Тиктинер Анатолий Абрамович, инженер-подполковник, военный строитель
"Несколько лет, проведенных в Электрогорске, сыграли большую роль в формировании и расширении моего кругозора как руководителя, пожалуй, даже всего моего мировоззрения. До этой поры, работая только с солдатами, я был полностью изолирован в своей военной среде. У нас с Ниной, если и были знакомые и друзья из внешнего гражданского мира, то это, в основном, были Нинины школьные соученицы и их семьи.
В Электрогорске мне пришлось окунуться в толщу действительно народной жизни. Кроме молодого прораба, лейтенанта Леонида Литвака, и взвода солдат, наш коллектив состоял полностью из местных жителей. Всю неделю я жил в гостинице, а приезжал домой только по воскресеньям. Часто бывал я в семьях моих сослуживцев, по случаю и на праздниках много разговаривал с ними о жизни. Кажется, понял их заботы и нужды, взаимоотношения.
Больше всего меня поражало разделение обязанностей в семьях рабочих. В обязанности Мужа или как говаривали Мужика (это было более распространенное определение) входило: вскапывание огорода и заготовка продуктов на зиму: в основном картошки, квашение капусты, если был поросенок, это забота мужа и заготовка дров и всякие ремонты. В основном, жили рабочие в «частном секторе», то есть в бревенчатых избах. Все остальное ─ женские заботы, включая обязательную работу на производстве, заботу о детях и еще сто забот. Мужики часто мне говорили: «Картошка, кислая капуста и подсолнечное масло в доме есть? Есть! Тогда все в порядке! А баба все остальное сделает сама. Свои деньги имею полное право пропить!»
Конечно, частенько это была просто бравада, так как «баба» зачастую всю получку у своего «мужика» сразу отбирала, а на водку в субботу давала только «одного рыжего», то есть один рубль. «Складываясь по рыжему» (выражение из того времени), мужики покупали одну бутылку водки на троих и один плавленый сырок на закуску. Водка стоила 2 рубля 87 копеек. Плавленый сырок «Новый» - 12 копеек. Стандарт!
Но вообще-то водку покупали довольно редко, в основном пили самогон. Надо сказать, что в шестидесятые годы в Москве и Подмосковье пили еще вполне умерено, редко когда прогуливали следующий после получки день ввиду полной невозможности выйти на работу. Заметьте одна «поллитровка» водки «на троих» считалась нормой. За добавкой не бегали. Теперь кажется это тоже норма, но для детей. Каждое воскресенье предполагало общее с соседями и родственниками, жившими тоже неподалеку, застолье с выпивкой, иногда кино. Телевидения в малых городах и деревнях тогда еще не было, только радио, обычно одна станция: «Говорит Москва!»
Все беды начались, на мой взгляд, в конце семидесятых, в восьмидесятых годах, когда начался моральный распад советского общества. Тогда женщина поневоле стала основной фигурой в семье. Мужики пить стали уже бутылку «впополам», то есть - на двоих, а затем довольно быстро нормой среди «работяг» стало брать по бутылке «на рыло». Резко упала продолжительность жизни у мужчин, а теперь этот процесс превратился в национальное бедствие. При таком потреблении алкоголя все домашние заботы и даже зарабатывание денег легли только на женщин. Больше всего меня поражала тогда и позже нетребовательность этих женщин к жизни. Самый минимум в питании и одежде, крыша над головой - даже всей семьей в одной комнате барачной коммуналки ─ вот и вся жизнь.
...Обычно строительство дорог и других коммуникаций предшествует началу любого более или менее крупного строительного комплекса. Но при организации строительной площадки центра связи РВСН проектировщики, наверное, по настоянию службы контрразведки запретили строить дороги, полагая, по-видимому, что со спутника по движению машин и направлению дороги можно будет определить точное расположение объектов. Было принято «кем-то» решение, что все строительные материалы будут доставляться лесными просеками по грунту, а в случае непогоды с буксированием каравана машин бульдозерами.
Гражданские шоферы полностью отказались доставлять нам строительные материалы. Для них исправная машина ─ основа заработка, и наказания или уговоры не помогали. Тогда придумали за пределами закрытой зоны организовать перегрузочную площадку, где кирпич, сборный бетон и прочее перегружались в металлические тракторные сани. Было сделано десяток огромных саней, но через полгода спутник обнаружил сумасшедшую картину: с разных концов по широченным лесным просекам разъезженным до ширины московского садового кольца при помощи тракторов, движется, а правильнее будет сказать, стоит армада транспорта, а санные поезда в грязи по самые кабины бульдозеров.
Были даже предложения перенести все строительные работы на зимний период, когда установятся дороги, по примеру наших далеких предков из средневековья, которые по этим же причинам вели свои междоусобные войны только зимой. Печальную ситуацию разрядила спутниковая съемка нашего района, на которой было видно не только куда направляется транспортный поток, но в подробностях все котлованы, вырытые для подземных сооружений.
Срочно было приказано приступить к строительству временных дорог из бетонных плит. Но дело уже сделано, десятки тяжело груженых машин с выбитыми карданными валами, пробитыми днищами, перевернутыми кузовами стояли вдоль трассы, как после военной битвы. Построить дороги на столь исковерканной трассе оказалось делом непростым. Одним словом, не менее, чем на год, строительство было задержано, не говоря же об убытках, понесенных при героическом преодолении «природных» трудностей. Но и после постройки дорог гражданских шоферов запретили пропускать на «закрытую» территорию, а потребовали создать бригаду водителей из солдат, которые должны были вместо хозяина управлять машиной на закрытой зоне. И эта мера не сильно повлияла на ситуацию: большинство шоферов отказывалось передавать руль тяжелой машины молодым ребятам.
В один из таких критических дней приехал на стройку первый заместитель главкома ракетных войск генерал Толубко, будущий Главком. Я пожаловался на очень тяжелые условия работы, созданные командиром Центра. Генерал говорит Соловьеву: «Прекрати ты эти выкрутасы. Тебе ведь лучше других известно, что при первом же выходе в эфир тебя засекут американцы и со спутников и наземных станций». Я ликовал, ну теперь, наконец-то, кончатся мучения и дела пойдут быстрее. После отъезда столь высокого начальства, прошу полковника дать необходимые распоряжения на пропускные пункты. Соловьев: ─ Какие распоряжения?» ─ Как так, какие распоряжения? Те, которые только что отдал вам генерал Толубко, ─ Приказать, то он приказал, да ничего не написал. Пишите ему письма, придет официальное распоряжение, тогда другое дело. Письма написали, но ответа не получили, очевидно, в этом деле были инстанции, которые повыше главнокомандующего.
...Комбинат строительных материалов, на котором мне предстояло организовать свой строительный участок, оказался вполне гражданским предприятием, принадлежащим Моссовету и выпускавшим, в основном, силикатный кирпич. Мы, военные, взялись его реконструировать только потому, что Моссовет поставил такие условия: хотите получать себе продукцию сверх планового лимита, помогите в реконструкции предприятия.
Это тоже была одна из причуд централизованного планирования. Деньги есть, а ресурсов, в особенности, рабочей силы для освоения выделенных средств катастрофически не хватает. А в армии солдаты есть всегда.Причина тут одна: очень низкая производительность труда, отсталая техника, и еще, низкая заработная плата, особенно в строительстве.
Подчас выгоднее было выкопать, например, траншеи вручную, чем привезти на объект экскаватор. Вообще главным принципом низового планирования работы техники, было обязательное двухсменное использование машин и механизмов. Только на первый взгляд это правильно, однако в Германии я наблюдаю обратное явление. Из-за очень высокой заработной платы предприниматель готов на одного рабочего держать два механизма, пусть стоит механизм, лишь бы не простаивал ни одной минуты сам рабочий. Сравнение методов строительства в Советском союзе и в Германии я попробую произвести позже в соответствующем месте.
Условия работы на комбинате формулировались предельно просто: за каждый рубль выполненных работ по реконструкции мы получали один кирпич. Для постройки двух типовых 75-квартирных домов требуется примерно миллион кирпичей. Отсюда и задача, поставленная передо мной: ежегодно выполнять работ на один миллион рублей. Чтобы все строительное управление выполнило план по строительству жилья.
