Ортенберг Фред Самойлович. Физик. Специалист по оптике и спектроскопии 1
"..Для завершения образования, помимо освоения учебной программы и защиты дипломной работы, каждый выпускник должен был получить личную характеристику, подписанную, как говорили, треугольником факультета: деканом, парторгом, профсоюзным комитетом. С момента поступления в университет в повседневном своем поведении я руководствовался правилом, привитым мне родителями, которое в образной форме гласило: из окна движущегося трамвая высовываться запрещено. На протяжении учебы я старался вести праведный образ жизни, с преподавателями в конфронтацию не вступал, с сокурсниками поддерживал дружеские отношения и при студенческих разборках за пределы допустимых норм не выходил.
Поэтому, как я и ожидал, характеристику получил положительную. На выпускном вечере мне вручили диплом с отличием об окончании ДГУ и прикрепили на лацкан пиджака нагрудный ромбовидный знак, который в то время выдавали только выпускникам Госуниверситетов. Я очень гордился этим знаком. «Мои университеты» закончились, и пришло время, как говорили на Руси, «идти в люди».
Источник https://z.berkovich-zametki.com/avtory/fortenberg/
На пути достойного устройства на работу вновь возникли препятствия: анкетные данные и пресловутый пятый пункт. Несмотря на огромное желание преподавателей кафедры «Оптика и спектроскопия» оставить меня на кафедре, приняв в аспирантуру и создав условия для защиты диссертации, все понимали, что ректорат не пропустит мою кандидатуру. Заведующий кафедрой придумал, как ему казалось, хитрый ход и обратился к ректору с просьбой принять меня на работу на вакантную низовую должность лаборанта, полагая, что через несколько лет я, оставшись работать лаборантом на кафедре, сумею защитить кандидатскую диссертацию соискателем, безо всякой аспирантуры. Но ректор был не дурак, раскусил наш «коварный» замысел, на моем заявлении о приеме на работу в качестве лаборанта начертал: «отказать» и тут же заполнил вакансию, приняв на лаборантское место выпускника школы.
Единственное, что удалось моему покровителю, - это помочь устроиться на временную работу на один год ассистентом кафедры физики в Вечерний металлургический институт в расположенном недалеко городе Днепродзержинске. Зарплата была низкая, из этих средств оплачивались съемное жилье и регулярный проезд из города в город на поезде. Социальные льготы в контракте отсутствовали, также, как и какие-либо обязательства администрации по моему трудоустройству в следующем году. Короче, работенка - ничего хорошего, но все-таки лучше, чем отработать три года учителем физики в неполной школе в сибирской деревне. Именно такое направление на работу я получил от комиссии по распределению выпускников, при том, что спрос на физиков в стране был велик, и большая часть моих сокурсников, независимо от их успехов во время учебы, распределилась в научно-исследовательские институты, высшие учебные заведения. техникумы, в городские средние школы, на крупные предприятия.
Мое устройство на работу в Вечерний металлургический институт началось с визита к заведующему кафедрой физики - кандидату физико-математических наук Гаргеру Константину Сергеевичу (КС). КС оказался современным и спортивным мужчиной сорока пяти лет. Следует отметить, что мой предполагаемый начальник мне сразу же понравился и открытым взглядом, и откровенным разговором. Он поделился своими планами относительно активизации на кафедре научных исследований и пожаловался, что кафедра маленькая, что уже принятые на работу сотрудники, к сожалению, помимо учебной нагрузки, заниматься наукой не могут.
КС сказал, что давно ищет молодого человека, способного совмещать обучение студентов с научной деятельностью, но пока безуспешно. Я кратко рассказал о моей подготовке и дал согласие на его предложение. КС позвонил директору института и договорился о встрече, взял мое заявление о приёме на работу и попросил меня зайти через полчаса. Когда я вернулся, КС передал мне заявление с положительной резолюцией директора, попросил пройти в отдел кадров и подписать договор о зачислении меня на должность ассистента сроком на один год. Через день я уже принимал участие в заседании кафедры. Меня познакомили с коллективом кафедры, с моими обязанностями, с учебной нагрузкой и расписанием занятий со студентами.
Курс физики, общий для студентов всех специальностей, преподавали в течение пяти семестров (2,5 года). Лекции читали доценты, ассистенты проводили лабораторные и семинарские занятия. Лабораторные работы (на сленге - лабораторки) студенты выполняли по инструкциям и на оборудовании, которые уже применялись в предыдущие годы. Физические задачи, предлагаемые на семинарских занятиях, также были традиционными и были мне хорошо известны. Так что я учебную программу освоил легко и быстро, и поэтому работу свою выполнял безо всякого напряжения.
Правда, через некоторое время известную неудовлетворенность у меня начало вызывать однообразие в моей работе - через одну и ту же лабораторку, которая выполнялась каждым студентом индивидуально, в течение семестра следовало прокачать не менее 150 человек. Проверяя протоколы измерений в студенческих отчетах, я уже заранее знал, какую ошибку и в каком месте допустит тот или иной студент. Многократное повторение одного и того же сюжета утомляло меня, но постепенно я привык к этой рутине, и она перестала меня тяготить. Затраты времени на выполнение своих обязанностей были незначительными, так что в целом работа ассистента мне казалась необременительной.
Отношения между сотрудниками кафедры были спокойными и деловыми, а заведующий кафедрой оказался человеком принципиальным и порядочным. КС был принят на работу в институт по конкурсу лет пять назад и переехал тогда в город Днепродзержинск с женой и сыном. Он считал себя учеником легендарной плеяды харьковчан-ядерщиков, которые в 1932 году в Украинском физико-техническом институте впервые расщепили ядро атома лития. Эти молодые физики были заточены на атаку ядра, работали с невероятным энтузиазмом и совершили подвиг.
Для разрушения атомных ядер они использовали протоны, ускоренные с помощью высоковольтного генератора Ван де Граафа. У многих людей такие устройства ассоциируются с огромными металлизированными сферами, между которыми с шипением проскакивают электрические разряды, напоминающие молнии. Подобные электростатические генераторы - в то время лучшие в мире - разрабатывал и создавал харьковский физик Антон Вальтер - автор нескольких монографий по ядерной физике.
Сравнивая Большой адронный коллайдер - самый крупный современный ускоритель частиц, построенный мировым сообществом в горах на франко-швейцарской границе - с ускорителями, используемыми в 30-тые годы прошлого века, поражаешься, как далеко шагнула за прошедшие годы техника физического эксперимента по масштабу и сложности.
Поэтому такой восторг вызывает смелость пионеров ядерных исследований и принципиальная важность результатов, полученных первопроходцами харьковской школы. Именно с таким достойным их представителем, уже упомянутым академиком А. Вальтером, КС поддерживал длительные дружеские отношения. За время моей работы в институте Вальтер несколько раз приезжал к нам в город и гостил по несколько дней, консультировал, читал лекции. Приезжал он почему-то преимущественно зимой. Я запомнил его зимние визиты потому, что он никогда не носил пальто - у него его просто не было. Когда он раздетый, в короткой кожанке, без головного убора совершал прогулки по заснеженному городу, то это вызывало удивление у горожан.
Но когда мы с ним приходили на металлургический комбинат, в цех, и он отказывался надеть каску, то нам приходилось убеждать его выполнить требование по технике безопасности. Была у него еще одна странность или слабость - в течение дня он обязательно выпивал не менее половины бутылки хорошего коньяка, оставаясь совершенно трезвым. Но это все - мелочи, главное, он был невероятно эрудированным и простым в обращении человеком, на его лекциях - содержательных и образных - я старался не пропустить ни одного слова.
