Nov 29, 2011 09:30
Чтение Золя напоминает мне рытье в развалах блошиного рынка. Хлам, ветошь, рухлядь, старые монетки, книги без обложек - ух ты, музыкальная шкатулка с каруселью! И опять хлам, надтреснутая посуда, моток сухой изоленты, чей-то линялый халат - и вдруг кончик чего-то восхитительного - потянули - ах нет, показалось. Но дальше, дальше, что у них там под этим тряпьем?
А потом вдруг рраз - посреди дурацкой, тяжелой, полной отчаяния сцены -
"- Вы напрасно упорствуете, сударыня; ведь я и сам нахожу, что манто неудачно.
Один из газовых рожков свистел, и в спертом влажном воздухе теперь слышен был только
этот резкий звук. Зеркала на дверцах шкафа отсвечивали широкими полосами яркого света, ложившимися на красные штофные обои, где мелькали две женские тени. Флакон духов вербены, который забыли закупорить, издавал неопределенный и грустный запах вянущих цветов".
И ведь нигде в другом месте, может, и внимания бы не обратила на этот откупоренный флакон, а тут стоишь, смотришь и не знаешь - вроде бы ничего особенного, и зачем он нужен, и хочется унести с собой.
И вот еще мне кажется, что у Булгакова в истории с инфернальным дамским магазином на сцене Варьете без Золя таки не обошлось.
ловля снов,
книгочейское