Мацкевич Вадим Викторович. инженер-подполковник,изобретатель. 1
...Огромного труда после радиопередвижки потребовало изготовление радиоуправляемого броневика. Броневик был большой - полтора метра в длину. Мне помогали не только во Дворце пионеров, в этой работе приняли участие научные работники города, которые позже почти все были расстреляны. Профессор Белявский, например, подарил мне щелочные аккумуляторы. Мало этого, Белявский разрешил мне работать в мастерской электротехнической лаборатории.
В этой лаборатории был чудесный мастер Николай Иванович Мороз. Он научил меня работать на токарном станке, помог сделать оси и колеса броневика. Мастер никогда ничего не делал за меня: он меня учил, чтобы я мог все сделать сам - от начала до конца.
Помню, мой броневик демонстрировался в ростовском Дворце пионеров - бывшем атаманском дворце, отданном детям. Входишь во дворец, а перед тобой мраморная лестница, покрытая красивыми коврами, вокруг цветы и какие-то экзотические растения. Во всех мастерских было прекрасное оборудование. Тогда все заводы и предприятия всячески помогали оборудовать лаборатории для детей, поставляя станки (хоть и старенькие, но в рабочем состоянии и свежевыкрашенные) и разнообразные инструменты. Очень примечательно, что в 1930-е годы руководителями кружков, станций юных техников и дворцов пионеров были замечательные люди, бессребреники и фанатики своего дела. Они мало зарабатывали, но они любили детей, любили свою профессию.
...У нас шел тогда фантастический фильм «Гибель сенсации, или Робот инженера Риппля». Невероятно талантливый фильм, он произвел на меня такое впечатление, что я решил сделать робота. Я Косте об этом и рассказал. В то время роботов не было не только у нас, но и во всем мире. В это время к нам подошла Клавдия Вилор - директор нашей областной Станции юных техников - и пригрозила выгнать меня со станции, если я не откажусь от этой идеи:- Роботы нужны буржуям, чтобы выгонять рабочих с заводов. А нам они не нужны!
Но Костя вступился за меня и поинтересовался, что мне нужно для работы. Я, стесняясь, ответил:- Десять метров белой жести и шариковые подшипники, двенадцать штук...
Жесть ведь и теперь нигде не достанешь, а в ту пору об этом и мечтать было нельзя. Шариковые подшипники (шведские, красивые!) я видел магазине сельхозтехники, но они для меня были совершенно недоступны.
Буквально через неделю в Новочеркасск на «эмке» приехал Костя Ерофицкий и привез большой фанерный ящик: в нем было 20 метров белой жести, гораздо больше, чем мне было нужно, и шведские шариковые подшипники. Это был чудесный подарок. Он потом еще раз приезжал к нам в Новочеркасск, привез мне краски и какие-то детали.
В начале 1936 года робот был готов. Помогал мне весь класс: все, кто имел какие-то способности, принимали участие в работе. Например, эмблему на груди робота в виде красивого рыцарского щита придумал Жора Мельников, он нарисовал ее под впечатлением произведений Александра Дюма.
Одним словом, робот получился. В газете «Известия» появилась статья о том, что из Азово-Черноморья на Всемирную парижскую выставку отправляется робот, сделанный пионером Вадимом Мацкевичем. Тут же приехал Костя Ерофицкий и помог мне привезти робота в Ростов на областную станцию. При поддержке руководителей станции я кое-что еще доделал. Костя Ерофицкий тут же организовал съемку киножурнала о роботе. Заметки и фотографии появились во многих газетах и журналах - «Огонек», «Радио», «Знание - сила». ТАСС распространил фотографию моего робота, снятого перед отправкой в Париж.
Благодаря роботу я в ту пору познакомился с начальником НКВД города Новочеркасска Борисом Ивановичем Толасовым, сыгравшим в дальнейшем значительную роль в судьбе всей моей семьи. Знакомство это состоялось при довольно курьезных обстоятельствах. В 1937 году, когда в прессе появился сенсационный материал о том, что в Новочеркасске пионер сконструировал робота, в город пришло письмо с таким адресом: «г. Новочеркасск, пионеру Мацкевичу, сделавшему робота». В нем какой-то товарищ из Киева написал: «Ты, совсем еще мальчик, сделал первого робота в Советском Союзе. Изобретение нужно грамотно оформить. Если ты пришлешь чертежи, я оформлю на тебя авторское свидетельство. Ты получишь вознаграждение, 20 процентов от которого передашь мне».
Письмо передали директору Дворца пионеров. Придя туда вечером, я услышал шум в кабинете директора. Меня схватил за руку журналист газеты «Знамя Коммуны» и с криком: «Чертежи нашего робота хотят похитить враги народа!» - потащил в НКВД. Естественно, мой приятель Женька Головченко увязался с нами.
Начальник НКВД Толасов прочитал письмо и решил никаких следствий и расследований не проводить. Он подробно расспросил меня про робота и вдруг спросил: - А что ты получил за этого робота? Не дав мне и рта открыть, Женька с обидой выпалил:- Да обещали из Москвы велосипед, а прислали только деньги на него - двести пятьдесят рублей! Попробуй купи его тут!
В ту пору велосипед было купить труднее, чем в самые тяжелые годы автомашину в Москве. Томасов засмеялся, но обещал помочь. И в течение полутора месяцев я каждую неделю приходил к Борису Ивановичу в огромный кабинет. Он разговаривал со мной, а затем звонил в магазин «Динамо» («Динамо» был спортивным клубом НКВД):
- Не поступили ли велосипеды?
Так прошел месяц, мы почти дружили, и Томасов даже познакомил меня со своей дочкой. И вот наконец из магазина сообщили, что привезли велосипеды. Борис Иванович на бланке начальника НКВД написал в магазин, чтобы мне за наличные выдали один.Так мы с Женькой получили велосипед «Москва» - тяжелый, массивный, черный с золотыми полосками.
Наступил 1938 год. Однажды вечером я что-то мастерил в своей комнате, а к отцу пришел его друг Велихов, профессор политэкономии ДПИ. Похожий на Тимирязева, с такой бородкой, он всегда ходил с палочкой, раскачиваясь, как маятник. На его замечательные лекции по политэкономии собирались студенты всех курсов.
Они с отцом сели играть в шахматы. Я услышал, как Велихов сказал отцу:- Профессора Власова арестовали, профессор Тверцина арестован, профессора Белявского арестовали. Всех умных людей арестовали, а нас с вами они почему-то не трогают.
Отец тихо отозвался:- А я, Николай Александрович, на всякий случай сложил кое-что в чемоданчик. Вон он стоит под вешалкой.Следующую реплику Велихова я запомнил на всю жизнь:- Виктор Львович, пожалуйста, скажите мне, что в этом чемоданчике? Я совершенно не представляю, что нужно брать с собой в тюрьму! Я похолодел: они оба собрались в тюрьму!
На следующий день я сломя голову бросился в НКВД к Толасову, но меня к нему не пропустили. В течение нескольких дней мне не удавалось его увидеть. Наконец, в день выборов меня назначили дежурным с голубой повязкой бригадмильца около НКВД (я так попросил!). И когда Борис Иванович туда подошел, я подбежал к нему:
- Борис Иванович, вы моего папу не арестуете? Он обнял меня, подвел к дому и, чтобы никто не слышал, сказал:- Вадик, дорогой, как я могу тебе сказать что-либо про твоего папу, когда я сам не знаю, будет ли у моей дочери завтра отец!
Прошло некоторое время - месяц-два. Все, казалось, успокоилось, и вдруг я узнал, что Костя Ерофицкий, который мне так помогал, объявлен врагом народа и расстрелян. Я не мог с этим смириться: такого патриота, фанатически верного советской власти, и расстреляли. И я решил отомстить за Костю Ерофицкого. Я восстановил свой броневик, который был уже давно заброшен, зарядил его шестью мощными ракетами и на бортах написал золотыми буквами: «Костя Ерофицкий».
И с Женькой Головченко мы привезли броневик в Ростов. Добравшись до штаба Северо-Кавказского военного округа, который располагался напротив здания Ростовского НКВД, мы настроили систему радиоуправления. Сначала броневик безобидно дрейфовал перед зданием СКВО. Одна женщина стала уговаривать нас:- Что вы делаете, ребята? Ведь Костю Ерофицкого объявили врагом народа, а вы написали его имя золотом, да еще около самого НКВД разъезжаете. Вам несдобровать!
Но послушный радиокоманде броневик уже перешел через дорогу, подъехал к НКВД и открыл по зданию огонь из пушки и шести ракет. Фейерверк был колоссальный! Правда, ни одного окна мы не выбили. Выскочили солдаты, прикладами и сапогами разбили броневик. Женьке удалось убежать, а меня схватили и отконвоировали в НКВД. Мной занимался следователь Фридман, который бил меня нещадно. С тех пор я не слышу на левое ухо. Следователь допытывался:- Кто тебя этому научил, мерзавец! Я тебя пристрелю здесь же. Как ты до этого додумался?