КС перенял у харьковских физиков опыт напряженного, героического труда и пафос того времени. Образованность и культуру речи, мне кажется, КС также позаимствовал у своих старых коллег - лекции и занятия со студентами оп проводил блестяще. В день нашего знакомства КС рассказал о перспективном научно-техническом проекте, который он мечтает осуществить в ближайшие годы. Речь шла об автоматизации металлургического производства. Идея была, как говорится, в тренде, так как в это время появились первые вычислительные машины, а управление производством черных металлов осуществлялось по старинке вручную. К сожалению, в изложении КС идея выглядела утопической и наивной. Он и сам понимал, что идея сырая и нуждается в серьезной научной и технической проработке. Несколько последующих лет мы занимались наполнением идеи конкретным содержанием и получили положительный результат. Я попытаюсь по-простому на пальцах объяснить суть проекта в таком виде, как он выглядел уже при его завершении.
Бессемеровский конвертер представляет собой сосуд грушевидной формы, выполненный из стального листа и выложенный изнутри термостойкой кирпичной кладкой. Сверху в суживающейся части конвертера - горловине - имеется отверстие, служащее для заливки чугуна и выпуска стали. Получение стали в конвертере происходит при продувке жидкого чугуна атмосферным воздухом, подаваемым под давлением. В классическом конвертере воздух поступает в полость конвертера через сквозные отверстия, имеющиеся в днище конвертера.
Превращение чугуна в сталь происходит благодаря окислению кислородом примесей, содержащихся в чугуне, в частности, благодаря выгоранию углерода. Продукты выгорания после прохождения расплава вырываются из конвертера наружу через его горловину в виде раскаленного факела. Процесс продувки заканчивается, когда содержание оставшегося углерода достигнет заданного значения. Для определения содержания углерода в ванне продувка временно приостанавливается, конвертер наклоняется и через горловину специальной ложкой отбирают из расплава образцы металла, которые немедленно отправляются на экспресс-анализ. Если концентрация примесей соответствует требованиям, то плавка считается завершенной; если не соответствует, то конвертер возвращается в вертикальное положение и продувка продолжается до получения требуемого состава стали.
Повалка (наклон) конвертера, взятие пробы для анализа, возврат контейнера в рабочее состояние, продолжение продувки занимают много времени и труда и снижают продуктивность производства стали. К сожалению, в то время отсутствовали способы анализа процессов, происходящих в ванне во время передела чугуна в сталь, пригодные для точного прогноза момента окончания продувки. Управление конвертером осуществлялось вручную опытным специалистом - конверторщиком. Именно он, используя косвенную информацию, поступающую в течение продувки, ориентировочно оценивал состояние расплава и давал команду на повалку конвертера для взятия пробы стали.
Мы обратили внимание на характер изменения излучения раскаленного факела в процессе производства и обнаружили закономерности в изменении цвета пламени по мере приближения к завершению плавки. Мы изучили спектры излучения факелов для большого числа реальных процессов выплавки стали в условиях работы цеха и обнаружили несколько спектральных диапазонов, излучение в которых позволяет оценить с достаточной точностью состав расплава в каждый момент времени и предсказать, когда следует произвести остановку конвертера и разливку готовой стали, не проводя предварительного химического анализа проб.
Результаты наших исследований были опубликованы в научно-технических журналах и послужили основой для создания автоматизированной системы управления (АСУ) бессемеровским конвертером на базе применения средств вычислительной техники. Исходными данными для управления служили электрические сигналы, поступающие с нескольких фотоэлементов, снабженных оптическими фильтрами, которые смотрели в центр факела во время продувки конвертера. Электронной вычислительной машиной (ЭВМ) стала первая цифровая ЭВМ «Днепр» на полупроводниковых элементах, созданная в Киеве академиком В.М. Глушковым и его соратниками.
Виктор Михайлович являлся в Советском Союзе главным идеологом программы по разработке АСУ для различных технологических процессов, включая наш проект АСУ сталеплавильного производства. Он уделял много внимания проекту, часто приезжал в Днепродзержинск, вникал во все детали проектирования программно-технических средств, принимал непосредственное участие в разработке. Являясь рядовым исполнителем проекта, я в дни его командировок к нам работал с ним бок о бок, что называется, рядом в течение всего дня, надолго задерживаясь по вечерам. У него были невероятные умственные способности, в народе в таких случаях говорят, что у человека - светлая голова. Виктор Михайлович Глушков мгновенно решал сложнейшие математические задачи, находил выход из самых запутанных ситуаций. Я поражался его интуиции. Он был бесспорной душой нашего проекта.
Итак, весящий сотни тонн конвертер, в котором происходит передел чугуна в сталь, находится в заводском цеху в Днепродзержинске. Управляющая машина, занимающая несколько комнат, размещается в институте в Киеве. Системы связи, которые известны в настоящее время, не только не существовали в те времена, но и о возможности создания их в будущем никто даже не задумывался. Единственной системой, предназначенной для передачи и приема электрических сигналов на расстояние, являлась система телеграфной связи. Телеграфные аппараты и были использованы в нашем проекте - один аппарат стоял в бессемеровском цехе, второй - рядом с ЭВМ.
С началом продувки конвертера передатчик цехового телеграфного аппарата передавал данные о состоянии расплава и сигналы с фотоприемников в Киев. Приемник Киевского телеграфного аппарата принимал данные и вводил их в ЭВМ «Днепр» для обработки и вычисления момента завершения плавки. Полученный результат ЭВМ передавала на телеграфный передатчик, управляющий сигнал принимался приемником в цеху и поступал на исполнительные механизмы конвертера для проведения его повалки и разлива готовой стали. Таким образом сталеплавильный процесс осуществлялся автоматически от начала до конца. Анализ примесей в полученных слитках показал, что сталь соответствует предъявленным требованиям.
Мы провели несколько подобных пробных плавок, подтвердивших работоспособность АСУ, использующей излучение, поступающее от факела бессемеровского конвертера, для управления процессом производства стали. За год до этих успешных экспериментов я подал от коллектива авторов заявку на изобретение способа управления бессемеровским конвертером во Всесоюзный научно-исследовательский институт государственной патентной экспертизы. При рассмотрении материалов формула и описание изобретения были несколько откорректированы, и в итоге нам выдали авторское свидетельство. Я очень горжусь, что среди авторов изобретения моя фамилия стоит рядом с выдающимся ученым В.М. Глушковым. Отмечу, что мне доставляло удовольствие не только участие в таком важном научном проекте, но и денежное довольствие, которое я получал в дополнение к моей мизерной зарплате ассистента.
Возвратимся, однако, от научной деятельности к моей основной учебной нагрузке. Студенты нашего института работали на Днепродзержинском комбинате доменщиками, сталеплавильщиками, прокатчиками, коксохимиками, чиновниками, рабочими. Они связали свою судьбу с черной металлургией и большинство успешно продвинулось в своей профессии - стали начальниками цехов, начальниками смен, горновыми, сталеварами, начальниками производств, лабораторий, машинистами сложных металлургических кранов и т.п. Многие из них добились таких высоких должностей, начав простыми рабочими и проработав десятки лет на комбинате.
Однако, занимать такую должность мог только инженер с высшим образование, и они вынуждены были поступить в наш институт, чтобы его получить. В их среде у меня появилось много друзей, так что о жизни, бедах и радостях комбината я узнавал не из газет. Непрерывно общаясь с преподавателями и студентами, я быстро сросся с населением маленького городка. Я хорошо понимал, насколько тяжело студентам-вечерникам совмещать учебу в высшем учебном заведении с опасной и изнурительной работой в условиях металлургического производства, с семейными проблемами, бытовой неустроенностью, и старался помогать им в учебе. Многие из них сохраняли со мной добрые отношения, даже закончив изучение общеобразовательных предметов и перейдя на старшие курсы.
Помимо этой категории бывалых людей, в институте училась молодежь, поступавшая в институт сразу же после окончания средней школы. Заручившись справкой с места работы или действительно устроившись на какую-нибудь легкую работу, они получали высшее образование, не выезжая из родного города. Как правило, это были дети состоятельных родителей, отпрыски отцов города, руководителей комбината и даже преподавателей нашего института.
