мощного нефтедобывающего комплекса, являвшегося важнейшей частью государственного плана развития нефтяной отрасли.
Приехали. Зам. министра, как водится, собрал совещание всех заинтересованных, включая, естественно, секретарей Астраханского обкома КПСС. Рассмотрели состояние дел. На критическом пути сетевого графика строительства выяснили следующее: Главное звено системы управления всеми механизмами буровой платформы - тиристорные преобразователи (несколько набитых электроникой шкафов общим объёмом в сотни кубометров) были рабочими завода разворованы. Когда начали вести следствие, обнаружили, что во множестве дачных домиков, расположенных рядом с заводом, имеются части разломанных преобразователей.
Нужны были рабочим статические преобразователи? Конечно нет. Так зачем воровали - на всякий случай, вдруг в хозяйстве пригодится какая-нибудь трубка от охладителя или провод из жгута управления. Слава богу, что тогда не было частных пунктов по приёмке цветного металлолома.Главное - воровали по привычке, по сложившейся традиции тащить всё, что возможно.
Так что же сделала комиссия под председательством заместителя министра союзного министерства, чтобы спасти план завода и отраслей промышленности Советского Союза, судостроительной и нефтяной? Арестовали воров? Нет, не арестовали. Почему? Потому, что пришлось бы посадить в тюрьму большую часть коллектива завода. Некому стало бы работать! Всё спустили на тормозах. Выпустили новое Постановление ЦК и Совмина о включении в план «Электротяжмаша» изготовления новых преобразователей. Что-то, наверно какоё-нибудь ширпотреб не стали делать, освобождая производственные мощности завода для изготовления преобразователей. Что было потом, я уже не знаю. Но по слухам, часть новых преобразователей по привычке тоже разворовали. Снова доделывали. Такое вот было отношение к «гегемону» революции.
Кстати о распределении наград. Поскольку главным звеном производства считался не мыслящий инженер или учёный, создающие новую технику, а «гегемон», стоящий у станка или верстака, то награды за развитие производства, совершенствование техники и технологии должен был получать, главным образом, рабочий. Мне пришлось, будучи главным инженером Центрального института, мучительно выбирать, кого бы из немногочисленных рабочих выбрать в качестве кавалеров государственных наград, орденов и медалей. Поэтому, если рабочий был хотя бы не горьким пъяницей, он удостаивался правительственных наград. За что его награждают, он, как правило, и не знал. «Начальству виднее».
Рабочие, естественно, делали важное дело, изготовляя образцы изделий, разработанных инженерами и учёными. Но ведь им было всё равно, что делать, макет совершенно нового важного изобретения или серийную продукцию. Большинство рабочих часто и представления не имели, что они вытачивают на станках. Тем не менее, я должен был параллельно с представлением к награде талантливого инженера, разработавшего совершенно новые, очень важные приборы, выдумывать кандидатуры рабочих, будто бы игравших в изобретении главную роль, в том же количестве, что и инженеров. Это ли не разврат производственных отношений, разрушающих идею разумного отношения к организации труда?!
Слов нет - среди рабочих тоже были талантливые люди, вносящие в дело умные мысли, рационализирующие производство. Некоторые из рабочих могли делать макеты прямо по эскизам, без обычной, нормальной документации. При экспериментальных исследованиях вносили ценные предложения. Но таких было не так уж и много. И это естественно. Ни для кого не секрет, что если молодой человек обладает способностями, он идёт учиться, кончает институт, техникум. Тому, у кого не хватает способностей, идёт к станку, слесарному верстаку.
Кроме того, в целом по институту рабочих опытного производства было во много раз меньше, чем инженеров. Такова специфика научной организации. Но несмотря на все эти элементарные соображения, обком партии и его подручные в институте оголтело, по идиотски требовали «выполнения указаний партии». Естественно, что это было одним из элементов общего разврата, насаждаемого политбюро КПСС..."
...что представляет собой техническая литература... Если исходить из простой логики, литература должна аккумулировать коллективный опыт научно-исследовательской деятельности, опыт разработки технических средств, результаты научных и технических обобщений. Но вот вопрос - кто, конкретно, должен писать технические книги? Сами разработчики? Но они не могут. Они заняты конкретным, достаточно узким по направлению делом. Кроме того, и это очень важно, для написании книги требуется определённое обобщение. Требуется умение ясно излагать свои знания и результаты разработки. В свою очередь, надо сказать, что такое умение с неба не падает. Необходим педагогический опыт. Необходимо и большое время, необходимо и длительное сосредоточение на данном предмете, необходим просто писательский навык подбора слов, расположения материала по определённым рубрикам. Где возьмёт такое время и отвлечение от основной деятельности работник разрабатывающей организации?
