Хлопок - традиционное. От лица руководства среднего звена
В конце сентября - начале октября в хлопкосеющих республиках СССР начинали вывоз на хлопок.
"О, этот хлопок!. Это одновременно и богатство республики и её беда. Эту культуру не сравнишь с пшеницей и рожью, которые посеял и собрал комбайнами. Чтобы получить урожай с хлопковых полей, их надо вручную протяпать, что в июне и июле на обжигающем солнцепеке производят исключительно местные женщины-колхозницы, провести борьбу с вредителями, каждый рядок полить, прочеканить и затем, в большинстве случаев вручную, из каждой коробочки выбрать хлопковое волокно. А если идет машинный сбор, то предварительно самолетами сельхозавиации проводят дефолиацию - поля обрызгивают химическими препаратами, чтобы с кустов хлопчатника опали листья. В это время над всеми долинами стоит специфический запах бутифоса, арыки и хаузы, из которых пьет большинство сельского населения, заражаются - люди начинают болеть.
Сбор хлопка продолжается до середины октября, а иногда и дольше. Зимой колхозники-мужчины заняты очисткой ирригационных каналов на хлопковых полях. Небольшая передышка бывает только в ноябре месяце. Нам часто от колхозников приходилось слышать: “Неужели мы родились только для выращивания пахты (хлопка)?” Но, несмотря на сложности, они трудились не покладая рук - оплата была неплохая, колхозники хлопкосеющих колхозов по сравнению с работниками
животноводческих совхозов (особенно горных) жили более зажиточно.
Когда поспевало волокно, начиналась хлопковая страда. На сбор хлопка мобилизовывалось большинство населения республики. Прекращали занятия ПТУ, техникумы и институты, по выходным дням выезжали на сбор работники предприятий и служащие учреждений. В сельской местности закрывались школы.
Фото: Член-корреспондент АН СССР Андрей Петрович Ершов на хлопковом поле (где-то там был и Дональд Кнут). Ургенч, Сентябрь 1979
Несколько лет подряд мы собирали хлопок в колхозе “Победа” Кумсангирского района, граничащего с Афганистаном. Центром района был поселок Дусти (Дружба), названный так в связи с тем, что там, наряду с коренным населением, проживало много бывших спецпоселенцев: немцев, русских и татар. Раньше это был Молотовабад. Вода на поля района поступала из концевого участка знаменитого Вахшского канала, проложенного еще в начале тридцатых годов.
Отправлялись мы на хлопок, обычно, в третьей декаде сентября. Вместе с учащимися выезжали почти все преподаватели. Доставляли нас в район, лежащий за двести километров от Душанбе, колонной автобусов, сопровождаемой машиной ГАИ. Жили мы в колхозе кто где: в клубе, в амбарах, в чайханах, в кое-как приспособленных для жилья мазанках. Преподаватели поселялись отдельно, но всегда недалеко от основной массы учащихся. Готовили пищу повара из местных ребят в больших казанах, врытых в землю. Продукты получали со склада колхоза. Питание было здоровое и калорийное. В первые недели, многие обеспокоенные родители, приехав проведать своих детей, привозили с собой много съестного. Но затем, видя, что их чада, находясь на свежем воздухе и нормально питаясь, становились бодрыми и розовощекими, везли только что-нибудь вкусненькое.
Раис (председатель колхоза), Герой социалистического труда, был строг и требователен. Колхозники его побаивались. Однажды мы наблюдали такую сценку. Вечером председатель прохаживался около правления колхоза. Шагах в трех сзади его, шел колхозник, держа в руках легкий халат. Раис сел на скамейку - сопровождающий тут же накинул халат на него. Хозяин встал, развел плечи, халат был подхвачен стоящим сзади услужливым Санчо Пансой. Когда мы потом спросили у этого колхозника, почему у них до сих пор допускаются такие байские обычаи, то он нам ответил: “Э, муаллим (учитель). Сейчас еще ничего. Раньше раис хлестал нас камчой (плеткой)”.
С восточным чинопочитанием мы встречались постоянно. Когда сравнительно еще молодой главный бухгалтер колхоза в моменты передышки выходил на крыльцо правле-ния, то заложив руки за спину и выставив огромный живот, он с важным и начальственным взором стоял и озирал все вокруг. Проходящие мимо дехкане (колхозники), склонившись и приложив руку к сердцу, подобострастно здоровались с ним. Он же, что-то буркнув в ответ, даже не глядел на них. Когда же этот главбух, в качестве уполномоченного от правления колхоза, приходил на хирман (место, куда свозят и где сушат собранный хлопок) своего участка, с целью проверки выполнения плана, то колхозники, завидев его, быстренько ловили закрытую в загородке курицу и, пока начальник пил чай, готовили жаркое. В одно из посещений кто-то из нас поинтересовался у главбуха почему он, каждый раз придя на участок, не узнав о том как идет сбор хлопка, в первую очередь обедает. Ответ был житейски прост: “ Муаллим! Хлопок будет всегда, а курицы может не оказаться”.
Покушать наш финансист любил. Как-то он пригласил меня и еще двух преподавателей к себе домой в гости. Налив себе в большую пиалу почти пол-литра водки, он выпил её, закусив огромным куском жирной вареной баранины, которая горкой возвышалась на большом подносе на дастархане, расстеленном на суфе под виноградником. Мы к таким дозам были не приучены.
Работу по организации сбора хлопка председатель колхоза вел умело. Поздно вечером в правлении колхоза собирались планерки, на которых присутствовали полеводы, бригадиры и руководители различных служб. Приглашались и наши ответственные лица. Раис вел себя жестко, не допуская никаких возражений. Вначале рассматривалось выполнение плана уборки за прошедший день. Бригадиры, не выполнившие норму, получали от раиса нагоняй. Затем расписывалось, сколько наших учащихся и с каким преподавателем завтра поедут в такую-то бригаду. Утром после завтрака все выстраивались на линейке, где бригадиры ожидали нас уже с грузовыми машинами, оборудованными для перевозки людей. Транспортировать людей на тракторных тележках строго воспрещалось: в колхозах случалось, когда они переворачивались, унося жизни работников. После небольшого инструктажа, мы все рассаживались по машинам и разъезжались на свои участки.
Каждый бригадир был заинтересован в том, чтобы наши учащиеся как можно дольше оставались у него в бригаде. Поэтому преподавателей бригадиры старались задобрить, приглашали к себе домой в гости, старались установить с ними дружеские отношения. Со своим бригадиром-туркменом мы на его мотоцикле ездили на рыбалку на озера рядом лежащей “Тигровой балки”. После хлопковой страды он приезжал ко мне в Душанбе. Мы с Тамарой накрыли стол на открытом балконе. Взглянув вниз с четвертого этажа, он удивленно воскликнул: “Как на самолете!”...
Обычно, за нашей группой учащихся закреплялся один из колхозников, который следил за качеством уборки: нет ли огрехов, не много ли остается ощипков. Часто к нам заглядывал бригадир или полевод участка. Им интересно было пообщаться с нами, узнать что-то новенькое. Однажды, под вечер, мы сидели со своим полеводом на краю поля и беседовали о всякой всячине. Вдруг он встал и извинился: “Муаллим, я пойду сделаю намаз”. Отошел в сторонку, расстелил поясной платок и стал молиться, обращаясь на юго-запад. Когда он закончил и подошел ко мне, я его спросил, почему он молился именно в ту сторону. Подумав, он сказал: “Не знаю, все так делают”. Я ему объяснил, что в той стороне находится Мекка, где захоронен пророк Мухаммед. Он помолчал над чем-то размышляя и, ничего не сказав, ушел. На другой день, встретив меня, он подошел ко мне и тихим доверительным голосом спросил: “ Муаллим, ты тоже, наверное, верующий? Откуда ты знаешь, куда надо молиться?” Я ему посоветовал просто больше читать.