Многие из них устраивались в наш институт на вспомогательные работы, на рабочие должности с незначительной загруженностью, да и что там греха таить, на мнимые рабочие места, оплачиваемые заинтересованными спонсорами института. В результате, в коллективе сотрудников института образовалась комсомольская группа. Сразу же после моего поступления на работу дирекция и партком предложили мне, как комсомольцу, возглавить этот молодежный состав, и, несмотря на мои «отнекивания», сделали меня секретарем институтской комсомольской организации, соблюдая все избирательные процедуры. Мне удалось формализовать работу секретаря до предела, ограничившись одним ежегодным собранием молодых коллег и отчетом об успехах для парткома. Зато, являясь секретарем комитета комсомола, я, как было положено по протоколу, становился членом ученого совета института.
...Наше знакомство с Леонидом произошло на вступительных экзаменах в институт. Леонид был членом приемной комиссии, а меня назначили экзаменатором по физике. Штатные преподаватели на учебных каникулах, когда проходили вступительные экзамены, отдыхали и неохотно приходили на работу, а я, как сотрудник на временном контракте, обязан был посещать институт ежедневно, и поэтому меня активно использовали на экзаменах абитуриентов. Серьезного конкурса для поступающих в наш институт не было - практически большая часть выдержавших экзамены абитуриентов принималась на учебу. Важно было не получить неудовлетворительную оценку ни по одному из предметов.
На первом заседании приемной комиссии её председатель, он же директор института, подозвал меня и Леню к себе и попросил Леню ознакомить меня, как новичка, с особенностями приемных экзаменов. Впрочем, особенности я ощутил мгновенно - от всех участников заседания, включая дам, исходил стойкий аромат выдержанного коньяка. Леня тотчас же показал мне аудитории, приспособленные для экзаменов, и вынув из бокового кармана плоскую бутылочку и две рюмочки, предложил закрепить наше знакомство, и без перерыва - выпить за успех экзаменов. Я понял, что начинается иная жизнь, но не стал противиться приходу нового.
За два дня до экзаменов ко мне подошел весьма уважаемый мною человек, заведующий одной из профильных кафедр института, профессор, и поделился радостью, что его внук собирается поступать в наш институт, что первый вступительный экзамен у него - физика, и, хотя мальчишка он сообразительный, было бы здорово, если бы я проконтролировал ситуацию. Я, как мог, успокоил старика и, не беря на себя обета, выразил свою убежденность, что все будет хорошо. Дальше все покатилось, как снежный ком. Казалось, что у всех моих приятелей появились родственники, близкие друзья или коллеги, поступающие в наш институт в этом году и нуждающиеся в поддержке со стороны экзаменационной комиссии. Рано или поздно просьбы о содействии сопровождались коньячным подношением.
Распитие происходило тут же во время экзаменов или после их окончания в специально оборудованной для застолья комнатке. Перспектива спиться становилась реальной, и единственным спасением была скоротечность приемных экзаменов. Таков был принятый жизненный стиль, и такой образ поведения всех участников процесса приема студентов в институт отрабатывался годами. Я успешно прошел через это нешуточное испытание, благодаря моему новому другу и наставнику, который оказался намного более устойчивым к спиртному, нежели я, и который наблюдал за мной и останавливал, если в этом была необходимость.
...Интересно, что на кафедре химии старшим лаборантом работала родная сестра видного общественного деятеля Леонида Брежнева, впоследствии Генерального секретаря компартии. Сам же бывший Генсек был родом из Днепродзержинска, окончил наш Вечерний институт, в городе проживало много его родственников, его родной брат работал начальником большого сталеплавильного цеха. Вера Ильинишна - так звали сестру Генсека - была женщиной в возрасте, при большом числе очаровательных внуков. Никаких дивидендов от родства с именитым братом она не получала, была женщиной спокойной, скромной и доброй, нас с Леней она опекала, как детей, следила за нашими любовными похождениями, подкармливала свежими домашними пирожками.
Я проработал в институте пять лет, заключая в начале каждого последующего учебного года временный договор на работу сроком на один год, В водовороте событий, случившихся со мной за этот период, я существенно изменился: прошел педагогическую практику, освоил методы проведения сложных технических проектов, получил навыки общения с людьми, набрался жизненного опыта. В институтской среде я чувствовал себя уверенным и как человек, и как специалист.
Поэтому после пяти лет безупречной работы я посчитал, что мой испытательный срок завершен и что мне пора по конкурсу занять штатную должность ассистента, такую же, какую занимали остальные мои коллеги по кафедре. Согласно действующему положению, конкурс на замещение вакантных должностей в институте проводил ученый совет на своем заседании. Кандидатура соискателя проходила по конкурсу, если при тайном голосовании за неё было подано более половины голосов членов ученого совета. Ученый совет института состоял из 13 человек, и я, как секретарь комсомольской организации, был в числе членов Совета. Следовательно, при голосовании по моей кандидатуре достаточно было получить 6 голосов «за» и мой собственный 7 голос решал вопрос положительно.
Я мог ожидать, что секретарь парткома, председатель месткома, заведующий кафедрой научного коммунизма, заведующий кафедрой математики из-за своих антисемитских предрассудков могут проголосовать «против», но у остальных членов совета не было никаких оснований бросить в урну черный шар. На заседании ученого совета в этот раз рассматривались конкурсные дела на четыре вакантных должности, включая и моё дело, которое оказалось последним. Первые три голосования прошли без сучка и задоринки, кандидаты соответствовали должностям, на которые они претендовали, все они прошли по конкурсу, набрав по 11-12 голосов «за».
Приступили к обсуждению моей кандидатуры, зачитали официальные характеристики, в которых я был назван требовательным и знающим преподавателем, одаренным научным работником, активным общественником, выступили заведующий кафедрой физики и секретарь парткома с самыми лестными словами в мой адрес, раздали бюллетени для голосования, счетная комиссия вскрыла ящик с бюллетенями, и результат подсчета голосов ошеломил присутствующих: 6 голосов «за» и 7 голосов «против».
По решению ученого совета института я не прошел по конкурсу на должность ассистента кафедры физики - на должность, которую я, по мнению членов совета, до этого пять лет успешно занимал. Покидая зал заседаний, члены совета старались не смотреть мне в глаза. Решение совета было серьезным ударом и по моему самолюбию, и по моей карьере, и по моему статусу гражданина. В очередной раз мне указали на мое место человека второго сорта. В первый момент от обиды, несправедливости, беспомощности я растерялся. Но поразмыслив, понял, что каждый еврей, живя в галуте, должен научиться держать удары судьбы и быть готовым начинать жизнь заново.
Быстренько собрав свой нехитрый скарб, я покинул отторгнувший меня Днепродзержинск и возвратился в отчий дом.
...По решению ЮНЕСКО - специализированного учреждения ООН по вопросам образования, науки и культуры - 1959 год объявили годом Шолом-Алейхема. В синагоге Днепропетровска мой отец прочитал доклад, посвященный великому писателю. Городской вечер памяти Шолом-Алейхема, организаторами которого выступили отделение Союза писателей УССР и правление Дома ученых, планировалось провести 21 октября в Доме ученых. Отпечатали и разослали пригласительные билеты. Программа вечера включала выступление писателя Федора Залаты, доклад о жизни и творчестве Шолома-Алейхема, который должен был сделать мой отец, чтение произведений юбиляра актрисой Театра русской драмы им. М. Горького народной артисткой Адой Сонц.
Однако в последний момент вечер был отменен, как говорилось в уведомлениях, разосланных участникам вечера, «по техническим причинам». Этот отвратительный инцидент имеет не менее жуткое продолжение. Один из организаторов вечера написал об имевшем место безобразии Илье Эренбургу, и известный писатель посоветовал сообщить об этом факте в ЦК КПСС в отдел литературы. Автор обращения последовал совету писателя, послал письмо в ЦК, откуда жалобу передали в Днепропетровский обком партии. Автора письма вызвали, как говорится, «на ковер», отчитали, организовали увольнение с работы и лишили возможности получить дополнительный заработок. На бандитском жаргоне подобное поведение называется беспределом. В этом случае ни такая авторитетная организация, как ЮНЕСКО, ни маститый советский литератор ничем не смогут помочь бедолаге. Тяжелой окажется дальнейшая судьба жертвы произвола.