Время, педагогический опыт, возможность сосредоточиться на длительное время чаще всего имеет один класс технических работников - преподаватели вузов. Но вот проблема. Можно ли сформулировать в книге информацию об опыте исследовательской и опытно-конструкторской работы, не занимаясь лично этой работой?! Я - то точно знаю - нельзя. Можно изобразить схему разработанного устройства, переписать содержание технического отчёта, инструкции по эксплуатации и технического описания. Но понять физическую сущность решённых проблем, познать путь решения, который всегда представляет собой последовательность попыток попробовать одну, вторую, третью идею, чаще всего практически невозможно. Сам исполнитель этого не помнит. Но у него в результате складывается достоверное представление о том, что и почему в системе происходит, а что-то принято на веру, какое-то решение принято интуитивно.
Тем не менее, книги написаны, в подавляющем большинстве случаев, преподавателями вузов. И здесь снова проблема. Автор, преподаватель, нередко пишет не столько для читателя, сколько для себя. Так или иначе, он хочет в результате показать свою значимость в той области науки и техники, в которой преподаёт. А как показать значимость? Личным участием в разработках он похвастать не может (в условиях промышленной сферы и Советского Союза и России, где ВУЗы, в большинстве случаев, не работают с промышленными предприятиями). Значит, надо заполнить текст математическими выкладками. Это выгодно, так как, с одной стороны, свидетельствует, по общепринятым понятиям, о будто бы высоком научном уровне автора, с другой стороны, о якобы научном и методическом обобщении описываемого материала.
Интересный пример из моего личного опыта. Лет через 15! после моих разработок систем и устройств автоматического управления судовыми электростанциями и их внедрения на десятках серий кораблей читаю новую книгу украинских авторов на тему об автоматизации электростанций. И что вижу? Оказывается, процессы в системах, да и сама разработка происходили с применением аппарата теории автоматического регулирования. Приведены передаточные функции отдельных звеньев и систем в целом, например, системы автоматического распределения активной нагрузки. С помощью методов теории построены частотные характеристики, проведена оценка устойчивости и качества регулирования.
О чём думает студент, изучая книгу, по материалам которой ему надо сдавать экзамен? Наверно, о том, что я сначала разработал структуру системы, затем составил передаточные функции отдельных устройств, затем составил передаточную функцию системы, по частотным характеристикам определил устойчивость, вычислил передаточные функции корректирующих звеньев. На этом основании рассчитал параметры устройств, заказал конструкторам чертежи, опытному производству - изготовление образцов.
На самом деле я абсолютно ничего, ничего, даже близкого к описанному не делал! Да и не было нужды в разработке передаточных функций элементов судовых и корабельных электростанций, в расчёте устойчивости. Всё это абсолюно надуманные измышления, ничего не имеющие с практикой, с реальными процессами разработки, в данном случае, систем автоматического управления электростанциями. Кстати, в то время и дифференциальных уравнений дизель и турбогенеаторов с регуляторами напряжения и частоты практически не было. Но ведь передаточные функции составляются исключительно на основе дифференциальных уравнений. Не было в то время и компьютеров и соответствующих программ для расчёта и переходных процессов и частотных характеристик. И сейчас не существуют передаточные функции основного оборудования электростанций. Хотя бы потому, что любые энергетические объекты имеют на выходе мощность, которая записана в уравнениях в виде произведения переменных. Относительно отклонений переменных потокосцеплений и токов передаточную функцию можно использовать только в единственной точке равновесия системы.
Другой аспект оценки литературы, написанной педагогами, это совершенно определённое многолетнее отставание содержания книг от сегодняшнего уровня техники. Я как-то достаточно быстро понял эти истины и не тратил много времени на чтение литературы. В основном, просматривал “по диагонали” периодические издания и сборники докладов на конференциях. Тех, кто эту истину не постиг, мне просто было жаль. Довольно многие книги заполнены такой научной ерундой, что уши вянут. Ерундой я называю их содержание не потому, что там есть, например, ошибки, а потому, что их материал ничего не даёт читателю, не объясняет существо физических явлений, не даёт способов решения задач, которые могут встретиться разработчику. Это просто математическая эквилибристика, перекачка из пустого в порожнее.
Вы спросите, почему редакторы пропускают ненужные вещи? Ответ простой, вытекающий из простых реалий жизни. Мало кому из учёных, получивших поручение или просто просьбу отрецензировать книгу, недобросовестно запутанную ненужными математическими выкладками, интересно разбираться в хитросплетениях математических выкладок. Тем более, что у добросовестного и достаточно скромного человека всегда могут быть сомнения в своей компетентности жёстко оценивать рецензируемые материалы...
...Самой большой наградой, ни с чем не сравнимой, было ощущение своей значимости, сопричастности к большому делу создания не просто корабля, а нового типа корабля. Получилось так, что без моего относительно маленького ящичка с регулятором буквально не было бы корабля. Нет регулятора напряжения - нет генератора. Нет генератора - нет электростанции. Нет электростанции - весь корабль, всё его насыщение - мёртвая груда металла.