Хукиев Гунки, инженер-строитель: "Великий Советский прораб" ч1
1991 - главный инженер Грозненской передвижной механизированной колонны (ПМК) в составе Мингазпрома СССР работал на магистральных газопроводах во многих частях страны, в том числе и в Азербайджанской ССР.
Получив диплом инженера-строителя, я собрался отправиться в чужие края углублять, расширять этот самый социализм. Причем с комсомольским задором, уж я-то покажу себя! Отец, старый колхозник-ездовой, делая на дорогу наставления, пытался осадить мою пылкую энергию, как у колхозного жеребца: «Говори всегда правду. У лжи нет пастуха, даже если ты привяжешь ее на Дальнем Востоке, твоя ложь раньше тебя окажется у моей двери».
Впервые в жизни приехав в чужой город, войдя в коридор треста, я был удивлен, увидев на доске объявлений приказ о моем зачислении мастером, как молодого специалиста, согласно распределения Министерства образования СССР. Отыскав кабинет начальника отдела кадров, я решительно постучал в дверь. Хозяином кабинета оказался пожилой толстый казах, который ввел меня в курс дела, рассказав историю края и объяснив, почему у них не хватает специалистов.
- Наши славные космонавты Романенко и Гречко во время длительного пребывания в космосе открыли неиссякаемые залежи нефти и газа на полуострове Бузачи Мангышлакской области Западного Казахстана, и тебе, как молодому специалисту, инженеру-строителю, предстоит обустраивать для нефтяников эти месторождения, построить город в пустыне.
Ну, это кадровик пытается вешать лапшу на уши, подумал я, чтобы заманить меня романтической перспективой. Бывало, молодые специалисты, которые попадали на окраину Отчизны, получали подъемные и, кто как сумеет, «делали ноги» домой. Начальник ОК отправил меня в общагу треста, и я провел всю ночь, завернувшись в мокрую простыню, под потолочным вентилятором. Жара, даже для меня, южанина, была нестерпимая. Как бы утешения ради вспомнил слова отца: «Чем отморозить ногу от холода, пусть лучше борода полиняет от жары». Чтобы оставаться дома или попасть в хорошее место, а еще шикарнее, в Москву на олимпийские стройки (страна готовилась к Олимпиаде 1980 года), надо было быть отличником в институте или сынком директора предприятия, а я не был ни тем, ни другим.
Через три дня после обустройства с направлением в руках явился на стройку к начальнику участка для прохождения курса «молодого бойца».Тот, оценив меня с ног до головы, поинтересовался, пью ли я водку. Получив отрицательный ответ, печально произнес: «Плохо! Если подчиненный не пьет водку, то он с начальником меняется местами». Мой начальник оказался сверхпроницательным: не прошло и года, как мы действительно поменялись местами.
«Шеф» участка отправил меня на «бородатый» объект - спорткорпус. Я еще учился в школе, когда его начали, но с тех пор окончил школу, два года отслужил в армии, окончил институт, попутно успел жениться и стать отцом, а мой спорткорпус, с плавательным бассейном, оказывается, терпеливо дожидался меня, пока я завершал свои неотложные дела. В то время, по просьбе заказчика, стройбанк перекидывал деньги с объекта на объект и стройка, оставшаяся без финансирования, ставилась на консервацию на неопределенный срок. Так и этот объект, как бесхозная стройка и несжатая полоска Некрасова, стояла в ожидании своего пахаря, сеятеля, где пока ее ночами топтали алкаши и наркоманы, а днем детвора играла в войнушку. Вот и назначили меня пахарем.Прорабы иногда ночами проверяли наличие сторожа на месте, но однажды я с трудом вытащил своего, который наглухо заперся в своей каморке и кричал: «Не откроююю!»
Утром, приходя на работу, принимал у сторожа голые стены с кровлей и до вечера отсиживался в напрасном ожидании, что сегодня обязательно начнутся работы, но вечером опять сдавал сторожу объект без всяких изменений. Спрашивается: зачем нужен сторож там, где нет забора и где все, что можно растащить, давно растащили? Так положено: не дай Бог в Горкоме партии узнают, что социалистическая собственность без охраны, да и штатная единица, таким образом, заполнялась.
Но, несмотря на все эти несуразности, ознакомившись основательно с делами вверенного мне участка, я составил сетевой график поставки материалов и график движения рабочей силы - все, как учили в институте, чем насмешил всех коллег во главе с главным инженером.
Через две недели мне эта «свистопляска» надоела, и я пошел в управление прямо к начальнику и объявил, что окончил Грозненский нефтяной институт не для того, чтобы устроиться у него дневным сторожем, и если он не нуждается во мне, то пусть дает мне открепление, и я поеду домой. Немного удивленный начальник сказал: - Добро, мы дадим тебе звено кровельщиков, будешь у нас специализироваться по кровельным работам. - Это, конечно, славно - отдельная бригада, но я окончил ПГС (промышленное и гражданское строительство), а по кровле пусть бегают кошки…Закончить начатую мысль начальник СМУ мне не дал, от такой наглости он потерял дар речи и замахал руками, показывая ими «вон из кабинета».
Выгнать с работы не выгнал, наверно, подумал, что уж больно прыткий молодой попался. Только дал задание главному инженеру кинуть меня на испытание на новостройку городского Торгово-общественного центра, где до сдачи объекта было все еще далеко. Главный инженер поручил меня другому начальнику участка, а тот в свою очередь своему прорабу и, наконец, я добился маленькой, но личной победы: я остался один на один с бригадой рабочих и начал большой объект с котлована, с закладки нулевого цикла - мечта любого молодого инженера-строителя. Начальник СМУ появился два раза в сопровождении своей свиты, но меня в упор не замечал.
Обиделся. «Самодур», - подумал я. Но «шефу» участка понравилось, как я отшил его босса, и он велел каждый вечер являться с докладом перед его очами. Вечером, после короткой планерки на завтрашний день, он произносил сакраментальную фразу: «А не пора ли нам послать… гонца?». Его неизменная шляпа, обнажая лысую без загара голову, ложилась на стол вверх дном, куда все ИТэРовцы скидывали по рублю, а гонец - дежурный шофер - стоял тут же на стреме, готовый «слетать» за водкой и закуской. Пить или не пить - это сугубо личное дело каждого, а вот скинуть рубль на благое дело в общий котел обязаны были все.
Секретарь парткома вызвал и дал мне «маленькое, но ответственное комсомольское поручение». Раз партия говорит «надо!», комсомол ответил «есть!» - и я развесил советские рекламные щиты: «Совесть - лучший контролер!» - для рабочих, для улучшения качества их работы, «План - закон! Выполнение - долг, перевыполнение - честь!» - чтобы прораб помнил о долге и чести. Но, встретившись впервые на производстве с рабочим классом - гегемоном и землекопом могилы мирового капитализма, мне стало грустно: здесь шло открытое глумление над твоими знаниями, над твоим дипломом.
Человека кто видел, однажды, мудрейшую фразу можно узнать, что он родом из СССР, если:- увидев толпу людей в коридоре, спрашивает: "Кто крайний?"; - знает дословную расшифровку аббревиатур ИТР, ОТК, ГТО, прораб, ЦК КПСС, КПЗ и т.д. Возвеличивая роль пролетариата в построении коммунизма, партия тем самым принижала значение специалиста с высшим образованием, называя его унизительными словечками типа - ИТР, проРАБ.