Год от года заниматься вопросами по еврейской тематике становилось всё трудней и опасней. Изучение иврита - государственного языка Израиля - считалось одной из опаснейших тем. Язык находился как бы под неофициальным запретом. В 1957 году в Риге арестовали фотографа Иосифа Шнайдера, который организовал кружок по изучению иврита. Его осудили на 4 года за связь с израильским посольством и за намерение «захватить» корабль, чтобы уплыть в Израиль. Значительно позже известный отказник Иосиф Бегун был арестован в Ленинграде за то, что преподавал иврит и организовывал еврейский самиздат. Он получил по полной программе: семь лет лагерей и пять ссылки. Однако отец, несмотря на опасность, посчитал преподавание языка делом законным.
За всю жизнь он накопил колоссальный педагогический опыт, иврит освоил еще в хедере на отлично, и поэтому начал обучать ивриту группу молодых людей, готовящихся к отъезду в Израиль. Пока учеников было двое, учеба успешно продвигалась вперед. Но когда число желающих изучать язык возросло и об успехе группы учеников узнала еврейская общественность, отца пригласили на беседу в компетентные органы и предупредили о недопустимости распространения языка недружественной страны среди советского населения.
Папа на первый вызов не отреагировал, и тогда его вызвали повторно и уже в жесткой устрашающей форме запретили преподавать иврит. На допросе отец держался независимо до тех пор, пока не начали интересоваться, где работает его сын и чем он занимается. После последнего визита отца в органы мама устроила ему такой разнос, что он немедленно свернул свою педагогическую деятельность. Мои родители считали для себя непреложным законом заботу о моем благополучии. Себе они не могли позволить ничего, что могло бы представлять для меня опасность. И они решили, что продолжение обучения евреев ивриту может повредить моей карьере физика.
...наша семья после моего провала на конкурсе была озабочена моей дальнейшей судьбой. Используя связи родителей, свои знакомства, я долгое время бегал в поисках работы, но предлагали мне работу или временную, или низкооплачиваемую, или бесперспективную, или работу не по специальности. В еврейской истории, когда положение кажется отчаянным, приходит чудо, как на Хануку, например. Так же и в моей жизни вскоре произошли события, которые иначе, чем чудом, не назовешь.
Я уже говорил, что в университете я получил специальность «Оптика и спектроскопия». В процессе учебы, студенческой практики, дипломного проектирования и работы я исследовал спектры излучения и поглощения атомов в различных средах: в электрических разрядах, в пламени, в нагретых газах и т.п. Спектры представляли собой отдельные линии в разном цвете, одни из них более яркие, другие слабее в зависимости от излучающего вещества, и каждая конкретная линия излучается при переходе электрона в атоме с одного уровня на другой.
Линейчатые спектры были хорошо изучены, с их помощью сделаны открытия, например, наличие гелия в атмосфере Солнца, предложены интересные практические применения, такие как, определение концентрации углерода в стали. В отличие от атомных спектров, спектры молекул исследованы значительно меньше, а их применение для решения практических задач было и вовсе малоизвестно. Между тем, простейшие двухатомные молекулы принимают участие во многих процессах на Земле, например, молекулы азота и кислорода являются основными составляющими атмосферы Земли, водород, закись азота, окись углерода также входят в состав атмосферы в небольших концентрациях.
Излучение также происходит при переходе электронов в молекуле с одного уровня на другой, но на него накладывается колебательное движение ядер атомов, составляющих молекулу, благодаря чему в спектре излучения появляется не линия, а широкая полоса из близко расположенных линий. Поэтому излучение молекул происходит в диапазоне спектра и может влиять на тепловой баланс разогретого газа или низкотемпературной плазмы, где молекулы еще не распались на атомы. Примером такого состояния может являться разогретый газ вокруг спускаемого с орбиты аппарата, газ вокруг ракеты, метеора, или другого тела, проникающего в атмосферу Земли на большой скорости.
Я познакомился с проблемой еще на студенческой скамье и обнаружил, что исходные данные, относящиеся к оптическим свойствам двухатомных молекул, отсутствуют: в частности, я не нашел завершенных научных работ, в которых определялась бы интенсивность излучения в спектральных полосах электронно-колебательных переходов в молекулах газов, составляющих атмосферу нашей планеты. Я решил заполнить этот пробел и на долгие годы погрузился с головой в эти вопросы.
Множество раз, когда выкраивалось свободное от основной работы время, я возвращался к излучению двухатомных молекул и постепенно получил по этой теме новые результаты, включающие базовые параметры молекул, методы расчета для разных систем, конкретные величины излучений для упомянутых молекул. Когда работа была завершена, я подготовил два доклада и представил их от своего имени на Всесоюзную конференцию по спектроскопии.
Советский Союз был обществом закрытым и в международных симпозиумах участия не принимал, а научные достоинства выполненных в стране работ оценивались на Всесоюзных узкопрофильных конференциях, где результаты подвергались тщательному критическому анализу высококлассных специалистов. Оба моих доклада были одобрены оргкомитетом конференции, а один из них в программе конференции удостоился чести быть представленным на пленарном заседании. Приглашение на конференцию я получил вскоре после того, как меня уволили из Металлургического института, и поэтому участие в работе конференции было для меня важным событием.
Я мечтал об успешном выступлении и испытывал смутные надежды на то, что полученные мною новые научные результаты помогут найти подходящую работу для продолжения исследований. Однако события на конференции превзошли все ожидания - это был полный триумф. Мои доклады вызвали небывалый интерес большинства участников, возникло невероятное количество вопросов, началась импровизированная дискуссия, наиболее заинтересованные слушатели окружили меня и долго не отпускали.
Трое интересантов в строгих одинаковых костюмах пытались выяснить, как доклады были опубликованы в сборнике, не получив разрешения компетентных организаций, и можно ли воспроизвести все результаты работы, следуя тексту доклада. Я объяснил им, что являюсь автором-индивидуалистом и никакого института не представляю, а решение о публикации принимал оргкомитет конференции.
Что касается воспроизведения результатов, то я их успокоил, сказав, что это сделать невозможно, поскольку в моих коротких докладах представлены только принципиальные моменты проекта, а многие базовые данные и важные детали, так же, как и ноу-хау, умышленно опущены в текстах. В другой группе схожих между собой инженеров я угадал тепловиков, конструирующих тепловую защиту элементов аппаратов, входящих, например, в атмосферу. Этих людей интересовали конкретные значения оптических характеристик молекул разогретого воздуха, методику расчета которых я изложил в одном из докладов.
Я купался в лучах неожиданно свалившейся славы и переживал своё чудесное воскрешение из небытия. Но это еще не было анонсированным мною чудом. Чудо появилось в этот же день на последнем заседании в перерыве между выступлениями в лице неказистого, среднего роста человека с большим научным портфелем в руках. Представившись, он предложил пройти в удобное для переговоров место, более тихое и спокойное. В глубине зала мы нашли два кресла, уселись друг против друга, мой собеседник (звали его Сергей) предъявил служебное удостоверение старшего научного сотрудник Института теплофизики Сибирского отделения (СО) АН СССР.
Для всех этих категорий сотрудников Института теплофизики я являюсь куратором их деятельности в Москве, включая подбор кадров и прием на работу. Сегодняшнее Ваше выступление на конференции произвело на меня хорошее впечатление, я думаю, что Вы можете принести пользу нашему институту в одном важном проекте, и я готов предложить Вам работу, если Вас это заинтересует.» Я ответил, что предложение его очень заманчиво, но совершенно неожиданно, что я должен подумать, посоветоваться с родителями и уточнить некоторые детали предстоящей работы
Аргументом в пользу принятия положительного решения являлся не только мой статус безработного и безрезультатные поиски достойной работы в городе, но и тот факт, что предстоящая работа в СО будет проходить в течение ближайших двух лет в Москве, зарплата младшего научного сотрудника примерно была равна привычному для меня окладу ассистента, СО гарантировало проживание в Москве в общежитии аспирантов Академии Наук, и оплата проживания была символической. Утром, получив добро по телефону от родителей, я прибыл на конференцию до её начала, встретился с Сергеем, сообщил ему, что принимаю его предложение и готов приступить к оформлению соглашения.