Не скрою, что наш УНР еще и «подворовывал» у гражданских, в тяжелую минуту, кирпич сверх лимита. Приезжал ко мне на постройку жилого дома, который стоял вне территории завода, снабженец и перегружал поддоны с кирпичом прямо от строящегося дома в свои грузовики. Мне же завод завозил новую порцию опять, конечно, без всякого лимита, ведь «мой» Люберецкий завод был самым крупным предприятием в Союзе по производству силикатного, т.е. «белого» кирпича. Весь полученный материал, естественно, мы оплачивали. Воровством это было только в части «лимитов» - цифр в планах на год, но за «ворованное» все всегда платили деньги. Просто «лимиты» (государственные права на получение кирпича по госплану) были фактически много дороже самого кирпича, но юридически они не стоили ничего.
На заводе работало около трех тысяч рабочих. При нем был свой жилой поселок. Условия работы на заводе и условия жизни в поселке были, на мой теперешний взгляд, ужасающие. Пыль от негашеной извести буквально окутывала весь завод и его поселок. Приходя на работу, я, как и другие мои сотрудники, сразу переодевались в заводскую робу, иначе потом в городе появиться было бы невозможно, с ног до головы все ходили покрытые мельчайшей известковой пылью. Многие страдали «силикозом» - опасной легочной болезнью. Дело в том, что для изготовления кирпича применялась известково-песчаная смесь. Известняк обжигали тут же на заводе в огромных печах, похожих на доменные у металлургов. Никаких мероприятий по герметизации производственного процесса, по-видимому, не проводилось.
Всему этому прекрасно был обучен тогда в нашем УНРе любой прораб или начальник участка, но не главный инженер Рафаил Яковлевич Лихтентул. Строго говоря, это не было недостатком, просто он считал, что все авралы, вся эта суета, а стремление сдать незаконченный дом в эксплуатацию ─ не доблесть, а бесхозяйственность. И действительно, после получения акта о приемке здания в эксплуатацию, половина, а то и больше рабочих сразу переводилась на другой «горящий» по срокам объект. А на «готовом» начиналась длительная бодяга по устранению «недоделок», по существу, начиналось длительное достраивание здания. Но финансирования-то уже нет: все деньги на основании приемочного акта получены в предыдущем году или квартале. И только под давлением сверху или под угрозой отмены акта приемки удается все же кое-как через пару тройку месяцев передать здание под заселение.
Самое удивительное в этой советской системе было то, что в сдаче незаконченного объекта были заинтересованы все: подрядчик, инспекция, заказчик, и, что самое важное, местные партийные органы ─ основной рычаг управления. Всем надо было отчитываться перед вышестоящими за выполнение любого плана, особенно по строительству жилья. Сопротивлялись сдаче недостроенного дома практически только те, кому предстояло эксплуатировать здание. У них глаза вылезали на лоб, когда им выкручивали руки, заставляя подписывать соответствующие бумаги. Но если оказывалось, что район или город, в котором строишь дом, или школу, или больницу выполняет в данном году свой план по «вводу» и без твоего объекта, то нам, подрядчикам, приходилось плохо, даже очень плохо.
....И все-таки, я думаю, что мы совершили ошибку, кода в раннем детстве сыну Алеше поменяли мою фамилию на фамилию матери. Эта «русификация» не сыграла в его жизни существенного значения. При поступлении на работу, в разгар второй волны государственного антисемитизма семидесятых годов, его все равно не брали в престижные организации, глядя на фамилию отца, несмотря на «красный» с отличием диплом, полученный при окончании строительного института. Несмотря на то, что генерал, начальник института, куда сын хотел поступить, использовав, право выбора, был моим товарищем по академии, и на то, что мы тесно с ним сотрудничали в работе. На мой вопрос: «В чем дело?» - Он не стал кривить душой, просто сказал мне: «Толя ты должен меня понять, я этого сделать не в состоянии, это не от меня зависит». Но все это было значительно позже в 1976 году.
В первую же осень приблизительно в октябре вызывают меня, как всегда срочно, в райком партии в г. Раменское (районный центр, куда входили Бронницы). На совещание ехали вместе с командиром батальона п/п-ком Извековым. - В чем дело? - спрашиваю командира - Осень, как обычно, армию просят помочь району в уборке картошки. У меня сразу возникла идея: помочь райкому, но за это город должен будет, выделит нам участок для дома рядом с нашим штабом, где уже существует вся инфраструктура, и дом будет стоить, наверное, вдвое дешевле, а главное его можно будет построить за год. Кстати сказать, так оно и получилось.
Два слова о заготовке овощей и мяса армией. Начиная с конца шестидесятых, сбор урожая в СССР стал похож по своему драматизму и последствиям на стихийное бедствие. Не столько из-за неурожая, сколько при большом урожае или вернее сказать при обычном урожае. Прекращали работу почти все научно-исследовательские институты. По-видимому, их потребность в стране и их эффективность стремилась к 0.
Закрывались учебные институты, а в республиках Средней Азии закрывались даже школы - там убирали хлопок. Когда мы с Ниной путешествовали по Средней Азии, то обратили внимание на два необычных, для нашей страны факта, на хорошие ухоженные асфальтированные дороги и на то, что хлопок убирают все население, в том числе и дети, раскладывая его для просушки на проезжей части дорог. А вот объезды в местах, где лежал хлопок, могли бы служить испытательными полигонами для того самого автомобильного НИИ, для которого несколько позже мы начали строить специально запроектированные непроезжие испытательные дороги.
Только теперь, когда пишу эти строки я, наконец, понял, где собака зарыта. Местные власти в советской Средней Азии уделяли особое внимание своей дорожной сети именно потому, что за сбор урожая хлопка и его качество они отвечали головой, а без просушки на чистой подкладке качество не получишь. Поставка входила, опосредовано в систему ВПК (Военно-промышленного комплекса)[6]. На мой взгляд, дело совсем не в рачительности местного начальства, а в реальной головной боли после «побоев» за срыв плана сдачи хлопка из-за плохой просушки. А если еще учесть, что хлопок является одним из основных градиентов при изготовлении пороха, то картина получается полностью завершенной.
Я уже писал в первом томе, что, будучи еще курсантом училища, нас, ежегодно отправляли «на картошку» и, почему-то обязательно во время поздних октябрьских дождей. Но, то было ближайшее послевоенное время, когда в деревне почти не было мужчин, не было тягловой силы, а о тракторах и говорить не приходилось. Но вся беда была в том, что и через 20 лет остались на селе те же проблемы. Остались при избытке техники. Вся техника и не только техника оставалась общенародной, фактически же государственной, т.е. ничейной, следовательно, была самого низкого качества и плохо обслуживалась. Отсюда и проблемы: трактора постоянно ломались, для лошадей хронически не хватало корма и прочее, и прочее, и прочее. Я вспоминаю массу всесоюзных компаний, у нас все делалось при помощи компаний.
Освоение целины - кампания, строительство химических заводов - кампания, поднятие урожайности и обустройство села в центральных областях России - кампания таких всесоюзных кампаний можно назвать десятками. Я уж не говорю о кампании по выращиванию кукурузы. Самой провальной и до смешного простой в осуществлении, но дорогостоящей, можно назвать компанию по переводу всей с/х техники с прицепных орудий на навесные орудия производства[7]. В течение нескольких лет все газеты только и кричали о выгодах переходов на новые «рельсы». Нескольких министров сняли с работы за провал этой компании, но эту простую идею так и не смогли внедрить. Как, в прочем и большинство других компаний.
...С кем бы я ни разговаривал о привлечении армии к строительной программе Министерства обороны, всегда слышал одну и ту же присказку: «Конечно, бесплатная рабочая сила. Строй сколько хочешь» Это всеобщее заблуждение и незнание сути вопроса. Военное строительство официально стоит на 6% дороже, гражданского. При привлечении военно-строительных организаций, ко всем сметам добавляется 6% от общей стоимости сооружения. Эти средства необходимы для строительства военных городков, содержания командного состава, перевозки солдат от места дислокации до стоящихся объектов и еще более мелкие дополнительные расходы. Заработную плату солдаты получают по тем же расценкам, что и вольнонаемные рабочие. Стоимость содержания солдата вычитается из его заработка. Другое дело, что производительность труда необученных или плохо обученных солдат в разы меньше, чем у гражданских рабочих. Поэтому некоторые батальоны сидят постоянно в долгах. В последние годы Советской власти для строительства МО привлекалось около миллиона солдат.
