суримана
я сижу на подоконнике, у края земли, в городе, который ты когда-то назвал Прекрасным Между. и не знаю ему лучшего имени. потому что из всего изобилия твоих качеств, неизменно проявлено только одно - точность.
я слышу, как под моими горячими пятками воет тяжелая ангара, вот и она подается всей собой к любимому. остановится - будет источать прогорклый, бледный запах смерти. тот, что исходит от тех, кто никого не любит.
я слышу за стеной номера резкие, протяжные мантры любви. да такие громкие, что опасаюсь поймать голым плечом густую кровь из напряженных перепонок. они манят мое холодное, умершее почти, тело, как бандерлоги, к стенке, залитой плюшевыми обоями в мелкий цветок. и я думаю о том, как давно, целую вечность, не занималась любовью. это как вышивка, как вязание, что не делаешь долго и забываешь, как.
однажды, в старинном замке, на другом конце земли, под баюкающим мокрым снегом, бог преподнес нас друг другу в подарок. королеву и короля. и не было музыки чище наших с тобой мантр. я запускала смуглую ладонь в твои прозрачные волосы и урчала, как дикая кошка, слизывая с мягких губ твое молоко. а ты смотрел на меня аквамариновыми впадинами, знал, что море, которое плещется в них, - самый короткий и правильный путь сделаться для меня любимейшим из мужчин. я прижимала твою теплую голову к животу и боялась дышать. мне казалось, не услышу чего-то важного. ведь так долго я ждала, что холодным ключом вырвется из твоего горла честное, без примесей, без фальши «люблю».
ты сломал женщин больше, чем я карандашей над неполучившимися стихами. и я так верила, что все твои женщины тоже были неполучившимися, а я стану шедевром. но бог передумал в последний момент. system error. решил защитить то ли тебя от меня, то ли меня от тебя. обезумевшая парка вывела черту, соединяющую нас, куда-то не туда. что за беда, за парками тоже нужен глаз да глаз.
ты уже и не помнишь, как тоненько я завываю, когда ныряешь в меня, тяжелый, сильный и гладкий. а я помню все, только не знаю, как переживу это обожженное лето. мне так страшно его начинать. так непривычно, горько и нелепо делать что-то без тебя.
остановить это тусклое, еле ощутимое, биение тоненькой венки жизни во мне может только новая жизнь. но и ее нет во мне. я вижу, ты голоден, но есть из моих рук отказываешься наотмашь.
я хожу по кромке подоконника, как суримана по краю обрыва. умереть первой - значит, подарить себе вечную жизнь.
я слышу, как под моими горячими пятками воет тяжелая ангара, вот и она подается всей собой к любимому. остановится - будет источать прогорклый, бледный запах смерти. тот, что исходит от тех, кто никого не любит.
я слышу за стеной номера резкие, протяжные мантры любви. да такие громкие, что опасаюсь поймать голым плечом густую кровь из напряженных перепонок. они манят мое холодное, умершее почти, тело, как бандерлоги, к стенке, залитой плюшевыми обоями в мелкий цветок. и я думаю о том, как давно, целую вечность, не занималась любовью. это как вышивка, как вязание, что не делаешь долго и забываешь, как.
однажды, в старинном замке, на другом конце земли, под баюкающим мокрым снегом, бог преподнес нас друг другу в подарок. королеву и короля. и не было музыки чище наших с тобой мантр. я запускала смуглую ладонь в твои прозрачные волосы и урчала, как дикая кошка, слизывая с мягких губ твое молоко. а ты смотрел на меня аквамариновыми впадинами, знал, что море, которое плещется в них, - самый короткий и правильный путь сделаться для меня любимейшим из мужчин. я прижимала твою теплую голову к животу и боялась дышать. мне казалось, не услышу чего-то важного. ведь так долго я ждала, что холодным ключом вырвется из твоего горла честное, без примесей, без фальши «люблю».
ты сломал женщин больше, чем я карандашей над неполучившимися стихами. и я так верила, что все твои женщины тоже были неполучившимися, а я стану шедевром. но бог передумал в последний момент. system error. решил защитить то ли тебя от меня, то ли меня от тебя. обезумевшая парка вывела черту, соединяющую нас, куда-то не туда. что за беда, за парками тоже нужен глаз да глаз.
ты уже и не помнишь, как тоненько я завываю, когда ныряешь в меня, тяжелый, сильный и гладкий. а я помню все, только не знаю, как переживу это обожженное лето. мне так страшно его начинать. так непривычно, горько и нелепо делать что-то без тебя.
остановить это тусклое, еле ощутимое, биение тоненькой венки жизни во мне может только новая жизнь. но и ее нет во мне. я вижу, ты голоден, но есть из моих рук отказываешься наотмашь.
я хожу по кромке подоконника, как суримана по краю обрыва. умереть первой - значит, подарить себе вечную жизнь.