Поэтому, как я и ожидал, характеристику получил положительную. На выпускном вечере мне вручили диплом с отличием об окончании ДГУ и прикрепили на лацкан пиджака нагрудный ромбовидный знак, который в то время выдавали только выпускникам Госуниверситетов. Я очень гордился этим знаком. «Мои университеты» закончились, и пришло время, как говорили на Руси, «идти в люди».
Источник https://z.berkovich-zametki.com/avtory/fortenberg/
На пути достойного устройства на работу вновь возникли препятствия: анкетные данные и пресловутый пятый пункт. Несмотря на огромное желание преподавателей кафедры «Оптика и спектроскопия» оставить меня на кафедре, приняв в аспирантуру и создав условия для защиты диссертации, все понимали, что ректорат не пропустит мою кандидатуру. Заведующий кафедрой придумал, как ему казалось, хитрый ход и обратился к ректору с просьбой принять меня на работу на вакантную низовую должность лаборанта, полагая, что через несколько лет я, оставшись работать лаборантом на кафедре, сумею защитить кандидатскую диссертацию соискателем, безо всякой аспирантуры. Но ректор был не дурак, раскусил наш «коварный» замысел, на моем заявлении о приеме на работу в качестве лаборанта начертал: «отказать» и тут же заполнил вакансию, приняв на лаборантское место выпускника школы.
Единственное, что удалось моему покровителю, - это помочь устроиться на временную работу на один год ассистентом кафедры физики в Вечерний металлургический институт в расположенном недалеко городе Днепродзержинске. Зарплата была низкая, из этих средств оплачивались съемное жилье и регулярный проезд из города в город на поезде. Социальные льготы в контракте отсутствовали, также, как и какие-либо обязательства администрации по моему трудоустройству в следующем году. Короче, работенка - ничего хорошего, но все-таки лучше, чем отработать три года учителем физики в неполной школе в сибирской деревне. Именно такое направление на работу я получил от комиссии по распределению выпускников, при том, что спрос на физиков в стране был велик, и большая часть моих сокурсников, независимо от их успехов во время учебы, распределилась в научно-исследовательские институты, высшие учебные заведения. техникумы, в городские средние школы, на крупные предприятия.
Мое устройство на работу в Вечерний металлургический институт началось с визита к заведующему кафедрой физики - кандидату физико-математических наук Гаргеру Константину Сергеевичу (КС). КС оказался современным и спортивным мужчиной сорока пяти лет. Следует отметить, что мой предполагаемый начальник мне сразу же понравился и открытым взглядом, и откровенным разговором. Он поделился своими планами относительно активизации на кафедре научных исследований и пожаловался, что кафедра маленькая, что уже принятые на работу сотрудники, к сожалению, помимо учебной нагрузки, заниматься наукой не могут.
КС сказал, что давно ищет молодого человека, способного совмещать обучение студентов с научной деятельностью, но пока безуспешно. Я кратко рассказал о моей подготовке и дал согласие на его предложение. КС позвонил директору института и договорился о встрече, взял мое заявление о приёме на работу и попросил меня зайти через полчаса. Когда я вернулся, КС передал мне заявление с положительной резолюцией директора, попросил пройти в отдел кадров и подписать договор о зачислении меня на должность ассистента сроком на один год. Через день я уже принимал участие в заседании кафедры. Меня познакомили с коллективом кафедры, с моими обязанностями, с учебной нагрузкой и расписанием занятий со студентами.
Курс физики, общий для студентов всех специальностей, преподавали в течение пяти семестров (2,5 года). Лекции читали доценты, ассистенты проводили лабораторные и семинарские занятия. Лабораторные работы (на сленге - лабораторки) студенты выполняли по инструкциям и на оборудовании, которые уже применялись в предыдущие годы. Физические задачи, предлагаемые на семинарских занятиях, также были традиционными и были мне хорошо известны. Так что я учебную программу освоил легко и быстро, и поэтому работу свою выполнял безо всякого напряжения.
Правда, через некоторое время известную неудовлетворенность у меня начало вызывать однообразие в моей работе - через одну и ту же лабораторку, которая выполнялась каждым студентом индивидуально, в течение семестра следовало прокачать не менее 150 человек. Проверяя протоколы измерений в студенческих отчетах, я уже заранее знал, какую ошибку и в каком месте допустит тот или иной студент. Многократное повторение одного и того же сюжета утомляло меня, но постепенно я привык к этой рутине, и она перестала меня тяготить. Затраты времени на выполнение своих обязанностей были незначительными, так что в целом работа ассистента мне казалась необременительной.
Отношения между сотрудниками кафедры были спокойными и деловыми, а заведующий кафедрой оказался человеком принципиальным и порядочным. КС был принят на работу в институт по конкурсу лет пять назад и переехал тогда в город Днепродзержинск с женой и сыном. Он считал себя учеником легендарной плеяды харьковчан-ядерщиков, которые в 1932 году в Украинском физико-техническом институте впервые расщепили ядро атома лития. Эти молодые физики были заточены на атаку ядра, работали с невероятным энтузиазмом и совершили подвиг.
Для разрушения атомных ядер они использовали протоны, ускоренные с помощью высоковольтного генератора Ван де Граафа. У многих людей такие устройства ассоциируются с огромными металлизированными сферами, между которыми с шипением проскакивают электрические разряды, напоминающие молнии. Подобные электростатические генераторы - в то время лучшие в мире - разрабатывал и создавал харьковский физик Антон Вальтер - автор нескольких монографий по ядерной физике.
Сравнивая Большой адронный коллайдер - самый крупный современный ускоритель частиц, построенный мировым сообществом в горах на франко-швейцарской границе - с ускорителями, используемыми в 30-тые годы прошлого века, поражаешься, как далеко шагнула за прошедшие годы техника физического эксперимента по масштабу и сложности.
Поэтому такой восторг вызывает смелость пионеров ядерных исследований и принципиальная важность результатов, полученных первопроходцами харьковской школы. Именно с таким достойным их представителем, уже упомянутым академиком А. Вальтером, КС поддерживал длительные дружеские отношения. За время моей работы в институте Вальтер несколько раз приезжал к нам в город и гостил по несколько дней, консультировал, читал лекции. Приезжал он почему-то преимущественно зимой. Я запомнил его зимние визиты потому, что он никогда не носил пальто - у него его просто не было. Когда он раздетый, в короткой кожанке, без головного убора совершал прогулки по заснеженному городу, то это вызывало удивление у горожан.
Но когда мы с ним приходили на металлургический комбинат, в цех, и он отказывался надеть каску, то нам приходилось убеждать его выполнить требование по технике безопасности. Была у него еще одна странность или слабость - в течение дня он обязательно выпивал не менее половины бутылки хорошего коньяка, оставаясь совершенно трезвым. Но это все - мелочи, главное, он был невероятно эрудированным и простым в обращении человеком, на его лекциях - содержательных и образных - я старался не пропустить ни одного слова.
КС перенял у харьковских физиков опыт напряженного, героического труда и пафос того времени. Образованность и культуру речи, мне кажется, КС также позаимствовал у своих старых коллег - лекции и занятия со студентами оп проводил блестяще. В день нашего знакомства КС рассказал о перспективном научно-техническом проекте, который он мечтает осуществить в ближайшие годы. Речь шла об автоматизации металлургического производства. Идея была, как говорится, в тренде, так как в это время появились первые вычислительные машины, а управление производством черных металлов осуществлялось по старинке вручную. К сожалению, в изложении КС идея выглядела утопической и наивной. Он и сам понимал, что идея сырая и нуждается в серьезной научной и технической проработке. Несколько последующих лет мы занимались наполнением идеи конкретным содержанием и получили положительный результат. Я попытаюсь по-простому на пальцах объяснить суть проекта в таком виде, как он выглядел уже при его завершении.