...Однажды звонит порученец заместителя министра обороны генерала Комаровского и сообщает, что сейчас генерал выехал к вам, встречайте его в деревне Устиново. - В чем дело? Что случилось? - Он не знает. Во всяком случае, ясно, что Комаровский приезжает в какую-то глухую деревеньку неподалеку не зря, и не для того, чтобы на нас с командиром посмотреть. После часа - двух ожидания, видим, приближается вереница машин. Едут! Первым из своего ЗИЛ-110 вылез маршал Рыбалко один из известнейших генералов Великой Отечественной войны, затем генерал Комаровский и свита - порученцы, адъютанты и еще подъезжает генерал Штерн - начальник главка строительных материалов Минобороны СССР. Ну, думаю, здесь видимо заворачивается крупное дело, в смысле - крупная стройка и ее начнет наш УНР. Маршал сразу пошел на окраину деревни, стал у полуразвалившейся избушки и многозначительно говорит: ─ В сорок первом, во время контрнаступления под Москвой я разобрал половину вот этой избы для того, чтобы форсировать вот эту заболоченную речушку. Выдал расписку хозяйке дома, что сразу после Победы мы построим ей новый хороший дом.
Несколько раз я обращался с такой просьбой к местным властям, но толку никакого нет. Вот теперь, через 20 лет, мы просим Вас, Александр Николаевич, (Комаровский) выполнить мое обещание ко «Дню Танкиста», то бишь к 9 сентября.Разговор шел числа так пятого сентября. Комаровский, прирожденный царедворец, естественно говорит: ─ Конечно, товарищ маршал, можете не сомневаться, все сделаем в лучшем виде. Мой командир и я обомлели от такого обещания. Но, как оказалось, не все было так уж страшно. Дом оказалось уже срублен из брусьев и стоит на ДОКе . Штерн обязуется завтра же доставить его к нам в разобранном виде с готовой крышей, то есть со стропилами и комплектом кровельного шифера. Я попросил Штерна прислать с домом еще и пару мастеров, умеющих рубить бревенчатые дома.
Когда все уехали, мы с гордостью рассказали хозяйке-старушке о предстоящей пертурбации в ее уже устоявшейся деревенской жизни с парой кур, поросенком, кошкой и огородом. Узнав от нас о предстоящем сносе ее избушки, в буквальном смысле на курьих ножках, она так всполошилась, так испугалась, что мы стали опасаться за ее жизнь. Срочно вытащили с работы ее сына. Местные зеваки сразу рассказали и показали, где живет ее сын с семьей и где он работает. Сын, Вася, оказался коренастым крепко сбитым малым лет тридцати, по-видимому, умеренно пьющим, с бойкими смелыми глазами.
Работал он егерем в местном охотничьем хозяйстве. Василий, кстати, рассказал нам совсем иную и, на мой взгляд, более достоверную версию всей этой истории. Оказалось, что это он, копаясь в бумагах матери года три назад, обнаружил затертую расписку тогда еще полковника Рыбалко, командира танковой бригады с упомянутым обещанием. Василий пошел в исполком и потребовал выполнения обещанного, но там его только высмеяли за столь мелочные претензии к советской власти, указав на бесчисленные разрушения в стране. Конечно, никто восстанавливать ничего даже не пообещал, да и средств в сельском бюджете на эти дела не было. В нормальной стране Вася подал бы в суд и выиграл бы дело, местный судья обязал бы Министерство обороны восстановить разрушенный дом. Не потребовалось бы вмешательство зам. министра в столь пустяшное дело.
Но у нас суды принципиально до конца восьмидесятых не принимали дел против государства и отправляли потерпевшего по административным инстанциям. Вася оказался парнем не промах, он отправил расписку маршалу Рыбалко, но никакого ответа не получил. После этого он послал письмо в Главное Политуправление Вооруженных сил, но тоже не получил никакого ответа. Только после того, как он послал целую папку с перепиской министру обороны Малиновскому и она, жалоба, попала, как-то попала к офицеру, который доложил ее лично министру. Министр маршал Малиновский написал резолюцию Рыбалко, обязав его проследить за исполнением обещания.
Я думаю, что у Василия был какой-то важный покровитель из охотников, которых он обслуживал как егерь. Патрон продвинул все это дело сквозь мощные бюрократические заграждения. Как только появилась резолюция, тут же включился Главпур и придумал из этого мероприятия целое шоу, приурочив все ко Дню танкиста. Пока бюрократия прокручивала это дело на бумаге, до торжества осталось всего 4 дня, что еще круче завязало всю интригу.
Вася уговорил мать выехать на неделю в стационар военной санчасти нашего гарнизона, потому что врач заподозрил у нее серьезные проблемы с сердцем. Испугались - не доживет до праздника бабуля! В ту же ночь разобрали старую халупу, на завтра забетонировали фундаменты. Привезли дизель, поставили освещение и т.д., а к вечеру начали ставить сруб. Работы велись круглосуточно. Нашли хорошего печника, знающего как делаются русские печи. Одним словом, к 9 сентября все было готово вплоть до забора и колодца. Естественно жить в таком доме было еще нельзя, Печь и полы должны были еще просохнуть, мебель, которую тоже привезли новую, сложили на время на гарнизонном складе. Даже новую одежду исполком купил хозяйке. В том виде, какой у нее был при нашей первой встрече, поставить ее на трибуну было совершенно невозможно.
Ведь Главпур тут развернулся, как говорится, во всю Ивановскую: корреспонденты от «Красной Звезды» и «Московской Правды», из местных газет, военная кинохроника - одним словом, все обставили по первому разряду.На трибуне Маршал Катуков, какой-то генерал из Главпура, секретарь райкома, начальник гарнизона и пр.и пр. Начало было назначено на 10 часов утра. Вся деревня в сборе. Рота почетного караула готова пройти перед трибуной парадным строем. Все ждут, когда привезут из санчасти саму виновницу торжества. Однако вместо старушки прибежал фельдшер и докладывает своему командиру, что Анна Григорьевна померла!!! На трибуне немая сцена из «Ревизора».
Первым пришел в себя секретарь райкома, вызвал из толпы сына и ему вручили огромный ключ. Репортеры этот момент зафиксировали, и все гости потихоньку разъехались. Тем не менее, на деревне всю ночь вместо новоселья праздновали поминки. Ведь к этому дню в деревню приехала редкая гостья автолавка с не менее редкостным дефицитом: сосисками, ливерной колбасой и банками с тресковой печенью. Да и хозяин приготовил холодец, кислую капусту, грибы и рыбу из ближайшего озера.
...настало время рассказать о Министерстве обороны Советского Союза, о том каким государством в государстве оно было в мое время. Помимо чисто военных структур в состав Минобороны входили предприятия и организации по профилю практически всех союзных министерств. Имелось собственное судопроизводство и юридическая служба, обширное здравоохранение (госпиталя, поликлиники и система санаториев), система домов отдыха и даже «Туристический отдел».
Культура в армии и военных городках процветала под эгидой могущественного Главного политуправления, имелись театры, художественные студии, концертные коллективы, издательства, газеты и музеи. Институт военной истории был крупным НИИ. Было все, кроме военного цирка. Каждый округ имел всю названную номенклатуру организаций, а в Москве создавались еще и «головные» учреждения центрального подчинения по всем отраслям.
В Минобороны была собственная железнодорожная служба и собственные железнодорожные войска. Имелись собственные военные совхозы, и даже животноводческий колхоз (!?) в Казахстане.За годы советской власти была создана огромная собственная, чисто армейская промышленная база: от литейных до мебельных заводов, включая стекольные, кирпичные, деревообрабатывающие. Существовал даже целый главк (главное управление Министерства обороны) промышленности строительных материалов.Функционировали собственные садоводческие питомники, не говоря уже о дачном хозяйстве. Целая система охотничьих и рыбоводческих хозяйств, также раскинулась по всей стране. Брежнев - большой любитель охоты - присвоил ряду своих егерей офицерские звания и, естественно, их начальникам генеральские звания.
В составе МО находилось множество технических и медицинских НИИ и целая система средних и высших учебных заведений вплоть, до Военного института иностранных языков.И еще много чего подчинялось министру обороны, всего не перечесть. Например, в каждой полку или отдельном батальоне создавались свинофермы, армия сама себя обеспечивала картошкой и капустой, гражданские колхозы выделяли армии возделанные поля, а уборка, перевозка, и главное ─ хранение, было дело армейское.Только строительные войска (не саперы, а именно чистые строители) составляли в Советской Армии целую самостоятельную «армию» из миллиона человек!