Приходя на производство, все вышестоящие руководители пытались приласкаться к гегемону-рабочему, мол, как дела, как дома, не обижают ли прорабы, «а то мы их!» Просидев всю ночь на кухне за бормотухой, плетя политические анекдоты, строитель развитого социализма, утром отправлялся выполнять историческую миссию «могильщика» и до 11 часов открытия «аптеки», то есть до начала продажи спиртного в «Гастрономе», околачивал «груши».
Тем временем прораб делал «ноги» стройматериалам, которые должны прибыть день в день, час в час, согласно графику поставки, заявленной еще на стадии рытья котлована. Наконец, добившись своего, усталый и счастливый, прораб возвращался на родную стройку, но разгружать транспорт уже нечем: автокран из управления механизации из-за простоя забрали на другой объект. Рабочий-гегемон, прохлаждаясь с похмелья в тени, подшучивал над прорабом: «Ванька есть - Маньки нету! Манька есть - Ваньки нету!» Или: «Начальник, стоило тебе пять лет мучиться, чтобы получить такую работу?», добавляя при этом «не было печали, так купила бабка порося». А гегемон нерусского происхождения был настроен лирически: «Пусть работает Иван и выполняет план, а меня зовут Мирза, мне работать нельзя».
Однажды, вернувшись на площадку, я обнаружил в очередной раз подобную картину, но мобильный кран не успел еще свернуться, а прораб с другого участка не давал мне даже разгружать машину. Десяток лиц смотрели на мою реакцию, и во мне проснулся, наконец, дух предков, всю злобу, накопившуюся за месяц работы, я выместил на бедном коллеге, потом, схватив попавшуюся под руку железяку, двинулся на бригаду, которую успел уже возненавидеть. Тех, как будто ветром сдуло, и я стал крушить бытовку, применяя чудеса русского языка.
Успокоившись, ушел в прорабку, через час входит бригадир, заискивающе докладывает, что все идет по плану, и спрашивает, будут ли новые указания. «Подвиги» мои оценили - вырастет дееспособный прораб, и с того самого дня за глаза меня нарекли «Кинжал». Который следовал за каждым чеченцем с лёгкой руки Лермонтова.
Получил признание и в конторе, а в первую очередь - от своего несчастного коллеги. «Не-е, - любил говорить мой бригадир, - пока ты кинжал не вытащишь, с нашим контингентом кашу не сваришь». Как у зэков Солженицына, советскому прорабу надо было «из песка веревки вить, чтобы выжить». Вечером, садясь перед телевизором с чашкой чая, прораб ставил перед собой задачу на завтрашний день, а там «и во сне надо обдумывать, как на следующий день вывернуться».
Не всегда выполнялись и наставления отца, иногда приходилось изображать из себя идиота и даже признаваться в этом. Великие советские артисты делали это за славу и деньги, прораб же выполнял эту роль бесславно, но конспиративно. Если ложь и плутовство, сходящее из уст прораба, в период месячного срока отчетности, обратить в людскую массу, то у двери моего отца выстроилась бы очередь, как к дверям мавзолея Ленина на Красной площади.
Прораб не был творческой личностью, свод его законов - это проект и СНиП, шаг влево или вправо от бумаги уголовно наказуемы. Упадет на голову гегемона кирпич, то, к гадалке не ходи, прораба ожидает казенный дом. А если с самим прорабом случится несчастный случай, его же и наказывают за нарушение ТБ.
С утра прораб натягивал дубовую кожу и включал «дурку», как бы не узнавая даже собственную жену, а вечером, скинув маску, вместе с женой слушал классическую музыку. Без этой ежедневной процедуры был риск попасть в сумасшедший дом, напевая любимую песню Высоцкого: «А может, от прораба до министра дорастешь!» По идее, на объекте все зависит от прораба, но на деле было наоборот. Пожарная инспекция, санэпидстанция, от родного СМУ до трестовской, городской и областной контроль за качеством, в таком же составе архитектурные комитеты и комитеты по технике безопасности и охране труда, заказчики всех мастей, стройбанк, а также чиновники до самого министра - все тащили у прораба.
А государево око - прокурор, владея характером его производства, вызывал раз в месяц или в квартал прораба на милую беседу. Все неподкупные и честные граждане развитого социализма оставались на своих местах, один прораб, как бы ни отмывался от дурного глаза, в силу названия своей должности, оставался в сознании трудящихся масс вором, мошенником, расхитителем соцсобственности.
Как-то вызывают меня к начальнику СМУ. Начальник управления (уже другой) - дядька гигантского телосложения, которого все побаивались, а казахи одарили прозвищем Полтора Ивана, сидел в кресле, закинув ногу на ногу, обувь же его сорок последнего размера выступала под столом. Своим громоподобным голосом он спросил: - Ты хочешь стать настоящим строителем? - Э-ээ, так точно, конечно! - не очень внятно и не очень уверенно ответил я, пока не понимая, в чем дело.
- Ты заметил здешних аборигенов, которые разгуливают по коридору управления с дипломами высшего образования в карманах, их мне силком навязали как местные национальные кадры. Работать не хотят, а амбиций у них не занимать. Эти кадры, е-мое, ходят в должности мастера десять лет и еще будут ходить столько же. А ты, чеченец, можешь стать строителем. Начальник стал наступать на любимую мозоль каждого чеченца - на его национальное самолюбие: его слова и у меня вызвали легкий трепет, как у боевой лошади перед атакой.
Благословив меня на подвиги, не давая долго размышлять, но позволив попрощаться с семьей, начальник посадил меня в служебный УАЗ и сам отвез за 350 км от города, где намечалось с нуля закладывать строительство того самого, о котором заявлял кадровик, треста, вахтового поселка и промзоны для нефтяников в новом месторождении. Туда не было ни пути, ни дороги, ни цепей электротелеграфных столбов. Путь в никуда. Лето, пустыня, жара 50 градусов. Пока мы ехали, вдали на горизонте появлялись миражи в виде озер, домов, прекрасных дворцов и других немыслимых, нерукотворных сооружений, на что начальник обращал мое внимание, говоря, что мне, как комсомольцу, предстоит превратить всю эту сказку в быль. Реальный советский романтизм.
Начальник мой, Осипов Владимир Иванович, как и все большие люди, оказался не самодуром, а добрым человеком, не лишенным иронии, юмора. Обожал анекдоты и всю дорогу пытался отогнать уныние.
Еле отыскав в вечерних сумерках дорогу по барханам, поздней ночью прибыли в палаточный городок и попали, как говорится, с корабля на бал, то есть на вечернюю поверку условно освобожденных зэков, в народе «химиков». В строевые две шеренги перед нами стоял спецконтингент, в черных зоновских робах, со следами от нагрудных нашивок. Здесь же находился и отдел милиции.
- Отныне, - выступал Владимир Иванович перед вставшими на путь истины вчерашними ворами и рецидивистами, - ваш папа - вот этот молодой человек. - Говорил о моих достоинствах, о наличии которых до этой минуты я сам не ведал, слегка подтолкнув вперед, похлопав по плечу. Контингент искоса зыркнул на меня и остался доволен: «Ничего, сойдет».
Рано утром, поручив меня другому кавказцу - азербайджанцу Мамедову, начальнику спецкомендатуры, пожелав нам успехов в труде и бою и уверив, что «два кавказца вместе горы свернут», мой начальник укатил обратно.
С утра я приступил к перековке моих мошенников, джентльменов удачи, в передовой рабочий класс. Для начала стал разбивать по звеньям, бригадам с учетом их мирной профессии строителя коммунизма. Многие на вопрос:«Какая специальность была на воле?» - отвечали, что у них две специальности: «Могу копать, могу и не копать». Шутники.