Бессемеровский конвертер представляет собой сосуд грушевидной формы, выполненный из стального листа и выложенный изнутри термостойкой кирпичной кладкой. Сверху в суживающейся части конвертера - горловине - имеется отверстие, служащее для заливки чугуна и выпуска стали. Получение стали в конвертере происходит при продувке жидкого чугуна атмосферным воздухом, подаваемым под давлением. В классическом конвертере воздух поступает в полость конвертера через сквозные отверстия, имеющиеся в днище конвертера.
Превращение чугуна в сталь происходит благодаря окислению кислородом примесей, содержащихся в чугуне, в частности, благодаря выгоранию углерода. Продукты выгорания после прохождения расплава вырываются из конвертера наружу через его горловину в виде раскаленного факела. Процесс продувки заканчивается, когда содержание оставшегося углерода достигнет заданного значения. Для определения содержания углерода в ванне продувка временно приостанавливается, конвертер наклоняется и через горловину специальной ложкой отбирают из расплава образцы металла, которые немедленно отправляются на экспресс-анализ. Если концентрация примесей соответствует требованиям, то плавка считается завершенной; если не соответствует, то конвертер возвращается в вертикальное положение и продувка продолжается до получения требуемого состава стали.
Повалка (наклон) конвертера, взятие пробы для анализа, возврат контейнера в рабочее состояние, продолжение продувки занимают много времени и труда и снижают продуктивность производства стали. К сожалению, в то время отсутствовали способы анализа процессов, происходящих в ванне во время передела чугуна в сталь, пригодные для точного прогноза момента окончания продувки. Управление конвертером осуществлялось вручную опытным специалистом - конверторщиком. Именно он, используя косвенную информацию, поступающую в течение продувки, ориентировочно оценивал состояние расплава и давал команду на повалку конвертера для взятия пробы стали.
Мы обратили внимание на характер изменения излучения раскаленного факела в процессе производства и обнаружили закономерности в изменении цвета пламени по мере приближения к завершению плавки. Мы изучили спектры излучения факелов для большого числа реальных процессов выплавки стали в условиях работы цеха и обнаружили несколько спектральных диапазонов, излучение в которых позволяет оценить с достаточной точностью состав расплава в каждый момент времени и предсказать, когда следует произвести остановку конвертера и разливку готовой стали, не проводя предварительного химического анализа проб.
Результаты наших исследований были опубликованы в научно-технических журналах и послужили основой для создания автоматизированной системы управления (АСУ) бессемеровским конвертером на базе применения средств вычислительной техники. Исходными данными для управления служили электрические сигналы, поступающие с нескольких фотоэлементов, снабженных оптическими фильтрами, которые смотрели в центр факела во время продувки конвертера. Электронной вычислительной машиной (ЭВМ) стала первая цифровая ЭВМ «Днепр» на полупроводниковых элементах, созданная в Киеве академиком В.М. Глушковым и его соратниками.
Виктор Михайлович являлся в Советском Союзе главным идеологом программы по разработке АСУ для различных технологических процессов, включая наш проект АСУ сталеплавильного производства. Он уделял много внимания проекту, часто приезжал в Днепродзержинск, вникал во все детали проектирования программно-технических средств, принимал непосредственное участие в разработке. Являясь рядовым исполнителем проекта, я в дни его командировок к нам работал с ним бок о бок, что называется, рядом в течение всего дня, надолго задерживаясь по вечерам. У него были невероятные умственные способности, в народе в таких случаях говорят, что у человека - светлая голова. Виктор Михайлович Глушков мгновенно решал сложнейшие математические задачи, находил выход из самых запутанных ситуаций. Я поражался его интуиции. Он был бесспорной душой нашего проекта.
Итак, весящий сотни тонн конвертер, в котором происходит передел чугуна в сталь, находится в заводском цеху в Днепродзержинске. Управляющая машина, занимающая несколько комнат, размещается в институте в Киеве. Системы связи, которые известны в настоящее время, не только не существовали в те времена, но и о возможности создания их в будущем никто даже не задумывался. Единственной системой, предназначенной для передачи и приема электрических сигналов на расстояние, являлась система телеграфной связи. Телеграфные аппараты и были использованы в нашем проекте - один аппарат стоял в бессемеровском цехе, второй - рядом с ЭВМ.
С началом продувки конвертера передатчик цехового телеграфного аппарата передавал данные о состоянии расплава и сигналы с фотоприемников в Киев. Приемник Киевского телеграфного аппарата принимал данные и вводил их в ЭВМ «Днепр» для обработки и вычисления момента завершения плавки. Полученный результат ЭВМ передавала на телеграфный передатчик, управляющий сигнал принимался приемником в цеху и поступал на исполнительные механизмы конвертера для проведения его повалки и разлива готовой стали. Таким образом сталеплавильный процесс осуществлялся автоматически от начала до конца. Анализ примесей в полученных слитках показал, что сталь соответствует предъявленным требованиям.
Мы провели несколько подобных пробных плавок, подтвердивших работоспособность АСУ, использующей излучение, поступающее от факела бессемеровского конвертера, для управления процессом производства стали. За год до этих успешных экспериментов я подал от коллектива авторов заявку на изобретение способа управления бессемеровским конвертером во Всесоюзный научно-исследовательский институт государственной патентной экспертизы. При рассмотрении материалов формула и описание изобретения были несколько откорректированы, и в итоге нам выдали авторское свидетельство. Я очень горжусь, что среди авторов изобретения моя фамилия стоит рядом с выдающимся ученым В.М. Глушковым. Отмечу, что мне доставляло удовольствие не только участие в таком важном научном проекте, но и денежное довольствие, которое я получал в дополнение к моей мизерной зарплате ассистента.
Возвратимся, однако, от научной деятельности к моей основной учебной нагрузке. Студенты нашего института работали на Днепродзержинском комбинате доменщиками, сталеплавильщиками, прокатчиками, коксохимиками, чиновниками, рабочими. Они связали свою судьбу с черной металлургией и большинство успешно продвинулось в своей профессии - стали начальниками цехов, начальниками смен, горновыми, сталеварами, начальниками производств, лабораторий, машинистами сложных металлургических кранов и т.п. Многие из них добились таких высоких должностей, начав простыми рабочими и проработав десятки лет на комбинате.
Однако, занимать такую должность мог только инженер с высшим образование, и они вынуждены были поступить в наш институт, чтобы его получить. В их среде у меня появилось много друзей, так что о жизни, бедах и радостях комбината я узнавал не из газет. Непрерывно общаясь с преподавателями и студентами, я быстро сросся с населением маленького городка. Я хорошо понимал, насколько тяжело студентам-вечерникам совмещать учебу в высшем учебном заведении с опасной и изнурительной работой в условиях металлургического производства, с семейными проблемами, бытовой неустроенностью, и старался помогать им в учебе. Многие из них сохраняли со мной добрые отношения, даже закончив изучение общеобразовательных предметов и перейдя на старшие курсы.
Помимо этой категории бывалых людей, в институте училась молодежь, поступавшая в институт сразу же после окончания средней школы. Заручившись справкой с места работы или действительно устроившись на какую-нибудь легкую работу, они получали высшее образование, не выезжая из родного города. Как правило, это были дети состоятельных родителей, отпрыски отцов города, руководителей комбината и даже преподавателей нашего института.
Многие из них устраивались в наш институт на вспомогательные работы, на рабочие должности с незначительной загруженностью, да и что там греха таить, на мнимые рабочие места, оплачиваемые заинтересованными спонсорами института. В результате, в коллективе сотрудников института образовалась комсомольская группа. Сразу же после моего поступления на работу дирекция и партком предложили мне, как комсомольцу, возглавить этот молодежный состав, и, несмотря на мои «отнекивания», сделали меня секретарем институтской комсомольской организации, соблюдая все избирательные процедуры. Мне удалось формализовать работу секретаря до предела, ограничившись одним ежегодным собранием молодых коллег и отчетом об успехах для парткома. Зато, являясь секретарем комитета комсомола, я, как было положено по протоколу, становился членом ученого совета института.