После допроса меня бросили в камеру - отсыревший темный колодец с крысами. На мое счастье, в этом колодце находился бывший уполномоченный ЦК партии по заготовкам в Ростовской области Петр Николаевич Шутяев. Сам изъеденный крысами, он держал меня на руках. Я не называл свою фамилию, но меня опознали: через броневик вышли на Станцию юных техников и к Фридману вызвали Клавдию Вилор. Когда меня притащили в кабинет к следователю, она заплакала.
А в это время за стенами НКВД происходило следующее. Женька пришел к нам домой и рассказал отцу, что произошло в Ростове. Отца вызвал начальник НКВД Борис Иванович Толасов:- Я сам займусь этим делом и постараюсь сделать так, чтобы все это закончилось благополучно. Ваша задача сейчас - просто молчать: замкнитесь и ни с кем не разговаривайте.
Дело кончилось тем, что Фридман передал меня Толасову, который отвез меня в Новочеркасск в своей «эмке». По дороге он не произнес ни слова. Лишь остановив машину за несколько кварталов от моего дома, он сказал:- У глупости, которую ты совершил, нет названия. Обдумай то, что натворил. Я надеюсь, ты сам все поймешь.
В 1939 году был арестован профессор Велихов. К концу года эта участь постигла уже практически всю профессуру Ростова и Новочеркасска. Однажды утром мы с сестричкой застали маму в слезах. На полу валялись книги, сброшенные с полок, все ящики письменного стола были открыты. Мама сказала, что папу арестовали.
На следующий день Толасов вызвал маму и сказал ей, что вынужден был арестовать папу. Видимо, пришли какие-то ежовские списки, которые были составлены без ведома и без участия Бориса Ивановича. Он сказал, что должен провести расследование, оно займет какое-то время. Томасов пообещал, что нас не будут притеснять, квартиру нам оставят. Маме нужно поступить в техникум, поскольку у нее есть техническое образование. Она может приступить к работе, договоренность об этом уже имеется. Было видно, что Томасов на стороне папы.
Пока отец был арестован, я считался сыном врага народа. От нашей семьи очень многие отвернулись. А в классе на стену около моего стола кто-то приклеил огромный плакат художника Ефимова, на котором был изображен палач Ежов, сжимающий в окровавленных рукавицах тело интеллигента - врага народа.
Из окон нашей школы был виден двор здания НКВД, где за высоким кирпичным забором, покрытым колючей проволокой, ходили по кругу заключенные. Чтобы мы не видели этого, окна второго этажа школы забелили, и тут же практически на всех стеклах появились написанные пальцами детей слова: «Долой ВКП(б)!» Целая армия следователей допытывалась, кто это сделал, но никого уличить так и не удалось. Я в этой операции не участвовал, но меня, как и всех, допрашивали и искали следы мела на кончиках пальцев.
Через три месяца, когда отца освободили, Томасов пригласил меня к себе. Он сказал, что все расследовал: на отца наклеветали, но он - честный, хороший человек.Я принялся что-то бормотать о Косте Ерофицком. Но Толасов резко меня прервал:- Я хочу, чтобы у тебя не оставалось зла на нашу Родину. Просто сейчас страшное время. Знай, что я - твой друг, я постарался сделать все, что мог для тебя и для твоей семьи. И крепко запомни, что я тебе сейчас скажу. Ты будешь поступать в институт, на работу, может быть, придется поехать в какие-нибудь командировки. Везде и всюду тебе придется заполнять анкеты, в каждой из которых есть пункт: «Не был ли репрессирован кто-нибудь из ваших родственников?» Твой отец был под следствием, он не был репрессирован. Поэтому в этом пункте смело пиши: НЕТ, НЕТ, НЕТ. И не ломай голову этим пунктом. У тебя все будет хорошо. Я желаю тебе всего самого доброго.
...Причуды космополитизма в авиации В конференц-зале НИИ ВВС было выставлено оборудование с истребителя «Сейбр»: радиостанция, радиокомпас, радиовысотомер, прицел с радиодальномером и многое другое, снятое китайцами со сбитого «Сейбра». Прибыли представители ЦК КПСС и правительства - все как один солидные, круглоголовые, в одинаково серых пальто и шляпах. Им докладывали по каждой системе отдельно, причем все выступающие в один голос твердили, что американские системы не представляют для нашей авиации никакого интереса, боясь быть обвиненными в космополитизме.
Мой доклад руководителям и вождям об AIC с AN/APG-30 был принципиально иным. Я объяснил, что американский прицел на порядок лучше нашего аналога. Советский прицела АСП-3 КБ Харола, Спрогиса и Буяновера позволяет стрелять не дальше чем на 50-100 метров, то есть практически в упор. AIC же, благодаря особой конструкции, двум гироскопам и точному радиолокационному дальномеру AN/APG-30, обеспечивает стрельбу с расстояния до двух с половиной километров - в 40 раз большего, чем во время Великой Отечественной войны. Поэтому нужно немедленно копировать всю прицельную часть: по отдельности прицел и дальномер никакого смысла не имеют. На вопросы, которые мне задавали, я отвечал с явных позиций «космополитизма» и «преклонения перед иностранщиной».
После моего доклада представители власти удалились, а у оставшихся в зале сотрудников НИИ ВВС и Главного штаба волосы поднялись дыбом:- Что ты наделал! Сказать во всеуслышание, что американская система лучше нашей на порядок! И ты думаешь, тебе это сойдет с рук! Такие высказывания могут повредить нашему общему делу!
Но не прошло и нескольких дней, как, ко всеобщему удивлению, вышло постановление правительства о копировании AIC с AN/APG-30. Прицел AIC поручили копировать ОКБ Харола, Спрогиса и Буяновера, а радиодальномер AN/APG-30 - тому самому НИИ-17, в котором работали Гальперин, Марголин, Штейншлейгер и др.
Спустя несколько дней локатор AN/APG-30 был установлен на самолете ЛИ-2 летно-испытательной базы НИИ-17 в Сукове. В полетах специалисты НИИ-17 установили, что дальность действия станции APG-30 составляет всего 800 метров, а не 2400, которые я намерил на Чкаловской, работая по случайным самолетам, совершающим взлеты и посадки на Чкаловском аэродроме. Меня тут же обвинили в том, что я завысил параметры APG-30, допустив грубейшие ошибки. Это обстоятельство подогрело вооруженцев из Ногинска, и они вновь заявили, что американский прицел не представляет никакого интереса, попутно заметив, что Мацкевич перехвалил прицел AIC и явно проявил преклонение перед иностранщиной и космополитизм.
Стали говорить, что я совершил грубую ошибку, измеряя дальность APG-30 с земли: надо было установить дальномер на самолете. Хотя, по мнению специалистов по радиолокации, способ измерения на результаты не влияет: дальность действия с земли или в воздухе одинакова.
Меня вызвал начальник Управления радиолокации Главного штаба ВВС генерал-лейтенант Алексей Сергеевич Данилин. Это был очень серьезный человек, когда-то вместе с Громовым и Юмашевым летавший через Северный полюс в Америку. Ранее генерал Данилин был начальником 3-го Управления НИИ ВВС.
- Неприятности обрушились не только на тебя, в эту эпопею вовлечено множество людей самых различных рангов. Вышло постановление ЦК КПСС и правительства о копировании системы AIC с APG-30, а оказалось, что параметры системы совсем не два с половиной километра, как ты докладывал, а всего восемьсот метров. Если хочешь остаться в живых, немедленно поезжай в Суково и там сам проведи контрольные испытания в воздухе!
На машине Данилина меня быстро доставили на аэродром. Самолет готовили к полету, и я вошел в кабину СИ-47, где была оборудована стойка с APG-30 и необходимой измерительной аппаратурой. Все было сделано правильно. Параметры передатчика, приемника и блока дальности контролировались приборами и были в норме. Они были в том состоянии, в котором попали когда-то к нам в НИИ ВВС.
Начались полеты. Истребитель, заходя со стороны хвоста, обгонял СИ-47 и удалялся. На расстоянии 150-200 метров происходил автоматический захват самолета-цели. Он удалялся, дальность 400, 500, 600, 800 метров - и срыв. Дальность 800 метров! Повторный заход: дальность 200, 300, 400, 600, 800 метров - и снова сброс! Еще раз, еще и еще. Дальность действия, судя по всему, действительно 800 метров. Представители НИИ-17 - Кацман, Борух, Ицкин, Гальперин и другие - злорадствуют: они были правы. Из Сукова я позвонил Данилину:- Товарищ генерал, дальность в полете действительно восемьсот метров, все параметры локатора в норме, кроме антенны.- Что там с ней?
- Она поставлена в специальном обтекателе на середине самолета СИ-47. Надо на земле проверить диаграмму направленности: взять небольшой генератор и посмотреть, какова диаграмма по азимуту и по вертикали. И тогда все вопросы отпадут.
Антенной занимался академик Пистолькорс и возглавляемая им лаборатория. Это был заслуженный человек, сомневаться в правильности действий которого было не принято. Но я сомневался и сказал об этом генералу. От правильности установки антенны зависит многое. А тут она стоит не в носу, как на истребителе «Сейбр», а посередине фюзеляжа. Фюзеляж может оказать влияние на диаграмму, и я потребовал, чтобы было сделано несколько полетов с целью проверки диаграммы направленности.