...Министр обороны маршал Гречко Как обычно, любое значительное дело в армии начинается совершенно неожиданно. И также неожиданно может быть отменено. В ходу была даже поговорка: «Не спеши выполнить приказ, его скоро отменят». Но в данном случае поручение было очень ответственным и срочным. Для его выполнения мне разрешили приостановить работы на любом объекте, но к 14 августа все работы закончить и мой «личный состав» (солдат) со стройки убрать. Каждый из нас, исполнителей, понимал, что невыполнение задания в срок приведет к тяжелым административным последствиям. К этому времени, конец шестидесятых, меня назначили начальником УНР, который выполнял довольно серьезные работы по строительству подземных сооружений. Вдруг мне приказывают: «срочно прибыть к зам. министру обороны генералу Комаровскому. Немедленно прибыв на Арбат в небольшое здание напротив Генштаба, тут же был принят.
─ лично министр обороны поручил нам построить в районе Лотошино, рядом со знаменитым Завидово охотничий «домик» для самого министра и его окружения. Сейчас едем на рекогносцировку. Проектировщики ждут нас на месте. Дело было в марте.
Место было выбрано егерями прекрасное, даже зимой этот уголок земли, окруженный непроходимыми лесами, на северо-западной границе Московской области, впечатлял своей первозданной дикостью.
В конце концов, Комаровским лично было установлено четыре кола, определяющие контуры главного здания. На обратном пути Александр Николаевич написал мне распоряжения для передачи начальнику главка о переброски в район строительства механизированного батальона полностью, укомплектованного машинами и механизмами, а мне приказал перебросить строительный батальон полного состава и лично возглавить все работы, оставив Управление на главного инженера. Срок на всю подготовку - две недели.
Охотничий «домик»- это двухэтажное здание с гостиной, десятью спальнями, помещениями для прислуги и отдельным домом для егерей. К этому надо добавить все коммуникации, скважины для воды, очистные сооружения канализации, охранные сооружения и пр., и пр. Одних дорог требовалось построить 35 км (!) и столько же наружных электролиний. Не говоря уже о подведении всех видов связи, полагающиеся для министра обороны. На все про все отвели нам 100 дней и ночей. Личным куратором стройки Гречко назначил своего первого заместителя, генерала армии Соколова . Теперь читателю станет ясно, какое важнейшее «стратегическое» значение придал маршал Гречко строительству собственной охотничьей резиденции. К слову сказать, не менее важное значение придавал министр спортивным сооружениям, строительству домов отдыха и госпиталей высшего разряда. В этих авральных стройках мне тоже пришлось позже принимать частичное участие.
Прошел месяц, полностью стаял снег, когда приехал «сам» маршал ─ двухметрового роста и по виду человек, который никогда ни в чем не сомневается и обладает знанием истины в последней инстанции. Его сопровождала свита из двух замов и генерала ─ начальника охотхозяйства. Они обошли стройку посмотрели на уже заложенные фундаменты зданий, почти полностью проложенные коммуникации, полным ходом шли работы по прокладке дорог. Я был уверен, что визит не принесет никаких неприятностей, что в данной ситуации было бы большим поощрением. Но неожиданно Гречко обращается к Комаровскому: - Александр Николаевич, а не думаете ли вы, что если домик передвинуть метров на 50 ближе к озеру будет значительно лучше. ─ к моему ужасу А. Н., истинный царедворец, отвечает, не моргнув глазом: - Конечно, конечно, товарищ министр, вы совершенно правы. Я немедленно распоряжусь. Комаровский тут же приказал проектировщику внести все изменения и компания уехала.
Легко сказать перенести, а это значит, что почти вся работа прошедшего месяца пошла насмарку. Фундаменты пришлось возводить вновь, коммуникации перекладывать, а сто дней остаются неизменным сроком. Ситуация явно осложнилась ровно на треть по времени.
Работая практически круглосуточно, нам пришлось применять необычные поощрительные меры: в отношении солдат ─ закупать в колхозе молоко и хлеб для дополнительного питания в ночную смену, вместе с командиром батальона разработать систему отпусков с поездкой на родину за досрочное выполнение заданий. Переукомплектовать личный состав, увеличив долю солдат, увольняемых в запас. Им выдать гарантии, что при окончании всех работ к сроку они будут досрочно на месяц по отношению к приказу, а практически на три демобилизованы, и прочие поощрения. Для офицеров и прапорщиков стройбата и для инженерного состава выделить фонд премирования. Благо, что и генералы Соколов и Комаровский были частыми «гостями» и имели полномочия утверждать дополнительные средства на поощрения.
Вспоминается мне еще пару неординарных случаев. Егеря ─ будущие жильцы комплекса часто приезжали, следя за тем, чтобы строители не слишком сильно коверкали природу и не разогнали бы всю дичь в округе, Они с весны запустили в озеро карпов и другую рыбу, подкармливали ее, как впрочем, и кабанов ─ главный объект будущей охоты. Естественно, они постоянно гоняли солдат за ловлю рыбы.
..Гоголевский Держиморда по сравнению с Гречко был, безусловно, интеллигентным и даже мягким полицейским. Вот пример: перед полным окончанием всех работ неожиданно для нас приехал сам Гречко со свитой, были и проектировщики в ранге генералов и строители такого же ранга и, конечно, Комаровский, который с моим начальством и проектировщиками прибыли раньше. Заходим в нижний холл, смотрю Александр Николаевич изменился в лице, смотрит на полковника Бошкова, главного инженера Центрального Военпроекта Минобороны, позже ставшего его начальником и получившего генерала, и говорит едва сдерживаясь: - Бошков, я лично вас предупреждал, чтобы черного цвета нигде не было, посмотрите, что вы натворили?
Смотрим, центральная колонна холла, все перила лестниц покрашены в черный цвет. Башков смутился,- Александр Николаевич, я забыл передать архитектору это условие. Не беспокойтесь, завтра все будет исправлено. ─ Смотрите, как бы Вам к завтрашнему дню сохранить свое кресло. Вы лично будете сегодня сопровождать и все объяснять маршалу. Я же предупреждал Вас, что министр не терпит черного цвета в принципе. Держитесь! Наконец, приезжает маршал Гречко, все напряжены до предела, Бошков бледный, как полотно, он уже не раз с ним встречался и знает его присказку: «А что вы здесь делаете, полковник? Мне такие полковники или там генералы не нужны». Порученец все такие комплементы с удовольствием записывает.
Как только Гречко вошел в холл, мне показалось, что с ним вот-вот случится удар. Он сразу наткнулся на черную колонну. Огромный, ростом почти с колонну, но в отличие от злосчастной колонны, он стал кумачово-красный, даже задохнулся от возмущения, произошло извержение вулкана в виде невообразимого потока ругани, оскорблений и мата. Виноватыми оказались все, даже меня задел.С тех пор я всем говорю, что был с маршалом Гречко на «ты», он же сказал: «А ты тут, кто такой?» На этом осмотр охотничьего домика, именно так он обозначался в документах, закончился. Справедливости ради надо сказать, что никаких организационных последствий этот истерический приступ не имел. Самое печальное было в том, что черная краска никакими другими цветами не закрашивается. Пришлось сбивать всю штукатурку, а перила очищать металлическими щетками.
Дней за 10 до открытия сезона мы закончили все работы. Остались зачистки, недоделки, но всех солдат и технику убрали. Поразила меня больше всего технология самой охоты. По всему лесу на полянах построили мы вышки с крытыми площадками. На каждой площадке на перилах в строго определенном направлении установили опоры-ложи для установки ружья и кресло (!) для охотника, внизу под вышкой поставили ларь с кукурузной подкормкой. К каждой вышке подведена дорога со щебеночным покрытием и линия электропередач для освещения дороги и самой вышки. Ежедневно, строго в определенное время, егеря подъезжают и разбрасывают кукурузу или ветки с листьями для лосей. Животные это знают и никогда не опаздывают к обеду. По субботам важные охотники тоже приезжают к этому месту, но чуть пораньше, чтобы успеть залезть на вышку и замаскироваться. Прицеливаются в толпу кабанов, выбирая жертву побольше или покрасивее. Стреляют. Все подручные разбегаются в разные стороны, егеря разделывают тушу, забирая себе все, а голову кабана или лося обрабатывают и вывешивают в том самом холле, где колонна и перила теперь светло-зеленного тона. Поэтому не раз мы, злые и уставшие, по приезде сразу отправляли горничную за водкой, устраивались в апартаментах министра и пару часов с удовольствием снимали усталость и злость."