Среди 250 бывших зэков, завезенных за несколько этапов в течение месяца, можно было найти любого спеца, а их личные дела лежали передо мной, но для меня находкой оказался Юра Новицкий, бывший маркшейдер. Обширная пустыня была разбита прямоугольной сеткой, где стояли трубы с разметкой, и мы с Юрой стали привязывать будущие здания и сооружения к этим трубам. За все время работы я никого не отправил обратно в зону как субъекта, не подлежащий перевоспитанию, хотя такие были, а я был обязан это делать.Одной моей писюльки на человека было достаточно, чтобы его арестовали и без учета времени, проведенного на «химии», забрали обратно на зону.
А здесь все-таки нет вышки, нет забора и колючей проволоки. «Химики» дорожили и этой свободой, можно было в любое время вызвать семью, у кого она была.Были, конечно, кто «становился на лыжи», что значило «самовольный побег со стройки народного хозяйства, которую тебе Родина доверила, хотя ты не заслуживаешь того, как зэк».Таким объявляли всесоюзный розыск, ловили, судили и давали новый срок.
Прошел ровно год, как мы с азербайджанским коллегой, начальником спецкомендатуры, на этом пустынном полуострове стали как местные советские баи: у нас своя сауна, со всеми удобствами, построенная великолепными мастерами своего дела - у советских зэков фантазия переливалась через край; для нас работала отдельная кухня с поваром-узбеком, тоже расхитителем соцсобственности, бывшием шеф-поваром ресторана «Алма-Ата», который три года кормил граждан столицы Казахстана тухлыми яйцами и другими деликатесами последней свежести; для нас на берегу моря денно и нощно без отрыва от производства под бдительным оком рыбнадзора (наш человек) трудились два рыбака-спеца, бывшие астраханские браконьеры.
За 100 километров от нас нашелся директор животноводческого совхоза, у которого нерадивый сын воспитывался под чутким руководством спецконтингента, и наши продовольственные запасы еженедельно пополнялись свежей бараниной и верблюжатиной.
Контингент наш расширился, ведь подобным «товаром», с марксистской точки зрения, «зэки-стройка-зэки», СССР был впереди планеты всей, а город Шевченко, где в ХIХ веке отбывал царскую ссылку украинский кобзарь Тарас Шевченко, был напичкан лагерями всех тюремных режимов. Для контингента был создан прекрасный городок: 3-4 человека на один вагон, с кондиционером, столовая с тремя вольными снабженцами, промтоварный магазин.
Любого из своих воспитанников мы могли нелегально отпустить на несколько дней домой к любимой теще, также без отрыва от производства, но за свой страх и риск мы имели все, чего были лишены наши коллеги, работающие в благоустроенных городах Союза. Когда начинал «задувать коэффициент» (так называли 1,7 надбавки к зарплате за безводную пустыню, песчаные бури), который не прекращался несколько дней, приходилось очень трудно. Песок проникал через все щели и даже хрустел на зубах. Вот почему арабы носят длинные рубахи и платки. Но работу останавливали только в исключительных случаях.В июле с двенадцати и до четырех часов полагался отдых.
При всем при том мы не забывали о своем долге: посреди пустыни стали восходить современные панельные дома, магазины, столовые, склады ОРСа (отдел рабочего снабжения), НПС - нефтеперекачивающая станция с нефтепроводом длиной 420 км, строился аэропорт для малой авиации, промзона бурения - словом, все для нормального функционирования крупного рабочего поселка городского типа.
Объект имел статус союзного значения, сюда съезжались союзные министры нефтегазовой отрасли, и задачу партии, правительства мы выполняли с опережением графика.
Видеть живым союзного министра на своем объекте для советского прораба было большим редкостным событием. А мне посчастливилось лицезреть сразу трех: министра нефтяной промышленности СССР Мальцева, кстати, выпускника нашего Грозненского нефтяного института; министра газовой промышленности Оруджева - бакинца, отца-основателя газовой промышленности СССР и министра строительства нефтяной и газовой промышленности Щербина.
А однажды нагрянули их Замы с огромной толпой сопровождающих лиц, в числе которых был и 1-ый секретарь обкома. Остановившись на одной из стройплощадок, один из Замов задал вопрос: «Кто здесь главный?» Пригласили управляющего трестом. «Нет, - говорит зам, - этот не главный!» Выставляют начальника СМУ. Зам проявляет своё недовольство и чуть не переходит на крик: «Я спрашиваю, кто здесь производит работы?!» И тут с хвоста сопровождения раздался нахальный голос: «Я здесь главный производитель работ!» Толпа расступается, дает коридор и с удовольствием пропускают меня вперед. «Начальник участка, такой-то», - представляюсь я.
«Ну так веди нас по хозяйству», - командует Зам Думаю, пан или пропал и, встав впереди всей колонны, как туристический гид в столице, непрерывным потоком речи излагаю значение каждого объекта, ставлю сроки сдачи, отвечаю без заиканий и так в течение трех часов. Управтрестом записывает все, что я говорю. В конце зам спрашивает: «Уложишься в сроки, которые ты сам назначил?» - «Всенепременно, если мои заявки, согласно графика поставки материалов и оборудования, прошедшие защиту в нашем Главке, министерстве, выполнят в полном объеме и в срок».
Начальники МТО (материально-техническое обеспечение), в народе снабженцы или толкачи, колесили в Москву, брали деликатесы: балык, икру, коньяк. Особенно ценился «КВ», наш грозненский коньяк «Вайнах». Для чиновников Главка, министерства, которые крепко держали вожжи снабжения производства огромной страны, даже песок в пустыне они взяли бы под свою опеку, если годился в строительстве. Все распределялось централизованно: от гвоздя до сложного технологического оборудования. С бюрократизмом так и не смогла справиться советская власть с ее мощным аппаратом в виде МВД, КГБ и других органов народного контроля.
И это одна из причин, если не главная, почему с молчаливого согласия народа распалась такая огромная страна. «Может, это к лучшему?» - подумал великий советский народ. Союз раздолбанили, но бюрократизм так и не изжили.
Но вернемся на наше производство. На радость моих прямых начальников, я возложил всю ответственность будущей стройки на самого уважаемого гостя из Москвы. Так все начальство области, треста стало уже моими замами по снабжению. Под конец большой Зам поинтересовался, откуда я родом. «Из Чечено-Ингушетии», - ответил я. - «Знаю, знаю, приходилось встречаться с вашим братом»,. - погрозив пальцем, с улыбкой сказал 1-ый зам. министра Миннефтегазстроя СССР Хуснутдинов.
Через три с половиной года "каторжного" труда благодарный Владимир Иванович перевел меня в город на строительство микрорайонов, дал новую квартиру на самом берегу Каспия, а еще раньше машину вне очереди. На прощание Мамедов Мурзафа (Миша) спросил: - Хочешь, я установлю мраморную доску, на которой будет написано, что первую колышку под строительство этого городка забил чеченец? - А почему бы и нет, - ответил я. После этого разговора ребята потрудились на славу, и с края на торце пятиэтажки, с дороги была видна большая надпись «Вайнах»*.
И самое главное, нам были признательны наши трудящиеся, любой из которых мог идти на УДО (условно-досрочное освобождение), с хорошим заработком в кармане. Тем, кто имел семью, давали возможность жить за забором от спецконтингента вместе с семьей, а женские руки они везде нужны. Поэтому старались принимать их на работу на разные хозучастки. Правда, они быстро уходили на длительные отпуска, чем раздражали моего начальника - их декретные расходы ложились на общий фонд заработной платы.