При выполнении плана бригадой бригадиры резали барана или бычка, учащимся устраивали угощение - готовили плов. Когда же план выполнял колхоз, правление в торжественной обстановке вручало нашим преподавателям и отличившимся в сборе уча-щимся “мукофот” (премии). Вручали костюмы, приемники, фотоаппараты, а преподавательницам - только что появившиеся французские туфли. При нашем отъезде колхоз выплачивал нашим учащимся заработанные ими деньги. Хорошо работавшие ребята получали приличную оплату. За килограмм собранного длинноволокнистого хлопка колхоз платил по 10-15 копеек. Некоторые наши сборщики в день собирали по 80-100 килограмм. В конце они получали сумму, на которую они могли купить пальто и еще кое-что из одежды. Это было хорошим подспорьем к той стипендии, которую получали наши подопечные.
Преподаватели от поездок на хлопок тоже получали некоторую материальную выгоду. За время нахождения на хлопке учителям выплачивали их средний заработок. Но в течение учебного года почти все успевали полностью вычитать свои запланированные на год часы. В результате, за счет последующей оплаты часов, которые снимались при поездке на сельхозработы, к отпуску набегала приличная дополнительная сумма.
Однако и забот во время нахождения с учащимися на хлопке тоже было достаточно. Надо было на поле следить за тем, чтобы никто никуда не разбрелся, особого внимания требовали девчата, в одиночку мы их никуда не пускали. Преподаватели контролировали выполнение норм сбора каждым сборщиком, обеспечивали безопасность при поездках на работу и с нее, отвечали за своевременное питание и следили за порядком в местах проживания после отбоя. Раз в десять дней мы всем устраивали банный день, меняли постельное белье.
Иногда нам, преподавателям, по очереди, раз-два за страду, удавалось на денек-другой съездить к семье домой. Помню как однажды я на маленьком краснокрылом самолетике - чешском четырехместном аэротакси - всего за пять рублей летал в Душанбе с аэродрома соседнего Колхозабада. В Дусти самолеты не летали, район находился в погранзоне.
С нашими подопечными не всегда и не всё проходило гладко. Иногда попадались такие ученики, что всему преподавательскому составу от них становилось жарко. В памяти остался случай, происшедший в моей группе. Собирали мы хлопок на поле, где хлопчатник был высокий, стебли выше роста человека. Как группа вошла в него, так и исчез-ла. Пригорков и высоких деревьев поблизости не было, контроль за работой всей группы пришлось вести на слух. Через некоторое время я потерял из поля зрения и слуха одного из заводил группы Сашку Н. Встретив нескольких девчат, спросил их о нём. Девчонки подозрительно замялись и стали отводить глаза.
И тут я почувствовал известный мне еще с детства запах индийской конопли. Я заглянул к девчонкам в фартуки, там, кроме собранного хлопка, ничего не было. Когда осмотрел ближайшие кусты хлопчатника, то среди них обнаружил свежеободранные конопляные ветки. Я послал девчонок найти мне Сашку. Когда он явился, я попросил его показать мне свои руки. Они были зелёные и отдавали специфическим запахом наркотического снадобья. Я тут же заставил его все остатки сорванной конопли уничтожить.
Еле Сашка успел в арыке затопить улики своего преступного деяния, как прибежал хозяин дома, стоявшего недалеко от поля. - Муаллим! Твои ученики украли у меня на огороде...” - дальше он замялся. - Что же у тебя украли? - спросил я.
- А вот, то... за что могут арестовать.- Если это запрещено, зачем же ты её выращиваешь? - перешел я в атаку. Поняв, что он проговорился, колхозник смутился, махнул рукой и ушел. Я подозвал Сашку, заставил его отмыть руки и предупредил, чтобы он возвращался в колхоз не на машине, а пешком. Тот поблагодарил меня и попросил не докладывать о происшедшем директору техникума.
Но история с коноплей на этом не закончилась. Как-то перед отбоем мы, трое преподавателей, совершали вечерний обход. Заглянув в помещение, где проживало человек двадцать наших ребят и, убедившись, что все на месте и всё в порядке, мы отправились дальше. И тут, в рядом стоящей небольшой мазанке, услышали взрывы смеха. Заглянув через щели в двери во внутрь, увидели потрясшую нас картину. При свете фонаря “Летучая мышь” на раскладушках сидело человек пять наших ребят с папиросами-самокрутками в зубах. Все тот же Сашка, размахивая руками, что-то рассказывал.
Все были возбуждены и излишне веселы. Понаблюдав за ними, мы поняли причину их радостного настроения. На верхней части фонаря сушились листья конопли. Завернув их в обрывки газеты, наши “анашисты”, закатывая глаза к потолку, с удовольствием втягивали в себя дым этой отравы. Через некоторое время притонщики проголодались, Сашка послал одного из них за хлебом. Только он вышел за дверь мы зажали ему рот и отвели в сторону. Так одного за другим мы задержали троих. Двое оставшихся в доме забеспокоились. И тут мы вошли. Потрясение Сашки и его друга было неописуемым. Ему особенно было неудобно передо мной - ведь там, на поле, он мне сказал, что все уничтожил. За использование наркотиков троих участников этой вакханалии исключили из техникума, Сашку через год вновь восстановили - помогли влиятельные родственники.
В один из приездов в тот же колхоз весь наш стан был ночью изрядно потревожен. Когда все уже уснули, раздался ужасный грохот, как будто рядом разорвался снаряд. Мы, преподаватели, не понимая в чем дело соскочили со своих кроватей. Директор Бабаев, бросился к двери и, вместо того, чтобы толкнуть, начал тянуть её на себя. Не сумев открыть дверь, он истошно завопил: “Нас завалило!” Когда кто-то из нас подошел и, толкнув, легко открыл её, директору стало не по себе. Мы все бросились к ребятам, ночевавшим в клубе. Они уже все были на улице, столпившись около фонтана. Спавшие в зале со смехом рассказывали, как те, кто располагался на сцене, с перепугу попрыгали в зал и, перескакивая через раскладушки своих товарищей, выскакивали наружу.
Убедившись, что все в порядке, мы попросили ребят успокоиться и пойти спать - утром на работу. Проверили мы и другие места проживания наших ребят и девчат. Что явилось источником такого ночного громкого звука мы точно так и не узнали. Говорили, что за рекой на прокладке железной дороги Душанбе - Курган-Тюбе производили массовый взрыв, но была и другая версия: якобы ночью на малой высоте пролетел реактивный истребитель. Кстати, об упомянутом фонтане. Это было сооружение Хрущевской эпохи. Метра на четыре вверх возвышался бетонный початок кукурузы, поддерживаемый внизу тремя бараньими головами, из которых, иногда, по вечерам вытекали жиденькие струйки воды. И где-то внизу примостились несколько еле заметных коробочек хлопчатника. А колхоз был полностью хлопкосеющим, именно благодаря хлопку он стал колхозом-миллионером.
Порой к нам на стан заглядывали офицеры погранзаставы, которые интересовались, не оказалось ли среди нашего контингента посторонних лиц. Нам это помогало в установлении дисциплины и порядка, особенно если мы замечали случаи приставания к нашим девчатам парней из местного населения. Пограничники знали практически всех, стоило назвать кого-нибудь, с ним тут же проводилась соответствующая работа.
Возвращались мы в Душанбе обычно в начале ноября, когда республика выполняла план по сбору. В целом Таджикистан к концу шестидесятых годов собирал хлопка-сырца порядка 800 тысяч тонн в год. У одного из наших преподавателей на Вахшской зональной станции работали близкие родственники. Мы по пути домой заезжали туда и по низкой цене покупали гранаты, хурму, айву и миндаль. Как радовались мои дети, когда я вносил мешок с этими плодами в квартиру. От айвы в комнатах сразу распространялся особый аромат, она была золотистая, каждая по полкило. Гранаты - сладкие, рубиновые, хурма сочная и не вязкая, миндаль тонкошкурый. Отдохнув в октябрьские праздники, мы приступали к учебным занятиям.