Источник http://tiktiner.ru/biography
В Электрогорске мне пришлось окунуться в толщу действительно народной жизни. Кроме молодого прораба, лейтенанта Леонида Литвака, и взвода солдат, наш коллектив состоял полностью из местных жителей. Всю неделю я жил в гостинице, а приезжал домой только по воскресеньям. Часто бывал я в семьях моих сослуживцев, по случаю и на праздниках много разговаривал с ними о жизни. Кажется, понял их заботы и нужды, взаимоотношения.
Больше всего меня поражало разделение обязанностей в семьях рабочих. В обязанности Мужа или как говаривали Мужика (это было более распространенное определение) входило: вскапывание огорода и заготовка продуктов на зиму: в основном картошки, квашение капусты, если был поросенок, это забота мужа и заготовка дров и всякие ремонты. В основном, жили рабочие в «частном секторе», то есть в бревенчатых избах. Все остальное ─ женские заботы, включая обязательную работу на производстве, заботу о детях и еще сто забот. Мужики часто мне говорили: «Картошка, кислая капуста и подсолнечное масло в доме есть? Есть! Тогда все в порядке! А баба все остальное сделает сама. Свои деньги имею полное право пропить!»
Конечно, частенько это была просто бравада, так как «баба» зачастую всю получку у своего «мужика» сразу отбирала, а на водку в субботу давала только «одного рыжего», то есть один рубль. «Складываясь по рыжему» (выражение из того времени), мужики покупали одну бутылку водки на троих и один плавленый сырок на закуску. Водка стоила 2 рубля 87 копеек. Плавленый сырок «Новый» - 12 копеек. Стандарт!
Но вообще-то водку покупали довольно редко, в основном пили самогон. Надо сказать, что в шестидесятые годы в Москве и Подмосковье пили еще вполне умерено, редко когда прогуливали следующий после получки день ввиду полной невозможности выйти на работу. Заметьте одна «поллитровка» водки «на троих» считалась нормой. За добавкой не бегали. Теперь кажется это тоже норма, но для детей. Каждое воскресенье предполагало общее с соседями и родственниками, жившими тоже неподалеку, застолье с выпивкой, иногда кино. Телевидения в малых городах и деревнях тогда еще не было, только радио, обычно одна станция: «Говорит Москва!»
Все беды начались, на мой взгляд, в конце семидесятых, в восьмидесятых годах, когда начался моральный распад советского общества. Тогда женщина поневоле стала основной фигурой в семье. Мужики пить стали уже бутылку «впополам», то есть - на двоих, а затем довольно быстро нормой среди «работяг» стало брать по бутылке «на рыло». Резко упала продолжительность жизни у мужчин, а теперь этот процесс превратился в национальное бедствие. При таком потреблении алкоголя все домашние заботы и даже зарабатывание денег легли только на женщин. Больше всего меня поражала тогда и позже нетребовательность этих женщин к жизни. Самый минимум в питании и одежде, крыша над головой - даже всей семьей в одной комнате барачной коммуналки ─ вот и вся жизнь.
...Обычно строительство дорог и других коммуникаций предшествует началу любого более или менее крупного строительного комплекса. Но при организации строительной площадки центра связи РВСН проектировщики, наверное, по настоянию службы контрразведки запретили строить дороги, полагая, по-видимому, что со спутника по движению машин и направлению дороги можно будет определить точное расположение объектов. Было принято «кем-то» решение, что все строительные материалы будут доставляться лесными просеками по грунту, а в случае непогоды с буксированием каравана машин бульдозерами.
Гражданские шоферы полностью отказались доставлять нам строительные материалы. Для них исправная машина ─ основа заработка, и наказания или уговоры не помогали. Тогда придумали за пределами закрытой зоны организовать перегрузочную площадку, где кирпич, сборный бетон и прочее перегружались в металлические тракторные сани. Было сделано десяток огромных саней, но через полгода спутник обнаружил сумасшедшую картину: с разных концов по широченным лесным просекам разъезженным до ширины московского садового кольца при помощи тракторов, движется, а правильнее будет сказать, стоит армада транспорта, а санные поезда в грязи по самые кабины бульдозеров.
Были даже предложения перенести все строительные работы на зимний период, когда установятся дороги, по примеру наших далеких предков из средневековья, которые по этим же причинам вели свои междоусобные войны только зимой. Печальную ситуацию разрядила спутниковая съемка нашего района, на которой было видно не только куда направляется транспортный поток, но в подробностях все котлованы, вырытые для подземных сооружений.
Срочно было приказано приступить к строительству временных дорог из бетонных плит. Но дело уже сделано, десятки тяжело груженых машин с выбитыми карданными валами, пробитыми днищами, перевернутыми кузовами стояли вдоль трассы, как после военной битвы. Построить дороги на столь исковерканной трассе оказалось делом непростым. Одним словом, не менее, чем на год, строительство было задержано, не говоря же об убытках, понесенных при героическом преодолении «природных» трудностей. Но и после постройки дорог гражданских шоферов запретили пропускать на «закрытую» территорию, а потребовали создать бригаду водителей из солдат, которые должны были вместо хозяина управлять машиной на закрытой зоне. И эта мера не сильно повлияла на ситуацию: большинство шоферов отказывалось передавать руль тяжелой машины молодым ребятам.
В один из таких критических дней приехал на стройку первый заместитель главкома ракетных войск генерал Толубко, будущий Главком. Я пожаловался на очень тяжелые условия работы, созданные командиром Центра. Генерал говорит Соловьеву: «Прекрати ты эти выкрутасы. Тебе ведь лучше других известно, что при первом же выходе в эфир тебя засекут американцы и со спутников и наземных станций». Я ликовал, ну теперь, наконец-то, кончатся мучения и дела пойдут быстрее. После отъезда столь высокого начальства, прошу полковника дать необходимые распоряжения на пропускные пункты. Соловьев: ─ Какие распоряжения?» ─ Как так, какие распоряжения? Те, которые только что отдал вам генерал Толубко, ─ Приказать, то он приказал, да ничего не написал. Пишите ему письма, придет официальное распоряжение, тогда другое дело. Письма написали, но ответа не получили, очевидно, в этом деле были инстанции, которые повыше главнокомандующего.
...Комбинат строительных материалов, на котором мне предстояло организовать свой строительный участок, оказался вполне гражданским предприятием, принадлежащим Моссовету и выпускавшим, в основном, силикатный кирпич. Мы, военные, взялись его реконструировать только потому, что Моссовет поставил такие условия: хотите получать себе продукцию сверх планового лимита, помогите в реконструкции предприятия.
Это тоже была одна из причуд централизованного планирования. Деньги есть, а ресурсов, в особенности, рабочей силы для освоения выделенных средств катастрофически не хватает. А в армии солдаты есть всегда.Причина тут одна: очень низкая производительность труда, отсталая техника, и еще, низкая заработная плата, особенно в строительстве.
Подчас выгоднее было выкопать, например, траншеи вручную, чем привезти на объект экскаватор. Вообще главным принципом низового планирования работы техники, было обязательное двухсменное использование машин и механизмов. Только на первый взгляд это правильно, однако в Германии я наблюдаю обратное явление. Из-за очень высокой заработной платы предприниматель готов на одного рабочего держать два механизма, пусть стоит механизм, лишь бы не простаивал ни одной минуты сам рабочий. Сравнение методов строительства в Советском союзе и в Германии я попробую произвести позже в соответствующем месте.
Условия работы на комбинате формулировались предельно просто: за каждый рубль выполненных работ по реконструкции мы получали один кирпич. Для постройки двух типовых 75-квартирных домов требуется примерно миллион кирпичей. Отсюда и задача, поставленная передо мной: ежегодно выполнять работ на один миллион рублей. Чтобы все строительное управление выполнило план по строительству жилья.
Не скрою, что наш УНР еще и «подворовывал» у гражданских, в тяжелую минуту, кирпич сверх лимита. Приезжал ко мне на постройку жилого дома, который стоял вне территории завода, снабженец и перегружал поддоны с кирпичом прямо от строящегося дома в свои грузовики. Мне же завод завозил новую порцию опять, конечно, без всякого лимита, ведь «мой» Люберецкий завод был самым крупным предприятием в Союзе по производству силикатного, т.е. «белого» кирпича. Весь полученный материал, естественно, мы оплачивали. Воровством это было только в части «лимитов» - цифр в планах на год, но за «ворованное» все всегда платили деньги. Просто «лимиты» (государственные права на получение кирпича по госплану) были фактически много дороже самого кирпича, но юридически они не стоили ничего.