Через полгода такой жизни, бывший уголовник выходил из образа советского зэка и становился обыкновенным советским гражданином. Не хочется показаться в глазах привередливого читателя невежеством, но я никогда в жизни не покупал цветы, а мой контингент после освобождения отыскивал городской адрес моей семьи, и на столе у нас часто красовалась ваза со свежими цветами. «Джентльмены, удачи вам в жизни!» -мысленно провожал я покупателя цветов.
***
...«Зарплата у меня маленькая» - с жалобой на меня «нарисовался» тракторист однажды перед управляющим треста, когда я уже строил микрорайон в городе. Старенький МТЗ вместе с механизатором, достались на стройплощадке мне по наследству, никто на него не зарился. Несколько раз в неделю заведёт тракторист, поможет бригаде, да и то дело. А сам жалобщик, на халяву перед законом, «бомбил» по городу на частной машине "извозчиком". Бывал и у меня на подхвате: сгонять в контору, встречать или провожать в аэропорт бесчисленных родных и земляков, о которых я понятия не имел во время убогой студенческой жизни. Словом, трактористу нарядно, да и нам не накладно, жили душа в душу. И тут такое…
Управляющий, явно с иронией, оценивающе крутился вокруг тракториста, а на нём модный батник с пистонами, заправленные в кримпленовые со стрелками брюки, на лакированные туфли, тёмные очки и белоснежная кепка. И глянул, на мою трёхдневную щетину, брюки- с выступающими голенищами, рубашку- не первой свежести, ибо приходил и уходил на работу, когда семья спала. «Твой начальник больше похож на тракториста чем ты» - визуально определил начальник моего начальника наш с трактористом социальный статус.
На мне была, своего рода, защитная оболочка Советского прораба, его внешняя экипировка, плюс растрёпанные ветром волосы и кисломученный взгляд. Даже новые трусы прораба вызывали у всех подозрение.
На людях он курил сигареты «Прима», а на свободе «Столичные». Папка выговоров на прораба хранились у начальника в сейфе, вместе с его пробелами материального отчёта, а в целом он сам являлся собственностью социалистической системы. За прорабом и его женой тянулись целый шлейф интриг. Конторские женщины держали под наблюдением их семейный гардероб. Безобидная улыбка или ещё хуже самостийный смех прораба мгновенно вызывали вокруг сомнения и находились доброжелатели «у него на объекте завал, а он дурачёк смеётся».
Если за год работы у прораба не сформируется твёрдый условный рефлекс выживания, то в начале следующего года он скатится обратно в мастера. Приходилось часто лукавить, намекая начальнику, что с таким умом, как у него, ему давно пора вверх. А раз «экономика должна быть экономной» (эти крылатые слова Генсека Брежнева висели на всех заборах производства), прораб подкидывал примитивные рацпредложения в соавторстве с начальником, по экономии материалов той или иной конструкции. Это умиляло самолюбие начальника, а тем временем прораб подсовывал ему акты на списание материальных ценностей.
«- Скоро ты начнёшь списывать и конторских работников, с формулировкой «прошёл срок годности» - позволял себе подшучивать начальник. Из 12 подразделений треста, половина были планово- убыточными, они существовали за счёт остальных, тем самым искусственно сдерживая повышение безработицы в стране.
Господи, как мы ненавидели работу Советского созидателя, когда смотрели в бухгалтерии на "кормовую ведомость" (Отчёт. Форма М-19), где в подотчёте за душой прораба числились миллионные материальные ценности, а при этом получали 180 р. зарплаты! Мои коллеги верили, таков уж удел всех прорабов мира, а оказывается, так мог работать только Великий Советский Прораб!
Например, за мной числилось строительство целого городского микрорайона, я не заводил близких друзей, не ходил в гости, где хозяева сами унижались в роли просителей, да и меня ставили в неловкое положение. Ведь, в Советских хозмагах, кроме гвоздей 150 мм и кувалды марки "МД- 10" ("десяти кг-ая, модернизированная, с деревянной ручкой",- зэковская шутка), для строительства частного сектора, ничего не было. Приходилось обманывать диктатуру пролетариата, снабжая передовое Советское общество материалом и при этом себя не забывать. Ибо прораб, как говорил Великий сатирик, "сидел на дифсите!"
Персонаж Аркадия Райкина, тот самый завсклад обувного магазина, был - жалкой, ничтожной личностью по сравнению с Советским прорабом. Они всей троицей, во главе директора обувного магазина и товароведа, часто приглашали его заглянут к ним через задний ход, посмотреть на свой "дифситный обувь, чёрный верх, белий низ". Ибо у прораба, в подчинении, были не менее трёх завскладов, на каждый вид работ. Словом, по меткому выражению Жванецкого: - -Люди воруют, страна богатеет!
Ушлый Советский прораб, сам устраивал себе праздники жизни без содействия Партии, Правительства и их законов. Где вы найдёте человека, чтоб у него за день были несколько застолий? А у Советского прораба их бывало столько, сколько людей в подчинении. "От печали до радости реки и горы, От печали до радости леса и поля!"- пели Советские артисты. А у Советских людей, то печали (похороны), то радости (свадьбы) ходили рука об руку, потому они таскали бедному начальнику от обильного стола. А он великодушный не мог отказать, когда тянется рука от чистого сердца.
* * *
Всему в жизни наступает передышка. Прорабу часто приходилось отвлекаться от производства в конце: месяца, квартала, года. О! Об этой короткой фазе жизни прораба можно написать целый роман-эпопею! "Раз взялся за гуж- не хочется говорить, что не дюж", придётся сказать несколько слов о горячем периоде "жатвы" Советского прораба. Разве, что сравниваемый с осенней порой крестьянина.
Хотя"сбор урожая" у прораба, за прошедший период отчётности, и посев сходов на новый срок, продолжалась всего неделя. Но эта неделя закрытия нарядов шёл под бдительным оком бригадира, чтобы за это время, прораб не "высыхал" от употребляемой водки. А если у прораба таких несколько бригад? С наружной стороны, у двери прорабки, как у мавзолея Ленина, стоял посыльной- денщик, держа наготове за пазухой пару пузырей и в руках дежурную закуску. Ни одна сила не могла лишить его содержимого около сердца за ремнём, пока сам того не пожелает.
Дальше, курьер становился у дверей ПТО (Производственно - технический отдел), а следующий пост он занимал около таблички с надписью ОТиЗ (Отдел труда и заработной платы). Государево око фонда заработной платы, зорко следило, чтобы прораб не выходил за рамки "Единых Норм и Расценок" труда, выпущенных ещё в недрах ЧК- ГПУ- НКВД- МГБ- КГБ, для ударников Беломорканала или, как их называли "Канало- Армейцев", но никак не строителей. Вон сколько табличек контора сменяла с той поры на дверях своих кабинетов, а расценки для рабочих оставались неизменны. Но великая сила выживания Советского прораба не знала границ! Об этом позже.
Да, кстати, старым послевоенным прорабам, которым дважды пришлось строить Европейскую часть СССР, до и после войны и, которых наше поколение ещё застало на производстве, хватало, после работы ровно один, "до краёв", стакан водки. Без закуски! Но с затяжкой папиросы! А курили они только "Беломорканал", за 22 копеек пачка. У наших цивильных "Столичных" выкручивали головки, то есть фильтры и затягивали до пальчиков."