На следующий день я объяснил задачу экипажу самолета:- Проверять правильность установки антенны будем так. Когда на расстоянии восьмисот метров произойдет сброс, вы развернете самолет влево, вправо, вверх, а потом вниз. Если при этом захвата цели не будет, значит, антенна установлена правильно, если же произойдет захват дальности больше восьмисот метров, значит, антенна установлена неверно.
Два замечательных парня прекрасно поняли, что от них требуется. Мы вышли на испытательный маршрут, истребитель обогнал нас. 100, 200, 500, 800 метров - сброс. Самолет отворачивает влево - захвата нет, вправо - захвата нет. Задираем нос вверх - захвата нет, а самолет уже ушел далеко.Второй заход. Отклонение право и влево мы уже проверили, теперь осталось вверх, вниз. Задираем нос вверх - захвата нет, опускаем вниз - опять захвата нет, самолет-истребитель уже ушел далеко.
Следующий заход мы начали с того, что после 800 метров самолет опустил нос вниз - и тут произошел захват: 900, 1000, 1500, 4000 метров. Сброс произошел только на дальности 4500 метров!
Повторные заходы показали то же самое: устойчивая дальность действия локатора - 4,5 километра. Антенна была поставлена неправильно! На нее влияла поверхность самолета, задирая диаграмму направленности вверх. Антенна смотрела вверх! На этом испытания закончились. Когда мы приземлились, я тотчас побежал к телефону - звонить генералу Данилину:- Алексей Сергеевич, антенна был а установлена неправильно, задрана вверх. Когда мы наклонили нос самолета вниз, выяснилась действительная дальность - четыре с половиной километра. Она гораздо больше той, которую я намерил с земли - два с половиной километра. Но там были факторы, снижающие дальность, - влияние зданий, окружающих деревьев. Генерал вздохнул с облегчением:- Ты спас не только себя! Готовьте протокол - только не от руки, напечатайте на машинке - и срочно вези его сюда!
Я выполнил приказ генерала и надеялся, что на этом эпопея закончилась. Но не тут-то было! Вечером я вернулся на Чкаловскую, меня тут же вызвал заместитель начальника института генерал-лейтенант Бондаренко, который уже знал об испытаниях в Сукове и о том, что дальность действия AN/APG-30-4500 метров.
- Я думаю, что тебя не будут наказывать за то, что ты намерил меньше. Это очень здорово, что у него такой большой запас по дальности. Но приготовься к большим неприятностям: в Центральный Комитет партии и Главнокомандующему Военно-воздушными силами маршалу Жигареву поступило тридцать пять заявлений от вооруженцев Ногинска и специалистов из КБ прицеливания. Тебя обвиняют в преклонении перед иностранщиной и космополитизме на том основании, что ты, во-первых, неправильно измерил дальность APG-30. Ну, это отпадает... А во-вторых, ты якобы неверно оценил прицел AIC. По их мнению, AIC якобы никуда не годится по сравнению с нашим АСП-3.
Пока я переваривал информацию, Бондаренко продолжал:- Я был в Ногинске. У них масса плакатов, на которых параметры нашего прицела все идут вверх, а американского прицела - валятся вниз! Они вооружаются формальными, якобы научными данными. Ты прав, ты абсолютно прав. Но только у тебя все оправдания построены на эмоциях. А нужны формальные данные, которые подтвердили бы твою правоту. По этому вопросу назначено совещание в ЦК партии, его будет проводить генерал Катюшкин. Дело не шуточное. Все будет зависеть от тебя. Ищи формальные данные!
Выходя от генерала, я подумал, что он формалист и бюрократ. Ну какие еще формальные данные могут быть нужны, когда и так все ясно? AIC лучше нашего прицела на порядок. Что там еще доказывать? Словом, совет Бондаренко я не принял всерьез, недооценив по неопытности того обстоятельства, что противостояла мне большая группа специалистов по прицелам. А я прицелами никогда не занимался.
Совещание в ЦК КПСС почему-то все откладывалось. Вооруженцев несколько озадачил тот факт, что я по радиолокационной части правильно оценил систему и дальность действия радиолокатора оказалась 4,5 километра - вдвое больше, чем я назвал изначально. Это было в мою пользу.
В ожидании совещания мне не давали никаких поручений на работе - что неудивительно, принимая во внимание степень секретности информации, с которой мы работали. Тем более никто не верил, что для меня все может закончиться благополучно. Я тосковал без работы и не знал, чем себя занять. Изредка по вечерам, когда в управлении уже никого не было, меня вызывал к себе генерал Бондаренко, убеждал в том, что я во имя своего спасения должен искать формальные данные и быть готовым к этому совещанию.
Так я промаялся, наверное, недели две. И от безделья пошел в архив Управления испытаний спецоборудования и там обнаружил три отчета по государственным испытаниям прицелов АСП-1, АСП-2, АСП-3 этого самого 4-го Ногинского управления испытаний средств авиавооружения. Взял я их просто так - из любопытства, начал читать и обнаружил, что АСП-1, АСП-2, АСП-3 различаются только разными винтами, то есть это фактически один и тот же прицел. За пустяковые «модернизации» этих АСП военные специалисты и конструкторы получили около пяти Сталинских премий (100-200 тысяч рублей каждая). При этом прицел оставался все таким же, огромные суммы были выплачены ни за что!
Я стал читать внимательнее и нашел те самые, убийственные формальные данные в свою пользу, о которых твердил мне генерал. Помимо стандартных разделов «Краткие сведения об объекте», «Заключение» и «Выводы», все три отчета по государственным испытаниям прицелов имели еще один - «Направление дальнейшего совершенствования отечественного прицела АСП-1 (АСП-2 и АСП-3)». Здесь были перечислены рекламные данные американского прицела AIC, того самого, который [51] попал к нам из Кореи. Судя по отчетам, этот прицел был пределом мечтаний наших вооруженцев, направлением совершенствования наших отечественных прицелов.
Я бросился к телефону, позвонил генералу Бондаренко и доложил:- Я нашел формальные данные в нашу пользу, то есть в мою пользу.Генерал довольно отозвался:- Это ты правильно сказал - в нашу, нашу пользу. Ведь я твой союзник, всегда можешь на меня надеяться. Ты говорил кому-нибудь о своей находке? Нет? Вот никому и не говори. Совещание в ЦК партии назначено на завтра. Подбери все материалы, а вот эти три отчета пусть опечатают и передадут мне. Я сам повезу эти материалы.
На следующий день мы прибыли в Центральный Комитет партии на площадь Ногина. Генерал Бондаренко прошел в кабинет начальника авиационного отдела генерала Катюшкина. А в приемной уже ждали ногинцы, человек сорок во главе с начальником политотдела Управления вооружения полковником Пугиным.
Упреки посыпались градом: «Выскочка, лезешь не в свое дело!», «Если ни черта не смыслишь, не лезь», «Только зря у людей время отнимаешь»... Но тут дверь в кабинет открылась, и нас пригласили войти.
В глубине огромной комнаты за столом сидели генерал Катюшкин, мой генерал Бондаренко и еще несколько генералов. Чуть поодаль стоял большой стол для участников совещаний. По одну сторону этого стола уселись вооруженцы, по другую сторону - я один. С моей стороны должен был присутствовать еще эксперт из штаба НИИ ВВС полковник Малиновский. Но генерал Бондаренко меня заранее предупредил:- На Малиновского рассчитывать ни в коем случае нельзя. Этот плут перед совещанием принесет справку о том, что он болен, и на совещание не явится. Рассчитывай только на себя и на материалы, которыми ты будешь располагать.Так и оказалось.
Генерал Катюшкин объявил, что совещание, назначенное по приказанию секретаря ЦК партии Маленкова и маршала Жигарева по рассмотрению обвинения лейтенанта Мацкевича в преклонении перед иностранщиной и в космополитизме, начинает свою работу. Первое слово было предоставлено представителю 4-го Управления авиавооружения НИИ ВВС майору Гинзбургу.
Майор зачитал заявление, в котором говорилось, что я, совершенно не разбираясь в прицелах, ввел в заблуждение руководящий состав ЦК партии, правительства и министерства вооружения, в результате чего вышло постановление партии и правительства о копировании американского прицела AIC с AN/APG-30, который никуда не годится по сравнению с нашими прицелами АСП. Это совершенно неоправданное заявление Мацкевича является прямым преклонением перед иностранщиной и космополитизмом.
Остальные заявления были такими же, словно писались под копирку. Генерал Катюшкин обратился ко мне:- Ну, лейтенант, вы намерены что-нибудь сказать в свое оправдание?