...Наше знакомство с Леонидом произошло на вступительных экзаменах в институт. Леонид был членом приемной комиссии, а меня назначили экзаменатором по физике. Штатные преподаватели на учебных каникулах, когда проходили вступительные экзамены, отдыхали и неохотно приходили на работу, а я, как сотрудник на временном контракте, обязан был посещать институт ежедневно, и поэтому меня активно использовали на экзаменах абитуриентов. Серьезного конкурса для поступающих в наш институт не было - практически большая часть выдержавших экзамены абитуриентов принималась на учебу. Важно было не получить неудовлетворительную оценку ни по одному из предметов.
На первом заседании приемной комиссии её председатель, он же директор института, подозвал меня и Леню к себе и попросил Леню ознакомить меня, как новичка, с особенностями приемных экзаменов. Впрочем, особенности я ощутил мгновенно - от всех участников заседания, включая дам, исходил стойкий аромат выдержанного коньяка. Леня тотчас же показал мне аудитории, приспособленные для экзаменов, и вынув из бокового кармана плоскую бутылочку и две рюмочки, предложил закрепить наше знакомство, и без перерыва - выпить за успех экзаменов. Я понял, что начинается иная жизнь, но не стал противиться приходу нового.
За два дня до экзаменов ко мне подошел весьма уважаемый мною человек, заведующий одной из профильных кафедр института, профессор, и поделился радостью, что его внук собирается поступать в наш институт, что первый вступительный экзамен у него - физика, и, хотя мальчишка он сообразительный, было бы здорово, если бы я проконтролировал ситуацию. Я, как мог, успокоил старика и, не беря на себя обета, выразил свою убежденность, что все будет хорошо. Дальше все покатилось, как снежный ком. Казалось, что у всех моих приятелей появились родственники, близкие друзья или коллеги, поступающие в наш институт в этом году и нуждающиеся в поддержке со стороны экзаменационной комиссии. Рано или поздно просьбы о содействии сопровождались коньячным подношением.
Распитие происходило тут же во время экзаменов или после их окончания в специально оборудованной для застолья комнатке. Перспектива спиться становилась реальной, и единственным спасением была скоротечность приемных экзаменов. Таков был принятый жизненный стиль, и такой образ поведения всех участников процесса приема студентов в институт отрабатывался годами. Я успешно прошел через это нешуточное испытание, благодаря моему новому другу и наставнику, который оказался намного более устойчивым к спиртному, нежели я, и который наблюдал за мной и останавливал, если в этом была необходимость.
...Интересно, что на кафедре химии старшим лаборантом работала родная сестра видного общественного деятеля Леонида Брежнева, впоследствии Генерального секретаря компартии. Сам же бывший Генсек был родом из Днепродзержинска, окончил наш Вечерний институт, в городе проживало много его родственников, его родной брат работал начальником большого сталеплавильного цеха. Вера Ильинишна - так звали сестру Генсека - была женщиной в возрасте, при большом числе очаровательных внуков. Никаких дивидендов от родства с именитым братом она не получала, была женщиной спокойной, скромной и доброй, нас с Леней она опекала, как детей, следила за нашими любовными похождениями, подкармливала свежими домашними пирожками.
Я проработал в институте пять лет, заключая в начале каждого последующего учебного года временный договор на работу сроком на один год, В водовороте событий, случившихся со мной за этот период, я существенно изменился: прошел педагогическую практику, освоил методы проведения сложных технических проектов, получил навыки общения с людьми, набрался жизненного опыта. В институтской среде я чувствовал себя уверенным и как человек, и как специалист.
Поэтому после пяти лет безупречной работы я посчитал, что мой испытательный срок завершен и что мне пора по конкурсу занять штатную должность ассистента, такую же, какую занимали остальные мои коллеги по кафедре. Согласно действующему положению, конкурс на замещение вакантных должностей в институте проводил ученый совет на своем заседании. Кандидатура соискателя проходила по конкурсу, если при тайном голосовании за неё было подано более половины голосов членов ученого совета. Ученый совет института состоял из 13 человек, и я, как секретарь комсомольской организации, был в числе членов Совета. Следовательно, при голосовании по моей кандидатуре достаточно было получить 6 голосов «за» и мой собственный 7 голос решал вопрос положительно.
Я мог ожидать, что секретарь парткома, председатель месткома, заведующий кафедрой научного коммунизма, заведующий кафедрой математики из-за своих антисемитских предрассудков могут проголосовать «против», но у остальных членов совета не было никаких оснований бросить в урну черный шар. На заседании ученого совета в этот раз рассматривались конкурсные дела на четыре вакантных должности, включая и моё дело, которое оказалось последним. Первые три голосования прошли без сучка и задоринки, кандидаты соответствовали должностям, на которые они претендовали, все они прошли по конкурсу, набрав по 11-12 голосов «за».
Приступили к обсуждению моей кандидатуры, зачитали официальные характеристики, в которых я был назван требовательным и знающим преподавателем, одаренным научным работником, активным общественником, выступили заведующий кафедрой физики и секретарь парткома с самыми лестными словами в мой адрес, раздали бюллетени для голосования, счетная комиссия вскрыла ящик с бюллетенями, и результат подсчета голосов ошеломил присутствующих: 6 голосов «за» и 7 голосов «против».
По решению ученого совета института я не прошел по конкурсу на должность ассистента кафедры физики - на должность, которую я, по мнению членов совета, до этого пять лет успешно занимал. Покидая зал заседаний, члены совета старались не смотреть мне в глаза. Решение совета было серьезным ударом и по моему самолюбию, и по моей карьере, и по моему статусу гражданина. В очередной раз мне указали на мое место человека второго сорта. В первый момент от обиды, несправедливости, беспомощности я растерялся. Но поразмыслив, понял, что каждый еврей, живя в галуте, должен научиться держать удары судьбы и быть готовым начинать жизнь заново.
Быстренько собрав свой нехитрый скарб, я покинул отторгнувший меня Днепродзержинск и возвратился в отчий дом.
...По решению ЮНЕСКО - специализированного учреждения ООН по вопросам образования, науки и культуры - 1959 год объявили годом Шолом-Алейхема. В синагоге Днепропетровска мой отец прочитал доклад, посвященный великому писателю. Городской вечер памяти Шолом-Алейхема, организаторами которого выступили отделение Союза писателей УССР и правление Дома ученых, планировалось провести 21 октября в Доме ученых. Отпечатали и разослали пригласительные билеты. Программа вечера включала выступление писателя Федора Залаты, доклад о жизни и творчестве Шолома-Алейхема, который должен был сделать мой отец, чтение произведений юбиляра актрисой Театра русской драмы им. М. Горького народной артисткой Адой Сонц.
Однако в последний момент вечер был отменен, как говорилось в уведомлениях, разосланных участникам вечера, «по техническим причинам». Этот отвратительный инцидент имеет не менее жуткое продолжение. Один из организаторов вечера написал об имевшем место безобразии Илье Эренбургу, и известный писатель посоветовал сообщить об этом факте в ЦК КПСС в отдел литературы. Автор обращения последовал совету писателя, послал письмо в ЦК, откуда жалобу передали в Днепропетровский обком партии. Автора письма вызвали, как говорится, «на ковер», отчитали, организовали увольнение с работы и лишили возможности получить дополнительный заработок. На бандитском жаргоне подобное поведение называется беспределом. В этом случае ни такая авторитетная организация, как ЮНЕСКО, ни маститый советский литератор ничем не смогут помочь бедолаге. Тяжелой окажется дальнейшая судьба жертвы произвола.