Но бывали годы, когда план по сбору хлопка не выполнялся даже к середине ноября. Тогда нас снова вывозили в колхозы. Собирали “кашкý” (ощипки и остатки волокна на кустах) и “курак” (нераскрывшиеся коробочки хлопчатника). Заставляли работать даже при выпадении снега.`В этом случае перед сборщиками шло два человека, которые тянули`веревку, сбивая снег с кустов. Ребята одевали на руки перчатки, отрезая у них кончики пальцев.`Так, чередуя занятия с поездками на хлопок, проходили годы моей работы в техникуме. "
Хакел Марат Янович http://samlib.ru/h/hakel_m_j/vek.shtml
Виталий Мишин, mishin1942.livejournal.com На хлопке
Ежегодно, все учебные заведения в хлопкосеющих республиках Советского Союза, привлекались к сбору хлопка. Называлась эта компания по военному - мобилизация на хлопок. Я впервые выехал на хлопок в качестве руководителя группы. Обязанности, возложенные на руководителя группы, были разнообразные. Это - организация труда, бухгалтерия, организация питания и отдыха, «нравственная безопасность». Самым сложным было, в организации труда, заставить студента выполнять установленную норму, добиться хорошего качества работы (сбор созревшего хлопка, очистка поля строго по грядкам). Достигался результат по-разному. Кто-то из преподавателей применял грубые методы (угрозы, окрики), а я нашел другой подход к работающему студенту: ориентировал их на победу в соревновании в начале работ.
По-декадно подводились итоги сбора по группам. Иногда выдавали премии, награждали «ценными подарками» отдельных сборщиков. Предполагая, что награждение наверняка организуют по итогам первой декады, я в своей группе договорился с коллективом занять призовое место именно в этом периоде. Отпразднуем победу, а потом можно сбавить обороты. Да и хлопка на полях станет меньше, упадет норма сбора. Эта идея всем понравилась. Подгонять в работе никого не надо, Результаты удивили даже руководителей групп, где обучались только девушки местной национальности. Они были великолепные сборщики. В любой семье у таджика девочка приучена к труду. Она убирает двор, приносит с хауза (маленький пруд) воду, моет посуду и т.д. Победу отметили вкусным пловом, который приготовил сам бригадир. Негласно «подняли настроение», организовали танцы. А далее, студент, втянувшись в работу, уже не требовал к себе особого внимания. Как говорится: «и овцы целы и волки сыты». Сравнение не совсем точное, но что-то схожее по смыслу в этой поговорке имеется.
Организация питания была традиционная. Продукты брались на колхозном складе: овощи, мясо, крупы, масло, макаронные изделия. Меню было однообразным. В большом котле варился, какой-нибудь суп с мясом. Чаще всего его варили из макарон. Как говорили студенты: «опять шланги на ужин». Утром пили чай, студенту выдавали по три куска сахара. Чай заваривали прямо в титане. А так хочется чего-то домашнего. Вот я и решил разнообразить стол домашней едой. Умудрялись готовить и тефтели, и пельмени (размером с кулак). Все это поднимало настроение. Отпускал девушек на час раньше для личной гигиены. Студенту, собравшему норму плюс 5 килограмм, разрешалось посидеть у весов на куче собранного хлопка. Все это мелочи, но человеку так приятно осознавать эту людскую заботу.
Выполняя функцию «нравственного полицейского», перед отбоем проверялось наличие студентов (особенно девушек). Если кого-то не было в комнате - устраивались поиски отсутствующего. Кабы чего не вышло. Случаи безнравственного поведения были. Некоторые девушки на хлопке вели себя, как некоторые курортницы на взморье. Целиком поглощались любовной страстью с местными парнями, а в городе считалась «недотрогами». Я их не осуждал, но призывал к соблюдению режима. Довод простой: сама не спишь -другим не даешь. А завтра работа. В жизни часто встречаются люди с двойственным характером. Один с окружающими любезный - дома хам, на работе очень демократичный руководитель - в семье тиран, в родном городе считается невинной овечкой - в командировке с мужчинами отрывается «по полной программе», или наоборот. Как утверждают философы: двойственность - неизбежное сочетание. Белое и черное, день и ночь, гений и злодей, любовь и ненависть, бедность и богатство, бог и сатана. Вот и испытывает природа эту двойственность на людях.
Хирман - место, где принимали собранный хлопок, подсушивали перед сдачей. В конце площадки для просушки хлопка было строение из террасы и двух комнат. В одной комнате была конторка, в другой, до приезда студентов, детская комната. В конторке стоял стол бригадира, а все остальное застилалось курпачами (узкие ватные, стеганые одеяла). Плов подавался на лагане (круглое, глубокое блюдо размером от 20 до 50 см.). Перед пловом полагалось выпить две-три пиалки водки. Когда бутылка заканчивалась, все приступали к еде. Плов, как известно, таджики едят руками. Этому искусству научился и я. В конце трапезы шло обсуждение прошедшего дня. Иногда бригадир брался за дутар и начинал петь свои народные песни. Когда он брал в руки дутар, я вздрагивал. Ильф и Петров содрогнулись, когда запел индеец, предвидя дополнительные поборы за пение, а я содрогнулся от предстоящей длительности исполнения. Бригадир пел без останова часа три. Но я, для уважения, выслушивал его до конца. О чем он пел, так и ни разу не рассказал. Наверное, о горной Матче, красивой девушке, сидящей на берегу горной речки, у которой «полумесяцем бровь».
Туркмения, офицер-пограничник:
Часто бывали мы на уборке хлопка. Убирать тонковолокнистый хлопок - это задача потруднее и кропотливая. В Туркмении убирают хлопок, в основном, женщины и школьники. Когда я привозил личный состав убирать хлопок, я старался правильно организовать работу. У меня работали все: лично я, сержанты и курсанты. Для руководства работами в поле, выезжал с подразделения кто-то один из офицеров - я, или мой заместитель. При прибытии на уборку хлопка, я, на исходном положении, становился на краю по середине поля и брал себе 2 рядка, каждому сержанту указывал по 3 рядка, каждому курсанту - по 5 рядков; одевали на себя белые передники с большим карманом для хлопка, и, по моему сигналу, все начинали работу одновременно. Поэтому был у меня в подразделении порядок, все трудились, никто беготней по полю не занимался, как это наблюдалось в других подразделениях, где офицеры собирались вместе, судачили, сержанты делали то же, что и офицеры, а подчиненные, глядя на них, только бегали и дурачились по полю. Главное в успехе любого дела - четкая организация действий и личный пример командира. Я старался делать именно так.
Подразделения пограничного отряда на уборку хлопка могли привлекаться до самого ноября месяца, то есть до начала дождей. После дождей уборка хлопка в колхозах продолжалась, но этот хлопок за 1-й сорт уже не шел.
Лернер Петр Михайлович. профессор, В Самаркандском мединституте - 1978-93 гг Зав.кафедрой,Декан.
НА ХЛОПКОВЫХ ПЛАНТАЦИЯХ. Уже было темно, когда нас привезли в один из совхозов и разгрузили возле огромного сарая. Нашему взору предстали сплошные, во всю длину здания настилы (нары) из досок, уложенных в три яруса. Вдруг кто-то во весь голос запел "Бухенвальдский набат" и сразу же все подхватили. Это была потрясающе оригинальная находка запевалы и абсолютно естественное в этих условиях зрелище.
Почти в полной темноте целый поток пятого курса педиатрического факультета в присутствии декана и преподавателей исполняет "Набат". Их никто и не собирается прерывать. Несмотря на унизительные условия работы и тяготы повседневного быта, выраженных актов протеста со стороны студентов и преподавателей никогда не было. В 6 часов утра забегает ко мне доцент Левин и с порога кричит: "Петр Михайлович, все закрепленные за мной пять групп, побросав вещи, сбежали с хлопка. Я зашел в школу, где они располагались, чтобы вместе пойти на поле, но абсолютно никого там не застал". - А на чем они уехали? - спросил я. - Не знаю, думаю, на автобусе. - А им известны поля, где они сегодня должны собирать? - Да, на том же участке, где и вчера. - А вы туда ходили? - Нет. - Так пойдите. Через 20 минут забегает абсолютно счастливый и весь сияющий Левин: "Петр Михайлович, все, оказывается, уже на участке и даже собирают хлопок. Вот как они меня здорово разыграли! Я знал, что они меня не подведут и не могут просто так уехать." Этот опытный хирург и всеми уважаемый человек неподдельно радовался тому, что студенты "нашлись". Оказывается, как мало надо человеку для полного счастья на хлопковых плантациях.