Я встал:- Да, товарищ генерал, конечно, я ведь все свои соображения, которые докладывал высокому начальству, построил не просто из воздуха. Я действительно не специалист по прицелам, но мне приходилось участвовать в испытаниях отечественных прицелов АСП в Ногинске с радиодальномерами «Омега», «Гамма» и так далее, где я был в качестве специалиста по дальномерам. Но я прекрасно понимаю, что дальномер APG-30 представляет интерес только в комплексе с AIC, только вместе они решают задачу ведения точного огня на дальности до двух с половиной километров. Я восстановил радиодальномер, а также постарался восстановить и прицел AIC, насколько в этом разбирался. Для работы я взял в архивах нашего управления отчеты по государственным испытаниям прицелов АСП, которые поступили к нам из 4-го Управления. В них есть раздел «Направление дальнейшего совершенствования отечественного прицела АСП».
Под удивленные взгляды присутствующих я начал перечислять пункты:- Первое: прицел должен быть универсальным и применяться не только для стрельбы из пулеметов, но и для стрельбы из пушек, ракетного оружия и бомбометания. Это как раз особенность прицела AIC. Второе: дальность действия прицела должна быть не восемьсот метров, а две тысячи пятьсот. AIC эту дальность обеспечивает. Третье: углы обзора прицела должны быть не тридцать градусов, а около сорока пяти градусов. Это данные прицела AIC. Четвертое: прицел должен проектировать прицельные данные на переднее стекло кабины и не мешать летчику катапультироваться. AIC отвечает этим требованиям. Пятое: цель должна обрамляться не разорванными ромбиками и вручную, а автоматически сплошным кольцом. Это особенность прицела AIC.
Генералы за отдельным столом начали переглядываться, а я продолжал:- Одним словом, раздел «Направление дальнейшего совершенствования отечественных прицелов АСП-1, 2 или 3 перечисляет все особенности американского прицела AIC. Я не мог допустить, чтобы прицелом никто не занимался, поэтому доложил высокому начальству и специалистам оборонной промышленности об AIC с AN/APG-30 как о комплексе, который необходимо копировать и принимать на вооружение нашей армии. У меня все.
Генералы переговорили о чем-то между собой. Затем Катюшкин позвонил маршалу Жигареву:- Товарищ маршал, комиссия Центрального Комитета, назначенная Маленковым и вами по разбору обвинений лейтенанта Мацкевича в преклонении перед иностранщиной и космополитизме, свою работу закончила. Способного инженера обвинили несправедливо.Из трубки на весь зал раздался рычащий голос маршала Жигарева:- Тогда пусть получают то, что готовили ему, - Курильские острова! Отправить туда зачинщиков! А полковника Пугина, как главного заправилу этой травли, из армии демобилизовать. Я сегодня же подпишу приказ о его увольнении.На этом совещание закончилось.
На обратной дороге генерал Бондаренко сел рядом со мной на заднее сиденье:- Не найди ты эти формальные данные, на Курилы сейчас был бы отправлен ты! Ну, слава Богу, все закончилось, будем трудиться дальше.Но, увы, радость была преждевременной.
...В НИИ ВВС на испытания стали поступать опытные образцы локаторов обнаружения, которые должны были в воздухе предупреждать наших пилотов, воевавших в Корее, о приближении к их машинам американских истребителей «Сейбр Ф-86» (чаще всего они нападали со стороны хвоста). Необходимость этих разработок диктовалась большими потерями нашей авиации в Корее.
Одна из таких станций - «Позитрон» - была сконструирована в НИИ-17. Главным ее конструктором был Евсей Исаакович Гальперин. Сработанная им станция весила 120 килограммов! Чтобы разместить ее на МИГе, где строго учитывался каждый лишний килограмм, она была разбита на множество блоков. Изначально было ясно, что даже если станция будет полностью готова, использовать ее в боевых условиях невозможно: на МИГе можно было поставить устройство весом до 10 килограммов, но не центнер же с лишним! Кроме того, дальность ее действия была всего 600-800 метров. Да и то сплошь и рядом она срабатывала от разных наземных систем связи. Много было и всяких других недостатков.
Однако «наверх» докладывалось, что станция успешно разрабатывается. И когда на испытательный аэродром НИИ-17 прибыла проверочная комиссия, естественно, выяснилось, что работы далеки от завершения, так как станция срабатывает главным образом от наземных объектов. Заместитель Гальперина М. Г. Марголин тут же был уволен. Именно он, выслуживаясь перед начальством, докладывал, что станция вот-вот будет представлена заказчику. По свежим следам появился такой непритязательный стишок:
Евсей Исакович Гальперин
В работе станции уверен.
Михал Григорьевич Марголин
Работой станции доволен,
За что с работы был уволен.
Но даже после этого «Позитрон» все же пришел на испытания в НИИ ВВС. По-прежнему «наверх» шли доклады о том, что станция вот-вот будет готова и решит все проблемы наших летчиков.
В самом конце войны у меня появилась идея создания «противоядия» РЛС Ме-110. Я обращался с предложениями к своим руководителям, к маршалу авиации Скрипко, заместителю командующего Авиацией дальнего действия, но никто из них не отреагировал, а война тем временем кончилась. Наступило мирное время, и, казалось, продолжения у этой истории не будет. Но в 1952 году мои изобретения были востребованы, так что жертвы 1944 года не были напрасными.
Меня же внезапно осенило: ведь моя идея предупреждения летчиков о подходе фашистских истребителей Ме-110 может быть успешно применена и против американских «Сейбров»! Ведь ситуации с Ме-110 и с «Сейбром Ф-86» аналогичны: только Ме-110 атаковали при отсутствии видимости, а «Сейбры» с радиодальномером APG-30 совершают боевые вылеты днем.
Зная параметры прицельной системы «Сейбра», я подсчитал, что дальность предупреждения в 10 километров может быть получена без особого труда и при очень небольших габаритах станции предупреждения. И быстро соорудил давно задуманную станцию предупреждения - величиной всего с папиросную коробку. С этой «малюткой» я явился к заместителю начальника нашего управления полковнику Мидлейну.
В то время практически никто вокруг не знал, чем закончилась история с обвинением Мацкевича в космополитизме, поэтому отношение ко мне было более чем предвзятым. Поэтому полковник не стал разбираться и зарычал:- А американцев на такую хреновину не возьмешь! А потом, словно спохватившись, спросил:- А у них есть такое?
Я ответил, что нет. Но Мидлейн гнул свое:- Носишься со своими бреднями как с писаной торбой. Не позорься! НИИ-17 - мощный институт, и лучшие его специалисты Гальперин, Шапировский, Рабинович говорят в один голос, что дальности больше шестисот - восьмисот метров достичь невозможно. А ты мне какую-то коробочку принес. Хватит ерундой заниматься!
Конечно, разговор меня расстроил, но больше волновало другое. Я не знал в деталях обстановку в Корее и не представлял себе весь парк самолетов, использовавшихся там американцами. Возможно, кроме американских «Сейбров» там используются и самолеты других, союзных США, стран: «Тайфуны», «Метеоры» и другие. И если они будут атаковать МИГи вместе с «Сейбрами», предупредит ли летчика моя «малютка»? Не подведет ли она наших асов?
Я сделал для себя сводку сообщений радиостанции «Голос Америки» (из которой явствовало, что в воздушных боях в Корее применялись только американские «Сейбры»), собрал 10 станций и с этим снова отправился к полковникам и генералам:- Пустите меня в Корею! Я на практике докажу, что мои станции помогут нашим летчикам!
В ответ я услышал:- Мы видим, что ты глупостями занимаешься. Ну а что ты там еще выудил из «Голоса Америки»? Я дал одному из полковников мои выкладки, сделанные на основании сводок радиостанции о воздушных боях. Мидлейн, молчавший до того, вдруг взорвался:- Я же просил прекратить эти глупости! Уже поговаривают, что ты просто ненормальный! Иди!
И я ушел. Спустя несколько дней мне сообщили, что я выведен за штат... Почему? Я ходил выяснять причину к начальнику политотдела, начальнику контрразведки, начальнику института. Все отвечали примерно одинаково: «Ничего против тебя не имеем, хороший ты парень». Но ведь фактически меня уволили! А еще через месяц командование стало исподтишка поддерживать слух о моем сумасшествии.
Но были среди начальства честные и мужественные люди. Начальник госпиталя Чкаловского аэродрома под Москвой заявил:- Не дам я справку о том, что он сумасшедший, потому что уже не один год пишу в медицинской книжке о его годности к полетам в качестве инженера-испытателя. Какой же он сумасшедший? Тогда представители политотдела и особого отдела отвезли меня в поликлинику Генерального штаба на Арбате к одному из ведущих военных психотерапевтов. Он выслушал моих сопровождающих, потом попросил их выйти и стал беседовать со мной наедине:- Молодой человек! То, что вы нормальный, это вы сами знаете. Но только поступаете вы неправильно. Если вы что-то хотите доказать, то ходить по низам бессмысленно. Надо, чтобы кто-то сверху заинтересовался и поддержал вашу идею.
UPDATE: судя по стилю, Мацкевич не сам писал, есть противоречия с текстом в "Огоньке" https://www.kommersant.ru/doc/2290009
Борис Иванович Таласов
Клавдия Вилор В 1976 году Даниил Гранин написал повесть «Клавдия Вилор»
"...книгу Феликса Чуева обо мне - «Солдат империи» называется. Американцы опубликовали куски оттуда в разных журналах и везде представляют меня как человека, «победившего американцев в электронной войне». ..американцы сами мне помогали. Телефон вот поставили... Они меня все спрашивали - ну неужели вам государство ничего не заплатило за ваше изобретение?"