Источник http://www.proza.ru/2015/06/10/2037
Получив диплом инженера-строителя, я собрался отправиться в чужие края углублять, расширять этот самый социализм. Причем с комсомольским задором, уж я-то покажу себя! Отец, старый колхозник-ездовой, делая на дорогу наставления, пытался осадить мою пылкую энергию, как у колхозного жеребца: «Говори всегда правду. У лжи нет пастуха, даже если ты привяжешь ее на Дальнем Востоке, твоя ложь раньше тебя окажется у моей двери».
Впервые в жизни приехав в чужой город, войдя в коридор треста, я был удивлен, увидев на доске объявлений приказ о моем зачислении мастером, как молодого специалиста, согласно распределения Министерства образования СССР. Отыскав кабинет начальника отдела кадров, я решительно постучал в дверь. Хозяином кабинета оказался пожилой толстый казах, который ввел меня в курс дела, рассказав историю края и объяснив, почему у них не хватает специалистов.
- Наши славные космонавты Романенко и Гречко во время длительного пребывания в космосе открыли неиссякаемые залежи нефти и газа на полуострове Бузачи Мангышлакской области Западного Казахстана, и тебе, как молодому специалисту, инженеру-строителю, предстоит обустраивать для нефтяников эти месторождения, построить город в пустыне.
Ну, это кадровик пытается вешать лапшу на уши, подумал я, чтобы заманить меня романтической перспективой. Бывало, молодые специалисты, которые попадали на окраину Отчизны, получали подъемные и, кто как сумеет, «делали ноги» домой. Начальник ОК отправил меня в общагу треста, и я провел всю ночь, завернувшись в мокрую простыню, под потолочным вентилятором. Жара, даже для меня, южанина, была нестерпимая. Как бы утешения ради вспомнил слова отца: «Чем отморозить ногу от холода, пусть лучше борода полиняет от жары». Чтобы оставаться дома или попасть в хорошее место, а еще шикарнее, в Москву на олимпийские стройки (страна готовилась к Олимпиаде 1980 года), надо было быть отличником в институте или сынком директора предприятия, а я не был ни тем, ни другим.
Через три дня после обустройства с направлением в руках явился на стройку к начальнику участка для прохождения курса «молодого бойца».Тот, оценив меня с ног до головы, поинтересовался, пью ли я водку. Получив отрицательный ответ, печально произнес: «Плохо! Если подчиненный не пьет водку, то он с начальником меняется местами». Мой начальник оказался сверхпроницательным: не прошло и года, как мы действительно поменялись местами.
«Шеф» участка отправил меня на «бородатый» объект - спорткорпус. Я еще учился в школе, когда его начали, но с тех пор окончил школу, два года отслужил в армии, окончил институт, попутно успел жениться и стать отцом, а мой спорткорпус, с плавательным бассейном, оказывается, терпеливо дожидался меня, пока я завершал свои неотложные дела. В то время, по просьбе заказчика, стройбанк перекидывал деньги с объекта на объект и стройка, оставшаяся без финансирования, ставилась на консервацию на неопределенный срок. Так и этот объект, как бесхозная стройка и несжатая полоска Некрасова, стояла в ожидании своего пахаря, сеятеля, где пока ее ночами топтали алкаши и наркоманы, а днем детвора играла в войнушку. Вот и назначили меня пахарем.Прорабы иногда ночами проверяли наличие сторожа на месте, но однажды я с трудом вытащил своего, который наглухо заперся в своей каморке и кричал: «Не откроююю!»
Утром, приходя на работу, принимал у сторожа голые стены с кровлей и до вечера отсиживался в напрасном ожидании, что сегодня обязательно начнутся работы, но вечером опять сдавал сторожу объект без всяких изменений. Спрашивается: зачем нужен сторож там, где нет забора и где все, что можно растащить, давно растащили? Так положено: не дай Бог в Горкоме партии узнают, что социалистическая собственность без охраны, да и штатная единица, таким образом, заполнялась.
Но, несмотря на все эти несуразности, ознакомившись основательно с делами вверенного мне участка, я составил сетевой график поставки материалов и график движения рабочей силы - все, как учили в институте, чем насмешил всех коллег во главе с главным инженером.
Через две недели мне эта «свистопляска» надоела, и я пошел в управление прямо к начальнику и объявил, что окончил Грозненский нефтяной институт не для того, чтобы устроиться у него дневным сторожем, и если он не нуждается во мне, то пусть дает мне открепление, и я поеду домой. Немного удивленный начальник сказал: - Добро, мы дадим тебе звено кровельщиков, будешь у нас специализироваться по кровельным работам. - Это, конечно, славно - отдельная бригада, но я окончил ПГС (промышленное и гражданское строительство), а по кровле пусть бегают кошки…Закончить начатую мысль начальник СМУ мне не дал, от такой наглости он потерял дар речи и замахал руками, показывая ими «вон из кабинета».
Выгнать с работы не выгнал, наверно, подумал, что уж больно прыткий молодой попался. Только дал задание главному инженеру кинуть меня на испытание на новостройку городского Торгово-общественного центра, где до сдачи объекта было все еще далеко. Главный инженер поручил меня другому начальнику участка, а тот в свою очередь своему прорабу и, наконец, я добился маленькой, но личной победы: я остался один на один с бригадой рабочих и начал большой объект с котлована, с закладки нулевого цикла - мечта любого молодого инженера-строителя. Начальник СМУ появился два раза в сопровождении своей свиты, но меня в упор не замечал.
Обиделся. «Самодур», - подумал я. Но «шефу» участка понравилось, как я отшил его босса, и он велел каждый вечер являться с докладом перед его очами. Вечером, после короткой планерки на завтрашний день, он произносил сакраментальную фразу: «А не пора ли нам послать… гонца?». Его неизменная шляпа, обнажая лысую без загара голову, ложилась на стол вверх дном, куда все ИТэРовцы скидывали по рублю, а гонец - дежурный шофер - стоял тут же на стреме, готовый «слетать» за водкой и закуской. Пить или не пить - это сугубо личное дело каждого, а вот скинуть рубль на благое дело в общий котел обязаны были все.
Секретарь парткома вызвал и дал мне «маленькое, но ответственное комсомольское поручение». Раз партия говорит «надо!», комсомол ответил «есть!» - и я развесил советские рекламные щиты: «Совесть - лучший контролер!» - для рабочих, для улучшения качества их работы, «План - закон! Выполнение - долг, перевыполнение - честь!» - чтобы прораб помнил о долге и чести. Но, встретившись впервые на производстве с рабочим классом - гегемоном и землекопом могилы мирового капитализма, мне стало грустно: здесь шло открытое глумление над твоими знаниями, над твоим дипломом.
Человека кто видел, однажды, мудрейшую фразу можно узнать, что он родом из СССР, если:- увидев толпу людей в коридоре, спрашивает: "Кто крайний?"; - знает дословную расшифровку аббревиатур ИТР, ОТК, ГТО, прораб, ЦК КПСС, КПЗ и т.д. Возвеличивая роль пролетариата в построении коммунизма, партия тем самым принижала значение специалиста с высшим образованием, называя его унизительными словечками типа - ИТР, проРАБ.