На заводе работало около трех тысяч рабочих. При нем был свой жилой поселок. Условия работы на заводе и условия жизни в поселке были, на мой теперешний взгляд, ужасающие. Пыль от негашеной извести буквально окутывала весь завод и его поселок. Приходя на работу, я, как и другие мои сотрудники, сразу переодевались в заводскую робу, иначе потом в городе появиться было бы невозможно, с ног до головы все ходили покрытые мельчайшей известковой пылью. Многие страдали «силикозом» - опасной легочной болезнью. Дело в том, что для изготовления кирпича применялась известково-песчаная смесь. Известняк обжигали тут же на заводе в огромных печах, похожих на доменные у металлургов. Никаких мероприятий по герметизации производственного процесса, по-видимому, не проводилось.
Всему этому прекрасно был обучен тогда в нашем УНРе любой прораб или начальник участка, но не главный инженер Рафаил Яковлевич Лихтентул. Строго говоря, это не было недостатком, просто он считал, что все авралы, вся эта суета, а стремление сдать незаконченный дом в эксплуатацию ─ не доблесть, а бесхозяйственность. И действительно, после получения акта о приемке здания в эксплуатацию, половина, а то и больше рабочих сразу переводилась на другой «горящий» по срокам объект. А на «готовом» начиналась длительная бодяга по устранению «недоделок», по существу, начиналось длительное достраивание здания. Но финансирования-то уже нет: все деньги на основании приемочного акта получены в предыдущем году или квартале. И только под давлением сверху или под угрозой отмены акта приемки удается все же кое-как через пару тройку месяцев передать здание под заселение.
Самое удивительное в этой советской системе было то, что в сдаче незаконченного объекта были заинтересованы все: подрядчик, инспекция, заказчик, и, что самое важное, местные партийные органы ─ основной рычаг управления. Всем надо было отчитываться перед вышестоящими за выполнение любого плана, особенно по строительству жилья. Сопротивлялись сдаче недостроенного дома практически только те, кому предстояло эксплуатировать здание. У них глаза вылезали на лоб, когда им выкручивали руки, заставляя подписывать соответствующие бумаги. Но если оказывалось, что район или город, в котором строишь дом, или школу, или больницу выполняет в данном году свой план по «вводу» и без твоего объекта, то нам, подрядчикам, приходилось плохо, даже очень плохо.
....И все-таки, я думаю, что мы совершили ошибку, кода в раннем детстве сыну Алеше поменяли мою фамилию на фамилию матери. Эта «русификация» не сыграла в его жизни существенного значения. При поступлении на работу, в разгар второй волны государственного антисемитизма семидесятых годов, его все равно не брали в престижные организации, глядя на фамилию отца, несмотря на «красный» с отличием диплом, полученный при окончании строительного института. Несмотря на то, что генерал, начальник института, куда сын хотел поступить, использовав, право выбора, был моим товарищем по академии, и на то, что мы тесно с ним сотрудничали в работе. На мой вопрос: «В чем дело?» - Он не стал кривить душой, просто сказал мне: «Толя ты должен меня понять, я этого сделать не в состоянии, это не от меня зависит». Но все это было значительно позже в 1976 году.
В первую же осень приблизительно в октябре вызывают меня, как всегда срочно, в райком партии в г. Раменское (районный центр, куда входили Бронницы). На совещание ехали вместе с командиром батальона п/п-ком Извековым. - В чем дело? - спрашиваю командира - Осень, как обычно, армию просят помочь району в уборке картошки. У меня сразу возникла идея: помочь райкому, но за это город должен будет, выделит нам участок для дома рядом с нашим штабом, где уже существует вся инфраструктура, и дом будет стоить, наверное, вдвое дешевле, а главное его можно будет построить за год. Кстати сказать, так оно и получилось.
Два слова о заготовке овощей и мяса армией. Начиная с конца шестидесятых, сбор урожая в СССР стал похож по своему драматизму и последствиям на стихийное бедствие. Не столько из-за неурожая, сколько при большом урожае или вернее сказать при обычном урожае. Прекращали работу почти все научно-исследовательские институты. По-видимому, их потребность в стране и их эффективность стремилась к 0.
Закрывались учебные институты, а в республиках Средней Азии закрывались даже школы - там убирали хлопок. Когда мы с Ниной путешествовали по Средней Азии, то обратили внимание на два необычных, для нашей страны факта, на хорошие ухоженные асфальтированные дороги и на то, что хлопок убирают все население, в том числе и дети, раскладывая его для просушки на проезжей части дорог. А вот объезды в местах, где лежал хлопок, могли бы служить испытательными полигонами для того самого автомобильного НИИ, для которого несколько позже мы начали строить специально запроектированные непроезжие испытательные дороги.
Только теперь, когда пишу эти строки я, наконец, понял, где собака зарыта. Местные власти в советской Средней Азии уделяли особое внимание своей дорожной сети именно потому, что за сбор урожая хлопка и его качество они отвечали головой, а без просушки на чистой подкладке качество не получишь. Поставка входила, опосредовано в систему ВПК (Военно-промышленного комплекса)[6]. На мой взгляд, дело совсем не в рачительности местного начальства, а в реальной головной боли после «побоев» за срыв плана сдачи хлопка из-за плохой просушки. А если еще учесть, что хлопок является одним из основных градиентов при изготовлении пороха, то картина получается полностью завершенной.
Я уже писал в первом томе, что, будучи еще курсантом училища, нас, ежегодно отправляли «на картошку» и, почему-то обязательно во время поздних октябрьских дождей. Но, то было ближайшее послевоенное время, когда в деревне почти не было мужчин, не было тягловой силы, а о тракторах и говорить не приходилось. Но вся беда была в том, что и через 20 лет остались на селе те же проблемы. Остались при избытке техники. Вся техника и не только техника оставалась общенародной, фактически же государственной, т.е. ничейной, следовательно, была самого низкого качества и плохо обслуживалась. Отсюда и проблемы: трактора постоянно ломались, для лошадей хронически не хватало корма и прочее, и прочее, и прочее. Я вспоминаю массу всесоюзных компаний, у нас все делалось при помощи компаний.
Освоение целины - кампания, строительство химических заводов - кампания, поднятие урожайности и обустройство села в центральных областях России - кампания таких всесоюзных кампаний можно назвать десятками. Я уж не говорю о кампании по выращиванию кукурузы. Самой провальной и до смешного простой в осуществлении, но дорогостоящей, можно назвать компанию по переводу всей с/х техники с прицепных орудий на навесные орудия производства[7]. В течение нескольких лет все газеты только и кричали о выгодах переходов на новые «рельсы». Нескольких министров сняли с работы за провал этой компании, но эту простую идею так и не смогли внедрить. Как, в прочем и большинство других компаний.
...С кем бы я ни разговаривал о привлечении армии к строительной программе Министерства обороны, всегда слышал одну и ту же присказку: «Конечно, бесплатная рабочая сила. Строй сколько хочешь» Это всеобщее заблуждение и незнание сути вопроса. Военное строительство официально стоит на 6% дороже, гражданского. При привлечении военно-строительных организаций, ко всем сметам добавляется 6% от общей стоимости сооружения. Эти средства необходимы для строительства военных городков, содержания командного состава, перевозки солдат от места дислокации до стоящихся объектов и еще более мелкие дополнительные расходы. Заработную плату солдаты получают по тем же расценкам, что и вольнонаемные рабочие. Стоимость содержания солдата вычитается из его заработка. Другое дело, что производительность труда необученных или плохо обученных солдат в разы меньше, чем у гражданских рабочих. Поэтому некоторые батальоны сидят постоянно в долгах. В последние годы Советской власти для строительства МО привлекалось около миллиона солдат.