В этой лаборатории был чудесный мастер Николай Иванович Мороз. Он научил меня работать на токарном станке, помог сделать оси и колеса броневика. Мастер никогда ничего не делал за меня: он меня учил, чтобы я мог все сделать сам - от начала до конца.
Помню, мой броневик демонстрировался в ростовском Дворце пионеров - бывшем атаманском дворце, отданном детям. Входишь во дворец, а перед тобой мраморная лестница, покрытая красивыми коврами, вокруг цветы и какие-то экзотические растения. Во всех мастерских было прекрасное оборудование. Тогда все заводы и предприятия всячески помогали оборудовать лаборатории для детей, поставляя станки (хоть и старенькие, но в рабочем состоянии и свежевыкрашенные) и разнообразные инструменты. Очень примечательно, что в 1930-е годы руководителями кружков, станций юных техников и дворцов пионеров были замечательные люди, бессребреники и фанатики своего дела. Они мало зарабатывали, но они любили детей, любили свою профессию.
...У нас шел тогда фантастический фильм «Гибель сенсации, или Робот инженера Риппля». Невероятно талантливый фильм, он произвел на меня такое впечатление, что я решил сделать робота. Я Косте об этом и рассказал. В то время роботов не было не только у нас, но и во всем мире. В это время к нам подошла Клавдия Вилор - директор нашей областной Станции юных техников - и пригрозила выгнать меня со станции, если я не откажусь от этой идеи:- Роботы нужны буржуям, чтобы выгонять рабочих с заводов. А нам они не нужны!
Но Костя вступился за меня и поинтересовался, что мне нужно для работы. Я, стесняясь, ответил:- Десять метров белой жести и шариковые подшипники, двенадцать штук...
Жесть ведь и теперь нигде не достанешь, а в ту пору об этом и мечтать было нельзя. Шариковые подшипники (шведские, красивые!) я видел магазине сельхозтехники, но они для меня были совершенно недоступны.
Буквально через неделю в Новочеркасск на «эмке» приехал Костя Ерофицкий и привез большой фанерный ящик: в нем было 20 метров белой жести, гораздо больше, чем мне было нужно, и шведские шариковые подшипники. Это был чудесный подарок. Он потом еще раз приезжал к нам в Новочеркасск, привез мне краски и какие-то детали.
В начале 1936 года робот был готов. Помогал мне весь класс: все, кто имел какие-то способности, принимали участие в работе. Например, эмблему на груди робота в виде красивого рыцарского щита придумал Жора Мельников, он нарисовал ее под впечатлением произведений Александра Дюма.
Одним словом, робот получился. В газете «Известия» появилась статья о том, что из Азово-Черноморья на Всемирную парижскую выставку отправляется робот, сделанный пионером Вадимом Мацкевичем. Тут же приехал Костя Ерофицкий и помог мне привезти робота в Ростов на областную станцию. При поддержке руководителей станции я кое-что еще доделал. Костя Ерофицкий тут же организовал съемку киножурнала о роботе. Заметки и фотографии появились во многих газетах и журналах - «Огонек», «Радио», «Знание - сила». ТАСС распространил фотографию моего робота, снятого перед отправкой в Париж.
Благодаря роботу я в ту пору познакомился с начальником НКВД города Новочеркасска Борисом Ивановичем Толасовым, сыгравшим в дальнейшем значительную роль в судьбе всей моей семьи. Знакомство это состоялось при довольно курьезных обстоятельствах. В 1937 году, когда в прессе появился сенсационный материал о том, что в Новочеркасске пионер сконструировал робота, в город пришло письмо с таким адресом: «г. Новочеркасск, пионеру Мацкевичу, сделавшему робота». В нем какой-то товарищ из Киева написал: «Ты, совсем еще мальчик, сделал первого робота в Советском Союзе. Изобретение нужно грамотно оформить. Если ты пришлешь чертежи, я оформлю на тебя авторское свидетельство. Ты получишь вознаграждение, 20 процентов от которого передашь мне».
Письмо передали директору Дворца пионеров. Придя туда вечером, я услышал шум в кабинете директора. Меня схватил за руку журналист газеты «Знамя Коммуны» и с криком: «Чертежи нашего робота хотят похитить враги народа!» - потащил в НКВД. Естественно, мой приятель Женька Головченко увязался с нами.
Начальник НКВД Толасов прочитал письмо и решил никаких следствий и расследований не проводить. Он подробно расспросил меня про робота и вдруг спросил: - А что ты получил за этого робота? Не дав мне и рта открыть, Женька с обидой выпалил:- Да обещали из Москвы велосипед, а прислали только деньги на него - двести пятьдесят рублей! Попробуй купи его тут!
В ту пору велосипед было купить труднее, чем в самые тяжелые годы автомашину в Москве. Томасов засмеялся, но обещал помочь. И в течение полутора месяцев я каждую неделю приходил к Борису Ивановичу в огромный кабинет. Он разговаривал со мной, а затем звонил в магазин «Динамо» («Динамо» был спортивным клубом НКВД):
- Не поступили ли велосипеды?
Так прошел месяц, мы почти дружили, и Томасов даже познакомил меня со своей дочкой. И вот наконец из магазина сообщили, что привезли велосипеды. Борис Иванович на бланке начальника НКВД написал в магазин, чтобы мне за наличные выдали один.Так мы с Женькой получили велосипед «Москва» - тяжелый, массивный, черный с золотыми полосками.
Наступил 1938 год. Однажды вечером я что-то мастерил в своей комнате, а к отцу пришел его друг Велихов, профессор политэкономии ДПИ. Похожий на Тимирязева, с такой бородкой, он всегда ходил с палочкой, раскачиваясь, как маятник. На его замечательные лекции по политэкономии собирались студенты всех курсов.
Они с отцом сели играть в шахматы. Я услышал, как Велихов сказал отцу:- Профессора Власова арестовали, профессор Тверцина арестован, профессора Белявского арестовали. Всех умных людей арестовали, а нас с вами они почему-то не трогают.
Отец тихо отозвался:- А я, Николай Александрович, на всякий случай сложил кое-что в чемоданчик. Вон он стоит под вешалкой.Следующую реплику Велихова я запомнил на всю жизнь:- Виктор Львович, пожалуйста, скажите мне, что в этом чемоданчике? Я совершенно не представляю, что нужно брать с собой в тюрьму! Я похолодел: они оба собрались в тюрьму!
На следующий день я сломя голову бросился в НКВД к Толасову, но меня к нему не пропустили. В течение нескольких дней мне не удавалось его увидеть. Наконец, в день выборов меня назначили дежурным с голубой повязкой бригадмильца около НКВД (я так попросил!). И когда Борис Иванович туда подошел, я подбежал к нему:
- Борис Иванович, вы моего папу не арестуете? Он обнял меня, подвел к дому и, чтобы никто не слышал, сказал:- Вадик, дорогой, как я могу тебе сказать что-либо про твоего папу, когда я сам не знаю, будет ли у моей дочери завтра отец!
Прошло некоторое время - месяц-два. Все, казалось, успокоилось, и вдруг я узнал, что Костя Ерофицкий, который мне так помогал, объявлен врагом народа и расстрелян. Я не мог с этим смириться: такого патриота, фанатически верного советской власти, и расстреляли. И я решил отомстить за Костю Ерофицкого. Я восстановил свой броневик, который был уже давно заброшен, зарядил его шестью мощными ракетами и на бортах написал золотыми буквами: «Костя Ерофицкий».
И с Женькой Головченко мы привезли броневик в Ростов. Добравшись до штаба Северо-Кавказского военного округа, который располагался напротив здания Ростовского НКВД, мы настроили систему радиоуправления. Сначала броневик безобидно дрейфовал перед зданием СКВО. Одна женщина стала уговаривать нас:- Что вы делаете, ребята? Ведь Костю Ерофицкого объявили врагом народа, а вы написали его имя золотом, да еще около самого НКВД разъезжаете. Вам несдобровать!
Но послушный радиокоманде броневик уже перешел через дорогу, подъехал к НКВД и открыл по зданию огонь из пушки и шести ракет. Фейерверк был колоссальный! Правда, ни одного окна мы не выбили. Выскочили солдаты, прикладами и сапогами разбили броневик. Женьке удалось убежать, а меня схватили и отконвоировали в НКВД. Мной занимался следователь Фридман, который бил меня нещадно. С тех пор я не слышу на левое ухо. Следователь допытывался:- Кто тебя этому научил, мерзавец! Я тебя пристрелю здесь же. Как ты до этого додумался?
После допроса меня бросили в камеру - отсыревший темный колодец с крысами. На мое счастье, в этом колодце находился бывший уполномоченный ЦК партии по заготовкам в Ростовской области Петр Николаевич Шутяев. Сам изъеденный крысами, он держал меня на руках. Я не называл свою фамилию, но меня опознали: через броневик вышли на Станцию юных техников и к Фридману вызвали Клавдию Вилор. Когда меня притащили в кабинет к следователю, она заплакала.