Приходя на производство, все вышестоящие руководители пытались приласкаться к гегемону-рабочему, мол, как дела, как дома, не обижают ли прорабы, «а то мы их!» Просидев всю ночь на кухне за бормотухой, плетя политические анекдоты, строитель развитого социализма, утром отправлялся выполнять историческую миссию «могильщика» и до 11 часов открытия «аптеки», то есть до начала продажи спиртного в «Гастрономе», околачивал «груши».
Тем временем прораб делал «ноги» стройматериалам, которые должны прибыть день в день, час в час, согласно графику поставки, заявленной еще на стадии рытья котлована. Наконец, добившись своего, усталый и счастливый, прораб возвращался на родную стройку, но разгружать транспорт уже нечем: автокран из управления механизации из-за простоя забрали на другой объект. Рабочий-гегемон, прохлаждаясь с похмелья в тени, подшучивал над прорабом: «Ванька есть - Маньки нету! Манька есть - Ваньки нету!» Или: «Начальник, стоило тебе пять лет мучиться, чтобы получить такую работу?», добавляя при этом «не было печали, так купила бабка порося». А гегемон нерусского происхождения был настроен лирически: «Пусть работает Иван и выполняет план, а меня зовут Мирза, мне работать нельзя».
Однажды, вернувшись на площадку, я обнаружил в очередной раз подобную картину, но мобильный кран не успел еще свернуться, а прораб с другого участка не давал мне даже разгружать машину. Десяток лиц смотрели на мою реакцию, и во мне проснулся, наконец, дух предков, всю злобу, накопившуюся за месяц работы, я выместил на бедном коллеге, потом, схватив попавшуюся под руку железяку, двинулся на бригаду, которую успел уже возненавидеть. Тех, как будто ветром сдуло, и я стал крушить бытовку, применяя чудеса русского языка.
Успокоившись, ушел в прорабку, через час входит бригадир, заискивающе докладывает, что все идет по плану, и спрашивает, будут ли новые указания. «Подвиги» мои оценили - вырастет дееспособный прораб, и с того самого дня за глаза меня нарекли «Кинжал». Который следовал за каждым чеченцем с лёгкой руки Лермонтова.
Получил признание и в конторе, а в первую очередь - от своего несчастного коллеги. «Не-е, - любил говорить мой бригадир, - пока ты кинжал не вытащишь, с нашим контингентом кашу не сваришь». Как у зэков Солженицына, советскому прорабу надо было «из песка веревки вить, чтобы выжить». Вечером, садясь перед телевизором с чашкой чая, прораб ставил перед собой задачу на завтрашний день, а там «и во сне надо обдумывать, как на следующий день вывернуться».
Не всегда выполнялись и наставления отца, иногда приходилось изображать из себя идиота и даже признаваться в этом. Великие советские артисты делали это за славу и деньги, прораб же выполнял эту роль бесславно, но конспиративно. Если ложь и плутовство, сходящее из уст прораба, в период месячного срока отчетности, обратить в людскую массу, то у двери моего отца выстроилась бы очередь, как к дверям мавзолея Ленина на Красной площади.
Прораб не был творческой личностью, свод его законов - это проект и СНиП, шаг влево или вправо от бумаги уголовно наказуемы. Упадет на голову гегемона кирпич, то, к гадалке не ходи, прораба ожидает казенный дом. А если с самим прорабом случится несчастный случай, его же и наказывают за нарушение ТБ.
С утра прораб натягивал дубовую кожу и включал «дурку», как бы не узнавая даже собственную жену, а вечером, скинув маску, вместе с женой слушал классическую музыку. Без этой ежедневной процедуры был риск попасть в сумасшедший дом, напевая любимую песню Высоцкого: «А может, от прораба до министра дорастешь!» По идее, на объекте все зависит от прораба, но на деле было наоборот. Пожарная инспекция, санэпидстанция, от родного СМУ до трестовской, городской и областной контроль за качеством, в таком же составе архитектурные комитеты и комитеты по технике безопасности и охране труда, заказчики всех мастей, стройбанк, а также чиновники до самого министра - все тащили у прораба.
А государево око - прокурор, владея характером его производства, вызывал раз в месяц или в квартал прораба на милую беседу. Все неподкупные и честные граждане развитого социализма оставались на своих местах, один прораб, как бы ни отмывался от дурного глаза, в силу названия своей должности, оставался в сознании трудящихся масс вором, мошенником, расхитителем соцсобственности.
Как-то вызывают меня к начальнику СМУ. Начальник управления (уже другой) - дядька гигантского телосложения, которого все побаивались, а казахи одарили прозвищем Полтора Ивана, сидел в кресле, закинув ногу на ногу, обувь же его сорок последнего размера выступала под столом. Своим громоподобным голосом он спросил: - Ты хочешь стать настоящим строителем? - Э-ээ, так точно, конечно! - не очень внятно и не очень уверенно ответил я, пока не понимая, в чем дело.
- Ты заметил здешних аборигенов, которые разгуливают по коридору управления с дипломами высшего образования в карманах, их мне силком навязали как местные национальные кадры. Работать не хотят, а амбиций у них не занимать. Эти кадры, е-мое, ходят в должности мастера десять лет и еще будут ходить столько же. А ты, чеченец, можешь стать строителем. Начальник стал наступать на любимую мозоль каждого чеченца - на его национальное самолюбие: его слова и у меня вызвали легкий трепет, как у боевой лошади перед атакой.
Благословив меня на подвиги, не давая долго размышлять, но позволив попрощаться с семьей, начальник посадил меня в служебный УАЗ и сам отвез за 350 км от города, где намечалось с нуля закладывать строительство того самого, о котором заявлял кадровик, треста, вахтового поселка и промзоны для нефтяников в новом месторождении. Туда не было ни пути, ни дороги, ни цепей электротелеграфных столбов. Путь в никуда. Лето, пустыня, жара 50 градусов. Пока мы ехали, вдали на горизонте появлялись миражи в виде озер, домов, прекрасных дворцов и других немыслимых, нерукотворных сооружений, на что начальник обращал мое внимание, говоря, что мне, как комсомольцу, предстоит превратить всю эту сказку в быль. Реальный советский романтизм.
Начальник мой, Осипов Владимир Иванович, как и все большие люди, оказался не самодуром, а добрым человеком, не лишенным иронии, юмора. Обожал анекдоты и всю дорогу пытался отогнать уныние.
Еле отыскав в вечерних сумерках дорогу по барханам, поздней ночью прибыли в палаточный городок и попали, как говорится, с корабля на бал, то есть на вечернюю поверку условно освобожденных зэков, в народе «химиков». В строевые две шеренги перед нами стоял спецконтингент, в черных зоновских робах, со следами от нагрудных нашивок. Здесь же находился и отдел милиции.
- Отныне, - выступал Владимир Иванович перед вставшими на путь истины вчерашними ворами и рецидивистами, - ваш папа - вот этот молодой человек. - Говорил о моих достоинствах, о наличии которых до этой минуты я сам не ведал, слегка подтолкнув вперед, похлопав по плечу. Контингент искоса зыркнул на меня и остался доволен: «Ничего, сойдет».
Рано утром, поручив меня другому кавказцу - азербайджанцу Мамедову, начальнику спецкомендатуры, пожелав нам успехов в труде и бою и уверив, что «два кавказца вместе горы свернут», мой начальник укатил обратно.
С утра я приступил к перековке моих мошенников, джентльменов удачи, в передовой рабочий класс. Для начала стал разбивать по звеньям, бригадам с учетом их мирной профессии строителя коммунизма. Многие на вопрос:«Какая специальность была на воле?» - отвечали, что у них две специальности: «Могу копать, могу и не копать». Шутники.