...Однажды звонит порученец заместителя министра обороны генерала Комаровского и сообщает, что сейчас генерал выехал к вам, встречайте его в деревне Устиново. - В чем дело? Что случилось? - Он не знает. Во всяком случае, ясно, что Комаровский приезжает в какую-то глухую деревеньку неподалеку не зря, и не для того, чтобы на нас с командиром посмотреть. После часа - двух ожидания, видим, приближается вереница машин. Едут! Первым из своего ЗИЛ-110 вылез маршал Рыбалко один из известнейших генералов Великой Отечественной войны, затем генерал Комаровский и свита - порученцы, адъютанты и еще подъезжает генерал Штерн - начальник главка строительных материалов Минобороны СССР. Ну, думаю, здесь видимо заворачивается крупное дело, в смысле - крупная стройка и ее начнет наш УНР. Маршал сразу пошел на окраину деревни, стал у полуразвалившейся избушки и многозначительно говорит: ─ В сорок первом, во время контрнаступления под Москвой я разобрал половину вот этой избы для того, чтобы форсировать вот эту заболоченную речушку. Выдал расписку хозяйке дома, что сразу после Победы мы построим ей новый хороший дом.
Несколько раз я обращался с такой просьбой к местным властям, но толку никакого нет. Вот теперь, через 20 лет, мы просим Вас, Александр Николаевич, (Комаровский) выполнить мое обещание ко «Дню Танкиста», то бишь к 9 сентября.Разговор шел числа так пятого сентября. Комаровский, прирожденный царедворец, естественно говорит: ─ Конечно, товарищ маршал, можете не сомневаться, все сделаем в лучшем виде. Мой командир и я обомлели от такого обещания. Но, как оказалось, не все было так уж страшно. Дом оказалось уже срублен из брусьев и стоит на ДОКе . Штерн обязуется завтра же доставить его к нам в разобранном виде с готовой крышей, то есть со стропилами и комплектом кровельного шифера. Я попросил Штерна прислать с домом еще и пару мастеров, умеющих рубить бревенчатые дома.
Когда все уехали, мы с гордостью рассказали хозяйке-старушке о предстоящей пертурбации в ее уже устоявшейся деревенской жизни с парой кур, поросенком, кошкой и огородом. Узнав от нас о предстоящем сносе ее избушки, в буквальном смысле на курьих ножках, она так всполошилась, так испугалась, что мы стали опасаться за ее жизнь. Срочно вытащили с работы ее сына. Местные зеваки сразу рассказали и показали, где живет ее сын с семьей и где он работает. Сын, Вася, оказался коренастым крепко сбитым малым лет тридцати, по-видимому, умеренно пьющим, с бойкими смелыми глазами.
Работал он егерем в местном охотничьем хозяйстве. Василий, кстати, рассказал нам совсем иную и, на мой взгляд, более достоверную версию всей этой истории. Оказалось, что это он, копаясь в бумагах матери года три назад, обнаружил затертую расписку тогда еще полковника Рыбалко, командира танковой бригады с упомянутым обещанием. Василий пошел в исполком и потребовал выполнения обещанного, но там его только высмеяли за столь мелочные претензии к советской власти, указав на бесчисленные разрушения в стране. Конечно, никто восстанавливать ничего даже не пообещал, да и средств в сельском бюджете на эти дела не было. В нормальной стране Вася подал бы в суд и выиграл бы дело, местный судья обязал бы Министерство обороны восстановить разрушенный дом. Не потребовалось бы вмешательство зам. министра в столь пустяшное дело.
Но у нас суды принципиально до конца восьмидесятых не принимали дел против государства и отправляли потерпевшего по административным инстанциям. Вася оказался парнем не промах, он отправил расписку маршалу Рыбалко, но никакого ответа не получил. После этого он послал письмо в Главное Политуправление Вооруженных сил, но тоже не получил никакого ответа. Только после того, как он послал целую папку с перепиской министру обороны Малиновскому и она, жалоба, попала, как-то попала к офицеру, который доложил ее лично министру. Министр маршал Малиновский написал резолюцию Рыбалко, обязав его проследить за исполнением обещания.
Я думаю, что у Василия был какой-то важный покровитель из охотников, которых он обслуживал как егерь. Патрон продвинул все это дело сквозь мощные бюрократические заграждения. Как только появилась резолюция, тут же включился Главпур и придумал из этого мероприятия целое шоу, приурочив все ко Дню танкиста. Пока бюрократия прокручивала это дело на бумаге, до торжества осталось всего 4 дня, что еще круче завязало всю интригу.
Вася уговорил мать выехать на неделю в стационар военной санчасти нашего гарнизона, потому что врач заподозрил у нее серьезные проблемы с сердцем. Испугались - не доживет до праздника бабуля! В ту же ночь разобрали старую халупу, на завтра забетонировали фундаменты. Привезли дизель, поставили освещение и т.д., а к вечеру начали ставить сруб. Работы велись круглосуточно. Нашли хорошего печника, знающего как делаются русские печи. Одним словом, к 9 сентября все было готово вплоть до забора и колодца. Естественно жить в таком доме было еще нельзя, Печь и полы должны были еще просохнуть, мебель, которую тоже привезли новую, сложили на время на гарнизонном складе. Даже новую одежду исполком купил хозяйке. В том виде, какой у нее был при нашей первой встрече, поставить ее на трибуну было совершенно невозможно.
Ведь Главпур тут развернулся, как говорится, во всю Ивановскую: корреспонденты от «Красной Звезды» и «Московской Правды», из местных газет, военная кинохроника - одним словом, все обставили по первому разряду.На трибуне Маршал Катуков, какой-то генерал из Главпура, секретарь райкома, начальник гарнизона и пр.и пр. Начало было назначено на 10 часов утра. Вся деревня в сборе. Рота почетного караула готова пройти перед трибуной парадным строем. Все ждут, когда привезут из санчасти саму виновницу торжества. Однако вместо старушки прибежал фельдшер и докладывает своему командиру, что Анна Григорьевна померла!!! На трибуне немая сцена из «Ревизора».
Первым пришел в себя секретарь райкома, вызвал из толпы сына и ему вручили огромный ключ. Репортеры этот момент зафиксировали, и все гости потихоньку разъехались. Тем не менее, на деревне всю ночь вместо новоселья праздновали поминки. Ведь к этому дню в деревню приехала редкая гостья автолавка с не менее редкостным дефицитом: сосисками, ливерной колбасой и банками с тресковой печенью. Да и хозяин приготовил холодец, кислую капусту, грибы и рыбу из ближайшего озера.
...настало время рассказать о Министерстве обороны Советского Союза, о том каким государством в государстве оно было в мое время. Помимо чисто военных структур в состав Минобороны входили предприятия и организации по профилю практически всех союзных министерств. Имелось собственное судопроизводство и юридическая служба, обширное здравоохранение (госпиталя, поликлиники и система санаториев), система домов отдыха и даже «Туристический отдел».
Культура в армии и военных городках процветала под эгидой могущественного Главного политуправления, имелись театры, художественные студии, концертные коллективы, издательства, газеты и музеи. Институт военной истории был крупным НИИ. Было все, кроме военного цирка. Каждый округ имел всю названную номенклатуру организаций, а в Москве создавались еще и «головные» учреждения центрального подчинения по всем отраслям.
В Минобороны была собственная железнодорожная служба и собственные железнодорожные войска. Имелись собственные военные совхозы, и даже животноводческий колхоз (!?) в Казахстане.За годы советской власти была создана огромная собственная, чисто армейская промышленная база: от литейных до мебельных заводов, включая стекольные, кирпичные, деревообрабатывающие. Существовал даже целый главк (главное управление Министерства обороны) промышленности строительных материалов.Функционировали собственные садоводческие питомники, не говоря уже о дачном хозяйстве. Целая система охотничьих и рыбоводческих хозяйств, также раскинулась по всей стране. Брежнев - большой любитель охоты - присвоил ряду своих егерей офицерские звания и, естественно, их начальникам генеральские звания.
В составе МО находилось множество технических и медицинских НИИ и целая система средних и высших учебных заведений вплоть, до Военного института иностранных языков.И еще много чего подчинялось министру обороны, всего не перечесть. Например, в каждой полку или отдельном батальоне создавались свинофермы, армия сама себя обеспечивала картошкой и капустой, гражданские колхозы выделяли армии возделанные поля, а уборка, перевозка, и главное ─ хранение, было дело армейское.Только строительные войска (не саперы, а именно чистые строители) составляли в Советской Армии целую самостоятельную «армию» из миллиона человек!