Заходит заведующий кафедрой глазных болезней профессор Юсупов: - Петр Михайлович, нас ждут большие неприятности. Студенты покинули поле и направляются колонной под знаменами(?) в штаб факультета. Это забастовка и я точно знаю, кто зачинщик. Их всех надо наказать, иначе накажут нас. Я им обещал, что Вы как декан снимете у всех стипендию, а зачинщика отчислите из института. У меня со студентами сложились прочные и дружеские отношения. Я к ним всегда обращался только на Вы и вел непримиримую борьбу с преподавателями, которые унижали студентов.
Я спросил Юсупова, а причем здесь стипендия. Им разве выдавали стипендию за сбор хлопка? Какие зачинщики? Я ему сказал, чтобы он даже не подумал кому-либо рассказать о случившемся и попросил со студентами вообще не разговаривать на эту тему и уклоняться от встречи с ними. Сам я тоже покинул штаб факультета. Я отдавал себе полный отчет, чем может обернуться эта невинная шутка. Если об этом прослышат в институтском штабе, то тут же создадут "авторитетную комиссию" и запросто нам сошьют громкое дело. Счастье, что Юсупов еще никому об этом не рассказал.
Гарантией того, что он будет и дальше молчать, была его невероятная боязливость. А что студенты? Притихли и напряженно стали ждать сурового возмездия. У некоторых начали сдавать нервы. На второй день ко мне подошла староста потока и начала слёзно каяться. Я сделал вид, что первый раз об этом слышу, спросил, о каких знаменах идет речь. Она рассказала, что они глупо пошутили и очень сожалеют о содеянном. А дело обстояло так. В этот очень жаркий день им по халатности не привезли ни одной фляги с водой. И всего за 20 минут до окончания работы они подобрали палки, нацепили на них разные платки и с песнями двинулись к школе, где их и застал Юсупов. Я её внимательно и совершенно безучастно выслушал, ничего не ответил и обрадовал, что через 6 дней у них будет праздник - "банный день". Авторитет Юсупова у студентов поднялся до небес.
ЧП. Мне позвонили из общеинститутского штаба, что завтра будут перевозить студентов пятого курса педиатрического факультета на другой участок и за студентами пришлют МАШИНЫ. Однако вместо машин прислали три трактора, к каждому из которых были прикреплены по 2 огромные тележки, на которых обычно перевозят хлопок. Тележки были неустойчивыми и в любую минуту могли перевернуться. Я в самой категорической форме запретил "грузить" студентов на эти тележки. Разразился скандал. Вначале мне позвонили из штаба и пригрозили, что будут крупные неприятности.
Я отказался подчиниться этому незаконному указанию. Вскоре прибыла целая делегация - директор совхоза, секретарь парторганизации мединститута и начальник районной Госавтоинспекции. На меня начали давить. Самое любопытное, что госавтоинспектор не только меня не поддержал, но заявил, что переброска людей тележками производится повсеместно и нигде никогда никаких аварий не было. Он сказал, что тележки будут сопровождать два автоинспектора и он берет всю ответственность на себя. Секретарь парторганизации мне пригрозил, что если я не отменю своего распоряжения (его я написал от руки на клочке бумаги и лично вручил директору совхоза), то сегодня вечером мое безответственное(?) поведение обсудят на бюро парткома института.
Полностью осознавая свою правоту, я ему сказал, если они все считают, что я неправ, что же им мешает самим дать указание о перевозке студентов, но я свое решение не изменю. Через три часа к нам прибыли грузовые машины, оборудованные сидениями специально под перевозку людей. Но более половины рабочего дня уже было потеряно. Мне предложили прибыть к 20 часам на бюро парткома. Я приехал. В штабе почти никого не было. Примерно через 30 минут появился ректор, секретарь райкома и партком института. Они мне сказали, что бюро перенесено и пригласили в смежную комнату, где всех нас ждал вкусный плов. Засиделись мы допоздна.
Однако к разговору о моем "антипартийном" поступке почему-то уже никто не возвращался. Лишь на следующий день я узнал, что случилось. На смежных с нами участках хлопок собирали студенты Самаркандского университета. Когда не удалось меня уломать и заставить отменить запрет на погрузку, все эти трактора и тележки направили туда и без всяких происшествий перевезли студентов университета на раннее намеченные для нас участки. Это послужило еще одним подтверждением того, что я был неправ и меня следует строго наказать. Однако поздно вечером, когда уже развозили студентов после работы, случилась страшная трагедия - одна тележка перевернулась. Два студента погибли на месте, а пять человек получили тяжелые травмы, в том числе один из студентов с переломом позвоночника остался парализованным на всю жизнь. Наказали ректора университета, секретаря парткома, декана факультета. Судили лишь одного - беспринципного автоинспектора. Ко мне отношение еще более ухудшилось: руководство не смогло мне простить свой конфуз.
Групповое изнасилование? 1974 год. 4-й курс педиатрического факультета на сборе хлопка. В 11 часов вечера за мной в штаб факультета приехал бухгалтер колхоза, на территории которого студенты нашего факультета собирали хлопок. Он сказал, что следователь Сиабского районного отделения милиции города Самарканда требует, чтобы я сейчас же прибыл в правление колхоза. Меня встретил весьма агрессивно настроенный молодой человек. Осведомился, действительно ли я декан и сообщил, что задержаны с поличным четыре студента педфака, совершившие групповое изнасилование, сопряженное с разбоем, по предварительному сговору. В грубой форме спросил, знаю ли я, что как декан несу личную ответственность за происшедшее. Я ему ответил, что личную ответственность несут те, кто это изнасилование совершил, а так как оно имело место в институте, территориально относящемся к их отделению милиции, то и с них спросят за то, что не смогли предупредить изнасилование.
У меня были все основания так утверждать потому, что за месяц до случившегося я официально обратился в милицию и просил привлечь к ответственности зачинщика и организатора настоящего изнасилования в связи с разбоем, который он учинил в общежитии и с уже имевшей место попыткой изнасилования, однако милиция не приняла никаких мер. Начался допрос потерпевшей. Она сказала, что студент, по поводу которого я уже обращался в милицию, сорвал с неё золотую цепочку, жестоко избил, затем изнасиловал, а потом пригласил еще трех студентов принять участие в половом акте. Она заявила, что к остальным участникам у неё нет претензий и что с ними она вступала в интимную связь и раньше по взаимному согласию. Состоялся суд и всех четырех студентов приговорили к длительным срокам тюремного заключения.
Это дело приобрело широкий резонанс. Мы с тревогой ждали заседания бюро обкома КП Узбекистана. У ректора был прочный естественный иммунитет. Скоро приемные экзамены и зачисление в институт. Начальство уже готовило списки абитуриентов, подлежащих зачислению в институт. Пока еще этот ректор их не подводил, а как себя может повести новый ректор, трудно предвидеть. Нетрудно догадаться, что НА ЗАКЛАНИЕ по всем показателям (включая пятую графу) подходит декан факультета. Но тут вышли сразу две существенные помехи. Первая. Декан по поводу студента, организовавшего настоящее изнасилование, за месяц до этого события уже обращался к ректору насчет его хулиганских действий в общежитии и ректором ему был вынесен строгий выговор.