Среди 250 бывших зэков, завезенных за несколько этапов в течение месяца, можно было найти любого спеца, а их личные дела лежали передо мной, но для меня находкой оказался Юра Новицкий, бывший маркшейдер. Обширная пустыня была разбита прямоугольной сеткой, где стояли трубы с разметкой, и мы с Юрой стали привязывать будущие здания и сооружения к этим трубам. За все время работы я никого не отправил обратно в зону как субъекта, не подлежащий перевоспитанию, хотя такие были, а я был обязан это делать.Одной моей писюльки на человека было достаточно, чтобы его арестовали и без учета времени, проведенного на «химии», забрали обратно на зону.
А здесь все-таки нет вышки, нет забора и колючей проволоки. «Химики» дорожили и этой свободой, можно было в любое время вызвать семью, у кого она была.Были, конечно, кто «становился на лыжи», что значило «самовольный побег со стройки народного хозяйства, которую тебе Родина доверила, хотя ты не заслуживаешь того, как зэк».Таким объявляли всесоюзный розыск, ловили, судили и давали новый срок.
Прошел ровно год, как мы с азербайджанским коллегой, начальником спецкомендатуры, на этом пустынном полуострове стали как местные советские баи: у нас своя сауна, со всеми удобствами, построенная великолепными мастерами своего дела - у советских зэков фантазия переливалась через край; для нас работала отдельная кухня с поваром-узбеком, тоже расхитителем соцсобственности, бывшием шеф-поваром ресторана «Алма-Ата», который три года кормил граждан столицы Казахстана тухлыми яйцами и другими деликатесами последней свежести; для нас на берегу моря денно и нощно без отрыва от производства под бдительным оком рыбнадзора (наш человек) трудились два рыбака-спеца, бывшие астраханские браконьеры.
За 100 километров от нас нашелся директор животноводческого совхоза, у которого нерадивый сын воспитывался под чутким руководством спецконтингента, и наши продовольственные запасы еженедельно пополнялись свежей бараниной и верблюжатиной.
Контингент наш расширился, ведь подобным «товаром», с марксистской точки зрения, «зэки-стройка-зэки», СССР был впереди планеты всей, а город Шевченко, где в ХIХ веке отбывал царскую ссылку украинский кобзарь Тарас Шевченко, был напичкан лагерями всех тюремных режимов. Для контингента был создан прекрасный городок: 3-4 человека на один вагон, с кондиционером, столовая с тремя вольными снабженцами, промтоварный магазин.
Любого из своих воспитанников мы могли нелегально отпустить на несколько дней домой к любимой теще, также без отрыва от производства, но за свой страх и риск мы имели все, чего были лишены наши коллеги, работающие в благоустроенных городах Союза. Когда начинал «задувать коэффициент» (так называли 1,7 надбавки к зарплате за безводную пустыню, песчаные бури), который не прекращался несколько дней, приходилось очень трудно. Песок проникал через все щели и даже хрустел на зубах. Вот почему арабы носят длинные рубахи и платки. Но работу останавливали только в исключительных случаях.В июле с двенадцати и до четырех часов полагался отдых.
При всем при том мы не забывали о своем долге: посреди пустыни стали восходить современные панельные дома, магазины, столовые, склады ОРСа (отдел рабочего снабжения), НПС - нефтеперекачивающая станция с нефтепроводом длиной 420 км, строился аэропорт для малой авиации, промзона бурения - словом, все для нормального функционирования крупного рабочего поселка городского типа.
Объект имел статус союзного значения, сюда съезжались союзные министры нефтегазовой отрасли, и задачу партии, правительства мы выполняли с опережением графика.
Видеть живым союзного министра на своем объекте для советского прораба было большим редкостным событием. А мне посчастливилось лицезреть сразу трех: министра нефтяной промышленности СССР Мальцева, кстати, выпускника нашего Грозненского нефтяного института; министра газовой промышленности Оруджева - бакинца, отца-основателя газовой промышленности СССР и министра строительства нефтяной и газовой промышленности Щербина.
А однажды нагрянули их Замы с огромной толпой сопровождающих лиц, в числе которых был и 1-ый секретарь обкома. Остановившись на одной из стройплощадок, один из Замов задал вопрос: «Кто здесь главный?» Пригласили управляющего трестом. «Нет, - говорит зам, - этот не главный!» Выставляют начальника СМУ. Зам проявляет своё недовольство и чуть не переходит на крик: «Я спрашиваю, кто здесь производит работы?!» И тут с хвоста сопровождения раздался нахальный голос: «Я здесь главный производитель работ!» Толпа расступается, дает коридор и с удовольствием пропускают меня вперед. «Начальник участка, такой-то», - представляюсь я.
«Ну так веди нас по хозяйству», - командует Зам Думаю, пан или пропал и, встав впереди всей колонны, как туристический гид в столице, непрерывным потоком речи излагаю значение каждого объекта, ставлю сроки сдачи, отвечаю без заиканий и так в течение трех часов. Управтрестом записывает все, что я говорю. В конце зам спрашивает: «Уложишься в сроки, которые ты сам назначил?» - «Всенепременно, если мои заявки, согласно графика поставки материалов и оборудования, прошедшие защиту в нашем Главке, министерстве, выполнят в полном объеме и в срок».
Начальники МТО (материально-техническое обеспечение), в народе снабженцы или толкачи, колесили в Москву, брали деликатесы: балык, икру, коньяк. Особенно ценился «КВ», наш грозненский коньяк «Вайнах». Для чиновников Главка, министерства, которые крепко держали вожжи снабжения производства огромной страны, даже песок в пустыне они взяли бы под свою опеку, если годился в строительстве. Все распределялось централизованно: от гвоздя до сложного технологического оборудования. С бюрократизмом так и не смогла справиться советская власть с ее мощным аппаратом в виде МВД, КГБ и других органов народного контроля.
И это одна из причин, если не главная, почему с молчаливого согласия народа распалась такая огромная страна. «Может, это к лучшему?» - подумал великий советский народ. Союз раздолбанили, но бюрократизм так и не изжили.
Но вернемся на наше производство. На радость моих прямых начальников, я возложил всю ответственность будущей стройки на самого уважаемого гостя из Москвы. Так все начальство области, треста стало уже моими замами по снабжению. Под конец большой Зам поинтересовался, откуда я родом. «Из Чечено-Ингушетии», - ответил я. - «Знаю, знаю, приходилось встречаться с вашим братом»,. - погрозив пальцем, с улыбкой сказал 1-ый зам. министра Миннефтегазстроя СССР Хуснутдинов.
Через три с половиной года "каторжного" труда благодарный Владимир Иванович перевел меня в город на строительство микрорайонов, дал новую квартиру на самом берегу Каспия, а еще раньше машину вне очереди. На прощание Мамедов Мурзафа (Миша) спросил: - Хочешь, я установлю мраморную доску, на которой будет написано, что первую колышку под строительство этого городка забил чеченец? - А почему бы и нет, - ответил я. После этого разговора ребята потрудились на славу, и с края на торце пятиэтажки, с дороги была видна большая надпись «Вайнах»*.
И самое главное, нам были признательны наши трудящиеся, любой из которых мог идти на УДО (условно-досрочное освобождение), с хорошим заработком в кармане. Тем, кто имел семью, давали возможность жить за забором от спецконтингента вместе с семьей, а женские руки они везде нужны. Поэтому старались принимать их на работу на разные хозучастки. Правда, они быстро уходили на длительные отпуска, чем раздражали моего начальника - их декретные расходы ложились на общий фонд заработной платы.