...Министр обороны маршал Гречко Как обычно, любое значительное дело в армии начинается совершенно неожиданно. И также неожиданно может быть отменено. В ходу была даже поговорка: «Не спеши выполнить приказ, его скоро отменят». Но в данном случае поручение было очень ответственным и срочным. Для его выполнения мне разрешили приостановить работы на любом объекте, но к 14 августа все работы закончить и мой «личный состав» (солдат) со стройки убрать. Каждый из нас, исполнителей, понимал, что невыполнение задания в срок приведет к тяжелым административным последствиям. К этому времени, конец шестидесятых, меня назначили начальником УНР, который выполнял довольно серьезные работы по строительству подземных сооружений. Вдруг мне приказывают: «срочно прибыть к зам. министру обороны генералу Комаровскому. Немедленно прибыв на Арбат в небольшое здание напротив Генштаба, тут же был принят.
─ лично министр обороны поручил нам построить в районе Лотошино, рядом со знаменитым Завидово охотничий «домик» для самого министра и его окружения. Сейчас едем на рекогносцировку. Проектировщики ждут нас на месте. Дело было в марте.
Место было выбрано егерями прекрасное, даже зимой этот уголок земли, окруженный непроходимыми лесами, на северо-западной границе Московской области, впечатлял своей первозданной дикостью.
В конце концов, Комаровским лично было установлено четыре кола, определяющие контуры главного здания. На обратном пути Александр Николаевич написал мне распоряжения для передачи начальнику главка о переброски в район строительства механизированного батальона полностью, укомплектованного машинами и механизмами, а мне приказал перебросить строительный батальон полного состава и лично возглавить все работы, оставив Управление на главного инженера. Срок на всю подготовку - две недели.
Охотничий «домик»- это двухэтажное здание с гостиной, десятью спальнями, помещениями для прислуги и отдельным домом для егерей. К этому надо добавить все коммуникации, скважины для воды, очистные сооружения канализации, охранные сооружения и пр., и пр. Одних дорог требовалось построить 35 км (!) и столько же наружных электролиний. Не говоря уже о подведении всех видов связи, полагающиеся для министра обороны. На все про все отвели нам 100 дней и ночей. Личным куратором стройки Гречко назначил своего первого заместителя, генерала армии Соколова . Теперь читателю станет ясно, какое важнейшее «стратегическое» значение придал маршал Гречко строительству собственной охотничьей резиденции. К слову сказать, не менее важное значение придавал министр спортивным сооружениям, строительству домов отдыха и госпиталей высшего разряда. В этих авральных стройках мне тоже пришлось позже принимать частичное участие.
Прошел месяц, полностью стаял снег, когда приехал «сам» маршал ─ двухметрового роста и по виду человек, который никогда ни в чем не сомневается и обладает знанием истины в последней инстанции. Его сопровождала свита из двух замов и генерала ─ начальника охотхозяйства. Они обошли стройку посмотрели на уже заложенные фундаменты зданий, почти полностью проложенные коммуникации, полным ходом шли работы по прокладке дорог. Я был уверен, что визит не принесет никаких неприятностей, что в данной ситуации было бы большим поощрением. Но неожиданно Гречко обращается к Комаровскому: - Александр Николаевич, а не думаете ли вы, что если домик передвинуть метров на 50 ближе к озеру будет значительно лучше. ─ к моему ужасу А. Н., истинный царедворец, отвечает, не моргнув глазом: - Конечно, конечно, товарищ министр, вы совершенно правы. Я немедленно распоряжусь. Комаровский тут же приказал проектировщику внести все изменения и компания уехала.
Легко сказать перенести, а это значит, что почти вся работа прошедшего месяца пошла насмарку. Фундаменты пришлось возводить вновь, коммуникации перекладывать, а сто дней остаются неизменным сроком. Ситуация явно осложнилась ровно на треть по времени.
Работая практически круглосуточно, нам пришлось применять необычные поощрительные меры: в отношении солдат ─ закупать в колхозе молоко и хлеб для дополнительного питания в ночную смену, вместе с командиром батальона разработать систему отпусков с поездкой на родину за досрочное выполнение заданий. Переукомплектовать личный состав, увеличив долю солдат, увольняемых в запас. Им выдать гарантии, что при окончании всех работ к сроку они будут досрочно на месяц по отношению к приказу, а практически на три демобилизованы, и прочие поощрения. Для офицеров и прапорщиков стройбата и для инженерного состава выделить фонд премирования. Благо, что и генералы Соколов и Комаровский были частыми «гостями» и имели полномочия утверждать дополнительные средства на поощрения.
Вспоминается мне еще пару неординарных случаев. Егеря ─ будущие жильцы комплекса часто приезжали, следя за тем, чтобы строители не слишком сильно коверкали природу и не разогнали бы всю дичь в округе, Они с весны запустили в озеро карпов и другую рыбу, подкармливали ее, как впрочем, и кабанов ─ главный объект будущей охоты. Естественно, они постоянно гоняли солдат за ловлю рыбы.
..Гоголевский Держиморда по сравнению с Гречко был, безусловно, интеллигентным и даже мягким полицейским. Вот пример: перед полным окончанием всех работ неожиданно для нас приехал сам Гречко со свитой, были и проектировщики в ранге генералов и строители такого же ранга и, конечно, Комаровский, который с моим начальством и проектировщиками прибыли раньше. Заходим в нижний холл, смотрю Александр Николаевич изменился в лице, смотрит на полковника Бошкова, главного инженера Центрального Военпроекта Минобороны, позже ставшего его начальником и получившего генерала, и говорит едва сдерживаясь: - Бошков, я лично вас предупреждал, чтобы черного цвета нигде не было, посмотрите, что вы натворили?
Смотрим, центральная колонна холла, все перила лестниц покрашены в черный цвет. Башков смутился,- Александр Николаевич, я забыл передать архитектору это условие. Не беспокойтесь, завтра все будет исправлено. ─ Смотрите, как бы Вам к завтрашнему дню сохранить свое кресло. Вы лично будете сегодня сопровождать и все объяснять маршалу. Я же предупреждал Вас, что министр не терпит черного цвета в принципе. Держитесь! Наконец, приезжает маршал Гречко, все напряжены до предела, Бошков бледный, как полотно, он уже не раз с ним встречался и знает его присказку: «А что вы здесь делаете, полковник? Мне такие полковники или там генералы не нужны». Порученец все такие комплементы с удовольствием записывает.
Как только Гречко вошел в холл, мне показалось, что с ним вот-вот случится удар. Он сразу наткнулся на черную колонну. Огромный, ростом почти с колонну, но в отличие от злосчастной колонны, он стал кумачово-красный, даже задохнулся от возмущения, произошло извержение вулкана в виде невообразимого потока ругани, оскорблений и мата. Виноватыми оказались все, даже меня задел.С тех пор я всем говорю, что был с маршалом Гречко на «ты», он же сказал: «А ты тут, кто такой?» На этом осмотр охотничьего домика, именно так он обозначался в документах, закончился. Справедливости ради надо сказать, что никаких организационных последствий этот истерический приступ не имел. Самое печальное было в том, что черная краска никакими другими цветами не закрашивается. Пришлось сбивать всю штукатурку, а перила очищать металлическими щетками.
Дней за 10 до открытия сезона мы закончили все работы. Остались зачистки, недоделки, но всех солдат и технику убрали. Поразила меня больше всего технология самой охоты. По всему лесу на полянах построили мы вышки с крытыми площадками. На каждой площадке на перилах в строго определенном направлении установили опоры-ложи для установки ружья и кресло (!) для охотника, внизу под вышкой поставили ларь с кукурузной подкормкой. К каждой вышке подведена дорога со щебеночным покрытием и линия электропередач для освещения дороги и самой вышки. Ежедневно, строго в определенное время, егеря подъезжают и разбрасывают кукурузу или ветки с листьями для лосей. Животные это знают и никогда не опаздывают к обеду. По субботам важные охотники тоже приезжают к этому месту, но чуть пораньше, чтобы успеть залезть на вышку и замаскироваться. Прицеливаются в толпу кабанов, выбирая жертву побольше или покрасивее. Стреляют. Все подручные разбегаются в разные стороны, егеря разделывают тушу, забирая себе все, а голову кабана или лося обрабатывают и вывешивают в том самом холле, где колонна и перила теперь светло-зеленного тона. Поэтому не раз мы, злые и уставшие, по приезде сразу отправляли горничную за водкой, устраивались в апартаментах министра и пару часов с удовольствием снимали усталость и злость."
Источник http://tiktiner.ru/biography