А в это время за стенами НКВД происходило следующее. Женька пришел к нам домой и рассказал отцу, что произошло в Ростове. Отца вызвал начальник НКВД Борис Иванович Толасов:- Я сам займусь этим делом и постараюсь сделать так, чтобы все это закончилось благополучно. Ваша задача сейчас - просто молчать: замкнитесь и ни с кем не разговаривайте.
Дело кончилось тем, что Фридман передал меня Толасову, который отвез меня в Новочеркасск в своей «эмке». По дороге он не произнес ни слова. Лишь остановив машину за несколько кварталов от моего дома, он сказал:- У глупости, которую ты совершил, нет названия. Обдумай то, что натворил. Я надеюсь, ты сам все поймешь.
В 1939 году был арестован профессор Велихов. К концу года эта участь постигла уже практически всю профессуру Ростова и Новочеркасска. Однажды утром мы с сестричкой застали маму в слезах. На полу валялись книги, сброшенные с полок, все ящики письменного стола были открыты. Мама сказала, что папу арестовали.
На следующий день Толасов вызвал маму и сказал ей, что вынужден был арестовать папу. Видимо, пришли какие-то ежовские списки, которые были составлены без ведома и без участия Бориса Ивановича. Он сказал, что должен провести расследование, оно займет какое-то время. Томасов пообещал, что нас не будут притеснять, квартиру нам оставят. Маме нужно поступить в техникум, поскольку у нее есть техническое образование. Она может приступить к работе, договоренность об этом уже имеется. Было видно, что Томасов на стороне папы.
Пока отец был арестован, я считался сыном врага народа. От нашей семьи очень многие отвернулись. А в классе на стену около моего стола кто-то приклеил огромный плакат художника Ефимова, на котором был изображен палач Ежов, сжимающий в окровавленных рукавицах тело интеллигента - врага народа.
Из окон нашей школы был виден двор здания НКВД, где за высоким кирпичным забором, покрытым колючей проволокой, ходили по кругу заключенные. Чтобы мы не видели этого, окна второго этажа школы забелили, и тут же практически на всех стеклах появились написанные пальцами детей слова: «Долой ВКП(б)!» Целая армия следователей допытывалась, кто это сделал, но никого уличить так и не удалось. Я в этой операции не участвовал, но меня, как и всех, допрашивали и искали следы мела на кончиках пальцев.
Через три месяца, когда отца освободили, Томасов пригласил меня к себе. Он сказал, что все расследовал: на отца наклеветали, но он - честный, хороший человек.Я принялся что-то бормотать о Косте Ерофицком. Но Толасов резко меня прервал:- Я хочу, чтобы у тебя не оставалось зла на нашу Родину. Просто сейчас страшное время. Знай, что я - твой друг, я постарался сделать все, что мог для тебя и для твоей семьи. И крепко запомни, что я тебе сейчас скажу. Ты будешь поступать в институт, на работу, может быть, придется поехать в какие-нибудь командировки. Везде и всюду тебе придется заполнять анкеты, в каждой из которых есть пункт: «Не был ли репрессирован кто-нибудь из ваших родственников?» Твой отец был под следствием, он не был репрессирован. Поэтому в этом пункте смело пиши: НЕТ, НЕТ, НЕТ. И не ломай голову этим пунктом. У тебя все будет хорошо. Я желаю тебе всего самого доброго.
...Причуды космополитизма в авиации В конференц-зале НИИ ВВС было выставлено оборудование с истребителя «Сейбр»: радиостанция, радиокомпас, радиовысотомер, прицел с радиодальномером и многое другое, снятое китайцами со сбитого «Сейбра». Прибыли представители ЦК КПСС и правительства - все как один солидные, круглоголовые, в одинаково серых пальто и шляпах. Им докладывали по каждой системе отдельно, причем все выступающие в один голос твердили, что американские системы не представляют для нашей авиации никакого интереса, боясь быть обвиненными в космополитизме.
Мой доклад руководителям и вождям об AIC с AN/APG-30 был принципиально иным. Я объяснил, что американский прицел на порядок лучше нашего аналога. Советский прицела АСП-3 КБ Харола, Спрогиса и Буяновера позволяет стрелять не дальше чем на 50-100 метров, то есть практически в упор. AIC же, благодаря особой конструкции, двум гироскопам и точному радиолокационному дальномеру AN/APG-30, обеспечивает стрельбу с расстояния до двух с половиной километров - в 40 раз большего, чем во время Великой Отечественной войны. Поэтому нужно немедленно копировать всю прицельную часть: по отдельности прицел и дальномер никакого смысла не имеют. На вопросы, которые мне задавали, я отвечал с явных позиций «космополитизма» и «преклонения перед иностранщиной».
После моего доклада представители власти удалились, а у оставшихся в зале сотрудников НИИ ВВС и Главного штаба волосы поднялись дыбом:- Что ты наделал! Сказать во всеуслышание, что американская система лучше нашей на порядок! И ты думаешь, тебе это сойдет с рук! Такие высказывания могут повредить нашему общему делу!
Но не прошло и нескольких дней, как, ко всеобщему удивлению, вышло постановление правительства о копировании AIC с AN/APG-30. Прицел AIC поручили копировать ОКБ Харола, Спрогиса и Буяновера, а радиодальномер AN/APG-30 - тому самому НИИ-17, в котором работали Гальперин, Марголин, Штейншлейгер и др.
Спустя несколько дней локатор AN/APG-30 был установлен на самолете ЛИ-2 летно-испытательной базы НИИ-17 в Сукове. В полетах специалисты НИИ-17 установили, что дальность действия станции APG-30 составляет всего 800 метров, а не 2400, которые я намерил на Чкаловской, работая по случайным самолетам, совершающим взлеты и посадки на Чкаловском аэродроме. Меня тут же обвинили в том, что я завысил параметры APG-30, допустив грубейшие ошибки. Это обстоятельство подогрело вооруженцев из Ногинска, и они вновь заявили, что американский прицел не представляет никакого интереса, попутно заметив, что Мацкевич перехвалил прицел AIC и явно проявил преклонение перед иностранщиной и космополитизм.
Стали говорить, что я совершил грубую ошибку, измеряя дальность APG-30 с земли: надо было установить дальномер на самолете. Хотя, по мнению специалистов по радиолокации, способ измерения на результаты не влияет: дальность действия с земли или в воздухе одинакова.
Меня вызвал начальник Управления радиолокации Главного штаба ВВС генерал-лейтенант Алексей Сергеевич Данилин. Это был очень серьезный человек, когда-то вместе с Громовым и Юмашевым летавший через Северный полюс в Америку. Ранее генерал Данилин был начальником 3-го Управления НИИ ВВС.
- Неприятности обрушились не только на тебя, в эту эпопею вовлечено множество людей самых различных рангов. Вышло постановление ЦК КПСС и правительства о копировании системы AIC с APG-30, а оказалось, что параметры системы совсем не два с половиной километра, как ты докладывал, а всего восемьсот метров. Если хочешь остаться в живых, немедленно поезжай в Суково и там сам проведи контрольные испытания в воздухе!
На машине Данилина меня быстро доставили на аэродром. Самолет готовили к полету, и я вошел в кабину СИ-47, где была оборудована стойка с APG-30 и необходимой измерительной аппаратурой. Все было сделано правильно. Параметры передатчика, приемника и блока дальности контролировались приборами и были в норме. Они были в том состоянии, в котором попали когда-то к нам в НИИ ВВС.
Начались полеты. Истребитель, заходя со стороны хвоста, обгонял СИ-47 и удалялся. На расстоянии 150-200 метров происходил автоматический захват самолета-цели. Он удалялся, дальность 400, 500, 600, 800 метров - и срыв. Дальность 800 метров! Повторный заход: дальность 200, 300, 400, 600, 800 метров - и снова сброс! Еще раз, еще и еще. Дальность действия, судя по всему, действительно 800 метров. Представители НИИ-17 - Кацман, Борух, Ицкин, Гальперин и другие - злорадствуют: они были правы. Из Сукова я позвонил Данилину:- Товарищ генерал, дальность в полете действительно восемьсот метров, все параметры локатора в норме, кроме антенны.- Что там с ней?
- Она поставлена в специальном обтекателе на середине самолета СИ-47. Надо на земле проверить диаграмму направленности: взять небольшой генератор и посмотреть, какова диаграмма по азимуту и по вертикали. И тогда все вопросы отпадут.
Антенной занимался академик Пистолькорс и возглавляемая им лаборатория. Это был заслуженный человек, сомневаться в правильности действий которого было не принято. Но я сомневался и сказал об этом генералу. От правильности установки антенны зависит многое. А тут она стоит не в носу, как на истребителе «Сейбр», а посередине фюзеляжа. Фюзеляж может оказать влияние на диаграмму, и я потребовал, чтобы было сделано несколько полетов с целью проверки диаграммы направленности.