Потом я обратился в милицию по поводу его повторных хулиганских и разбойных действий. Однако милиция не приняла никаких мер. Вторая и скорее всего, самая главная помеха состояла в том, что под моим научным руководством защитили диссертации дети крупных чиновников и они просили меня не беспокоиться и не переживать. А поэтому наказали начальника милиции, который не принял никаких мер по жалобе деканата педфака. А бюро обкома по этому вопросу, как вы уже, очевидно, догадались, сначала отложили, а потом отменили. "
*************************************
В южных штатах Америки:
живой музей - можно посмотреть на быт и самим пособирать хлопок - как это делали рабы
"О, этот хлопок!. Это одновременно и богатство республики и её беда. Эту культуру не сравнишь с пшеницей и рожью, которые посеял и собрал комбайнами. Чтобы получить урожай с хлопковых полей, их надо вручную протяпать, что в июне и июле на обжигающем солнцепеке производят исключительно местные женщины-колхозницы, провести борьбу с вредителями, каждый рядок полить, прочеканить и затем, в большинстве случаев вручную, из каждой коробочки выбрать хлопковое волокно. А если идет машинный сбор, то предварительно самолетами сельхозавиации проводят дефолиацию - поля обрызгивают химическими препаратами, чтобы с кустов хлопчатника опали листья. В это время над всеми долинами стоит специфический запах бутифоса, арыки и хаузы, из которых пьет большинство сельского населения, заражаются - люди начинают болеть.
Сбор хлопка продолжается до середины октября, а иногда и дольше. Зимой колхозники-мужчины заняты очисткой ирригационных каналов на хлопковых полях. Небольшая передышка бывает только в ноябре месяце. Нам часто от колхозников приходилось слышать: “Неужели мы родились только для выращивания пахты (хлопка)?” Но, несмотря на сложности, они трудились не покладая рук - оплата была неплохая, колхозники хлопкосеющих колхозов по сравнению с работниками
животноводческих совхозов (особенно горных) жили более зажиточно.
Когда поспевало волокно, начиналась хлопковая страда. На сбор хлопка мобилизовывалось большинство населения республики. Прекращали занятия ПТУ, техникумы и институты, по выходным дням выезжали на сбор работники предприятий и служащие учреждений. В сельской местности закрывались школы.
Фото: Член-корреспондент АН СССР Андрей Петрович Ершов на хлопковом поле (где-то там был и Дональд Кнут). Ургенч, Сентябрь 1979
Несколько лет подряд мы собирали хлопок в колхозе “Победа” Кумсангирского района, граничащего с Афганистаном. Центром района был поселок Дусти (Дружба), названный так в связи с тем, что там, наряду с коренным населением, проживало много бывших спецпоселенцев: немцев, русских и татар. Раньше это был Молотовабад. Вода на поля района поступала из концевого участка знаменитого Вахшского канала, проложенного еще в начале тридцатых годов.
Отправлялись мы на хлопок, обычно, в третьей декаде сентября. Вместе с учащимися выезжали почти все преподаватели. Доставляли нас в район, лежащий за двести километров от Душанбе, колонной автобусов, сопровождаемой машиной ГАИ. Жили мы в колхозе кто где: в клубе, в амбарах, в чайханах, в кое-как приспособленных для жилья мазанках. Преподаватели поселялись отдельно, но всегда недалеко от основной массы учащихся. Готовили пищу повара из местных ребят в больших казанах, врытых в землю. Продукты получали со склада колхоза. Питание было здоровое и калорийное. В первые недели, многие обеспокоенные родители, приехав проведать своих детей, привозили с собой много съестного. Но затем, видя, что их чада, находясь на свежем воздухе и нормально питаясь, становились бодрыми и розовощекими, везли только что-нибудь вкусненькое.
Раис (председатель колхоза), Герой социалистического труда, был строг и требователен. Колхозники его побаивались. Однажды мы наблюдали такую сценку. Вечером председатель прохаживался около правления колхоза. Шагах в трех сзади его, шел колхозник, держа в руках легкий халат. Раис сел на скамейку - сопровождающий тут же накинул халат на него. Хозяин встал, развел плечи, халат был подхвачен стоящим сзади услужливым Санчо Пансой. Когда мы потом спросили у этого колхозника, почему у них до сих пор допускаются такие байские обычаи, то он нам ответил: “Э, муаллим (учитель). Сейчас еще ничего. Раньше раис хлестал нас камчой (плеткой)”.
С восточным чинопочитанием мы встречались постоянно. Когда сравнительно еще молодой главный бухгалтер колхоза в моменты передышки выходил на крыльцо правле-ния, то заложив руки за спину и выставив огромный живот, он с важным и начальственным взором стоял и озирал все вокруг. Проходящие мимо дехкане (колхозники), склонившись и приложив руку к сердцу, подобострастно здоровались с ним. Он же, что-то буркнув в ответ, даже не глядел на них. Когда же этот главбух, в качестве уполномоченного от правления колхоза, приходил на хирман (место, куда свозят и где сушат собранный хлопок) своего участка, с целью проверки выполнения плана, то колхозники, завидев его, быстренько ловили закрытую в загородке курицу и, пока начальник пил чай, готовили жаркое. В одно из посещений кто-то из нас поинтересовался у главбуха почему он, каждый раз придя на участок, не узнав о том как идет сбор хлопка, в первую очередь обедает. Ответ был житейски прост: “ Муаллим! Хлопок будет всегда, а курицы может не оказаться”.
Покушать наш финансист любил. Как-то он пригласил меня и еще двух преподавателей к себе домой в гости. Налив себе в большую пиалу почти пол-литра водки, он выпил её, закусив огромным куском жирной вареной баранины, которая горкой возвышалась на большом подносе на дастархане, расстеленном на суфе под виноградником. Мы к таким дозам были не приучены.
Работу по организации сбора хлопка председатель колхоза вел умело. Поздно вечером в правлении колхоза собирались планерки, на которых присутствовали полеводы, бригадиры и руководители различных служб. Приглашались и наши ответственные лица. Раис вел себя жестко, не допуская никаких возражений. Вначале рассматривалось выполнение плана уборки за прошедший день. Бригадиры, не выполнившие норму, получали от раиса нагоняй. Затем расписывалось, сколько наших учащихся и с каким преподавателем завтра поедут в такую-то бригаду. Утром после завтрака все выстраивались на линейке, где бригадиры ожидали нас уже с грузовыми машинами, оборудованными для перевозки людей. Транспортировать людей на тракторных тележках строго воспрещалось: в колхозах случалось, когда они переворачивались, унося жизни работников. После небольшого инструктажа, мы все рассаживались по машинам и разъезжались на свои участки.
Каждый бригадир был заинтересован в том, чтобы наши учащиеся как можно дольше оставались у него в бригаде. Поэтому преподавателей бригадиры старались задобрить, приглашали к себе домой в гости, старались установить с ними дружеские отношения. Со своим бригадиром-туркменом мы на его мотоцикле ездили на рыбалку на озера рядом лежащей “Тигровой балки”. После хлопковой страды он приезжал ко мне в Душанбе. Мы с Тамарой накрыли стол на открытом балконе. Взглянув вниз с четвертого этажа, он удивленно воскликнул: “Как на самолете!”...
Обычно, за нашей группой учащихся закреплялся один из колхозников, который следил за качеством уборки: нет ли огрехов, не много ли остается ощипков. Часто к нам заглядывал бригадир или полевод участка. Им интересно было пообщаться с нами, узнать что-то новенькое. Однажды, под вечер, мы сидели со своим полеводом на краю поля и беседовали о всякой всячине. Вдруг он встал и извинился: “Муаллим, я пойду сделаю намаз”. Отошел в сторонку, расстелил поясной платок и стал молиться, обращаясь на юго-запад. Когда он закончил и подошел ко мне, я его спросил, почему он молился именно в ту сторону. Подумав, он сказал: “Не знаю, все так делают”. Я ему объяснил, что в той стороне находится Мекка, где захоронен пророк Мухаммед. Он помолчал над чем-то размышляя и, ничего не сказав, ушел. На другой день, встретив меня, он подошел ко мне и тихим доверительным голосом спросил: “ Муаллим, ты тоже, наверное, верующий? Откуда ты знаешь, куда надо молиться?” Я ему посоветовал просто больше читать.