Через полгода такой жизни, бывший уголовник выходил из образа советского зэка и становился обыкновенным советским гражданином. Не хочется показаться в глазах привередливого читателя невежеством, но я никогда в жизни не покупал цветы, а мой контингент после освобождения отыскивал городской адрес моей семьи, и на столе у нас часто красовалась ваза со свежими цветами. «Джентльмены, удачи вам в жизни!» -мысленно провожал я покупателя цветов.
***
...«Зарплата у меня маленькая» - с жалобой на меня «нарисовался» тракторист однажды перед управляющим треста, когда я уже строил микрорайон в городе. Старенький МТЗ вместе с механизатором, достались на стройплощадке мне по наследству, никто на него не зарился. Несколько раз в неделю заведёт тракторист, поможет бригаде, да и то дело. А сам жалобщик, на халяву перед законом, «бомбил» по городу на частной машине "извозчиком". Бывал и у меня на подхвате: сгонять в контору, встречать или провожать в аэропорт бесчисленных родных и земляков, о которых я понятия не имел во время убогой студенческой жизни. Словом, трактористу нарядно, да и нам не накладно, жили душа в душу. И тут такое…
Управляющий, явно с иронией, оценивающе крутился вокруг тракториста, а на нём модный батник с пистонами, заправленные в кримпленовые со стрелками брюки, на лакированные туфли, тёмные очки и белоснежная кепка. И глянул, на мою трёхдневную щетину, брюки- с выступающими голенищами, рубашку- не первой свежести, ибо приходил и уходил на работу, когда семья спала. «Твой начальник больше похож на тракториста чем ты» - визуально определил начальник моего начальника наш с трактористом социальный статус.
На мне была, своего рода, защитная оболочка Советского прораба, его внешняя экипировка, плюс растрёпанные ветром волосы и кисломученный взгляд. Даже новые трусы прораба вызывали у всех подозрение.
На людях он курил сигареты «Прима», а на свободе «Столичные». Папка выговоров на прораба хранились у начальника в сейфе, вместе с его пробелами материального отчёта, а в целом он сам являлся собственностью социалистической системы. За прорабом и его женой тянулись целый шлейф интриг. Конторские женщины держали под наблюдением их семейный гардероб. Безобидная улыбка или ещё хуже самостийный смех прораба мгновенно вызывали вокруг сомнения и находились доброжелатели «у него на объекте завал, а он дурачёк смеётся».
Если за год работы у прораба не сформируется твёрдый условный рефлекс выживания, то в начале следующего года он скатится обратно в мастера. Приходилось часто лукавить, намекая начальнику, что с таким умом, как у него, ему давно пора вверх. А раз «экономика должна быть экономной» (эти крылатые слова Генсека Брежнева висели на всех заборах производства), прораб подкидывал примитивные рацпредложения в соавторстве с начальником, по экономии материалов той или иной конструкции. Это умиляло самолюбие начальника, а тем временем прораб подсовывал ему акты на списание материальных ценностей.
«- Скоро ты начнёшь списывать и конторских работников, с формулировкой «прошёл срок годности» - позволял себе подшучивать начальник. Из 12 подразделений треста, половина были планово- убыточными, они существовали за счёт остальных, тем самым искусственно сдерживая повышение безработицы в стране.
Господи, как мы ненавидели работу Советского созидателя, когда смотрели в бухгалтерии на "кормовую ведомость" (Отчёт. Форма М-19), где в подотчёте за душой прораба числились миллионные материальные ценности, а при этом получали 180 р. зарплаты! Мои коллеги верили, таков уж удел всех прорабов мира, а оказывается, так мог работать только Великий Советский Прораб!
Например, за мной числилось строительство целого городского микрорайона, я не заводил близких друзей, не ходил в гости, где хозяева сами унижались в роли просителей, да и меня ставили в неловкое положение. Ведь, в Советских хозмагах, кроме гвоздей 150 мм и кувалды марки "МД- 10" ("десяти кг-ая, модернизированная, с деревянной ручкой",- зэковская шутка), для строительства частного сектора, ничего не было. Приходилось обманывать диктатуру пролетариата, снабжая передовое Советское общество материалом и при этом себя не забывать. Ибо прораб, как говорил Великий сатирик, "сидел на дифсите!"
Персонаж Аркадия Райкина, тот самый завсклад обувного магазина, был - жалкой, ничтожной личностью по сравнению с Советским прорабом. Они всей троицей, во главе директора обувного магазина и товароведа, часто приглашали его заглянут к ним через задний ход, посмотреть на свой "дифситный обувь, чёрный верх, белий низ". Ибо у прораба, в подчинении, были не менее трёх завскладов, на каждый вид работ. Словом, по меткому выражению Жванецкого: - -Люди воруют, страна богатеет!
Ушлый Советский прораб, сам устраивал себе праздники жизни без содействия Партии, Правительства и их законов. Где вы найдёте человека, чтоб у него за день были несколько застолий? А у Советского прораба их бывало столько, сколько людей в подчинении. "От печали до радости реки и горы, От печали до радости леса и поля!"- пели Советские артисты. А у Советских людей, то печали (похороны), то радости (свадьбы) ходили рука об руку, потому они таскали бедному начальнику от обильного стола. А он великодушный не мог отказать, когда тянется рука от чистого сердца.
* * *
Всему в жизни наступает передышка. Прорабу часто приходилось отвлекаться от производства в конце: месяца, квартала, года. О! Об этой короткой фазе жизни прораба можно написать целый роман-эпопею! "Раз взялся за гуж- не хочется говорить, что не дюж", придётся сказать несколько слов о горячем периоде "жатвы" Советского прораба. Разве, что сравниваемый с осенней порой крестьянина.
Хотя"сбор урожая" у прораба, за прошедший период отчётности, и посев сходов на новый срок, продолжалась всего неделя. Но эта неделя закрытия нарядов шёл под бдительным оком бригадира, чтобы за это время, прораб не "высыхал" от употребляемой водки. А если у прораба таких несколько бригад? С наружной стороны, у двери прорабки, как у мавзолея Ленина, стоял посыльной- денщик, держа наготове за пазухой пару пузырей и в руках дежурную закуску. Ни одна сила не могла лишить его содержимого около сердца за ремнём, пока сам того не пожелает.
Дальше, курьер становился у дверей ПТО (Производственно - технический отдел), а следующий пост он занимал около таблички с надписью ОТиЗ (Отдел труда и заработной платы). Государево око фонда заработной платы, зорко следило, чтобы прораб не выходил за рамки "Единых Норм и Расценок" труда, выпущенных ещё в недрах ЧК- ГПУ- НКВД- МГБ- КГБ, для ударников Беломорканала или, как их называли "Канало- Армейцев", но никак не строителей. Вон сколько табличек контора сменяла с той поры на дверях своих кабинетов, а расценки для рабочих оставались неизменны. Но великая сила выживания Советского прораба не знала границ! Об этом позже.
Да, кстати, старым послевоенным прорабам, которым дважды пришлось строить Европейскую часть СССР, до и после войны и, которых наше поколение ещё застало на производстве, хватало, после работы ровно один, "до краёв", стакан водки. Без закуски! Но с затяжкой папиросы! А курили они только "Беломорканал", за 22 копеек пачка. У наших цивильных "Столичных" выкручивали головки, то есть фильтры и затягивали до пальчиков."
Источник http://www.proza.ru/2015/06/10/2037