На следующий день я объяснил задачу экипажу самолета:- Проверять правильность установки антенны будем так. Когда на расстоянии восьмисот метров произойдет сброс, вы развернете самолет влево, вправо, вверх, а потом вниз. Если при этом захвата цели не будет, значит, антенна установлена правильно, если же произойдет захват дальности больше восьмисот метров, значит, антенна установлена неверно.
Два замечательных парня прекрасно поняли, что от них требуется. Мы вышли на испытательный маршрут, истребитель обогнал нас. 100, 200, 500, 800 метров - сброс. Самолет отворачивает влево - захвата нет, вправо - захвата нет. Задираем нос вверх - захвата нет, а самолет уже ушел далеко.Второй заход. Отклонение право и влево мы уже проверили, теперь осталось вверх, вниз. Задираем нос вверх - захвата нет, опускаем вниз - опять захвата нет, самолет-истребитель уже ушел далеко.
Следующий заход мы начали с того, что после 800 метров самолет опустил нос вниз - и тут произошел захват: 900, 1000, 1500, 4000 метров. Сброс произошел только на дальности 4500 метров!
Повторные заходы показали то же самое: устойчивая дальность действия локатора - 4,5 километра. Антенна была поставлена неправильно! На нее влияла поверхность самолета, задирая диаграмму направленности вверх. Антенна смотрела вверх! На этом испытания закончились. Когда мы приземлились, я тотчас побежал к телефону - звонить генералу Данилину:- Алексей Сергеевич, антенна был а установлена неправильно, задрана вверх. Когда мы наклонили нос самолета вниз, выяснилась действительная дальность - четыре с половиной километра. Она гораздо больше той, которую я намерил с земли - два с половиной километра. Но там были факторы, снижающие дальность, - влияние зданий, окружающих деревьев. Генерал вздохнул с облегчением:- Ты спас не только себя! Готовьте протокол - только не от руки, напечатайте на машинке - и срочно вези его сюда!
Я выполнил приказ генерала и надеялся, что на этом эпопея закончилась. Но не тут-то было! Вечером я вернулся на Чкаловскую, меня тут же вызвал заместитель начальника института генерал-лейтенант Бондаренко, который уже знал об испытаниях в Сукове и о том, что дальность действия AN/APG-30-4500 метров.
- Я думаю, что тебя не будут наказывать за то, что ты намерил меньше. Это очень здорово, что у него такой большой запас по дальности. Но приготовься к большим неприятностям: в Центральный Комитет партии и Главнокомандующему Военно-воздушными силами маршалу Жигареву поступило тридцать пять заявлений от вооруженцев Ногинска и специалистов из КБ прицеливания. Тебя обвиняют в преклонении перед иностранщиной и космополитизме на том основании, что ты, во-первых, неправильно измерил дальность APG-30. Ну, это отпадает... А во-вторых, ты якобы неверно оценил прицел AIC. По их мнению, AIC якобы никуда не годится по сравнению с нашим АСП-3.
Пока я переваривал информацию, Бондаренко продолжал:- Я был в Ногинске. У них масса плакатов, на которых параметры нашего прицела все идут вверх, а американского прицела - валятся вниз! Они вооружаются формальными, якобы научными данными. Ты прав, ты абсолютно прав. Но только у тебя все оправдания построены на эмоциях. А нужны формальные данные, которые подтвердили бы твою правоту. По этому вопросу назначено совещание в ЦК партии, его будет проводить генерал Катюшкин. Дело не шуточное. Все будет зависеть от тебя. Ищи формальные данные!
Выходя от генерала, я подумал, что он формалист и бюрократ. Ну какие еще формальные данные могут быть нужны, когда и так все ясно? AIC лучше нашего прицела на порядок. Что там еще доказывать? Словом, совет Бондаренко я не принял всерьез, недооценив по неопытности того обстоятельства, что противостояла мне большая группа специалистов по прицелам. А я прицелами никогда не занимался.
Совещание в ЦК КПСС почему-то все откладывалось. Вооруженцев несколько озадачил тот факт, что я по радиолокационной части правильно оценил систему и дальность действия радиолокатора оказалась 4,5 километра - вдвое больше, чем я назвал изначально. Это было в мою пользу.
В ожидании совещания мне не давали никаких поручений на работе - что неудивительно, принимая во внимание степень секретности информации, с которой мы работали. Тем более никто не верил, что для меня все может закончиться благополучно. Я тосковал без работы и не знал, чем себя занять. Изредка по вечерам, когда в управлении уже никого не было, меня вызывал к себе генерал Бондаренко, убеждал в том, что я во имя своего спасения должен искать формальные данные и быть готовым к этому совещанию.
Так я промаялся, наверное, недели две. И от безделья пошел в архив Управления испытаний спецоборудования и там обнаружил три отчета по государственным испытаниям прицелов АСП-1, АСП-2, АСП-3 этого самого 4-го Ногинского управления испытаний средств авиавооружения. Взял я их просто так - из любопытства, начал читать и обнаружил, что АСП-1, АСП-2, АСП-3 различаются только разными винтами, то есть это фактически один и тот же прицел. За пустяковые «модернизации» этих АСП военные специалисты и конструкторы получили около пяти Сталинских премий (100-200 тысяч рублей каждая). При этом прицел оставался все таким же, огромные суммы были выплачены ни за что!
Я стал читать внимательнее и нашел те самые, убийственные формальные данные в свою пользу, о которых твердил мне генерал. Помимо стандартных разделов «Краткие сведения об объекте», «Заключение» и «Выводы», все три отчета по государственным испытаниям прицелов имели еще один - «Направление дальнейшего совершенствования отечественного прицела АСП-1 (АСП-2 и АСП-3)». Здесь были перечислены рекламные данные американского прицела AIC, того самого, который [51] попал к нам из Кореи. Судя по отчетам, этот прицел был пределом мечтаний наших вооруженцев, направлением совершенствования наших отечественных прицелов.
Я бросился к телефону, позвонил генералу Бондаренко и доложил:- Я нашел формальные данные в нашу пользу, то есть в мою пользу.Генерал довольно отозвался:- Это ты правильно сказал - в нашу, нашу пользу. Ведь я твой союзник, всегда можешь на меня надеяться. Ты говорил кому-нибудь о своей находке? Нет? Вот никому и не говори. Совещание в ЦК партии назначено на завтра. Подбери все материалы, а вот эти три отчета пусть опечатают и передадут мне. Я сам повезу эти материалы.
На следующий день мы прибыли в Центральный Комитет партии на площадь Ногина. Генерал Бондаренко прошел в кабинет начальника авиационного отдела генерала Катюшкина. А в приемной уже ждали ногинцы, человек сорок во главе с начальником политотдела Управления вооружения полковником Пугиным.
Упреки посыпались градом: «Выскочка, лезешь не в свое дело!», «Если ни черта не смыслишь, не лезь», «Только зря у людей время отнимаешь»... Но тут дверь в кабинет открылась, и нас пригласили войти.
В глубине огромной комнаты за столом сидели генерал Катюшкин, мой генерал Бондаренко и еще несколько генералов. Чуть поодаль стоял большой стол для участников совещаний. По одну сторону этого стола уселись вооруженцы, по другую сторону - я один. С моей стороны должен был присутствовать еще эксперт из штаба НИИ ВВС полковник Малиновский. Но генерал Бондаренко меня заранее предупредил:- На Малиновского рассчитывать ни в коем случае нельзя. Этот плут перед совещанием принесет справку о том, что он болен, и на совещание не явится. Рассчитывай только на себя и на материалы, которыми ты будешь располагать.Так и оказалось.
Генерал Катюшкин объявил, что совещание, назначенное по приказанию секретаря ЦК партии Маленкова и маршала Жигарева по рассмотрению обвинения лейтенанта Мацкевича в преклонении перед иностранщиной и в космополитизме, начинает свою работу. Первое слово было предоставлено представителю 4-го Управления авиавооружения НИИ ВВС майору Гинзбургу.
Майор зачитал заявление, в котором говорилось, что я, совершенно не разбираясь в прицелах, ввел в заблуждение руководящий состав ЦК партии, правительства и министерства вооружения, в результате чего вышло постановление партии и правительства о копировании американского прицела AIC с AN/APG-30, который никуда не годится по сравнению с нашими прицелами АСП. Это совершенно неоправданное заявление Мацкевича является прямым преклонением перед иностранщиной и космополитизмом.
Остальные заявления были такими же, словно писались под копирку. Генерал Катюшкин обратился ко мне:- Ну, лейтенант, вы намерены что-нибудь сказать в свое оправдание?
Я встал:- Да, товарищ генерал, конечно, я ведь все свои соображения, которые докладывал высокому начальству, построил не просто из воздуха. Я действительно не специалист по прицелам, но мне приходилось участвовать в испытаниях отечественных прицелов АСП в Ногинске с радиодальномерами «Омега», «Гамма» и так далее, где я был в качестве специалиста по дальномерам. Но я прекрасно понимаю, что дальномер APG-30 представляет интерес только в комплексе с AIC, только вместе они решают задачу ведения точного огня на дальности до двух с половиной километров. Я восстановил радиодальномер, а также постарался восстановить и прицел AIC, насколько в этом разбирался. Для работы я взял в архивах нашего управления отчеты по государственным испытаниям прицелов АСП, которые поступили к нам из 4-го Управления. В них есть раздел «Направление дальнейшего совершенствования отечественного прицела АСП».