При выполнении плана бригадой бригадиры резали барана или бычка, учащимся устраивали угощение - готовили плов. Когда же план выполнял колхоз, правление в торжественной обстановке вручало нашим преподавателям и отличившимся в сборе уча-щимся “мукофот” (премии). Вручали костюмы, приемники, фотоаппараты, а преподавательницам - только что появившиеся французские туфли. При нашем отъезде колхоз выплачивал нашим учащимся заработанные ими деньги. Хорошо работавшие ребята получали приличную оплату. За килограмм собранного длинноволокнистого хлопка колхоз платил по 10-15 копеек. Некоторые наши сборщики в день собирали по 80-100 килограмм. В конце они получали сумму, на которую они могли купить пальто и еще кое-что из одежды. Это было хорошим подспорьем к той стипендии, которую получали наши подопечные.
Преподаватели от поездок на хлопок тоже получали некоторую материальную выгоду. За время нахождения на хлопке учителям выплачивали их средний заработок. Но в течение учебного года почти все успевали полностью вычитать свои запланированные на год часы. В результате, за счет последующей оплаты часов, которые снимались при поездке на сельхозработы, к отпуску набегала приличная дополнительная сумма.
Однако и забот во время нахождения с учащимися на хлопке тоже было достаточно. Надо было на поле следить за тем, чтобы никто никуда не разбрелся, особого внимания требовали девчата, в одиночку мы их никуда не пускали. Преподаватели контролировали выполнение норм сбора каждым сборщиком, обеспечивали безопасность при поездках на работу и с нее, отвечали за своевременное питание и следили за порядком в местах проживания после отбоя. Раз в десять дней мы всем устраивали банный день, меняли постельное белье.
Иногда нам, преподавателям, по очереди, раз-два за страду, удавалось на денек-другой съездить к семье домой. Помню как однажды я на маленьком краснокрылом самолетике - чешском четырехместном аэротакси - всего за пять рублей летал в Душанбе с аэродрома соседнего Колхозабада. В Дусти самолеты не летали, район находился в погранзоне.
С нашими подопечными не всегда и не всё проходило гладко. Иногда попадались такие ученики, что всему преподавательскому составу от них становилось жарко. В памяти остался случай, происшедший в моей группе. Собирали мы хлопок на поле, где хлопчатник был высокий, стебли выше роста человека. Как группа вошла в него, так и исчез-ла. Пригорков и высоких деревьев поблизости не было, контроль за работой всей группы пришлось вести на слух. Через некоторое время я потерял из поля зрения и слуха одного из заводил группы Сашку Н. Встретив нескольких девчат, спросил их о нём. Девчонки подозрительно замялись и стали отводить глаза.
И тут я почувствовал известный мне еще с детства запах индийской конопли. Я заглянул к девчонкам в фартуки, там, кроме собранного хлопка, ничего не было. Когда осмотрел ближайшие кусты хлопчатника, то среди них обнаружил свежеободранные конопляные ветки. Я послал девчонок найти мне Сашку. Когда он явился, я попросил его показать мне свои руки. Они были зелёные и отдавали специфическим запахом наркотического снадобья. Я тут же заставил его все остатки сорванной конопли уничтожить.
Еле Сашка успел в арыке затопить улики своего преступного деяния, как прибежал хозяин дома, стоявшего недалеко от поля. - Муаллим! Твои ученики украли у меня на огороде...” - дальше он замялся. - Что же у тебя украли? - спросил я.
- А вот, то... за что могут арестовать.- Если это запрещено, зачем же ты её выращиваешь? - перешел я в атаку. Поняв, что он проговорился, колхозник смутился, махнул рукой и ушел. Я подозвал Сашку, заставил его отмыть руки и предупредил, чтобы он возвращался в колхоз не на машине, а пешком. Тот поблагодарил меня и попросил не докладывать о происшедшем директору техникума.
Но история с коноплей на этом не закончилась. Как-то перед отбоем мы, трое преподавателей, совершали вечерний обход. Заглянув в помещение, где проживало человек двадцать наших ребят и, убедившись, что все на месте и всё в порядке, мы отправились дальше. И тут, в рядом стоящей небольшой мазанке, услышали взрывы смеха. Заглянув через щели в двери во внутрь, увидели потрясшую нас картину. При свете фонаря “Летучая мышь” на раскладушках сидело человек пять наших ребят с папиросами-самокрутками в зубах. Все тот же Сашка, размахивая руками, что-то рассказывал.
Все были возбуждены и излишне веселы. Понаблюдав за ними, мы поняли причину их радостного настроения. На верхней части фонаря сушились листья конопли. Завернув их в обрывки газеты, наши “анашисты”, закатывая глаза к потолку, с удовольствием втягивали в себя дым этой отравы. Через некоторое время притонщики проголодались, Сашка послал одного из них за хлебом. Только он вышел за дверь мы зажали ему рот и отвели в сторону. Так одного за другим мы задержали троих. Двое оставшихся в доме забеспокоились. И тут мы вошли. Потрясение Сашки и его друга было неописуемым. Ему особенно было неудобно передо мной - ведь там, на поле, он мне сказал, что все уничтожил. За использование наркотиков троих участников этой вакханалии исключили из техникума, Сашку через год вновь восстановили - помогли влиятельные родственники.
В один из приездов в тот же колхоз весь наш стан был ночью изрядно потревожен. Когда все уже уснули, раздался ужасный грохот, как будто рядом разорвался снаряд. Мы, преподаватели, не понимая в чем дело соскочили со своих кроватей. Директор Бабаев, бросился к двери и, вместо того, чтобы толкнуть, начал тянуть её на себя. Не сумев открыть дверь, он истошно завопил: “Нас завалило!” Когда кто-то из нас подошел и, толкнув, легко открыл её, директору стало не по себе. Мы все бросились к ребятам, ночевавшим в клубе. Они уже все были на улице, столпившись около фонтана. Спавшие в зале со смехом рассказывали, как те, кто располагался на сцене, с перепугу попрыгали в зал и, перескакивая через раскладушки своих товарищей, выскакивали наружу.
Убедившись, что все в порядке, мы попросили ребят успокоиться и пойти спать - утром на работу. Проверили мы и другие места проживания наших ребят и девчат. Что явилось источником такого ночного громкого звука мы точно так и не узнали. Говорили, что за рекой на прокладке железной дороги Душанбе - Курган-Тюбе производили массовый взрыв, но была и другая версия: якобы ночью на малой высоте пролетел реактивный истребитель. Кстати, об упомянутом фонтане. Это было сооружение Хрущевской эпохи. Метра на четыре вверх возвышался бетонный початок кукурузы, поддерживаемый внизу тремя бараньими головами, из которых, иногда, по вечерам вытекали жиденькие струйки воды. И где-то внизу примостились несколько еле заметных коробочек хлопчатника. А колхоз был полностью хлопкосеющим, именно благодаря хлопку он стал колхозом-миллионером.
Порой к нам на стан заглядывали офицеры погранзаставы, которые интересовались, не оказалось ли среди нашего контингента посторонних лиц. Нам это помогало в установлении дисциплины и порядка, особенно если мы замечали случаи приставания к нашим девчатам парней из местного населения. Пограничники знали практически всех, стоило назвать кого-нибудь, с ним тут же проводилась соответствующая работа.
Возвращались мы в Душанбе обычно в начале ноября, когда республика выполняла план по сбору. В целом Таджикистан к концу шестидесятых годов собирал хлопка-сырца порядка 800 тысяч тонн в год. У одного из наших преподавателей на Вахшской зональной станции работали близкие родственники. Мы по пути домой заезжали туда и по низкой цене покупали гранаты, хурму, айву и миндаль. Как радовались мои дети, когда я вносил мешок с этими плодами в квартиру. От айвы в комнатах сразу распространялся особый аромат, она была золотистая, каждая по полкило. Гранаты - сладкие, рубиновые, хурма сочная и не вязкая, миндаль тонкошкурый. Отдохнув в октябрьские праздники, мы приступали к учебным занятиям.