Год от года заниматься вопросами по еврейской тематике становилось всё трудней и опасней. Изучение иврита - государственного языка Израиля - считалось одной из опаснейших тем. Язык находился как бы под неофициальным запретом. В 1957 году в Риге арестовали фотографа Иосифа Шнайдера, который организовал кружок по изучению иврита. Его осудили на 4 года за связь с израильским посольством и за намерение «захватить» корабль, чтобы уплыть в Израиль. Значительно позже известный отказник Иосиф Бегун был арестован в Ленинграде за то, что преподавал иврит и организовывал еврейский самиздат. Он получил по полной программе: семь лет лагерей и пять ссылки. Однако отец, несмотря на опасность, посчитал преподавание языка делом законным.
За всю жизнь он накопил колоссальный педагогический опыт, иврит освоил еще в хедере на отлично, и поэтому начал обучать ивриту группу молодых людей, готовящихся к отъезду в Израиль. Пока учеников было двое, учеба успешно продвигалась вперед. Но когда число желающих изучать язык возросло и об успехе группы учеников узнала еврейская общественность, отца пригласили на беседу в компетентные органы и предупредили о недопустимости распространения языка недружественной страны среди советского населения.
Папа на первый вызов не отреагировал, и тогда его вызвали повторно и уже в жесткой устрашающей форме запретили преподавать иврит. На допросе отец держался независимо до тех пор, пока не начали интересоваться, где работает его сын и чем он занимается. После последнего визита отца в органы мама устроила ему такой разнос, что он немедленно свернул свою педагогическую деятельность. Мои родители считали для себя непреложным законом заботу о моем благополучии. Себе они не могли позволить ничего, что могло бы представлять для меня опасность. И они решили, что продолжение обучения евреев ивриту может повредить моей карьере физика.
...наша семья после моего провала на конкурсе была озабочена моей дальнейшей судьбой. Используя связи родителей, свои знакомства, я долгое время бегал в поисках работы, но предлагали мне работу или временную, или низкооплачиваемую, или бесперспективную, или работу не по специальности. В еврейской истории, когда положение кажется отчаянным, приходит чудо, как на Хануку, например. Так же и в моей жизни вскоре произошли события, которые иначе, чем чудом, не назовешь.
Я уже говорил, что в университете я получил специальность «Оптика и спектроскопия». В процессе учебы, студенческой практики, дипломного проектирования и работы я исследовал спектры излучения и поглощения атомов в различных средах: в электрических разрядах, в пламени, в нагретых газах и т.п. Спектры представляли собой отдельные линии в разном цвете, одни из них более яркие, другие слабее в зависимости от излучающего вещества, и каждая конкретная линия излучается при переходе электрона в атоме с одного уровня на другой.
Линейчатые спектры были хорошо изучены, с их помощью сделаны открытия, например, наличие гелия в атмосфере Солнца, предложены интересные практические применения, такие как, определение концентрации углерода в стали. В отличие от атомных спектров, спектры молекул исследованы значительно меньше, а их применение для решения практических задач было и вовсе малоизвестно. Между тем, простейшие двухатомные молекулы принимают участие во многих процессах на Земле, например, молекулы азота и кислорода являются основными составляющими атмосферы Земли, водород, закись азота, окись углерода также входят в состав атмосферы в небольших концентрациях.
Излучение также происходит при переходе электронов в молекуле с одного уровня на другой, но на него накладывается колебательное движение ядер атомов, составляющих молекулу, благодаря чему в спектре излучения появляется не линия, а широкая полоса из близко расположенных линий. Поэтому излучение молекул происходит в диапазоне спектра и может влиять на тепловой баланс разогретого газа или низкотемпературной плазмы, где молекулы еще не распались на атомы. Примером такого состояния может являться разогретый газ вокруг спускаемого с орбиты аппарата, газ вокруг ракеты, метеора, или другого тела, проникающего в атмосферу Земли на большой скорости.
Я познакомился с проблемой еще на студенческой скамье и обнаружил, что исходные данные, относящиеся к оптическим свойствам двухатомных молекул, отсутствуют: в частности, я не нашел завершенных научных работ, в которых определялась бы интенсивность излучения в спектральных полосах электронно-колебательных переходов в молекулах газов, составляющих атмосферу нашей планеты. Я решил заполнить этот пробел и на долгие годы погрузился с головой в эти вопросы.
Множество раз, когда выкраивалось свободное от основной работы время, я возвращался к излучению двухатомных молекул и постепенно получил по этой теме новые результаты, включающие базовые параметры молекул, методы расчета для разных систем, конкретные величины излучений для упомянутых молекул. Когда работа была завершена, я подготовил два доклада и представил их от своего имени на Всесоюзную конференцию по спектроскопии.
Советский Союз был обществом закрытым и в международных симпозиумах участия не принимал, а научные достоинства выполненных в стране работ оценивались на Всесоюзных узкопрофильных конференциях, где результаты подвергались тщательному критическому анализу высококлассных специалистов. Оба моих доклада были одобрены оргкомитетом конференции, а один из них в программе конференции удостоился чести быть представленным на пленарном заседании. Приглашение на конференцию я получил вскоре после того, как меня уволили из Металлургического института, и поэтому участие в работе конференции было для меня важным событием.
Я мечтал об успешном выступлении и испытывал смутные надежды на то, что полученные мною новые научные результаты помогут найти подходящую работу для продолжения исследований. Однако события на конференции превзошли все ожидания - это был полный триумф. Мои доклады вызвали небывалый интерес большинства участников, возникло невероятное количество вопросов, началась импровизированная дискуссия, наиболее заинтересованные слушатели окружили меня и долго не отпускали.
Трое интересантов в строгих одинаковых костюмах пытались выяснить, как доклады были опубликованы в сборнике, не получив разрешения компетентных организаций, и можно ли воспроизвести все результаты работы, следуя тексту доклада. Я объяснил им, что являюсь автором-индивидуалистом и никакого института не представляю, а решение о публикации принимал оргкомитет конференции.
Что касается воспроизведения результатов, то я их успокоил, сказав, что это сделать невозможно, поскольку в моих коротких докладах представлены только принципиальные моменты проекта, а многие базовые данные и важные детали, так же, как и ноу-хау, умышленно опущены в текстах. В другой группе схожих между собой инженеров я угадал тепловиков, конструирующих тепловую защиту элементов аппаратов, входящих, например, в атмосферу. Этих людей интересовали конкретные значения оптических характеристик молекул разогретого воздуха, методику расчета которых я изложил в одном из докладов.
Я купался в лучах неожиданно свалившейся славы и переживал своё чудесное воскрешение из небытия. Но это еще не было анонсированным мною чудом. Чудо появилось в этот же день на последнем заседании в перерыве между выступлениями в лице неказистого, среднего роста человека с большим научным портфелем в руках. Представившись, он предложил пройти в удобное для переговоров место, более тихое и спокойное. В глубине зала мы нашли два кресла, уселись друг против друга, мой собеседник (звали его Сергей) предъявил служебное удостоверение старшего научного сотрудник Института теплофизики Сибирского отделения (СО) АН СССР.
Для всех этих категорий сотрудников Института теплофизики я являюсь куратором их деятельности в Москве, включая подбор кадров и прием на работу. Сегодняшнее Ваше выступление на конференции произвело на меня хорошее впечатление, я думаю, что Вы можете принести пользу нашему институту в одном важном проекте, и я готов предложить Вам работу, если Вас это заинтересует.» Я ответил, что предложение его очень заманчиво, но совершенно неожиданно, что я должен подумать, посоветоваться с родителями и уточнить некоторые детали предстоящей работы
Аргументом в пользу принятия положительного решения являлся не только мой статус безработного и безрезультатные поиски достойной работы в городе, но и тот факт, что предстоящая работа в СО будет проходить в течение ближайших двух лет в Москве, зарплата младшего научного сотрудника примерно была равна привычному для меня окладу ассистента, СО гарантировало проживание в Москве в общежитии аспирантов Академии Наук, и оплата проживания была символической. Утром, получив добро по телефону от родителей, я прибыл на конференцию до её начала, встретился с Сергеем, сообщил ему, что принимаю его предложение и готов приступить к оформлению соглашения.