Под удивленные взгляды присутствующих я начал перечислять пункты:- Первое: прицел должен быть универсальным и применяться не только для стрельбы из пулеметов, но и для стрельбы из пушек, ракетного оружия и бомбометания. Это как раз особенность прицела AIC. Второе: дальность действия прицела должна быть не восемьсот метров, а две тысячи пятьсот. AIC эту дальность обеспечивает. Третье: углы обзора прицела должны быть не тридцать градусов, а около сорока пяти градусов. Это данные прицела AIC. Четвертое: прицел должен проектировать прицельные данные на переднее стекло кабины и не мешать летчику катапультироваться. AIC отвечает этим требованиям. Пятое: цель должна обрамляться не разорванными ромбиками и вручную, а автоматически сплошным кольцом. Это особенность прицела AIC.
Генералы за отдельным столом начали переглядываться, а я продолжал:- Одним словом, раздел «Направление дальнейшего совершенствования отечественных прицелов АСП-1, 2 или 3 перечисляет все особенности американского прицела AIC. Я не мог допустить, чтобы прицелом никто не занимался, поэтому доложил высокому начальству и специалистам оборонной промышленности об AIC с AN/APG-30 как о комплексе, который необходимо копировать и принимать на вооружение нашей армии. У меня все.
Генералы переговорили о чем-то между собой. Затем Катюшкин позвонил маршалу Жигареву:- Товарищ маршал, комиссия Центрального Комитета, назначенная Маленковым и вами по разбору обвинений лейтенанта Мацкевича в преклонении перед иностранщиной и космополитизме, свою работу закончила. Способного инженера обвинили несправедливо.Из трубки на весь зал раздался рычащий голос маршала Жигарева:- Тогда пусть получают то, что готовили ему, - Курильские острова! Отправить туда зачинщиков! А полковника Пугина, как главного заправилу этой травли, из армии демобилизовать. Я сегодня же подпишу приказ о его увольнении.На этом совещание закончилось.
На обратной дороге генерал Бондаренко сел рядом со мной на заднее сиденье:- Не найди ты эти формальные данные, на Курилы сейчас был бы отправлен ты! Ну, слава Богу, все закончилось, будем трудиться дальше.Но, увы, радость была преждевременной.
...В НИИ ВВС на испытания стали поступать опытные образцы локаторов обнаружения, которые должны были в воздухе предупреждать наших пилотов, воевавших в Корее, о приближении к их машинам американских истребителей «Сейбр Ф-86» (чаще всего они нападали со стороны хвоста). Необходимость этих разработок диктовалась большими потерями нашей авиации в Корее.
Одна из таких станций - «Позитрон» - была сконструирована в НИИ-17. Главным ее конструктором был Евсей Исаакович Гальперин. Сработанная им станция весила 120 килограммов! Чтобы разместить ее на МИГе, где строго учитывался каждый лишний килограмм, она была разбита на множество блоков. Изначально было ясно, что даже если станция будет полностью готова, использовать ее в боевых условиях невозможно: на МИГе можно было поставить устройство весом до 10 килограммов, но не центнер же с лишним! Кроме того, дальность ее действия была всего 600-800 метров. Да и то сплошь и рядом она срабатывала от разных наземных систем связи. Много было и всяких других недостатков.
Однако «наверх» докладывалось, что станция успешно разрабатывается. И когда на испытательный аэродром НИИ-17 прибыла проверочная комиссия, естественно, выяснилось, что работы далеки от завершения, так как станция срабатывает главным образом от наземных объектов. Заместитель Гальперина М. Г. Марголин тут же был уволен. Именно он, выслуживаясь перед начальством, докладывал, что станция вот-вот будет представлена заказчику. По свежим следам появился такой непритязательный стишок:
Евсей Исакович Гальперин
В работе станции уверен.
Михал Григорьевич Марголин
Работой станции доволен,
За что с работы был уволен.
Но даже после этого «Позитрон» все же пришел на испытания в НИИ ВВС. По-прежнему «наверх» шли доклады о том, что станция вот-вот будет готова и решит все проблемы наших летчиков.
В самом конце войны у меня появилась идея создания «противоядия» РЛС Ме-110. Я обращался с предложениями к своим руководителям, к маршалу авиации Скрипко, заместителю командующего Авиацией дальнего действия, но никто из них не отреагировал, а война тем временем кончилась. Наступило мирное время, и, казалось, продолжения у этой истории не будет. Но в 1952 году мои изобретения были востребованы, так что жертвы 1944 года не были напрасными.
Меня же внезапно осенило: ведь моя идея предупреждения летчиков о подходе фашистских истребителей Ме-110 может быть успешно применена и против американских «Сейбров»! Ведь ситуации с Ме-110 и с «Сейбром Ф-86» аналогичны: только Ме-110 атаковали при отсутствии видимости, а «Сейбры» с радиодальномером APG-30 совершают боевые вылеты днем.
Зная параметры прицельной системы «Сейбра», я подсчитал, что дальность предупреждения в 10 километров может быть получена без особого труда и при очень небольших габаритах станции предупреждения. И быстро соорудил давно задуманную станцию предупреждения - величиной всего с папиросную коробку. С этой «малюткой» я явился к заместителю начальника нашего управления полковнику Мидлейну.
В то время практически никто вокруг не знал, чем закончилась история с обвинением Мацкевича в космополитизме, поэтому отношение ко мне было более чем предвзятым. Поэтому полковник не стал разбираться и зарычал:- А американцев на такую хреновину не возьмешь! А потом, словно спохватившись, спросил:- А у них есть такое?
Я ответил, что нет. Но Мидлейн гнул свое:- Носишься со своими бреднями как с писаной торбой. Не позорься! НИИ-17 - мощный институт, и лучшие его специалисты Гальперин, Шапировский, Рабинович говорят в один голос, что дальности больше шестисот - восьмисот метров достичь невозможно. А ты мне какую-то коробочку принес. Хватит ерундой заниматься!
Конечно, разговор меня расстроил, но больше волновало другое. Я не знал в деталях обстановку в Корее и не представлял себе весь парк самолетов, использовавшихся там американцами. Возможно, кроме американских «Сейбров» там используются и самолеты других, союзных США, стран: «Тайфуны», «Метеоры» и другие. И если они будут атаковать МИГи вместе с «Сейбрами», предупредит ли летчика моя «малютка»? Не подведет ли она наших асов?
Я сделал для себя сводку сообщений радиостанции «Голос Америки» (из которой явствовало, что в воздушных боях в Корее применялись только американские «Сейбры»), собрал 10 станций и с этим снова отправился к полковникам и генералам:- Пустите меня в Корею! Я на практике докажу, что мои станции помогут нашим летчикам!
В ответ я услышал:- Мы видим, что ты глупостями занимаешься. Ну а что ты там еще выудил из «Голоса Америки»? Я дал одному из полковников мои выкладки, сделанные на основании сводок радиостанции о воздушных боях. Мидлейн, молчавший до того, вдруг взорвался:- Я же просил прекратить эти глупости! Уже поговаривают, что ты просто ненормальный! Иди!
И я ушел. Спустя несколько дней мне сообщили, что я выведен за штат... Почему? Я ходил выяснять причину к начальнику политотдела, начальнику контрразведки, начальнику института. Все отвечали примерно одинаково: «Ничего против тебя не имеем, хороший ты парень». Но ведь фактически меня уволили! А еще через месяц командование стало исподтишка поддерживать слух о моем сумасшествии.
Но были среди начальства честные и мужественные люди. Начальник госпиталя Чкаловского аэродрома под Москвой заявил:- Не дам я справку о том, что он сумасшедший, потому что уже не один год пишу в медицинской книжке о его годности к полетам в качестве инженера-испытателя. Какой же он сумасшедший? Тогда представители политотдела и особого отдела отвезли меня в поликлинику Генерального штаба на Арбате к одному из ведущих военных психотерапевтов. Он выслушал моих сопровождающих, потом попросил их выйти и стал беседовать со мной наедине:- Молодой человек! То, что вы нормальный, это вы сами знаете. Но только поступаете вы неправильно. Если вы что-то хотите доказать, то ходить по низам бессмысленно. Надо, чтобы кто-то сверху заинтересовался и поддержал вашу идею.
UPDATE: судя по стилю, Мацкевич не сам писал, есть противоречия с текстом в "Огоньке" https://www.kommersant.ru/doc/2290009
Борис Иванович Таласов
Клавдия Вилор В 1976 году Даниил Гранин написал повесть «Клавдия Вилор»
"...книгу Феликса Чуева обо мне - «Солдат империи» называется. Американцы опубликовали куски оттуда в разных журналах и везде представляют меня как человека, «победившего американцев в электронной войне». ..американцы сами мне помогали. Телефон вот поставили... Они меня все спрашивали - ну неужели вам государство ничего не заплатило за ваше изобретение?"