Но бывали годы, когда план по сбору хлопка не выполнялся даже к середине ноября. Тогда нас снова вывозили в колхозы. Собирали “кашкý” (ощипки и остатки волокна на кустах) и “курак” (нераскрывшиеся коробочки хлопчатника). Заставляли работать даже при выпадении снега.`В этом случае перед сборщиками шло два человека, которые тянули`веревку, сбивая снег с кустов. Ребята одевали на руки перчатки, отрезая у них кончики пальцев.`Так, чередуя занятия с поездками на хлопок, проходили годы моей работы в техникуме. "
Хакел Марат Янович http://samlib.ru/h/hakel_m_j/vek.shtml
Виталий Мишин, mishin1942.livejournal.com На хлопке
Ежегодно, все учебные заведения в хлопкосеющих республиках Советского Союза, привлекались к сбору хлопка. Называлась эта компания по военному - мобилизация на хлопок. Я впервые выехал на хлопок в качестве руководителя группы. Обязанности, возложенные на руководителя группы, были разнообразные. Это - организация труда, бухгалтерия, организация питания и отдыха, «нравственная безопасность». Самым сложным было, в организации труда, заставить студента выполнять установленную норму, добиться хорошего качества работы (сбор созревшего хлопка, очистка поля строго по грядкам). Достигался результат по-разному. Кто-то из преподавателей применял грубые методы (угрозы, окрики), а я нашел другой подход к работающему студенту: ориентировал их на победу в соревновании в начале работ.
По-декадно подводились итоги сбора по группам. Иногда выдавали премии, награждали «ценными подарками» отдельных сборщиков. Предполагая, что награждение наверняка организуют по итогам первой декады, я в своей группе договорился с коллективом занять призовое место именно в этом периоде. Отпразднуем победу, а потом можно сбавить обороты. Да и хлопка на полях станет меньше, упадет норма сбора. Эта идея всем понравилась. Подгонять в работе никого не надо, Результаты удивили даже руководителей групп, где обучались только девушки местной национальности. Они были великолепные сборщики. В любой семье у таджика девочка приучена к труду. Она убирает двор, приносит с хауза (маленький пруд) воду, моет посуду и т.д. Победу отметили вкусным пловом, который приготовил сам бригадир. Негласно «подняли настроение», организовали танцы. А далее, студент, втянувшись в работу, уже не требовал к себе особого внимания. Как говорится: «и овцы целы и волки сыты». Сравнение не совсем точное, но что-то схожее по смыслу в этой поговорке имеется.
Организация питания была традиционная. Продукты брались на колхозном складе: овощи, мясо, крупы, масло, макаронные изделия. Меню было однообразным. В большом котле варился, какой-нибудь суп с мясом. Чаще всего его варили из макарон. Как говорили студенты: «опять шланги на ужин». Утром пили чай, студенту выдавали по три куска сахара. Чай заваривали прямо в титане. А так хочется чего-то домашнего. Вот я и решил разнообразить стол домашней едой. Умудрялись готовить и тефтели, и пельмени (размером с кулак). Все это поднимало настроение. Отпускал девушек на час раньше для личной гигиены. Студенту, собравшему норму плюс 5 килограмм, разрешалось посидеть у весов на куче собранного хлопка. Все это мелочи, но человеку так приятно осознавать эту людскую заботу.
Выполняя функцию «нравственного полицейского», перед отбоем проверялось наличие студентов (особенно девушек). Если кого-то не было в комнате - устраивались поиски отсутствующего. Кабы чего не вышло. Случаи безнравственного поведения были. Некоторые девушки на хлопке вели себя, как некоторые курортницы на взморье. Целиком поглощались любовной страстью с местными парнями, а в городе считалась «недотрогами». Я их не осуждал, но призывал к соблюдению режима. Довод простой: сама не спишь -другим не даешь. А завтра работа. В жизни часто встречаются люди с двойственным характером. Один с окружающими любезный - дома хам, на работе очень демократичный руководитель - в семье тиран, в родном городе считается невинной овечкой - в командировке с мужчинами отрывается «по полной программе», или наоборот. Как утверждают философы: двойственность - неизбежное сочетание. Белое и черное, день и ночь, гений и злодей, любовь и ненависть, бедность и богатство, бог и сатана. Вот и испытывает природа эту двойственность на людях.
Хирман - место, где принимали собранный хлопок, подсушивали перед сдачей. В конце площадки для просушки хлопка было строение из террасы и двух комнат. В одной комнате была конторка, в другой, до приезда студентов, детская комната. В конторке стоял стол бригадира, а все остальное застилалось курпачами (узкие ватные, стеганые одеяла). Плов подавался на лагане (круглое, глубокое блюдо размером от 20 до 50 см.). Перед пловом полагалось выпить две-три пиалки водки. Когда бутылка заканчивалась, все приступали к еде. Плов, как известно, таджики едят руками. Этому искусству научился и я. В конце трапезы шло обсуждение прошедшего дня. Иногда бригадир брался за дутар и начинал петь свои народные песни. Когда он брал в руки дутар, я вздрагивал. Ильф и Петров содрогнулись, когда запел индеец, предвидя дополнительные поборы за пение, а я содрогнулся от предстоящей длительности исполнения. Бригадир пел без останова часа три. Но я, для уважения, выслушивал его до конца. О чем он пел, так и ни разу не рассказал. Наверное, о горной Матче, красивой девушке, сидящей на берегу горной речки, у которой «полумесяцем бровь».
Туркмения, офицер-пограничник:
Часто бывали мы на уборке хлопка. Убирать тонковолокнистый хлопок - это задача потруднее и кропотливая. В Туркмении убирают хлопок, в основном, женщины и школьники. Когда я привозил личный состав убирать хлопок, я старался правильно организовать работу. У меня работали все: лично я, сержанты и курсанты. Для руководства работами в поле, выезжал с подразделения кто-то один из офицеров - я, или мой заместитель. При прибытии на уборку хлопка, я, на исходном положении, становился на краю по середине поля и брал себе 2 рядка, каждому сержанту указывал по 3 рядка, каждому курсанту - по 5 рядков; одевали на себя белые передники с большим карманом для хлопка, и, по моему сигналу, все начинали работу одновременно. Поэтому был у меня в подразделении порядок, все трудились, никто беготней по полю не занимался, как это наблюдалось в других подразделениях, где офицеры собирались вместе, судачили, сержанты делали то же, что и офицеры, а подчиненные, глядя на них, только бегали и дурачились по полю. Главное в успехе любого дела - четкая организация действий и личный пример командира. Я старался делать именно так.
Подразделения пограничного отряда на уборку хлопка могли привлекаться до самого ноября месяца, то есть до начала дождей. После дождей уборка хлопка в колхозах продолжалась, но этот хлопок за 1-й сорт уже не шел.
Лернер Петр Михайлович. профессор, В Самаркандском мединституте - 1978-93 гг Зав.кафедрой,Декан.
НА ХЛОПКОВЫХ ПЛАНТАЦИЯХ. Уже было темно, когда нас привезли в один из совхозов и разгрузили возле огромного сарая. Нашему взору предстали сплошные, во всю длину здания настилы (нары) из досок, уложенных в три яруса. Вдруг кто-то во весь голос запел "Бухенвальдский набат" и сразу же все подхватили. Это была потрясающе оригинальная находка запевалы и абсолютно естественное в этих условиях зрелище.
Почти в полной темноте целый поток пятого курса педиатрического факультета в присутствии декана и преподавателей исполняет "Набат". Их никто и не собирается прерывать. Несмотря на унизительные условия работы и тяготы повседневного быта, выраженных актов протеста со стороны студентов и преподавателей никогда не было. В 6 часов утра забегает ко мне доцент Левин и с порога кричит: "Петр Михайлович, все закрепленные за мной пять групп, побросав вещи, сбежали с хлопка. Я зашел в школу, где они располагались, чтобы вместе пойти на поле, но абсолютно никого там не застал". - А на чем они уехали? - спросил я. - Не знаю, думаю, на автобусе. - А им известны поля, где они сегодня должны собирать? - Да, на том же участке, где и вчера. - А вы туда ходили? - Нет. - Так пойдите. Через 20 минут забегает абсолютно счастливый и весь сияющий Левин: "Петр Михайлович, все, оказывается, уже на участке и даже собирают хлопок. Вот как они меня здорово разыграли! Я знал, что они меня не подведут и не могут просто так уехать." Этот опытный хирург и всеми уважаемый человек неподдельно радовался тому, что студенты "нашлись". Оказывается, как мало надо человеку для полного счастья на хлопковых плантациях.
Заходит заведующий кафедрой глазных болезней профессор Юсупов: - Петр Михайлович, нас ждут большие неприятности. Студенты покинули поле и направляются колонной под знаменами(?) в штаб факультета. Это забастовка и я точно знаю, кто зачинщик. Их всех надо наказать, иначе накажут нас. Я им обещал, что Вы как декан снимете у всех стипендию, а зачинщика отчислите из института. У меня со студентами сложились прочные и дружеские отношения. Я к ним всегда обращался только на Вы и вел непримиримую борьбу с преподавателями, которые унижали студентов.
Я спросил Юсупова, а причем здесь стипендия. Им разве выдавали стипендию за сбор хлопка? Какие зачинщики? Я ему сказал, чтобы он даже не подумал кому-либо рассказать о случившемся и попросил со студентами вообще не разговаривать на эту тему и уклоняться от встречи с ними. Сам я тоже покинул штаб факультета. Я отдавал себе полный отчет, чем может обернуться эта невинная шутка. Если об этом прослышат в институтском штабе, то тут же создадут "авторитетную комиссию" и запросто нам сошьют громкое дело. Счастье, что Юсупов еще никому об этом не рассказал.
Гарантией того, что он будет и дальше молчать, была его невероятная боязливость. А что студенты? Притихли и напряженно стали ждать сурового возмездия. У некоторых начали сдавать нервы. На второй день ко мне подошла староста потока и начала слёзно каяться. Я сделал вид, что первый раз об этом слышу, спросил, о каких знаменах идет речь. Она рассказала, что они глупо пошутили и очень сожалеют о содеянном. А дело обстояло так. В этот очень жаркий день им по халатности не привезли ни одной фляги с водой. И всего за 20 минут до окончания работы они подобрали палки, нацепили на них разные платки и с песнями двинулись к школе, где их и застал Юсупов. Я её внимательно и совершенно безучастно выслушал, ничего не ответил и обрадовал, что через 6 дней у них будет праздник - "банный день". Авторитет Юсупова у студентов поднялся до небес.
ЧП. Мне позвонили из общеинститутского штаба, что завтра будут перевозить студентов пятого курса педиатрического факультета на другой участок и за студентами пришлют МАШИНЫ. Однако вместо машин прислали три трактора, к каждому из которых были прикреплены по 2 огромные тележки, на которых обычно перевозят хлопок. Тележки были неустойчивыми и в любую минуту могли перевернуться. Я в самой категорической форме запретил "грузить" студентов на эти тележки. Разразился скандал. Вначале мне позвонили из штаба и пригрозили, что будут крупные неприятности.
Я отказался подчиниться этому незаконному указанию. Вскоре прибыла целая делегация - директор совхоза, секретарь парторганизации мединститута и начальник районной Госавтоинспекции. На меня начали давить. Самое любопытное, что госавтоинспектор не только меня не поддержал, но заявил, что переброска людей тележками производится повсеместно и нигде никогда никаких аварий не было. Он сказал, что тележки будут сопровождать два автоинспектора и он берет всю ответственность на себя. Секретарь парторганизации мне пригрозил, что если я не отменю своего распоряжения (его я написал от руки на клочке бумаги и лично вручил директору совхоза), то сегодня вечером мое безответственное(?) поведение обсудят на бюро парткома института.
Полностью осознавая свою правоту, я ему сказал, если они все считают, что я неправ, что же им мешает самим дать указание о перевозке студентов, но я свое решение не изменю. Через три часа к нам прибыли грузовые машины, оборудованные сидениями специально под перевозку людей. Но более половины рабочего дня уже было потеряно. Мне предложили прибыть к 20 часам на бюро парткома. Я приехал. В штабе почти никого не было. Примерно через 30 минут появился ректор, секретарь райкома и партком института. Они мне сказали, что бюро перенесено и пригласили в смежную комнату, где всех нас ждал вкусный плов. Засиделись мы допоздна.
Однако к разговору о моем "антипартийном" поступке почему-то уже никто не возвращался. Лишь на следующий день я узнал, что случилось. На смежных с нами участках хлопок собирали студенты Самаркандского университета. Когда не удалось меня уломать и заставить отменить запрет на погрузку, все эти трактора и тележки направили туда и без всяких происшествий перевезли студентов университета на раннее намеченные для нас участки. Это послужило еще одним подтверждением того, что я был неправ и меня следует строго наказать. Однако поздно вечером, когда уже развозили студентов после работы, случилась страшная трагедия - одна тележка перевернулась. Два студента погибли на месте, а пять человек получили тяжелые травмы, в том числе один из студентов с переломом позвоночника остался парализованным на всю жизнь. Наказали ректора университета, секретаря парткома, декана факультета. Судили лишь одного - беспринципного автоинспектора. Ко мне отношение еще более ухудшилось: руководство не смогло мне простить свой конфуз.
Групповое изнасилование? 1974 год. 4-й курс педиатрического факультета на сборе хлопка. В 11 часов вечера за мной в штаб факультета приехал бухгалтер колхоза, на территории которого студенты нашего факультета собирали хлопок. Он сказал, что следователь Сиабского районного отделения милиции города Самарканда требует, чтобы я сейчас же прибыл в правление колхоза. Меня встретил весьма агрессивно настроенный молодой человек. Осведомился, действительно ли я декан и сообщил, что задержаны с поличным четыре студента педфака, совершившие групповое изнасилование, сопряженное с разбоем, по предварительному сговору. В грубой форме спросил, знаю ли я, что как декан несу личную ответственность за происшедшее. Я ему ответил, что личную ответственность несут те, кто это изнасилование совершил, а так как оно имело место в институте, территориально относящемся к их отделению милиции, то и с них спросят за то, что не смогли предупредить изнасилование.
У меня были все основания так утверждать потому, что за месяц до случившегося я официально обратился в милицию и просил привлечь к ответственности зачинщика и организатора настоящего изнасилования в связи с разбоем, который он учинил в общежитии и с уже имевшей место попыткой изнасилования, однако милиция не приняла никаких мер. Начался допрос потерпевшей. Она сказала, что студент, по поводу которого я уже обращался в милицию, сорвал с неё золотую цепочку, жестоко избил, затем изнасиловал, а потом пригласил еще трех студентов принять участие в половом акте. Она заявила, что к остальным участникам у неё нет претензий и что с ними она вступала в интимную связь и раньше по взаимному согласию. Состоялся суд и всех четырех студентов приговорили к длительным срокам тюремного заключения.
Это дело приобрело широкий резонанс. Мы с тревогой ждали заседания бюро обкома КП Узбекистана. У ректора был прочный естественный иммунитет. Скоро приемные экзамены и зачисление в институт. Начальство уже готовило списки абитуриентов, подлежащих зачислению в институт. Пока еще этот ректор их не подводил, а как себя может повести новый ректор, трудно предвидеть. Нетрудно догадаться, что НА ЗАКЛАНИЕ по всем показателям (включая пятую графу) подходит декан факультета. Но тут вышли сразу две существенные помехи. Первая. Декан по поводу студента, организовавшего настоящее изнасилование, за месяц до этого события уже обращался к ректору насчет его хулиганских действий в общежитии и ректором ему был вынесен строгий выговор.
Потом я обратился в милицию по поводу его повторных хулиганских и разбойных действий. Однако милиция не приняла никаких мер. Вторая и скорее всего, самая главная помеха состояла в том, что под моим научным руководством защитили диссертации дети крупных чиновников и они просили меня не беспокоиться и не переживать. А поэтому наказали начальника милиции, который не принял никаких мер по жалобе деканата педфака. А бюро обкома по этому вопросу, как вы уже, очевидно, догадались, сначала отложили, а потом отменили. "
*************************************
В южных штатах Америки:
живой музей - можно посмотреть на быт и самим пособирать хлопок - как это делали рабы